Твой мир обречён

— То есть, вы оба тоже предатели? — А ты наблюдательная. Да, мы тоже. — Но Вы же умерли? Мне Коё сама сказала, что Вы не вернулись с миссии. — Там очень трудная схема… Чуя присаживается на одно колено перед Кёкой, а Дазай опирается спиной на противоположную стену. Выцепить Идзуми из шумного офиса было непросто. Ацуши вообще, казалось, ни на шаг не хотел отходить от этой девочки, а остальные считали своим долгом обступить её со всех сторон, как будто боялись, что либо её кто-нибудь украдёт, или она сама снова кого-нибудь украдёт. Вчера Кёка не пересекалась с Чуей, так как была без сознания после инцидента с поездом, а затем ушла из офиса вместе с Ацуши. Поэтому сегодня, когда Чуя и Дазай пришли на работу к своим положенным десяти, она замерла на месте с широко открытыми глазами. Осаму старался невербально подсказать ей, что лучше пока держать рот на замке, а Накахара так вообще опасался пересекаться с ней взглядами. К счастью, Идзуми была достаточно сообразительной, поэтому сразу после того, как Фукудзава назвался её дедушкой перед инспекторами, а Дазай вдруг к слову попросил её выйти поговорить в коридор, она тут же поднялась со своего места и направилась к уже стоящему в дверях Чуе, отмахиваясь от подорвавшегося за ней Ацуши. — Значит, мне нельзя говорить о том, что Вы тоже из Мафии, — догадалась Кёка. — Желательно, — протягивает Накахара, с сомнением вскинув бровь, — По крайней мере, лучше пока сделать вид, что ты меня не знаешь. — И меня тоже, — машет рукой со своей стороны Дазай. Девочка переводит спокойный взгляд с одного на другого, а потом быстро кивает головой. — Я поняла. — Вот и прекрасно, — на порядок успокоившись, отвечает Накахара. — Кстати, может, ты знаешь что-нибудь про обстановку в Порту? Как там вообще было последние пару месяцев? — спрашивает Дазай. Идзуми задумывается на пару секунд, теребя шнурок от телефона на шее. — Ну, сначала был траур. Все ходили угрюмые и злые. Большинство Ящеров проторчали в мед корпусе первую неделю, наверное. Коё-сан вообще из кабинета не выходила. Накахара морщится, как будто ему ударили по больной ноге. — Потом Мори-сан представил новых Исполнителей. Все почему-то странно отреагировали, — продолжает Кёка, — Акутагава-сан первое время даже не подчинялся им. А потом всё стало более-менее, как до инцидента. А дальше вы и сами знаете. Дазай задумчиво потирает подбородок, рассматривая рыжие завитки волос под шляпой. — Ясно. Спасибо большое за информацию. — И за понимание, — Накахара выпрямляется, делая шаг назад. Кёка ещё какое-то время смотрит на них, а потом ещё раз кивает, быстро скрываясь за дверью офиса. — Ну, вот и всё, — тихо говорит Дазай, — А ты переживал. — Я не переживал, — бесцветным голосом отвечает Накахара, — Просто не знал, как она отреагирует. — Она же не глупая, — Дазай отрывается от своей стены, тоже направляясь к двери, — Пошли, нас уже потеряли, наверное. Чуя ещё пару секунд тратит на то, чтобы стереть с лица остатки каких-либо эмоций, и следует за напарником. Они практически не говорили с самого утра. Их максимум — пара матов от Накахары, после того как Дазай привычно спихнул его с кровати, дабы тот проснулся. Но на этом всё. Накахара старался как можно реже смотреть на юношу и отбивался пустыми фразами без какой-либо интонации. У Дазая почему-то тоже не было особого желания коммуникации. Когда они прошли в офис и разошлись по разным концам комнаты, как будто только что не вышли из одной двери, в голову Осаму закралась мысль, что его избегают. Начиная со вчерашнего вечера Чуя ни разу не сказал хоть что-то, смотря прямо ему в глаза, что уже вызвало море подозрений. Потому что именно Накахара был тем, кто прожигает тебя взглядом во время диалога так, что неосознанно начнёшь запинаться и искать, куда деть глаза. Чуя был необыкновенно молчалив. Он в принципе никогда не был тем, кто только рад потрепать языком о какой-нибудь херне, но сегодня вёл себя так, как будто за каждое пророненное слово у него вырывают по одному пальцу. Причина лежала где-то на поверхности, пока Дазай с интересом изучал морское дно, не поднимая голову кверху. Он бросил любые попытки что-то разузнать ещё когда они покидали комнату Чуи утром, и тот сказал что-то типа: "Хватит болтать и давай быстрее, Куникида орать будет". Накахара. Избегает криков Куникиды. Поразительно, как эти слова вообще могут стоять в одном предложении. Дазай примощается на подоконнике и незаинтересованно обводит взглядом помещение. Куникида развернулся полубоком за своим компьютером, о чём-то переговариваясь с улыбающимся Кенджи и растерянным Ацуши. Йосано уселась на край стола, посадив на своё место Кёку и усиленно отпаивая её чаем. Ранпо вообще мало волнует обстановка вокруг: он закинул руки за голову, жуя десятый за сегодня леденец и даже прикрыв глаза от удовольствия на что-то активно жалуется Фукудзаве. Босс мягко улыбается, слушая его пустую болтовню. Наоми сидит за столом и, подперев голову рукой, завороженно следит глазами за Танидзаки, который разбирает свои бумаги. То тут, то там шныряю парни и девушки из офиса, кидая взгляды на новоприбывшую в Агентство Кёку. Дазая сам не замечает, как его губы трогает лёгкая улыбка. Эти люди вели себя так спокойно и расслабленно рядом с ним. Не опасались дать ему сильный подзатыльник, когда он объективно вёл себя как придурок. Не скрывали закатывать глаза, когда он говорил очередную глупость. Иногда искренне улыбались ему и махали рукой, когда видели на улице. Это было так ценно для него, что иногда он ловил себя на мысли о том, что они действительно стали ему близки. Пусть и большая часть Агентства не знает и грамма о его прошлом. Вдруг он буквально кожей чувствует на себе пристальный взгляд. Осаму какое-то время делает вид, что ничего не замечает, а потом медленно поворачивается влево. Чуя тут же опускает голову обратно в бумаги, лежащие перед ним на столе. Но Дазаю уже хватило той доли секунды, когда их глаза встретились. У Накахары напряжена спина, рука ставит подпись чуть правее того места, где она должна стоять. Пальцы барабанят по поверхности стола, а уголок губ изгибается вниз в задумчивости. Хвост на затылке совсем немного растрепался, и пара прядей выпали на его плечо, растёкшись ярким водопадом по белой рубашке. Чуя знает, что его откровенно