Никаких вопросов

Музей Достоевского закрыт на «специальное мероприятие». Сквозь дремоту Юля слышит, как Волков просит покинуть оставшихся смотрителей музей, потому что некий загадочный клиент не одобряет наличие лишних глаз на «театрализованном квесте». Юля надеется, что это вызовет у работников хоть какие-то подозрения, что они проверят камеры, что увидят в Волкове угрозу. Но вот уже который час в музее стоит гробовая тишина. Тишина, разбавляемая лишь тихими шагами Волкова по кабинету. Юля наблюдает за его фигурой через туманную пелену снотворного: он то примостится на подоконнике, устремляя взгляд на дождливую улицу внизу, то пройдёт мимо неё к столу за её спиной, на котором, как Юля определила по звукам, расположен компьютер. Олег почти не разговаривает с ней, за эти несколько часов. Она слышит его голос лишь дважды, когда тот звонит Игорю. По первости Пчёлкина может и пыталась прокричаться сквозь кляп, пыталась брыкаться, надеясь ослабить верёвки, или же хотя бы вывести Волкова из себя, но поняв, что он абсолютно безразличен к её состоянию, Юля решила копить энергию на что-то более действенное. Богатый опыт различных манипуляций и задержаний из-за своей журналисткой деятельности помогает ей окончательно не впасть в состояние отчаяния, но она всё же ощущает нервозность и отсутствие какого-либо контроля из-за своего одурманенного рассудка. Мысли хоть и кажутся ей осознанными похожи скорее на температурный бред, цепляются за какие-то малые незначительные детали. Она смотрит на Волкова, стоящего у окна, пытаясь понять по нему хоть что-то. Есть ли в нем хоть какое-то волнение? Сможет ли она как-то помочь себе, если никто другой не сможет? Тугие верёвки врезаются в её тело. В мозгу тонкой жилкой пульсирует отвратительное чувство того, что она забыла о чём-то очень важном, о чём-то, что вызывает в груди стягивающее нервное ощущение.         — Ты на удивление тихо себя ведёшь последний час... — говорит Олег, поворачиваясь к ней всем корпусом, присаживаясь на подоконник. В его голосе не слышно насмешки или злорадства, которыми он наполнен при разговоре с Игорем. Юля опускает голову ниже, будто в отместку игнорируя его пас на коммуникацию.       — Не переживай, если всё пойдёт по плану, то я покину тебя через, — Олег сверяется с часами на запястье, — три часа. Юля приподнимает на него взгляд с сомнением и непониманием, что вызывает на лице Волкова лёгкую улыбку.       — Нет никакого желания пересекаться с твоим ненаглядным, да и в сегодняшние вечерние планы это не входило. Вечерние планы. Вечер. Эта мысль выдёргивает из Юлиной памяти то самое, о чём она забыла, что так напряжённо стягивало её грудь всё это время. Сумрак пасмурного Петербурга не давал Пчёлкиной никакого понимания времени. Она даже толком не может сказать, когда именно Волков привёз её сюда. Юля слегка поворачивает голову на бок, внимательно всматриваясь в лицо наёмника в полумраке тёмного кабинета. С какой стати он так уверен, что Игорь доберётся до неё до того, как произойдёт взрыв? Да, она слышала какие-то подсказки касательно места, где они находятся. Упомянутые вскользь. Но это ей, очевидно, что это были подсказки, для Игоря это был просто актёрский монолог про преступления и наказания. Юля мычит сквозь кляп онемевшим ртом что-то невнятное, Олег делает несколько шагов в её сторону.       — Хочешь поболтать? — спрашивает он, присаживаясь к ней так чтобы лучше видеть её опущенное вниз лицо. Юля устало кивает.       — Ты же понимаешь, что кричать бессмысленно? Юля закатывает глаза, снова кивая, вызывая своим жестом усмешку Олега. Он ослабляет верёвку, удерживающую кляп, а затем помогает Пчёлкиной убрать плотный кусок ткани изо рта. Юля разминает челюсть, облизывая пересохшие губы.       — Сколько сейчас время? — спрашивает осевшим голосом она. Её полушепот едва слышен.       — Что прости? Юля поднимает взгляд на стоящего перед ней Волкова.       — Который час? — практически выкрикивает она ему с вызовом. Волков снова сверяется с часами.       — Без пяти шесть. Юлины глаза заметно округляются в немом шоке. «Вечер» уже наступил. Она хмурится, пытаясь придумать, что с этим делать. Условия, которые Волков обозначил Игорю, она слышала. Пчёлкина мысленно отодвигала панику касательно взрыва и жилета на её груди, но теперь она будто ощущает, как он начинает греться, будто оставляя ожоги на коже в местах соприкосновения с одеждой и кожей. Близок момент, когда она сама лично станет виновницей подрыва. Журналистка в её голове протестует: «Весь город должен знать виновника! Ты ставишь свою собственную жизнь превыше правды?».       — Я делаю это не ради себя, а чтобы спасти их, — шепчет она сама себе под нос, отвечая мыслям, а затем резко вскидывает голову, насколько ей позволяют верёвки. — Зайди в мой аккаунт в Вместе! Олег замечает изменение в её поведении, это вызывает в нём волнение, но внешне он сохраняет спокойствие, и скорее выглядит обескураженным.       — С чего ты решила, что имеешь право мне что-то приказывать?       — Ты же наслаждаешься этой игрой? Ты вряд ли хочешь, чтобы она быстро закончилась. Волков прищуривается, вникая в произнесённые слова.       — Как связан твой аккаунт и время игры?       — Ты вряд ли хочешь, чтобы весь Санкт-Петербург о тебе узнал. Олег Волков — военный преступник и виновник всех терактов, друг и напарник Сергея Разумовского, член секретного отряда. Он сжимает губы в тонкую полоску, взгляд становится холодным без единого намёка на усмешку или интерес.       — Мне всё равно на то, что обо мне подумают люди. Я знаю, для чего я это все делаю.       — Будут ли довольны твои наниматели? Их это тоже коснётся, — угрожающе цедит Юля. Она узнала про отряд достаточно, чтобы понимать в каком рабстве находится Олег.       — Я здесь по своему личному делу, — хмыкает довольно он. — Они сейчас за меня не держатся, убьют если сильно буду мешаться. Юля дёргается на стуле. Её повергает в шок то, насколько спокойно Олег относится к своей жизни и смерти, насколько легко он готов отказаться от тех малых привелегий, которые даёт ему отряд. Закрадывается мысль, что он блефует. Но если это так, то этот блеф подкреплён мыслями, которые ни раз посещали его и доводили до этих раздумий.       — Волков, да мы взлетим к чёртовой матери через минут десять, если твой таймер работает так, как ты сказал Игорю. Олег косится на неё, в его глазах Юля замечает мимолётный испуг. Он ожидал чего угодно, хитрости, каких-то манипуляций от неё. Юля единственная из всех Громовских "интересов" , кого Олег воспринимал, как равного в играх разума. От его секундного замешательства Юля испытывает злорадство. На несколько секунд Волков тоже теряет контроль над ситуацией, она смогла внести коррективы в его не такой уж безупречный план.       — Видео выйдет ровно в шесть на моем канале. Меня смотрит достаточное количество людей, чтобы твой таймер за считанные минуты опустился до нуля. Олег отворачивается от неё, делая несколько напряжённых шагов обратно к окну. Он проверяет телефон. До шести оставалось две минуты. Если он зайдёт в аккаунт Пчёлкиной и отменит выкладку, то всё и дальше будет развиваться по их с Разумовским сценарию, но это резкое изменение его будоражит.  

