
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
— Аристов — прокурор. А фамилия Таси — Аристова. Он — ее отец. И сегодня он в прокуратуре мне очень прозрачно намекнул, что знает о твоём «бизнесе», и грозился яйца нам обоим натянуть на лоб, если его дочь дурь попробует.
Киса ошалевше обернулся на Тасю. Его будто предали.
Примечания
Работа писалась аж в марте 2023 года. И это первая работа, которая увидела свет, все остальное в стол)
• Таисия — дочь прокурора, близкая подруга Хэнка с первого класса.
• Все герои учатся в 11 классе (кроме Гены, конечно).
• История завязана на любовном треугольнике. Люблю Хэнка всем сердцем, но главная линия — Киса/Таисия.
• Стекла предостаточно, его я люблю, я вас предупредила)
• Никаких дуэлей.
Мой тгк: https://t.me/smallstormm
Глава 18
25 октября 2024, 05:16
Утром мама спрашивала, почему Тася так рано проснулась, а она не могла сказать правду, что за всю ночь ей так и не удалось провалиться хотя бы в поверхностный сон. Потолок двигался и время от времени падал; стены пульсировали, будто могли дышать и задыхались; штора, подбиваемая ночным ветром, волновалась, словно мощная толща морской воды. Глаза тяжело закрывались, но сна не было. Таисия несколько раз за эту долгую ночь брала в руки телефон, заходила в соцсети, пытаясь разглядеть там что-то скрытое от людских глаз. Хоть какой-то намёк на то, что Боря… в порядке? Как он вообще мог быть в порядке после всего? В онлайне он появлялся, в инстаграме так и оставались их совместные фотографии. Было страшно, что однажды он их удалит.
Она не стала ничего ему писать — это было бы издевательством. Боря всегда проживает проблемы в себе, не грузит ни друзей, ни Тасю, ни родителей или Оксану. Тонет в густой топи один, давится и захлебывается тиной, не пытаясь звать на помощь или протянуть еле живую руку. Сейчас же он, скорее всего, немного не в себе, ему нужно время, чтобы пожить в новой реальности, где любимая девочка говорит не о нем, говорит о другом.
Рита, как она и обещала, спустя минуту после ухода Хэнка оказалась рядом. Мел, ничего не понимающий, кажется, думал о том, чтобы пойти за другом, но, когда по невнятным объяснениям Таси понял, в чем дело, принял единственно верный вариант. Пока его девушка хлопотала с чаем, который, как она была убеждена, успокоит все ещё не проронившую и слезинки подругу, Егор несмело приобнял за плечи Аристову, но молчал, понимая, что сказать-то тут нечего. Сердцу не прикажешь — он знал об этом как никто другой. И он не осуждал ее. Да, больно, но лучше так, чем слепо держать Хенкина в красивом хрупком замке, построенном из обмана.
Каким-то образом ближе к вечеру Тася добралась до дома в компании Риты и Егора, о чём-то говорила с родителями, механически прибралась в комнате. На домашку внутренних сил не хватило, да и она бы ничего не смогла сейчас написать, а в ГДЗ такие задания не найдёшь. Киса писал, но ни одна его галочка не окрасилась в синий. Было все равно даже на то, что он может снова заявиться на порог квартиры — Таисия не будет выходить, пусть с Виктором Анатольевичем говорит. Перед «сном» позвонила Рита, задавала очевидные вопросы «как ты?», утешала ласковыми и целительными словами и медовым голосом, а на фоне слышалась ругань родителей. Таисия предложила прийти с ночевкой к ней, но Исаева, понуро улыбаясь, отвечала: «все нормально, не волнуйся, малышка».
Окутанная туманом, густым смогом она вошла в утро, сделала все обычные процедуры, на завтрак выпила только несладкий чай и вышла из подъезда, заставляя себя не искать глазами Борю, ждущего ее у дома. В такой же дымке проходили уроки, перемены, обеденный перерыв, который она тоже пропустила. Очень не вовремя они писали сегодня пробный экзамен по обществознанию — два часа стали мучительной каторгой, и это она ещё не узнала свои результаты, а они точно не такие высокие, как обычно. После него на уроке биологии, учительница по которому по совместительству является их классной, о рабочем настрое, конечно, не было и речи. Постоянные обсуждения насущных проблем класса, экзаменов, организационных моментов последнего звонка и выпускного сегодня Тасю совсем не трогали. Ее внимания хватило лишь на ленивое разглядывание пёстрых плакатов, развешанных по всем стенам кабинета: строение клетки, строение сердца и скелета человека, портреты Дарвина, Павлова…
— Извините, Аристову Таисию вызывают к завучу, — этот голос мог такое сказать только разве что в шутку.