рассматривают со стороны окна, поэтому заставляет себя как можно сильнее зарыться с головой в сложные рабочие термины. Пока длинная тень не спрыгивает с подоконника, обходя кругом пролетающую мимо девушку, и не останавливается перед его столом, закрыв источник света. Накахара с тяжёлым вздохом отбрасывает теперь уже бесполезную ручку и поднимает голову. — Чего тебе? — Я пойду прогуляюсь, — произносит Дазай, закладывая руки в карманы плаща. — Молодец, меня зачем уведомлять об этом? Осаму медленно раскачивается на пятках. — Ну, не знаю. Вдруг ты снова меня потеряешь. Накахара разрывает зрительный контакт, уводя глаза в окно. Вновь возобновилась слабая тревога, подкатывающая к горлу. — Я пойду с тобой, — Чуя сам не осознал, как эти слова сорвались с его губ. Дазай в изумлении вскидывает брови. — Мне здесь тоже делать нечего, я почти всё закончил, — пытается аргументировать свой ответ Чуя, мысленно дав себе пощёчину, — Торчать в компании подавленного виной Куникиды или до тошноты радостной Йосано я не хочу, а твою персону как-нибудь перетерплю. Пошли. Накахара поднимается со своего кресла, сопровождаемый поражённым взглядом, и накидывает на плечи пальто, отсалютовав двумя пальцами Фукудзаве. Тот только коротко кивнул, снова обращая своё внимание на Ранпо. Чуя делает вид, что в этом нет ничего такого, когда подходит к двери, в ожидании оглядываясь на напарника. Дазай ещё пару секунд стоит на месте, пытаясь переварить услышанное и увиденное, а затем всё-таки наигранно равнодушно пожимает плечами и выходит из офиса первым. Куникида прерывается, оглядываясь в их сторону, провожая взглядом уже удаляющуюся спину Накахары. *** Wish we could turn back time To the good old days When our mama sang us to sleep But now we're stressed out Огай резко выруливает из-за поворота, буквально летя к комнате отдыха в самом конце коридора. Его первой остановкой был пресловутый кабинет на двух персон, но там никого не оказалось, а милая секретарша, испугавшись излишне агрессивного голоса босса, указала ему в ту сторону. Сказать, что Мори сейчас недоволен, готов ломать стулья да и просто в ахуе — ничего не сказать. Хвала небесам, Элис вчера куда-то дела его скальпели, потому что иначе на двух членов Мафии стало бы меньше. Так что он идёт на парочку ещё пока ничего не подозревающих юношей с пустыми руками, но в этом нет особой проблемы. Оба нехило так получат по голове за свой поступок. Утро началось лучше некуда: ему позвонили и оповестили, что одну из его машин угнали прямо с парковки, а камеры не уловили и малейшего движения ни вечером, ни ночью. Огай лишь немо вскинул брови и промолчал. Ну, это не слишком удивляет. Портовые машины часто угоняли, а транспорт самого босса ещё чаще, а всё из-за привлекательно блестящих капотов и дорогой марки. Ничего нового. Огай лениво кинул, чтобы отследили по маячку передвижение, а затем по заслугам отплатили неудавшимся похитителям. Зачастую это оказывались молодые люди, ещё не осведомлённые о дополнительной цифре на номерном знаке, определяющей её принадлежность к Порту. Система безопасности Мафии работала невероятно быстро и успешно, так что уже буквально через сорок минут автомобиль снова пылился на той же парковке, а тела глуповатых студентов бороздили бескрайние воды рек Йокогамы. Через два часа ему снова набрали, теперь уже заметив, что машина полностью пропала с радаров и обнаружить её не предоставляется возможным. Мори тихо согласился и положил трубку. Ну, ничего страшного. Одним автомобилем больше, одним меньше. Роли не играет. Раз похитители оказались достаточно сообразительными — то пусть, так уж и быть, какое-то время займут его транспорт. Конечно, до первой встречи со случайно прогуливающейся и заметившей знакомый номер портовой пешкой. А добил его третий звонок, во время которого до смерти перепуганная девушка сказала, что один из складов Мафии недалеко от лесополосы взлетел на воздух. Вот тут уже Огай промолчал, кинул быстрый взгляд на часы, заприметив половину пятого утра, и буквально вскочил со своего места, быстрым шагом направляясь на этаж ниже. Здесь пазл сложился. Вот же вандалы малолетние. Иногда Мори забывал, что детей бить нельзя. Так что теперь он уже резко распахивает дверь комнаты отдыха, совершенно забыв о своём статусе и холодном разуме. Но разгорячённое злостью тело так и замирает в дверном проёме, быстро пробегаясь глазами по обстановке в помещении. Тёмная макушка с запутавшейся в прядях белой повязкой покоится на подлокотнике дивана. Дазай развалился на импровизированном ложе, совсем тихо посапывая в тишине. На его животе, укрывшись чёрным пиджаком, лежит Чуя, отвернувшись лицом к кожаной спинке дивана. Рыжие короткие волосы рассыпались по белой рубашке напарника. Огай в шоке тихо обходит диван, не веря своим глазам. Его самый сильный и скандальный пятнадцатилетний дуэт мирно синхронного храпит посреди рабочего дня. Мори совершенно забывает, зачем он сюда летел, наблюдая, как грудь Дазая размеренно поднимается и опускается в такт его дыханию, а вместе с ней и навалившаяся сверху рыжая голова. Если вот так посмотреть — обычные подростки, уставшие после долгого учебного процесса, если не брать в расчёт, что эти подростки не переносят друг друга в радиусе десяти метров и никогда не ходили в школу, вместо этого всю ночь гоняя на машине их босса и подрывая склады. Огай беззвучно выдыхает, боясь хоть одним звуком прервать нерушимое спокойствие. Чтобы Дазай и Чуя находились настолько близко друг к другу, и при этом ни один из них не лежал бы лицом вниз на полу, сплёвывая кровь с отборным матом? Неужели настолько устали самовольничать, что даже не поняли, как уснули? Мори даже теряется в моменте. Он-то рассчитывал найти их вполне бодрствующим и довольными, дать ощутимый отцовский подзатыльник по очереди каждому и прочитать настолько нудную и долгую лекцию, что Осаму бы начал плести петли из своих бинтов, а Накахара лезть на стену. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Огай бездумно делает пару шагов назад к двери по мягкому ковролину. Ну, ладно, судя по всему, прийдётся перенести запланированное на пару часов, когда оба уже будут заспанные и злые, но проснувшиеся. Причитать в сторону никак не реагирующий юношей как-то не комильфо, а давать подзатыльники беззащитным детям, которые первые пару секунд после пробуждения ещё будут соображать, кто они такие и кто этот мужчина в красном шарфе перед ними — не интересно. Нравоучительной беседы тоже вряд-ли получится, ведь как только Накахара достаточно придёт в себя, ему ещё понадобиться как минимум десять минут, чтобы нехило отпиздить Дазая за столь странную позу. Даже если за пару секунд до сна Чуя принял её сам. Входная дверь с тихим скрипом захлопывается, и в комнате наступает полнейшая тишина. — Ушёл? — доносится слабый шёпот с подлокотника дивана. — Утопал. Чуя быстро подскакивает с места, телепортируясь в тот же момент на другую сторону дивана. — Ты совсем придурок? — шипит он в сторону напарника. — Это я придурок? Я сказал Чуе спящим притвориться, а не развалиться на моём нежном девственном теле, — не менее брезгливо шёпотом отвечает Дазай. — Ты бы ещё позже, блять, сказал. Когда он бы уже здесь стоял. Я случайно так упал, мог бы и пораньше предупредить! — А я что, знал что-ли, что он подобно фурии сюда рванёт? Первое, что в голову пришло, и сказал. — Надо было думать до того, как провоцировал меня спиздить его машину, — рычит Накахара. — Да ты что? — саркастически скалится второй, — А кто за рулём сидел и вёл? — Ты бы её разъебал к чертям собачьим! Ты же, урод, только выёбываться умеешь, а так не уехал бы и дальше первого фонарного столба. — А ничего, что ты мне целый день заливал, что водишь с четырнадцати? Я и решил проверить твои способности. — Ещё скажи, что ты её из-за меня спиздил. — А из-за кого ещё? Накахара резко кидает в сторону Дазая его пиджак, брезгливо отряхивая руки. Тот тут же ловит его в полёте, но тоже, с презрением осматривая, откидывает на спинку кожаного дивана. — А склад тебя кто просил поджигать? — Ничего я не поджигал! — шёпотом орёт Осаму, — Я просто облил вход бензином для чистоты эксперимента! — Какого ещё нахуй эксперимента? — А тебя это вообще не касается! Чуя от науки далёк так же, как Хироцу от флюорографии. И, между прочим, это твоя сигарета его воспламенила. — Потому что говорить надо, какие эксперименты проводишь! Я просто окурок выбросил, я ебу что-ли, что ты там бензина разлил? — Накахара активно жестикулирует, выглядя слишком комично с растрёпанными от долгого лежания волосами и хриплым тихим голосом. — А тебя в детстве не учили, что курение убивает? Вот и чуть не сгорели из-за тебя. Нечего курить в общественных местах. — Я тебе сейчас всю пачку скормлю, скумбрия бинтованная. — Ага, посмотрим как раз, какая доза табака за раз может убить человека. Накахара уже собирается с громогласным рёвом кинуться на напарника, как вдруг на его затылок сзади ложится сильная рука в белой перчатке, хватая за шею. Чуя в ужасе переводит глаза на Дазая, и видит, как того за шкирку крепко держит в точности такая же. Осаму отказывается верить в происходящее, широко раскрыв глаза упершись взглядом в пол. Проёб. Чуя нервно сглатывает, когда из-за дивана между ними склоняется холодно улыбающееся лицо Мори. — Курил, значит? — винные глаза обращаются в сторону Накахары. Чуя пару раз открывает и закрывает рот, абсолютно теряясь. Ну вот, и вся жизнь пролетает перед глазами. Но его пытка длилась недолго, потому что уже через пару секунд, добившись нужного уровня испуга, Огай поворачивается к Дазаю. — Склад облил бензином "для чистоты эксперимента"? Осаму вдруг предпринимает попытку кинуться в сторону, вырвавшись из крепкой хватки, но Мори держит сильно, и Дазай повисает на оттопыревшейся в его руке рубашке. Их глаза на мгновение встречаются, и оба как по команде резко выкрикивают: — Это не мы! Огай вскидывает брови. — Да что вы? Правда? — Чистая, — кивает головой Дазай. — Конечно, — испуганно соглашается Чуя. Мори переводит взгляд с одного на другого, усаживая Осаму за шкирку ровно и предупреждающее массируя рукой шею Накахары. Босс задумывается на пару секунд с довольной улыбкой. — Значит так. Либо вы мне сами рассказываете, что и как учинили, либо будете ходить за ручку весь следующий день, зато с чистой совестью. Идёт? Чуя, и так никакой, бледнеет ещё больше, а Дазай в ужасе поднимает глаза на Огая. — Ты что, с дуба рухнул? Это я пытаю людей, а не ты! — вскрикивает он. — А мне ничего не мешает начать пытку с этого дня, — улыбается Мори. — Ну это уже совсем, — начинает закипать Накахара, — Может, ещё в угол нас поставишь? — Прекрасная идея, спасибо, Чуя. Вдвоём в углу стоять веселее будет. Юноши встречаются глазами, определённо ведя какой-то очень громкий ментальный диалог. Огай знал, куда бить. Ни одному не улыбается перспектива провести весь день в такой близкой компании друг друга, а под конец пытки во всей Мафии закончится мыло, настолько сильно оба будут тереть свои ни в чём не повинные ладони. Но и рассказывать о своих приключениях Огаю — всё так же равно самоубийству, на которое не пошёл бы даже Дазай. Мори чем-то отдалённо похож на с виду милого отца, который сначала говорит "Расскажи мне всё честно, и я не буду ругаться", а потом с силой лупасит тебя по мягкому месту. Чуя слишком красочно вскидывает брови, и Дазай всё же соглашается с его мысленным аргументом и закатывает один здоровый глаз. — Лааадно, — протягивает он, — Расскажем мы всё. Отпусти только уже наконец. — Ага, прям взял и отпустил, — отвечает Мори, — А потом ищи-свищи по всей башне, куда мои дети подевались. Чуя устало складывает руки на груди, откинув голову на руку Огая. Такой хороший план провалился. Дазай тоже остался не особо доволен, поэтому решил выразить своё негодование позой, закинув ногу на ногу и разлёгшись на диване. — Мы просто гуляли, о чём-то спорили, — начал он с тяжёлым вздохом. Мори с интересом вскинул бровь, обращаясь в предмет мебели, — Чуя мне врал, что умеет водить машину. — Я не врал, кусок придурка, — вспыхивает Чуя. — Да не столь важно, — отмахивается Осаму, — Ну, время уже было позднее, около двенадцати, и я увидел твою машину на парковке. Решил, что будет прикольно проверить, как Чуя умеет водить. — Как ты камеры отключил? — спрашивает Огай. Дазай кидает мимолётный взгляд на Накахару, который резко заинтересовывается видом из окна, отвернувшись. — Да там раз плюнуть. Я сколько раз говорил, что твой отдел безопасности — лажа полная, — выкручивается Осаму, — А с маячком вообще легкотня. — Ну предположим, — делает