***

  Рука Хольта на верёвке, удерживающей Диму у стула, сжимается в напряжении, выпуская дорожку молний. Август сбрасывает Грома, набирая сразу же Марту, пока счётчик неумолимо несётся вперед. Он медленно встаёт, почти не дыша, нервно пробегает рукой по волосам,       — Отключи все сервера Вместе.       — Но, сэр, это потери в…       — Отключить! — после получения утвердительного "Да, сэр" Август бросает телефон на пол, снова присаживаясь вниз к стулу, к которому привязан Дима.       — Август, тебе нужно уйти, — тихо, но твёрдо говорит Дима, оборачиваясь в его сторону. Хольт нарочито игнорирует это, всматриваясь в обугленный от его руки след на верёвке. В голове складывается пазл: развязывать слишком долго, прожечь верёвки куда быстрее. Он понимает, что риск велик, но так появится хоть небольшой шанс уйти.       — Сейчас может быть больно, — говорит он, Дима ёрзает на стуле, непонимающе косясь за плечо. Август смотрит на свои руки, прикладывая их к скоплению узлов за Диминой спиной.       — Я постараюсь тебя не задеть, или хотя бы не.... — Хольт мешкает. В голове сразу возникает картина корчащегося на полу Отто, но он отбрасывает её, жмурясь, глубоко вдыхает, добавляя на выдохе полушёпотом, — поджечь.       — Август, о чём... Дима не успевает договорить, ощущая, как кожи его спины касаются молнии, обугливая рубашку. Разряд заставляет его стиснуть зубы, все мышцы напрягаются в конвульсии, заставляя его выгнуть спину, натягивая верёвки. Они, одна за другой, начинают ослабевать, разрываясь, и Дима замечает, как его абсолютно неподконтрольное тело, кренится вперёд. Пыльные доски деревянного настила перед ним становятся ближе. Он жмурится, предвосхищая падение, боясь, что это столкновение активирует заминированный жилет на груди, но ничего не может сделать: мышцы рук рефлекторно напрягаются, чтобы подхватить тело, но после разряда и долгого бездействия их просто сводит. Прикосновение руки к плечу пронзает Диму новой судорогой, но удерживает на стуле. По щекам катятся слёзы, а зубы сводит от напряжения после разряда.       — Sorry, прости, — шепчет Хольт, присаживаясь рядом с Димой, смотря на его изнеможённое лицо, — я не контролирую силу заряда. Август не знает, что может сказать или сделать ещё. Ему физически больно видеть то, что он сделал, но "прости“ — самое искреннее и ёмкое, что он может сейчас сказать. Дима устало ухмыляется, ощущая, как тело начинает заваливаться набок. Боль, пронзившая спину, отступает, то ли от потери чувствительности, то ли от того, что электричество перестало проходить через спину и от усталости тело просто перестаёт передавать Диме хоть какие-то сигналы через нервные окончания. В воздухе стоит запах горелой ткани, пластика и плоти.       — Тогда хорошо, что ты меня не сжёг или не активизировал детонатор, — шепчет слабо Дима, едва приоткрывая глаза, заваливаясь на плечо Августа.       — Я поражаюсь, как ты до сих пор остаёшься в сознании, — бурчит Август, поглаживая ладонью Диму по щеке, слыша его тяжёлое дыхание. Другой рукой он скидывает остатки верёвок с Димы. Август бережно стаскивает его тело со стула на пол, пытаясь разобраться в застёжках жилета. Дима хотел бы помочь Августу, но тело всё также не слушается его, любое сокращение мышц вызывает в нём судорогу. Спина секунду назад горящая огнём, ощущает холод пола, приводя Диму в чувства. Всё тело ломит от боли. Онемевшие от долгого бездействия руки и ноги пульсируют. Дима скрежещет зубами.       — Таймер? — выдыхает он, пытаясь заглянуть Августу за спину, Хольт придавливает его ладонью к полу, не давая подняться, Дима недовольно шипит, ощущая как шершавая поверхность дерева впивается в чувствительную от ожогов спину.       — Не двигайся. Ты мне мешаешь, — говорит строго Хольт, не поднимая взгляда на Димино лицо, отстёгивая с щелчком одну из застёжек. Августу всё равно, успели ли они отключить сервера и таймер продолжил двигаться в обычном темпе или нет. Ему всё равно сколько времени осталось. Это неважно. Он либо успеет вытащить Диму отсюда, либо нет. Уходить без него Август уж точно не собирается: либо оба уйдут, либо оба погибнут. Дима откидывает голову назад, ощущая, как Август медленно распутывает провода сбоку от той застёжки, что ему удалось расцепить, а затем медленно начинает стягивать жилет в противоположную сторону, чтобы избавить Диму от него.       — Приподнимись, — командует тихо он. Дима напрягается чтобы образовать небольшое пространство между своим телом и полом. Август, замечая, как болезненно ему это даётся, аккуратно приобнимает его за плечи, рывком сбрасывая жилет в сторону. Он скользит по пыльному полу, оставляя за собой тёмную дорожку. Дима смотрит на строгий профиль Августа, провожающего взглядом жилет с взрывчаткой. Он всё ещё держит Диму одной рукой. Диме не верится, что именно Хольт в итоге пришёл его спасать. Не верится, что Август перед ним настоящий. Отсутствие жилета на груди холодит кожу, и даёт будто бы ощущение дыхания полной грудью, но и в это ощущение сложно поверить. Дима пытается приподнять руку, чтобы коснуться Хольта самому. Добавить немного реальности происходящему. Глазам без очков он уже не верит. Превозмогая полное неподчинение мышц, он дотягивается до опущенной вдоль его тела руки Хольта, накрывает его ладонь своей.       — Спасибо, — шепчет Дима слабым голосом, едва ощутимо сжимая пальцы Августа. Он напрягается, ощущая это мягкое прикосновение, быстро перебрасывая свой взгляд с жилета на руку Димы, а потом и на его лицо в нескольких сантиметрах от своего.       — Ещё рано, нам нужно уйти, — Август подлезает под руку к Диме, помогая тому подняться на ноги. Дима шипит сквозь зубы — кожа на спине натягивается, снова напоминая о себе пылающей болью. И только в этот момент они оба замечают цифры на таймере:

