Никаких вопросов

Дима открывает глаза в прохладном белом помещении с тусклым голубоватым освещением. Он лежит на боку, повернутый к окну, закрытому полупрозрачной белой матовой плёнкой. Первый естественный порыв сесть или повернуться обрубается на корню, вызывая приступ паники. Он снова связан. Дима дёргается, все тело пронзает глухая боль, не такая резкая, как он её помнит, но все же очень неприятная. Через несколько секунд приходит осознание: он в больнице, и он не связан, а закреплён медицинскими жгутами, так, чтобы не тревожить раненную спину, руки с датчиками и катетером, вполне себе могут двигаться, да и голова немного подвижна. Во рту сухо настолько сильно, что его вяжет, даже дышать тяжело. Дима тянется рукой к кнопке вызова медсестры. Эта небольшая физическая активность даётся ему с трудом. Тело мгновенно покрывается холодной испариной, а мониторы, подключённые к нему и сохранявшие до этого тишину, начинают издавать сигналы, идентифицирующие повышенное сердцебиение. Шум шагов и голосов в коридоре за спиной оповещают о приближении людей. Сердце ёкает, когда Дима слышит мамин голос:       — Пустите меня хотя бы сейчас! — протестует она. Дима ощущает слабый поток ветра от открывающейся двери, яркий свет, режущий глаза, после громкого щелчка выключателя, а затем слышит тихие шаги по кафельной плитке, голос матери теперь звучит отчётливее, — Я уже перестаю верить, что он там есть.       — Он очень слаб. Без разрешения доктора я не могу никого к нему пускать, — механически вымуштровано говорит медсестра, подходя к изголовью кровати, и всматриваясь в датчики. Мать видимо удерживают на пороге ещё несколько сотрудников больницы, потому что слышен какой-то шум борьбы. Дима пытается обернуться на мать в дверном проёме, вдыхает, пытается подать голос, чтобы хоть как-то её успокоить:       — Мам, — хрипит он с большим трудом, — всё хорошо. Он выхватывает краем глаза её замерший в дверном проёме силуэт. А затем за ней появляется фигура доктора в белом халате, который проходит в палату.       — Лилия Андреевна, нас скоро пустят. Пусть его осмотрит сначала доктор, — Слышится голос Пчёлкиной, — это была длительная операция. Юле видимо удаётся увезти Лилию от палаты куда-то вглубь коридора, потому что в кабинете снова становится тихо. Перед Димой появляется доктор. Хоть мог ещё не функционирует на все сто процентов, Диме кажется его лицо знакомым.       — Добрый день, мистер Дубин, —с лёгким немецким акцентом на английском говорит он, пододвигая стул к Диме и присаживаясь с электронным планшетом.       — Воды, — хрипло тянет Дима. Доктор кивает вопросительно медсестре, она быстро наливает стакан воды из кувшина на тумбе, ставя в него трубочку. Дима делает несколько глотков, вода поначалу вызывает болезненное ощущение в пищеводе, будто расщепляя стенки. Девушка кивает доктору, отходя в сторону. Дима смотрит на строгое лицо в очках на кончике острого носа.       — Почему… —хрипит Дима на русском, щурясь. Его пронзает воспоминание: встреча с Августом в его питерском временном пристанище, мужчина с пронзительным изучающим взглядом. По телу пробегает неприятная дрожь.       — Почему вы здесь? — уже на английском спрашивает Дима более уверенно.       — Я — Доктор Бенуа, ваш лечащий врач… временно. Как только ваше состояние станет стабильным, я передам вас обратно коллегам. Дубин с подозрением смотрит на доктора перед собой, который вносит в планшет данные с мониторов.       — Где я?       — Мы в центральной больнице Санкт-Петербурга, — Бенуа откидывается на спинку стула, кладя планшет себе на колени, продолжает спокойно и рассудительно, — пять дней назад вы перенесли сложную операцию по восстановлению кожного покрова и нервных окончаний на спине. Вы быстро идёте на поправку, пока делать какие-то прогнозы рано, но динамика положительная. Шрамы, увы, останутся, но в остальном после курса физиотерапии вы будете функционировать почти также, как раньше.       — Вы здесь из-за Августа? — с тем же подозрением в голосе говорит Дима. Он с трудом пытается вспомнить, что с ним происходило после того, как они оба покинули Спас на крови. Силы его покинули сразу же, как он увидел два столпа дыма, возвышающиеся над Санкт-Петербургом. Последнее, что он помнит перед окончательной потерей сознания — лицо Августа. Обеспокоенное, виноватое, сочувствующее — искреннее и чувственное, такое, которое запало в голову настолько сильно, что кажется, все эти дни после операции (возможно ни одной, а целой серии), Димин мозг вёл с ним коммуникацию. Дима уверен, что и тот говорил с ним. Эта мысль заставляет его ухмыльнуться. Тело реагирует спокойствием даже на мысль о том, что он был здесь рядом, хотя, казалось бы, в больнице Дима именно из-за него. Бенуа будто оставляет димин вопрос без ответа. Прикосновения рук доктора к чувствительной коже спины заставляют кожу покрыться мурашками, а мышцы напрячься. Бенуа помогает медсестра, они меняют повязки, переговариваются между собой. Дубин старается абстрагироваться от происходящего, не вникает в англоязычную медицинскую терминологию. Он всё ещё в замешательстве от того,что здесь делает Бенуа. Он не до конца понимает, но догадывается, что это личный доктор Августа. Если Бенуа здесь, значит Хольт остался без постоянного медицинского надзора. С учётом всех деталей, которые Дима по крупицам успел собрать из разговоров с Августом: Бенуа от него так просто не отходит.       — Почему меня не лечат врачи из этой больницы? — переформулирует вопрос Дима, чтобы он не казался таким явным.       — Мистер Хольт вас… — Бенуа делает паузу, будто подбирая правильные слова, лицо хмурится, и тон становится снова канцелярски официальным, — Хольт Интернешнл официально запустили программу поддержки пострадавшим в результате терактов, подключив все свои кадровые ресурсы.       — Вы лично занимаетесь мной, потому что… — продолжает давить Дима.       — Я слишком хорошо знаю как работать с такого рода ожогами, этого достаточно, Дмитрий? Строгость тона и обращение по имени смущают, от чего хочется спрятать лицо в подушку,чтобы не смотреть на Бенуа. Дима и сам не знает, почему так накинулся на него с вопросами. Разве не важно то, что он в норме? То, что благодаря медицинской помощи человека перед ним, он сможет продолжить быть тем, кем был до всего произошедшего? Нет, ему этого недостаточно. Он хочет услышать не строгие общие фразы, суть которых он и так прекрасно понимает, он хочет услышать, что именно Август позаботился о нём. Дима сжимает губы, выдыхая.       — С ним… с ним всё хорошо? — неуверенный вопрос, звучит искренне, но смущено. Бенуа, хоть и остается привычно без эмоционален, ненадолго теплеет взглядом.       — Мистер Хольт находится сейчас за пределами страны, — эта фраза заставляет Диму подумать о худшем, он даже приподнимается на локте, заставляя Бенуа добавить, — по работе. На него многое свалилось сейчас. Но он вернётся, скоро вернётся. На губах доктора даже появляется мягкая понимающая улыбка, что снова заставляет Диму смутиться. Он закрывает глаза, чтобы хотя бы сделать вид, что не видит этого многозначительного взгляда. Он определенно себе его надумывает.       — Он интересуется вашим здоровьем три или четыре раза в день, — тихо говорит Бенуа, по-отечески поправляя Димино одеяло. Дима хмыкает, понимающе кивая. Это уж точно больше похоже на чувство вины, с которым Хольт живёт рука об руку, вот и добавил себе новый объект для внутренних терзаний о совершенных ошибках.       — А что с остальными? — шорох головы по накрахмаленному постельному белью практически заглушает его голос, но по Бенуа заметно напряжение. Он не отвечает, но Дима видит, что его поведение меняется. Он точно слышал его вопрос, просто игнорирует.       — Кто ещё пострадал? Есть погибшие? — взволнованно спрашивает Дима, каменной хваткой вцепляясь в запястье доктора. Грудь стягивает болезненное предчувствие. Мониторы снова начинают показывать повышенные показатели, Бенуа с медсестрой перебрасываются быстрыми знающими взглядами.       — Эту информацию я вам не могу сейчас сказать,— слегка заторможено, будто решая в процессе внутреннюю дилемму, говорит Бенуа.       — Я должен знать! — Дима угрожающи дергает Бенуа на себя, тратя последние силы. Тот напряженно сторонится, инстинктивно одергивает руку, будто боясь чего-то, следующего обычно за физическим применением силы.       — Там были мои друзья… вы думаете неизвестность сделает мне лучше? Черты лица доктора будто заостряются. Он расправляет плечи и поправляет рукава сбитого медицинского халата, садясь на стул. Бенуа вздыхает громко, будто пытаясь показать Дубин, что ему тоже стоит сделать глубокий вдох. Дима закусывает щёки изнутри. Так к чему-то хорошему не готовятся. Юлю он точно слышал, но, что с Игорем, что с…       — Фёдор Прокопенко — погиб. Голос Бенуа без эмоционален, от чего внутри Димы сжимается всё ещё сильнее. Дыхание сбивается. Он на секунду жалеет о том, что был так настойчив. Аппараты в палате снова заходятся громкими звуками. В глазах темнеет. Он не сразу осознаёт, что несколько горячих слёз, жгущих глаза, скатываются на подушку. Внутри пусто.       — Игорь Гром — в реанимации, в тяжелом состоянии, но стабилен, в себя пока не приходил, — продолжает Бенуа, смотря не на Диму, а на монитор, стоящий рядом, контролируя по нему состояние пациента. Дубин сжимает кулаки. Напряжение мышц спины провоцирует онемение тела.       — Что с остальными? — тихо хрипло торопит Дима. Он вдруг перестаёт верить и в то, что с Юлей всё хорошо, вдруг это просто игра воображения.       — Мисс Пчёлкина отделалась несколькими переломами, но уже на ногах, она часто спрашивает о вас. Сидит с вашей мамой, когда не может ваша сестра. Дима кивает, смазывая ладонью слёзы с лица. Ему ещё предстоит увидеть Веру и маму. Ещё предстоит поговорить с ними, успокоить и обнадёжить. Он будет делать это не впервые, но именно в этот раз он будет делать это неискренне. Как скоро он сможет поверить в то, что всё будет хорошо? Сможет ли он убедить Веру в этом?       — Мисс Архипова… — Бенуа задумчиво хмыкает, сжимая челюсть, пытаясь подобрать слова, — в сознании и жива. Дима замечает заминку, сначала думая, что она связана с ним самим, но затем, осознавая, что про Архипову он получает минимальное количество подробностей, в отличии от остальных.       — Но с ней что-то всё-таки случилось? Скажите мне всю правду, — он щурится, замечая, что Бенуа не договаривает.       — Мария сама просит не сильно распространятся об этом.       — Вы знаете, что это касается журналистов, не стройте из себя человека не знакомого с данной просьбой.       — Хорошо, — Бенуа обреченно выдыхает, — Насколько мне известно, взрыв спровоцировал обвал несущих конструкций и её завалило. Нижние конечности спасти не удалось. Повисает немая тишина, вызванная шоком. Может он неправильно услышал? Переспрашивать, кажется, глупо, Дима определенно услышал то, что услышал. Бенуа наблюдает, сверлит холодным взглядом сквозь очки. Немая пауза затягивается, превращаясь из напряжённой в неловкую.       — Она сильная, напоминает мне Августа, — бросает Бенуа, прерывая тишину.       — Я знаю, — Дима бросает это просто в воздух. Он не то, чтобы знает, но бесится внутри от того, что Бенуа решает оказать таким образом поддержку. Дубин не уверен, что привязался хоть немного к новой начальнице, но произошедшее сдавливает грудь неприятным чувством вины. Она вообще попала во всю эту историю случайно, никакого отношения ни к городу, ни к тем более тому, что творил Волков она не имела. Воля случая.       — Доктор Бенуа, мы закончили, — тихо предупреждает медсестра, она, кажется не так привычна к сложным переживаниям пациентов и хочет быстрее покинуть палату, оставив Диму одного. Доктор кивает, приподнимаясь.       — Если будете чувствовать силы, то можете попробовать подняться, можете вызовите Ирину, если решите осилить прогулку, — он кивает в сторону девушки у дверей, — Вы достаточно хорошо справляетесь со стрессом, поэтому если изъявите желание, я разрешу посещения. Дима слушает его в пол уха. Игорь в коме. Прокопенко мёртв. Архипова пожизненно инвалид. Он старательно стабилизирует дыхание. Сантименты и эмоции отступают, умственная деятельность любит холод.       — А что с... — Дима заминается, неуверенный в том, что Бенуа вообще знает, кто такой Волков, но доктор предвосхищая его вопрос неуверенно качает головой из стороны в сторону.       — Я не знаю подробностей, вам лучше обсудить это с вашим временным руководством или мистером Хольтом, когда он будет в городе — швейцарец выключает яркий свет с тем же громким щелчком, — но это уже после того, как я разрешу вашей маме поговорить с вами. Уверен, она вцепится в шею тому, кто попытается зайти сюда раньше.

