Твой мир обречён

— Чисто технически, там может быть бомба? — Чисто технически? — Конечно. — Чисто технически — да. Чуя передёргивает плечами, передавая белый запечатанный конверт без какой-либо надписи или других пояснительных обозначений Дазаю. Тот сначала взвешивает его в руках, а затем вскидывает брови. — Он тяжёлый. — Это я и без тебя понял, умник, — закатывает глаза Накахара, выуживая изо пазухи свой нож и укладывая его на стол, — Поэтому и спрашиваю. Дазай встряхивает конверт, и когда изнутри слышится странный звон, резко отводит от себя, перекидывая обратно хозяину. — Не, давай сам как-нибудь. Твой дар всё-таки. — Пиздец, — всплёскивает руками Чуя, — И что, что мой? Ты же у нас со страстью к самоубийству. Тебе умереть не так страшно будет. — Эй! — возмущается Дазай, — Во-первых, ты можешь защитить себя своей способностью на случай взрыва, а во-вторых, если там правда бомба, то с большей долей вероятности, учитывая её размеры, она не сможет убить меня моментально. Скорее всего мне просто оторвёт руки, а то и что-нибудь другое, и я умру от болевого шока прямо на полу твоей комнаты, так ещё и не в самом лучшем виде, забрызгав все стены… —Всё, я понял. Не продолжай. Накахара хмурится, ещё раз осматривая злосчастный конверт, а затем с тяжёлым вздохом медленно подтягивает к себе клинок, аккуратно срезая запечатанный край. Осаму смотрит на всё это дело со смесью отвращения, уже ухватившись за край стола, чтобы в нужный момент дать дёру, поэтому когда Чуя поднимает на него взгляд в поисках немой поддержки, находит там лишь ещё более прискорбную картину. Время словно замедлилось, когда белая тонкая полоска бумаги опала с его пальцев, а фигуру Накахары охватило красное свечение. Просто на всякий случай. Такое поведение было довольно странно для Огая. И, учитывая то, что он сказал это по факту, послание лежало в почтовом ящике общежития ещё до их встречи. То есть, это было заранее обдуманное решение. Что там может быть, ни один из них даже не представлял. Зная Мори — начиная карманной бомбой и заканчивая простым письмом, полным оскорблений. Конечно, написанным рукой Элис. Накахара еле дождался конца рабочего дня, чтобы прийти домой и разобраться с этой проблемой. Ожидание было слишком мучительным, несмотря на все опасения. До того, как заглянуть внутрь, Чуя выдыхает, радуясь, что в его ушах ещё не звенит от взрыва, и снова смотрит на Дазая. Тот, в свою очередь, с интересом вытянул шею, одновременно поглядывая на конверт в его руках так, как будто это его самый главный враг. — Чего ты вообще за мной пошёл, если так ссышь сейчас? — Я что, брошу своего верного напарника в беде? А вдруг там, наоборот, что-то хорошее? Не знаю, может, завещание какое-нибудь… — Я бы не надеялся на такую удачу, учитывая, чем закончился последний сюрприз от него. Накахара машинально потирает бровь, собираясь с духом. Спустя ещё несколько минут тишины, в которой Дазай нетерпеливо постукивает пальцами по столешнице, Чуя наконец отводит край бумаги, заглядывая внутрь. Осаму со своего места не может увидеть, что там находится, поэтому довольствуется лишь мимикой напарника. А тот сначала зависает на пару секунд, сведя брови к переносице, будто не может до конца понять, что видит перед собой, а затем вытягивает белый лист бумаги. Очевидно, письмо. Не заморачиваясь, он тут же встряхивает его, раскрывая, и пробегается глазами по тексту. С каждой строчкой выражение его лица становится всё непонятней и непонятней. Он то снова хмурится, то вдруг изгибает губы, то вообще забывает, что нужно хоть как-то задействовать лицевые мышцы. Через пару таких смен Дазай не выдерживает, поднимаясь на ноги, но Накахара в ту же секунду отводит конверт подальше, не давая ему ни увидеть тот самый звенящий предмет, ни заглянуть в содержание послания. — Ну что там? — со вздохом спрашивает он. Чуя наконец определяется, какую эмоцию здесь будет уместно использовать, и приходится этот момент ровно тогда, когда он перечитывает письмо в третий раз и до него наконец доходит смысл. На его губах вдруг рождается самая довольная улыбка, которую Дазай видел за последнее время, а в глазах появляется озорной блеск. — Да ты что, издеваешься что ли? — уже изнывает Дазай, пытаясь выхватить хотя бы конверт, но Чуя нагло делает шаг назад, нахально усмехаясь, — В молчанку играть будем? За что ты так со мной? — За всё хорошее, — в этой фразе настолько много радости, что Осаму даже пугается. Теперь он окончательно запутался. Что там вообще может быть? Накахара довольно усаживается на свой стул, всё-таки сжалившись над бедным, и протягивает ему конверт. Дазай хмуро выхватывает одолжение, тут же вываливая содержимое на свою ладонь. Руку обжигает металлическим холодом, и когда он опускает глаза вниз, замечает обычную связку ключей, состоящую из стандартной магнитной таблетки и двух простых ключей, ничем не примечательных. Он озадаченно разглядывает находку, ещё раз оглядываясь на слишком довольное лицо напарника, и не находит ни одного намёка на подсказку. Почему-то даже мозг перестаёт работать так, как раньше. Дазай совершенно потерялся. — И что это? — вскидывает бровь он, пытаясь прочитать по Чуе хоть что-то, кроме бесконечного самодовольства и радости. Тот выдерживает драматическую паузу, будто взвешивает, стоит ли делиться такой новостью с такими неотёсанными неандертальцами, как Дазай, но потом сдаётся, забирая у него ключи и подкидывая в ладони. — Это, дорогой мой, конец твоей сказки. Придётся тебе снова довольствоваться одной своей комнатной. Дазай снова зависает на пару секунд, за которые улыбка Накахары становится только шире, а потом до него доходит, и он широко распахивает глаза, отрицательно качая головой. — Нет… — Да, да и да. Интонация Чуи настолько счастливая, что даже сбивает с толку. От эмоций он подскакивает на месте, обходя стол по кругу, и по дороге, видимо, от слишком бурлящего в крови адреналина, злорадно целует опешевшего Дазая в макушку, скрываясь в комнате. Когда Осаму снова приходит в себя, он стаскивает злосчастное письмо с противоположного края, в неверии пробегаясь глазами по тексту. А когда дочитывает этот отвратительный набор иероглифов, явно выведенных почерком самого Мори, со злостью откидывает от себя, будто дохлую крысу.

«Здравствуй, Накахара-кун.

Не думал, что когда-нибудь буду писать тебе именно такой текст, но уж прости, такие обстоятельства.

Ты покинул организацию, предав своё слово и оставив после себя пустовать место в Исполнительном Комитете. Думаю, не нужно объяснять, как я отношусь к этому факту. Если бы это был первый подобный случай, возможно, я бы удивился больше. Но, как ты знаешь, опыт такой формы у меня имеется.

Ты считаешься предателем и ничего не может на это повлиять, даже тот факт, что на твоих руках находится это письмо. Всё то, что будет сказано ниже, не является поощрением или прощением. Ты это прекрасно понимаешь. Но ты посвятил этой должности несколько лет, усердно работал и своим трудом заслужил всё то, что тебе дала Мафия. Я знаю, что ты не притрагивался к своим счетам всё то время, что считался мёртвым. Но теперь этот факт расскрыт, а значит, смысла в этом больше нет. Все твои сбережения — твои и не являются собственностью Порта. Они открыты и ты имеешь к ним полный доступ. Эту связку ключей мне передал Колас-сан, когда они перемещались в твой кабинет. Сказал, что нашёл в ящике стола. Могу предположить, что это ключи от твоей квартиры. Они также твои. Не вижу смысла отбирать у тебя твою честно заработанную собственность, я-то знаю, какие зарплаты в Детективном Агентстве.

Не прощаюсь и не прощаю, Твой бывший руководитель, Мори Огай».