00:07:07

00:07:06

      — Отлично, у нас теперь есть время, — говорит Август взваливая Диму на себя чуть сильнее, бок пронзает с новой силой, он кривится, отворачивая голову от Дубина, чтобы тот в порыве заботы не решил, что будет спускаться самостоятельно по винтовой лестнице.       — Да, но с бомбой нужно что-то делать. Там внизу люди, а это, — Дима кивает на стены в лесах, — памятник архитектуры.       — Я вытащу тебя, а потом мы решим вопрос с бомбой. Сапёры должны быть где-то рядом, — сквозь зубы цедит Хольт, подводя Диму на ватных ногах к лестнице. Август злится, физическое состояние не способствует спокойствию. Он здесь не ради других людей, ни ради спасения великого памятника, он здесь ради Димы, который даже на пороге смерти думает о других. Он перебарывает злость, справляясь с онемением мышц спины от электричества, преодолевая боль в боку, крепче сжимает Диму в своих руках. Они начинают свой медленный спуск вниз, опираясь на деревянные леса и друг друга.

***

Разброс точек, которые Игорь и Архипова определили для себя, как те, где могут находится Юля и Прокопенко, не позволяет обоим поехать в одно место. Чтобы сэкономить время Игорь с ещё парой человек устремляется к военно-медицинскому музею, а Архипова с группой захвата отправляется в музей Достоевского. Они надеются, что не прогадали с местами: оба закрыты на спецобслуживание, оба имеют какую-то извращенную связь с Разумовским. Игорь уверен, что в планировании Разумовский как-то замешан, либо они с Волковом вылеплены из одного теста.       — Игорь, мы спасём их, — напоследок бросает Архипова, трепля Грома за плечо, — время ещё есть.       — Но Дима…       — Доверимся Хольту, — не веря в свои слова сама, морщится Архипова. Таким людям, как Хольт она никогда не доверяет на сто процентом, но какая-то чуйка подсказывает ей, что Август сделает всё, чтобы спасти Дубина. И это пока единственное в чём она готова ему довериться. Игорь неохотно кивает, залезая в одну из машин вместе с группой. Он хочет пожелать ей удачи, но лишь кивает, задвигая дверь мини-вена. Обе машины срываются со своих мест с мигалками. Игорь сверлит взглядом, успокоившийся таймер. Игорь чувствует, что эта игра вышла на уровень выше, Волков будто бы наказывает не только его, но всех хоть немного причастных к поимке Разумовского. «Мы платим за то, кто мы есть. Юля — за своё стремление к правде любым путём. Дима — за свою собачью преданность без оглядки на поступки и действия тех, кому он предан. Фёдор Иванович — за личную отеческую симпатию, вмешанную в службу, в которой не должно быть места сантиментам. Я… Я просто расплачиваюсь за всё, что когда-либо делал» — мысли постепенно приводят Игоря к тому, что из всех, кто сейчас закован в взрывчатку, смерти заслуживает только он. Он делал много того, за что его нужно наказать, но они… они все должны жить. Мозг настолько устал от всего происходящего, что его даже посещает мысль: «Если бы я мог извиниться перед Разумовским, мог бы я это всё предотвратить?». От этой мысли самому противно, но даже такие мысли сейчас выглядят, как вариант. Когда машина останавливается у входа в музей, Игорь сразу вылетает под ливень, который будто режет кожу ледяными каплями. На входе он упирается в рослого охранника.       — Закрыто на спецобслуживание! — строго говорит он, упирая ладонь в грудь Игоря. Гром достаёт из кармана брюк удостоверение, практически бросая его в лицо охраннику.       — Полиция, придурок. Пустить немедленно! — взрывается он.       — Не стоит быть таким агрессивным, — делает шаг в сторону рослый охранник, добавляя Игорю вдогонку с хищной ухмылкой, — будто бы бомба какая, Игорь Константинович. Злая усмешка охранника повисает в воздухе, оставаясь без ответа. Игорь бежит через музей, быстро осматривает один за другим залы экспозиции, скрытые в полумраке: свет везде выключен, только угрожающая подсветка экспонатов даёт небольшое свечение, да тусклый свет фонарей с улицы. Он оказывается в узком зале, посвященном современной военной медицине, большая часть экспозиции рассказывает о Сирийских операциях, замечая в самой дальней его части грузный силуэт, привязанный к стулу.       — Фёдор Иванович? — хрипло спрашивает он, неуверенно делая шаг к нему. Прокопенко с трудом приподнимает голову, чтобы взглянуть на источник голоса. Изнеможённое лицо выглядит сейчас ещё старше. Как только Игорь понимает, что не ошибся, то в несколько быстрых нервных шагов преодолевает расстояние до стула Прокопенко. Судорожно начиная развязывать его, тот недовольно мычит сквозь кляп.       — Сейчас-сейчас, секунду, я развяжу вас и избавлю от этой взрывчатки, — вторя своим судорожным движениям, говорит Гром. Прокопенко мычит громче, надеясь, что Игорь снимет с него кляп, что даст сказать ему то, что он так старательно пытается до него донести.       — Сейчас подойдут сапёры, они нам помогут, — шепчет Игорь уже менее терпеливо, он понимает, что узлы не поддаются, а время идёт. Он вскакивает, начиная искать среди предметов экспозиции военные ножи, да любые более или менее острые предметы. Отставной генерал дёргается ещё несколько раз, кивая в сторону одной из стен. Игорь улавливает взглядом таймер:

