Сокровище для защитницы

      «Я не из тех юнцов, что читают свитки о союзах, основанных на страсти!», говорил он.       «Я серьёзный юноша, меня даже измором не возьмёшь!», говорил он.       «Ты не сможешь затащить меня в постель!», говорил он…       — Мы будем вместе всегда, ведь так? — говорит он теперь, прижимаясь к совратительнице обнажённым тельцем и преданно глядя из-под пушистых, белых ресниц.       — Полегче! — хохотнула Мез’Баррис, соизволив всё-таки убрать свои гигантские лапищи от его манящих яичек… И переключившись на не менее манящую задницу. Аккуратные яички, изящные ягодицы, член — совсем небольшой, но достаточно толстый, чтобы самка закатила глаза, едва на него присев…       Ну и рожа ничего такая!       — Ну ты ведь заберёшь меня с собой? — он изо всех сил пытался не измениться в лице, наверняка борясь с отчаянием в панически колотящимся сердечке. — Я всё понимаю, госпожа, мой Дом слишком высок в иерархии, чтобы вы могли взять меня в мужья…       — Мужья мне не положены по статусу, это во-первых, — осадила Мез’Баррис, получая теперь от встречи и моральное удовольствие. Стоило бы сбавить обороты, припомнить, что берут мужей и нищенки… Но кому, как не принцу, знать о тонкостях церемониала и возможных рисках при столь высоком положении?       — Но вы же делаете, что хотите! — попытался он возразить, слишком гордый и сдержанный, чтобы переходить на возмущённый самцовый визг.       — Во-вторых, — продолжила Мез’Баррис как не в чём ни бывало, нащупывая его член в надежде на новый раунд, — если ты проболтаешься, что я смела о тебе… Мечтать… Хотя бы мечтать! Знаешь, что сделают со мной твои мать и сёстры?       — Я не хочу этого знать! — возмутился он, будто это из него сделают мишень для тренировки самых борзых солдаток, а может и вовсе личного самца.       — Ну, я всё равно покажу, пока ты не оделся! — загоготала она, подминая жертву под себя.       — Нет! — завизжал он, брыкаясь. — Не смей меня трогать, чернь!       Мез’Баррис навалилась на него всем весом своей гигантской туши, вжимая зарвавшегося принца Текендуис в недостойное «ложе» на втором этаже манифолксого кабака. Стервец больше не скулил, он и дышать теперь не мог!       — Во-от, как мы заговорили, ваше, ну… Высочество!       И всё-таки она смилостивилась, приподнявшись, чтобы юнец не вернул под ней душу богине раньше времени. Ну не такая она, эта Мез’Баррис! Не любит она, чтобы самцы умирали под ней. Пусть занимаются этим жрицы, а не принцессы-солдатки, по матушкиному попустительству носящие титул «первой жрицы» в своём Доме.       В своём странном, очень странном Доме! В пристанище «солдаток», или, по-простому, «конченных головорезок», «пригретого браэринского быдла», «озверевших нищенок, которым всё равно нечего терять».       — Ладно тебе, — смягчилась Мез’Баррис, соизволив даже убраться прочь с кровати и отойти к окну. — Успокойся… Не сделаю тебе ничего.       — Ты уже всё сделала! — стервец завопил, но хныкать не торопился. — Такие… Т-такие… Н-нет!..       — Ну? Раскрой душу, чего стесняться-то теперь!       — Такие «песни» пела, чтобы я отдался! Такие слова говорила!.. О моей красоте, о том, как хочешь меня!.. Я думал, ты возьмёшь за меня ответственность, заберёшь в свой Дом! Нет, не так, я… Я думал, мы сбежим! Ты говорила, что церемониал тяготит тебя, что ты… И тогда мы сбежим вместе!       — Совсем что ли дурной? — осведомилась Мез’Баррис, и этот идиот не посмел спорить.       Да, стервец заткнулся, и наверняка сейчас он зарыдает, изображая обиду, как они обычно делают. Мез’Баррис ждала этого момента, ухмыляясь… Сейчас он захнычет, и это представление будет длиться, пока он не забьётся в истерике оттого, что самка не спешит его успокоить. Дальше он накинется на неё с кулачками, а она даже не двинется, даже не изменится в лице. Потом он вытащит свой изящный клиночек, намереваясь убить её, а может и себя. Когда и эта манипуляция не сработает, зарёванный стервец вложит все силы в эрекцию, чтобы «помириться» — соблазнить и начать круговорот причитаний заново, возле потерявшей бдительность самки…       Или выторговывая себе жизнь.       