*** Дазай слабо понимал, что между ними происходит. Но и разбираться, говоря откровенно, не хотел. Сама концепция отношений с кем-то была для него непонятной и слишком мудрёной. Мораль в зависимости одного человека от другого, сопровождающаяся обязательными недопониманиями, конфликтами на фоне ревности и другой подобной чуши вроде "мы расстаёмся, потому что ты купил не тот кофе" (по крайней мере, именно это видел Дазай со стороны) вызывала крайнюю степень отвращения. А вся розовая хрень с сердечками в чашках кофе и завтраками в постель заставляла неосознанно скривить лицо. Навязать такую модель поведения на них двоих было практически невозможно. Да, у него было много женщин, но вряд ли хоть одна из них задерживалась дольше, чем на одну ночь. Рекорд состоял из недели, когда одна довольно пристовучая особа буквально ходила за ним по пятам. Хоть Дазай и не хотел этого на самом деле, так как дамочка была симпатичной, но явно не в его вкусе, пришлось предложить ей парное самоубийство. Он даже не на шутку перепугался тогда, когда она почти согласилась, начав быстро кивать головой с настолько замыленным любовью взглядом, что в её глазах было трудно отличить зрачок от радужки. Но, видимо, переспав с этой мыслью ночь, она получше обдумала свое импульсивное решение прыгать с моста с первым встречным, которого знала всего неделю. А может, отговорили родственники, поэтому в назначенное время она не явилась. В любом случае, больше Дазай её никогда не видел, за что был благодарен всем Богам несмотря на то, что был атеистом. Но Чуя не был девушкой из бара, и не понятно, хорошо это, или плохо. Он был его напарником, коллегой и просто человеком, который невыносимо выводил Дазая из себя. Нравился ли ему Накахара? Нет. Как вообще может нравится тот, кто нагло пихает его локтем при каждом удобном случае, огрызается на каждую фразу и имеет столько бесячих привычек, что не хватило бы несколько томов для того, чтобы всех их описать? И что это тогда всё значит? Ничего важного. Лезть слишком далеко было ни к чему. Важно то, что происходит сейчас. Чуя не вёл себя хоть как-то странно после того «да. Наверное. Я не знаю». Разбираться в том, чем на самом деле нужно считать эту фразу, тоже было подобно крутить барабан на револьвере, заряженном одной пулей. Дазай просто плыл по течению. Не делал шагов назад, но и не пыталась шагнуть вперёд. Он и так уже сделал предостаточно. Всё остальное оставалось за Чуей. Тем не менее, новость о том, что Мори с барского плеча вернул ему все его сбережения, немало раздражала Осаму. И вот что за вселенская несправедливость? Кому-то всё, а кому-то ничего. Ещё больше подливало масла в огонь то, что Накахара был буквально на седьмом небе от счастья, хоть и показывал это всего на какую-то долю процента. — Сделай лицо попроще. Как будто ты не пользовался своими счетами, когда ушёл из Мафии, — закатывает глаза Чуя, доставая вещи по одной из шкафа и аккуратно складывая в коробку. — Мои счета остаются практически нетронутыми, — сухо бурчит Дазай, усевшись на край стола и из принципа отказываясь помогать или принимать хоть какое-то участие в этом цирке. — Это твоя личная драма, что ты открываешь их только для того, чтобы кофе у своей официантки заказать. Тот с не меньшим усердием закатывает глаза, сложив руки на груди с видом полной оскорблённости. Накахара попросил у Фукудзавы отгул сразу на следующий день, и тот не стал задавать никаких вопросов, видимо, подумав, что послание Мори было слишком поражающим и настолько жестоким, что подчинённому понадобятся целые сутки, чтобы смириться с ним. Сам Дазай никого не оповестил, рассчитывая на то, что президент сам догадается о том, что раз один принебрёг своими рабочими обязательствами, то и другой не видит смысла идти в офис и изображать перед Куникидой усердие в поте лица. Остался он, на самом деле, не для того, чтобы хоть как-то посодействовать в переезде, — ещё бы он будет содействовать в этом преступлении против его гордости, как же! — а чтобы поусерднее высказать Чуе всё то, что думает об этой авантюре. Накахара, правда, думал иначе. — Ты серьёзно что ли собираешься? — склоняет голову к плечу он, — Неужели от счастья настолько голову эндорфином затуманило, что не можешь сложить два плюс и два и подумать, что это может быть ловушка? — Не накладывай призму своей надежды на действительность, — возвращает ему его же вчерашнюю фразу Чуя, — Думаешь, он мне туда тигра запустил? — А ты не используй мои же слова против меня, — возмущается Дазай, — Если тигр, это ещё полбеды. Ацуши-куна попросим пообщаться с сородичем. А вот если тебе там каждый угол заминировали… — Ты и про конверт говорил, что там бомба, — Накахара захлопывает коробку, плотно накрыв её крышкой, и поднимается на ноги, забирая с тумбочки перчатки и натягивая их на руки. Дазай тяжело вздыхает, стараясь как можно быстрее сгенерировать новый аргумент для того, почему Чуя ни в какую не должен возвращаться в свою конуру в полторы сотни квадратных метров. — Может, это вообще не твои ключи… — Ну тут уже перестарался, — смеётся Накахара, — Я свою связку по-твоему не узнаю? Просто признай, что тебе бредит одна мысль о том, что я могу жить в нормальных условиях. "Мне бредит мысль, что ты слишком обнаглел. Да ещё и будешь жить теперь в пятнадцати минутах езды на машине." Ещё бы он сказал это вслух. Много чести. Поэтому вместо ответа принимает самый оскорблённый вид, будто ему приписали три убийства с изнасилованием, и отворачивается к окну, сложив руки на груди. Чуя лишь качает головой, последний раз осматривая свои бывшие когда-то владения, и подхватывает со стола лежащие рядом со злым Дазаем две связки ключей: одна от квартиры, другая от рабочей машины, которую он позаимствовал для того, чтобы всё это перевести. Ключи от его собственной машины, хвала небесам, лежали в комоде в коридоре, если он правильно помнит, поэтому это его последняя поездка на этом чуде техники, которое кто-то вообще осмелился назвать автомобилем. — Так, ну, вроде всё. Бери эти две коробки, а я возьму остальные. Осаму вскидывает брови, скептически проходясь по нему взглядом. — Какая мышца на моём лице, изогнутая в неправильном направлении, натолкнула тебя на мысль, что я буду тебе помогать? Накахара тяжело вздыхает, упирая руки в боки. Он понимает, что сейчас все угрозы будут бесполезны, потому что Дазая, судя по всему, задело за живое, так что приходится переступить через себя. — А если я тебя попрошу? Вот это эффект. Удивление настолько искренне, что Чуя даже поражается тому, насколько обычный, казалось бы, вопрос, может заставить удивиться человека, который три дня назад рвал куклу, чтобы остановить зомби апокалипсис. Дазай смотрит на него в упор несколько секунд, а потом неожиданно улыбается, довольно блестя глазами. — Смотря как попросишь. Вот тут уже удивляется Чуя. Но не тому, что Дазая вдруг пробило на плохой флирт, а тому, как быстро мы перестали обижаться. Поэтому из чистого интереса спрашивает: — А как надо? В словесной форме подойдёт? Осаму спрыгивает со стола, медленно подходя к нему, паралелльно наигранно сведя брови в задумчивости. — В целом, да. Если на колени встанешь. Повисает немая пауза, в которой Накахара вскидывает брови, изучая его лицо, но когда не находит там ни намёка на шутку, осознаёт, что он говорит это вполне серёзно. Чуя раздумывает ещё секунду, а затем вдруг резко делает выпад вперёд, точным ударом пробивая под больным коленом. Дазай от неожиданности вскрикивает и, когда колени сами подгибаются, падает на пол с болючим стоном. Накахара спокойно смотрит на него сверху вниз, оставшись в той же позе. — И кто из нас теперь на коленях? Осаму, конечно, не такого ожидал, но любимая фраза Чуи всегда была "много хочешь — мало получишь", так что нечего было даже надеятся. Он из принципа поднимается сам, игнорируя из жалости протянутую руку, и чуть морщится от еле ощутимого натяжения швов на груди. — Нет, ну ты точно решил меня добить сегодня. — Это чтобы не наглел слишком, — Накахара с видом того, будто последних пяти минут в их жизнях не было, поднимает самую близкую коробку, будто она весит не больше спичечного коробка, и направляется к выходу. — Зачем тебе вообще я? — предпринимает последнюю попытку Дазай, — Ты со своей способностью можешь их всех за раз унести. — Труд сделал из обезьяны человека, может, даже с твоим запущенным случаем справится, — усмехается