Об Ангелах и Охотниках.

- Кастиэль, что ты здесь делаешь? - холодно и настороженно произнес Чак, который так вовремя вернулся домой, и конечно же, сразу направился в святая святых - свой кабинет. Если бы Каса спросили, что он чувствовал в этот момент, он не смог бы ответить, ведь с трудом дышал, не говоря уже о каких-то мыслительных процессах. В голове было одновременно пусто и слишком засрано. На языке крутилось несколько ключевых фраз: "ничего, просто ворую у тебя", "блять, я идиот" и "гуляю". Это, пожалуй, все, что вам нужно знать. А если серьезно, то Кастиэль в панике пытался придумать нормальный ответ на этот очевидный вопрос, причем очевидный настолько, что парень параллельно уже начал ругать себя за то, что не придумал подходящий ответ как раз для такого случая заранее. Что делать? Нужно как-то отвлечь отца. Ошарашить? Или же смутить? Но как? - Я решил прогуляться по дому, пока тебя нет, вспомнить былое... - начал Кастиэль, пытаясь на ходу смешать правду с ложью и обрамить это все красивой каёмочкой из мелких деталей. - Проходил мимо, а кабинет был открыт. Я сначала подумал, что ты уже вернулся, но здесь никого не было, - продолжал он. Ни один мускул на его лице не дрогнул, как, собственно, и его голос. Даже сам Кас поражался своей способности так складно врать. - Я хотел подождать тебя тут, но только потом понял, что это будет очень странно, так что... - И зачем ты меня ждал? - спросил Чак, от которого за километр сквозило недоверием. Во время того, как Кас рассказывал ему эту замечательную и правдоподобную историю, выражение его лица несколько раз менялось. Сначала он выглядел удивленным, потом злым, чуть позже - настороженным. Теперь он сильно хмурился, а его настроение было уже сложнее разгадать. - Тебе что-то нужно? - Честно говоря, я хотел поговорить с тобой, - говорил Кас, не поспевая за своим языком. Его рот открылся прежде, чем он успел все обдумать. Парня охватила небольшая паника, которая, к счастью, никак не отразилась на его лице. Нужно было срочно придумать, что же Кас мог хотеть обсудить с любимым папой. Что нормальные дети обсуждают с родителями? Нужна хоть какая-то тема. - Наедине. - Ох. И о чем же? - спросил Чак, проходя мимо Кастиэля вглубь помещения. И он не забыл закрыть перед этим дверь, словно специально отрезая последний путь отхода... Конечно, было еще окно... Ладно, не было, но в крайнем случае... Чак подошел к письменному столу и положил на него какие-то бумаги, через какое-то время сел за него и постучал пальцами по деревянной столешнице. - Я не думаю, что тебе это понравится... - так и не придумал Кастиэль достойный повод для разговора тет-а-тет с отцом. В ход пошел план Б - беги. - Ох.. Зря я вообще сюда пришел. Я пойду, наверное? - Стой, - попросил его Чак, или даже приказал? Кас встал в дверях и беззвучно выругался, после чего медленно повернулся и взглянул на отца совершенно спокойно, но немного смущенно. Парень не мог сказать наверняка, когда он стал таким хорошим актёром, но уже сделал в голове пометку, чтобы не забыть поблагодарить за все Габриэля и Бальтазара, чьи жизни были похожи на бесконечную театральную постановку. В голове образовался самый настоящий рой, но не из пчел, а из идей. Как ему выкручиваться? Сейчас отец попросит все-таки рассказать о том, что его так беспокоит. И что же Кас должен ему ответить? - Присядь, пожалуйста, - кивнул мужчина на стул, стоящий возле стола. Причем выглядел он как скамья позора, только стул позора: скучный, жёсткий и явно неудобный. - Ты же не думаешь, что я могу тебя осудить? - вообще-то Кас как раз так и думал, но плакать хотелось не из-за этого, а из-за того, что он не мог придумать то, за что его мог осудить Чак. Но, тем не менее, Кас послушно сел на стул, заталкивая все свои инстинкты, вопящие "беги, пока можешь", поглубже. - Я всегда готов тебя выслушать. - Да, конечно, - легко согласился Кас, уже радуясь тому, что дверь в кабинет закрыта, ведь это исключало возможность случайного(или не очень) подслушивания. А это было в данный момент просто необходимо, ведь в голове вертелась одна отвратительная идея, которую он собирался оставить на крайний случай. Что ж. Вот и настал тот самый крайний случай. - Мне вроде как нужна помощь. - И что же тебя так беспокоит? - спросил Чак, который теперь выглядел заинтригованным и даже польщенным. Это было хорошо. Значит, дело почти сделано. Осталось только немного попозориться и все - миссия "укради у отца" выполнена. - Я думаю, что я влюблен, - сказал(прохрипел) Кас, заливаясь краской. Начинаем позориться... - Это ты про того милого мальчика? - произнес мужчина со всей вовлеченностью в проблему. Кас же его энтузиазм не разделял, ему хотелось провалиться сквозь землю. Причем его почти не смущал тот факт, что Чак даже не допускал возможность существования у его сына возлюбленной, и сразу подумал именно о неком "мальчике". - Как же там его зовут? Хм... Дэн? Или Дин? Винчестер, да? - Так ты его знаешь? - только и смог выдавить из себя Кастиэль. Он был безмерно рад, что ему не приходится делать лишнюю работу, ведь Чак сам раскрутил разговор до максимума. Но еще он был глубоко опечален тем, что даже сейчас все сводилось к одному конкретному человеку. Это уже перестало его раздражать. Теперь такая неприятность воспринималась им как данность и вызывала в нем только желание устало вздохнуть. - Конечно, знаю. Я же не в пещере живу, - пожал плечами Чак, он душевные муки сына словно и не замечал вовсе. - Как бы то ни было, вы двое очень известны. Ваши...отношения...