Либо моля о месте в её и без того переполненном гареме — лучшей из оставшихся альтернатив.       Мез’Баррис сыта по горло этими самцовыми капризами, вот, почему она не спешит хотя бы обернуться, наплевательски любуясь видами подсвеченного огнями фейри города через огромное окно без решёток и стоя спиной к созданию, что рано или поздно бросится на неё с оружием.       Стервец, однако, молчит. Неужто любуется фигурой гигантской солдатки, способной и самку через плечо перекинуть? Говорят, настоящая, концентрированная самка — гора жира и мышц, а вот Мез’Баррис часть про жир пропустила мимо ушей, и не то чтобы её из-за этого сторонились. Шрамы она не залечивает, как последняя дикарка, и это лишь добавляет ей брутальности. Не зная, как ещё подчеркнуть своеволие и бунтарский дух, она выкрасила прядь волос красным порошком сомнительного происхождения, чего не каждая браэринская беспредельщица себе позволит!.. Но в глаза её бесстыжие никто осуждающе не заглянет, это ж придётся голову задрать, сломав себе шею! Да что там, грозная Мез’Баррис такая сильная, такая огромная, что одна только её задница раза в два больше этого притихшего высокородного стервеца.       — Я не поняла, а где причитания?! — возмутилась она, наконец, всем телом развернувшись к…       Стервец глядел на неё совершенно пустым взглядом, с лёгкой улыбкой на утончённом личике и, ну надо же, с изящным клиночком в нежных ручонках.       Чутьё завопило: это не к добру! Уши дрогнули, чуть навострившись! Рука по привычке потянулась к оружейному поясу… Которого, конечно, не оказалось на совершенно голой совратительнице приличных юнцов.       — Да, я глупец, каких поискать, — бормотал он, неестественно притихший. — «Повёлся», как вы это называете. Из всех вещей, что я хочу сказать тебе… Что бы ни было дальше, я… Таких, которые… Которые отдаются не по чину… Ты оскорбила мою матрону, завладев её сокровищем, а я тебе помог. Я помог тебе, черни, унизить мою матрону!       Он резко всадил кинжал в центр своей грудной клетки, прежде чем Мез’Баррис успела хотя бы дёрнуться.       Мез’Баррис бросилась к нему, матерясь похуже браэринской сутенёрши и применяя всё, что ей доступно, в попытке откачать этого идиота. Драук её побери, как же она вдруг пожалела, что не налегает на магические трактаты, не спешит в Арак-Тинилит, не почитывает хотя бы руководства по созданию исцеляющих зелий из рофьих лепёшек и обгрызанных костей!.. Настоящей самке медикаменты не нужны, соперница до неё не доберётся! Зачем носить с собой зелья, зачем брать их на встречу с самцом!..       Стервец истекал под ней кровью, хрипя, ухудшая своё положение запоздалой паникой, очевидно сообразив, какой он идиот! Явно передумав идти демоницам на корм!       Такая красота померкнет из-за неё. Принц Дома, что выше в иерархии, умрёт из-за неё. Его матрона узнает, её матрона узнает, что его матрона узнала, Мез’Баррис лучше не знать, что будет, когда все всё узнают, и…       Он обмяк, закатив ошалелые, некогда прекрасные глаза в пол-лица. Пригожее личико перекосило в агонии, горячий ротик съехал набок…       Мез’Баррис даже не успела порадоваться терминальной эрекции, услышав шум за дверью.       «Вон там оно всё, госпожи!», — скрипела кабатчица, наверняка прижав уши в ожидании всех казней и отбивая поклоны после каждого слова. «Туда пошёл, да, вот за этой самой дверью он! Да с верзилой такой!.. я ж ей слово сказать побоялась! Сама, конечно, я такого не одобряю, у меня тут приличное, это самое, ну, заведение, никаких мужиков у меня тут отродясь не было, никаких шлюх, кроме вашего брата… Простите! Простите!»       Дверь слетела с петель и Мез’Баррис сиганула в окно, в чём Мать Соулез родила.

