Со страниц книги

Повисает тишина. Рюджин сжимает губы, Джису всхлипывает. Йеджи кожей ощущает напряжение в комнате и неловко делает шаг к девушкам, пытаясь сделать ситуацию чуть лучше. Но Джису поворачивается к ней прежде, чем Йеджи успевает что-то сказать, и все слова вылетают из головы, когда она видит ее глаза. Джису не плачет, но в ее взгляде столько пронизывающей, горькой пустоты, что Йеджи чувствует такое же горькое сожаление внутри. Она, покачиваясь, идет к выходу из дома в такой же тишине, только нечаянно задевает плечом Йеджи. — Извини, — шепчет она, но глаз не поднимает. Лишь когда ее шаги затихают, Йеджи обращается к Рюджин: — Зачем? — она говорит всего одно слово, потому что больше сказать не может. — Так было надо, — выдыхает Рюджин и запускает бледные ладони в черные волосы. — Она заслуживала знать правду. Йеджи не знает, как реагировать. Все пережитое за сегодня смешивается, и она опирается на стол. В голове тут же возникают различные варианты событий — Джису может рассказать другим. Может не рассказывать. Может захотеть самостоятельно поквитаться с Рюджин. В последний вариант верить, конечно, не хотелось. Йеджи смотрит на Рюджин. Та не шевелится. Безжизненно глядит в стену, сжимая ладони в кулаки. — Когда приедет Черен? — решает спросить Йеджи, потому что терпеть эту тяжелую, давящую тишину она уже не может. — Сегодня, — Рюджин наконец оживает, переводя взгляд на Йеджи, и та чуть не вздрагивает от темноты в глубине зрачков. — Уже скоро должна приехать. Может… уже через несколько минут. — Понятно, — поспешно отзывается Йеджи. — Это хорошо, наверное. После того, как она замолкает, в комнате вновь повисает тишина. Даже не повисает, а навязчиво надавливает на плечи, вынуждая всеми силами неловко избегать взгляда того, с кем ты заперт в этом четырехугольном пространстве. Но, тем не менее, к такой тишине можно привыкнуть быстро — вот и Йеджи привыкает, почти что испуганно отшатываясь от неожиданно вставшей Рюджин. — Боишься меня? — та склоняет голову вбок, взглядом изучая Йеджи. — Нет, — упрямо отвечает она, храбро глядя на Рюджин. Она не лжет — даже несмотря на признание в убийстве человека, Йеджи очень сильно тянет к ней. — Но почему ты так сделала? Уб… — она запинается, — убила человека? Рюджин сильнее опускает голову, смотря куда-то на пол. Когда Йеджи начинает казаться, что она так ничего и не ответит, Рюджин громко фыркает: — Тебе не понять, принцесса. От этого непривычно едкого, ледяного «принцесса» все внутри будто бы покрывается холодом. Йеджи застывает. Рюджин тихо проходит к выходу из дома. Открывает-закрывает за собой дверь. Йеджи вслепую нащупывает стоящий рядом стул и опускается на него. Почему-то сейчас — глядя в стену в пустом доме — она чувствует себя опустошенно. Так она себя не чувствовала… да почти никогда. Даже на сегодняшней тренировке, после нескольких десятков выпущенных (и, конечно, попавших в цель) стрел. Сознание вновь услужливо рисует пугающие картины. Стена огня, кричащие люди, поднимающие вверх руки… Йеджи мотает головой. Все. Хватит. Гораздо полезней сейчас думать, что нужно делать в сложившейся ситуации. Дождаться Черен до того, пока расстроенная Джису не расскажет кому-нибудь о произошедшем. Тогда достанется и Йеджи, и Рюджин… Ну вот. Снова она навязчиво возникает в ее мыслях, будто притягивает к себе своим жаром. Даже когда на улице холодно, и оголенную одеждой кожу сильно обжигает жестокий мороз. Кстати, Рюджин же пошла на улицу. Интересно, зачем? Последняя мысль ей не нравится до прошедшей по телу дрожи. Йеджи вскакивает на ноги. На место опустошенности приходит тревожность — такая сильная, что дыхание перекрывает на пару секунд, пока Йеджи спешно открывает дверь. Почему-то ей кажется, что сейчас непременно должно что-то произойти. Йеджи не обращает внимания ни на дунувший в лицо наглый ветер, ни на уже ставший привычным холод — ведь сейчас ее пальцы холодеют отнюдь не из-за погоды, а из-за плохого предчувствия, горьким вином разливающемся на языке. Сердце стучит так сильно, что, кажется, его стук отдается в ушах. Йеджи опасливо выглядывает из-за угла дома — и от картины перед ней замирает. Толпа. Большая толпа на заднем дворе ее дома. Они что-то кричат, пальцами тыкают в ту, кто стоит перед ними, опустив голову. Рюджин. — Что тут происходит? — Йеджи пытается придать своему голосу силы, когда выходит к толпе и ободряюще (ну, она пытается) смотрит на Рюджин. Та никак не реагирует. Толпа на пару секунд затихает, но потом снова взрывается ярким фейерверком. Йеджи узнает тех парней, которые несколько дней назад ходили на охоту за Зверем. Среди них есть и Феликс — он стоит в стороне, виновато глядя на Йеджи и пытаясь утихомирить остальных. Получается у него плохо, честно говоря. Через несколько мгновений Йеджи начинает различать отдельные возгласы. — Ведьма! — Чудовище! — Убийца! Йеджи непонимающе хмурится, но все внутри нее покрывается жаром, пылающим огнем. Они знают, осознает Йеджи, и это осознание бьет ее под дых. Раздается кашель, и толпа послушно замолкает. Вперед выходит какой-то парень — глаза недобро прищурены, губы сжаты. Йеджи вскидывает подбородок, выдавая показушную храбрость, пока сердце все усиливает свой темп — оно бьется о