не обсудили, пожалуй, только на религиозных каналах, - рассуждал мужчина. Касу даже показалось, что он слышал в голосе отца гордость? Раньше Чак не был в восторге от деятельности сына, особенно из-за того, что большинство его песен так или иначе казались ему богохульными. - Так он тебе все-таки нравится... Признаюсь, я сомневался в существовании вашей... Связи. - И ты не зол? - спросил Кас, немного ошарашенный той информацией, которую на него только что вывалили. Чак был горд им? Чак знал о недавнем скандале(скандалах)? Чак назвал Дина милым мальчиком? - С чего бы? - нахмурился мужчина, не совсем понимая, к чему клонит сын. - Я влюблен в...парня, - Кас отчаянно пытался не ставить в одном предложении слово "влюблен" и имя "Дин" рядом, что у него прекрасно получалось. А вот сказать, что он влюблен в парня ему было совсем не сложно. - И что? - поднял бровь в немом вопросе Чак. Кас выразительно посмотрел ему на грудь, где висел красивый золотой крестик. - О. Ты об этом. Богу нет дела до того, кого выбирает твое сердце, - начал Чак довольно снисходительно и мягко улыбнулся. - Люди не выбирают, в кого влюбляться. Они чувствуют, они пылают любовью. Разве может Господь порицать такое великое и чистое чувство? - продолжал он. Кас даже не сразу заметил, что Чак включил режим писателя. Он мог только удивляться тому, как этот человек умеет красиво говорить. Его речи порой могли быть похожи на одну огромную цитату из старого любовного романа, почти воняющего романтизмом и религиозностью. - Но я не понимаю, в чем здесь проблема... - Ты, наверное, заметил, что Д...Он довольно ветренный и непостоянный, - протянул Кас удивляясь тому, что начал изливать душу... Да, детали его "проблемы" были сильно приукрашены, но суть-то была действительно именно такой... - Я не уверен, что могу ему доверять. - Тут я тебе не помощник. Это можешь решить только ты, - сказал Чак, заглядывая сыну в глаза так, словно пытался в них что-то увидеть. В такие моменты могло показаться, что мужчина смотрит в самую душу, от чего становилось как-то зябко и неуютно. - А сам что думаешь? Что подсказывает тебе твое сердце? - Я не знаю, - пожал плечами Кас, поджав губы. - А мне кажется, знаешь, - хмыкнул Чак и хитро улыбнулся. - Но ответ тебе не нравится. - Я... Мне нужно подумать, - сказал Кастиэль и встал с самого отвратительного стула из всех, на которых он сидел. - Понимаю, - уже весело улыбнулся Чак и кивнул сыну. - Я попросил Анну накрыть на стол. Ты иди пока, я скоро подойду. Кас в ответ только кивнул и направился к выходу из помещения, всеми силами стараясь не бежать. Он беззвучно выдохнул, когда повернулся к отцу спиной, после чего открыл дверь и вышел из кабинета. В голове пестрело "неужели я выжил?". Когда дверь за парнем закрылась с приглушенным хлопком, лицо Чака несколько изменилось. Мужчина уже не улыбался. Он взглянул на документы, которые принес с собой из офиса, и нахмурился. Казалось, он о чем-то размышлял. Спустя пару минут Чак перестал играть в какие-то игры с самыми обычными бумагами и внимательно оглядел свой кабинет, задерживая внимание сначала на открытом окне, а чуть позже - на книжном шкафу. Что бы он не увидел, это его немного напрягло. Мужчина встал с кресла и направился к двери, но перед тем как покинуть помещение, он задержал свой взгляд на другом стеллаже дольше нужного и хмыкнул. В этот раз он дважды проверил, закрыл ли за собой дверь. ....... - Дин, дорогой, захвати из кладовки ружье! - крикнула Эллен из гостиной. Дин, который так вовремя решил покинуть свою дражайшую компанию, состоящую из еще не слишком пьяных, но уже очень веселых людей, был просьбе почти не удивлен. Когда общаешься с суровыми и в какой-то степени экстраординарными личностями столько, сколько Дин, перестаешь удивляться таким уже обыденным вещам. Ружье, так ружье. Вообще, Дин хотел дойти до машины и покурить.., то есть немного подышать свежим воздухом. Кладовка, мягко говоря, не была на его пути, так что ему пришлось слегка перестроить свой маршрут. Парень чисто интуитивно двигался по узкому коридору родного дома, чьи углы он знал наизусть. Кладовок в доме было несколько, но выбор почему-то сразу пал на ту самую, в которой они с Сэмом проводили добрую половину своего свободного времени в детстве. По правде говоря, это и не кладовка была вовсе, а небольшая комната, сверху до низу набитая разным хламом. Там можно было найти почти все: игрушечную лошадку, огромный мачете, кухонный фартук. Легче было сказать, чего там нет. Дин недолго плутал по коридорам и через пару минут поисков нашел нужную дверь. Она оказалась открыта и сразу же поддалась парню, со скрипом открываясь. В нос ударил клуб пыли, после чего последовал громкий чих. Рукой Дин нашел выключатель, затем последовал характерный щелчок. Комната озарилась неярким светом, который придавал всему содержимому помещения желтый оттенок. Парень двинулся вглубь комнаты, разглядывая предметы, покоящиеся на простеньких полках под внушительным слоем пыли. Знаменитый белый кот с поднятой лапкой, которого привозит домой чуть ли не каждый турист, побывав в Японии. Рядом с ним стоит небольшая шкатулка, где, как помнилось Дину, лежали талисманы из той же страны - небольшие конвертики разных цветов с надписями. Напротив этих вещей покоилась расписная тарелка, на которой был изображён какой-то романтический сюжет. Все эти вещи Бобби привез из Японии, где был в молодости. Дин знал, что помимо тарелки, талисманов и денежного кота Сингер хранил и еще кое-что, приобретенное в ту поездку: красивый бумажный зонтик красного цвета. Только вот парень не знал, где он лежал. Баночки разных размеров и форм. В одних лежали цветы, которые Дин никогда и нигде больше не видел, в других - коренья, похожие на женьшень или имбирь. Бобби зачем-то собирал все эти травы всю сознательную жизнь. Он покупал их за бешенные деньги, сажал некоторые