***

      Гигантская ошалелая самка арбалетным болтом пронеслась через полгорода в одних серьгах. Все были в шоке! Что могло напугать столь огромную особь?!       Ну, может, у очевидцев были и другие вопросы.       Самцы визжали в ужасе, будто их уже насилуют. Самки скрипели зубами, почуяв слишком брутальную и доминантную соперницу в вечной борьбе за территорию и шлюх. Детёныши осуждающе качали головами, ведь носиться по городу голыми неприлично, так делают только животные и жрицы!       А многие даже ухом не вели. Мало ли, где эта бестолочь потеряла пивафви?       В свои покои Мез’Баррис влетела, никому ничего не объясняя, и сидела там тише мыши, надеясь на чудо. Принц Дома Текендуис заявился в кабак, бросил подле себя полный комплект вещей наследницы Армго и… убился. Ну, всякое бывает, что ж событие из этого делать!       В общем-то, это даже забавно. Будет, что рассказать в кабаке… Может, в этом же самом! Союзницы и прочие подпевалы будут в восторге, а верная приспешница Аша снова будет хохотать после каждой реплики!       «Кого ты поимела на этот раз?», — всегда спрашивает Аша вместо приветствия. — «Ты не такая, как паршивка До’Урден, тебя самцы сами хотят! Да тебя даже самки хотят! Ну, все, кроме меня, я-то нормальная!»       Мез’Баррис эти речи льстят, но рожу Аше-извращенке она всё равно бьёт… Так, на всякий случай. Да та и не против, за то ведь и союзничает с Мез’Баррис, чтобы рядом с настоящей самкой вертеться!       Едва Мез’Баррис сочла нужным прикрыть телеса одеждой, в дверь её снова постучали.       — Сестра моя, — подала голос визитёрша…       С’Арбриина, вторая принцесса Армго… Не пройдёт и десятилетия, как ляжет в её руки змееголовый хлыст высшей жрицы! Подумаешь, сан получит… Умна, но не гениальна. Старательна, но не более того. Сплошное недоразумение! Не такое жалкое, как их третья сестрица, рождённая, смешно сказать, даже без клерикального таланта, и оттого мечтающая всего-то потеснить на посту главных головорезок в местной орде… Ну, точнее, «высшие чины», «в армии», если выражаться как изнеженная недобаба.       А прочие сёстры даже этим двум в подмётки не годятся!       — Ну? — поприветствовала Мез’Баррис в ответ.       — Матрона желает видеть тебя, дорогая сестрица, — недодраучиха расплылась в сладенькой улыбочке и деликатно левитировала свою поклажу… С таким видом, будто репетировала это неделю.       Мез’Баррис похолодела, наверняка став вся серая, или даже белая, как жалкая дартиирша.       — Что там? — попыталась она брутально рявкнуть вдруг дрожащим голоском.       — Как это что? — сестрица будто переживала лучший момент своей жалкой жизни. — Вещички твои, которые ты потеряла. Платье, сапоги, плащ, оружейный пояс… Всякие прелестные мелочи, рассованные в потайных карманах…       Пауза, совсем здесь ненужная, затянулась, а между тем лицо С’Арбриины трещало по швам от садистской ухмылки, которую эта дрянь даже не пыталась скрыть.       — А ещё знак Дома.       Мез’Баррис внутренне выругалась всеми грязными словами, какие доводилось слышать ей с рождения.       Сестрица вылетела из её покоев, гогоча, будто она уже высшая жрица, слышащая чужие мысли.