тот, уже скрываясь в дверях. Осаму ещё с минуту смотрит в ту сторону, где только что последний раз мелькнула рыжая макушка, а затем только в виде одолжения тяжело вздыхает, осматривая назначенную ему долю, и с видом страдальца берёт её в руки. На самом деле, сколько бы он ни выделывался, груз ему достался минимальный, а вещей-то в принципе за три месяца накопиться много не могло, так что уже через десять минут Чуя спускается с крыльца, в последний раз закрыв дверь своей комнаты на ключ, и осматривает устроенный Дазаем бардак в багажнике. — У тебя какие-то проблемы с руками или со зрением? — А у тебя? Я не виноват, что ты барахольщик. Скажи спасибо, что я вообще в этом принял участие. — Много чести, — закатывает глаза Накахара, одним движением захлопывая чёрную крышку багажника, и подходит к двери водителя. До того, как открыть её и усесться, он всё-таки оборачивается, оглядывая снова вставшего в позу напарника. — Ладно, спасибо большое. Несмотря на внешнюю суровость, Дазай всё равно улыбается, замечая, каких трудов стоило ему выдать эту фразу. — Когда на новоселье позовёшь? — Надеюсь, что никогда, иначе мою территорию снова оккупируют. Он отсалютывает ему двумя пальцами, наконец падая на водительское сидение, и плавным движением трогается с парковки, выезжая на главную дорогу. Осаму ещё какое-то время стоит на месте, смотря ему вслед, и по мере удаления чёрного седана улыбка всё больше и больше меркнет на его лице. Когда машина полностью скрывается из поля зрения, он выуживает из кармана пачку сигарет, стащенную со стола ныне пустой комнаты, пока Чуя собирался, и в тишине закуривает, задумчиво крутя на пальце ключи от своей собственной комнаты. *** Обычный подъезд многоэтажки никогда ещё не казался таким родным и красивым, как сейчас. Чуя в принципе не сильно страдал от того, что жил в общежитии. Как ни странно, но оно оказалось более-менее уместным. Конечно, тот Чуя, который зашёл в свою комнату первый раз три месяца назад с таким лицом, будто его отправили на каторгу на пожизненное, мог бы с ним поспорить, но… Тем не менее, жить в своей квартире было намного и намного более удобно и спокойно, так что Накахара не задумался ни на секунду, пока собирал вещи. Которых, что самое странное, накопилось действительно довольно немного. Он ставит последнюю коробку в углу лифта, встряхивая усталыми руками и прислоняясь к стене, уже хлопнув по кнопке шестнадцатого этажа. Он же обещал себе возобновить физические тренировки? Можно начать с малого: перетащить это всё к себе без использования Смутной Печали. Надо будет потом вынести мусор, а именно все продукты в холодильнике, которые он оставил на три месяца, уйдя однажды утром на работу и больше не вернувшись. Будет чудом, если там не завелась новая цивилизация ещё неизвестных науке бактерий. Зайти в магазин, проверить мотоцикл на паркинге, разобраться с машиной, которую он оставил у северной башни, а потом... Он не успевает додумать, потому что за долю секунды до того, как двери лифта должны были закрыться, в узкую щель просовывается рука, заставив двери открыться снова. Накахара поднимает взгляд, уставившись на странно знакомое лицо напротив. Девушка, что замерла на входе, смотрит на него так же, а потом вдруг радостно улыбается. — Ох, здравствуйте! Давно Вас не видела! Чуя вглядывается в её лицо ещё несколько секунд, оставив столь дружелюбное высказывание без ответа, пытаясь хоть как-то понять, кто перед ним стоит и почему вообще с ним завели диалог. Не сказать, что юноша хорошо знал своих соседей. Вернее будет сказать, он не знал их совершенно, имея довольно специфичный график не менее специфичной работы. Однако она казалась ему смутно знакомой. Длинные тёмные волосы, румяные щёки, яркие зелёные глаза, голубая кофта с открытыми плечами, короткая юбка… Накахара вскидывает брови, узнавая в ней соседку на этаж ниже. Точно. Девушке было что-то около девятнадцати, когда он только сюда переехал, и, как назло, данная особа имела привычку заскакивать с ним в один лифт или выгуливать свою собаку вечером, когда он возвращался с работы. Откровенно говоря, запомнилась она ему не сколько из-за собаки, сколько из-за навязчивого желания познакомиться. Заводила тупые диалоги после долгого рабочего дня, когда он был слишком уставшим, чтобы дать ей вразумительный ответ; вдруг забывала, на каком этаже живёт, провожая его до самой квартиры; на ровном месте спотыкалась на ступеньках у подъезда, прекрасно зная, что Накахара с его рефлексами обязательно её поймает и напомнит, что не обязательно носить настолько высокую шпильку, блять, раз ноги кривые. В целом, раздражала бесконечно, и если сначала Чуя относился к ней даже положительно из-за привлекательной внешности, то такая навязчивость напрочь отбила и минимальное желание на что-то. Он не искал чего-то длительного, а концепция на одну ночь её бы не устроила, и она обязательно бы его достала постоянными встречами и звонками. В общем, давно выученный сценарий. — Морита-сан, — из вежливости кивает Накахара. Он жалеет об этом уже через секунду, когда девушка вдруг ярко улыбается, видимо, обрадовавшись, что он запомнил её фамилию, и забывает, что всё ещё стоит в проходе и мешает дверям лифта закрыться. Про себя Чуя проклинает свою лень, из-за которой не пошёл даже с его ношей по лестнице, и учтиво откашливается. Морита моргает пару раз, а потом наконец делает шаг вперёд, будто на алтарь, становясь рядом с ним. Уже зная, что она не нажмёт кнопку своего этажа, чтобы показаться обаятельной дурочкой (она почему-то решила, что именно этот образ сразит его наповал), он нажимает пятнадцатый этаж за неё, про себя надеясь, что та минута, что они будут ехать, пройдёт в тишине. Не тут то было. Брюнетка осматривает шесть коробок, стоящие у его ног, и хлопает слишком плотно прокрашенными тушью ресницами, с улыбкой обращаясь к нему снова: — Вы уезжали куда-то? Три месяца целых Вас не видела. Уже подумала, что что-то случилось. "Ты умеешь думать?" — Командировка, — коротко отвечает Чуя, делая вид, что что-то ищет в карманах брюк. Мориту нисколько не смущает, что объект её обожания чем-то занят, судя по тому, что она упрямо продолжает: — Вы столько работаете, Накахара-сан. Я уверена, что у Вас очень ответственная работа, как раз под стать Вам. А я вот всё никак не могу подготовиться к сессии в университете, постоянно какие-то проекты, долги, совершенно нету времени. А Вы что заканчивали? Чуя тяжело вздыхает, с трудом переваривая весь этот поток слов и наблюдая, как мучительно медленно меняются цифры на табло, указывающем этажи, которые приезжает лифт. Ну вот, казалось бы, такая красивая девушка. Зачем она открывает рот? Зачем ей знать, что он заканчивал? Он не думает, что она хочет услышать "Курсы молодого Исполнителя Портовой Мафии", поэтому называет первый университет, пришедший в голову: — Первый государственный. Морита округляет глаза, кокетливо накручивая локон на палец. — Вау, Вы такой умный! Я тоже пробовала туда поступить, но не прошла. "Интересно даже, почему". — Пришлось идти в коммерческий, — грустно складывает брови домиком девушка, упрямо настаивая на продолжении диалога: — А кем Вы работаете? Тут уже Чуя просто физически не находится с ответом, но, хвала небесам, от участи придумывать несуществующую фирму его избавляет звон, оповещающий о том, что лифт прибыл на нужный этаж. Морита разочаровано смотрит, как двери открываются, приглашая её выйти, и даже не замечает, как её собеседник облегчённо выдыхает. — Ну, приятно было пообщаться, хорошего дня. Ещё увидимся, — выкладывает как на духу он. — Подождите! — снова становится в проходе брюнетка, будто вцепилась в свой последний шанс зубами, — Давайте я Вам помогу отнести коробки. Как Вы один справитесь? Тем более, я ни разу не видела, как выглядит Ваша квартира. "И слава богу". — Ну что Вы, — Накахара окончательно сдаётся, решив ошарашить её внезапным ответом на непрекращающийся флирт, лишь бы сбавить такой напор настойчивости, — Как я могу позволить такой милой девушке надрываться? Я справлюсь сам, не беспокойтесь. А квартиру я Вам покажу как-нибудь потом, при более неформальных обстоятельствах. Манёвр срабатывает, потому что Морита замирает на месте с невероятно глупым и счастливым выражением лица, и Чуя пользуется этим, быстро нажимая на кнопку, закрыв двери прямо перед её носом. Только когда лифт приходит в