Киса стоял в дверном проходе, ища глазами ее. Таисия скатилась по стулу вниз, и позвонки больно захрустели из-за деревянной спинки. Но он все равно нашёл. Всегда находил.
— А почему мне не звонят? Почему подсылают учеников? — учитель биологии явно что-то заподозрила.
— Не могу знать, я просто сам только вышел из ее кабинета, она попросила вызвать Аристову, — не краснея, врал Ваня.
— А я вас что-то не видела раньше, — она даже надела очки, разглядывая «гимназиста».
— Да, я перевёлся на этой неделе в эту школу. В 11 «Б», — очаровательно улыбнулся лжец.
Перешептывающиеся и кокетливо смеющиеся одноклассницы Таисии сдавали с потрохами, что дело тут не чисто. Они заинтересовано поглядывали на реакцию Аристовой, которая не изъявляла большого желания вставать со своего места, и прикрывала рукой лицо, надеясь, что учительница не отпустит ее. То, что он так неожиданно появился на пороге ее кабинета, точно не давая ей и шанса на побег, говорило об одном: он все узнал. И говорить сейчас с ним, таким разгоряченным и взвинченным, не предвещало ничего хорошего.
«В сердце льстец всегда отыщет уголок» — и добродушная полноватая учительница, точно поняв, что никакого завуча нет, и молодежи нужно поговорить, заулыбалась.
— Поэтому вы ещё не успели купить школьную форму, — кивнула она в сторону одетого в чёрную толстовку и джинсы Кису и обернулась к ученице: — Таисия, не заставляй завуча ждать.
Не самые приятные одноклассницы слишком очевидно начали обсуждать Аристову, когда та, словно шла на эшафот, приговорённая к смерти, встала со стула и прошла через ряды парт.
— Так, отвлеклись немного, продолжаем… — услышала она перед тем, как Ваня закрыл за ней дверь.
Тася шла по коридору, не оборачиваясь на парня, и думала лишь о том, что у неё не хватит сил спорить с ним. Хотелось простого человеческого сна часов на 8 и полной тишины в голове. Дошла до тупика в школьном коридоре, к окну, выходящему на внутренний дворик, слыша, как сзади остановился и Киса.
— Ты не отвечаешь на звонки и сообщения, — с ходу начал он нападать.
— Но ты же не поэтому заявился сюда.
Она не оборачивалась, так и тупила взгляд в школьный двор, в небольшое двухэтажное здание гимназии в форме колодца, где проходят первые и последние звонки, куда их время от времени выгоняют для уборки. Всего пару месяцев, и родные серые кирпичные стены останутся в их памяти лишь добрым тёплым воспоминанием, в которое можно будет возвращаться только в дни встречи выпускников.
— Да, не поэтому, — он прислонился к стене у окна, пытаясь перенять девичье внимание на себя. Не вышло. — Мне Рита сказала, что вы расстались.
— Хочешь узнать, не пошутила ли она? Нет, не шутила.
— Я… — Киса заметно начал злиться, но вовремя закрыл рот и перевёл дыхание. — Верю ей, конечно.
— Тогда зачем ты пришёл, Вань? — Тася наконец посмотрела на него, со всей своей усталостью и недовольством. Да, она не хотела его видеть сейчас, но ему было похуй. Он хотел, нет, ему было нужно увидеть ее и услышать от неё, пусть она будет злиться, прыскаться ядом, как кобра, он был готов ко всему.
Это ее пренебрежение и безразличие так сильно выбесило Кислова, что он легко поднял игнорщицу и посадил на подоконник, перегородив ей путь своим телом. Она закатила глаза, грозно и холодно осмотрела наглеца и снова отвела взгляд в сторону, куда-то вглубь коридора, держась за углы прохладного подоконника.
— Посмотри на меня, — потребовал Киса, расставив руки по обеим сторонам ее бёдер, занимая почти весь ее обзор. Ему стало мало того, что он занимает все ее мысли, теперь ещё и смотреть не на него нельзя.
— Мы будем в гляделки играть? — вспыхнула Тася, но все же остановилась на нем.
По щекам растеклись неровные красные пятна румянца, губы сложены в сердитую полоску, вокруг которой пролегают такие же злобные ямочки и сладки. Наверное, впервые Тася смогла разглядеть его настоящие глаза, не подернутые наркотиком, так близко. И правда почти чёрные, только с расстояния пары десятков сантиметров можно увидеть четкую границу зрачка, обрамлённого красивыми дорожками карего и совсем немного — желтого. Густые брови так сильно нахмурены, что около них глубоко въелись морщины, и кажется, будто глаза ещё глубже посажены. Он был так близко, так пах сигаретами, которые видимо успел скурить по дороге к ней, и своим собственным свежим запахом, отдающим цитрусами. Он был так зол, что казалось, если коснуться его щеки, пальцы расплавятся. И он был в такой ярости из-за неё. Это она своим молчанием заставила его бежать сюда, искать лазейку, чтобы пробраться в здание, потому что у охранника очень хорошая память на наглых малолеток, а потом ворваться в ее кабинет, и вот сейчас взрываться от того, как хочется ее придушить из-за вредности и поцеловать, потому что теперь он мог. От этих мыслей у Таси потянуло внизу живота.
