Никаких вопросов

Серые расплывающиеся силуэты заволакивают окружение, Диме кажется, будто он стоит в центре оживлённой улицы, но люди его почему-то не замечают. В просветах между серыми массами, беспорядочно движущимися в разные стороны, перед собой на расстоянии трёх-четырёх шагов он вдруг видит что-то более осознанное: сначала руку, потом часть плеча в плотной ткани дорогого пиджака. Болезненное сознание почти сразу с предвкушением ожидает увидеть лицо Хольта, но до конца не даёт Диминому мозгу это осознать, пока он наконец-то не видит его лицо. Что-то ёкает внутри, когда они встречаются взглядами. Окружение осыпается серым пеплом на пол, оставляя лишь их двоих в бесконечной пустоте. Дима ощущает, что не может сдвинуться с места. Что, как бы он не хотел сделать хотя бы полушаг вперёд, у него не выходит. Иллюзия того, что они смотрят друг другу в глаза, пропадает буквально через мгновенье, когда взгляд Хольта начинает блуждать дальше по воздуху рядом с Диминым лицом, будто всматриваясь, выглядывая что-то, чего он так и не сможет увидеть. Сильное желание взмахнуть рукой или окликнуть Августа сводит Диму с ума. Он старательно напрягает мышцы и связки, ощущая спустя время уже изнеможение, но по итогу так ничего и не выдавливает из себя. Паника нарастает в нём ещё сильнее, когда фигура Августа начинает разворачиваться и уходить куда-то вдаль, в пустоту, оставляя лишь тёмные следы на сером пепле на полу. Дима приходит в себя с сильной потребностью сделать глубокий вздох, но лёгкие обжигает недостатком кислорода из-за кляпа во рту. Отступить от рефлекторного позыва вдохнуть через рот, получается не сразу, с учётом ещё преследующей паники после полусна-полубреда. Он дёргается, от чего верёвки болезненно впиваются в онемевшее тело. Вокруг темно, Диме даже поначалу кажется, что ему завязали глаза, но когда приступ паники отступает, он чётко осознаёт, что его окружают строительные леса, закрытые плотной тёмной плёнкой, которая слегка бликует. Она немного заглушает звуки с улицы, но Диме сразу становится понятно, что он находится в достаточно оживлённом месте: слышен звук проезжающих машин, голоса людей, сливающиеся в единый гул. Головой покрутить не получается, но по тому, что удаётся заметить на периферии и перед собой, становится ясно, что помещение среднего размера, скорей всего, эркер, может в каком-то доме из старого фонда. Дима пытается вспомнить дома с похожей архитектурой, которые сейчас на реконструкции, но ничего конкретного в голову не идёт. Он жмурится от гула, немного наклоняя голову вперёд, а затем, открывая глаза, замечает несколько светящихся маячков, щурясь, он понимает, что вся его грудная клетка покрыта массивным жилетом с проводами. Дыхание снова перехватывает от осознания: «Я заминирован». К горлу подступает тошнота, а на лбу выступает холодный пот. Он не просто заложник. Дима пытается глубоко дышать через нос, пытается отодвинуть панику на задний план, но первое, что он делает — кричит. Кляп во рту превращает его истошный крик в глухое мычание, которое вряд ли кто-то услышит. Когда грудь сдавливает от недостатка кислорода, тело Димы в отчаянии расслабляется. Своё собственное обрывистое дыхание выводит из себя. Что он может сделать? Ничего. От бессилия на глазах наворачиваются слёзы. Вот до чего довела его злость, вот к чему его привело одно из немногих проявлений своего недовольства и самовольности. Если бы не ссора с Игорем, он бы не ушёл из участка; если бы он не ушёл из участка, то занятый работой вряд ли бы заметил верино сообщение. Как только его мысли доходят до Веры, он снова болезненно кривится в лице, с трудом представляет какого будет ей, пошедшей впервые в жизни на такое сильное сближение с человеком, узнать, что он террорист. Адам предал её сильнее, чем кого-либо. Он использовал её. Дима пытается злиться на Адама, но необъяснимо скатывается к злости на себя: если бы он заметил, если бы прислушивался к своей полицейской чуйке больше, раскрыл бы Адама раньше, был бы настороже. Всего этого можно было бы избежать. В голове отдаётся строгий материнский голос: «Дим, жизнь не терпит сослагательного наклонения!» Если Дима погибнет, мать этого не переживёт. Он давно понял, что она лишь делает вид, будто готова безропотно отпускать его на все задержания и рейды, и ей легко даётся его служба в полиции. Перед глазами плывёт её образ: заплаканное и бледное от переживаний лицо, запах валерьянки, растрёпанные волосы — так она встречала его после поимки Чумного доктора. Он знал, что несколько часов она была уверенна, что сын погиб в участке при взрыве. То его возвращение, побитым, но здоровым и живым, сейчас сделает только хуже. Оно поселит в душе матери только лишнюю надежду, что Дима может вернуться. Бессмысленную надежду, если он не спасётся. Звук рычага где-то перед ним заставляет Диму сжаться в предвкушении худшего исхода, но ничего не происходит. Возникшая напряжённая тишина через несколько секунд прерывается шорохом сползающей на пол плёнки. Перед Димой на расстоянии примерно пяти шагов появляется циферблат.

