Witch Ways/Ведьмин Путь

Ты хоть колдовать училась. Эхо фыркнула. Она оторвала лепестки бальзамина и перетерла те в руках. — Ты хоть колдовать училась, — пробурчала она под нос. — А ты хоть колдовать учился, — повторила она с издевкой пародируя акцент Гейла. Она положила кашицу из лепестков в ступку – было бы проще, если бы сначала они просушились, но в дороге у нее практически не было времени. Ей нужно было что-нибудь от головных болей, и только в лагере она могла приготовить настойку. Она сидела скрестив ноги в палатке и попыталась отбросить боль, расположив миску на коленях. Эхо не могла понять, что было источником ее агонии: личинка или разговоры с волшебником. Он не понимал магию. Несмотря на все его бахвальство, о том каким одаренным он был, весь такой архимаг, с магией он обращался, как мальчишка играющий с ножом. Он мог резать им морковь сколько душе угодно, но не понимал, что сила заключалась не в лезвии, а в сжимающей его руке. Ты хоть колдовать училась. Эхо фыркнула. Бабуля предупреждала ее насчет волшебников. В особенности мужчин (ведь именно в них всегда было дело, да?), которые жаждали могущества и знаний, сидя в своих башнях и играя с самими гранями мироздания, будто имели на это какое-то право. Мужчины называли ее бабушку ведьмой, а их традиции – друидской ересью. Потому что зачем слушать шепот Созидания, если вместо этого можно подчерпнуть знания у мертвецов, которые думали, что знают больше, чем Боги? Магия не живет в книгах, как бы того не хотелось мужчинам вроде Гейла. Но ведь так было бы проще, не правда ли? Книги по своей сути простые. Книги мертвы и терпеливы. Человек может закрыть книгу, а когда откроет, то увидит те же слова на своем месте. Магия была иной – она дикая, необузданная и непредсказуемая. Магия была живой, дышащей сущностью, что действовала по своей воле всю свою жизнь и смерть этого плана. Бабуля знала, что не было нужды пытаться укротить ее, и научила этому Эхо. Им не нужны были ни круги, ни башни, ни дорогое обучение, ни многословные учителя. Им нужен был лишь лес, их вера в Майликки, и уроки, что передавались от матери к дочери еще до того, как человеческое высокомерие изгнало Мистрил с небес. Эхо залила листья кипятком из чайника. Резкий сладкий запах заполнил палатку. Он расслаблял и напомнил ей о доме. Дом. Леса Тетира. Домик, в котором она прожила все свою жизнь, вырезанный в огромном дереве. Но это не значит, что бабуля отрицала полезность книг – дома у них была обширная библиотека. Книги были ее постоянными спутниками в течении всего детства. Истории о легендах и мифы о Богах наполняли ее мысли чудесными мирами, что существовали за чертой леса. Бабуля, временами, принимала книги, как плату, когда в лес приходили люди из отдаленных деревень в поисках исцеления. Карга с Сердцем называли ее люди, когда думали, что она не слышит их. Боги, ну не может жить женщина одна в лесу и заниматься магией без того, чтобы ее назвали ведьмой. Эхо знала, что бабуля не была каргой. Ведь если бы это было так, она бы не умерла в своей постели шесть лет назад. И Эхо бы не провела все это время затворницей, прячась в их маленьком домике и уткнувшись во много раз прочитанные книги в надежде, что мир вскоре снова обретет смысл. Смерть – это часть жизни, говорила бабуля. Но ее слова больше не казались исполнены мудрости, после того как смерть так близко подобралась к ее дому. Эхо налила чай из ступки в помятую жестяную чашку. Она отвыкла от окружающего мира. Отвыкла от людей. В каждой беседе она двигалась так, словно изучала речь другого человека, она все еще вспоминала как нужно говорить. Возможно, ей нравилось спорить с Гейлом потому, что впервые за долгое время она чувствовала себя на самом деле собой. Потому что ее неловкость сгорала в бесформенном раздражении. Эхо осторожно протянула руку и прижала палец к левому глазу. С самого рождения цвета ее глаз разнились: левый – голубой, правый – карий, будто ее эльфийская и человеческая половины боролись. В любом случае, она всегда воображала, что где-то внутри нее они сражаются; на эльфийском она говорила не более складно, чем на всеобщем. Возможно, если бы она в самом деле стала свежевателем разума, люди бы перестали ждать от нее нормального человеческого общения. Она глубоко вздохнула, вдыхая аромат чая. Завтра она с ним поговорит; поговорит со всеми. Возможно, у нее даже будет возможность показать, что она весьма искусно умеет колдовать. В любом случае другого выбора у нее не было: сама она скорее всего погибнет. Они были нужны друг другу. Как бы нелепо это ни звучало, эти люди нуждались в ней, в ее заикании, неловкости и неуверенности. И она нуждалась в них, несмотря на все недостатки, секреты и высокомерие. Сейчас они были вместе – единственные люди на всем Ториле, которые знали, через что они прошли и что случилось. Возможно, она не умеет нормально общаться, но она знала магию. Она знала как исцелять и помогать. Раз уж манер не хватает – она покажет знания.