— Уже не будем, — констатировал он, бегая взглядом по ее лицу и телу. — Ты чего, похудела?
Вообще чёрная водолазка и копронки визуально сильно сбавляют вес, но вообще-то да, за последние 2-3 недели она похудела килограмм на 6. Она и без того была тощей, так, что мама всегда называла ее «суп-набор», а сейчас между ляжками может целый поезд проехать, и щеки были настолько впалыми, будто Тася всегда прикусывала их изнутри.
Она недовольно вздохнула, неохотно без слов отвечая «да».
— Не говори, что ты голодала, — Ваня взял в кольцо ее предплечье, и пальцы легко сомкнулись.
— Не голодала. Просто мало ела.
— Мало — это что? Печенье с водой? — он сунул руку в карман лежащего на подоконнике рюкзака и положил ей на бёдра Сникерс. С лесными орехами, которые любит Тася, а он запомнил. — Погрызешь на переменке. Он хотя бы калорийный.
— Как мило. Сначала довести меня до такого состояния, а потом шоколадки таскать.
— Блять, Тась, — он снова терял терпение, эта вредная девчонка точно сегодня доведёт его до побелевших костяшек на руках. Даже на ее настоящее имя перешёл.
— Что «блять», скажи, это не так, — Аристова уже начинала задыхаться от его запаха, который объял всю ее. — Давай уже к делу, спрашивай, за чем пришёл.
Киса взял немного времени для передышки, чтобы собрать все мысли в кулак. Он покусал сухую из-за ветра губу, откинул волосы, снова обрушив на Тасю свой невероятный аромат, и она бы точно не сдержалась, если бы он не начал говорить.
— Ты бросила его…
— Я не бросала. Я приняла решение, что нам лучше не быть парой.
По ее коже каждый раз бежали противные мурашки, когда она думала о том, что бросила Борю. Слишком это грубо звучит. Тем более она от него не отказывалась и не откажется, если он позволит, она будет с ним рядом на тех же правах, что и раньше, насколько возможно будет восстановить хотя бы часть их дружбы.
— Ладно, ты приняла это решение… Что это теперь значит? — он еле коснулся ее бёдра, где юбка уже закончилась, и мягко погладил.
— То же, что и в тот день, когда я изменила Боре. Ничего.
— Василёк… — Ваня поднял на неё свои глаза, спрятанные молящими бровями.
— Нет, Вань. Даже не говори мне, я это уже слышала, — она резко покачала головой. — Я рассталась с Борей не ради тебя, а ради него. Чтобы он не страдал.
Киса убрал с ее губ прилипшие волосы.
— И потому что любишь меня, а не его, — он так и не убрал руку от ее лица, погладил щеку, а Тася откинула ее.
— Ты хоть раз был в серьёзных отношениях? — не обращая внимания на сильно бьющееся от его слов сердце, спросила она. — Это значит не трахать всех подряд, быть верным. Я не уверена в тебе. Не уверена в том, что вот этого больше не будет на твоей шее.
Она ткнула на засос под его челюстью, все ещё ярким ровным пятном окрашивающий его кожу. Киса со звонким клацаньем сомкнул челюсти и с яростью принялся тереть шею.
— Хочешь, я дам тебе свой телефон, ты заблокируешь всех, кого захочешь, — он кинул на ее юбку свой телефон. — Можешь навешать на меня своих резинок для волос, распечатать на всех моих толстовках и футболках свою фотку, да хоть привяжи меня на поводке, я все равно хочу только тебя!
Таисия потеряно смотрела на него, такого разъярённого, с красной шеей и щеками, кричащего о том, как хочет быть с ней, и совсем не понимала, что делать. Она с такой уверенностью выходила из кабинета 5 минут назад, зная точно, что ни на какие уговоры не поведётся, выскажет ему, какой он наглый и больной, а сейчас сидит перед ним и чуть ли саму себя не вжимает в подоконник, чтобы не кинуться к нему.
— Это все, — он разблокировал свой телефон и показал ей список переписок в телеграме, — полная хуйня, оно мне не нужно. Я пользовался этим, только потому что тебя не было в моей жизни, а когда ты появилась, у меня не было и шанса сделать тебя своей. А сейчас этот шанс появился, но ты не даёшь мне его.
