Об Ангелах и Охотниках.

Рождество - особенный праздник. Сверкающий детским обожанием. Кричащий о человеческой душевности. Незапятнанный лицемерием и жестокостью. Он объединял души, живущие мечтаниями. Он связывал их прочнейшими красными нитями, не давая потеряться в толпе спешащих к своим семьям на главный праздник года людей. Рождество было ярким и громким, горящим разноцветными огнями. Оно пахло хвоей и маминым вишневым пирогом. Примерно таким представляли себе этот праздник мечтатели и просто сентиментальные жертвы маркетинга. Почему-то искусственные елки и безвкусные игрушки заставляли их сердца сжиматься от восторга, а пузатые мужики с бородой - пищать от радости. Дин и сам раньше был таким, пока не разочаровался в самом масштабном обмане года. Рождество никогда не было добрым и светлым. Чтобы это понять, достаточно вспомнить парочку особенно интересных празднований. 2010 год. Отец в первый раз оставил их с Сэмом одних, предпочитая своим сыновьям какой-то глупый корпоратив. Сейчас Дин понимал, что в связи с нехваткой денег в тот период, отец крутился как мог и не по собственному желанию бросил их, но два маленьких мальчика понять это не могли. И если Дин засунул своё разочарование глубоко в задницу, то Сэм, в связи с его нежным возрастом, такого сделать не мог. Младший брат тогда сбежал из тюрьмы, называемой номером в отеле, и почти замерз насмерть. Самый любимый день в году Дин провёл в поисках брата, пока не нашёл его грязного и мокрого у одной из мусорок в не самом безопасном районе города. И если Сэм дрожал от холода, то Дин дрожал от страха, но не только за жизнь младшего брата. Старший Винчестер знал, что ему обязательно влетит за то, что он не уследил за Сэмом, за которого он отвечал головой. И, конечно же, ему тогда досталось: синяки покрывали половину тела, а Фингал под глазом так и кричал о его очередной ошибке. Дин злился, безумно злился на себя и отца, но когда его глаза нашли Сэмми, свернувшегося на кресле калачиком, он чувствовал только радость и облегчение. 2013 год. Отец, кажется, ввёл привычку прогуливать все семейные праздники, не делая никаких исключений. Сэм был сломлен и обижен, хоть это и было не в первый раз. Дину безумно хотелось стереть с детского лица печаль, но только как? Джон понял, что оставлять деньги своим строптивым и до жути изобретательным детям нельзя, поэтому с карманными у Дина была небольшая напряженка. Последние деньги он спустил на свою первую гитару, поэтому был временно на мели. Но и оставить брата таким несчастным он не мог. Ничего лучше, чем обокрасть супермаркет, он не придумал, поэтому решил, что эта идея не так уж и плоха. Несостоятельность своего плана он понял только тогда, когда на его запястьях застегнули железные наручники. И самым ужасным было даже не то, что его могли посадить, а то, что о его шалости узнаёт отец. Дин из последних сил надеялся, что встретит Рождество в камере вместе с забавным бомжом и парой милых проституток, с которыми он неплохо поладил, но удача была не на его стороне. Сэм тогда долго плакал, не разрывая объятья, а Дин смотрел в глаза стоящего чуть дальше отца и знал, что ему конец. Хотелось остаться в камере вместе с проституками и бомжом, очень хотелось. 2017 год. Очередное одинокое, но хотя бы спокойное в этот раз, Рождество. Сэм звал его отпраздновать вместе, как и Бобби, Элен, Джо и Бенни, но он отказался. И даже если это было ошибкой, Дин просто не мог себе позволить портить праздник другим своим недовольным видом. Он сознательно выбрал банку пива и мясную пиццу. Он сознательно выбрал федеральный канал и глупую комедию. Он сознательно выбрал одиночество. Дин Винчестер был мучеником. Он всегда им был. Так уж вышло, что с Рождеством они друг друга не долюбливали. Каждый раз 25 декабря случалось что-то, что заставляло его ненавидеть злосчастную дату все сильней. И хотя дело было не в числе, а в людях, которые его окружали, он не готов был дать этому дню шанс. Ни. За. Что. Так он думал, пока не понял, что неведомым образом оказался в самом настоящем особняке, из каждого угла которого доносились рождественские песни. Это был загородный дом Бобби. В