20:38:16

От жилета с взрывчаткой раздаётся звук помех, а затем голос, который приводит Диму в состояние полного ступора и ужаса — голос его лучшего друга. — Добро пожаловать в игру, Димочка.

***

      — Зачем вы меня останавливаете? — возмущается Гром, одёргивая руку Архиповой, — я уверен в этом месте.       — Игорь, если ты уедешь туда, а это голяк, то ты потеряешь около трёх часов, — пытается втолковать ему взбудораженная начальница.       — Я согласен с Марией. Тебе нужно остыть, — Август сосредоточенно смотрит на карту Санкт-Петербурга, разложенную на большом переговорном столе в участке. Он с трудом перебарывает болезненное электрическое напряжение во всём теле, от которого уже даже не помогает газовый диэлектрик. Бок уже не так сильно тревожит, после местной обезболивающей инъекции, которую сделал ему Бенуа перед тем, как они разъехались, но продолжает глухо ныть.       — Может, для успокоения дашь мне подышать, чем ты там дышишь? — огрызается Игорь на Хольта через плечо, обращаясь снова к Архиповой, пытаясь всмотреться в её глаза, — Вы же видите, что Волков копает под меня, а это место, куда я предлагаю отправиться, оно знаковое... там погиб, — Игорь нервно сглатывает, — мой отец. В переговорной повисает напряжённая неловкая тишина, вызванная неожиданным Громовским откровением.       — «Там, где была пролита кровь однажды, прольётся она всегда дважды» — задумчиво цитирует загадку Хольт, — возможно ты и прав, но причём здесь всё остальное?       — «Был и Анубису, и пролетарию складом» — это место — советский заброшенный дом отдыха, который группировка Анубиса использовала, как базу, — объясняет сквозь зубы Игорь, не переводя взгляд на Августа, ему тяжело даётся сдерживать свою растущую неприязнь. Самодовольство из-за своей подтвердившейся правоты о причастности Хольта к взрывам в Санкт-Петербурге, смешивается с сомнениями о том, что эту «сладкую пилюлю» ему любезно подбросил Волков. Гром злится на себя и, кажется, на весь мир. Игорь настолько запутался в своих подозрениях и чувствах, что уже неспособен рационально оценивать ситуацию. Он на грани между эмоциональной усталостью и безумием. Архипова упирается руками о стол, старательно пытаясь собрать головоломку в своей голове.       — Тогда к чему «Не первый год ждём с новым укладом»? Эта строчка не вяжется, Игорь, — тихо говорит она.       — Господи, может это для красного словца! Мы тратим время! – срывается с места Гром, взмахивая руками, хватаясь за голову.       — Давай я отправлю туда группу захвата?       — Нет! Мы не можем ещё привлекать людей!       — Это будут те же люди, что выезжали на захват Отряда.       — Он может разозлиться... Ему очень не нравится, когда в игру вступают новые игроки.       — Да насрать, Игорь. Если он играет по правилам, то он ничего не посмеет сделать до конца таймера.       — Но можем ли мы быть в этом уверенны?       — Нет, но это глупо бросаться куда-то столь импульсивно. Он мог от тебя этого ждать. Игорь тяжело выдыхает. Усталость и напряжение дают трещины в его привычной уверенности и стойкости. Он потерян, загнан в угол, практически паникует как ребёнок. Август подходит чуть ближе к столу, всматриваясь в названия улиц, номера домов.       — Я бы сконцентрировался на центральном районе, — тихо говорит он.       — С чего ты решил, что место, которое мы ищем в черте города?       — Потому что я вижу, что он пытается устроить шоу из всего этого. Разве не так? Игорь сильнее сжимает челюсть в знак согласия, но говорить что-либо отказывается.       — Место, скорей всего, рискованное, может даже многолюдное. Я уверен, что каждое из мест, где находятся... — Август заминается на секунду, пытаясь подобрать правильное слово, чтобы обобщить всех тех, кого предположительно похитили, но продолжение фразы получается немного с вопросительной интонацией, — твои близкие... это что-то из дворцов, памятников, каких-то зданий или музеев. Если ты считаешь, что он копает лично под тебя, то разве не удобно будет выставить тебя виновником всех городских разрушений? Что для всех горожан смерть трёх незнакомых людей?       — Практически ничто, — холодно отвечает Архипова.       — Вот именно. А что для них, потеря привычного облика города? Разрушение знаковых мест, с которыми могут быть связаны воспоминания, жизни и судьбы миллионов людей не только живущих здесь? Он мыслит стратегически, а не импульсивно. Игорь бесится от того, что Хольт прав, а ещё от того, что он так спокоен. Складывается впечатление, что он тянет время, просто разглагольствуя, а не действуя. Но спокойствие Августа – напускное, вымуштрованное годами нервных переговоров. Один из полезных уроков отца: «В делах нужна холодная голова. Никаких эмоций, иначе сгоришь», интерпретировался всегда им скорее, как «никогда не показывай своих эмоций отцу, чтобы он считал тебя расчётливым, а не взбалмошным». Хольт ещё несколько секунд смотрит на карту, проводя по ней пальцем, сосредоточенно изучая её, рой мыслей крутится вокруг загадки: игры слов, которая даётся ему с трудом из-за языка. Вибрация телефона в кармане пиджака, заставляет его невольно вздрогнуть. Он неохотно отходит в сторону, доставая его. Рука, держащая телефон, практически полностью немеет от сдерживаемого электричества, когда он открывает фото, отправленное засекреченным контактом. На фото Дима и маленький щенок. Это селфи. Хольта пронзает воспоминание вчерашнего вечера: «— У неё теперь есть собака? — Да, и я немного ей завидую.»       — Вы знаете, где должен был быть Дмитрий? Куда он поехал перед тем, как пропасть? — спрашивает Август, параллельно набирая сообщение Марте: «Найди мне адрес места жительства Веры Дубиной». Архипова бросает на Хольта подозрительный непонимающий взгляд.       — Домой, — тихо, немного виновато говорит Игорь.       — Он был дома? — спрашивает Август, выделяя слово «был» интонацией.       — Мы не знаем, гений — огрызается Гром.       — Я уже запросила распечатку по звонкам и смскам у телефонной компании, но пока не получила ответ. У нас никаких зацепок, кроме загадки Волкова, — добавляет Архипова, задумчиво смотря перед собой.       — Тогда её разгадка на вас, а я проверю то, что доступно мне, — Август стремительно двигается к выходу, Игорь хватает его за руку.       — Ты решил свинтить? Думаешь, умнее нас всех? — сквозь зубы цедит он. Август опускает взгляд на руку, сминающую ткань его пиджака в районе плеча.       — Свинтить? Я даже не знаю, что это значит. Я оптимизирую нашу занятость, Игорь. Я бесполезен в разгадывании загадки. Всё, что я мог вам сказать, я сказал. Я хочу проверить наводку.       — То есть, мои наводки полное фуфло, — когда Гром снова апеллирует какими-то сленговым словом, Август непонимающе щурится, пытаясь вычленить значение слова «фуфло» из контекста, — а у тебя гениальные?       — Мои находятся в двадцати-тридцати минутах езды, я проверю и вернусь, — телефон снова подаёт сигнал о пришедшем сообщении, Август пробегает его глазами, а затем показывает Грому. — Знаешь этот адрес?       — Нет.       — Это адрес квартиры Веры Дубиной. Предполагаю, последнего места, где был сегодня Дима.       — С чего такие выводы? Август тяжело вздыхает, отводя взгляд в сторону. Объяснять долго. Да и Игорь зацепится, скорей всего, за какой-нибудь пустяк в рассказе, снова вспылит.       — Есть основания, — уверенно продавливает он. Игорь переводит взгляд на Архипову в надежде на помощь, сильнее сжимая руку Хольта. Мария внимательно наблюдает за их перепалкой.       — Я отмечу, что я здесь на добровольных началах, и вам не подчиняюсь, — говорит Август, внимательно смотря на Архипову.       — Да я тебя сейчас хлопну за причастность! — дёргает его за руку Игорь, ощущая потерю контроля ещё над одной ситуацией. — На добровольных началах он!       — Август, а что, если ваша наводка — ловушка? — спокойно спрашивает его Архипова.       — Если не выйду на связь через сорок минут, значит вы были правы, но я не могу не проверить её. В переговорной повисает напряжённая тишина. Архипова кивает Августу, глубоко вдыхая.       — Игорь, отпусти его. Нам нужно заняться загадкой, а в твой санаторий я отправлю отряд. Гром проводит рукой по волосам, вкладывая в этот жест всё напряжение. Он отходит от Августа, отпуская его руку.       — Вам нужен кто-нибудь в помощь? — обращается Мария к Хольту. Август задумывается, пытаясь понять, могут ли ему понадобиться люди. Только если нужно будет вскрыть дверь, но почему-то ему кажется, что дверь там вряд ли будет заперта.       — Оставьте пару человек в участке, не хочу привлекать внимание. Я позвоню, если нужна будет помощь.