Ваня отнял ее руку от подоконника и сжал в своих, прижав к груди. Тася чувствовала, как колотиться у него под рёбрами, и не могла больше смотреть на него. Она опустила голову.
— Ты помнишь мое главное табу.
— Я завяжу, — без тени сомнения пообещал он.
— Я не могу, — Тася покачала головой, не выдерживая такого напора своим полуспящим мозгом. Приход Кисы его разбудил, но теперь ночь без сна снова даёт о себе знать.
— Может не сразу, не прямо сейчас, но дай мне шанс, — Ваня приподнял ее лицо, с надеждой посмотрел в глаза и притянул к себе, обнимая за костлявые плечи. — Я подожду тебя, когда ты будешь готова. Хорошо? Ладно, Вась?
Таисия наконец потонула в его запахе с головой, думая, что вот сейчас, на школьном подоконнике, в руках Кисы, сыплющего обещаниями, она могла бы впасть в недельный сон. И она все же разрешила себе маленькую слабость — Тася обняла его, чувствуя, как расслабились его мышцы под ее руками. Он правда был очень тёплым, одурманивающе пахнущим, желанным настолько, что в кончиках пальцев зудело. Ваня гладил ее волосы, убирая их за ухо, чтобы в лишний раз увидеть ее лицо.
— Ладно.
***
Щеки касается что-то мягкое, тёплое, и хочется сравнить это прикосновение с лаской кошки, которой у Таси никогда не было, но никакое домашнее животное не пахнет ванильными цветами. Фантомная кошка погладила своими пушистыми лапками скулу, пощекотала нос, заставляя спрятаться лицом во влажную от сна подушку. — Зайка, — негромко заговорила кошка, щекочущая плечо своим хвостом. — М-м, — тактика «не обращай внимания, и котёнок отстанет» не прокатывала, и Тася едва приоткрыла глаза. — Ась, тебе мама звонила. Ухо ощутимо ноет от долгого лежания на одной стороне, когда Таисия поднимается на локтях. В комнате Риты светло, красные задернутые шторы приглушают день и окрашивают все вокруг в бледно-бордовое. Помятая щека Исаевой говорит о том, что она тоже-таки уснула, когда Тася забралась ей под кофту на замке и скукожилась там, впервые больше чем за сутки получая снисходительное разрешение от собственного тела — так и быть, отдохни. Она чувствовала, как опухли ее глаза, только привыкшие к покою. Хотелось проигнорировать весь мир и уснуть ещё на пару дней прямо тут, в одноместной узкой кровати Риты, подушка которой пахла ее шампунем. — Да, мам? — с хрипом ответила на звонок Тася, откашлявшись. — Ты спишь что ли? — на том конце трубки ненавязчиво тикал поворотник, значит мама едет из ресторана. — Да, у Ритки отключились обе после школы. Исаева сладко потянулась, касаясь разноцветными пальчиками ног деревянной перегородки кровати, а Тася зевнула. — Ну вот, бабульки, все никак не наспитесь, — хмыкнула Альмира. — Вообще-то мы растущие организмы, нам требуется больше спать для того, чтобы гормоны роста, которые вырабатываются во время сна, гармонично восстанавливали и питали нервную систему. — Браво, — Ритка хлопнула в ладоши и потянулась за своим телефоном. — Вот видишь, какая ты у нас умная, а говоришь экзамены не сдашь. Я еду с работы, давай проедемся в магазин? Дедушка пригласил нас в четверг на свой юбилей, папа уже взял дни, а тебе справку в школу напишу. — Неожиданно, — нахмурилась Тася, и Рита вопросительно выглянула из-за экрана. — В Феодосию? — Да, они собирают там чуть ли не сабантуй в ресторане. Скажешь адрес, я за тобой сейчас заеду. — Ленина 123, второй подъезд. — Хорошо, скоро буду. Не усните там опять! Аристова кинула телефон на кровать, раскинула руки, шлёпнув по животу подругу и шумно выдохнула. — Зря ты материшь свой матрас, я только на нем смогла наконец поспать. — Так давай меняться? Я тебе свою кровать, ты мне свою километровую, — Тася покачала головой, и Рита усмехнулась. — То-то. В Феодосию едете? — Да, в четверг. У дедушки юбилей, помнишь, я говорила, что он профессор? — Рита кивнула, вытащив откуда-то из-под задницы одноразку и с удовольствием закурив. — Преподаёт в вузе, а раньше был судьей. Мне до сих пор не по себе, когда я прихожу на их с бабушкой мероприятия, у них все друзья и знакомые слишком умные и чересчур образованные. Тася натянула свою валяющуюся у кровати юбку, которую с психом бросила из-за того, что в ней неудобно задирать ноги во время сна. Зато очень удобно она ползёт вверх, до самых швов на колготках, когда Киса кладёт свои холодные от задуваемого на мотоцикл ветра ладони на ее ляжки. Так, ну хватит. — Чересчур