движение, он устало проводит ладонью по лицу, выругавшись себе под нос. Просто издевательство какое-то. На её фоне даже тот плохой выпад Дазая часом назад кажется верхом соблазнения. Но ни кричать, ни посылать девушку Накахара просто не может из-за своих принципов, а учтивые отказы будто пролетают мимо её ушей, как любые слова, сложнее модных терминов. Но он почти забывает о том раздражённом осадке, что остался после неожиданной встречи, когда выставляет последнюю коробку у знакомой двери. Чуя замирает на пару секунд, осматривая дорогое тёмное дерево, но не замечает ничего необычного. Поэтому спокойно выдыхает, вставляя в замочную скважину блестящий ключ. Прихожая встречает его тремя щелчками и знакомым запахом, на удивление, без ожидаемой гнили с кухни. Накахара уже хочет пройти поскорее внутрь и погрузится в успокаивающую обстановку, но решает сначала разобраться с вещами, перетаскивая их через порог. И только после того, как он захлопывает за собой дверь и скидывает туфли с ног, он ступает по знакомому ковру, выходя в коридор. По привычке втягивает носом воздух, но не чувствует в нём запаха бензина или чего бы то ни было похуже. Конечно, он с самого начала не верил Дазаю, что Мори мог устроить здесь засаду, но проверить никогда не было лишним. В квартире стоит оглушающая тишина, и только из открытого, видимо, в спальне окна доносится еле слышимый звук проезжающих снизу жилого комплекса машин. Чуя проводит рукой по высокому комоду, укладывая сверху ключи, и как заворожённый проходит в зал. Всё осталось на своих местах. И трещина в стене напротив кухни, и панорамное окно, после общажных створок кажущееся ещё огромней, чем он помнил. Большой чёрный диван, плазма, арка в кухню, коридор. Он будто видит это всё впервые. Поэтому довольно улыбается, наконец-то понимая, что дома. Если честно, хочется завалиться спать на ближайшие часов десять, но он вспоминает о всех делах, которые не успел до конца обдумать в лифте. Но всё равно даёт себе пару минут просто постоять на месте, смотря на такую же ровную гладь моря, высокие многоэтажки, искрящийся в окнах домов свет, голубой небосклон, такие же близкие, но теперь такие далёкие две башни здания Портовой Мафии. Остановив на последних взгляд, он нервно откашливается и идёт на кухню. На барной стойке полный бардак. На столешнице, да и в принципе на всех поверхностях лежит тонкий слой пыли, который Накахара небрежно стряхивает рукой. Он не убрал за собой посуду в тот вечер, но, слава богу, ничего такого там не завелось, поэтому сразу закидывает тарелки в посудомойку. Он не может не обрадоваться винному шкафу, как будто не он это всё закупал несколько лет, а вся коллекция досталась ему в подарок к квартире за бесплатно. С холодильником всё немного сложнее. Юноша разу задерживает дыхание, когда открывает дверку, но это всё равно не спасает от режущего глаза отвратного запаха, поэтому тут же её захлопывает с громким матом. Грёбаная Флора. Хотя спасибо, что не Фауна. Разбираться с комнатами он сейчас не хочет, да и кроме пыли там ничего нового появиться просто не могло, поэтому решает убрать сегодня только главную проблему: кухню. Чуя устало стаскивает с плеч рубашку, закатывая рукава водолазки, и на протяжении не менее получаса просто скидывает в мусорный пакет всё когда-то бывшее съедобным, что видит перед собой, перед тем, как полезть в холодильник, закрыв рот ладонью и сдерживая рвотный рефлекс. После оставляет весь этот пиздец в прихожей, находя в тумбочке стола в кабинете одну из многочисленных банковских карт, и как можно быстрее выходит на улицу. Ощущение того, что он не является мафией, при этом имея всё своё мафиозное имущество, казалось абсолютно противоречивым. Конечно, Накахара был бесконечно рад этому, в какой-то степени. Просто ещё не привык, наверное. Потому что за три месяца работы в ВДА всё равно приспосабливаешься к тому, что тебе дозволено. А дозволено тебе очень и очень много. Правда, не материального. Мори — далеко не добрый волшебник на голубом вертолёте, — из всего этого высказывания, наверное, только слово "вертолёт" может стоять в одном предложении с именем бывшего босса, — а такой "подарок", как могло показаться на первый взгляд, далеко не был жестом доброй воли. Скорее это знак. Знак того, что Огай принял новое положение дел. Но, как сказано в письме, отнюдь не одобрил. Оно и ясно. Символ того, что Мори принял то, что теперь Накахара — его такой же враг, как и любой другой сотрудник ВДА. Это вызывало смешанные ощущения. Трудно считать врагом того, кто на протяжении долгих лет был твоим руководителем. Трудно, но не невозможно. Особенно после событий, связанных с именем Поля Верлена. Связан ли тот инцидент с этим посланием? В какой-то момент Чуе показалось, что он стал хотя бы отдалённо разгадывать намерения босса Портовой Мафии. Показалось, что он стал на шаг ближе к началу того запутанного лабиринта, которым именуется этот чёрный пресловутый разум. Но сейчас он понимает, что как никогда далёк от истины. И теперь разбираться с этим нет смысла. Потому что теперь это не его проблема. Ноги сами ведут его по улице мимо шелестящих зелёной листвой деревьев к двери ближайшего магазина. Если честно, стоя на кассе, он вдруг вспоминает, что совершенно забыл посмотреть, сколько средств вообще на этой забытой банковской карте. Все счета любого мафиозника всегда делились на огромное количество небольших баз сбережений, на огромное количество разных карт абсолютно разных и не зависящих друг от друга банков. Даже зарплаты делились на несколько частей и переводились на разные счета в разные числа месяца. А всё потому, что такие суммы, кои выплачивала Мафия своим подчинённым, вызывали большое количество подозрений у налоговых, учитывая, что преступная организация не могла назваться официальной занятостью. Поэтому факт того, что раз в месяц на карту простого безработного паренька капало по несколько миллионов йен, был очень и очень компрометирующим. Работая в Агентстве, Накахара совершенно об этом забыл. И теперь стоял как полный дурак, пытаясь воспроизвести в голове, что это вообще за карта в его руках и сколько примерно на ней денег. От участи позориться перед незнакомой женщиной-продавщицей, которая почему-то тоже его узнала и поздоровались, его спас успокаивающий звон, оповестивший о том, что платёж, хвала небесам, прошёл. Продуктов пришлось закупить немало, учитывая, что вечером должна прийти Йосано, поэтому он снова взваливает на себя огромную ношу, уверяя самого себя в том, что больше сегодня, вроде, таскать ничего не придётся. Он решил сильно не разглагольствовать о своём новом — точнее, старом — месте жительства в Агентстве. Куникида вряд ли до сих пор отошёл, учитывая, какие взгляды тот вчера кидал на Чую весь оставшийся после переговоров рабочий день, школьников Танидзаки и Наоми нечего было соблазнять внезапно появившемся достатком, Ранпо поймёт всё сам, хотя Накахара ещё пока слабо понимал, как это работает, и был крайне возмущён, что ни о какой приватной личной жизни в обществе этого юноши и речи идти не могло, Кенджи и Ацуши... Ну, совсем в тайне он же не собрался это держать? Как-нибудь сами потом узнают, как и о его прошлой работе. Хотя надо будет потом заранее обсудить, как это помягче преподнести Куникиде. А то даже как-то неудобно держать его в постоянной неосведомлённости, даже если он воспринимает это в штыки. С Йосано поделиться он захотел сам. Почему-то именно эта специфичная дама стала ему ближе всех остальных, поэтому сегодня утром Чуя набрал её номер, выслушав сначала бесконечный поток матов, по типу: "Ты там совсем ахуел?!" и "Где, блять, у тебя квартира? Ты ебанутый? И всё это время ты молчал?!", — а потом такой же длинный перечень поздравлений. Поэтому сегодня она должна была зайти, но скорее для того, чтобы всё осмотреть, ещё раз высказать ему всё то, что о нём думает, а после напиться и в слезах зависти уехать обратно. Чуя уже стоял в спальне, разбирая коробки одну за одной, когда привычную тишину, изредка прерываемую тихими выругиваниями себе под нос, разрезала трель дверного звонка. Сначала он даже не понял, что произошло, потому что успел отвыкнуть от этого звука, а когда понял, что кто-то с усердием прожимает ни в чём не повинную кнопку в подъезде, раздражённо сдувает спавшую на лицо прядь волос, встряхивая руками и выходя в зал. Он хмурит брови, когда кидает взгляд