***

У них с волшебником до странного часто совпадали мнения. Не в магии, разумеется. Нет, этот бой она с легкостью продолжит, хоть в аду, хоть после цереморфоза. Ей нравилось думать, что первыми ее словами после того, как личинка превратит ее голову в кашу из ихорозной крови и костей, будут: Гейл все так же не понимает магию. Нет, они соглашались в бессмысленных вещах. Даже, можно сказать, безапеляционных. Те, которые она считала вполне очевидными и здравыми до того, как попала на Побережье Мечей. Они оба считали, что нельзя вредить другим людям без объяснимых на то причин, что детей нельзя убивать ни с помощью змей, ни гарпий, что заключенных нельзя использовать как мишень. Она и не думала, что ее решения могут быть трактованы иначе, пока не повернулась и обнаружила бледного эльфа и агрессивную гитьянки, которые смотрели на нее так, будто она насрала им в спальные мешки. Тут же Эхо начала критически смотреть на свои действия. Она никогда не жила в цивилизованном обществе. Эхо вместе с бабулей примерно два раза в год посещали Брост, куда стекались люди со всех королевств, чтобы получить ее исцеление, но на этом ее общение с людьми за пределами леса ограничивалось. Она, разумеется, видела города. И знала, как купить хлеб, если конечно придется, знала как вежливо болтать о погоде, но она никогда не проводила с людьми много времени. Последние шесть лет она не говорила ни минуты ни с кем, от чего не могла понять, был ли мир всегда таким жестоким. Была ли здравая часть, ну, здравого смысла на самом деле не тем, что она думала. Может, нужно было попытаться перестать помогать людям? Неужели проявление даже малейшей доброты было сродни разговору на языке, которого никто не понимает? Как ни странно, но именно Гейл помогал ей не попасть впросак и говорил что-то вроде: Ох, думаю, не стоит просто смотреть как гарпии сожрут ребенка, не пропадать же хорошо воспитанному мальчику просто так. И казалось, что под каждую ситуацию у него была шутка, хотя нельзя было сказать, пытался ли он вытащить ее из неловкой ситуации или просто хвалился своими достижениями. Какой бы ни была цель, она, нехотя, была ему благодарна. — Портал... нараспашку? — Да, таверна в Глубоководье. Искатели приключений сходятся со всего Фаэруна, чтобы попытать удачу с колодцем. Его руки начинали двигаться, перенося из разума таверну и пытаясь визуализировать... колодец? — С колодцем? К тому... откуда берут воду? В твоем городе выкопали колодец в таверне... это нормально? — О, нет-нет, — он улыбнулся. Эхо подумала, что он просто насмехается над ее непониманием, однако не увидела и толики злости в выражении его лица. — На самом деле их манит то, что находиться внутри колодца. Он, понимаешь ли, ведет в Подгорье — там сплошь смерть, опасность и громадные кучи сокровищ. Устоять невозможно. Он продолжил свой рассказ о том, как остановил драку в таверне, и Эхо предположила, что он просто вновь решил похвастаться, просто более изворотливо. Как бы там ни было, было приятно отвлечься от того, как на нее смотрел Уилл. Судя по всему, даже прославленным героям чуждо сострадание к гоблинам. Она не повернулась. Нос поморщился, когда внимание Эхо зацепилось за знакомое слово, вместо того, чтобы впечатлиться рассказом, как того ожидал волшебник — Подгорье, — сказала она, посветлев. — Я слышала о нем. Запутанное подземелье со множеством монстров и ловушек, которые убьют всех, кто достаточно глуп, чтобы спуститься туда. И кто-то построил над ним таверну? Кажется, Гейл был совершенно не против, что она перебила его. Вместо это, он наоборот был в восторге от того, что она заговорила о его доме. — Представь себе! Прямо над подземельем. Весьма гениально, как мне кажется, — он наклонился к ней, словно собирался поделиться секретом. — По крайней мере, со стороны трактирщика, не думаешь? Оплата вперед, а уже потом постояльцы отправляются на верную смерть. Эхо подавила улыбку. — И это обитель Халастера Черного Плаща, правильно? Гейл отпрянул. В его глазах промелькнуло нечто похожее на заинтересованность и веселье, пускай он уже понял, к чему девушка клонит. — Волшебник, который сошел с ума, — упорно продолжала она. — Похоронен под своей же мощью. Потерянный в собственном высокомерии, в попытках обуздать силы неподвластные смертным. Типичный конец для волшебника... судя по книгам. Улыбка Гейла не дрогнула. — Типичный, но не слишком, — его лицо поморщилось, словно он собирался лукаво подмигнуть. — Уверяю, что подобная судьба далеко не для всех волшебников. Она одарила его исчерпывающей улыбкой, как бы говоря, что знает, сколько внутри него скрывается дряни. Легко положив руку ему на плечо, она поморщилась и покачала головой, будто взвешивая оба аргумента. — Ммм. Не для всех, но для большинства. Она услышала, как Уилл хрюкнул от смеха. Возможно, она все же сможет наладить контакт с этими людьми.