в горшки, другие - сушил. Было ли это его хобби? Дин понятия не имел. Рядом с корешками и цветочками расположились не менее увлекательные экспонаты: кости разных животных. Как Дин помнил, у Бобби были кроличьи позвонки, совиные когти, рог носорога, чье нахождение в Су Фолс само по себе вызывало много вопросов. Эту коллекцию Дин тоже не до конца понимал, но по просшествии стольких лет стал всецело принимать. Ну нравится останки животных собирать, так собирай, если живых существ для этого не убиваешь. А в том, что Бобби не издевается над животными, Дин был абсолютно уверен, ведь знал: мужчина ни на одно из них и руку бы не поднял, а вот на людей... Дать любимым балбесам очередную оплеуху он всегда был рад. О. Ружье. Ну, не только оно. Несколько винтовок, покрытых большим слоем пыли, что вызвало в Дине только положительные эмоции. Кольт Миротворец - старый ковбойский револьвер. Он был любимым оружием Сингера. Пара пистолетов и кучка патронов, причем с солью. Зачем нормальному человеку патроны с солью?Может, чтобы назойливых соседей пугать? Это было в стиле Бобби. Парень решил не задерживаться в кладовке слишком долго, боясь остаться там навсегда, ведь даже сейчас, будучи уже не маленьким любопытным мальчиком, Дин испытывал своеобразный экстаз, находясь в самом интересном в мире музее - музее имени Роберта Сингера. Парень взял в руки ружье, перед этим проверив, не заряжено ли оно, и уже собиралася уходить, прихватив с собой несколько патронов, когда краем глаза заметил что-то интересное: старый фотоаппарат. Его он еще не видел, а ведь Дин облазил в свое время пыльный склад вдоль и поперек. Любопытство так и зудело где-то под кожей, пока парень не повиновался сверхъественному порыву прихватить его с собой. Дин перехватил оружие так, чтобы было удобно его нести в одной руке, а свободной конечностью он взял фотоаппарат. Вот теперь можно было покинуть кладовку, оставляя наконец столь интересные экспонаты наедине с темнотой и, конечно же, пылью. Дин не помнил, как добрался до гостиной, где до сих пор шумели его родные люди. Родные не по крови, но по духу. - Принес? - спросила Эллен, которая первая его заметила, она поставила на стол бутылку пива и протянула руки, чтобы взять оружие. - А как же? - ответил Дин, с близкого расстояния бросая ружье женщине в руки. Та его без труда поймала и продолжила смотреть на парня. - И это всё? - изогнула она свою тонкую бровь. Дин сразу же понял, чего та хотела и, закатив глаза, достал из кармана несколько патронов, после чего кинул их Эллен. - Умница, - хмыкнула женщина, поймав снаряды одной рукой. Она подбросила их в воздух и довольно улыбнулась. Сам же Дин, выполнив свое особо важное поручение, потерял к происходящему интерес. Он сел на диван и стал разглядывать свою находку. Парень стер пальцами пыль с фотоаппарара, после чего стал виден цвет его корпуса. Предмет был довольно обычного серего цвета, а его объектив - чёрного. Некоторые детали были песочного оттенка. Фотоаппарат не был старым, но казался Дину каким-то особенным. Возможно, дело было в том, что он по умолчанию считал, что любая вещь, принадлежащая Бобби, не может быть скучной и обычной. - Вот это ты откопал - послышался рядом знакомый грубый голос. Его владелец незаметно для Дина, подошел к парню и теперь смотрел на него сверху вниз. Настроение его можно было охарактеризовать как "спокойное", его довольно глубокие морщины немного разгладились, и хотя на губах его не играла улыбка, все равно казалось, что она там была. - А что в нем особенного? - спросил Дин у мужчины, продолжая крутить предмет в руках. - Да ничего, - пожал плечами Бобби и сделал глоток из пивной бутылки. - Самый обычный фотоаппарат. - И зачем он тебе тогда? - не унимался Дин. Он просто не мог поверить в то, что один из экспонатов музея имени Роберта Сингера может быть обычным. Это не вписывалось в рамки его мира. - А зачем людям фотоаппараты? - задал ему риторический вопрос Сингер. - Чтобы делать фотографии, конечно. - И как часто ты их делаешь? - произнес Дин с долей скептицизма. Он наконец-то поднял голову и взглянул на Бобби, ну совершенно не выглядящего как человек, который фотографирует хоть что-то кроме машин, похожих больше на груду металла, чем на средство передвижения, и запчасти от них. И это было неудивительно, ведь Сингер не только не был похож на такого человека, но им и не являлся. Наличие у него фотоаппарата само по себе вызывало ряд вопросов. - Ну вот сейчас и сделаем, - сказал Бобби, никак не реагируя на яркое недоверие со стороны своего названного сына. Он куда-то дел бутылку, что держал все это время в руках, и взял из рук Дина фотоаппарат. - Эй, господа празднующие, настало время сделать совместный снимок, - обратился он к остальным людям, которые, между прочим, все еще находились в комнате. Эллен, которая пыталась напоить в это время Сэма, параллельно показывая что-то на ружье, отвлеклась и в удивлении приподняла брови. Джо не сразу среагировала, ведь была очень занята - она громко смеялась над Сэмом, который то ли пытался отказаться от алкоголя, то ли желал напиться. Они с Сэмом с энтузиазмом приняли идею Сингера, поднимаясь со своих мест. Все трое довольно быстро сгруппировались около одной из стен. Сэм встал позади Эллен, обнимая правой рукой напольную вешалку, на которой висел какой-то плащ. Никто так и не понял, откуда младший Винчестер его взял, но это никого не волновало, ведь все уже находились в такой кондиции, когда подобные мелочи перестают иметь значение. По левую сторону от Эллен устроилась Джо, она положила руки на спинку кресла, которое, видимо, там уже стояло. Все трое терпеливо ждали оставшихся двух людей. - Ты уверен, что нам это нужно? - полушепотом