вид, что поверил в непричастность Накахары, Мори, — А у склада вы как оказались? — Мы по городу катались, — подаёт голос Чуя. — Неслись, а не катались! — вскрикивает Дазай, — Он на каждом перекрёстке полицейский разворот херачил. — А кто орал: "Давай быстрее", "Чего мы как улитки прёмся", "Боишься разбиться что-ли?", — передразнивает его Накахара. — Мы отбиваемся от темы, — произносит Мори, сдерживая Осаму, уже занёсшего кулак, за шкирку, — к складу как доехали? — По навигатору с отвратительным писклявым голосом, — отвечает Накахара. — По навигатору с прекрасным голосом! — негодует Дазай, — Я ему сказал, что есть крутое место недалеко от склада. Вот мы туда и поехали. — А бензин зачем разлил? — интересуется Огай. — Это был эксперимент! — И какой же? — А всё тебе расскажи, — Осаму предпринимает ещё одну попытку вырваться, которая проваливается с треском его рубашки в крепкой хватке, — Кто ж знал, что Чуя туда свой окурок кинет. — А кто ж знал, что ты туда бензина налил? — Накахара даже не пытается вырваться, хотя с его-то способностью мог три тысячи раз. — Это всё, конечно, очень весело, — Огай искренне улыбается, наблюдая за их перепалкой. Он поражался каждый раз, как эти двое могут так яростно плеваться друг в друга ядом, при этом всю ночь гоняя на совместно угнанном автомобиле, — Но у меня есть последний вопрос: машина моя где? Дазай вдруг перестаёт прожигать взглядом напарника и резко тушуется, откашлявшись. Чуя в мгновение ока из ярко-красного цвета меняется в настолько бледный серый, что Огай на секунду пугается, что у него инсульт. Комнату накрывает абсолютная тишина, где оба юноши расходятся взглядами в разные стороны, усиленно делая вид, что не они стали причиной столь затянувшейся паузы. Мори переводит взгляд с одного на другого, и улыбка спадает с его губ. — А ну-ка, Чуя? — он сразу находит того, кому спиздеть будет труднее, чем другому, и чуть-чуть оттягивает его за загривок. Накахара серьёзно поджимает губы, ища поддержки на лице напарника, но тот не может предложить ему ничего, резко заинтересовавшись плотностью бинтов на своих руках. — Нууу, — Накахара откашливается, принимая готовое к побегу положение, — Так получилось, что... Я припарковался слишком близко к складу… — Да-да, а там ещё со взрывом всё полетело, туда-сюда, огонь, снаряды, пламя до небес, — вступается Дазай, — Мы сами еле ноги унесли. Красиво, конечно, было. Там ещё лес потом гореть начал… — Где. Моя. Машина? — по словам спрашивает Мори, наклонившись слишком близко над парнями. В этот момент выдержка Чуи ломается, и он делает быстрый выброс вперёд, вырываясь и хватая опешившего Дазая за руку. Через секунду оба, спотыкаясь и громко матерясь, вываливаются в коридор, оставив Огая стоять посреди комнаты с оставшимся в руке чёрным галстуком. Мори прикрывает глаза, выкинув бесполезный аксессуар на диван и тяжело оперевшись руками на его спинку. Нет, эти дети точно его когда-нибудь в могилу сведут. *** Нет, херня какая-то получается. Чуя морщится от неприятных мыслей, но Дазай не замечает этого, продолжая спокойно шагать по залитой солнцем улице. Его волосы светлеют в ярком свете, отливая золотом. Глаза прикрыты, руки заложены в карманы плаща, а на губах играет спокойная улыбка. Они идут в обоюдном комфортном молчании, не сговариваясь ни о том, куда они двигаются, ни о том, зачем. Чуя передумал за это время уже абсолютно всё, что можно. Вчера ему впервые за последние дни удалось заснуть беспокойным сном, однако мысли всё равно заполняли воспалённый мозг, заставляя просыпаться по нескольку раз за ночь. Когда Дазай вчера ушёл, Накахара поднялся со своего места, вымыл за ним посуду, переоделся и сел на своей постели, ещё какое-то время тупо глядя перед собой. Момент, когда во время диалога закралось противное, но вполне логичное предположение о том, почему он так отреагировал на похищение, никак не выходил из его головы. Чуя вообще не любил логику. Иногда то, что кажется абсолютно естественным и нормальным, таковым не является. И наоборот: то, что кажется абсолютно абсурдным и ненормальным — больше всего походит на правду. Правда тоже понятие субъективное, если так подумать. Ничего никогда не может быть однозначно правдивым для всех людей. Как, к примеру, то, что Земля круглая. Находятся же такие дегенераты, пытающиеся оспорить этот факт. А правды в чувствах не бывает и вовсе. Ты можешь чувствовать всё, что угодно, но никогда не знаешь, правильную ли характеристику дашь этому чувству. Вот он ошибся стопроцентно. Такие размышления только запутывают всё ещё больше, и теперь Чуе кажется, что он медленно, но верно сходит с ума. Ну, предположим, в тот момент он всё осознал "правильно". И что следует из этого факта? Полный пиздец, вот что. Такого в принципе не может быть. Даже в своих мыслях Накахара не хочет назвать одним словом то, что чувствует. А всё почему? Правильно. Потому что этого не может быть. То, чего не может быть априори — не может быть и правдой. Той самой мифической "правдой", которая для всех субъективна. Назревает следующий вопрос: что это тогда, раз не...? И вот, снова получается херня. Потому что другого варианта нет. Чуя испробовал абсолютно всё, что можно и нельзя: переутомлённость, недосып, сумасшествие, помешательство, отсутствие железа в организме и резкий упадок гемоглобина. Всё, что могло и не могло стать причиной такого стресса, переживаний и боли в сердце. Инфаркт тоже был одним из вариантов, но даже для ищущего отговорки Накахары он показался чересчур. А найти причину надо. И он нашёл. Да только вот, мириться с ней он не хотел. Чуя вообще был слишком самовольным. Он мог днями спорить и отрицать любые аргументы оппонента до такой степени, что собеседнику будет легче со слезами на глазах согласиться со своей не правотой. Даже если Накахара и сам понимал, что не прав. Вот и сейчас он упорно делает вид, что не понимает того, что его чувство правда, и просто ждёт, пока его оппонент в виде собственного мозга не сдастся. Но он держался молодцом, и сам Чуя постепенно начинал сдавать позиции впервые в жизни. Находится рядом с Дазаем стало как-то странно. Раньше в этом не было ничего такого, но теперь, когда у него есть чёткое предположение (конечно же, не являющиеся "правдой"), всё стало намного труднее. Стало сложно долго смотреть на