***

      — Дочь моя старшая, подойди, — подозвала матрона елейным голоском.       Мез’Баррис не смела даже дышать, выполняя приказ.       — Светоч дартиирский! — матрона схватила её за косма, приложив лицом о каменный рабочий стол. — Какого драука ты творишь?! Что ты себе позволяешь?!       Матрона, всегда чинная и сдержанная Соулез, вовсю показывала своё истинное лицо, колотя избалованную любимицу всеми доступными способами. Мез’Баррис не смела не то что сопротивляться, она не смела даже… Нет, орать и молить о пощаде она попросту не умеет, вот и всё! Дело не в страхе перед матроной! Она не боится даже матрону!..       Да ладно, кого она обманывает?!       — Прости меня, моя матрона! — запричитала, наконец, Мез’Баррис, повалившись матери в ноги. Ещё немного, и Мез’Баррис стало бы мало сдавленно скулить, закусывая губу до крови, применяя все уловки по отрешению от физического тела!       Да в самом деле, она уже почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, и это, ну разумеется, слёзы от напряжения!       Она валялась у матроны в ногах, уверяя, что произошла ужасная ошибка, это не то, о чём все подумали, не так всё было, и больше она так не будет. Матрона корректировала показания то пинком, то кулаком, а то и змееголовым хлыстом, отчего Мез’Баррис замирала, выпрямляясь по струнке в кратковременном параличе и закатывала глаза, как этот во всём виноватый стервец из Дома Текендуис.       Наконец, услышав заветное «больше такого не повторится», матрона оставила в покое свою то хрипящую, то воющую любимицу.       «Я показательно отчитала перед ними пару головорезок», кажется, говорила Соулез. «Наша армия слишком велика, а казна пуста». «Принцессы вечно интригуют друг против друга».       Чудом не вопя от жалкой попытки дышать, Мез’Баррис слышала, наверное, одну реплику из десяти, не соображая от боли, как одно связано с другим.       — Восславь богиню, ибо тебе опять сошло всё с рук, — заключила Соулез как-то… устало. — Конечно, мне пришлось отсыпать им немного золота. Так, для приличия. За доставленные неудобства от вида лиц наших солдаток. Мне бы кто за эти неудобства золотишка отсыпал!       О да, Мез’Баррис восславила всех! И богиню, чьи помыслы неисповедимы, и матрону, что так старательно выделяет старшую дочь на фоне остальных!       — Должна ли я сделать что-то, моя матрона, — прохрипела Мез’Баррис, дерзнув не то что выжить, а даже подняться с пола и стать перед матроной на колени! — Должна я… Что-то… Легенду поддержать, или…       — Ничего! — Соулез сияла, гордясь своим умением решать вопросы с вышестоящими Домами. — Постарайся лишь держать себя в руках. И впредь, покушаясь на шлюх с чересчур звучными фамилиями, и сейчас. Когда выйдешь из моего кабинета и услышишь безутешные рыдания своей второй сестры, что так надеялась стать первой.       Дерзни упомянутая С’Арбриина греть уши, прижавшись к этой двери, она бы и впрямь зарыдала, услышав, как матрона с любимицей хохочут в один голос.       — Однако, прежде чем я тебя отпущу, — Соулез напряглась, явно к чему-то клоня. — Докажи, что я не зря выделяю тебя из всех. Попробуй догадайся, за что так сурово бита.       Ну надо же, Мез’Баррис ожидала чего угодно, только не загадок от суровой матушки! Ну и что всё это значит? Очередная интрига гениальной Соулез, у которой даже первые буквы имён личных самцов каким-то образом дают ответ на все вопросы бытия?       — Помимо очевидного… Покушения на имущество вышестоящих… — Мез’Баррис напряжённо соображала, говоря с трудом и не делая лишних движений.       И тут-то её осенило!       — Моя матрона! Связано ли это с Вартой До’Урден?!       — Разумеется, — Соулез от удовольствия осела, прямо на свой рабочий стол. Возможно даже на письмо этой самой Варты, непобедимого врага… Прямо на её подпись! Прямо на её имя! И это, конечно, тоже часть какого-то плана!       — По городу ходят слухи, — воодушевлённо продолжила Мез’Баррис, позабыв о боли в потоке откровения, — что её бестолковая младшая дочь схватила… Кажется… Никто не называет фамилии, но… Эта помешанная совершила то же, что и я! И её матрона замяла дело… Так же, как моя матрона.       Уши Мез’Баррис поникли, а в голове всё снова спуталось.       — Так в чём же суть в таком случае? — не понимала она.       — А в том дело, дочь моя, — Соулез оскалилась, схватившись за шипящий вовсю хлыст, — что сальнолапая дегенератка Мэлис До’Урден не удержится от повторения ошибки, и тем самым продолжит навлекать беду на свой Дом. А ты!.. Ты, девочка моя разумная, никогда больше не заставишь меня поднять на тебя руку!       Мез’Баррис всеми клятвами поклялась, что так и будет.

***

      Напившись исцеляющего зелья, Мез’Баррис решила, что теперь надо напиться и чем-нибудь ещё. Можно пойлом, по старинке! Всегда работало, вот и теперь лишним не будет.       Получилось уж очень хорошо.       Как это началось? Одни говорят, что Мез’Баррис, битая матроной, решила залечить душевные раны, призвав союзниц и нагрянув с ними в первую подвернувшуюся забегаловку, а там и встретила разливайщика, что пострашнее иной головорезки будет. Другие будто видели, как вусмерть пьяная, одинокая, неведомой бедой сражённая детина шаталась по Браэрину, ища приключений, и тут-то ноги приволокли её к самому паршивому борделю, и это совсем ничего не значило! Третьи клянутся, что сама судьба, а может и богиня собственной персоной, направила несчастную, запутавшуюся душу к самцу, что сумеет пережить её побои… Прежде пытаясь толкнуть Мез’Баррис в «объятия» самок, сумевших бы, как тут говорят, «загасить её толпой», и оттого-то пришло бедняжке на ум приглядеться к самому огромному из шлюх, чтобы отыграться за самочьи побои!       Мез’Баррис и сама не помнит, как так вышло.       И вот она стоит перед гигантским сараем, отупевшая от пойла, и гогочет, слушая рассказы верной приспешницы Аши.       — Они, значится, назвали это «защитой стервеца»! — вещает та, опираясь на Мез’Баррис, чтобы снова не свалиться в лужу от помоев, а может и трупного яда. — Самец, вот он почему не даёт? А потому что стервец! И тут ты такая подходишь, говоришь, чего он услышать вообще не готов, и эта его, ну, типа… Уверенность!.. Вот, как рукой снимет это самое. И делай с ним, что хочешь! Он в шоке потому что, и ты тогда…       — Это понятно, — окосевшая Мез’Баррис красноречиво, по очереди моргая обоими глазами, таращилась на гигантский сарай перед ними, — но… Что это за дрянь? Мы что тут делаем?       — Это, госпожа… — выползла из ниоткуда подхалимка, чьего имени Мез’Баррис не вспомнит уже через минуту. — Мы это называем «Зверинец»! Заведение, так сказать, куда стекаются иблиты всякие, уроды, калечные, ну, увечные… Таких шлюх увидите только здесь! Нигде больше таких уродов нет!       Мез’Баррис уставилась на неё так же, как только что пялилась на загадочный Зверинец.       — У меня тут брат работает, — смущённо добавила подхалимка.       — А-а-а… — понимающе заголосили Мез’Баррис с Ашей.       И тогда подхалимка начала вещать о сакральной роли заведения. Высшие жрицы это дело построили, потому что ну кто же ещё. Чудеса здесь какие-то происходят, потому что ну как же иначе. Сама Бэнр спонсирует заведение, потому что… После отбоя такое бывает!..       