нём он проводил пару недель в году, когда хотелось немного отдохнуть. И если родные стены дома в Су Фолс давили на него ответственностью, то просторный и удобный особняк рядом с хвойным лесом почти заставлял его забыть о всех тяготах. В этот раз загородный дом с особым гостипреимством поприветствовал близких людей Сингера и их небольшие слабости. И если с близкими людьми было все понятно, то со слаюотями... Речь шла не только о их плохих привычках в виде алкоголизма или никотиновой зависимости, но и о других людях. Так небольшой слабостью Дина стал Бенни. Этот большой и добрый парень был совершенно одинок, будучи круглым сиротой и по совместительству холостяком со стажем. Дин, как и многие члены его семьи, любили этого парня, и просто физически не могли оставить его одного в канун Рождества. И хотя Бобби в любой подходящий момент говорил о том, что Бенни его раздражает, он тоже не мог устоять перед природным обоянием самого тёплого плюшевого мишки в мире. Кстати о Бенни... - Не спать! - раздалось у самого уха, а на плечах кто-то беззастенчиво повис. Не нужно было быть гением, что догадаться, что это был. - До Рождества осталось несколько часов, ты должен быть в форме! Логика и Бенни никогда не ладили, но замечали это все, кроме Лаффита. Призрачная "форма" в его голове существовала где-то рядом с алкогольным весельем и природным позитивом. Как все это было связано, не знал никто, но все делали вид, будто всё и так ясно. Вот и Дин решил последовать этому примеру, не задавая вопросы, которые были способны порвать ткань бытия. - Зато ты, я смотрю, уже в форме, - язвительно протянул Дин, улавливая легкий флер алкоголя. Ещё час назад Винчестер видел, как друг заворачивал куда-то, где, как он помнил, находился винный погреб. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы сопоставить данный факт и Весёлое настроение друга. Бенни не мог не выпить. Конечно же, он не мог. - И тебе советую последовать моему примеру, - нисколько не обиделся Бенни и даже широко улыбнулся, продолжая обнимать друга за шею. Он достал из-за пазухи какую-то бутылку и добродушно протянул её Дину. - Добрый Санта принёс тебе кое-что, - характерно для этого персонажа посмеялся он и похлопал Винчестера по спине. - Но отдам я его тебе только после того, как ты расскажешь мне стишок. Порадуй дедушку. Бенни сделал пару шагов от Дина и стал, побуждая к действиям, махать руками. Только сейчас Винчестер заметил, что он был одет в глупый новогодний свитер, а на его голове красовалась та самая красная шапка с белым помпоном. Искусственная борода на знакомом лице казалась такой несуразной и странной, что хотелось плакать. - Ну же! Я жду, мой мальчик, - все не унимался Бенни, так отвратительно изображая Санту. Будь Дин в более хорошем расположении духа, он бы посмеялся. Даже если бы его настроение было отвратительным, он мог бы стремительно повеселеть. Только вот Дин был скорее отстраненным и слегка уставшим, но никак не раздраженным или злым. Винчестеру хотелось сесть с уголке и думать о своем, не переживая о чужих чувствах и желаниях. - Я не знаю никаких стихов, дедушка, - со скрипом подыгрывал ему Дин, все еще не собираясь рассказывать стихи. Он стал спешно оглядываться комнату, пытаясь найти хоть что-то, что могло спасти его из такого незавидного положения. Двухметровая ёлка вряд ли могла бы его заинтересовать, как впрочем и тривиальный пейзаж на стене. - Я ведь знаю, что ты у нас настоящий поэт, не обманывай дедушку, - сощурил глаза Бенни и подошёл ближе. Он уже начал подходить ближе, не забывая гладить свои белые усы, подобно хищнику. Его взгляд был озорным и хитрым, походка - лёгкой и уверенной, вопреки небольшому опьянению. Дин уже начал непроизвольно пятиться, параллельно вспоминая все стихотворения, которые он когда-либо знал. Парень уже почти сдался под напором "Санты", когда дверь на дубовый стол с шумом опустились пакеты и коробки. - Дедушка, отпусти уже своего внучка, по нему и так твои олени уже проехались, - вмешалась в их игру Джо, уперев руки в бока. Она всегда умела усмирить Бенни, который был её лучшим другом, хотя иногда и казалось, что хрупкая