образованные? Это как? — Лучше тебе не знать. Они ещё любят вербовать в свою уголовщину: «давай по стопам отца, или деда, знаешь, мы поможем, будешь гордостью своих родителей», — по-стариковски прохрипела Тася на манер всех тех адвокатов и ментов в отставке, которые составляют большую часть окружения деда. — Как будто ты уже не их гордость! Надеюсь, ты это понимаешь и без моих подсказок? — Конечно, понимаю, — улыбнулась Аристова, ущипнув подругу за голую коленку. Тася собрала волосы в хвост, стёрла посыпавшуюся под глазами тушь и помазала сухие губы гигиеничкой. — Ась… — в отражении зеркала в пол Ритка несмело посмотрела на подругу. Ее волосы были ещё пушистее, чем обычно, и глаза с сонной поволокой делали из неё ненастоящую, нарисованную фею. Вот кого Гене надо называть Куклой, не Тасю. — К тебе приходил сегодня Киса? — Да. — Поругались? — Не без этого, — хладнокровно ответила она. — Извини, это я ему рассказала, ну… что вы с Хэнком расстались. — Нашла из-за чего извиняться, — хмыкнула она, и Рита в который раз удивилась все больше растущему сходству Таси с Кисой. Ухмылка кисловская, и глаза кажутся темнее. — Кто-то ему все равно рано или поздно сказал бы, потому что я не хотела. — И к чему вы пришли? — Исаева выпустила густой клубок дыма. — Он просил дать шанс. И я вроде как согласилась, — она нахмурилась, садясь на раскрашенную табуретку, играющую в комнате Риты роль прикроватного столика. — Вроде? Тася задумчиво кивнула. — Но вы ещё не вместе? — Нет. Я и не хочу быть с ним, — Тася почесала шею, будто пыталась отдернуть от неё призрачные руки Кисы, постоянно держащие Тасю с плену. — С ним я точно угроблю себя. Он хронический наркоман, не знаю, сможет ли он вообще слезть с наркоты. Он обещал мне сегодня, что бросит, но мы обе понимаем, что зависимые могут только речами успокоить. Мне этого не надо. Ещё меня папа нахрен закроет дома, если узнает о Ване. Рита тоже кивнула. — Вопрос пиздец бесячий, но что ты собираешься делать дальше? — Я не могу загадывать что-либо, когда дело касается Вани. Он топчется по моим планам, по моим принципам, а я как дура просто стою и смотрю на все это, — Тася резко встала со стула, закинула на плечо сумку. — Я с тобой абсолютно согласна, а как иначе, ты же моя подруга, но… — Исаева развела руками. — Он, кажется, тебя правда любит. Я его не видела таким решительным и… ему вообще было похуй на все, когда он узнал про вас с Хенкиным. Я думала, он и по мне пройдётся. — Если бы я тебя так не любила, подумала бы, что это он тебя подослал. Я пошла, — Таисия чмокнула Ритку и выбежала из комнаты, будто так же может сбежать от самой себя.***
Мама убавляет музыку в машине сразу, как Таисия садится на пассажирское. И она бы может и хотела обсудить подарок дедушке или образы, в которых они пойдут на праздник, если бы не ее серьёзное и чуть печальное лицо. Она всегда такая, когда сталкивается с какой-то проблемой «дочки-матери», что происходит редко, но метко. Значит сейчас будет разговор по душам. Тася внутренне подготовилась и пристегнулась. Мы входим в зону турбулентности, сохраняйте спокойствие. — В Сувар поедем наверное? — издалека начала Альмира, трогаясь с места и искусно объезжая по-скотски кинутые у подъездов машины. — Да, давай. У тебя уже есть идея, что дарить? — дочь приняла правила игры, приотворяясь, будто не почувствовала запах потерянности в машине. — Дочь… — наконец, мы подошли к самому интересному. — Я сейчас по дороге говорила с твоей классной руководительницей, — о, нет. — Я не собираюсь ругаться, конечно, мы же всегда с тобой такие вещи просто мирно проговаривали и обсуждали. Но она меня совсем напугала. Сказала, что в последнее время у тебя не очень хорошая успеваемость. Вы же сегодня писали пробный вариант по обществознанию? — Тася кивнула. — Венера Аглямовна сказала, что ты не прошла порог. Она, конечно, чувствовала, что написала сегодня очень хреново, но чтобы не набрать минимальное количество баллов просто для зачёта? Такое у неё впервые, и Тася тоже испугалась. — Я понимаю, что ЕГЭ — это русская рулетка, может попасться сложный вариант, и несмотря на то, что ты долго готовилась… — Нет, вариант был не сложным. — Тогда что случилось, дочь? Альмира старалась участливо смотреть на дочь, но надолго отрываться от дороги опасно. К тому же Тася смотрела в окно. И молчала. — Она тоже обеспокоена твоим