Об Ангелах и Охотниках.

Первым, что почувствовал Дин, был адский холод. Хотя он не был уверен в том, что в аду в принципе может быть холодно, иначе идентифицировать это ощущение парень просто не мог. Очень хотелось сжаться в комок, чтобы не потерять остатки человеческого тепла слишком быстро, но Дин обнаружил, что сделать это он просто-напросто не может. Первой эмоцией было недоумение. Ему на смену пришел страх. Что-то определенно было не так. Парень не мог пошевелиться, что вызывало массу вопросов в гудящей от мыслей голове. Последние частицы тепла, которые у него были, стремительно растворялись в кромешной тьме. Его тело даже не дрожало, испытывая пробирающий до костей холод, зубы не стучали. Со стороны могло показаться, что парень не чувствовал никакого дискомфорта, если бы не вязкий и липкий страх, который с удовольствием плескался в чистых зеленых глазах. Он не мог дышать. Он не мог думать. Дин неподвижно находился в этой всепоглощающей тьме. По спине пробежал табун мурашек, причем Дин не знал точно, что именно вызвало такую реакцию у его изможденного тела. Это была низкая температура или леденящий душу страх? В какой-то момент на смену бесстрастной тишине пришел громкий звон. Он вызвал у парня резкий испуг, но вместе с тем принес небывалое облегчение. Дин был чертовски рад слышать хоть что-то. Но радовался он недолго. Звон становился все сильнее. Он доносился отовсюду и ниоткуда одновременно, превращаясь в оглушающий шум. Ему было больно. Очень хотелось закрыть уши, чтобы хоть как-то приглушить это навязчивое дребезжание. Дин не заметил как тьма стала медленно отступать, уступая белому свечению. Яркий свет резал глаза, их невыносимо жгло. Парень почувствовал, как по его щекам потекла горячая жаркая жидкость. Она стекла ниже и частично окрасила сухие губы, открытые в немом крике, в красный. Дин почувствовал во рту резкий вкус железа. Он пытался пошевелить хоть пальцем, чтобы прекратить свои муки, но все было тщетно. Шум все усиливался, разрывая несчастные барабанные перепонки. Уши пронзила жгучая боль. Звон стал приглушеннее, но это мало помогало его теперешнему положению. Льющаяся из глаз горячая жидкость уже капала с подбородка яркими алыми бусинами. Сгорая до тла в безумной агонии, он вдруг почувствовал мягкое, но настойчивое прикосновение к плечу. Руку тут же обожгло острой болью. Он почувствовал запах горелой плоти. Если бы Дин мог вообще сейчас размышлять, он бы подумал о том, что останется шрам. В таком случае, он справедливо заметил бы, что гораздо более серьезной проблемой будет не уродливый след от ожога на нежной коже, а шрам на душе, которая безнадежно молила о пощаде. Дин был бы рад ответить на молитвы собственной души, но был не в состояни сделать хоть что-то. Внутри он яростно боролся с невидимой силой, парализовавшей его, он рвал и метал, пытаясь выбраться из оков. Сердце обливалось кровью, неспособное вынести страданий своего владельца. Из глаз бессильно полились слезы отчаяния. Он не мог даже предположить, чье же осторожное прикосновение могло ощущаться как встреча с раскаленным утюгом. Если бы не невидимые путы, Дин бы уже давно затрясся от перенапряжения. Ему было больно. Ему. Было. Чертовски. Больно. Хотелось кричать, срывая голос. Но изо рта не вырвалось не единого хрипа, не говоря уже о какой-то мольбе. Даже если бы Дин мог говорить, вряд ли бы он смог сказать что-то членораздельное. За все то время, что он рыдал от боли, парень не произнес и звука. Сколько прошло времени? Несколько мтнут? Пару часов? День? Неделя? Месяц? Год? Дину казалось, что прошла вечность, прежде чем его сознание начало покидать его. Человеческое тело не могло справиться с такими пытками, и спустя пару мучительно долгих мгновений Дин провалился в долгожданное небытие. Спина и шея предательски ныли, а голова трещала. Только сейчас Дин услышал звон мобильного. Парень попытался выбраться из крайне неудобной позы, в которой вчера благополучно уснул, но неудачно дернулся и свалился со стула. Какого черта? Это было больно. Его раздражение, казалось, пробило