него, а держать зрительный контакт дольше пяти секунд — практически невозможно. В какой-то степени Чуя опасался, что слишком умный идиот сможет прочитать на его лице что-то, что ему не следует. Конечно, Накахара неплохо так проебался вчера. Как бы отстраненная маска хорошо ни прилегала к его лицу, Осаму всё равно сорвал её к чертям собачьим, заглядывая буквально в душу. И это очень выводило из себя. Так что сегодня он вообще не хотел пересекаться с напарником даже взглядом. Но как бы он не старался, глаза всё равно предательски скользили по офису в поиске знакомого лица. Сказать, что Чуя злился на себя — сука, ну тут даже сложно придумать метафору — это пошутить, соврать, промолчать и всё в таком роде. Он не просто злился, он хотел разъебать себе голову об ближайшую бетонную стену в надежде, что хоть одна противная мысль вылетит из открытой черепной коробки. Внутри шла такая борьба разума и чувства, что Грюнвальдская битва нервно курит в сторонке. Воздух рядом с Дазаем как будто становится напряжённей, отталкивая магнитным полем в несколько метров. Чуе очень хочется выехать из города, дабы покинуть зону поражения, но его карманы словно напихали кусками металла, а к Дазаю прилепили огромный магнит. Оставив метафоры — отойти не предоставляется возможным. Ну нет, этого же просто не может быть. Накахара готов застонать на всю улицу от досады и разочарования в себе. Сдерживает его только то, что совсем рядом идёт высоченная антенна, которая тут же примет звуковую волну и по одной частоте поймёт, в чём тут дело. Дазай же упорно делает вид, что тоже спокойно гуляет и не замечает ядовитого дыма, идущего от слишком сильной мозговой активности ни над головой Чуи, ни над своей. Для себя Осаму понял, что что-то есть, ещё в далёкие пятнадцать. Понял ли он тогда, что это такое? Нет. Понял ли он в девятнадцать, что это было? Да. Принял ли он это во внимание? Ну… Конечно нет. Единственное, с чем он смирился в тот момент — это с бушующими в венах гормонами. Что вообще можно было взять с пятнадцатилетнего подростка, к которому проявили внимание практически первый раз за жизнь? Конечно, он, как побитая людьми дворовая собака, неуклюже впился в протянутую ладонь зубами, не понимая, что делает не так. Что он думает по этому поводу сейчас, в двадцать два? Ни-че-го. Он просто старается об этом не думать. Если даже в свои пятнадцать он был не настолько самонадеянным, чтобы рассчитывать на какую бы то ни было взаимность — то сейчас и подавно. Чуя скорее сам прыгнет с крыши, если услышит хотя бы первые два слова этого предложения. Дазай достаточно умён, чтобы понять, что это безнадёжно. Закопать в себе это чувство будет намного проще, чем приоткрыть его хоть на сантиметр. Тем более, проявление эмоций никогда не было сильной стороной Осаму. Он никогда не считал себя человеком, способным на что-то вроде этого. Он знал, что Всевышний прошёл мимо него, когда раздавал дар чувствовать. Поэтому старался не воспринимать всерьёз это противное ощущение в области груди. Принять то, что когда-то это была не просто ненависть — слишком. Но Дазай не сбегал. Не планировал что-то отрицать или строить из себя придурка. Он всё прекрасно понял. Понял, осознанно взял тяжёлый золотой ключ и запер это понимание за семью дверьми, предусмотрительно выкинув ключ с моста. А потом вчера Дазай увидел то, что увидеть был не должен. Страх в чужих глазах, непонимание, отрицание. Он попытался связать это с тем, как Накахара вёл себя сегодня, но не нашёл и капли логики. А логика — это единственное, на что опирался Дазай. Вот она уж точно не подведёт, в отличие от отвратного чувства. Почему-то ему казалось, что все остальные люди тоже поступают логично. Жизнь давала ему кучу поводов усомниться в этом, но он продолжал упорно надеяться на людское благоразумие. Понять людей невозможно для Дазая. Трудно хоть на шаг приблизится к тому, что для тебя недоступно. И именно поэтому, как бы он не строил из себя психолога-дилетанта, сейчас он уверен, что логика — единственное, что неподвластно эмоциям. Осаму даже не знает, насколько сильно ошибается сейчас. Потому что если для одного логика и правда — полная чушь, то для другого — всё. Вот и идут теперь оба по улице, даже не подозревая о том, что молча думают об одном и том же. Юноши и не замечают, как в полном молчании доходят до безлюдного кладбища на обрыве моря. Дазай сбавляет шаг, проводя рукой по гладкой металлической ограде. Зелёная трава тихо шелестит, сливаясь в одну симфонию с шумом волн. Серые покрытые мхом могильные плиты и кресты с неизвестными, а кое-где и нечитаемыми именами уныло торчат то тут, то там. Невдалеке раскинулся огромный старый дуб, готовый вот-вот расцвести и укрыть своей листвой практически всё пространство кладбища. Именно там, в мягкой прохладной тени дерева, стоит одинокая могильная плита с короткой фамилией. Дазай останавливает на ней взгляд, а потом медленно обращается к Чуе. Накахара стоит так же неподвижно, опираясь рукой на ограду. Рыжие локоны развивает морской холодный ветер, и юноша придерживает шляпу на голове рукой. Голубые глаза осматривают бродящих по огромному пространству людей, в руках которых пышные поминальные букеты свежих цветов, а на лицах — скорбь и сожаление. Светлые брови чуть хмурятся, когда он находит взглядом пять старых могил, стоящих рядом. Они ограждены дорогой калиткой и находятся на самом обрыве. На одной плите примостилась необычная чёрная чайка, расправляя свои крылья для дальнейшего полёта. При следующем порыве ветра она взметается в воздух, с тихим криком уносясь ввысь. Её очертания тонут в светлой дымке облаков, когда она последний раз взмахивает крыльями, улетая в бескрайние воды. Дазай видит, как дёргается уголок тонких губ. — Помнишь, как ты упал с этой скалы? Чуя пару раз моргает в прострации, не ожидав такого резкого вопроса. — Чего? — Ну, в день, когда ты присоединился к Мафии, — Осаму присаживается полубоком на ограду, безучастным взглядом рассматривая бесформенные облака. Накахара тихо хмыкает, выуживая из кармана пальто пачку сигарет. — Это было неприятно, — руки в чёрных перчатках вкладывают в немой просьбе протянутую перебинтованную ладонь сигарету, поджигая свою. — Ещё бы, — Дазай глубоко затягивается, подогнув одну ногу под себя. Они молчат какое-то время, бесшумно