***

Второй привал был самым тяжелым. Как странно. Сначала ей казалось, что таким будет первый; казалось, что ко второму все должны были смириться со своей грядущей кончиной. Но во время первого никто почти и слова не сказал. Каждый пытался оправиться от крушения, все были слишком уставшими, чтобы думать о чем-то сложнее, чем звук собственного дыхания. Теперь эмоции захлестнули всех, надежда и отрицание шли рука об руку, а облегчение смешивалось с ужасом настолько ощутимым, что невозможно было не замечать это. Они доедали вяленое мясо и корки хлеба (все, что им удалось найти) и спали в спальниках, провонявших речным илом. Гейл угрюмо хмурился, Астарион (как ни странно) был бодр, а Шэдоухарт решила лечь спать, прислонившись спиной к каменной стене. Таковой была и ее первая ночь. Она заварила себе чай и провалилась в мучительный сон. Ей снились свежеватели разума и личинки; мечтательное видение, будто существо из ее черепа вылезло наружу, пока она спала. Что она проснется здоровой и бодрой, готовая начать длинный путь обратно в Тетир. Второй привал был тяжелее. Уилл и Лаэзель присоединились к их компании. Уилл убеждал ее, что он прославленный герой, и Эхо неловко была вынуждена признать, что никогда о нем не слышала. Лаэзель сидела в углу лагеря, где спокойно могла наблюдать за возможными признаками цереморфоза, и настаивала на том, чтобы отдых их был максимально коротким. Эхо вообще не могла представить, что сможет отдохнуть. Остальные скучковались вокруг костра и смотрели в него так, словно видели забвение. Они до сих пор не превратились. Ни лихорадки, ни боли, никакого дискомфорта. Неизвестность была почти такой же тревожащей, как и осознание их положения. Она читала о цереморфозе. Несмотря на чудо, все они ходячие мертвецы с тех самых пор, как личинка скользнула им за глаза. — Ну так, — начал Уилл, — кто откуда? Врата Балдура. Глубоководье. Тетир. Клиир. Слова не поддавались рифме, как и смыслу почему свежеватели разума избрали их. Как и не было смысла в том, почему они до сих пор не ощутили никаких симптомов. Она стала лучше читать компанию, в которой оказалась. Она догадалась, что Астарион был родом из людского города, учитывая, что он ни разу не назвал ее полукровкой, а Шэдоухарт могла сколько угодно молчать в тряпочку, но Эхо сразу узнала у нее на лбу обруч с символом Шар. По крайней мере, Лаэзель искренне выказывала свое нежелание путешествовать с ними и рвение избавиться от личинки – на счет последнего винить ее никто не мог. Уилл рассказал трогательную историю о том, как он одолел пару огров до того, как те бы успели устроить набег на небольшую ферму. Весьма захватывающе, хотя это не меняло того факта, что Эхо все равно никогда не слышала о нем. — Ты, должно быть, из самой глубинки Тетира, — сказал он, обаятельно улыбнувшись, от чего девушка закатила глаза. — Раз уж никогда не слышала о Клинке Фронтира. — Мой дом в Вилдате, в нескольких днях пути от Броста, — сказала она, теребя порванный край рубашки. — Жила с бабулей. Местные называли нас каргами, но мы были простыми... друидами без круга. Магия одна, и ей неважно, как мы к ней приходим. Однако чаще звали их карга и украденная дочь, но едва ли сейчас было уместно об этом упоминать. — Мы... не часто выходили в деревню. Еще меньше, ну, в последние годы. Скорее всего сейчас это самый длинный разговор у меня с человеком в течении последней половины десятилетия. Астарион, лениво развалившись на спальнике, саркастично улыбнулся. — С человеком. Полагаю, у тебя было много друзей... среди зайцев или кого-то там еще. — Грибов, — задумчиво поправила она его, смотря в огонь. — В основном, я говорила с грибами. Как ни странно, той ночью больше с ней никто не разговаривал.