спросил Дин. Его голос звучал недовольно, но сам же парень был очень рад такой инициативе от Сингера. Если так подумать, у них еще не было подобной фотографии, совместной, семейной... - Не занимайся членовредительством. Лучше иди встань к остальным, - отмахнулся от него Бобби, копаясь в фотоаппарате. Через пару минут он закончил эти махинации и взглянул на получающуюся картинку. - Обычные подозреваемые, встаньте все в угол. Эленн, Джо, Сэм и Дин, вставший между подругой и братом, подвинулись. Дин с Джоанной приобнялись. Сэм закинул руку на плечо брата. Эллен встала полубоком. Теперь Бобби был доволен. Он поставил камеру на стол, перед этим включив на ней таймер. Мужчина тоже вошел в кадр и сел на кресло. Перед тем, как фотоаппарат сделал снимок, Джо успела положить руку ему на плечо. Раздался характерный щелчок. Получившийся снимок вышел очень уж серьезным, даже при условии, что Сэм обнимал вешалку. Дин бы сказал, что фотография выглядит так, словно все люди, которые на ней запечатлены, умерли. Такое мнение было у всех, поэтому они решили сделать еще один дубль. Теперь таймер включал Сэм, но на обратном пути он запнулся об ковер и почти упал, что было довольно ожидаемо, учитывая его состояние. Скучные, хоть и искренние улыбки всех свидетелей этого казуса в мгновение превратились в откровенный смех. Сэм с трудом успел встать на свое законное место, снова обнял мистера Вешалку и брата. Прозвучал еще один щелчок. Последний снимок понравился всем. Он был действительно живым. На нем было прекрасно все: от смеющегося Бобби, что было такой большой редкостью, до плаща, висевшего на старой железной вешалке. Дин поднял голову к потолку, Джо зажмурилась и изогнула рот в такой широкой улыбке, что было видно все 32б елых зуба. Сэм согнулся пополам и почти касался лбом плеча Эллен, которая в свою очередь словно светилась, как и её глаза, в чьих уголках образовались очаровательные морщинки. Мистер Вешалка наклонился в сторону, что было заслугой Сэма, а плащ, висящий на нем, стал полноправным членом этой вакханалии. У Дина отчего-то оставалось ощущение, что кого-то на снимке не хватает, но он так и не смог понять, кого именно. Вроде как, семья была в сборе, и больше никого не должно было быть, но навязчивое чувство так и продолжало зудеть у Дина под кожей. Еще не давал покоя этот плащ, он казался очень знакомым, но вместе с тем и слишком обезличенным. Не Мистер вешалка должен был его носить, не он... А фотоаппарат все-таки оказался особенным, ведь хранил в себе память о настоящем семейном празднике, немного сумасшедшем, но оттого и самым лучшим. Дин улыбнулся и поднял взгляд от нового экспоната его любимого музея. Бобби встретил его понимающим взглядом и подмигнул ему. Парень всегда знал, что Роберт Сингер никогда и ничего не делает просто так. Теперь же Дин был действительно доволен и уже даже и не помнил, что пол-часа назад собирался покурить на улице. Никто не говорил об этом, но абсолютно все знали, что в ближайшие пару дней у каждого участника импровизированной фотосессии появится своя копия праздничной фотографии. Дин знал и о том, что собирается положить одну из копий в карман плаща, скрасившего снимок. Фотоаппарат же вернется на свое законное место, где его с почетом встретят другие, чуть менее особенные предметы, являющиеся частью кладовки Роберта Сингера. ..... Божебожебоже. Шептал на грани слышимости Кастиэль, пока его сердце чуть ли не прыгало в груди, а пульс не отдавался где-то в висках. Украденное кольцо жглось в кармане джинс. Каса накрыло волной из чувств, некоторые из которых он не мог разобрать. Первым было облегчение. Это было похоже на эйфорию после пережитого ужаса. Парень был почти счастлив, что жив, хотя, если подумать, то вряд ли бы он действительно лишился жизни даже при условии, что Чак узнал бы о маленькой афере Каса. Страх перед отцом не всегда был оправдан, но игнорировать его было просто невозможно. Следующим был стыд. Щеки порозовели. Захотелось ударить себя рукой по лицу. Что он только что наговорил? Он действительно сказал, что влюблен в Дина Винчестера? Кас пребывал не в самом лучшем состоянии, чтобы начать разбираться в том, насколько его заявление было правдивым. Дин вызывал в нем ряд чувств, причем не только отрицательных, как бы сильно Кастиэль не пытался это скрыть. Дин был смешным. И если Кас не смеялся над его шутками, это не значило, что он так не считал. Да, часть его шуток были почти отвратительными, но даже это выглядело довольно забавно. Дин был солнечным. Кастиэль не знал, как это объяснить, но и перефразировать тоже. Просто от него постоянно исходил какой-то непонятный свет, который усиливался пятикратно, когда парень улыбался или, о Боже, смеялся. Смех Дина был личной слабостью Каса. Он был звонким, ярким, искренним. От одного только этого звука на душе становилось тепло, и этот факт Каса напрягал, ведь хотелось слышать его как можно чаще. Улыбка Дина Винчестера была красивой. Она ему нравилась, действительно нравилась. И если бы не трепет, возникающий из ниоткуда при виде этой улыбки, Кас бы мог сказать, что дело только в эстетике. Дин Винчестер был безоговорочно красив, но его улыбка... Дин Винчестер вызывал в нем умиление, веселье, взволнованность, трепет и даже упоение. Мириться с этим было тяжело. Тот факт, что этот придурок посещает его мысли больше положенного, отзывался в нем раздражением. Но как самый настоящий наркоман, он хотел еще одной дозы, как бы плохо ему от нее впоследствии не было. Какой же это бред. Он не влюблен в Дина Винчестера. Конечно нет. Из его рта вырвался смешок. - Ты в порядке? - послышался над самым ухом знакомый голос. Михаил явно не понимал, что так развеселило брата, который