***

Стены кабинета кажутся уже чужими, как быстро он отвык от ощущения холодного пустого пространства в голландском офисе. Август по рекомендации Бенуа носит перчатки, потому что не стабилен. События недели утягивают его в бездну. Слишком много всего, слишком сложно самостоятельно разобраться в том, насколько он теперь достоин называть себя человеком. Он точно уверен лишь в одном: он стопроцентный Хольт, отец всё-таки воспитал в нём жестокость, от которой он сам сторонился всю жизнь. Всполохи воспоминаний яркими вспышка и пронзают голову: лицо отца, крик Мико.Август старается выбросить их из головы, упираясь лбом в ладони, до скрежета сжимая зубы.       — Мистер Хольт, пришли новости из Санкт-Петербурга, — раздаётся голос Марты через канал внутренней связи. Август выдыхает. Санкт-Петербург кажется тоже уже таким далёким. Он потерял ощущение и пространства, и времени в эти дни. Август зажимает на панели перед собой кнопку для ответа.       — Надеюсь, новости хорошие, — усталость в голосе невозможно не услышать, но Марта тактично игнорирует её.       — Мистер Дубин пришёл в себя. Август замирает, устремляя взгляд в пространство кабинета. Смешанные чувства облегчения и теплоты пронзают его грудь. Его даже мутит от нервного импульса. Кажется, что с последнего раза, когда Август смотрел в осознанные Димины глаза, когда держал его в своих руках, прошла целая вечность. Его «спасителю» уже его не спасти. В душе как будто и не за что цепляться хорошему. Есть ли смысл сейчас лезть в жизнь Димы, когда Август точно осознаёт, что не принесёт в неё ничего хорошего. Сейчас его задача лишь сделать так, чтобы Дима продолжил жить так, как было раньше. Ему сейчас будет тяжело, Август впервые искренне жалеет, что Гром так сильно пострадал, что он не сможет быть рядом. Диме сейчас нужна не семья в лице обеспокоенных мамы и сестры, а напарник, партнёр, с которым можно откровенно поделиться своими страхами и переживаниями, не опасаясь бурной реакции. Августу и самому нужен такой человек, но снова взваливать это на Диму, тем более сейчас, он не будет. Пауза, повисшая после заявления Марты, затягивается.       — Будут какие-то распоряжения? — она старательно делает вид, что не торопит, что не волнуется за босса. Никогда раньше за всё время работы на него она так не боялась, как сейчас. Три дня назад, когда он вернулся из Германии в головной офис, в нём что-то изменилось, и она чувствовала, что это что-то, что случилось там надломило его. Даже его младшая сестра, обычно дерзко отвечающая на все нападки, вдруг стала тихой и закрытой. Август тяжело вздыхает, понимая, что пока не имеет права бросить Диму на произвол судьбы. Он дал себе слово: как только Дубин будет в порядке физически и ментально, Август покинет Россию и больше никогда туда не вернется, распоряжаясь своими активами там удалённо. Но до этого момента он будет рядом.       — Пусть готовят самолёт. Вылетаем в Санкт-Петербург по готовности.       — Что делать с мисс Мико?       — Я поговорю с ней перед вылетом. Подыщите её пансион, ей нужно вернуться к нормальной учёбе и социуму.