потолок. Развалившись на полу, Дин пытался найти в себе силы подняться и наконец выключить долбаный телефон, который трезвонил уже которую минуту, а в это время размышлял о собственной никчемности. Как можно было уснуть за столом? Буквально в двух шагах от злосчастного стола его ждала офигительно удобная и мягкая кровать с дорогущим матрацем. Но нет. Вместо того, чтобы наслаждаться теплом родной постели, он предпочел поспать за столом, согнувшись в три погибели. Он уже говорил, что считает себя гением? Теперь, очевидно, да. Смирившись со своим положением, Дин обреченно вздохнул и оставил на время свои попытки подняться. Когда уровень адреналина в его крови немного снизился, Винчестер почувствовал небольшой озноб, что его удивило. В квартире Дина всегда было тепло, да и началу осени не свойственны низкие температуры. Дин просто ненавидел холод, как раз по этой причине в его апартаментах был пол с подогревом, который, впрочем, сейчас мало спасал ситуацию. Захотелось поскорее одеться во что-нибудь теплое. Это желание Дин посчитал достаточно серьезной причиной для того, чтобы возобновить попытки разорвать малоприятный поцелуй с паркетом. Спустя пару отчаянных попыток и жалких болезненных стонов, Дин все-таки поднялся. Он потянулся к притихшему сейчас гаджету, потирая ушибленный во время фееричного падения бок. — Сколько? — воскликнул Дин, увидев на экране телефона время, а еще штук двадцать пропущенных вызовов и столько же непрочитанных сообщений. Как он мог проспать на столе всю чёртову ночь, ни разу не проснувшись? Он же не мог настолько устать, чтобы игнорировать черезвычайно неудобное положение столько времени? Видимо, очень даже мог. И даже был не против это практиковать. Его чертово тело его просто ненавидело. Но, справедливости ради, это было вполне заслуженно. Это бедное тело половину его жизни терпело пристрастие хозяина к алкоголю, фаст-фуду и ночной жизни, да и до сих пор благополучно продолжает это делать. Даже если его же организм сговорился против своего хозяина, его можно было понять, да и простить. Наверное, для Дина должен стать тревожным звоночком тот факт, что его любимое тело начинает медленно сдавать, но Винчестер решил как обычно на это конкретно забить и оставить актуальный вопрос до лучших времен, вполне осознавая, что эти мистические «лучшие времена» вряд ли когда-нибудь настанут. На часах было полтретьего, он должен был приехать в студию к часу. Ну немного не успевал к назначенному времени. Хотя кого он пытается обмануть? Себя уже давно обвести вокруг пальца не получается, а больше до его отношения к собственной безответственности, которую Дин тепло называл неудачливостью, никому и дела то не было. Он довольно скоро признал, что опять облажался, причем виноват в этом только он. Конечно можно было бы винить в этом неудачу, преследующую его по пятам, судьбу или вселенную, но какой в этом смысл? Каждому человеку, способному на критическое мышление было предельно ясно, что Дин сам и виноват в очередном своем косяке. Он ведь мог хотя бы завести будильник, раз уж решил покемарить за столом на кухне. Возможность дойти до кровати в расчет даже не берём. Отвечать на сообщения Винчестер решительно не хотел, а перезванивать Гарту тем более, поэтому, немного подумав, парень спокойно направился в ванную. Уже во время чистки зубов, Дин заметил в отражении зеркала на себе довольно крупный синяк. Повернувшись нужным боком к зеркалу, он увидел на руке большое сине-фиолетовоое пятно. Дин немного его ощупал, приглушенно шипя от боли. Зачем? Видимо, он хотел удостовериться в его реальности. Удостоверился. Не понравилось. Рассмотрев синяк подробнее, он заметил его схожесть с отпечатком руки. Это было до смешного странно. Разве возможно получить где-то синяк, до боли похожий на отпечаток мужской руки, если тебя никто в это плечо не бил? Вот и Дин в этом сомневался. Мог ли он забыть, что его избили? Винчестер это допускал, учитывая свои феноменальные способности влипать в неприятности. И когда он успел заработать это «чудо»? Решив оставить это на потом, парень закончил