состоянием. Она даже спросила, не случилось ли у нас что-то в семье, потому что ты выглядишь так, будто проживаешь что-то печальное. В этот момент экран телефона, лежащего на ногах Таисии, загорелся. Он был на беззвучном, но Альмира все равно заметила имя звонившего. «Ваня». Тася сбросила звонок. — Он приходил к тебе сегодня на уроке, да? Венера Аглямовна сказала. Девочка хранила молчание. — Кызым, что тебя тревожит? Расскажи, пожалуйста. Впервые за долгое время она наконец почувствовала себя услышанной, нужной, и так захотелось рассказать абсолютно все. И она рассказала. Сначала тихим голосом, будто была виновата во всем том, что пережила. Говорила о Боре, как он ухаживал, что те цветы предназначались на самом деле не маме. Но когда речь зашла о Кисе и о том, как они поцеловались (говорить об этом маме было сложнее всего), Таисия расплакалась. Сквозь слёзы признавалась в своём грехе своему единственному святому апостолу; в том, какой тяжелый камень был на ее плечах все то время, когда она была прикована к кровати болезнью; как сложно было в глаза Хэнка, в ее любимые глаза, говорить о предательстве. Альмира остановила машину, справедливо получая звонкие злые гудки от участников движения, которых она заставила резко затормозить. Она обняла свою заплаканную и, как оказалось, покорёженную дочь, виня себя в том, что не увидела, не почувствовала материнским сердцем, что ее единственный ребёнок страдает, оставшись один на один со своими душевными терзаниями. Таисия заплакала ещё сильнее, когда почувствовала собственным телом, как мамино сердце непривычно быстро бьется за неё. «Мама рядом, мама понимает, мама успокаивает». — Тасенька, дочка, почему ты мне не говорила об этом? — Альмира гладила голову своего маленького взрослого ребёнка и смахивала слёзы, бегущие по собственным щекам. — Потому что это позор. Мне стыдно даже в глаза вам с папой смотреть, не то что рассказывать, — уходить от горячих объятий мамы не хотелось, но Тася понемногу успокаивалась. Она глубоко вдохнула. — Я не хотела, чтобы все так получилось. — Не вини себя ни за что. Это никакой не позор, ты живешь эту жизнь впервые, и всего 17 лет. Ты не можешь знать, что будет для тебя лучше, а что причинит боль. Ты учишься жить, натыкаешься на ямы и преграды, главное — какие выводы ты извлечёшь и как примешь удары судьбы. А ты у меня очень мудрая, я в тебе никогда не сомневалась. Лучший ребёнок, который может быть у родителей. — Что мне делать сейчас, мам? — потерянно спросила дочь, стирая слёзы. — Если ты правда испытываешь к Ване сильные чувства, а я вижу, что это так, то разреши их самой себе. Но, как ответственная мать, должна тебя предостеречь: Ванюша хороший, но проблемный. С ним может быть сложно. Но, опять же, ты у меня умная, не позволишь плохому случиться, — Альмира убрала вылезшие из хвоста дочери волосы. — И на учебу не забивай, я тебя прошу. Всё-таки никакой мальчик не может стать выше твоего образования. Девушка должна стать независимой, даже несмотря на богатого или просто хорошего мужа. Тася закатила глаза и хмыкнула одновременно. — Я это помню, мам, — она разлепила объятия и села обратно в пассажирское кресло. — Да я заметила, — шутливо проворчала Альмира, выключая аварийку и выезжая на перекрёсток.***
После разговора по душам с мамой и долгих прогулок с ней по магазинам Тасе стало значительно лучше. Материал к экзаменам усваивался чуть успешнее, тревожность немного отступила, и ей удалось поспать ночью. Не полноценно, конечно, как предполагается врачами, но часа 4 в общей сложности она проспала. Ворочалась, проваливалась в псевдосонные ямы, но чувствовала и слышала все, что происходит вокруг. Часы еле слышно пробивали секунды, за приоткрытым окном проезжали одинокие машины, лаяла стая бездомных собак. Но даже недолгое чувство полного расслабления лучше, чем всю ночь бесполезно считать овец, коров, кошек, собак, перепрыгивающих через заборчик. Проснулась Тася с одной мыслью: проснулся ли к школе Боря? И снова как на иголках добралась до гимназии, дождалась звонка на первый урок, чтобы написать Ритке: «Боря пришёл?». Ответ пришёл моментально, будто Рита точно знала, что Тася об этом спросит: «Нет». Она хотела дождаться, когда Хэнк появится в онлайне, но не смогла и в конце второго урока написала ему: Тася Привет, как ты? Уже после отправки долго думала, стоит