***

Мысли всегда легко приходили: как свои, так и чужие. Размышление было ее особенным видом досуга, которым Эхо дорожила; дома она проводила долгие дни, растянувшись на траве, а иногда свисая с ветви дерева, позволяя своим мыслям блуждать где-то там, и пробиваться росткам мечты. Чужие мысли были далеки эманациями, не такими, которые она ощущала при общении с грибами при помощи блуждающих спор в воздухе. Она так долго общалась без слов, что научилась улавливать мысли всех живых существ. С должными усилиями, или точнее сказать с помощью магии, она могла создавать нужные споры и полностью улавливать мысли других, хотя у нее редко появлялась подобная возможность, поскольку обычно она проводила свое время в окружении грибов. Но той ночью, когда все ее спутники один за другим ложились спать, Эхо почувствовала любопытные эманации, и источником этого чувства были не грибы. Споры, которые она могла создавать вокруг себя дремали, как и все спящие в палатках, как ей казалось. Кроме Астариона, который вызвался покараулить ночью. Но девушка была уверенна, что он пошел в лес на охоту. Но чувство было безошибочным. Кто-то не спал и более того, этому человеку было больно. Эхо шагнула наружу, босыми ногами коснувшись холодной земли. Рубаха, которую она носила в лагере, была достаточно длинной, чтобы считать ее относительно скромной, поэтому ничем не прикрытые колени обдало прохладным ночным ветерком. Но этого не имело практически никакого значения; она не собиралась надевать броню только ради небольшой разведки. Движением руки и шепотом губ ее сознание раскрылось, а сеть спор расширилась. Глаза заморгали, пока она пыталась уловить порхающие мысли, словно птицы, вокруг себя. Лагерь спал. Тишина сновидений доносилась из палаток, из леса было слышно голодное урчание, но кого-то намного ближе разрывало от боли. Она повернулась к звуку, отбросив остальные в сторону. Источник - край лагеря. Палатка Гейла. Боль исходила из нее, как волны жара от вулкана. Его мысли были столь же многословны, как и слова из его уст. Она постаралась не обращать на них внимания и пробираться сквозь их фрагменты, чтобы уловить суть. Когда бабуля была жива, она помогала ей учиться, как закрываться от ненужный мыслей, из уважения к личной жизни других и собственного здравого смысла. Честно говоря, особой практики на людях у нее не было, но гребни и водовороты мыслей возле палатки ее спутника ощущались похожими на бабулины. Вот только это было не так, и постоянные наплывы волн мыслей превратились в незнакомый вихрь хаоса. По мере приближения к палатке Гейла, она внезапно ощутила атаку психической силы – нет, психический вакуум, который до этого никогда не испытывала. Эхо не знала в чем была причина: в личинке, или в отсутствии практики. Возможно, дело было в ней, а возможно, в личинке, которая связывала их разумы... или же дело было в нем. Что-то тянуло ее к нему, вытягивало ее магию и не желало отпускать. Но по мере того, как его мысли открывались ей, последняя теория казалась все более вероятной.