по их с Габриэлем предположением, уже должен был быть мёртвым. А Кас даже не заметил как оказался в столовой, где уже какое-то время стоял и спорил сам с собой. - Ты жив, - произнес Габриэль, как бы озвучивая всем очевидный факт, который тем не менее был для него удивительным. - А? Да. Типа того, - поднял на братьев свой затуманенный взгляд Кас. От осознания абсурдности недавних мыслей, щеки его предательски покраснели. - Я вроде как почти умер, - пролепетал он и сел за стол. - Гейб написал тебе, как только он приехал, - сказал Михаил, все еще всем своим существом осуждая Кастиэля за игры, что он устроил. Мелкий заставил их сильно понервничать. Габриэль чуть рот свой не съел, пока вслушивался в приглушенные голоса, надеясь не услышать крики или болезненные стоны. - Да, я видел, - рассеянно отвечал Кас. Его накрыла волна понимания того, что он выжил. Причем выжить получилось довольно легко, а это было уже подозрительно. - Точнее слышал. - Так что же стоит таких усилий? - спросил Габриэль, сканируя брата с головы до ног. Он сощурил глаза и перекрестил руки на груди. - Разве у старика есть что-то ценное, что Бальтазар еще не украл? - Я...эм... - прорычал Кастиэль, не зная, можно ли рассказывать братьям подробности. Наверное, можно. Хотя... Если он расскажет, то кто-нибудь из них явно спросит, как Бальт его уломал, и что тогда говорить? Что это он сломал любимый клинок Габриэля, который не только стоил кучу денег, но и не имел копий? К счастью, именно в этот момент в комнату зашел Чак. Кас готов был его расцеловать, но вовремя вспомнил о том, что после недавнего инцидента ходит по тонкому льду. - Не скучали без меня? - спросил Чак, заходя в столовую, где его ждали сыновья и несколько аппетитных блюд. Венцом сей картины была жирная индейка, румяная и прекрасная. Мужчина бросил пару взглядов на сыновей, после чего безразлично хмыкнул, возвращая все свое внимание виновнице торжества - индейке. - Разве что слегка, - отозвался Михаил, время от времени поглядывая на Каса с тревогой. В этом с ним был схож Габриэль. Только вот если Майкла поведение Кастиэля тревожило, то Гейба оно очень интересовало. - Полагаю, настало время для праздничного ужина, - улыбнулся Чак, присаживаясь на свое место, которое находилось во главе стола. Справа от него сидел Михаил, за ним - Габриэль. Слева расположился Кастиэль. Он оглядел сыновей и довольно кивнул, после чего мужчина протянул им руки. Младшие Новаки с некоторым запозданием взялись за руки, ведь уже и забыли, насколько религиозным был их отец. Разве могли они не помолиться перед трапезой? Конечно же, нет. И хотя ни Михаил с Кастиэлем, ни тем более Габриэль, не имели к вере никакого отношения, они послушно играли по правилам. Чак прикрыл глаза, а Кас и Майкл последовали его примеру. Габриэль же их покорность не понимал и просто наблюдал за происходящим с лицом, на котором было написано одно единственное "мда". Чак прочитал одну из не самых длинных молитв, и это невероятно обрадовало менее верующих членов семьи. Спустя какое-то время они преступили к трапезе. В тишине, которую прерывал только звон бьющихся об тарелки вилок и ножей. - Отец, не расскажешь, что такого важного случилось в редакции? - прервал эту пытку Михаил, тут же получив два благодарных взгляда от братьев. Кастиэль и сам очень хотел спросить об этом, но решил лишний раз не отсвечивать, а Габриэль же не переносил тишину как явление в принципе. - Если это не секрет, конечно. - Не секрет, - хмыкнул Чак через пару минут молчания. Кас заметил, что мужчине эта тема очень не нравится. Этот факт заставлял его любопытство разгораться где-то внутри все сильнее. - Кто-то решил предпринять попытку кое-что украсть. - Попытку? То есть ничего так и не украли? - спросил Михаил, которого Кас был готов расцеловать за такую внимательность к деталям. Он бы и сам расспросил отца, но уж очень не хотелось привлекать к себе внимание. - Да, так и есть, - легко ответил Чак. - Кто-то залез в кабинет, где хранятся еще неизданные рукописи моей новой книги, - продолжал он, не отвлекаясь от поглощения еды. Он нахмурился так, будто вся эта ситуация вызывала в нем крайнюю степень раздражения. Это было заметно и по тому, с какой силой мужчина давил на нож, разрезая порцию индейки на мелкие кусочки. Даже слишком мелкие. - Но ничего так и не взяли. - Думаешь, это какая-то шутка? - спросил Кастиэль, не выдерживая той интриги, что охватила столовую. - Может быть, - пожал плечами Чак, после чего посмотрел на Каса в упор. Это заставило табун мурашек пробежать по спине брюнета, а в горле вмиг пересохло. - А может... Кто-то хотел меня ненадолго отвлечь. Нужно ли говорить о том, что сердце Каса почти буквально опустилось в пятки, где и осталось до конца вечера? Ему стоило огромных усилий не отвести взгляд и судорожно не сглотнуть. Мог ли он расценивать эту фразу как оповещение о том, что Чак обо всем догадался. Кас оставил какие-то следы? - Зачем кому-то тебя отвлекать? - спросил Кас самым ровным голосом из тех, на которые был в данный момент способен. Он сделал максимально участливый вид и нахмурил брови, изображая абсолютное непонимание. - Не знаю, - сказал Чак спокойно, после чего добродушно улыбнулся. Видимо, на этом разговор был окончен. Кастиэль весь оставшийся вечер чувствовал тревогу. Он предполагал еще и то, что у него могла развиться паранойя, ведь в каждом действии отца он видел знак того, что тот все знал и только ждал момента, когда бы пошарить у сына по карманам. Михаил не до конца понимал, что конкретно происходило, но знал, что Кас что-то украл, и его мучали догадки о том, что именно. Габриэлю было весело, ведь теперь весь фокус Чака так или иначе был переведён на младшего