***

      — Дубин, ты как? — шепчет Юля, заглядывая в дверной проём. И хотя она улыбается, пытаясь сохранять свою энергичность, в глазах прослеживается пустота.       — Я очень хочу полежать на спине, — выдыхает он, горько ухмыляясь, стараясь поддержать Юлин настрой— а ты? Юля оглядывается в коридор, проверяя нет ли кого там, а затем аккуратно заходит внутрь, прислоняясь к двери. Дима замечает, что одна из рук у Юли загипсована, а на второй надета эластичная фиксирующая повязка. Она косится опускает взгляд на свои руки, поджимая губы.       — Неправильно будет сказать, что я нормально. Но я… — Пчёлкина неуверенно кивает, поднимая глаза на Диму.       — Игорь…       — Не надо Дим, я и так постоянно думаю о нём. До того, как ты пришёл в себя, я размышляла, что было бы лучше для него, — она выдыхает, голос дрожит от подступающих слёз, — может если Игорь в итоге не выкарабкается… он никогда не узнает… и наконец-то найдёт покой.       — Юль, он выкарабкается, и он справится с этим. Он сильный.       — Я знаю, вы все сильные, и ты, и Маша — она сильнее сжимает губы, чтобы унять дрожь подбородка.       — Маша? — переспрашивает Дубин, хмурясь. Юля вздыхает, поднимая на него глаза.       — А, ты про Архипову… — качает головой Дима, — я до сих пор немного в шоке, если честно.       — И она, но настрой у неё боевой, — Юля грустно улыбается, — уж не знаю, откуда в ней столько сил, но я… она спасла меня, и…       — Ты не виновата. Пчёлкина молча кивает несколько раз, снова устремляя взгляд в пол.       — Что слышно про них? —Дима решает не называть, ни имена, ни фамилии, знает, что Юля поймёт.       — Отряд полностью пропал с радаров. Волков забрал Разумовского… они сбежали. Я пыталась отыскать их след самостоятельно, но моих ресурсов на это не хватает. Полиция сейчас в раздрае. Вы полностью потеряли голову. Я не знаю есть ли у нас шансы… они скорей всего покинули страну. Дима жмурится, давит пальцами на глаза. Картина абсолютно не лицеприятная. Нельзя же всё бросить.       — Я не уверенна, что информация о них отправлена в интерпол… — добавляет Юля, кивая в сторону окна, — там бардак, а особенно в полиции. В палату заглядывает знакомая светлая голова Лилии Андреевны. Она переводит обеспокоенной лицо с Димы на Юлю.       — Ага, всё-таки прошмыгнула мимо меня, — хитро ухмыляется она.       — Это часть моей работы, приникать куда-либо первой, — подражая игривому тону Лилии Андреевны говорит Юля, отталкиваясь от стены, — оставлю вас.       — Не уходи, Юль, — окликает её Дима, но та и не думает подчинятся его просьбе.       — Лейтенант Дубин, поправляйтесь быстрее. Вас там уже коллеги заждались! — кивает она, салютуя, и выходит из палаты. Дима разговаривает с мамой больше полутора часов. В основном она кудахчет над ним, делится бытовыми новостями из школьной жизни. По ней заметна нервозность, потом что говорит она не останавливаясь будто боясь, что не успеет поделиться каждой деталью своей жизни с ним. Когда Лилия интересуется самочувствием сына, то чётко даёт понять, что считает его состояние последствием каких-то издевательств похитителей, ругает их и проклинает. Дима не спешит её останавливать или переубеждать. Маме нужно выговориться, да и объяснять тонкости ему не хочется, особенно после хвалебных од, которые она поёт Августу.

***

Вечерний влажный воздух Санкт-Петербурга холодит, ветер практически режет кожу. Дожди, шедшие неделю назад, прекратились, но с каждым днём город становится всё более суров к обитателям. Август не торопится, знает, что Диме нужно побыть с семьей, или по крайней мере это нужно семье: Вере и Лилии Андреевне. Он даже задумывается о том, чтобы отложить свой визит на следующий день, но понимает, что должен увидеть Диму сегодня. Он прилетел ради него, ради ответов на его вопросы, ради помощи, которую только способен оказать.       — Часы посещения уже закончились, — говорит ему охранник на посту в больнице, не отворачиваясь от небольшого телевизора.       — Меня ждут, — сухо бросает Хольт. Мужчина за стеклом лениво поднимает на него взгляд. В этот же момент в его небольшой коморке раздаётся звонок. Он поднимает трубку, не отрывая взгляда от Хольта.       — Имя, — кидает мужчина недовольно в сторону нежданного посетителя.       — Август ван дер Хольт.       — Проходите, — тяжело выдыхает мужчина, нажимая кнопку и возвращаясь к просмотру какого-то дурацкого телешоу. В коридорах тихо, слышен только гул ламп и его собственные шаги. Звук подошв ботинок по кафелю отдаётся в ушах. Август знает куда идти. Он помнит Димину палату. Был с ним до того, как отец вызвал его в срочном порядке в Германию. Он останавливается перед дверью в палату, в сомнениях сжимая кулаки. Если он собирается просто уехать, когда всё это закончится, то почему так волнуется? Разве это не просто посещение вежливости? Он выпрямляется, одергивая себя. Дверная ручка поворачивается с мягким глухим щелчком. Август знает, что должен был постучаться, но позволяет себе приоткрыть дверь без стука. Палата пуста. Хольт даже включает свет, чтобы убедится, что это не обман зрения. Димы нет на месте. Визуально всё выглядит так, как и было, да и постель сбита так будто на ней кто-то лежал. Дима здесь и не здесь одновременно. Август делает несколько шагов внутрь палаты, дверь протяжно закрывается за его спиной, пряча гул ламп из коридора. Датчики отключены. Он снимает с одной из рук перчатку, проводит рукой по вдавленному силуэту на простынях. Холодное. Его давно здесь нет. Для процедур поздно, но Август набирает номер телефона Бенуа, выходя из палаты в коридор. Долгие гудки прерываются усталым голосом доктора.       — Да, мистер Хольт.       — Где он? — строго спрашивает он, спиной ощущая внимательный взгляд на себе.       — Не меня ищешь? — спрашивает знакомый голос. Август оборачивается, сбрасывая звонок. Встречается с зелёными глазами, внимательно смотрящими на него через стёкла новых очков. Дима стоит, опираясь на костыли в широкой больничной пижаме со снисходительной улыбкой на лице, в руках уже пустой стаканчик из здешнего кофейного автомата. Август автоматически расплывается в улыбке, не зная, что и сказать.       — Мистер Хольт, вы бы надели халат и бахилы, мы всё-таки в больнице, — дразнит его Дубин. Глаза искрятся задором, от чего у Августа сдавливает что-то в груди.       — Тебе разве можно? — кивает он на стаканчик в Диминых руках. Дима кривится, бросая его в пустую мусорку. И делает несколько неуверенных шагов на костылях в сторону палаты.       — Ты…ты уже… можешь ходить? — неуверенно спрашивает Хольт, с недоверием косясь на костыли.       — Да, — Дима делает ещё один неуклюжий полушаг костылями вперёд, один из них скользит по полу. Август рефлекторно делает рывок вперёд, но Дима успевает сохранить равновесие. Хмурясь, громко выдыхая воздух через зубы, он выставляет руку вперёд, останавливая Хольта.       — Тебе помочь дойти до кровати? — Август слегка отходит в сторону, чтобы лучше видеть Димино лицо, он осматривает его с ног до головы, но ткань пижамы закрывает все шрамы и перевязки. Дима качает головой, тяжело дыша через нос. На лбу заметно выступают капли пота. Август внутренне испытывает постыдное чувство облегчения от того, что Диме ещё нужно время чтобы окрепнуть, нужна поддержка, которую Август может оказать. Дубин обходит его идя к палате. У дверей не оборачивается, полностью сосредоточенный на своих движениях. Он опускается на кровать, резко, от чего снова жмурится, стискивая зубы.       — Бенуа сказал, что ты был не в городе. Тебя вернули какие-то дела? — Дима неохотно поднимает глаза на Августа, ощущая его внимательный и виноватый взгляд на себе.       — Я… Да, нужно разобраться с Вместе, — холодно подтверждает Хольт, отнекиваться ни к чему, если Диме так проще думать, то пусть так и думает.       — А приехал ты ко мне, потому что? Август теряется от взгляда Димы, складывает руки на груди, смотря на него сверху вниз.       — Я не могу проведать друга? — он наклоняет голову чуть вперёд, замечая за Димой излишнюю напряжённость, как будто уже не касающуюся его физического состояния.       — Можешь. А ты… только ко мне? — тупит в пол взгляд Дима. Хольт хмурится, сжимая сильнее своё предплечье. Внутри что-то сдавливает от интонации, с которой эти слова произносятся. Они оба молчат несколько секунд: Дима хочет вернуть время вспять и не задавать эти вопросы, это всё физическая усталость делает его нетерпеливым и раздражительным; Август пытается подобрать корректные слова, чтобы объясниться, он до конца не понимает сам, почему сразу с самолёта приехал сюда к нему, он ничего ему не должен, он сделал всё, чтобы Дима жил, разве долг не отдан? Чувство ли вины привело его сюда?       — Как ты? — решает прервать тишину Дима, поднимая на него взгляд, снова уставший.       — Уже лучше, — холодно отвечает Август. Дима видит, что за этим «уже лучше» кроется намного больше того из-за чего Хольт выглядит таким измотанным.       — Много работы?       — Ты даже не представляешь насколько, — также абстрактно отвечает Хольт.       — Ты… занимался поисками отряда? — неожиданно для себя самого спрашивает Дима. Мысли, которыми был замотивирован этот вопрос, догоняют его позже. Юля сказала, что её ресурсов на поиски не хватает, но ресурсов Хольт Интернешнл должно хватить на это сполна. Август отодвигает от стены стул, присаживаясь на него.       — Я не знаю, где весь отряд, но я знаю, где Волков и Разумовский.       — И где же?       — В Венеции.