сначала на часы, а потом на окно, в котором скатывается за линию моря солнце. Йосано должна была прийти позже, насколько он помнил. Если это снова Морита, решившая, что неформальные обстоятельства, при которых он захочет показать ей свои апартаменты, наступили уже сегодня, то легче притвориться мёртвым, чем решать эту проблему. Он тяжело вздыхает, зло топая в коридор, и быстро распахивает дверь, уже набрав в лёгкие воздуха, чтобы впервые в своей жизни крикнуть на девушку. Но затем поражённо его выдыхает обратно, когда на пороге показывается не ненавистная голубая кофточка с открытыми плечами и розовая короткая юбка, а знакомый бежевый плащ. — Ты оглох что-ли, Золушка? Всю муку перемолол? Голос Дазая наполнен таким количеством сарказма, что Накахара даже теряется, так и оставшись на месте, держась за дверную ручку. Он сначала долго хлопает глазами, надеясь, что это плохая галлюцинация или система дала сбой и ему наконец-то приснился кошмар, но когда понимает, что самые позитивные варианты отпадают, высоко поднимает брови. — Ты как сюда попал? Дазай прыскает, складывая руки на груди. — Ты думаешь, я не знаю, где ты жил всё это время? Я тебя разочарую, я и остальные твои два адреса знаю, просто почему-то был уверен, что именно от своей основной квартиры ты держишь ключи в ящике рабочего стола. Чуя от шока теряет дар речи. — А?.. — А, ты об этом, — догадывается по одному звуку Осаму, пренебрежительно отмахиваясь, — Там из подъезда какая-то милая девушка выходила, вот я и заскочил. Ну и запёрся ты, конечно. Как можно жить так высоко? Я иду по лестнице в общежитии меньше, чем до сюда на лифте ехал. Хотя высота приличная, наверное, виды красивые. Можно я у тебя из окна быстренько выскочу? Не обращая и малейшего внимания на то, что внутрь его не пригласили, да и вообще путь перегорожен так называемым хозяином жилища, Осаму заныривает под руку Накахары, минуя препятствие и просачиваясь в помещение. Чуя даже среагировать нормально не успел, а теперь действовать уже поздно, потому что потенциальная проблема уже находится на его территории, поэтому лишь измученно вздыхает, последний раз оглядывая подъезд, и закрывает за ними дверь, специально громко хлопнув об косяк, чтобы нежданный гость сразу понял всё его отношение к этому визиту. Но гость уже спокойно прошёл в коридор, не удосужившись даже плащ с себя стянуть, и по-хозяски встал прямо напротив окна, уперевшись руками в спинку дивана. Накахаре ничего не остаётся, кроме как пройти следом и опереться на стену спиной, осуждающе сложив руки на груди. Ну всё не как у людей. Хотя когда вообще с Дазаем было по-другому? Когда Осаму вдоволь проходится взглядом по открывшемуся перед ним видом на закатное небо, он в шоке оборачивается через плечо, вскинув брови. От такого искреннего поражения на его лице Чуя не может не усмехнуться. — Ты знал, что… — Что бы ты сейчас ни сказал, а я уверен, что там что-то про коррупцию и местных олигархов, я всё уже знаю наперёд, так что не заканчивай это предложение. Дазай прикрывает рот, впитав обратно едкий комментарий, и отворачивается обратно к окну, делая пару шагов по залу. — Скажу честно, я поражён, — он пробегается взглядом по обстановке, отмечая в голове примерный метраж хотя бы этого помещения, а когда находит глазами ещё один коридор, вскидывает брови ещё выше, — Хотя от кого-то, вроде тебя, наверное, мне стоило ожидать дворца. Чуя закатывает глаза, показательно уходя на кухню, пока напарник проводит рукой вдоль стен, а затем хмурится, только сейчас заметив внушительных размеров вмятину в белом бетоне. Она довольно сильно выбивается из интерьера, рядом он не находит никакой двери, которая, учитывая вспыльчивый нрав Накахары, и могла стать причиной поврежедения, слишком сильно ударившись о стену. — Это как здесь появилось? — Дазай чуть повышает голос, чтобы до Чуи долетел вопрос, и тот чуть склоняет голову, чтобы увидеть, на что указывает Осаму. Когда он понимает, что стало причиной такого интереса, то страдальчески кривится, кинув: — День трудный выдался. Дазай оборачивается, недоверчиво проходясь по его лицу взглядом, но не задаёт лишних вопросов, проведя пальцами по шершавой поверхности, идущей мелкими трещинками. Накахара даже не будет спрашивать, какого хера он знает, где находятся все его квартиры и почему этот придурок вообще сюда припёрся. Всё понятно и так. Когда он вообще имел в крови хоть каплю уважения, а не действовал специально настолько бесцеремонно? С другой стороны, если отбросить всё раздражение, в какой-то степени он даже рад тому, что Дазай пришёл. Конечно, об этом лучше не зарекаться не то что вслух, а даже мысленно, но за то время, что напарник жил рядом, Чуя успел уже неплохо так к этому привыкнуть. Опять же, это не значит, что теперь юноша готов поступиться своим личным пространством, но за один вечер вернуться обратно в спокойный темп единоличной, не угнетённой постоянным присутствуем напарника рядом жизни достаточно проблематично. Так что пусть гуляет. Как будто Накахара не понимал причину такой реакции Осаму утром. — Сколько тут комнат? — закончив изучение новой территории, спрашивает Дазай, следуя на кухню. Но когда Чуя задумывается на секунду, видимо, пытаясь вспомнить, нервно усмехается: — Ты же шутишь, да? — В отличие от тебя я не храню деньги на никогда не происходящий чёрный день, живя на свалке, а вкладываю их хоть куда-то, — огрызается тот без особого энтузиазма, — По-моему, пять. Осаму игнорирует даже провакационный подъёб, выпав с последнего предложения. — И нахера тебе столько? Ты компенсируешь отсутствие роста большими квартирами из-за своих комплексов? — Зато у меня нет комплекса неполноценности, как у некоторых, — меланхолично отвечает Накахара, — Мне понравились расположение и цена, а какая мне разница, сколько здесь комнат? — Ты ебанутый, — в конце концов констатирует Дазай, усаживаясь на стул у барной стойки. Чуя решает, что психи приниженого страдальца не стоят его внимания, поэтому переключается на разбор купленных продуктов, занимаясь обычными делами, которые бы и так делал, не будь посторонних в его квартире. — Ко мне Йосано должна прийти скоро, — оповещает он, постепенно загружая только что вымытый холодильник. Дазай останавливается в постукивании пальцами по столешнице, уставившись на его спину. Он молчит пару минут, в задумчивости закусив губу, а потом протягивает: — Не знал, что вы… Он запинается, но от того, чтобы заканчивать эту фразу, его спасает Чуя, который вдруг откладывает свежий кусок сыра, развернувшись к нему корпусом. Да, настолько осуждающе-ахуевший взгляд он не получал уже очень давно. — Мы и ничего такого, — хмурит оскорблённо брови Накахара, — Она моя подруга. Просто решили отметить такое событие. Дазай поддерживает зрительный контакт ещё с секунд десять, пожимая плечами. Чуя от такого двузначного молчания раздражается ещё сильнее, наставляя на него указательный палец. — Что тебя вообще заставило так думать? — Я ничего не подумал. Просто спросил. — С нихуя такое не спрашивают. — Я же не высказываю ничего против. Йосано — хорошая девушка. — Я, блять, знаю. Но, тем не менее, мы просто друзья. — С чего ты вдруг начал передо мной оправдываться? — делает невинное лицо Осаму, подставляя руку под подбородок. Накахара, уже готовый запустить в него нож, замолкает, нахмурившись. Дазай в ожидании округляет глаза, но тот, видимо, сам понял, что попался на такую простую уловку, поэтому просто зло поджимает губы, показательно игнорируя отвернувшись обратно, и возвращается к своему занятию. Воспользовавшись тем, что у Чуи нет глаз на спине, Осаму довольно ухмыляется, прослеживая взглядом ставшие более резкими движения напарника. На самом деле Дазаю понравилась квартира Накахары, хотя вслух он, конечно, скажет абсолютно противоположное. Высокие потолки, много света, много пространства. Всё тут будто кричало о том, кто является обладателем апортаментов. Чую сложно было назвать барахольщиком, но у него была привычка, которую Осаму не понимал никогда: заполнять всё вокруг себя собой. Это читалось в каждой мелкой детали, несмотря на поразительную чистоту: на столе стоит хрустальная ваза, подарок Коё; на комоде в прихожей — расчёска и несколько простых чёрных резинок для волос; каждый нож в полке, Дазай уверен, кропотливо и аккуратно заточен так, что, если провести по лезвию пальцем, на коже выступит пару капель крови; даже