девушка была мамой этого здорового лба. Джоанна устало вздохнула, наглядевшись на эту картину, и великодушно подала Дину руку помощи. - Лучше помоги мне разобрать сумки. Джо легким движением руки лишила Бенни его бутылки, покрутила её в руках и поставила на стол. Спустя секунду она оглядела Лаффита с головы до ног с легким прищуром, после чего привычно цокнула и закатила глаза. - Конечно, моя Снегурочка, все для тебя, - послушно отозвался Бенни, вытянувшись по струнке совершенно утрированно. Он даже приложил руку к голове, подобно рядовому солдату. Джо ещё раз цокнула, развернулась на каблуках и вышла из гостиной, зная, что друг последует за ней. .... - Что с твоим личиком, красавица? - промурлыкал Михаил, принимающий из рук Габриэля коробку с елочными игрушками. Новаки собрались все вместе и теперь наряжали небольшую ёлочку всей семьей. Ну как небольшую... Не три метра в высоту, но и не полтора. Самое то для небольшого дома Бальтазара, что находился в часе езды от города. Он был уютным и простым: просторная гостинная с мягчайшей мебелью, светлая кухня, соединённая с ней, две гостевых комнаты, несколько уборных, не впечатляющих размеров гараж. Не было у этого дома той помпезности и роскоши, которые любил Бальтазар, именно за это Новаки его и любили. - А то ты не знаешь? - съязвил Габриэль и машинально почесал нос. Он бросил взгляд в зеркало, где отражалась его недовольная физиономия. Его встретили сжатые в тонкую линию губы, чуть бледное от недосыпа лицо, слегка прищуренные глаза и потемневший синяк на скуле, который в отличие от разбитой губы заживать даже не собирался. - Конечно, знаю, - легко признался Михаил, которому эту историю во всех подробностях поведал Бальтазар. Кас даже слышал, что у последнего была видеозапись этого момента, но Габриэлю знать об этом было необязательно. - Зачем ты дрался-то хоть? - Я взрослый человек и самодостаточная личность, разве я не могу подраться иногда? - включил пубертатную язву Гейб, но это не мешало ему мирно развешивать на ёлку очаровательных ангелочков и снеговичков. - Драться надо тогда, когда знаешь, что победишь, - сказал Михаил, тоже украшая их Рождественскую ель. В ход пошли уже позолоченные шишки вместе с забавными белочками. Все эти задушевные разговоры, так и сквозящие показным ядом, казались Касу довольно милыми. Братья никогда не умели показывать свою любовь, но они могли подобным образом узнать как ты, совершено незаметно и завуалированно. Именно это и было их заботой. И хотя Михаил посмеивался над разукрашенным лицом Гейба, от Каса не укрылся взгляд старшего брата, наполненный сочувствием и недовольством. Если бы Михаил был на вечеринке, он и сам влез бы в драку, это было очевидно. - Разве ты не понимаешь, что он не мог оставить свою даму в беде? - вмешался в разговор Бальтазар, который расставлял на камине свечи и вешал на него носки. Параллельно он ещё и заказывал еду на дом, решал какой-то вопрос по телефону и смотрел спиной Рождественский фильм. - Он должен был защитить её честь, - размышлял Бальтазар, наслаждаясь побагровевшим лицом брата. - Знаю я эту даму, - хмыкнул Михаил и кивнул, очевидно, зная об интересе Габриэля. Он устало вздохнул и бросил ещё один сложный взгляд на Гейба, после чего покачал головой из стороны в сторону. - Оно хоть того стоило? - спросил он все-таки, решившись, и встретился с братом взглядом. - Однозначно, - сказал Габриэль спустя пару секунд абсолютно уверенно и честно, на что Михаил лишь кивнул, принимая этот ответ. - Дама в беде тебя отблагодарила? - снова подал голос Бальтазар, закончив с одной из своих задач. Незаметно для остальных он переместился в большое кресло горчичного цвета, утонув в нём полностью. - Почти, - поджал губы Габриэль, вспоминая тот вечер. В нём вспыхнули сожаление об упущенной возможности и полное принятие своего положения. Кажется, он уже смирился с тем, что их с Сэмом отношения развиваются очень медленно, не теряя своей волнительности. - Пожалуйста, скажи мне, что твой принц подарил тебе волшебный поцелуй, - теперь не смог молчать уже Кас, ловя на себе несколько удивленных пар глаз. Бальтазар начал беззастенчиво