00:02:05

Прокопенко кивает ему головой, насколько позволяет амплитуда и хватает сил: «Уходи!».       — Нет, Фёдор Иванович, я вас не брошу, что я тёте Лене потом скажу? — нервно отшучивается Гром, становясь ещё более импульсивным в своих шагах. Под таймером на выставочный стойке за стеклом, он замечает полевой медицинский набор со скальпелем.       — Где эти чёртовы сапёры? — сквозь зубы цедит он, оборачиваясь в сторону пустых залов музея, которые он преодолел.       — Сюда, быстрее! — кричит он, слыша в ответ лишь тишину. Последняя надежда на какую-либо помощь улетучивается. Он с локтя пытается пробить стекло музейной стойки, но слышится лишь глухой удар. Галерейное стекло оказывается плотным. И после удара лишь задребезжало внутри своей окантовки. А вот Игорь морщится, испытывая тупую боль в руке от удара. И без того натянутые нервы дают сбой, он матерится и, ощущая эту злость, толкает ногой стоящий рядом манекен в униформе. Он достаёт пистолет, выпуская неглядя всю обойму в стекло. Оно осыпается мелкой крошкой вниз, на бордовое сукно внутри, несколько пуль пробивают стойку насквозь, оставляя дымящиеся отверстия. Срабатывает звук сирены. Гром разгребает осколки, хватая скальпель. Таймер перед его глазами отсчитывает:

00:01:01

Игорь возвращается к Прокопенко, начиная перерезать верёвки. Они тяжело даются, скальпель тупой, приходится их дорывать руками. Сукно и внутренний плотный шпагат режут руки. Но боль Игоря сейчас не волнует, время уходит. Прокопенко пытается всем телом отталкивать Игоря от себя. Когда у него освобождается одна рука, он со всей силы толкает его вперёд, освобождая рот от кляпа.       — Игорь, уходи! — почти со злостью кричит на Грома он.