Мез’Баррис, не желая слушать пьяный бред, двинулась вперёд, уверенной, как ей казалось, походкой. Там, позади, её исчезновения даже не заметили! Увлечённая рассказчица посвящала во все тайны Ашу, уронившую в изумлении челюсть, пока местные малолетки-карманницы наживались на этих пьянчугах, стоя рядом в полный рост и просто доставая из их карманов всё, что посчитают нужным.       Мез’Баррис двигалась вперёд, намереваясь сбить защиту стервеца с высокомерного проститута, что стоял прямо по курсу.       Ну, если подумать, не так уж он плох для борделя с ужасной репутацией. Да, огромен и плечист, как самка, да, рожу ему делали, вдохновляясь кошмарами крохотных эльфят, да… Да… Но…       Длинная, густая коса почти до пояса. Мальчик явно гордится своим единственным преимуществом. Большие глаза, которым так подойдёт паническое выражение. Прелестные пухлые губки… такой рот у самки указывает на что-то там про каннибализм, а для самца это значит, что ротик явно рабочий!       Мез’Баррис остановилась прямо напротив него, вдруг осознав, что мальчик, тощий, измождённый, битый и сломленный… Ростом с неё! А если его откормить, то он и весом будет с неё! А если как следует откормить, не жалея ресурсов…       А если он такой огромный, то что же у него ещё… Ростом с неё?..       Так-так, Мез’Баррис собиралась проверить, как работает загадочная «защита стервеца»! Сначала надо, это… Собрать информацию, вот! Разведка — наше всё!       — Назови своё имя! — скомандовала она, едва устояв на ногах от важности.       Мальчик, впрочем, не устоял. Пошатнулся, бедняга, глянул на неё в суеверном ужасе, опустил глазищи свои в самую Бездну!       — Имя, — давила Мез’Баррис зловеще. — Я спросила, как тебя зовут.       — Уродом кличут, — пролепетал тот, очевидно потратив на реплику все силы, отчего и повалился на колени.       — Я спросила, зовут тебя как?       — Да так и зовут, госпожа! «Поди сюда, Урод»!       — Да твоего-то папашу, ну что за… недоумок!       — Ну, и так называют тоже… — едва не заикался он, паникуя.       Схватила бы Мез’Баррис его за шиворот, да боялась не устоит, поэтому она не придумала ничего лучше, кроме как обрушиться всей массой куда-то перед ним, коленопреклонённым и дрожащим. Даже присев в лужу, Мез’Баррис не потрудилась снять маску великой владычицы с чересчур интеллектуального после пойла лица!       — Я не об этом тебя спросила, — она понизила голос до угрожающего тембра, глядя ему в самую душу и дыша туда перегаром.       И тогда он, наконец, сдался.       — Да, госпожа, — он спрятал своё измождённое личико, морально уничтоженный, и, кажется… Что это? Неужели Мез’Баррис слышит всхлипы? Ещё она шлюх на улице до слёз не доводила!       — Я полуиблит, госпожа, — хныкал он, отчётливо ненавидя и себя, и её, и всё вокруг. — Но только наполовину! На другую половину я нормальный! У меня даже кожа чёрная! И коса белая! И глаза красные! Всё, как у нормальных!       — Ну-ка тихо, — осадила Мез’Баррис, повелительным жестом поднимая его личико и заставив взглянуть себе в глаза. Ну, смотреть ей в глаза он, конечно, отказался, но лицо воротить не стал. Хоть на это ума хватило.       — Значит, слушай сюда, — начала она, стараясь звучать не слишком сурово. — Лицо я твоё вижу, и мне его разбить не хочется, это раз. Я в хлам, и для меня сейчас все самцы красавцы писаные, это два. Я не насиловать тебя пришла, так что не ной, это три.       Он всё-таки соизволил покоситься на неё… Так всего на секунду!       