его сына. ....... На улице было прохладно. За пятнадцать минут, что Дин провёл на улице, его уши уже успели замерзнуть и сильно покраснеть. Ветер продувал одежду, вызывая желание вздрогнуть. Дин облокотился о перила локтями и всматривался в темноту, различая очертания десятков самых разных машин. Мотылек кружился около фонаря, иногда врезаясь в стекло, отделяющее его он раскаленной лампочки. Где-то недалеко шумели цикады. Спать совсем не хотелось, не смотря на позднее время. Сэм уже давно посапывал на диване, так и не дойдя до своей комнаты. Эллен явно перестаралась с ним. Джо с мамой еще пару часов назад уехали домой, хотя Бобби предлагал им остаться. Хозяин дома ушел куда-то в раздумьях пол-часа назад, а Дин... Парень хотел подышать, даже если для этого он должен был отморозить свою прекрасную задницу. Несмотря на то, что вечер был чуть ли не самым лучшим за последние два года, что-то не давало ему покоя. Было ли это беспричинной тревогой или простой усталостью: что-то мешало ему спокойно уснуть. Тишину ночи прервал скрип открывающейся двери, и Дину не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что это Бобби. Сэм при всем своем желании не смог бы доползти даже до туалета. - Не боишься заболеть? - прозвучал хриплый голос. Его хозяин встал на противоположной стороне крыльца. - А должен? - спросил Дин, так и не повернувшись. Ему нравился холод, обжигающий его изнутри, когда он глубоко вдыхал ноябрьский воздух. Ему нравился ветер, заставляющий края его рубашки развиваться все сильнее. Ему нравилось, как горели его уши, пока их кусал бесстрастный холод. - Если ты заболеешь ангиной, то мне придется лишить тебя зарплаты в этом месяце, - произнес Бобби так, словно действительно это сделает. А в этом Дин уж очень сильно сомневался. Сингер был слишком добрым человеком, хотя и делал вид, будто это не так. - Уговорил, - сказал Дин, поворачиваясь к Бобби сначала лицом, а потом и всем телом. Он улыбнулся мужчине. Но улыбка сошла с его лица так же быстро, как и появилась. Мужчина стоял там не один. Рядом с ним расположилась до жути знакомая гитара. Вот теперь по его телу прошел совсем не приятный холодок. Ощущения были схожи с теми, что испытывает человек, когда его обливают ведром ледяной воды. Из груди вырвался рваный выдох. - Это же не? - На грани слышимости произнес Дин. Он с трудом оторвал взгляд от музыкального инструмента, переводя его на лицо Бобби. Парень глядел в его глаза почти испуганно. - Да, это она, - легко подтвердил Сингер. Даже слишком легко, учитывая обстоятельства. - Нам нужно поговорить, Дин - О чем? - нахмурился Винчестер. Его голос приобретал злые нотки. Он выглядел так, словно его только что предали. - И что здесь делает эта гребаная гитара? - За два месяца до... Аварии, - говорил мужчина, тщательно подбирая слова. Разговор давался ему не легче, чем Дину, а возможно, даже сложнее. - Джон пришел ко мне, чтобы поговорить. - Поговорить? Вы терпеть друг друга не могли, - то и дело косился парень на гитару, которая словно шептала ему что-то то ли проклиная, то ли умоляя прикоснуться. - В том-то и дело. Я даже не знаю, почему не вышвырнул его из своего дома, как только он переступил порог. - то и дело вздыхал Бобби измученно. Он смотрел куда-то вдаль, вспоминая тот день во всех подробностях. - Что-то в нем...не знаю. Он выглядел так, словно хочет сказать что-то важное. - И ты его впустил? - неверяще спросил Дин. Он не мог поверить в то, что эти двое могли встретиться и не убить друг друга. - А что мне оставалось? - пожал плечами Сингер. Он хмурился все больше и больше, будто каждое сказанное им слово приносило ему физическую боль. - Он попросил выпить. Я налил ему четверть стакана, - говорил он почти буднично, словно его рассказ не звучал как жалкая выдумка. - Он выпил все залпом и сказал: "Когда придет время, ты должен поступить правильно. Только тебе я могу это доверить.". - И что это значит? - нахмурился теперь и Дин. - Я и сам не понял, но больше он ничего не сказал. Просто развернулся и ушел, - сказал Бобби, разглядывая доски под ногами. Одна из них совсем прогнила, именно на ней он и сконцентрировал все свое внимание. - И причем тут гитара? - спросил Дин, уже догадываясь, каким может быть ответ. Это заставило его сильно напрячься. - Когда вы попали в аварию, я и забыл об этом. Ты был при смерти и... - голос мужчины дрогнул, а сердце Дина на мгновение сжалось. Парень знал, как сильно переживал о нем тогда Бобби, знал, что почти умер. Эта тема стала для них запретной. Бобби не хотел вспоминать те месяцы, что провёл в бесконечном ожидании смерти, смерти его любимого мальчика. А Дин чувствовал бесконечное чувство вины за это, как будто в этом вообще была его вина. - Я вспомнил об этом только месяц назад, когда мне пришла посылка... - наконец нашел в себе силы взглянуть в глаза Дина мужчина. - Я долго думал, как я должен поступить, чтобы это было правильно. Я знаю, он оставил ее тебе. - Нет. Не мне, - отвернулся Дин и крепко сжал руками деревянные перила. Костяшки его пальцев побелели. - Она никогда не была моей и таковой уже не станет. - Она уже твоя, - с твердой уверенностью сказал Бобби. - Нет, - произнес Дин, всеми силами стараясь придать голосу ровность и четкость. - Отдай ее Сэму. - Она не для Сэма, - говорил Бобби уже раздраженно. - Что? С чего это вдруг? - спросил Дин. - Не строй из себя дурочка, - злился Сингер. Дин был уверен, что тот с трудом сдерживал крик. - Ты можешь обманывать кого угодно, но на мне эта хрень не сработает. Не забывай, кто тебя растил, - почти по слогам говорил он. Эти слова пронзили Дина насквозь. Хотелось кричать, ругаться, обвинять мужчину во всех грехах человечества, но он и слова произнести