***

      — Утри слёзы и улыбнись, не ожидал меня услышать? — Игорь звучит злорадно, пугающе. Дима с подозрением косится перед собой, щурится, замечая над циферблатом небольшой огонёк — индикатор камеры.       — Какой пронзительный взгляд! — раздаётся вздох в динамиках. Дима замечает в этом вдохе металлический скрежет, который можно было бы списать на помехи, но у него закладываются подозрение, что это может быть и не Игорь вовсе. Что стоит наёмникам уровня Отряда мертвецов найти человека, чтобы тот сгенерировал голос. Но даже если это не Игорь, всё равно его голос очень давит на Диму психологически. Грязная игра, ведь если удастся выжить, голос Грома будет провоцировать у него вероятнее всего ПТСР. Дима пытается собраться. Отстраниться, пытается заставить свой мозг работать, за основу он берёт подозрения, возникшие в его голове. «Это не Игорь!» — повторяет мысленно он. Дубин уговаривает себя не слышать, но, как назло, только сильнее концентрируется на том, что говорит голос.       — Видишь цифры перед собой? — многозначительная пауза, будто бы в ожидании ответа, — это часы и минуты твоей жизни, жизни Юли и Фёдора Ивановича, — новая театральная пауза, даёт Диме осознать, насколько ситуация вышла из-под контроля. Игорю сейчас не на кого положится, некому поддержать его. Он один в страхе потерять всех, кто ему дорог. Этого и добивался Волков, да? Состояния тотального одиночества, того, в котором находился Разумовский в его отсутствие. Он пытается его свести с ума? Пытается довести до кондиции, когда чёрное начинает казаться белым, а белое чёрным. Мышцы сокращаются в импульсивном порыве вырваться. Как бы пару часов назад он не злился на Игоря, он никогда не пожелал бы ему такого.       — Как думаешь, кого я выберу? — продолжает ядовито голос Игоря, — Начал ли я тебя искать или отодвинул на последнее место в своих приоритетах. Дима тяжело вздыхает, ведя в сторону головой насколько ему позволяют верёвки. На эту провокацию он не поведется. Здесь Призрак оступился. Диме не важно спасёт ли его Игорь, ему важнее, чтобы он спас других. Если он будет последним — это правильно. Да, ему страшно, что всё закончится для него через каких-то двадцать часов, но ему намного страшнее представлять то, что Игорь потеряет снова отца или впервые любимую. Диме привычно считать себя не первым для окружения, да и его это устраивает в большинстве случаев. Он сам часто в приоритет ставил работу, понимая, что никогда не выбирал что-то противоречащее его деятельности. Никогда до недавнего времени. Дубин не замечает, как его мысли обращаются к Хольту сами по себе, он вспоминает про сон и сам задаётся вопросом, почему его мозг так цепляется за мысль об Августе, как за спасательный круг. Дима даже не уверен, что Хольт в курсе происходящего. Может, он даже не вспомнил о нём сегодня, а если вспомнил, то вряд ли предал значение тому, что Дима ему не ответил, хотя сам Дима понимает, что ответил бы ему мгновенно, если бы увидел сообщение пока был свободен. Сейчас его на удивление гнетёт чувство недосказанности, которое осталось после вчерашнего вечера между ними. Глупо сожалеть о том, что не случилось поцелуя, будучи обвязанным взрывчаткой где-то в центре Санкт-Петербурга? Да, но это неведомым образом заземляет Диму. Не то чтобы он принимает решение, что именно ради этого должен выжить, но внутренняя обида на ситуацию или самого себя и столь простая мысль, помогают ему отпустить панику. Голос также затихает, оставляя его в относительной тишине многолюдной улицы. Дима пару секунд смотрит на сменяющиеся цифры на циферблате, вслушиваясь в какофонию звуков, пытаясь вычленить какой-то членораздельный выклик, который натолкнёт его на мысль о месте, где он находится. Но даже если что-то удаётся уловить, то это одно-два слова, абсолютно ничем ему не помогающие. Он проверяет едва заметными движениями, насколько тугие узлы его удерживают: руки завязаны плотно, пальцы едва касаются верёвки, которая крепко держит его у спинки стула, на котором он сидит. Ноги тоже связаны, но Дима замечает, что только между собой и только в бёдрах привязаны к самому стулу. Он аккуратно пытается перевести вес вперёд, слегка дёргаясь, чтобы встать, но стул надёжно прикреплён чем-то к полу. Бессмысленно. Дима смотрит пустым взглядом на пол перед собой, на следы своих ног в строительной пыли, которая напоминает ему о пепле из сновидения.