Книга. Тьма созданная из зубов, боли, нетерпения и голода. Эоны ожидают своей пищи, кусочка света, который желают полностью поглотить. И внутренний голос. Он отчаянно ругал себя, дергаясь в агонии:

Книга была запечатана, дурачье. Ты сам во всем виноват. Ты сам во всем виноват. Ты сам во всем...

Она больше никогда на меня не посмотрит.

Мысли растворялись под давлением боли. Она разрывала его грудь, дергая за оставшиеся струны души. Она будет поглощать, поглощать, она должна поглощать, и тогда от его сердца не останется ничего, кроме черной пустоты, неприкасаемой, отчаянной, одинокой...

...и это правильно, думает он. В конце-концов, Она уже ничего не оставила от его сердца.

Эхо вскрикнула, споткнувшись о кучку грязи. Ее сердце бешено тарабанилось о грудь, но она все еще чувствовала ее – холод, боль, пустоту там, где должно биться сердце. Она приподняла рубаху, чтобы прижать руку меж грудей, отчаянно желая почувствовать струящуюся жизнь в своих венах и напомнить, как звучит пульс. Другая рука зарылась в волосы, концентрируясь на боли, чтобы привести мысли в порядок. — Сосредоточься, — услышала она слова бабули, — на собственных мыслях. Почувствуй их. Знай, где твое сердце. Ты, как дерево в лесу: касайся ветвями других, но отличай свои от чужих. Почувствуй, как они тянутся, Росточек. Ощути свои листья. Дыши лишь своим воздухом, и прорвись сквозь заросли к солнцу. — Эхо? Тут-то она и осознала, что коленями упиралась в грязь, засунув одну руку под подол рубашки. Более того, сидела она прямо перед палаткой Гейла. К его чести, судя по тому, как он неуверенно высунул голову из палатки, а потом так же неуверенно сделал два шага к ней, выглядел он скорее обеспокоенным, чем растерянным. — Ты... в порядке? — Я дерево в лесу, — пробормотала она. — Я... Прошу прощения? Эхо осторожно вытащила руку из-под рубашки. Она встала и почувствовала, как по ногам стекала грязь. С остатками гордости она выпутала пальцы из волос и подняла высоко голову. — Я просто проверяла как ты. И действительно, если отбросить в сторону все травмирующие мысли, то так и было. Круги под глазами Гейла стали более выраженными, а кожа - бледнее. Темные линии, скользившие по его лицу и шее, выделялись, словно набухшие вены. Его мысли переплетались с болью, с которой она теперь была слишком знакома после попыток прочесть. Эхо вздрогнула и отогнала лишние мысли. — ...давай проясним, — начал он медленно, настолько он был сбит с толку ситуацией, как и сама Эхо. — Ты решила проведать меня, а потом подскользнулась и упала в грязь? — Тебе было больно, — честно сказала она. Ну, почти честно, она решила не упоминать чтение мыслей и внезапного необъяснимого погружения в его самые темные страхи. — Я почувствовала боль из своей палатки. Решила проведать тебя и... могла бы сделать чаю, если хочешь. Поможет уснуть. — Прости, не хочу звучать так, будто не благодарен твоей заботе. На самом деле, наоборот. Но я так и не понял той части, где ты упала в грязь и начала выдергивать себе волосы, — он смог сдержать улыбку. — Или это какая-то друидская традиция, которая мне неизвестна? Гейл попытался сгладить напряжение шуткой. Но в итоге эффект получился обратным. — Нет, — резко огрызнулась Эхо. — Я просто... у тебя начались симптомы? Его улыбка пропала. Вместо того, чтобы вторить ее недовольству, в его глазах заплясало уныние иного рода. После мгновения колебания, Гейл вновь улыбнулся, но более сладко-горько. — Нет. Возможно, мне стоит спросить тебя то же? — кажется, эта фраза тоже отчасти была шуткой, но он сразу посерьезнел, и улыбка исчезла. — Источник моей боли... боюсь, другого рода, и я пока не готов говорить об этом.