ли удалить сообщение, пока он не увидит его, но на третьем уроке он ответил: Боря Привет, в порядке Ты как? Он лгал, это было ясно как день, но попрекать его этим точно не стоит. Тася Тоже Сегодня приплывает круизный лайнер в порт, помнишь? Раньше они часто развлекались тем, что встречали и прощались с круизами. Знали расписание их прибытия и отбытия наизусть, приходили к этому времени к порту и сидели на старом заброшенном морском контейнере часами, разглядывая чужеземцев. Так они даже познакомились с мальчиком-немцем, втроём пытались говорить на ломаном английском, но в итоге Боря недовольно прогундел: «фриц нерусский» и ушел, потащив за собой подругу. Боря Я тоже хотел бы поговорить с тобой Понимает без слов, как и всегда. Тася Тогда в час у порта? Боря У тебя же 6 урок Тася Отменили Боря Я не верю, но ладно В час у порта Придётся ломать комедию, будто у неё разболелся живот или, ещё лучше, внезапно начались месячные, но так Венера Аглямовна не должна была ничего заподозрить. А если вдруг и доложит ее маме, то она поймёт дочь. Издержки либеральной и мягкой матери. Два урока пролетели незаметно за активным обдумыванием, что же она может сказать Боре при встрече. Сказать она, конечно, хочет много, но все это будет неуместно. Говорить должен Боря, высказать всю ту обиду и боль, которая зародилась в нем в момент признания Таси. Солнце слепило, норовя спалить к чертям чувствительную сетчатку глаза. У моря было жарко, почти по-летнему, что очень нравилось забредшим до не прогулочной, не парадной части набережной Коктебеля. Большие кривые буквы «дайвинг», написанные баллончиком на бетонной стене, уходящей в воду — это их ориентир уже много лет. Тася наблюдала за голубями, зачем-то дерущимися за семечки, брошенные туристами; все птицы здесь всегда сыты, упитаны, что аж перья блестят. Чего они прибедняются? — Привет, — раздалось где-то извне ее мыслей о вредных голубях. — Извини, задержался. В кофейне откуда-то появилась очередь. Хенкин протянул ей один из пластиковых стаканов со звенящим льдом, тот, который побольше, с чёрным маркером «сол.карам». — Спасибо большое, — Таисия взялась за крышку холодного кофе. — Пойдём до пристани? — Да, пошли. Он шёл на ее уровне, не прибавляя и не сбавляя шаг. Смотрел вперёд, вниз, вверх, всюду, но не на Тасю. — Спасибо, что согласился со мной встретиться, — неловко начала она, размешивая сироп на дне стакана. — И вообще что не отказался общаться… — Я по-другому не могу, — он так же неловко улыбнулся. От этой его улыбки ей стало так больно и плохо, что в груди что-то встало комом. — Как твоё самочувствие? Ты второй день не ходишь в школу. — Все нормально, просто не хочу, — «видеть Кису» — додумала за него Аристова. — Смотри, подплывают. Большой белый круизный лайнер высотой примерно с пятиэтажку с российским флагом на носу медленно, как и положено такому грандиозному судну, приближается к пристани. Отсюда видно, как люди на борту нетерпеливо спускаются на нижние этажи, чтобы выйти на сушу. Маленькие дети машут работникам порта и получают подзатыльники от родителей за то, что как обезьяны лезут на перила. — В этот раз какой-то большой. Новый, что ли? — задала риторический вопрос Таисия, останавливаясь у бетонной перегородки. — Да, вроде из Сочи новый рейс запустили. Они столько лет встречают и провожают эти лайнеры, но ни Хэнк, ни Тася ни разу не были даже на его борту, не то что в полноценном круизе. В том году осенью они договорились, что после их совершеннолетия вместе поплывут куда-то, может в Турцию или на Кипр. Сейчас напоминать об этих планах было грустно. — Папа твоего одноклассника до сих пор работает капитаном? Не помню, как его зовут. — Капитан — это не та профессия, которую можно сменить, как, например, из бухгалтера стать ИПшником. Это призвание, — поучал Хэнк абсолютно серьезным лицом. — Да ладно тебе душнить, — в шутку закатила глаза. — Я знаю, что стать капитаном — это твоя мечта на протяжении многих лет, хоть ты в этом не признавался. Но мне кажется, круче пилот самолёта. — Хорошо, я подумаю на досуге, — улыбнулся Боря, не сдержавшись и остановив на девчонке взгляд. В его светлых глазах все ещё оставался огонёк, пусть он сейчас чуть бликует, менее открытый и искренний, скрытый под защитной плёнкой, потому что научен горьким опытом, своими же граблями. Но он был и дарил частичку своей искорки