И этой секунды хватило, чтобы у Мез’Баррис, проспиртованной и оттого любезной, развязался язык.       Что она несла! Как славила она богиню за то, что не помнит и половину этих речей! «Ты плод ксенофилии, но я принимаю тебя таким»! «Все мужики ничего такие, когда подо мной»! «А знаешь, есть в тебе что-то, да и во мне сейчас что-то твоё будет»!       Всё это она мучительно вспоминала, пока амбальша какая-то гнилозубая пинала её в бок, заставляя пробудиться.       — Э! — быковала та. — Ты чё?!       — А чё? — отозвалась Мез’Баррис. Голова так болела, что она ушами повести не могла.       — Чё храпишь на весь блядушник?! Вали отсюда, в хибаре своей храпи!       Ну, это ни в какие ворота не лезет! Браэринская вышибала раздаёт указы самой принцессе! Наследнице! «Первой жрице», которая, правда, жрица лишь на словах деятельной и всё с рук спускающей матушки!       Сейчас Мез’Баррис встанет, и…       Лежбище, на котором она отрубилась, обняло её слишком сильными для ничего руками, и Мез’Баррис мигом забыла о претензиях бордельной вышибалы, уставившись удивлённо на…       Гигантское нечто под собой.       Гигантское нечто, говорящее взглядом больших, усталых и с какой-то стати не наполненных ненавистью глаз «не связывайся с ней».       «Ты кто?», чуть было не спросила Мез’Баррис, вовремя прикусив язык. Память подбрасывала ей образы вчерашней попытки допытаться, и меньше всего на трещащую с похмелья голову хотелось ей повторять этот опыт.       — Давно я тут? — поинтересовалась она, не зная, с чего начать.       Гигантское нечто пыталось что-то сообразить… Безуспешно.       — Что вчера было? — не оставляла она попыток, любезно освобождая мальчика от веса своей гигантской туши.       — Вы сняли меня, госпожа, — ответило нечто неопределённо.       — Это понятно, я имею ввиду… Ну…       Мальчик замялся, перебираясь в сидячее положение и смущённо отползая в угол. Знать бы, что творится в его голове! Шлюхи разные бывают. Одни горько зарыдают, вдруг возомнив себя обесчещенными, и позор их, видимо, был впустую, другие оскорбятся до глубины души, ведь как можно забыть встречу с ними, талантливыми и старательными, а третьи…       Третьи может и не делали ничего, а денег стрясут как за лучшую ночь в жизни!       — Ну… Вы хотели завалить меня прямо в луже, — заговорил тот смущённо, голосом таким низким, что можно и за самочий принять. — Я сказал, зачем в луже, можно же не в луже… Вы приказали показывать, где можно, а я показал…       — Дальше, — Мез’Баррис не столько слушала, сколько прожигала нового приятеля взглядом, снизу вверх, сверху вниз… Это ж как она вчера набралась, чтобы проснуться на чём-то подобном? Сколько она выпила, если и сейчас перед ней не набор иблитских черт, помноженный на самочьи габариты, а странное создание, наделённое особым очарованием? Не иблитская морда, а смущённая мордашка! Глазащи у создания, конечно, отупевшие, косящие исподлобья в претензии, за какую обычно рожу бьют, но есть в этом взгляде что-то, отчего Мез’Баррис хочется в них глядеть, пока мальчик не поддастся панике, так возбуждающей всякую самку. Впалым щекам его, проткнутым ржавеющими шипами, подошёл бы стыдливый румянец, а в его чувственный ротик уж очень хочется засунуть пару пальцев, чтобы получше разглядеть набор прореженных клыков, которых он явно стесняется.       Мез’Баррис на миг подумала, что неплохо бы взять этого подстильца в рабы… Просто чтобы посмотреть ему зубы, как это делают, проверяя здоровье живого товара!       — Ну? — поторопила она, до сих пор не слыша ответа. — Что я сделала с тобой?!       Сейчас он вновь возбудит её, перечислив все позы, в которых она его отымела!..       — Я не могу такого сказать! — возмутился он искренне. Стены содрогнулись, а Мез’Баррис выругалась так витиевато, что какие-то дегенератки с дубьём заржали, харкая лёгкими.       — Юнственника совращённого из себя строишь?!       — Нет! — он вытаращил и без того огромные глазищи, защищаясь. — Вы просто не поверите!       А такого поворота Мез’Баррис не ожидала.       — Хочешь, подскажу? — ехидно навязался тип с соседней лежанки, в обносках, едва прикрывающих член. — Денег дай, и подскажу!       Ну, сказано — сделано. Мез’Баррис не хотела вникать, что за отношения у этой пары проститутов, которых она всё равно больше никогда не увидит, и прикидывать, какова вероятность, что услышит правду. В конце концов, она не нищенка, чтобы каждую монету от сердца отрывать.       — Ты швырнула его на лежанку эту, — буднично вещал едва прикрытый тип, проверяя подлинность монеты на зуб, — залезла сверху и объездила.       — И во что тут я должна «не поверить»? — Мез’Баррис даже немного расстроилась, ожидая уже эпических сказаний о диких скачках в доселе неведомых позах.       Шлюхи же глядели на неё, как на особь, чья глупость достойна отбраковки.       — Так он живой ещё! Ты чё, не видишь, он живой! Ты себя видела?! Ты самка! Огромная самка! А он под тобой мало того что не сдох, а даже от боли не орал!       — Низкие же у вас стандарты! — поразилась Мез’Баррис.       «Кто низкие?», кажется, спросило всё вокруг, пока пара браэринских проститутов смотрела на неё во все глаза. Тот, что болтливее — с подозрением, а второй…       — Вы спросили вчера, — начал тот, что служил её лежбищем, пока она храпела на весь бордель прямо ему в сверхчувствительное ухо. — Про… имя.       Гигантский субъект то таращился на неё во все глаза, будто не признавая существование чего-то подобного, то не знал, куда деть руки, наверняка горя желанием смущённо накручивать прядку на пальчик.       — Я не сказал бы, я не такой! — тут же возмутился он, и Мез’Баррис едва не ударила его, мстя за свои барабанные перепонки. — Ни слова не скажу тряпке, которая даже всечь не может!       Мез’Баррис накинулась на него прежде, чем он успел бы сказать ещё хоть слово.       — Любишь, значит, пожёстче? — её кровожадная ухмылка отражалась в его больших глазах. — Сейчас ты у меня по-другому запоёшь!       Он даже не пытался защититься, лишь принял как можно более беззащитную позу, глядя на неё с неуместной преданностью и чуть заметно улыбаясь.       — Такая госпожа может убить, — пролепетал он с обожанием. — Меня точно может убить. Но не убила. Взяла как сильная госпожа, но не убила!       Мез’Баррис заклинило, будто спусковой механизм неисправного арбалета. Уж очень долго до неё доходило, что несёт этот…       Этот экзотичного вида субъект, глядящий на неё с таким восхищением, будто в пылу очередной пьяной выходки Мез’Баррис выбила трон из-под самой Бэнр.       Мез’Баррис восславила богиню за то, что не стоит, ведь от этого взгляда у неё колени подкосились! Она вдруг почувствовала себя обязанной захватить весь мир, достигнуть всех высот, обустроить свои покои, декорировав их черепами всех матрон, а всех когда-либо живших мужчин включить в свой гарем! Оприходовать всё, что движется, а что не движется, то привести в движение, а дальше по старой схеме! Выпустить всех монстров из Бездны, победить этих монстров, не вставая с ложа!       И всё это ради восхищённого взгляда какого-то иблита из борделя с уродами.       — Утегенталь! Так мать меня назвала!       Мез’Баррис не помнит, как слезла с него и оказалась дома.