Книга. Боль. Голод. Зубы в ее груди, на кончиках пальцев, за глазами. Плетение вокруг ее рук – игра, кошачья ленточка, похожая на детскую забаву, но потом это петля, обвивающая запястья. Она затягивается сильнее, капли капают, но не крови, а магии, магию высасывает, высасывает...

Эхо зажмурилась. Что это было? Она больше не концентрировалась на заклинании, так почему оно продолжало манить ее? — Ты, позволь сказать, в данный момент используешь весьма любопытные эманации. Ты можешь призывать другие виды спор? Признаюсь, сильно впечатляет, хотя возможно... — волшебник замолкает. Тишина продолжается какое-то время, достаточно долго, чтобы она открыла глаза, чтобы быть уверенной, что он не вернулся в палатку. Она заметила, как его любопытство сменилось беспокойством. Брови нахмурились, пока волшебник всматривался в ее исказившееся от волнения лицо. — Уверена, что ты в порядке? Гейл сделал шаг вперед и протянул руку, чтобы помочь ей прийти в себя. Но Эхо рефлекторно отшатнулась. Его пальцы сжались в кулак, а на лице проступил дискомфорт. Несмотря на все недостатки Гейла, она не могла отрицать то, что он пытался ей помочь, даже когда самому приходилось далеко не лучше. — Извини, — пробормотала девушка. — Не бери в голову, — сказал он, как обычно, воодушевленно. Его рука опустилась. — Я позволил себе вольности. Но повторюсь - ты неважно выглядишь. — Мы оба выглядим не очень, — ее голос был низким и хрипловатым. Она поморщилась. Сделав глубокий вдох, Эхо заставила себя посмотреть ему в глаза. — Я собираюсь сказать правду, но перед этим пообещай, что не будешь злиться. — Просить о таком бесполезно, не находишь? — Гейл уперся руками в бедра и улыбнулся той самой улыбкой, которая, казалось, могла растопить любое напряжение. — Я не знаю, как отреагирую на твои слова, однако необходимость в подобном обещании намекает на то, что новость может вызвать у меня подобные эмоции... — Знаешь, нет, — перебила его Эхо, махнув рукой. — Я передумала. Мне все равно на твою реакцию. Я хочу, чтобы ты пообещал, что не будешь читать мне нотации. — А, — выдохнул он с юморком. — Боюсь, это не менее бесполезно. Эхо закатила глаза. — Способ, с помощью которого я общаюсь со своими спорами – мысленный, я читаю их мысли, но это касается не только грибов. Я могу ощущать мысли других, и если достаточно сконцентрируюсь, то могу прочитать их. Улыбка сползла с лица Гейла. Вне сомнений, сейчас его мозг просчитывал все на два шага вперед, и он уже понял все, что она пыталась ему сказать. Следующие слова были произнесены низким голосом, а тон было невозможно разобрать: — Насколько мне известно, заклинания обнаружения мыслей у друидов, обычно, не в обиходе. Школа прорицания совершенно не подходит твоим навыкам, если не ошибаюсь. Эхо почувствовала, как сжались кулаки. — Учитывая, что я друид, тебе не нужно напоминать об этом. Заклинанию меня научила бабуля, и хочу напомнить, что не принадлежу ни к одному кругу, а магии не важно, к какой школе ты относишь ее. Она будет существовать, хочешь этого или нет. Слабая улыбка вернулась. — А кто-то еще говорил мне о нотациях. Она сделала глубокий вдох через нос. — Как бы то ни было, думаю... магия ослушалась меня. Или у меня просто недостаточно практики. Я не собиралась, но я-я просто пыталась понять, кому было больно, чтобы помочь... Натянутая улыбка осталась на месте. — И ты прочитала мои мысли. — Я не собиралась... — Могу представить, как неприятно это было, — волшебник сухо усмехнулся. — Не уверен, что хотел бы знать, что именно ты увидела, но от всей души попрошу, чтобы ты не брала это в голову, — он приподнял руки, ожидая, что она начнет спорить. — По крайней мере, пока. Признаюсь, я надеялся обсудить это с тобой. Я... — он запнулся, перебирая мысли в голове. — Думаю, с самого начала мы все никак не могли найти