чистку зубов и направился в спальню, где быстро натянул объемную толстовку серого цвета. Спортивные штаны он решил не переодевать, чтобы лишний раз не тратить драгоценное время. Как будто он уже его не потерял, досматривая десятый сон, «удобно» расположившись на кухонной столешнице. Он бросил телефон в карман штанов и направился в прихожую, где быстро надел на ноги удобные белые кроссовки и, захватив ключи от детки, спешно покинул квартиру. По закону подлости, Дин, конечно же, попал в пробку, где простоял чуть больше часа. Поэтому, подъезжая к знакомому зданию, он проклял уже всё, что только можно, да и то, что нельзя, тоже. Охранники на входе привычно ему кивнули. После чего, не дождавшись ответного кивка от музыканта, который пулей пронесся через турникеты с мрачным выражением лица, переглянулись друг с другом в полном непонимании. Дин был довольно приветливым человеком, и даже в свои плохие дни был вежлив и учтив почти со всеми, поэтому знакомый с ним персонал пребывал в некотором недоумении. Первой остановкой Дина была кухня на родном девятнадцатом этаже «Sing.Er.Enterteiment». Это была просторная комната светлых тонов, где можно было найти почти все. Здесь были снеки, сладости, чаи на любой вкус, кофе разных сортов. Кто-то тайно хранил здесь алкоголь. Помимо еды в кухне были большой холодильник, хорошая кофемашина, кофемолка, микроволновка и даже миксер. Напротив кухонной утвари располагался длинный высокий стол, выполненный в серых оттенках. Вдоль него стояло шесть барных стульев. С другой стороны комнаты находился просторный диван, на котором любили спать сотрудники, зашедшие в помещение на пару минут за чашечкой кофе. Дин и сам был не прочь на нем прилечь время от времени. Перед диваном стоял низенький столик, а рядом с ним расположились небольшие пуфики кремового цвета. Конечно, Дин неприлично сильно опаздывал, но простояв в пробке час с небольшим, он решил, что ему уже все равно. Ему жизненно необходима чашка крепкого кофе, и если он ее не получит, то просто взлетит на воздух от подскочившего до небес неудовлетворения. Зайдя на кухню, он стремительно направился прямиком к кофемашине, будто она могла спасти ему жизнь. Он заметил, что в помещении уже кто-то есть, но намеренно этих людей игнорировал, ибо кофе сам себя не приготовит. Двое людей увлеченно что-то обсуждали, периодически посмеиваясь. — Дин? — заметил парня один из говорящих. Это оказался Сэм, что странно, ведь сегодня у всех Охотников был долгожданный выходной. — Ты в порядке? — нахмурившись спросил он брата. — В полном, — помолчав немного, все-таки ответил Сэму старший Винчестер. Разговаривать крайне не хотелось, но кто его собственно спрашивал? Он потер глаза, а потом принялся что-то активно искать в подвесных шкафчиках. — Наш охотничек не в духе, — прокомментировал состояние Дина другой человек, которым оказался Габриэль, что немного удивило старшего Винчестера. Они с Сэмом так мило болтали пока Дин не пришел. Интересно. Кажется, вчера младший брат говорил об этом ударнике чрезвычайно восхищенно. Надо будет потом подумать об этом. — Эй, что с тобой? — спросил Сэм. — Все тип-топ, Сэмми — рассеянно ответил Дин, открывая заветный шкафчик, от чего его глаза победно засияли. Габриэля, казалось, произнесенное Дином прозвище зацепило, что выражалось в хитром прищуре на бледном лице. — Ночка вышла не из приятных, — недовольно, но без особого энтузиазма продолжил он и достал из ящика бутылку вишневого ликера, которую все это время искал. Его уже мало заботили загадочный синяк, сраная пробка и толпа любопытных людишек у входа в агентство. Гораздо приятнее было думать о двойном эспрессо с ложечкой (парочкой) алкоголя. — Сомневаюсь, что ночь была правда неприятной. Разве мог Великий Винчестер быть плох? Эта блогерша действительно выиграла свой счастливый билет… — озорно протянул Габриэль. — Что? Какая блогерша? — сегодня до Дина все доходило крайне долго. — Как не стыдно, Винчестер, неужели ты уже забыл ту милую девушку? — сделал опечаленный вид Габриэль. — Как же ее там звали? Хм… — Аааа, ты про