выпуская кольца ядовитого дыма, но в этом молчании нет и капли дискомфорта. Каждый думает о чём-то своём, смотря в разные стороны. Так было намного лучше, так было намного легче для обоих. Они никогда не говорили о своей боли, и сегодня был не самый лучший день, чтобы начинать. Потому, что Накахара так и не пересилил себя и ни разу не возложил пять букетов цветов, а Дазай так и не смог справится с тем, что этот холодный бетонный камень — всё, что у него осталось. Люди часто говорят, что время лечит. Но это совершенно не так. Лечит не время, а работа. Бесконечная работа над собой, своими мыслями и чувствами. Сколько бы времени не прошло, сколько бы бесполезных слёз не было пролито, это всё ничего не значит. Мёртвым всё равно на твою скорбь. Лучшее, что ты можешь сделать — жить дальше, жить лучше, жить так, как не смогли прожить они. Ты никогда не забудешь их, но если и решишь вспомнить — вспоминай только самое лучшее, когда весёлая улыбка занимала покрытые дымкой прошлого лица. Если говоришь о них — говори только то, что вызывает внутри тепло и трепет. Никому не нужно твоих речей о том, как ты сожалеешь. Сожалеть — абсолютно нормально для всех людей, у которых есть сердце. Но только не для них. Дазай выбрасывает дотлевшую до фильтра сигарету и спрыгивает с ограды, кивая в сторону парка. Чуя в согласии поднимает брови, прижимая окурок носком ботинка, и кидает быстрый взгляд на обрыв. Могильные плиты остаются там же, и вряд ли когда-нибудь покинут это место. Они могут ждать бесконечно. Ждать, когда Накахара наконец переступит дорогую калитку и присядет на прогнившую лавку с сигаретой в зубах. Когда-нибудь так и случится. Когда-нибудь он купит пять пар алых, как кровь, роз, и придёт сюда на сумерках. Сможет коснуться холодного камня ладонью и, может, даже сказать всё то, что не успел в шестнадцать. Посмотреть на море без противной горечи на языке и мерзкого чувства вины на сердце. Когда-нибудь. Чуя разворачивается на пятках, покидая просторное кладбище вслед за Дазаем. Рыжая с белыми пятнами кошка запрыгивает на металлическую ограду, медленно виляя хвостом. *** Накаяма очень хочет верить, что его глаза его обманывают. Но сколько бы раз он не моргал, сколько бы не протирал их кулаками — изображение на экране монитора не менялось. Он несколько раз приближал и удалял картинку, чтобы быть точно уверенным в своём предположении. Потому что если он в итоге окажется не прав... Ему как минимум оторвут голову голыми руками. Дрожащими пальцами он тянется к стационарному телефону рядом с компьютером. Перед тем, как набрать выученный наизусть номер, он зачем-то нервно оглядывается по сторонам, но, так никого и не заметив, собирается с мыслями и с резким выдохом звонит. Три гудка показались ему самой длинной композицией, которую Накаяма только слышал до этого. — Алло? — Хироцу-сан, — Шоджи вытирает испарину из-под лба, а затем потирает переносицу, — Я выполнил ваш запрос по слежке за Дазаем Осаму. — Превосходно, жду файлы у себя в кабинете, — Рюро уже собирается положить трубку, как вдруг раздаётся следующая реплика. — Это ещё не всё, — Накаяма абсолютно теряется, не зная, как донести такую новость до начальства, — Я нашёл ещё кое-что. Хироцу на том конце провода хмурится в недоумении. — Что кое-что? — В-вам лучше спустится ко мне в офис, — юноша начинает нервно накручивать телефонный провод на палец. Ящер молчит какое-то время, глубоко затягиваясь сигаретой. — Накаяма-кун, ты что там, совсем с ума сошёл от недостатка кислорода в своих четырёх стенах? — Нет, Вы просто послушайте! — Шоджи ещё раз выдыхает и откашливается в попытке совладать со своей речью, — Он был не один. — С чего ты взял, что мне вообще есть какая-то разница, один он был или не один? Пришли мне просто файлы, а дальше я сам разберусь. — Я отследил его по камерам, и он ходил возле кладбища… — Да какая мне разница? Накаяма-кун, прекрати вести себя как… — Он был с Чуей Накахарой! — Шоджи быстро прикрывает лицо рукой после этого выкрика, как будто защищаясь от последующего удара. Хироцу замирает посреди коридора, так и не сделав следующий шаг. Какое-то время юноша слышит лишь тяжёлое дыхание капитана. — На кладбище? — на тон ниже спрашивает Рюро. — Да, — уже более спокойно отвечает Шоджи, в надежде, что его услышали. — Накаяма-кун, он там похоронен. Конечно, он там будет. Нет ничего странного в том, что Дазай решил туда зайти, — Хироцу начинает говорить как с умственно отсталым, разделяя слога и максимально успокоив голос. — Да нет же, — юноша от досады бьёт по столешнице, от чего монитор подпрыгивает, — Просто спуститесь ко мне, очень Вас прошу. Рюро с тяжёлым вздохом оборачивается на сто восемьдесят градусов, громко маршируя по тёмным портовым коридорам. — Если я сейчас спущусь, и там не будет стоять призрака или ещё чего-нибудь похуже, то я клянусь, молодой человек, что тут же сломаю тебе позвоночник и посажу в кресло так же, как ты сидел до этого, а потом скажу, что так и было. Накаяма нервно сглатывает, а затем кладёт трубку. *** Хироцу стоит с широко распахнутыми глазами, разглядывая до боли знакомую фигуру в длинном чёрном пальто и белой рубашке. Рука в привычной чёрной перчатке придерживает шляпу, а из-под тёмной водолазки выбивается пару длинных завитков рыжих волос. Это определённо Чуя. Вполне живой и здоровый Чуя Накахара, который стоит на видео рядом с Осаму Дазаем, с непроницаемым лицом смотря в сторону моря. Тот самый Чуя, который прибил самого Хироцу к стене в свои пятнадцать, делил с ним сигареты в восемнадцать, а затем пожертвовал собой ради Ящеров в двадцать два. Шоджи испуганными глазами наблюдает за реакцией капитана, боясь, что мужчина решит выпустить свою злость на нём. Но Хироцу на удивление реагирует достаточно спокойно. Точнее, просто тихо. Тихо размеренно дышит через нос, вглядываясь в короткую ухмылку, с которой Накахара смотрит на Дазая. Тихо прикрывает глаза, тихо выдыхает, тихо тянется за пачкой сигарет и тихо поджигает одну в сопровождении осуждающего взгляда с кресла, на который ему так же тихо поебать. — Когда была сделана запись и откуда она? — спрашивает он между затяжками. — Я подключился к наружным камерам по всему городу, — проговаривает Накаяма, — дабы выполнить Ваш запрос. И вот на одной из камер одного банка недалеко от