***

Август подходит к подъезду дома, внимательно изучая окружение. Для середины дня здесь спокойно: мало машин, мало людей, никаких признаков чего-то сверхординарного. Он не знает, чего надеется увидеть в квартире Веры, но чётко осознаёт, что Дима вряд ли там. Этот дом уж точно был построен позже распада советского союза и вряд ли квартира когда-то являлась складом. Но бездействовать он просто не мог. Когда он увидел фото, рациональная часть его мозга сразу задалась вопросом: «Не может ли это быть искусственный интеллект?», но фото было очень живым: никаких признаков фильтров или обработок, никаких признаков помех, слишком детализированное и простое, чтобы быть глупой шуткой. Хольт искренне надеется, что это не очередная ловушка, надеется, что это подсказка, возможно от самого Димы, какой-то крючок, за который он сможет зацепиться. Август размагничивает подъездную дверь лёгким разрядом электрического тока и поднимается наверх, на лифте ехать не решается, боясь, что ожидание плывущих мимо этажей дестабилизируют его и без того напряженное состояние. С каждым этажом бок начинает тянуть чуть сильнее, от чего сбивается дыхание. Оказавшись на нужном этаже, Август несколько секунд просто стоит, смотря перед собой, зажимая угол стены. Свет едва заметно мерцает, вторя его состоянию. Он ещё раз сверяется с номером квартиры, бросая взгляд на металлическую дверь. Сразу это не бросается в глаза, но она слегка приоткрыта. Хольт толкает её на себя, едва подцепив пальцами, слыша изнутри глухой собачий скулёж и лай. Длинный коридор едва подсвечивается тусклым дневным пасмурным небом из окон комнат. С порога становится очевидно, что вся квартира была нарочито разнесена. Август боится увидеть следы крови или иные следы, говорящие о том, что Диму могли ранить. Он делает медленный шаг внутрь. Вслушивается, пытаясь уловить ещё какие-то признаки жизни в квартире, но слышит лишь тишину, прерываемую шуршанием собачих лап по одной из дверей. Аккуратно переступая обломки мебели, он идёт вдоль коридора, осторожно заглядывая в комнаты. Громкий сигнал раздаётся из глубины квартиры, заставляя его невольно вздрогнуть. Он выжидает несколько секунд, не двигаясь с места. А затем слышит уже знакомый искусственный насмешливый голос Грома оттуда же, откуда прозвучал сигнал:       — Думаешь, я сдвинулся хоть на чуть-чуть в поисках? Нет. Великий Игорь Гром глуп, как пробка. Август идёт вперёд, оказываясь в гостиной комнате, узнавая ткань дивана и цвет стен с фото. Груда досок и книг перегораживает путь к стене напротив, на которой висит телевизор — единственная абсолютно нетронутая вещь во всей квартире. Августу кажется, что он перестаёт дышать, когда на тусклом горящем экране он идентифицирует знакомый силуэт со светлыми волосами. В холодном едва ли достаточном, чтобы что-то рассмотреть, свете от чего-то, стоящего перед Димой, Август видит погружённое в тени изнеможённое лицо, слегка приподнятое в сторону камеры, которая и транслирует съёмку на экран.       — Дима, — шепчет на выдохе он, лишь спустя какое-то время понимая, что тот его не услышит. Август медленно опускается на диван, не отрывая взгляда от телевизора, боясь моргнуть, боясь, что лишнее движение может спровоцировать то, что примотано к диминой груди. Он не замечает, но его тело трясёт. Глупо было надеяться на то, что анонимное сообщение было подсказкой. Это очередная шутка Волкова: смотри и не имей возможности что-то сделать. Тайм-код в углу экрана странным образом идёт в обратную сторону, пройдя порог в девятнадцать часов. Они уже потеряли пять часов.