Бекки? — догадался Сэм раньше брата. Габрибриэль довольно кивнул. — Девушка, которая выложила пару дней назад фото с тобой. — обратился он уже к Дину. — А. Так вы про нее. — осенило старшего Винчестера. Парень взял в руки чашку с кофе и добавил туда немного ликера прямо из бутылки. — С чего ты взял, что я с ней спал? — обратился парень к Ангелу. — Ты сфотографировался с ней полуголым в своей собственной квартире… — ответил за Габриэля Сэм. — Ну и что? — не понял довода Дин. — Ты со всеми фанатами фотографируешься почти голым? — насмешливо произнес Габриэль. — Стоит ли мне тогда стать преданным фанатом Охотников? — Я просто заказал себе ужин, а она его доставила, — спокойно пояснил Дин и пожал плечами, после чего глотнул свой бодрительный коктейль и блаженно прикрыл глаза. Жизнь наконец-то налаживается. — Вы слишком плохого обо мне мнения. Я не сплю с каждой юбкой. — Да-да. Мы точно говорим об одном и том же Винчестере? — протянул Габриэль как-то даже театрально что-ли. — И голым ты был, потому что всегда так встречаешь доставщиков? — не унимался он. — Звучит крайне неубедительно, — подал голос Сэм, соглашаясь с Габриэлем. — Эй! Ты должен быть за меня! — воскликнул Дин, обращаясь к брату. — И я не был голым. Я не специально встретил ее в таком виде. Почему я не могу ходить без футболки в собственной квартире? — осуждающе проговорил старший Винчестер. — Кто же может запретить делать это? — ухмыльнулся Габриэль почти игриво (и этот факт вобще-то не должен Дина волновать. Так какого хрена его это волновало?) и, закусив губу, оглядел собеседника с ног до головы. — Особенно тебе — прекрасному Апполону. Ты позвони мне в следующий раз, когда захочешь поужинать, ладно? На последних словах он крайне странно подмигнул Дину, после чего на него уставились сразу две пары глаз. С Дином все было понятно — он не привык слышать что-то такое от мужчин, особенно, малознакомых. Если гейские шуточки из уст Бенни он принимал и даже понимал, то вот такой жирный флирт его немного пугал. Дин чувствовал некоторое недоумение, растерянность и смущение в купе с неловкостью. Парень мог только с нечитаемым лицом уставиться на Габриэля, позабыв о своем живительном напитке, пока тот, как ни в чем не бывало, пил свой странный коктейль. И вот если с реакцией Дина все было понятно, то что творилось с Сэмом, он решительно не понимал. Он был, конечно, так же ошарашен, как и брат, о чем говорили поднятые в удивлении брови и чуть открытый рот. Но только вот было еще кое-что, что Дин не успел распознать. Ему показалось, что это были призрачные раздражение и грусть? Вот это новости. Мог ли братишка успеть найти себе бойфренда? Дин не замечал за Сэмом симпатий к мужскому полу, поэтому такая реакция его смутила даже больше, чем подкаты Габриэля. Старший Винчестер решил оставить эту ситуацию в своей голове в папке со звездочкой, он подумает об этом позже. — Конечно можешь, Дин. — прокашлялся спустя пару секунд Сэм и вернулся к прежней теме. Он поднял руки в примирительном жесте. Габриэль странно хмыкнул и продолжил пить свою приторно сладкую бурду. — И мы тебе абсолютно верим. — Я так и подумал, — сказал Дин, фальшиво улыбнувшись, все еще решительно не понимая, что все-таки только что произошло? — Кстати, почему ты здесь? — обратился вдруг к брату старший Винчестер. — Сегодня же выходной. — Так и есть, но утром мне позвонил Гарт и попросил приехать, чтобы записать какой-то там ролик для рекламы или типа того, — спокойно ответил Сэм. Он и сам не знал, почему он тут, но был вполне доволен своим положением. Скорее всего, он провёл бы этот день в спортзале или домашней библиотеке, если бы не звонок Фицджеральда. Да и пообщаться с Габриэлем лишний раз он был только рад… — Я благополучно приехал, но Гарта так и не нашел. Потом мы встретились с Гейбом. А ты-то что здесь забыл? — Сам вот не знаю, — пожал плечами Дин, про себя отмечая это «Гейб», которое Сэм так мило произнес. Неужели братик действительно решил сблизиться с этим забавным Ангелом? Дину было не так важно то, что он сблизился именно с Габриэлем. Весомее был