кладбища заметил это. Сначала не понял, а потом присмотрелся получше. Запись была сделана сегодня днём, примерно час-два назад. Хироцу ещё раз затягивается, а потом молча кивает сам себе и выуживает из кармана мобильник. Быстро стучит пальцами по клавиатуре, а затем подносит телефон к уху. — Алло? — Колас, — сухо приветствует он. — Ох, Хироцу. Рад тебя слышать, — собеседник точно в хорошем расположении духа, поэтому отвечает быстро и с явной улыбкой, — Что-то случилось? — Да ничего особенного, — откровенно врёт Рюро, — просто срочно бери своего напарника и спускайтесь в охранный офис. — Ты меня пугаешь. Начерта? — Надо, — мужчина бросает ещё один взгляд на монитор, а потом снова отворачивается, — Задание твоё готово по слежке за Дазаем. — Отлично, что мешает тебе скинуть мне всю информацию на почту или прийти в кабинет к нам? — Колас садится ровнее в своём кресле, что привлекает внимание Купалы, который недоумённо вскидывает бровь. — Я же говорю, спуститесь оба сюда. Сам всё увидишь. — Хироцу, если я сейчас спущусь, и там… — Да-да, отправлюсь на пенсию раньше положенного. Жду. Конец связи. *** Накаяма вжимается в своё кресло ещё сильнее, запуская запись по третьему кругу. Ему немного тошно от того, что в его маленькую каморку в самом конце офиса набились капитан основного штурмового отряда и два члена Исполнительного комитета. Хироцу присел на край рабочего стола, уперевшись взглядом в стену и уже бесцеремонно стряхивая в чашку пепел с четвёртой сигареты. Оперевшись на спинку рабочего кресла стоит Купала, ошарашенными глазами из раза в раз проходясь по невысокой фигуре. Колас прижимается спиной к стене рядом с Хироцу, задумчиво крутя перстень на руке. — А ну-ка приблизь поближе, — командует он в сторону Шоджи, заглядывая в монитор. — Да зачем, если и так понятно, что это Накахара, — взмахивает кистью Рюро. — Я одного понять не могу, — оборачивается к ним Купала, — у вас по всей Японии призраки ходят, или это Дазай решил заняться оккультизмом и у него под плащом доска Уиджа? — Призраки только на камерах видны, — с видом знатока заявляет Колас, — а он с ним прям говорит. — Ну, я не знаю, может, призраки могут говорить с тем, кто их вызвал. — Чушь, — закатывает глаза Кастусь. Шоджи вжимается в кресло ещё сильнее от самого диалога и от того, что Янка ещё ниже склоняется за ним, как будто хочет рассмотреть каждый пиксель на экране. — Нет, а вдруг у него есть способность такая? Как у Огая. Что-то типа "Мёртвая Невеста". — Да это Чуя, — ещё один окурок отправляется в чашку, когда Хироцу вытягивает следующую сигарету и передаёт её в руку Коласа. Тот принимает заботливо поднесённое пламя к концу папиросы и выпускает дым через нос. — Вот он мудак, конечно, — ухмыляется Якуб, — Сколько раз он нам тогда напомнил, что это мы его рыжего убили? — Три, — Купала быстро забирает у него сигарету и жадно затягивается, — Это ж надо, конечно. Что за удивительная страна! А люди то какие удивительные. — Это Дазай такой удивительный, — отвечает Хироцу, — И что же это такое получается? Чуя у нас на стороне врага? Ещё и в старом дуэте? — Это плохо, — замечает Колас. — Нет, Кастусь, это не плохо, — протягивает Купала, поправляя запонки с красными рубинами на манжетах, — Это пиздец. Натуральный причём. На какое-то время воцаряется полнейшая тишина, в которой трое мужчин по очереди прикладываются к сигарете, а Шоджи усиленно старается сделать вид, что он не больше комнатного растения. — Ну, ладно, — прерывает тишину Колас, — Пора обрадовать осиротевшего отца. Хироцу обречённо качает головой, пока тот выуживает из кармана свой телефон и набирает. Трубку берут не сразу, но на третий звонок из динамика льётся спокойный голос: — Алло? — Мори. Накаяма широко распахивает глаза, не готовый к ещё одному гостю. Тем более, такому. — Колас, что такое? — Ты нам срочно нужен, — с улыбкой говорит мужчина, — у нас интересные новости. Ты будешь в шоке. — У нас — это у кого? — теряется Огай, — И я буду в шоке? — У нас, это у... Как тебя зовут? Ага. У Накаяма-куна, Хироцу, Купалы и меня. И да, про шок не сомневайся. И прихвати с собой какое-нибудь успокоительное хорошее, я бы советовал валерьянку натуральную, а лучше сразу водки бутылку. Загляни к нам в кабинет, она где-то у Купалы в нижнем ящике. Мори оглядывается на спокойно сидящую Элис и тяжело вздыхает. — Мило. А вы всей оравой у меня не поместитесь? — Ох нет, Мори. Ты должен это увидеть своими глазами. Давай, тряхни стариной и прогуляйся до офиса безопасности. Мы тебя все очень ждём. Пока-пока. Огай захлопывает крышку телефона и нехотя выбирается из своего кабинета, нажимая кнопку лифта, который наработался за сегодня на пару лет вперёд. *** Если бы Шоджи выбирал себе дар, он по-любому без колебаний захотел бы способность растворятся в воздухе. Потому что прямо сейчас в его каморке над ним возвышается высокая фигура самого босса Портовой Мафии. Его лицо не выражает ни единой эмоции. Он скрестил руки за своей спиной и никак не комментирует увиденное. Винные глаза прожигают монитор насквозь именно в том месте, где абсолютно спокойно сейчас сидит и курит его повзрослевший дуэт. Его правая рука без светлой повязки на глазу и сильнейший мёртвый Исполнитель. Ну картина маслом. Уголок губ самопроизвольно ползёт вверх, и Мори не в состоянии его контролировать практически впервые в жизни. Не будь здесь уже почти зелёного Шоджи, он бы уже зашёлся в приступе истерического смеха. Вот же вандалы малолетние. Эмоции примерно такие же, как и семь лет назад, когда эти двое смогли обойти его всеконтролирующий взгляд и угнать его собственную машину, подорвать важный оружейный склад, а потом притворится спящими так, что Огай практически поверил. Удивительные дети. Ну, собственно, яблоко от яблони… — Когда была сделана запись? — прерывает тишину он. Накаяма дёргается от неожиданного вопроса босса и нервно откашливается. — Сегодня два часа назад, Мори-сан. Примерно в 14:30. Огай не может перестать ухмыляться, как будто кто-то привязал его губы за ниточки к бровям. Колас тоже явно в хорошем расположении духа, Купала просто в шоке, а вот Хироцу достаточно подавлен такими новостями. Так, пора начать что-то делать. Что мы имеем: Чуя Накахара жив благодаря Дазаю, который незаметно украл его прямо из-под носа лучшего мафиозного отряда и