смеяться, а Михаил не сдержал Тихий смешок, начиная улыбаться от уха до уха. Кас же просто хотел знать ответ на этот вопрос, надеясь, что не проиграл в их с Дином глупом пари. Габриэль не мог его подставить. Куда делось его хваленое бесстыдство, которое способно было сразить наповал даже самых неприступных людей. - И ты туда же? - оскорбленно протянул Габриэль, будто его только что предали. Он поджал губы и отвёл взгляд, не желая говорить об этом. "Всему своё время" - твердил он себе, не переставая. - Ну серьезно? - упал Кас в кресло, от бессилия и горя закрывая лицо руками. Ему было даже не столько, грустно от собственного проигрыша, столько из-за несчастья брата. Гейб был слишком скромен с Сэмом, что совершенно не вязалось с обычной манерой поведения Новака. Габриэль работал порноактером, он просто не умел смущаться. Так почему же он стал таким... Таким другим? - Почему ты медлишь с ним? Любой другой уже давно пал бы к твоим ногам - А почему ты медлишь со своим Винчестером? - не остался в долгу Габриэль, попадая своим вопросы прямо в цель. Кас отнял руки от лица и взглянул на брата задумчиво и немного потрясенно. Он и сам раз за разом зарывал голову в песок, хотя подходящих случаев было много. - То-то и оно. Габриэль и Кастиэль погрузились в глубокое молчание, копаясь в собственной голове подобно археологам. В головах всплывали образы и картинки, не слишком яркие, но очень важные. И каждый раз знакомый алгоритм действий: шаг вперед - три шага назад. Очередной поиск оправданий, очередная неловкость, очередное смущение. Не азарт и уверенность, а страх и волнение. Интересно. Даже слишком. - Мне вас даже жаль, ребята, - окинул братьев взглядом Бальтазар. Он покачал головой и глубоко вздохнул, надеясь, что это когда-нибудь кончится, но не слишком стремительно. Ему же надо было чем-то заняться. Это сериал Бальтазару нравился, и он не хотел искать новый. Что может быть лучше забавного взаимодействия Новаков и Винчестеров? - Такой ты сказочник, Бальт, - сказал Габриэль и тоже раскинулся на диване, присоединяясь к другим Новакам. На экране Гринч в свойственной ему манере крушил и злился, а в гостиной сидели(лежали) уставшие, но почти счастливые парни, чувствуя что-то вроде спокойствия и тепла, человеческого и необходимого. ...... День назад. Ветер слегка стих, пошел снег. Уровень алкоголя в крови уже давал о себе знать, хотя опьянен Дин был только близостью одного конкретного человека. Парень был в настолько приподнятом настроении, что он даже не думал о том, чтобы дать хороший подзатыльник брату за его выходку или хотя бы убедиться в том, что у него нет сотрясения. Это должно было его напрячь, но сердце было оккупировано спокойствием и умиротворением. А виновником такого состояния был, конечно же, Кастиэль Новак, что стоял рядом и курил с ним одну сигарету на двоих. Хотелось пищать от счастья, но он позволил себе только мягкую улыбку, которая заставила его лицо светиться изнутри. Морщинки в уголках его глаз делали черты его лица мягче, только подчёркивая плавный изгиб губ. Громкие разговоры, нередкий смех и общий шум, создаваемый гостями мероприятия был его специфическим саундтреком, абаюкивающим, прогоняющим тревогу и беспокойство. И ничего уже не могло сделать его вечер лучше. Или же нет? Откуда-то раздались первые аккорды, до смешного знакомые и уже родные. Гости притихли, находя взглядом свои половинки, а Новаки подозрительно улыбались, иногда поглядывая на людей, стоящих на терассе. Музыка лилась ручейком, наполняя чувствами иссушенное сердце, переливаясь через края, затопляя душу, вытекая из ушей и рта. Плавная и задушевная, протяжная и действительно сердечная. Дин знал её очень хорошо. Это мелодия была частью новой песни Ангелов с говорящим названием "The Poison". Улыбка сама собой стала шире, а по коже прошлись мурашки. И когда дорогой сердцу голос, глубокий, проникновенный, густой и тягучий, прозвучал, он произнёс первые слова вместе с ним. "...