не мог. В глазах защищало то ли от стыда, то ли от безвыходности. - Она не для Сэма, и ты знаешь почему. - Нет, не знаю, - выдавливал из себя слова Дин. - Он не музыкант. Никогда им не был. И мы оба это знаем, - спустя время заговорил Бобби. - Это ты дышишь музыкой. Это ты ей живешь, - разжевывал он Дину, пытаясь вдолбить в его голову хоть что-то. Его до крайности раздражало то, что пацан пытается идти на попятную. - Сэм не такой. Он нормальный, ему нужна обычная, скучная жизнь. Коледж, работа со стабильным графиком, дом с зеленым газоном, жёнушка и милый пёсик. - И что это меняет? - не мог не согласиться Дин. Его давно мучало чувство вины за то, что он почти заставил брата заниматься музыкой. - Все, - произнес Бобби максимально серьезно. Злость и раздражение придали ему сил. Говорить стало проще. Только вот теперь он пытался не убить этого пацана. - Эта гитара музыканта. Великого музыканта. И принадлежать она должна только ему или ему подобному. - В том и дело, черт возьми! - сорвался на крик Дин и повернулся к Бобби. Его плечи предательски задрожали, а глаза заблестели. - Я не могу ею владеть! - Типичный Винчестер. Как только дело доходит до чего-то серьезного, вы тут же сбегаете, да так, что пятки сверкают, - почти разочарованно изрек Сингер и покачал головой из стороны в сторону. Он смотрел на своего мальчика и его не узнавал. Где его Дин? Сильный, смелый, умный, талантливый и уверенный. Парень, что стоял перед ним, был ему не знаком. Он был загнанным зверем, несчастным и разбитым. - Сын своего отца. Снова струсил. - Мой отец не был трусом, - произнес Дин, с трудом сдерживая подступающие к горлу слезы. Он ненавидел это. Эту жалость, что он к себе испытывал. Ненавидел разочарование, что Бобби и не пытался скрыть. - Правда? Не был? А что сделал твой папаша, когда умерла Мэри? - уже откровенно зло говорил Сингер. Он презирал Джона за то, каким он был отцом. Он был жалким трусом. Не такими должны быть бывшие пехотинцы, не такими должны быть мужчины. - Не хочешь отвечать? Ладно. Я скажу. Он сбежал, - почти смеялся Бобби, пока его сердце обливалось кровью. Ему было больно говорить это своему ребенку, но другие методы просто не действовали. Раз он не хочет его понимать, мужчина должен опустить его настолько низко, чтобы падать было уже некуда. - Сбежал от своих собственных детей, спрятался в каком-то клоповнике, где ночами ныл о своей жалкой жизни. - Я не могу! Как ты не понимаешь? - прокричал Дин и тут же отвернулся, сжимая челюсти до писка в ушах. - Ты прав. Она должна принадлежать музыканту. На ней должны играть, на ней должны писать историю, - уже говорил он, с ухмылкой на лице. Он насмехался. Насмехался над собой. - Да только вот беда - я и слова-то написать не могу. - Можешь, - заявил Бобби, наблюдая, как его мальчик ломается. Как трескается его маска. Маска, которую он носил столько времени. - Нет, не могу, - засмеялся Дин, а по его щекам начали катиться горячие слезы. - Вообще ничего. - Нет. Можешь. Дин. Только боишься, - говорил Сингер, делая акцент на каждом слове. Он и сам пытался не пустить слезу от горя. Где он не доглядел? Как он упустил тот момент, когда Дин стал таким забитым и беспомощным. Когда его парень успел забыть, на что способен? - Как всегда засунул голову в задницу и ноешь днями на пролет. Тебе нравится это. - Нравится что? - заглянул своему названному отцу в глаза Дин. Бобби с трудом выдержал взгляд полный боли и горьких слез. - Жить в выдуманном мире, - ответил мужчина спустя пару секунд. - Тебе нравится, что у тебя есть этот гребаный идеал, которого ты никогда не сможешь достичь. Ведь если он настолько недостижим, то можно и не пытаться, - говорил он, наблюдая за тем, как щеки Дина становятся более влажными, пока его губы растянуты в улыбке. Самой болезненной из тех, что мужчина когда-то видел. - Только вот нет этого идеала нихуя. Не был Он идеальным никогда, - сделал шаг в сторону Дина Бобби. - И только когда ты это поймешь, жизнь перестанет быть настолько дерьмовой. Бобби подхватил гитару за гриф и продолжил приближаться к Винчестеру. Он заставил себя смотреть прямо ему в глаза. Взгляд Дина стал беспомощным. Его плечи дрожали. Он пытался прекратить рыдать, как самая настоящая девчонка, но не мог. А слезы все текли и текли, капая на деревянные доски, тут же пропадая, но оставляя после себя мокрые следы. - Хватит заниматься хуйней. Бери себя в руки и пиши историю так, как можешь только ты, - подошел Сингер к парню вплотную. И взял его ледяные руки, сжимая их на гитаре, заставляя принять ее. - Хватит сравнивать себя с ним. Ты уже лучше него! Бобби убедился, что Дин способен держать музыкальный инструмент в руках и ушел в дом, закрывая за собой дверь. Через пару минут свет в доме погас, а Дин рухнул вниз, судорожно сжимая гитару дрожащими руками. Теперь он действительно рыдал. Рыдал от горя, от боли, от бессилия и скорби. Он был зол. На Бобби за грубые слова. На себя за то, что не смог скрыть истинные эмоции. На отца за то, что тот был самым настоящим ублюдком. Та бесконечная усталость, что он прятал все это время глубоко внутри, накрыла его с головой. Вместе с ней его душили разочарование в себе и невыносимая горечь. Цикады все так же шумели в высокой траве. Мотылек бился о фонарь, продолжая раз за разом возвращаться к ослепляющему маленькое создание свету. Ветер обнимал его холодом. А Дин уже не наблюдал за этим с ленивым интересом. Он сидел и беззвучно рыдал, окропляя своими слезами и без того прогнившие доски крыльца. ...... Входная дверь с хлопком закрылась. Это заставило Бальтазара отвлечься от своего ленивого отдыха в хорошей компании. Бенни недоуменно взглянул на него, как бы спрашивая: "ты кого-то ждешь?". Бальт