общий язык. Впервые за несколько часов Эхо улыбнулась. — Может, потому что кому-то стоит держать его за зубами? Волшебник нахмурился. — Не уверен, что заслуживаю такого уровня язвительности, но, признаю, что далеко не всегда я говорю... с должной осторожностью. Возможно, ты удивишься, но я, как и ты, провел некоторое время вдалеке от общества, — и задумчиво добавил: — Моей кошке не позавидуешь. — Не так удивительно, как ты думаешь. — В любом случае, — продолжил Гейл, чуть повысив тон и не обращая внимания на ее слова. — Мне жаль, если я не смог донести, что наслаждаюсь нашим общением, — улыбка вернулась, совсем небольшая, неловкая и неуверенная. Эхо не знала что сказать на это, чтобы реакция показалась нормальной. — Честно говоря, наши интеллектуальные дебаты, словно пища для изголодавшегося ума. Мне нравится слушать твои контраргументы, даже когда я с ними не согласен. И тем не менее, будь уверена, согласен я намного чаще, чем мне бы хотелось признавать. Когда ты защищаешь свою точку зрения, то делаешь это со всей страстью, которая мне импонирует. Эхо замерла. Она ждала, когда же из его рта вырвутся щупальца. Девушка оглянулась через плечо, просто чтобы быть уверенной, что там никого нет и это не какая-то шутка. Вновь повернувшись к волшебнику, она изогнула бровь - это было, к ее удивлению, скромно с его стороны. — Сегодня я был весьма удивлен, когда узнал, что ты вела настолько уединенную жизнь. Ты удивительно начитана для того, кто не получил должного образования, уж прости. А. Вот и оно. Ее глаза сузились. — Не нужен какой-то надутый дурак, живущий в башне, чтобы научится держать перо и правильно мыслить. На самом деле, это даже вредно для тех, кто хочет развить собственное мнение. Думаешь, если я жила со своей бабушкой, то и читать не умею? Что мне нужен город и учитель, чтобы научиться хоть чему-нибудь? Волшебник поморщился. — Нет, конечно нет. Я только хотел сказать, что при правильном обучении... — А какое обучение правильное? — Ну, полагаю, есть определенные стандарты, которым нужно соответствовать, прежде чем... — Я выросла в дереве, так что твои стандарты – не для меня. Эхо думала он разозлиться. Но вместо этого Гейл запрокинул голову назад и рассмеялся. Придя в себя, он с усмешкой взглянул на нее, а в уголках его глаз появились забавные морщинки. — Отбросьте эти мысли, мадам! Я начинаю подозревать, что тебе нравится спорить исключительно ради самого спора. Что, в таком случае, доказывает, что тебе тоже нравится наше общение. Эхо уже была съязвить, но его слова укоренились где-то глубже, сдержав раздражение. Он был прав. Почему она продолжала беситься? Простое недоразумение не требовало той кипы энергии, которую она вкладывала в споры с ним. Ее плечи опустились, а сама девушка слабо рассмеялась. — ...это ты виноват в этом, — пробормотала она, убрав с лица мешающиеся волосы и часть заправив их за уши. — Ты прав. Прости. В свою защиту, я сама не всегда веду себя не очень, особенно, когда ты начинаешь рассказывать, какой ты талантливый и поразительный. — Что же, я твердо верю, что не нужно преуменьшать заслуги, как чужие, так и свои. Или ты думаешь, что из-за моей уверенности в способностях я думаю хуже о твоих? Эхо исподлобья посмотрела на него. Ее раздражало то, насколько проницательным он был. Почему она принимала его слова так близко к сердцу? Неужели, она была настолько неуверенна в себе, что каждое слово воспринимала в штыки? — Если это правда, то мне следует снова попросить прощения. Я должен был яснее выражать свои чувства, — тон волшебника стал ниже, и тот сделал шаг вперед. — Ты – талантливый целитель. Друидское колдовство дано тебе от природы. И ты одна из самых добрых и смелых людей, которых я только встречал. Даже если ты выросла в дереве. Эхо с секунду смотрела ему в глаза, ожидая, что