***

Архипова пускает вперёд группу захвата из шести человек в полном защитном обмундировании. Музей пуст. Они заходят внутрь, прислушиваясь к звукам. Мария указывает всем, что нужно вести себя тихо, выставляет предупредительно перед собой пистолет, выцеливая незримую цель. Шаги по старой лестнице влекут за собой протяжные скрипы. Мария знает, что нужно торопиться, но напряжение сковывает её, предостерегает от быстрых импульсивных шагов. Ей приоткрывают дверь в гостиную с антикварной мебелью, она быстро окидывает взглядом окружение.       — Полиция Санкт-Петербурга! — строго предупреждает она, идя в сторону кабинета.       — Да, я здесь, — звучит голос Юли. Архипова подбегает к ней, убирая пистолет в кобуру, пока группа захвата осматривает всю комнату. В кабинете никого. Мария приподнимает Юлину голову, поворачивая её лицо к тусклому свету, чтобы идентифицировать то насколько она в себе, получая в ответ неодобрительный взгляд.       — Развяжите меня, потом будем разбираться, как я, — Юля дёргает головой, перебрасывая волосы с одной стороны лица на другую.       — Да, конечно, — Архипова одёргивает саму себя и обращается к подчинённым за спиной, — Время?       — У нас около трёх минут.       — Разминировать успеем?       — Маловероятно. Архипова протягивает руку назад, куда ей сразу вкладывают нож. Она начинает перерезать верёвки с одной стороны, с другой стороны тем же самым занимается один из мужчин группы захвата.       — Он поехал к Разумовскому, — шепчет Юля Архиповой.       — Кто? Волков? — Юля кивает. — Откуда такая информация?       — Он был здесь... Всё это время он был здесь.       — Давно ушёл?       — Несколько минут назад. Архипова понимает почему у Юли не завязан рот, хотя верёвка от кляпа на шее болтается. Волков спешил. Юлино видео подпортило его планы, ему пришлось бежать. Архипова невольно улыбается. Юля освобождается от верёвок, разминая руки.       — Не вижу поводов для радости. Если вы думаете, что Волков всё это время не мог достать Разумовского с острова, то вы ошибаетесь, он просто не пытался, — ядовито цедит Юля, — он воспользуется суматохой взрывов и уведёт Разумовского у всех из-под носа. Нужно что-то делать. Или вы хотите, чтобы он победил? Юля покачивается из стороны в сторону на затёкших за время сидения, ногах.       — Успокойся и дай нам сначала закончить! — в приказном тоне одёргивает её Архипова. Юля ошарашенно замирает на пару секунд, бросая беглый взгляд на жилет, всё ещё висящий на её груди. Юля к нему будто бы и привыкла, но мозг быстро рисует пугающую картину того, как её разносит на несколько маленьких частей. Дыхание спирает от подступающей паники. Она начинает пытаться снять жилет сама. Расстегнуть застёжки. Несколько человек бросаются ей помогать, видя её состояние.       — Мария Андреевна, у нас меньше минуты, — докладывает один из силовиков, стоящий в дверях. Архипова судорожно окидывает взглядом окружающих и Юлю, которая пытается помочь с проводами, чтобы избавиться от жилета.       — Всем покинуть здание.       — Но...       — Это приказ! — рявкает на них Архипова, пытаясь собрать всю свою храбрость и силы в кулак. Все не решают её противоречить. Мысли в голове Марии несутся, опережая время и действия. Одна из застежек отцеплена, оставалось распутать пару проводов, чтобы снять жилет сбоку. Но провода выглядят очень путанно, лишняя трата времени. Юля достаточно худая, можно попробовать просто её достать из жилета. Архипова отстёгивает вторую застёжку, давая Пчёлкиной возможность стащить жилет через низ так как тот достаточно свободно сидит на ней. Нервно трясущиеся Юлины руки путаются в проводах, но она старательно тянет его вниз. Жилет оказывается на полу, когда, по подсчётам Архиповой времени остаётся слишком мало, чтобы что-то предпринять с взрывчаткой. Юля отбрасывает ногой жилет вглубь комнаты, под старый дубовый стол, хватает свою слегка обескураженную спасительницу за руку и рывком бросается к двери. Они обе не уверенны что происходит первым: их в спину толкает поток горячего воздуха и накрывает межкомнатная дверь, отбрасывая в сторону противоположной стены гостиной или же оглушает громкий звук, за которым следует почти ультразвуковой дребезг стёкол и гул разгорающегося пламени. Удар об стену практически выбивает дух из обеих. Архипова чувствует в своей руке, ладонь Пчёлкиной и тянется к ней, чтобы понять в каком та состоянии. В ушах звенит, дышать становится с каждой секундой сложнее: сначала начинает оседать штукатурка и мелкий строительный мусор, а затем чёрный дым от пожара.       — Юля, — хрипит она, сама не слыша свой голос за звоном в ушах. Пчёлкина тоже её не слышит, но по сокращению мышц, во вложенной в ладонь Архиповой, руке, очевидно, что та ещё подаёт какие-то признаки жизни. Мария ощущает на губах вкус крови, но шок пока подавляет в теле болевые ощущения, она подползает ближе к Юле, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, не безопаснее ли им будет выпрыгнуть из окна, а не спускаться вниз. Стена, отделяющая их комнату, с кабинетом, в котором произошёл взрыв, пугающе трещит. Она приняла основной удар взрывной волны на себя.       — Юля, — снова зовёт Архипова, аккуратно отодвигая в сторону несколько прядей волос с лица девушки. Юля хмурится, приподнимая на женщину перед собой затуманенный взгляд. Она непонимающе смотрит на губы, которые пытаются ей что-то донести — пытается прочитать по губам. Архипова указывает в сторону дверей, а затем окон, Юля приподнимается на локтях, всхлипывая от боли, прикрывая рот рукой. В районе лестницы она замечает силуэты силовиков, приехавших с Архиповой. Она указывает в их сторону рукой, снова закашливаясь от дыма вокруг. Пол под ними трещит, предупреждая, что тоже может провалиться в любой момент. Один из мужчин делает шаг вперёд, но его останавливает загоревшийся книжный шкаф, встающий в распорку между стен, оставляя небольшое пространство снизу, в которое ни один из мужчин в полном обмундировании не пролезет. Гул огня усиливается и даже сквозь звон в ушах Пчёлкина с Архиповой слышат, как угрожающе трещат стены вокруг. Вылезать нужно самим. И делать это нужно быстро. Мария перекидывает Юлю через себя, замечая, что девушка с трудом может опираться на руки, вероятнее всего перелом. Они ползут, задыхаясь от дыма. Он не успевает покидать помещение через открытое окно. В помещении становится жарко от огня, переползающего от портьеры к портьере, от комода к шкафу.       — Заберите её, — хрипит Архипова, с трудом приподнимая Юлю на плечах, передавая её вперёд в руки мужчин через, удачно оставленный шкафом, небольшой проём. Громкий треск разрезает помещение, заставляя Архипову обернуться. Столп искр и у самого окна по кускам начинает осыпаться межкомнатная стена. Мария начинает судорожно отползать, толкаясь ногами от обуглившегося пола в пепле. Глубокая трещина с громким щелчком появляется на потолке. Архипова успевает пронырнуть вперёд в проём, вытягивая руки для помощи, когда слышит, как потолок начинает сыпаться вниз.