отрицательно покачал головой, поставил бокал с красной жидкостью на небольшой столик и встал с шезлонга. Да, шезлонга. У богатых свои причуды. Бальтазар взглянул в сторону, откуда был слышен шум, и сквозь стеклянные стены увидел своего милого друга. - Касси, дорогой! - воскликнул он и тут же улыбнулся. Он был действительно рад видеть его. - Я думал, вы захотите остаться у папули на ночь... Не ждал тебя. - Очень смешно, - хмыкнул Кас, присаживаясь за стол, который находился как раз недалеко от огромного балкона с видом на ночной город. - Какая там ночь? Я сомневаюсь, что вообще когда-нибудь туда вернусь. - Неужели все прошло так плохо? - без капли веры в такой расклад сказал Бальтазар. Он бросил взгляд на Бенни, а тот ему спокойно кивнул, возвращая все свое внимание бокалу вина и мерцанию огней. Бальтазар же со спокойной душой вошел в дом и встал за барную стойку, за которой сидел Кастиэль. - Мне пришлись излить душу отцу, чтобы не умереть, - произнес Кас, глубоко вздыхая. Одни только воспоминания о том разговоре приводили его в крайнюю степень уныния. - И даже не спрашивай меня об этом. - А я как раз хотел спросить, - деланно печально вздохнул Бальтазар и достал откуда-то бутылку коньяка вместе с двумя стаканами. Он налил немного себе и замер над другим бокалом. - Ты будешь? - Давай, - к огромному удивлению Бальтазара, согласился парень выпить. Это вызывало у Бальта и радость от выпавшей чести стать собутыльником Кастиэля, и тревогу из-за его странного поведения. Кас сложное выражение лица его друга даже не заметил. Он достал из кармана кольцо и положил его на каменную столешницу. - Забирай. - Ты только что принес мне несколько сотен, - пролепетал Бальтазар, улыбаясь от уха до уха. Речь шла, конечно же, о тысячах долларов. Парень взял украшение в руки и довольно хмыкнул. - Я бы тебя расцеловал, но... - Это будет уже слишком, - поднял на него взгляд Кастиэль. Все это время он рассеянно наблюдал за янтарной жидкостью в граненом бокале, который крутил и вертел в руках. - Твоя "просьба" и так обошлась мне слишком дорого. - Как же мне тебя отблагодарить, брат мой? - включил режим актера Бальтазар. Он уже успел куда-то деть кольцо, что стало виновником всех бед Каса, и уже во всю размахивал руками, ломая комедию. - Сделай так, чтобы я этот хлам больше никогда не видел, - ответил Кастиэль и залпом выпил содержимое своего бокала. Он встал с барного стула, развернулся и куда-то пошел. - Я останусь у тебя на ночь? - бросил он, даже не поворачиваясь. Ответ его даже не интересовал, если уж на то пошло. - Да, конечно, - сказал Бальтазар, сомневаясь в том, что его хоть кто-то услышал. Он пребывал в самом настоящем шоке. Парень глядел на удаляющуюся спину брюнета и понимал, что не узнает своего Касси. Ничего странного он не сделал, но Бальтазар не покидало ощущение, что что-то было не так. Он надеялся, что на Кастиэля так повлияла вынужденная кража, из-за чего парень даже почувствовал укол вины. Возможно, не стоило на него так даваить? Бальтазар решил, что должен спросить о Касе у Михаила и Габриэля, и направился обратно на балкон, ощущая смешанные чувства. - Все в порядке? - спросил Бенни и взглянул на друга. - Ты выглядишь озадаченным. - Да. То есть нет. Не знаю, - пожал плечами Бальтазар и сел на шезлонг. Он разглядывал неоновые вывески на зданиях, считал окна, в которых горел свет, слушал шум машин. Но мыслями парень был в совсем другом месте. - Что-то с ним не так... Хотя, это не удивительно, я же попросил его украсть у отца кольцо Архангела... - Чего-чего? - поперхнулся собственной слюной Бенни. - Ты заставил брата воровать у вашего отца? - Не заставил, просто попросил... - начал отрицать Бальтазар, как будто Бенни этому поверит. Его друг тем временем скрестил руки на груди и всем своим видом излучал осуждение. Бальтазар невольно вспомнил, что Кас был всеобщим любимчиком, и даже Бенни в такой ситуации будет на стороне младшего Новака. Бальт оказался в пролете. - Чувак, ты жестокий, - покачал головой Бенни и сжал губы в тонкую линию. Именно в этот момент их разговор перевал громкий шум, а темное небо озарилось десятками разноцветных огней. И Бенни, и Бальтазар стали завороженно наблюдать за фейерверком, который просто не мог прогреметь прямо посреди города. - Только не говори мне, что это твоих рук дело, - скосился на друга Бенни. Бальтазар промолчал, но и этого парню было достаточно. Он расширил глаза и открыл рот в неверии. - Ты не мог этого сделать. Разве тут можно пускать фейерверки? - Нет, нельзя, - легко ответил Бальтазар, которого реакция друга настолько позабавила, что он тут же забыл обо всех тревогах и сомнениях. Он взял свой бокал в руки и сделал пару глотков, после чего довольно улыбнулся. - Чувак, да ты псих! - рассмеялся вдруг Бенни. Он обнял Бальтазара за плечи, искренне радуясь как самый настоящий ребенок. Новак долго не продержался и тоже рассмеялся. - Это мой лучший День благодарения! Обещай, что отныне мы празднуем его только вместе. - Даю слово, - приложил руку на сердце Новак. Он состроил одну из своих самых драматичных гримас и кивнул, подтверждая серьезность своих слов. Вряд ли хоть кто-нибудь поверил бы этому актеру, но Лаффит кем-нибудь и не был. Бенни никогда не узнает, как Бальтазару это удалось, но запомнит этот день навсегда. Они будут говорить до утра и пить какую-то дорогую жижу, название которой Бенни не мог выговорить, запомнить его он даже не пытался. На вкус вино было дорогим, даже очень. Больше ничего на этот счет парень сказать не мог. Прогремит еще пара салютов. Прозвучит еще не один смех. Возможно, не только Лаффит запомнит этот вечер как "лучший День благодарения в жизни", но и Бальтазар сочтет его таковым.