три простые картины на стенах в зале и один единственный магнит на холодильнике говорили столько же, сколько и стеллаж с огромной винной коллекцией. Когда они делили кабинет в северной башне Порта, можно было невооружённым взглядом заметить, кому принадлежит какая сторона комнаты. У Чуи всегда стояло несколько растений, подставка с ручками, несколько всученных ему недавно в руки Анэ-сан книг. На столе Дазая был вечный бардак, состоящий из хаотично разбросанных карандашей и неровных стопок документов, которые он никогда не подпишет. Ни одной личной вещи, ни одной детали, подсказывающей о том, что этот стол кому-то принадлежит, а не является обычным складом. На этой почве были непрекращающиеся конфликты: Дазай протестовал как мог против того, чтобы вещи Накахары даже смотрели в его сторону, Чуя гнал за беспорядок и полнейшую неорганизованность. В шестнадцать Мори пришлось даже расчертить линию белым мелом на полу, через которую не дай бог кто-то переступит. Конечно, к восемнадцати она стёрлась. То, что в пятнадцать вызывало желание со всей силы ударить по столу напарника, сейчас вызвало чувство спокойствия. Может, возраст, а может, привык. Спустя минут двадцать тишину разрывает треск домофонного звонка, и Накахара спокойно, будто ничего не произошло, вытирает руки полотенцем, а после направляется к входной двери. Осаму остаётся на своём месте, даже не повернув голову к выходу из кухни. Вряд ли Йосано ожидала увидеть ещё одного гостя, но уходить Дазай не будет из принципа. Через пять минут он слышит характерный щелчок, с которым дверь открывается, а затем привычный стук каблуков об подъездную плитку. — Как можно жить так высоко? Ты вслепую квартиру покупал? Деньги карман пережали? Ладно, Дазай всё же ухмыляется уголком губ от того, насколько похожими оказались их первые фразы. Слышится спокойный диалог, потом несколько удвилённых матерных изречений Акико, сопровождающихся усмешками Чуи, а затем сквозь арку он видит, как девушка тоже замирает напротив окна в зале, широко распахнув глаза. — Ты не адекватный, — шепчет она, прослеживая глазами путь через половину города до линии моря. Накахара выходит вслед за ней с довольной ухмылкой, но потом замечает фигуру, уместившуюся на одном из барных стульев, и глубоко закатывает глаза. — Кстати, забыл сказать… Йосано хмурит брови, обернувшись, чтобы проследить его взгляд, и Дазай спокойно машет ей рукой со своего места, когда она ещё более изумлённо округляет глаза. — Оно прилагалось к интерьеру изначально? — смеётся она уже через секунду. Накахара лишь встряхивает головой, снова проходя на кухню. — Строители забыли с собой забрать, вот и мучаюсь теперь. Акико отсалютывает Осаму двумя пальцами, следуя за Чуей и усевшись на соседний от него стул тоже совершенно спокойно, будто это в порядке вещей, что Дазай каким-то магическим образом материализуется рядом с напарником уже неделю. — Ну что, как тебе обстановка? — оборачивается она к нему, смахнув тёмные волосы с плеча. Осаму делает вид, что снова оглядывается вокруг себя, а затем меланхолично разводит руками. — Ничего такого. Вычурно, понтово, всё как обычно. — Как жаль, что ты не слышала, что он говорил, когда только зашёл, — закатывает глаза Накахара, выставляя перед ними два бокала, небольшую тарелку с нарезанными яствами и одну бутылку вина. — Не надо вводить никого в заблуждение. Я сказал то же самое. — О, конечно, — наигранно невинно произносит Акико, понимающе кивая подбородком, а затем выуживает из своей сумки ещё одну бутылку, — Я, к сожалению, не была осведомлена о том, что нас будет трое, поэтому купила только одну. Не обессудьте. — Не поверишь, я тоже не был осведомлён, — соглашается Чуя. — Ненавижу находиться в вашей компании, — тяжело вздыхает Дазай, — Это с самой первой встречи всегда превращается в перекрёстное забрасывание оскорблениями и предъявами. — Неправда, — практически одновременно произносят эти двое, нахально ухмыляясь, и Осаму поднимает брови, разводя руками в знак своей правоты. Когда Накахара сам усаживается напротив них, Акико выхватывает из его рук штопор, сверкнув глазами в знак того, что она самостоятельная женщина, и начинает спокойно открывать свой привезённый дар. — В такой компании я ещё не пила, — произносит она, закручивая остриё, — Но вы мальчики сильные, думаю, до такси меня донести сможете. — Не надо тут уже прибедняться, — закатывает глаза Дазай, вспоминая их прошлую посиделку в баре, — Ты ни разу не позволила мне себя даже провести. — Я плохо помню, — сворачивает тему Йосано, делая вид, что очень сильно занята. — В любом случае, нести мне придётся вас обоих, — продолжает Осаму, кинув взгляд на Чую. — Не было такого ни разу, — хмурится тот. — Ты просто тоже плохо помнишь, — ухмыляется он, не обращая внимания на то, что Накахара угрожает ему кулаком. — Мда, весело будет, конечно, — звучит тихий хлопок, когда Акико вытаскивает пробку, наполняя бокалы один за другим, а после поднимает свой, пару раз прокрутив жидкость внутри с тяжёлым усталым после рабочего дня вздохом, — Лично вы как хотите, а я сегодня отпахала смену, заранее предупредив, что завтра до трёх меня лучше не ждать. Поэтому сами делайте выводы, сколько я собираюсь выпить. — Что же тебе, интересно, сказал на такую наглость Куникида? — вскидывает брови Дазай. — Ничего особенного. Что я обнаглела, что никто не работает, что медик — самая важная должность и я не должна так наплевательски относится к своим обязанностям, что он убьёт тебя, когда в следующий раз увидит, если этого ещё не сделал Накахара и далее по списку. — У этого придурка завтра задание с Кью, так что я не собираюсь напиваться, — говорит Чуя. — Почему это только у меня? — удивляется Дазай, — Разве Фукудзава-сан не поручил его нам обоим? — Я буду в офисе для подстраховки, а вообще там надо просто забрать ребёнка из леса, так что справишься с ним сам, — произносит тот, чуть отпивая из своего бокала, — Тем более, у тебя ещё есть ученик, я напоминаю, которого тебе нужно тренировать, а не просто заставлять писать за тебя отчёты. Дазай устало вздыхает, запуская пальцы в отросшие волосы. — Это что получается, я завтра один из вас работаю? — Мы вдвоем работали все три месяца, в отличие от некоторых, так что один день уже как-то перетерпишь, — осаждает его Йосано, подняв бокал выше и обернувшись на Накахару, — Мы пить вообще сегодня будем за твоё наследство? — Это не наследство… — Тебе резко упали деньги-квартиры на голову ни с того, ни с сего, так что я могу это назвать именно так. — Пить ещё за это... — бурчит себе под нос Дазай. — Хрен с вами, — Акико сама стукает своим бокалом по их напиткам с тихим звоном, а затем, коротко выдохнув, опрокидывает в себя чуть ли не половину. Чуя смотрит на это с широко открытыми глазами, повторяя её действие, и Дазай, решив не выбиваться из коллектива, делает так же. *** Мори в который раз смотрит на подписанный его рукой документ со стоящей в углу печатью из отдела финансов с недавнего времени. Он не знает, чего он добивается, пробегаясь по знакому тексту взглядом. Об этом решении он не жалеет, хотя смутно понимает, что вообще его подтолкнуло к этой идее. Скорее это уже вошло в привычку: думать о чём-то, отвлекаясь на посторонние действия. За окном уже зашло солнце, и небо окрасилось в тёмно-синие оттенки, ещё чуть заметно отливая фиолетовым на линии горизонта. Привычные виды расслабляли зрение и разум, не дав глазам замылиться или мыслям запутаться. Он не включал верхнее освещение, оставив гореть одну единственную тёплую лампу на столе. Элис куда-то запропастилась пару часов назад. Наверное, преспокойно действует на нервы Коё, восполняя пробелы, которые остались во время её отсутствия в организации. Он не против, учитывая, что Исполнительнице действительно не хватало неплохой тренировки ментального здоровья, а сам он уже не в той форме и маленькая девочка справится намного лучше него. Его посетители должны были прийти ещё пятнадцать минут назад, но он и не рассчитывал, что они хоть раз придут вовремя, поэтому терпеливо ждал, иногда отвлекаясь на злосчастный документ перед собой. Через ещё три минуты, наверное, последние тихие минуты за этот день, дверь громко скрипит, открываясь, и внутрь без какого-либо стука проходит сначала одна высокая фигура, а за ней ещё одна более высокая, опираясь на длинную трость. — Доброго вечера, дорогой Мори, — улыбается