***

Каждый час из состояния анабиоза Диму выдёргивает громкий сигнал у самого уха и голос Игоря. Набор однотипных фраз, пытающихся сломить его малейшую веру во спасение. Но это лишь раздражает его, заставляет каждый раз одаривать камеру перед собой взглядом, полным ярости и недовольства. Он уже не уверен, что правильно ощущает течение времени. Таймер и день там, за пределами помещения в строительной плёнке, как будто бы живут разными жизнями. Цифры ползут вперёд, а окружение ничуть не меняется. Он со временем начинает различать, что с завидной периодичности мимо проходят свадьбы с криками «Горько!», а иногда он слышит, как громко кого-то по фамилии зовёт то ли учитель, то ли сопровождающий, одёргивая вероятно распоясавшегося нерадивого ученика, но чаще всего он замечает недовольные голоса туристов, возмущающихся по поводу цен. Так, по ниточке, Дима вытаскивает информацию из внешнего мира, по крупицам собирает какие-то данные, выводя свои наблюдения ногами на полу в толстом слое строительной пыли: «экскурсии», «свадьбы», «ярмарка».

***

      — Дима понял, где он, — взбудоражено говорит в трубку Хольт, спускаясь бегом по лестнице.       — Мы с Игорем предполагаем, что это... — Архипова не успевает договорить до конца фразу.       — Спас на Крови, — перебивает её Хольт. В голосе слышится лёгкая отдышка и волнение, граничащие с восторгом.       — Да, скорей всего, — Архипова с сомнением кивает Игорю, сидящему перед ней за столом. На карте появились, за время их брейнсторма, яркие флажки, обозначающие места взрывов. Игорь ставит новый флажок на отметку Спаса на Крови на карте.       — Я еду сейчас туда, — ставит перед фактом Хольт.       — Нужны сапёры, Август, не смейте ничего делать в одиночку.       — Отправляйте, но я ждать не намерен, — Август делает паузу тяжело выдыхая, опускаясь на водительское сиденье, — вы его не видели.       — Я тоже поеду, — вклинивается в диалог Гром.       — Нет, Игорь, у нас ещё два заложника, нужно думать, — осекает его Архипова.       — Да... но...       — Я позабочусь о нём, — искренне уверяет его Хольт по громкой связи. Игорь громко выдыхает, так, что Август слышит этот вздох, — я сделаю всё, чтобы он выбрался из этого, Игорь...всё. Игорь не собирается выяснять, почему; не собирается разбираться в том, что их связывает прямо сейчас. Он впервые слышит в голосе Хольта что-то столь человеческое и настоящее, что хочет ему поверить.       — Хорошо, — сухо бросает он.       — Волков больше не звонил? — спрашивает Август, зная, что и Архипова, и Гром сейчас на пределе своих ментальных возможностей.       — Час назад. Сказал, что раз я такой глупый, то он сжалится надо мной и будет давать мне подсказки раз в три часа.       — Дал какую-то новую подсказку?       — Нет, в основном нёс какую-то чушь о сложностях выбора и какой-то древней татарской легенде, о том, что всегда нужно выбирать тех, кого не получится вновь обрести среди окружения, — раздражённо цедит Игорь, — травил истории про Сирийский госпиталь.       — Может, он что-то шифрует в этих историях?       — Мы тоже так подумали, но пока ничего не обнаружили, — отвечает сухо Архипова, — Август, я отправила двух сапёров к вам навстречу.       — Хорошо, пусть ищут меня в колокольне, — отстранённо говорит он, сбрасывая звонок, и паркуется недалеко от Спаса на Крови, смотря на строительные леса, возвышающиеся вокруг монументальной башни колокольни. Архипова смотрит на телефон на столе с немного приоткрытым ртом, не успев задать вопрос.       — Интересно, как он собирается попасть в колокольню без допуска, — бросает она.       — Ну это же Хольт, — протягивает многозначительно Игорь. Губы Марии трогает слегка заметная короткая ухмылка, но она возвращает своё внимание к карте.       — Думаешь, здесь есть какая-то закономерность? Игорь встаёт и обходит стол по кругу, рассматривая поставленный флажки под разными углами.       — Если и есть, то вряд ли тут важен порядок. У нас есть взрыв в заброшенном особняке, — Игорь ставит рядом с флажком карандаш.       — Да, последний.       — Есть колонна на Дворцовой, — он проводит неровную, но достаточно яркую линию до Дворцовой, — Есть, — он осекается, — возможен, взрыв у Спаса на Крови, — линия от Дворцовой идёт лёгкой дугой дальше. — Получается почти полукруг, но как быть с Петергофом, если ты думаешь... Гром наскоро дочерчивает окружность почти симметрично той, что получилась и соединённых до этого точек, захватывая цирка на Фонтанке, а затем длинной галкой проводит две резкие линии в сторону Петергофа. Его глаза заметно наливаются яростью.       — У Волкова же ко мне личные счёты... из-за Разумовского, — холодно говорит он. — Похоже на маску Чумного Доктора. Теоретически, выглядит как вполне возможная система.       — Значит, два других здания нужно искать в этой зоне, — говорит Игорь указывая на пустую кривую дугу мимоходом, пока накидывает на плечи кожаную куртку.       — Куда ты собрался?       — Хочу спросить у одного психа, не заглядывал ли к нему его старый друг. Заодно достану козырь из рукава.       — Игорь, ты не можешь уехать, а как же загадки. Ты хочешь, чтобы я тут одна сидела над ними?       — Да не могу я уже думать, Мария Андреевна. Не хочу я играть в игру эту по его правилам, — он надевает на голову кепку.       — Хочешь через Разумовского на него надавить? Думаешь, это как-то поможет?       — У нас ещё восемнадцать часов, а мы уже обладаем примерным местом их нахождения. По словам Хольта, которые пока подтверждаются, как мы видим, это какие-то культурные места, памятники, музеи — круг поисков ещё сужается. Мы успеем их спасти. Разумовский в наших руках — возможность прижать Волкова.       — Это может только казаться так просто. Игорь смыкает челюсти, выдыхая. Он стоит у самых дверей выхода из переговорной, замечая потерянность Архиповой, пошатнувшийся авторитет, которым она так активно кичилась с момента своего появления.       — Вы можете мне приказать остаться или отпустить меня, — подбрасывает он ей мысль сам, понимая, что оставляет на неё слишком много. В кабинете повисает тишина, Архипова сверлит Грома взглядом, уперев руки в бока. Она практически кивает, когда тишину разрезает звук уведомления, пришедшего одновременно и на её телефон и на телефон Игоря. Они оба косятся на загоревшийся экран смартфона, лежащего в центре стола.