сильнейшего дуэта Европы. Это уже поразительно, но ещё хуже другое: Накахара согласился вступить в другую организацию. И как назло эта организация — главный противник Мафии. Теперь его Двойной Чёрный действует на противоположной стороне, что не просто вставляет Порту палки в колёса, а буквально отрывает все колёса разом. А ещё, как оказалось, Мафия слепа, раз за два месяца работы не смогла ни доказать ложную смерть Исполнителя, ни выследить нового сотрудника Агентства. Поразительно. Очевидно, Дазай приложил руку. Какой удивительный день. Какие удивительные два месяца в целом. — Хироцу, — Огай разворачивается на пятках, и все взгляды обращаются к нему, — Я даю тебе на завтра отгул. Ты свободен на сегодня и завтра. Ты, — он указывает на позеленевшего Накаяму, — идёшь на повышение. Будешь заместителем главы отдела безопасности, и теперь твоя основная задача — отслеживать все перемещения этих блудных сыновей и докладывать мне напрямую. Сегодня тебе доставят в кабинет бумагу о временном неразглашении. Подпишешь её и можешь спокойно приступать к работе. Шоджи сконфуженно кивает, не ожидав такого поворота событий. — А вы двое, — в последнюю очередь указывает Огай на беларусов, — живо ко мне в кабинет. Разрешите откланяться. Мори с всё той же застывшей ухмылкой распахивает хлипкую дверь, а за ним тенями выплывают и Исполнители. Хироцу тушит крайнюю сигарету в чашке и поправляет полы своего пальто, покидая офис с тихим кашлем. Когда дверь захлопывается, Накаяма ещё пару секунд смотрит в свой монитор, переваривая всё то, что сегодня увидел и услышал. Взломать камеры рандомного банка — определённо самое лучшее спонтанное решение, которое он только принимал за свою короткую жизнь. *** Когда Купала возвращается в кабинет босса с бутылкой кристально чистой водки в руке, обстановка в помещении всё та же. Огай сидит за своим столом, возложив подбородок на сцепленные в замок руки, уже более осознанным взглядом смотря в окно. Возле него стоит Колас, продолжая нести полную околесицу и считая, что так он подбадривает Мори. — Ну, зато он всё ещё живой, правда? Это же хорошо по идее. Такая сила не пропадает зря. — А смысла от неё, если Накахара на стороне врага? — закатывает глаза Янка, с грохотом ставя бутылку на стол. — Как это? — искренне удивляется Колас, тут же по-хозяйски выуживая из стеллажа три рюмки, — Вы что, правда оба не понимаете? Сегодня он там, а завтра у нас. — Ты просто не знаком с Чуей, — внезапно подаёт голос Огай, скептически рассматривая прозрачную жидкость в своей рюмке, — Я не получу отравление, если выпью это? — приподнимает он бровь. — Обязательно, — говорит Якуб, — Купала, я же тебя просил принести ему что-нибудь закусить, нам тут мёртвых и так хватает. — Где я должен был это найти? — возмущается Янка, — У них тут огурцы не маринуют. И так справится, медик всё-таки. Огай тем временем игнорирует их перепалку и приподнимает свою порцию над столом, ожидая, пока они закончат. Колас замечает это и отмахивается от напарника, повторяя жест босса. — Вообще я специально эту бутылку приберегал для какого-то особого случая. Но, как вы сами понимаете, случай вышел действительно особый, но не то что бы радужный. — Ты правда собираешься сейчас ещё и тост толкать? — вскидывает брови Купала. — Ну мы же не алкоголики какие-то, просто так пить, — улыбается Кастусь. — За Чую тогда, — произносит Мори. Белорусы оборачиваются на него с выражением полного шока на лице, но Огай уже на них не смотрит, залпом осушая содержимое своей рюмки. Исполнители молча повторяют за ним, быстро выдохнув и наблюдая за его реакцией. Мори сначала сильно морщится, а потом заходится в приступе сухого кашля, прикрывая рот ладонью. Колас с улыбкой мягко стучит ему по спине. — Как вы это вообще пьёте? — чуть отдышавшись спрашивает Огай. — Это всего сорок градусов, Мори. Один мой знакомый варил самогон на семьдесят. — Вот там правда жуть, — Купала передёргивает плечами как будто от холода. Мори переводит шокированный взгляд с одного на другого, но воздерживается от лишних вопросов о том, жив ли в итоге сам автор этого шедевра. Сейчас есть дела намного, намного важнее. Он откидывается на спинку своего кресла, не без труда фокусируя затуманенные глаза на собеседниках и снова складывает руки в замок. Купала присаживается на стул напротив, а Колас так и остаётся стоять, оперевшись на его спинку позади напарника. Чувствуя настроение Огая, он наконец задаёт самый главный вопрос на сегодняшний день: — И что мы предпримем с ними дальше? Мори отводит глаза к морю, за руками ухмыляясь уголком губ. Конечно, он уже всё решил. — Колас, ты когда-нибудь слышал о ядерном оружии? Якуб хмурит тёмные брови, недоверчиво взирая на него сверху вниз. Янка тоже обращается к ним, чуть не упав с перепугу со своего места. На какое-то время воцаряется полная тишина, где белорусы пытаются уловить в этой реплике шутку, а Огай спокойно наблюдает за розовой линией на уровне горизонта. — Мори, я, конечно, всё понимаю, — тихо начинает Колас, — но тебе не кажется, что это немного, ну… — Я не сошёл с ума от горя из-за потерянных отроков, успокойся. Так слышал или нет? — бесцветным голосом переспрашивает Огай. Кастусь оглядывается через плечо на хмурого Купалу и со вздохом отвечает: — Предположим. Я не совсем в деревне вырос, знаешь ли. — Это хорошо, — продолжает Мори, — И ты знаешь, чем оно опасно? — В физике не силён, но примерно представляю,— серьёзно произносит он, — Как минимум, одной бомбы хватит, чтобы оставить на месте Йокогамы огромный кратер, глубиной в пару десятков метров. — Прекрасно. Так вот, — Огай наконец-то отводит руки от лица, открывая вид на хищную ухмылку. Винные глаза как будто налились кровью, и теперь сияют тёмным алым в свете уходящего за море солнца, — По сравнению с моим оружием, ядерное — ничто. Беларусы пересекаются серьёзными и острыми взглядами, синхронно складывая руки на груди. Мафия не отпускает никого. Будь это просто подставная пешка или сильнейший портовый Исполнитель. Правила равны для всех. Предательство — то, что нужно карать. И Портовая Мафия лучше всех других организаций знает, по каким болевым точкам нужно бить. Улыбка Мори становится ещё шире, больше теперь напоминая оскал. Ну, что ж, Двойной Чёрный. Как говорил классик: "Я тебя породил —я тебя и убью".