Любовь к тебе подобна яду, что убивает меня день за днем. Хотя гнить изнутри оказалось приятно, Эта болезнь съедает меня живьем. Боль в сердце усилилась пятикратно, А чувства горят под кожей огнем. Это скоро убьет меня, вероятно, Но, может, такая смерть подарит мне покой?..." Солист группы не пел, он протягивал слова, предавая им большей значимости, пока обращался к кому-то неизвестному. Это даже не было похоже на песню в обычном её понимании. Это было стихотворением, чувственным и откровенным, льющимся вместе с подходящей мелодией. Спокойная и плавная музыка выгодно обрамляла глубокий низкий голос, делая его похожим на громкий шопот, интимный и личный. "...Я устал сгорать от жалкого желанья Просто коснуться тебя рукой. Наша дружба не выдержит признанья. Моя жизнь превратилась в сон затяжной. Стала больше на сердце рана рваная. Капля дождя покатилась по стеклу слезой. И как бы сильно не хотел для нас романа я, В этом фильме не я главный Герой..." Вокалист продолжал свою историю, заставляя сердца сжиматься от сожаленья. А Дин мог лишь произносить эти слова вместе с ним, беззвучно открывая рот. Мог лишь прожить его боль в месте с ним. "...Ты не придешь на вокзал с букетом Но я все-равно буду ждать тебя до конца Не споешь под окном мне фальцетом, А я просижу у окна до утра..." Разделял с поющим его чувства Дин, удивляясь тому, как идеально они ложатся на его собственную душу, истерзанную и мечтающую. Он все это время глядел на хлопья снега, падающие с неба, кружащиеся в танце и веселящиеся. И Дин, конечно же, не мог заметить интерес к его персоне от другого человека, стоящего рядом с ним. Кас уже какое-то время смотрел на него, пытаясь разглядеть что-то, что было известно только ему. Пока до его ушей доносился его же голос, шершавый и звучный, он мог лишь глупо смотреть на чужие губы, пока те шевелились. "...Да, ты прав, мы не связаны никаким обетом..." Продолжалась песня, неумолимо приближаясь к концу. Дыхание слегка сбилось, а руки едва уловимо задрожали. Кас знал, что поётся дальше. "...И если моя зависимость - ты, твоя - никотин..." Эти строчки и сам Кас проговорил, с трудом размыкая губы. Говорить эти слова, глядя на человека, которому они были адресованны... Это было волнительно и страшно, даже учитывая тот факт, что заветные слова так и не были сказаны. Признание повисло в воздухе подобно слону в комнате, только вот его видел только Кас. "...Нам не стать известным вокальным дуэтом..." Покачал головой из стороны в сторону Кас, виня себя за безрассудство. Сердце бешено стучало, а лёгкие горели. Перед глазами пронеслись все неоднозначные моменты вечера, сливаясь в неразборчивую кашу. Грусть осела в горле горьким пеплом, или это был табачный дым? "...Ведь для меня первым можешь быть только ты один..." Прозвучали заключительные слова, прекращая ту пытку, что устроили, очевидно, его братья. Дин грустно улыбнулся, опуская взгляд на перила. А Кас лишь в последний раз взглянул на него, отворачиваясь. - Не думал, что ты знаешь её, - сказал Новак спустя пару минут тишины. Хотя молчали только они оба, пока в помещении продолжалось всеобщее веселье, что априори не могло быть тихим. - Наизусть, - хмыкнул Дин, подтверждая его слова. Он посмотрел на Каса и легко улыбнулся, не замечая сразу его подавленности. - Даже так? - спросил брюнет, делая вид, будто этого не знал. Будто не смотрел все это время на Дина, ловя каждое движение его губ так жадно. - Просто я фанат этой группы, вот и все, - пожал плечами Дин, возвращая себе привычное озорство. Они оба знали, что это была за группа, оба знали её солиста, но говорили так обтекаемо и обобщённо, будто даже не были с ним знакомы. - О. Не думал, что тебе такое по душе, - сказал Кас совершенно искренне, ведь действительно считал, что романтичность и томность песен Ангелов была не для него. Дин был ярким и энергичным, он любил динамичность и эффектность. Грустная и мечтательная окраска творчества Каса мало вписывалась в эти стандарты. - Обычно нет, - согласился с ним Дин. Он и сам знал, о чем говорит Кас. Но последний не догадывался о том, что дело было не столько в общем настроении музыки, сколько в самих музыкантах. - Тогда почему ангелы. Есть причина? - не понимал Кас. Он нахмурился и наклонил голову к плечу, разглядывая Дина так, словно пытался найти ответ на его лице. Брюнет