Уведомление Vmeste: «На канале Юлии Пчёлкиной вышло новое видео».

***

Август сталкивается с несколькими людьми плечами, спеша в противоход выходящей из музейной части храма толпе, и слышит в свою сторону ругательства. Пара человек его узнают, сторонясь и перешептываясь — он определённо сейчас не настроен на коммуникацию, не выглядит, как человек, способный даже на несколько фото. Он стремительно проходит к выходу из музея.       — Добрый день. Могу я как-то попасть в колокольню? Мужчина в униформе смотрит на него скептически, оценивая его внешний вид, во взгляде ноль узнавания.       — На реконструкции до 2027-ого года, — устало отвечает он.       — Есть вероятность теракта. Источник находится в колокольне, — решает сразу с главного начать Август, надеясь на то, что горожане за последние дни уже должны были стать параноиками из-за произошедших взрывов.       — Да? — наигранно удивлённо вскидывает брови смотритель. — А вы кто такой вообще, чтобы такой информацией обладать? Террорист или полицейский? Хольт кривится в горькой ухмылке. Нет времени на полемику или переговоры. Он осматривается по сторонам, хватая мёртвой хваткой мужчину за предплечье, наклоняется к его самому уху.       — У вас есть два варианта развития событий сейчас, — холодный полушёпот самому Августу напоминает манеру общения отца, но сейчас не до саморефлексии. — Первый — вы добровольно провожаете меня на колокольню, и я вас щедро отблагодарю; второй заключается в том, что я могу сделать так, что вас на месте свалит сердечный приступ, а я просто пойду искать следующего менее принципиального человека. Мужчина нервно всхлипывает.       — Побойтесь Бога, — судорожно выдыхает он, — это же церковь.       — Я атеист, — холодно констатирует Хольт, — ну так, ваш выбор? Мужчина осматривается по сторонам, ища поддержки или помощи, но, не находя таковой, кивает в сторону дверей, делая едва заметный полушаг. Август выпрямляется, слегка ослабевая хватку на руке смотрителя. И они вместе направляются внутрь, проходят несколько поворотов, заходя в технические коридоры. Путь и дальше немного петляет. В коридорах пахнет мокрым камнем и штукатуркой. Когда они выходят в округлое пространство, заставленное строительными лесами, Август настораживается, осматривая пространство потрескавшейся лестницы.       — Это колокольня, — выдыхает мужчина, останавливаясь перед лестницей, взмахивая нервно рукой, — не уверен, что сейчас вы... Хольт перебивает его, доставая из кармана визитку и протягивая её мужчине.       — Напишите моей помощнице, она позаботится о вашем вознаграждении. Оставьте меня и лучше закройте музей на сегодня, — Август переводит взгляд на мужчину, — здесь на самом деле опасно, скоро сюда приедет полиция и сапёры. Мужчина нервно кивает, рассматривая непонимающе визитку в своих руках, но задерживаться не решает, быстро уходя. Август поднимается по винтовой лестнице настолько быстро, насколько ему позволяет его ноющий бок. Когда лестница подходит к концу, и его взгляд цепляет уже знакомый ему по видео антураж, он замедляет шаг. Звук дождя, барабанящего по брезенту с улицы, заглушает его собственное сердцебиение. Он ощущает, что не готов увидеть Диму вживую в том состоянии, в котором он был, но делает неуверенный шаг, выходя из-за стены. Большой циферблат подсвечивает силуэт с двух сторон. Кожа на шейных позвонках и светлые волосы на затылке перетянутом верёвкой, удерживающей кляп во рту, бликуют холодным голубоватым светом. Руки перетянутые плотными верёвками безвольно висят вдоль тела. Август в три больших шага преодолевает пространство колокольни, присаживаясь рядом с Димой, пытаясь в сумраке помещения нащупать узлы верёвок. Дима приоткрывает глаза, наконец-то замечая присутствие человека рядом. Он устало поворачивает немного голову в сторону, затёкшая шея его плохо слушается. Брови слегка вопросительно изгибаются. Дима уверен, что у него уже начались галлюцинации, никак иначе объяснить себе появление Хольта он не может. Август отрывается от безуспешных поисков нужного узла, поднимает взгляд на Диму, тянется к его лицу, стягивая на шею верёвку, удерживающую кляп, и помогая Диме избавиться от куска ткани во рту. Дима разминает затёкший рот.       — Август, — хрипят с непривычки связки, — что ты тут делаешь?       — Спасаю тебя, — Август задерживает свою ладонь на щеке Димы, всматриваясь в его усталое лицо. Из механических воздействий только заметная полоса, расходящаяся по лицу до ушей — след от верёвки.       — А Игорь?       — Игорь продолжает искать других.       — Как ты... как ты нашёл меня?       — Давай поговорим об этом позже, нам нужно избавиться от бомбы на тебе и уходить, — Хольт внимательно изучает строение жилета на Диме, куча запутанных мелких проводков, ведущих к закреплённому аккумулятору с небольшой лампочкой.       — Ты сможешь её отключить?       — Не думаю, но скоро должны подъехать сапёры. Я пока попробую тебя развязать, — Август находит руками узел за спинкой стула, начиная его распутывать.       — Игорь знает, где находятся другие?       — Нет ещё, — коротко отвечает Август, а, замечая появившиеся напряжение в теле Димы, добавляет, надеясь его хоть немного этим успокоить, — но уверен, что они с Марией скоро всё узнают. Время есть. Громкий сигнал из динамика на жилете снова заставляет Диму зажмуриться.       — И так каждый час, — со злостью выдавливает из себя он, смотря на таймер с отметкой 18:00:00. А затем цифры начинают двигаться быстрее, минуты начинают бежать со скоростью близкой к скорости секунд, постепенно набирая темп. Дима жмурится, надеясь на то, что это лишь игра его воспалённого и усталого сознания, но ничего не меняется, когда он открывает глаза.

16:38:49

      — Август, — опасливо зовёт он, — что-то с таймером. В тот же момент, когда Хольт выглядывает из-за стула, на его телефон поступает звонок. Он вытаскивает его из кармана, включая громкую связь.       — Хольт, нужно срочно убрать из Вместе последнее вышедшее видео Юли! — почти кричит в трубку Игорь, — Как можно быстрее! Это расследование по Отряду! Счёт на секунды.

14:12:34