Сандал на языке

Это началось с печенья. Всего одного печенья – мягкого, слегка хрустящего, запекшегося в черную по краям. Золотисто-коричневого, плотно прилегающего к белым пальцам в перчатках. Еще теплого. Запах жженого сахара оплетал каждый уголок маленькой комнатушки, опутывал чувства, не оставляя и намека на иное. Он мягко открывает бледные губы, слегка проникая внутрь подушечками пальцев, подталкивает мягкую сладость к языку. Себастьян с какой-то до боли грустной радостью полагал, что сидящий напротив него похож на бабочку. На странную бабочку, которая обычно предвещает смерть. На ту странную бабочку, которая, никого не спрашивая, съедает паука в его собственной паутине. Да только.... Именно этот прекрасный мотылек, уже не живущий на этом свете, хранился в его, в его отдельной мысленной коллекции, состоящий из одного экземпляра. И, к сожалению, все никак не спешил ее покидать. Пожалуй, демону никогда не познать любви. Однако, это хрупкое с виду тело вызывает странное щемящее чувство, противоречивое желание покаяться во всех.... грубых и сокровенных грехах. Непривычное разливалось, текло, словно сахарный деготь, топило его черствое сердце, подобно очередному персику, на зиму маринованному в меду. Быть может, внимание к седовласым господинам исходит из слишком долгого служения молодому Графу рода Фантомхайв, обеспечивающего ему знатный ужин в узах фаустовского контракта. Пожалуй, демоны познают лишь жадность. Он до бессмысленного совершенно не против происходящего. А ведь, по своей сути, сейчас он поступает как те люди, не следящие за своим собственным временем, а лишь накладывающие еще больше обязывающих цепей. Пусть не перед кем-то. Пусть перед собой. Белые пряди сыпятся, падают, отбрасывая тени в по-зимнему хвойных глазах, смотрящих куда-то сквозь, но презагадочным образом со вкусом проедающих выжженное алое нутро своим ярким нездоровым блеском. Скребущий кровавую корочку зеленый взгляд, присущий одиноким отнюдь не снаружи, а внутри. Он въедается в печальные блеклые стены и с вечностью смотрит в лета. Он топит живых, мертвецов. И себя. Легкая сладость хрустом натыкается о белесые зубы, другая рука, мягко открывающая немеющую челюсть, ведет внутрь, приоткрывая пальцем губы, касается языка. Ведет все дальше, сама затягивает петлю на шее Себастьяна этим утомительным растягиванием времени. Лишь бы подольше касаться кровавого неба, изрезанных десен. Его душа сладка и недоступна, а дьявольская греховность жаждет, дьявольская греховность поет, не в силах пересилить желание сгореть под венцом Смерти. И горесть протекает изнутри, волочимая сахарными путами, какие обычно маревом своим пугают сердце, не дают уйти, они оплетают то угольно-черное гадостное месиво, занимающее всё место в его грудной клетке, скрытой под мнимыми слоями, украшающими такую же мнимую человеческую суть. Красивый пиджак да запонки, покрывающие аристократично-бледную кожу - мерзость, всенесравнимая с совершенными изъянами векового тела, лежащего на его ладонях. Он бы украл серебряный статус Вечной невесты намного раньше, если бы видел, если бы чаще внимал времени, особенно протекающему меж лондонских переулков, ведущих к объятиям бледного Господина. Крошки печенья осыпались на потертый рукав черного одеяния, затерлись о складки ткани. Почти торжественно, словно пепел сожженных писем. Гробовщик склонил голову, пряди серебряных волос скользнули вперед, почти касаясь столешницы, укрывая лицо плотной завесой. Его смех - тихий, надломленный - заполнил пространство между ними подобно дыму от погребальных благовоний. >>Ах-ха, дворецкий.... Глаза.... Выдают тебя с головой<<. Длинные пальцы, испещренные древними шрамами, скользнули по краю стола, поглаживая темную древесину. >>Сколько лет опыта в миру? Сколько контрактов да социальных взаимодействий? И всё же....<< Он замолчал, позволяя тишине натянуться струной. Себастьян ощутил, как его безупречная маска дворецкого начинает давать трещины. Существо перед ним было соткано из противоречий - древняя сила, укрытая в оболочке эксцентричного старика, мудрость веков за фасадом безумного смеха. Шрамы, пересекающие его плоть, были загадкой, которая тонула в истории и не давала себя прочесть. >>Знаешь, что забавляет меня больше всего?<< Гробовщик поднял голову, на миг позволив своим ядовито-зеленым глазам встретиться с алыми глазами демона. >>То, как отчаянно ты пытаешься убедить себя, что это. Всего лишь любопытство. Лишь ещё одна душа для коллекции. Ещё одна мимолетная загадка….<< Его пальцы замерли, выстукивая неслышимый ритм по дереву. Себастьян почувствовал, что его сущность – мерзкая и голодная - содрогнулась от этих слов. Он веками был искусным охотником, он играл и пировал на людских костях. Он. Сейчас.... Путь в никуда смотрел ему в глаза. Он смотрел и звал в глубину. Искрящуюся темноту искалеченной, старой души, чей смех звенел в ушах долгими ночами служения молодому графу. >>Скажи-ка, демон....<< – тихое хихиканье трогало кожу. Себастьян почувствовал, как воздух становится вязким, словно прогорклый мед. >>Их души.... кричат?<< Взгляд гробовщика скользнул лезвием, под завесой серебряных прядей мелькнула другая улыбка - острая, жадная, совсем не похожая на его обычный юродивый оскал. На мгновение Себастьяну показалось, что он видит истинную суть существа перед ним - древнюю и беспощадную, как сама вечность. >>Я слышу…. их всех<<, - длинные пальцы, иссеченные шрамами, коснулись собственной шеи, словно примеряя удавку. >>Каждый вздох. Каждый всхлип. Каждую молитву, что срывается с посиневших губ. Забавно ли? Люди думают, что смерть - это конец. Но это....<<- его голос упал до шепота. Себастьян молчал. В горле встал ком - удушающий. Он чувствовал, как что-то внутри него отзывается на эти слова, как его демоническая сущность корчится и извивается, словно пойманная. >>Твои крики, дворецкий....<< - гробовщик подался вперед, его дыхание - холодное, пахнущее землей и тленом - коснулось щеки Себастьяна. >>Каковы же будут твои крики, дворецкий?<< Время стыло. В пыльном воздухе лавки кружились невидимые нити - прочные, как паутина смерти, острые, как лезвия кос. Себастьян чувствовал их на своей коже, на своей душе - если у демонов она, конечно, есть. Они впивались глубже с каждым стуком сердца его молодого господина, с каждым шагом, приближающим исполнение контракта. А гробовщик смотрел - пристально, жадно, сквозь пряди своих бесконечных волос. И в его глазах плескалось что-то ждущее, что-то голодное. Что-то, что заставляло демона чувствовать себя добычей. >>Но пока....<< - он откинулся назад, и наваждение рассеялось, словно дым. Его голос снова стал игривым, почти легкомысленным. >>Пока ты можешь приносить мне печенье. И рассказывать о своих маленьких…. шалостях<<. Себастьян поднялся. Ноги казались ватными, а в груди что-то болезненно пульсировало. Он поклонился - безупречно, как и положено дворецкому дома Фантомхайв. Но они оба знали, это - лишь отсрочка. Смерть терпелива. Она умеет ждать.