тот факт, что это была не Руби. Дина трясло от одной только мысли об этой ведьме. — Этот смешной парень в странной кепке все утро носился в поисках Великого Винчестера, но так его и не дождался. — весело произнес Габриэль. — Он несколько раз тебя от души проклял и куда-то убежал, — обратился он к Дину. — Типичный Гарт, — хмыкнул Сэм, на что Дин согласно промычал. — Если он объявится, я у Охотников, — оповестил собеседников старший Винчестер, надеясь, что Гарту он сегодня уже не понадобится. Парень оставил грязную чашку на столе и направился к выходу. Он не мог знать, что Сэм после этих слов сильно нахмурился и поджал губы, после чего тяжело вздохнул. Габриэль в непонимании сощурил глаза, увидев перемену в Сэме, да и Дине тоже. Он в глубокой задумчивости проводил взглядом широкую фигуру и вернулся к более важным вещам — своему напитку и Сэмми, конечно. … Выйдя из помещения, Дин повернул налево и неспешно пошел по коридору в сторону комнаты Охотников. Это место было личной зоной для членов группы. Тут они собирались, чтобы поработать или порепетировать. Дин редко сюда приходил, в первую очередь это было связано с тем, что он даже в агентстве бывал в последнее время нечасто. Еще одной причиной, по которой парень избегал любимой когда-то берлоги, была его проблема с написанием текстов для песен. Раньше он сам сочинял их, причем делал это в рабочей комнате Охотников, слушая краем уха приглушенную болтовню. Все изменилось не так давно. Это произошло после смерти Джона. Дин очень любил своего отца, с особым рвением продолжил дело его жизни, с удовольствием присматривал за деткой. Они с Джоном были не очень близки, потому что мужчина после внезапной смерти жены стал закрытым, а сердце его словно окаменело. Он уже не был тем добрым и заботливым отцом, который любил играть со своими мальчиками, он стал известной рок-звездой, у которой нет времени на собственных сыновей. Джон и до гибели Мэри увлекался музыкой, он хорошо пел и умел играть на гитаре, но окунулся с головой в эту сферу он только после того пожара. Дину было всего четыре года, когда он на своих руках вынес крошечного Сэма из горящего дома, слушая дикие крики собственной матери, горящей заживо. Отец так и не успел ее спасти, из-за чего всю оставшуюся жизнь себя винил. Свои печаль, скорбь и злость Джон выражал через песни, сначала играя в барах для нескольких человек, потом на концертах для тысяч людей. Боль старшего Винчестера откликалась в человеческих душах, поэтому мужчина достаточно быстро набрал большую популярность, став известным музыкантом. Дин всегда смотрел на отца с восхищением, хотя и временами очень на него злился. Дину тоже было больно, ему было страшно. Он до сих пор видел кошмары, в которых горел их небольшой дом в Лоуренсе. В них Мэри рыдала, кричала, звала на помощь. Она спрашивала, почему её не спасли, почему она сгорела заживо. Иногда Дин даже чувствовал фантомные запахи жженой древесины и горелой плоти. Будучи маленьким мальчиком, потерявшим любимую мать так рано, он нуждался в поддержке и родительской любви. Он нуждался в отце. Джон же просто не мог ее дать, ведь и сам находился в худшем из своих состояний. Он мало ел, работал сутками напролет, чтобы хоть как-то прокормить сыновей, а в свободное время мужчина пел в неприметных заведениях, открывая душу завсегдатаям баров. Эти ребята умели слушать, а еще — слышать. Получалось так, что совсем маленький Дин оставался с собой один на один. Конечно, был еще Сэм, но в то время брату было около года, поэтому помощи от него не ожидалось. Когда отец надолго пропадал, приходилось особенно нелегко. Дин должен был не только ухаживать за братом, но и постараться не умереть с голоду. Денег, которые приносил отец, совсем не хватало, и спустя неделю отсутствия Джона они заканчивались. Тогда Дин начинал воровать. Спустя несколько лет Джон добился успеха в музыкальной карьере и стал хорошо зарабатывать. Теперь братья ни в чем не нуждылись, у них было абсолютно все, кроме отца, конечно. Остаток детства они провели в крутых отелях вместе с персоналом. Довольно