ребра с такой силой, будто в любой момент может вылететь из ее грудной клетки. — Дело в том, красавица, — выделяет он последнее слово. Его рот растягивается в корявой, злой ухмылке, — что особа, около которой ты сейчас стоишь, является тем, за кем мы охотились десять чертовых лет! — под конец он срывается на крик. — Зверем. Она — Зверь. — И что? — спрашивает Йеджи. Она шагает ближе к Рюджин, стараясь загородить ее от других и попутно пытаясь вглядеться в выражение ее лица, но она лишь опускает голову еще сильнее. — Я знаю. — Говорю же, они заодно, — вдруг выскакивает какой-то мелкий парень. Он на голову ниже первого, но смотрит с такой же наглостью, выпячивая вперед челюсть — видимо, пытается казаться круче. — Я сто раз тебе рассказывал, что сам видел сегодня утром, как они вместе огонь разжигает! Йеджи сглатывает ком в горле, невольно вспоминая про то, как она на сегодняшней тренировке слышала хруст снега позади себя. Тогда она решила, что это собака или кошка. Оказывается, что нет… — Не влезай, — осаждает парня старший. Он отодвигает того обратно в толпу и деловито приближается к Йеджи еще на пару шагов. — Так вот, красавица… Давай заключим сделку: ты уезжаешь обратно в столицу, а мы… кхм, делаем нужное дело. — Чего ты так с ней церемонишься? — возмущаются из толпы. Старший недовольно оглядывается на них, но они продолжают. — Она ж наверняка плевать хочет на нас, ей главное — чудовище отвезти в замок, чтобы денег побольше получить. Йеджи теряет дар речи от такого предположения, но толпа не хочет молчать: — А с чего ты вообще взял, что это баба? — кричит кто-то особо наглый. — Вон, штаны носит, из лука стреляет. Может, это мужик, которой девкой ради забавы притворяется? Парни гогочут. Йеджи чувствует, как к горлу подкатывает шершавое раздражение. Она оглядывается на Рюджин и почему-то обхватывает ее запястье своими пальцами. — Не бойся, — шепчет она. Рюджин впервые поднимает голову, и Йеджи тонет в темной глубине ее глаз. — Мы что-нибудь придумаем. — Я не боюсь, — также тихо отвечает Рюджин. Йеджи в попытке подбодрить ее сжимает пальцы чуть сильнее — и внезапно нащупывает пульс. Он на удивление ровный, даже медленный, и Йеджи с пугающей ясностью осознает: Рюджин вправду не боится. Она злится. Злость эта медленная, но опасная, будто хищный зверь, мягко и незаметно выслеживающий свою жертву. Йеджи проходится прояснившимся взглядом по лицам людей, столпившимся около них. Их лица выражают много всего: наглость, злобу, страх, вину. Но также Йеджи понимает: она сильнее их всех. Просто дайте ей лук и стрелы, и она покажет этим тупых, необразованным деревенщинам. Эта мысль настолько непривычная, что Йеджи пару секунд зависает над ней, а затем усилием воли отодвигает ее куда-то на задворки разума. Сейчас гораздо важней подумать о том, что же им делать в сложившейся обстановке, как незаметно скрыться с места действия… Первой на ум приходит Черен, которая как раз должна будет возвратиться сегодня. Поэтому Йеджи решает потянуть время. — Ты говорил о каком-то нужном деле, которое вам нужно выполнить, — обращается она к старшему парню. — Что это за дело? — А вот это, красавица, тебя не касается, — он посылает ей слащаво-снисходительную улыбку, и Йеджи чувствует очередную волну раздражения. Она фыркает, на что люди из толпы начинают недовольно перекрикивается. — Пусть чудище нам отдаст и валит отсюда, надоела! — тот парень, подглядывающий за ними утром, снова вылезает вперед. Йеджи оценивающе скользит по нему взглядом. Шуба хорошая, мех наверняка теплый… но ее напрягает то, как парень держит правую руку возле кармана, будто собираясь вытащить что-то. — А то что? — это вырывается из ее рта прежде, чем Йеджи успевает подумать, что не стоит провоцировать толпу охотников. Младший оскаливается — и достает из-за пазухи нож. Железо ярко блестит в лучах зимнего солнца, и у Йеджи на секунду перехватывает дыхание от ощущения опасности, отдающего в висках. Нож острый и большой — его лезвие дольше, чем мужская ладонь. Опасно. — Убери, — старший поспешно загораживает своим телом младшего и боязливо оглядывается, но поздно — Йеджи его заметила. Она делает шаг назад, но запястье внезапно перехватывают. — Надо валить, — говорит Рюджин. Йеджи согласно кивает и смотрит на толпу, оценивая обстановку. Пока что мысли не складываются в полноценный план действий, так что им остается лишь ожидать дальнейших действий. Люди возмущенно перекрикиваются, и все голоса в голове Йеджи смешивается в один ком. Ей требуется несколько секунд, чтобы вновь сосредоточиться на происходящем — и первое, что она замечает, это пропажу того парня с ножом из поля зрения. Спустя секунду Йеджи краем глаза видит что-то темное сбоку и неожиданно даже для себя делает резкий шаг в сторону Рюджин, загораживая ее своим телом и перехватывая плечо парня. Осознание случившегося приходит позже, когда Йеджи видит перекошенное от злости лицо прямо перед собой. По телу тепло разливается триумф от того, что она сумела предугадать действия противника — но сдавленный выдох сзади сам собой немного умаляет вкус победы. Йеджи непонимающе хмурится, а затем ее тело насквозь прошивает волна боли. Она опускает голову. И видит нож, по самое лезвие вогнанный в ее бок.