первый, стягивая с плеч пиджак и вешая его на сгиб руки, — Прости за опоздание, этого дымохода невозможно было выцепить из курилки. — Возможно, если бы ты не так долго чесал языком с Хироцу, мне бы не пришлось закуривать третью сигарету и мы бы пришли раньше, — закатывает глаза второй, проводя рукой в чёрной перчатке по волосам. Купала уязвлёно закатывает глаза, махнув через плечо на него рукой и переводя многозначительный взгляд на Огая, говорящий что-то вроде: "что с этой зануды взять, не слушай его". Босс снисходительно улыбается, дожидаясь, пока оба белоруса займут свои кресла напротив. — Не волнуйтесь, я даже не рассчитывал на такой утопический расклад, в котором вы оба придёте вовремя, — он складывает руки в замок на столе, подперев ими подбородок, — А вообще я вас надолго не задержу, всего-то хотел сделать небольшое объявление. — Прошу, — взмахивает рукой Янка, и Колас кидает на него осуждающий взгляд, значащий что-то вроде: "успокойся уже, ты на работе, а не у себя дома". Но Мори сегодня, судя по всему, в спокойном расположении духа, в отличие от вчерашнего вечера после переговоров с Агентством, поэтому просто пожимает плечами на такое неподходящее для отношений начальника и подчинённых отношение, начиная: — Вчера Фукудзава обмолвился о том, что они собираются вызволить Кью из плена Гильдии завтра днём. — О да, мы слышали, — кивает Купала, качнув серёжкой в ухе, — Но ты вроде сказал, что мы не будем предпринимать ничего, чтобы им помешать. — Конечно, я и не думал об этом, — соглашается Огай, — Я, наоборот, хочу им немного в этом помочь. Купала удивлённо вскидывает брови, а Колас с интересом прокручивает в руках трость. — Мы же обсуждали, что наше сотрудничество невозможно. — Ничего не изменилось, — кивает Мори, — Просто освобождение Кью входит в наши интересы, и не только это. Я, вроде, уже говорил о том, что считаю единственной неподходящей для Исполнителя чертой Акутагавы-куна. От такого резкого переключения темы на подчинённого оба белоруса теряются, переглядываясь. На самом деле, такие действия стоит обсуждать со всем Исполнительным комитетом разом, но Коё вчера очень ясно выразилась о том, что о всех вещах, касающихся нового Исполнителя, с ней лучше не говорить, ибо она больше в таких вопросах не советчик, и всё подобное должно затрагивать только наставников юноши. А сам Рюноске и является предметом обсуждения, так что с ним о таком не поговоришь. — Да. Ты считаешь, что он подвержен влиянию Дазая-куна, — произносит Колас, ожидая вывода. — В этом и смысл, — разводит руками Мори, — Завтра на задание ВДА отправят никого иного, как Дазая-куна. Я считаю, это может быть хорошей проверкой для Акутагавы-куна. Купала обречённо оборачивается на напарника, судя по всему, ища в нём поддержку своего полного отторжения, но тот в задумчивости потирает подбородок, смотря на Огая. — То есть, отправить туда Рюноске, сказав лишь о том, что это задание по освобождению нашего сотрудника, и посмотреть, как он справится с очагом своего волнения, находясь с ним один на один? — Я не знаю, будет ли так называемый "очаг волнения" один или захватит с собой кого-нибудь из Агентства, но да. Именно в этом и состоит моё предположение. — Но это же подло, — возмущается Янка, — Акутагава-кун заслужил наше доверие, и так подставлять его просто не честно. — Почему же подло? — вскидывет бровь Мори, — Я не говорю и слова о том, что не доверяю ему. Но прошло много лет, в которые ученик и бывший наставник не пересекались. Возможно, все мои негативные убеждения ложны, и он справится на отлично и сможет убедить меня в том, что абсолютно независимая сторона. — Кастусь, ну хоть ты скажи ему! — восклицает Купала, полностью развернувшись в своём кресле, поняв, что на босса все слова не работают. Но Якуб замолкает на пару секунд, поджав губы, и будто нехотя смотрит на него в ответ. — Я согласен с Мори… Янка не может поверить своим ушам, хлопая глазами и переводя взгляд то на него, то снова на Огая, а затем беспомощно разводит руками. — Вы оба с ума посходили! Ставить человека в принципе в такое положение недопустимо. И ладно Мори, но ты, Колас, мог бы уже более лояльно отнестись к нему. — Это просто проверка. Ничего такого с ним не случится там, — пытается как можно более спокойно втолковать ему Якуб, — Зато это может в один день доказать то, что Акутагава-кун не привязан до сих пор к Дазаю… — Чушь, — хмурится тот, вскакивая с места, — Ты говоришь пустыми холодными выражениями, будто сам не понимаешь, что это такое. Я против, — указывает он пальцем в сторону Огая, — Ты хотел услышать моё мнение, так вот: я против. — Вучоны, успокойся, — совсем тихо бормочет Колас. Янка бросает что-то короткое на беларусском, но несмотря на то, что Мори не знает языка от слова совсем, он понимает, что это что-то матерное и, скорее всего, обозначает дорогу, куда он советует своему напарнику сходить. После Купала подхватывает свой пиджак, тряхнув головой, и целенаправленно уходит, при этом неплохо так хлопнув тяжёлой дверью. Огай смотрит ему вслед широко открытыми глазами, а Колас тяжело вздыхает, протерев висок рукой, а когда злые приглушённые шаги затихают в коридоре возле лифта, произносит: — Ничего. Он отойдёт завтра, вот увидишь. Не обижайся на него сильно. — Я всё понимаю, — кивает Мори, — Не первый год знакомы. — И слава богу, — соглашается Якуб, тоже поднимаясь со своего места, — Твоё предложение очень даже хорошее, я полностью его поддерживаю и завтра передам Акутагава-куну его задачу. Дай только мне сразу координаты, где они держат Кью. Огай не глядя выуживает из стопки белый лист, передавая в уже протянутую руку, и когда тёмные глаза пробегаются по содержанию быстрым взглядом, а рука с серебряным кольцом на пальце опускает его в потайной карман пальто, сдержано прощается, наблюдая, как тёмный силуэт тонет в практически чёрном пространстве, куда не доходит свет настольной лампы. Он давно привык к такому разному поведению и мышлению Исполнителей. Возможно, ещё тогда, когда пересобирал колено одного из них в душной заброшенной палате владивостокской полевой больницы. Потом были несколько лет их постоянного нахождения рядом в портовых коридорах, когда за Мори ещё следовала хмурая фигура с острой катаной, а потом был Двойной Чёрный. Такое было уже не раз. Он перестал удивляться. Перестал придавать этому значение. Мало что может разрушить его спокойствие. Как минимум, такие сцены точно не входят в это "мало что". Главное, что завтра Акутагава встретится с Дазаем. Главное, что завтра Кью будет снова в подвале южной башни. Главное, что всё продолжает идти по плану. *** Йосано немного отклоняется назад, чуть не упав с высокого стула. Дазай практически невесомо поддерживает её рукой в последнее мгновение, прекрасно зная, что если девушка поймёт, что его руки находятся на её талии, тут простым рукоприкладством не обойдётся. Она тем временем совершенно не замечает неудобства, что-то агрессивно втолковывая таксисту на другом конце провода. Чуя допивает свой последний бокал залпом, зачёсывая назад волосы рукой, и явно кивает, поддерживая коллегу в конфликте. Как Дазай и предполагал, в этой компании он остался самым трезвым. На его рост, несмотря на маленький вес худощавого тела, нужно было выпить предостаточно, чтобы хотя бы пространство перед глазами крутилось. Так что сейчас он чувствовал всего-то лёгкое опьянение, приятно расслабляющее голову. Накахара, стоит отдать должное, действительно сегодня расчитал свою порцию правильно (что удивительно, такое случалось ну прям очень редко) и несмотря на чуть спутанную речь и блестящие глаза никак не показывал ощутимого головокружения. А вот Йосано... Ну, в целом, она предупредила заранее, так что судить её не было за что. За окном уже горели все возможные источники освещения, мягко блестя жёлтыми, белыми, голубыми огнями где-то внизу и отражаясь в стёклах окон. Облака заслонили звёзды и луну, и чернота вокруг стояла просто невозможная. Дазай поднимает взгляд к часам на стене, про себя присвиснув. Он не ожидал, что это затянется настолько долго. Время пролетело незаметно. Они обсудили буквально всё, что только можно, начиная работой и закачивая их бывшими портовыми коллегами, иногда обмениваясь едкими шутками и подколами, а буквально полчаса назад Осаму останавливал чересчур весёлую девушку от того, чтобы залезть на стол. Она пробыла в глубокой обиде ровно