***

Спуск по лестнице проходит в полной тишине, ни Дима, ни Август не говорят ни слова полностью сосредотачивая своё внимание на неровных ступеньках и помощи друг другу. Хотя Диме и очень больно, он старается не сильно облокачиваться на Августа, замечая, что тот при каждом шаге едва заметно морщится. Обезболивающее, вколотое местно, окончательно перестаёт оказывать хоть какое-то воздействие. Августу кажется, что он чувствует каждый стежок нити на себе: кожу будто рвёт от натяжения, водолазка в районе пореза мокнет от крови. В глубине коридора в конце лестницы слышаться быстрые шаги.       — Наверху, — устало докладывает Хольт, когда различает среди идущих им навстречу сотрудников полиции.       — У вас меньше пяти минут, — полушепотом говорит Дима, преодолевая последнюю ступеньку. Трое быстрыми перебежками поднимаются наверх, оставляя Хольта и Дубина одних. Август прикладывает руку к боку, пока они оба пытаются прийти в себя после спуска.       — У тебя кровь, — констатирует Дима, смотря на руку Хольта.       — Ты наблюдателен, — горько ухмыляется Август, — по сравнению с тем, что я сделал с твоей спиной, это пустяк. Просто расходится шов. Дима хмыкает, бросая быстрый взгляд на лицо Августа будто стесняясь смотреть на него дольше. И хотя из-за астигматизма он видит его не чётко, полумрак и его сознание дорисовывает черты. Сейчас не время задавать вопросы, когда Август получил ранение, насколько серьёзно он ранен. Сейчас и не время узнавать, как он его нашёл, когда надежда на спасение почти полностью покинула Диму.       — Нам нужно уходить. Они могут не успеть, — снова строго прерывает димины мысли Август, слегка подталкивая его в проход коридора. Дима не сопротивляется. У него нет сил на это, и нет желания как-то противоречить Августу.       — Ты знаешь, что с остальными? — неуверенно спрашивает он, когда они ковыляют по коридору, отдаляясь от колокольни. Август молчит какое-то время, пытаясь понять, что сейчас Дима хочет услышать. Ему бы очень хотелось его сейчас успокоить, но врать — худшее, что он может сделать.       — Не знаю, я не участвовал в их поисках, — сухо, практически отчуждённо говорит он, добавляя натянуто, сам не веря до конца в свои слова, — Всё будет … хорошо.       — Надеюсь… иначе Игорь не простит себя. Август никогда не был сильно эмпатичен, но почему-то слова Димы заставляют его задуматься о том, как на самом деле себя чувствует Игорь Гром, какую сильнейшую ненависть должно быть Волков сейчас в нём зародил. Смог бы Август оставаться в рассудке, проходя то, что проходит Игорь? Неприязнь к Грому не угасает окончательно, но скрывается за неожиданным сочувствием. Когда они оказываются почти у самого выхода из длинной полосы коридоров, то слышат глухой хлопок. Он исходит не из-за их спин, а где-то впереди, на улице. Слышаться человеческие крики шока и перешёптывания, которые прерывает звук мигалки скорой помощи. Август с Димой, несмотря на боль, ускоряют шаг, чтобы выйти из храма , как можно быстрее. Они ищут глазами то, куда устремлены взгляды толпы, замечая два столпа чёрного дыма, тянущихся в пасмурное небо.