он засмеется. Услышав его слова, она поняла, насколько на самом деле плохо верила в себя. И хотя девушка всегда думала, что довольно искусна в магии, но когда ее вырвали из дому и бросили в этот бардак, она тут же начала замечать все свои слабости. Тем не менее, она почувствовала странный трепет в груди и напряжение в сердце. Заметив, что она молчит, Гейл поднял ладони, будто физически излагая свои аргументы. — Вот. Теперь, я верю, что мы сможем преодолеть нашу враждебность и перейти к более насущным перспективам, например: придумать как избавиться от любимых паразитов и хороший сон, чтобы продолжить поиски лекарства. — Да, — пробормотала девушка, уже готовая развернуться и уйти. И только тогда Эхо осознала, что он, каким-то образом, смог отвлечь от изначальной цели ее треволнений. — Постой, нет. Тебе все еще больно. Если ты скажешь, где источник, то я смогу помочь. А если не получится, то я знаю чудесный рецепт чая – будешь спать без задних ног. Его улыбка поблекла. Волшебник покачал головой. — Как я уже сказал, я ценю твою заботу, Эхо, правда, но никакой напиток не сможет облегчить мой дискомфорт. Но, обещаю, что завтра расскажу кое-что о природе этой боли. Дай мне, пожалуйста, собраться с мыслями сегодня. Она сжала губы. Ну почему он такой упрямый? Эхо думала, что такова природа мужчин – они никогда не признают, что им больно. Но вот Астарион мог начать выпрашивать у нее исцеление, если просто удариться пальцем об угол. Эхо поняла, что слова Гейла, вместо того чтобы успокоить, наоборот – вызвали больше любопытства. Она лечила множества недугов – яды, болезни, раны и ожоги – но ничто не вызывало такую боль, как то, что было у Гейла. Но вместо спора, она сказала: — Как скажешь. Его улыбка в конец померкла; отголоски боли вновь отразились у него на лице, впившись в уголки глаз. Гейл провел пальцами по лбу. Она и не заметила, насколько уставшим он выглядел, и как много уходило у него сил на шутки. Больше он не мог храбриться... — Эхо, — сказал он аккурат перед тем, как она развернулась. — Я благодарен за то, что ты честно призналась, что прочитала мои мысли... и я верю, что это вышло случайно. Поэтому, не думаю, что должен просить, но... — Больше не буду, — сказала девушка, сдерживая небольшую улыбку. — Мне жаль, этого вообще не должно было произойти. Я уже давно не пользовалась этим заклинанием. Надеюсь, что это просто была случайность. Но на всякий случай, я буду держать споры подальше от тебя. Гейл все же смог улыбнуться. — Я ценю это. Эхо задумчиво наклонила голову. Она подумала о том, как его мысли накрыли ее. Прикусив губу, она взвешивала свои следующие слова: — Честно говоря, это было... странно. Может, дело в личинке, но ощущалось по-другому. Обычно, когда я читала мысли людей, по крайней мере насколько я помню, то сама заглядывала в них, понимаешь? Но твои, они будто... будто сами втянули меня. Словно сама магия втянула меня к ним. Я не хотела их читать, но они меня будто... проглотили. Казалось невозможно, но лицо Гейла стало бледнее. Широко раскрытые глаза уставились на нее, веселая маска сменилась смесью страха и задумчивости. Он отвел глаза в сторону ночной темноты, к лесу. И смотрел туда не моргая, пока какой-то неизвестный ужас грыз его мысли. — Гейл? Он вновь посмотрел ей в глаза. Словно вспомнив кто он, волшебник сделал размеренный шаг в сторону. — Прошу прощения, я задумался, — он слабо улыбнулся. — Доброй ночи, Эхо. И хороших снов. Он знает, раздраженно подумала девушка. Он знает, почему его мысли проглотили твои, и молчит. Его слова, однако, не вызвали того раздражения, которое появлялось во время большинства их разговоров. Потому что Эхо, приемная дочь женщины, которая может была каргой, а может и нет, хорошо знала разницу между секретами и личной жизнью. И с легкостью уважала и то, и другое.