неплохо, но до крайности одиноко. Сэм в этот период постоянно учился, мечтая поступить в Стэнфорд, а Дин сочинял песни и играл на музыкальных инструментах. В тот же период, он учил брата играть на обычной деревянной гитаре, наслаждаясь блеском его глаз. Сэм всегда восхищался братом, хотя тот и путал это всепоглощающее чувство любви и преданности с чем-то другим. Тогда Дин умел играть на барабанах, электро-гитаре и синтезаторе, но сейчас навыков почти не осталось. Конечно, он может сыграть пару-тройку коротких мелодий, но на этом его умения заканчивались. Лет в шестнадцать Дин стал писать песни, выражая через музыку свои эмоции. В них он игнорировал тему любви, он ее не понимал. Дин считал любовью непоколебимую преданность, которую он испытывал к отцу, или безоговорочное доверие. Он считал глупыми типичные слащавые песни о любви к какой-то девчонке, поэтому выбирал более понятные и актуальные для него темы. Он пел о свободе и веселье, долге и обязанностях. Еще позже Дин решил стать профессиональным музыкантом, как и его отец, и начал активно развиваться в этом направлении. Помогал ему в этом Бобби, но он ничего не делал за парня. Сингер направлял его, иногда подсказывал, давал ресурсы для самореализации. В этот период своей жизни Дин проводил в небольшой студии мужчины все свое время, там он играл, пел, сочинял. Спустя пару лет образовалась группа «Охотники», которую Бобби взял под свое крыло. Дин сочинял песни, был солистом группы. Джо играла на барабанах. Бенни был прекрасным басистом. А Сэм же, поддерживая брата, стал гитаристом. Все шло очень даже хорошо, пока не случилась та злосчастная автокатастрофа, изменившая все. Джон впервые за несколько месяцев решил провести время с сыновьями и забрал Дина на детке. Они ехали к дому Сэма, когда в них врезался какой-то пьяный идиот на полной скорости. Дин тогда еле выжил, а Джон скончался уже в больнице. Детку парень собирал несколько месяцев почти по частям. Благо времени у него было достаточно, ведь музыкальную деятельность он отчаянно игнорировал, а с близкими говорить совсем не хотелось. Бобби за это время очень быстро поседел, изводя себя переживаниями о любимом оболтусе сутками напролет. Сэм окончательно бросил затею с юридическим образованием. Дин сильно похудел и потерял многие навыки. С того самого дня, когда умер Джон, Дин больше не смог написать ни одной строки. Он правда пытался, но все было тщетно. Так как писал он в берлоге Охотников, то находиться здесь ему было крайне некомфортно. Дин чувствовал прожигающую его насквозь пустоту, которая питалась его страхами. Дин открыл дверь в комнату и осмотрел помещение. Сколько времени он тут не был? Пару месяцев? Почти ничего не изменилось. Все те же стены. Та же аппаратура. Те же кресла. Взгляд зацепился за его любимое место: большое кожанное кресло в углу комнаты. Оно было нетронутым. Буквально каждая вещь в помещении говорила о том, что ей активно пользуются. На столиках стояли грязные чашки с засохшими пакетиками чая. На вешалке у входа висели куртка Джо и зонтик Сэма. На сиденьях лежали подушки и мягкие пледы. На полках расположились коллекционные фигурки Сэма, разноцветные медиаторы Бенни, любимый кактус Джо и совместная фотография Охотников с Бобби, с которой на парня смотрели счастливые лица. Отсутствие пыли говорило о том, что комната не остается пустой надолго. Он вернул внимание любимому когда-то креслу. Оно очень выделалось, но не цветом или стилем. Оно отличалось от всей остальной мебели тем, что на нем не было декоративных подушек, плюшевых игрушек и уютного покрывала, на нем не лежал блокнот или записная книжка. На столике рядом с креслом не стояла забытая кем-то кружка или цветок в горшке, на нем не было ничего. Оно было стильным и вместительным, удобно располагалось, но оно не было живым. Им совсем не пользовались. Дин сделал несколько шагов в сторону сидения и остановился перед ним в сомнениях. Винчестер не был уверен в том, что до сих пор может тут сидеть. Это место талантливого парня, которому нравится создавать песни, переговариваясь со