пять минут, после уже спокойно уложив больную голову на его плечо и отщипывая виноград по одному с ветки. Чуя неоднократно предлагал ей остаться, но она продолжала гнуть свою линию, что ночевать здесь не будет и лучше доберётся до дома сама. Сейчас Акико кидает последнюю фразу, хлопнув телефоном по столу так, будто кувалдой по станку, и тяжело опирается на столешницу, поднимаясь на ноги. Её трижды качает из стороны в сторону на это действие, но опьянение будто сразу пропадает, как только хоть один из парней подрывается ей помочь, и она уже ясным взглядом заставляет их сесть обратно на места. — Не надо меня диср... дискру... блять, — она опять опирается локтями на спинку стула, в напряжённой борьбе со своим же языком подперев подбородок рукой. — Никто тебя и не дискредитирует, — усмехается Дазай, — Это называется "помощь". — Помогать — моя прерогатива как врача, — возмущается та, чудом выговорив "прерогатива" и даже сама себе удивлённо вскинув брови на внезапно прорезавшуюся дикцию. — А как же донести тебя до такси? — возвращает ей Чуя. — Ты что, совсем упился? — хмурит брови Йосано, криво уперев одну руку в бок, — С чего ты взял, что я не могу дойти сама? Юноши насмешливо переглядываются, что не укрывается от взгляда девушки. — Идите вы знаете куда? — Знаем, — соглашается Дазай, — Когда ты была чуть более в своём уме, ты перечислила абсолютно все половые органы, доступные человеческой особи. — А потом продублировала на латинском, — кивает Накахара. Йосано переводит пустой взгляд с одного на другого, цокнув языком и эпотажно перекинув волосы через плечо. Она хватает со стола свои перчатки, начиная натягивать их на руки с оскорблённым видом, но делает это чересчур долго, поэтому нужного эффекта это не производит, а вызывает лишь случайно вырвавшийся у Накахары смешок, который он тут же очень плохо маскирует под кашель. Дазай даже стучит ему по спине в поддержании легенды, когда девушка поднимает взгляд на его раскрасневшееся лицо. — У меня просто нет времени с вами, наглецами, разбираться, такси уже под подъездом. Так что сегодня вам просто повезло. Не думайте, что завтра я не достану свой лучший скальпель. — Если вспомнит, — склоняется к чуеному уху Осаму, и того снова почти прорывает, но он стойко держит лицо. Акико, слава богу, уже этого не замечает, тоже только что увидев время на часах и, судя по всему, поняв, почему таксист набивал такой ценник, криво разворачивается, идя в сторону коридора. Накахара несколько секунд смотрит на это действие, а после кривится, когда она чуть не спотыкается о свою же ногу, и оборачивается к напарнику. — Проводи её до двери, а то ещё потеряется или убьётся где-нибудь на углу, а я кроме названия половых органов на латинском ничего в медицине не понимаю. — А почему не ты? — спрашивает Дазай, — Она к тебе лучше относится и хотя бы не даст между глаз за то, что ты вообще за ней следом пошёл. Ты и квартиру знаешь лучше. — Не делай вид, что не запомнил всю планировку с первой секунды, — закатывает тот глаза, — Да и если я встану, ещё не известно, не убьёмся ли мы вместе. — Зато какое романтичное парное самоубийство… — Осаму. Дазай тяжело вздыхает, проходясь по нему усталым взглядом, а затем отталкивается от стола, на удивление выполняя просьбу и действительно следуя в коридор, где только что скрылась Йосано. Чуя дожидается, пока разговор на повышенных тонах за стеной стихает, и только потом поднимается с места, постояв несколько секунд в тупом моргании глазами и попытке совладать со своим вестибулярным аппаратом, а затем начинает медленно загружать посудомойку, предварительно выкинув пустые бутылки в мусорку. Краем уха он слышит, как Акико долго пытается надеть каблуки на ноги, а Дазай долго пытается уговорить её ей помочь, но когда слышит, как, очевидно, со злости запущенная туфля ударяется об пол, усмехается, поняв, что девушка вообще решит пойти без них. Он отвечает на громкое прощание таким же ответом, уже закрывая дверь холодильника последний раз, и устало вздыхает, усаживаясь на край нижнего шкафа возле плиты. Перед глазами всё плывёт ещё несколько секунд, а потом все дома в окне, на которых он старался сфокусировать взгляд, сходятся в одной точке и выстраиваются в ряд. Тогда из прихожей слышится щелчок поворачивающегося в замке ключа, и Дазай возращается обратно, лишь вскинув брови на уже убранную кухню и такой странный выбор места, где можно посидеть, учитывая рядом стоящий обеденный стол и пустую барную стойку. — Ты представляешь, она реально ушла без туфель, унеся их в руках, — восклицает он, — Ну что за женщина. Теперь я понимаю, почему вы так сошлись. — Я такой же целеустремлённый? — склоняет голову к плечу Чуя. — Нет, ты такой же упёртый. Накахара усмехается, потерев рукой затёкшую шею. — Ты когда собираешься ретироваться? Я спать хочу пиздец как. Дазай хмурит брови, разводя руками. — Вот это двойные стандарты. Ей ты предложил остаться, а меня выгоняешь. — Не придирайся к словам. Ты сам видел, что у неё совсем всё плохо. И не съезжай с темы. Осаму пожимает плечами, подходя ближе и становясь прямо перед ним, уперевшись руками в столешницу по обе стороны от ног Чуи. Тот лишь смотрит на него в ответ, не отодвигаясь назад и ничего не говоря. — С чего ты взял, что я вообще куда-то ухожу? — улыбается Дазай, — Я бедный детектив, в отличие от некоторых, у меня нет таких денег уезжать отсюда на такси в полтретьего ночи. Да и мне на работу завтра утром, как ты сам сказал, от тебя и поеду. Накахара изгибает шрам на брови. — То есть, ты с самого начала так и планировал? Тот невинно пожимает плечами. — У меня все вещи с собой. Накахара иногда забывал, насколько его напарник, на самом деле, хитёр и умён. Он очень редко действительно показывал это, особенно, наедине, но в таких ситуациях всё становилось очевидным. Пора бы вспомнить, что та банальная роль, которую он играет по сей день, лишь повседневная одежда. Дазай не был двуличным, как могло показаться на первый взгляд. Он просто был таким изначально: со всеми своими шутками, придурковатым поведением, и при этом с точной стратегией по убийству тридцати человек в одно мгновение и опытом в пытках мафиозных предателей самым извращённым методом. Он просто был. Это не делало его менее настоящим. Просто Чуя настолько долго знал все его стороны, что иногда грани стирались. А Дазай действительно был многогранен. Как бы это тщательно ни скрывал. — А если я тебя просто выгоню, стратег? Осаму делает вид, что задумывается на пару секунд, подняв взгляд в потолок и открыв вид на аккуратно очерченную линию челюсти и длинную тонку шею. — Это очень маловероятно, — наконец выносит вердикт он, чуть склоняясь ниже, — Ты сам сказал, что не можешь даже до двери дойти. Да и зачем тебе возмущаться с такой-то большой квартирой? Накахара слушает его с лёгкой улыбкой, сведя брови к переносице. — Ладно, у меня уже нет сил с тобой спорить. Вторая дверь в коридоре слева от зала — твоя. Стелить тебе я не собираюсь, и вообще выделил бы не больше коврика в прихожей, но, боюсь, тебе придётся свои длинные конечности в подъезд протянуть. Дазай ухмыляется, склоняясь ещё чуть ниже и оставив лишь несколько сантиметров между их лицами. — Это очень грубо с твоей стороны. Готов поспорить, у тебя шикарная большая кровать, на которой я спокойно умещусь даже несмотря на такую неприятность, как ты. Накахаре очень трудно сфокусировать взгляд в таком положении, учитывая ещё и то, что тело Осаму буквально окружило его со всех сторон, но он всё равно из принципа игнорирует тугой узел в животе, чуть заметно выдыхает в небольшое пространство, что им приходится делить. — Да, ты прав. У меня действительно прекрасная кровать. Надеюсь, ты не будешь сильно завидовать тем условиям, в которых я сегодня сплю. Он специально делает вид, что собирается придвинуться ещё ближе, и пользуется чужой заминкой, заныривая под руку Дазая и спрыгивая со своего места. Не дав тому опомниться, он уже выходит с кухни абсолютно прямой походкой, кинув через плечо "спокойной ночи" и незаметно ухмыльнувшись. Осаму остаётся на месте, поняв, что впервые попался на такую простую уловку, и хмуро вздыхает, слыша, как хлопает самая дальняя в коридоре дверь. Он разворачивается, сам упав на место, где только что сидел Накахара, и не обращает никакого внимания на время, смотря скозь блики от света на стекле на две торчащие у набережной высокие башни.