сжал руки на поручне, чувствуя необъяснимые волнение и напряжение. Дин взглянул на него совсем открыто, хотя этот взгляд и был совершенно нечитаемым. Он был сложным и задумчивым. Это, пожалуй, все, что Кас мог о нем сказать. И снова эти гляделки. Снова эти глаза, сверкающие и искрящиеся. Не было ни единого шанса отвернуться. Ни одного. - Есть, - прервал их игру слишком быстро Дин, будто безумно боялся проиграть. Он отвернулся от Каса и твердо кивнул, предавая своим словам ещё больший вес. - Очень значимая, - произнёс он тише и бросил взгляд на Каса, который даже если что-то и понял, то наотрез отказывался об этом думать. ..... Часы только пробили двенадцать, а Элен уже танцевала с Бенни, которого любила почти так же сильно, как и свою замечательную дочь. Лаффит же любовно называл её в тот вечер Снежной Королевой, с удовольствием даря этой невероятной женщине танец, который, он надеялся, будет не единственным за ночь. Джо заливисто смеялась, пока её мать заставляла Бенни крутиться вокруг своей оси, подобно хрупкой даме. Сэм снимал все на видео, не забывая отпускать иногда забавные комментарии. Даже Бобби был не против посмеяться. Вдруг раздался звонок в дверь, который, впрочем, никто и не услышал. Звон ещё раз повторился, после чего Дин направился к входной двери, бросая за спину что-то вроде "Я открою". Он открыл дверь и тут же замер на месте, не зная, что и думать. Перед ним стоял самый обыкновенный доставщик в красной кепке и куртке такого же цвета. В руках он держал какую-то коробку и пластмассовый планшет с бумагой. Он взглянул на Дина и широко улыбнулся. - Доставка на имя Дина...Винчестера, - прочитал он с листа имя и фамилию и снова вернул все свое внимание Дину. - Эээ... Это я, - недоуменно ответил парень, хмурясь все сильнее. За спиной раздался громкий хохот, а с улицы подул сильный ветер, что заставило его прийти в чувства. Дин почесал затылок к глупо уставился на доставщика. - Замечательно, - ответил он, игнорируя небольшую заминку. Он развернул к Дину свой планшет и вручил ему ручку. - Распишитесь, пожалуйста, - попросил он, все так же улыбаясь. - Да, конечно, - бробормотал Винчестер и быстро расписался, отдавая предметы обратно. - Это ваше, - протянул доставщик ему подарочную коробку и сделал какую-то пометку. - До свидания и Счастливого Рождества! Доставщик тут же испарился, словно его тут и не было, а Дин так и остался стоять в дверях, с подозрением глядя на коробку. Что за хрень? Особого труда ему стоило заставить голову снова функционировать, а руки - закрыть дверь. Почему его сердце бешено билось? Почему его руки дрожали? Почему колени подгибались, а голос вдруг пропал? Потому что у коробки была бирка, на которой аккуратным почерком было выведено: "Придурку Винчестеру от Каса. С Рождеством, Дин." И даже не важно было, что конкретно было в коробке, пусть даже бомба. Плевать. Ведь смысл не в содержимом, а в том, кому принадлежали эти буковки, написанные так чисто и красиво. И впервые за все эти годы, полные горя, злости и скорби, он мог с уверенностью сказать: "А Рождество не такой уж и бессмысленный праздник. Что-то в нём есть." Глупо было бы причислять за это все заслуги Касу, ведь не только он был рядом, не только он поддерживал Дина в трудные времена. Рядом с ним были Джо, способная одним взглядом заставить чувствовать стыд или восторг, Бенни, одним своим видом делая все проблемы бессмысленными и неважными, Сэм, чьё лицо было настолько глупым, что хотелось плакать от смеха, Бобби, чьё легкое похлопывание по спине заменяло самые крепкие объятья, Элен, что неизменно заставляла его чувствовать себя тем секс-символом, которым его обзывали в газетах. Все они заставляли его сердце биться чаще, а его самого - желать и чувствовать. Впервые за долгое время Дин чувствовать себя живым, и это было заслугой его семьи - большой и дружной, смешной и веселой, крепкой и такой разной. И хотя единственным его родственником был Сэм, его семьёй были ещё и хмурый, грубый Бобби, милая Элен и острая на язык Джо, взбалмошный и активный Бенни, дражайшая Чарли. Потому что семья не заканчивалась кровью. Никогда ею не заканчивалась.