своими друзьями. Дин этим парнем не просто не был, он его почти не помнил и уже даже не знал. Спустя вечность молодой человек все-таки договорился сам с собой и нерешительно опустился в знакомое кресло. Он положил руки на подлокотники, откинулся на спинку и прикрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Было приятно снова здесь оказаться, но помещение даваило на него воспоминаниями связанными с этим местом. Каждый плакат, каждая фотография или фигурка хранили в себе теплые моменты, которые тяжелым грузом расположились на плечах Дина. Парень не мог себе ответить, почему это происходило. Он знал, что друзья его всегда поддержат, что им абсолютно все равно на то, что Дин не может сейчас почти ничего. Он чувствовал себя невыносимо жалким. Что бы сказал отец? Что он невыносимый идиот и ничтожный неудачник? Скорее всего. Причем Дин считал, что Джон был бы прав, сказав это. Рука сама потянулась к спрятанным под сиденьем блокноту и ручке. Он открыл записную книжку и пролистал несколько уже пожелтевших от времени страниц. Ее Дину подарил отец. В ней Джон записывал первые свои строки и редкие мысли. В нем же Дин писал самое важное, иногда на страницах блокнота парень писал четверостишья, которые после превращались в тексты самых популярных песен группы, и делал небольшие зарисовки. Дин пробежался глазами по пустому листку бумаги и взял в руку ручку, сняв перед этим с нее колпачок. Он поднес ручку к бумаге, но остановился в миллиметре от нее. Он был сильно напряжен, но отчаянно пытался успокоиться. Голова начала болеть, но никакие мысли ее так и не посетили. Дин не знал, как писать, он не мог начать. Раньше все всегда получалось само собой. Ему нужно было только взять в руки лист бумаги и какой-нибудь карандаш, чтобы слова сами сложились в предложения, а те уже в стихи. Рука начала мелко дрожать, а на лбу выступили капельки пота. Дышать стало тяжело. Дин усилил хватку на ручке, но это только усугубило ситуацию, рука еще больше задрожала. Прошло минут пятнадцать перед тем, как парень в ярости швырнул пишущее устройство в стену и захлопнул блокнот, после чего прижал конечность к груди, прикрывая глаза. Парень сполз с кресла на пол и сильно сжал руки в кулаки, от чего короткие ногти больно впились в ладонь. Тупая боль его немного отрезвила. Кулаки он так и не разжал, но глаза открыл. Дин попытался сфокусироваться на чем-то. Он несколько раз моргнул, перед глазами все плыло. Парень хаотично разглядывал комнату, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Все в помещении было таким знакомым, но в то же время до крайности чужим. Это продолжалось до тех пор, пока на глаза не попалась та самая фотография. Друзья на ней обнимали Дина и широко улыбались. Сзади парня стоял Бобби, который положил свою свою руку на молодое мужское плечо. Сингер не улыбался, но все равно казалось, что он искренне рад чему-то. Эта фотография была сделана в самом начале пути группы. Джо тогда выглядела совсем юной, хотя таковой она по сути и являлась, так что в этом не было ничего удивительного. На лице Бенни не было его густой бороды, которую он теперь носил. Волосы Сэма еще не были такими длинными, а тело таким накаченным, как сейчас. А Бобби? Бобби еще не был седым. По щеке скатилась одинокая слеза, потерявшаяся спустя пару мгновений среди еле заметных веснушек. Разглядывая снимок, Винчестер не заметил, как снова начал дышать. Руки больше не тряслись. На смену напряжению пришла мелкая дрожь в теле, словно парню было холодно. Дин обхватил себя руками и начал покачиваться взад-вперёд, не забывая при этом глубоко дышать. Прошо сколько-то времени, когда парень наконец успокоился. Он встал с пола и убрал на место дорогой сердцу блокнот и потер руками лицо. Дин надел на голову капюшон толстовки чуть ли не до носа и спешно покинул помещение. В комнате после того, как он ее посетил, ничего не поменялось. Все вещи были на своих местах, даже кресло, на котором он только что сидел, не сохранило и следа Дина. И только ручка осталась лежать где-то в углу помещения, сломавшаяся в нескольких местах. ...... Кас уже ненавидел это все. Он просто хотел заниматься музыкой, почему ему приходится ощущать столько внимания к своей скромной персоне? Ну да, Кас не был скромным, но медийность его сильно так напрягала. Как только журналисты узнали, что Ангелы поменяли агентство, так здание, в котором располагался офис «Sing.Er.Enterteiment» окружили эти стервятники. Кас уже около часа не может выйти из здания, и уже был порядком раздражен. Он приехал в Агенство рано утром, когда на улице еще не было столько народу, чтобы уже сегодня начать работу. Он должен был предугадать такой исход. Оставалось два варианта: либо он остается в здании до тех пор, пока не появится возможность его безопасно покинуть, либо он прямо сейчас выходит, и его съедают заживо. Выбор очевиден. Кастиэль уже развернулся и сделал шаг в сторону лифтов, когда врезался в кого-то, утыкаясь ему куда-то в шею. Он попытался отстраниться, но сделал это довольно неудачно, поэтому спустя мгновение покачнулся. Руки незнакомца обвили его талию, не давая брюнету упасть. Не успев подумать как следует, Кастиэль зацепился руками за его шею, не специально еще больше сокращая дистанцию между ними. Парень оказался в ловушке. Теплой такой, крепкой и приятно пахнущей. Какого х… — Ха-ха-ха, — мягко рассмеялся этот человек, но не сделал и шага назад. Похоже, ему все очень даже нравилось. — Кас, ты такой нетерпеливый, — продолжил он. Кас? Что за сокращение вообще? И такой знакомый голос. — Мы знакомы меньше недели, а ты уже вешаешься мне на шею. Не то чтобы я против, я очень даже за. Но для начала нужно познакомиться чуть ближе, не находишь? Дин. Чёртов. Винчестер. Тот самый Винчестер, который при первом же знакомстве полез целовать его руку… Какого х… Почему он позволяет себе его лапать? Кастиэлю же не показалось, что Дин опустил руки ему на поясницу? Какого. Блять. Черта. — А тебе не кажется, что ты слишком много себе позволяешь? — проговорил Кастиэль в шею Винчестера, от чего последний чуть дрогнул. Чтобы предать своим словам больше веса, брюнет несильно ударил рукой по плечу Дина. Но Охотника это, видимо, только позабавило. — Отпусти меня. — Разве можно устоять, когда такой Ангелочек сам падает в твои объятья? — проигнорировал просьбу Дин. Этот парень не может жить без флирта? Иначе почему он сейчас его беззастенчиво лапает, так еще и активно клеит? — Если не отпустишь, я тебя придушу, — прошипел Кастиэль, игнорируя все комплименты. Голос его был действительно угрожающим, но Дину поведение брюнета казалось до крайности милым. — И хватит меня лапать в конце то концов… — добавил он не менее злобно и сильно ущипнул своего мучителя, после чего Винчестер громко зашипел и напряг свои сильные широкие плечи. Что? Широкие? Сильные? Какая разница, какие у него плечи? Воспользовавшись заминкой Винчестера, Кастиэль вывернулся из его объятий и отошёл от него на приличное расстояние. Он ухмыльнулся, довольный своей победой. Не придушил конечно, но тоже неплохо. Он уже собирался ретироваться, пока Дин тер свою кожу и недовольно пыхтел. Кастиэль повернул голову вправо и заметил человека с камерой, который все это время стоял возле них и сейчас просто сиял от счастья. — Какого… — простонал брюнет и устало вздохнул. Ну реально. Какого. Блять. Хуя? Что это за контора такая, что какие-то наглые репортеришки так легко могут сюда войти. Лучше бы он и вовсе сегодня не приезжал. Но нет же, ему ведь так хотелось поработать. Гейб точно не упустит возможности использовать эту ситуацию против Кастиэля. Этот юморист имеет привычку портить людям жизнь. Это его хобби. — Мм? Что? — услышал его Дин и тоже повернул голову. Он увидел журналиста, и его брови взлетели вверх. Он немного на него посмотрел и перевел взгляд на Кастиэля, чье лицо было почти каменным. — Блять… — только и произнес он, глядя на Ангела. Бобби его убьет. Одно дело — позориться самому, на это Сингеру абсолютно плевать. Он на это всегда смотрел сквозь пальцы. Но вот причинять неприятности кому-то другому он не позволит. В головах обоих парней пронеслось одно единственное: Ну какого х…