Тасе, несмотря на то, что именно она потушила его. — А ты до сих пор мечтаешь стать стюардессой? — Нет, — засмеялась Тася, вызывая у Бори такую же улыбку. — Но это типа план «Б». Очень романтичная профессия, к тому же не требующая вышки. — С твоим английским — запросто. Поэтому если юрфак тебя не впечатлит, буду ждать тебя в составе моего экипажа, — он легонько ткнул Таисию локтем. На деревянную пристань высыпались люди, вооруженные панамками и фотоаппаратами. Не самая классная остановка для пополнения портфолио с путешествия, здесь из приятного разве что горы, утопающие в синеве моря, и небольшая облагороженная набережная, которой в принципе никого не удивишь. Но всегда можно в местном сувенирном ларьке купить футболку с принтом Владимира Владимировича верхом на медведе или миллион разных магнитиков с изображением надписи на въезде в город «страна Коктебель». Но вроде все были счастливы: дети могли носиться вдоль побережья, плеская друг друга холодной морской водой, а родители наверняка уже расслаблены благодаря горячительным напиткам. Все при деле, так сказать. Оставшийся со школы на беззвучном режиме телефон вдруг завибрировал в кармане Тасиного пиджака. Надя Тась, тут Киса у школы, он спрашивает у меня, где ты Я сказала, что у меня была отработка и я тебя в последние уроки не видела, но он не отстаёт Что ему сказать? Блин, ну и зачем он поперся к ее школе? Никогда не встречал, а тут вот решил выделиться, да ещё и как назло тогда, когда она договорилась встретиться с Борей. Решил брать крепость штурмом, не давая ей прохода? Странное у него понимание «шанса». — Извини, я отвечу, Надя что-то пишет, — в ответ Боря лишь кивнул, снова разглядывая новоприбывших круизчиков. Тася Скажи как есть, что я уже ушла Надя Хорошо Если вы вдруг встречаетесь, тут к нему прицепилась Алина из 10 Аристова закрыла глаза и выдохнула, стараясь не злиться. Опять Алина, сколько уже можно? Хотя бы один день без неё и то стал бы праздником. Но в таких делах Тася считает разумным наблюдать за поведением Кисы. До вчерашнего дня он откровенно хреново справлялся с активным вниманием этой девчонки, но и обещание он дал только вчера. Поэтому справедливо будет оценивать его начиная со вчера. Тася Не встречаемся И заблокировала экран, убирая телефон обратно в карман, как вдруг он снова завибрировал, уже дольше. Звонивший — Ваня. — Не ответишь? — негромко спросил Боря, и Тася от неожиданности даже вздрогнула. Он кивнул на ее руку, которая все еще сотрясалась от вибрации. — На звонок — нет. Только напишу. Сбросила звонок, ткнула на быстрый набор СМС «Не могу сейчас говорить» и убрала телефон в сумку, чтобы даже если он и будет звонить снова, не слышать этого. Было жалко, что между ними с Хэнком только установилась добрая волна, они шутили и подкалывали друг друга. А после напоминания причины их разрыва ощутимо стало холоднее. И дело даже не в спрятавшемся за небольшим облачком солнце. — Прости, — сказала она, вкладывая в это далеко не извинения за то, что отвлеклась на телефон. — Что сейчас… у вас? — с тяжелым сердцем спросил Боря, вперив взгляд в горизонт, где голубое небо встречалось с темно-синей гладью воды. Хотелось поискать глазами тот самый заброшенный корабль, с которого, по преданиям Мела, русалка утянула последнего моряка, в которого была сильно влюблена. Но Тася не могла теперь поднять глаза выше собственных ног, не имея права даже просто пересечься взглядами с Хэнком. — Ничего. Если ты о том, вместе ли мы, то нет, не вместе, — ей хотелось истерически рассмеяться от того, что за последние два дня все только и спрашивают, встречается ли она с Кисой. Тася все же осмелилась поднять взгляд с брусчатки и увидела, как Боря лишь двумя пальцами держал полупустой стакан, а всеми остальными вцепился в бетонную оградку. Но лишь побелевшие костяшки выдавали в нем досаду, потому что лицо его было просто задумчиво. — Подошли, так сказать, к тому, ради чего собрались, — грустно ухмыльнулся он, повернувшись к девчонке. — Я просто боюсь за тебя, Таись. — Почему? — она опёрлась о заборчик, встав к Хенкину боком. — Может, это говорит во мне ревность и обида, не знаю. Но Киса может потянуть тебя на дно. — Я знаю. Боря поставил стакан с кофе на узкий забор и засунул руки в карманы спортивок. Может для того, чтобы Тася не видела, как они трясутся. — Мне Мел про одну херню рассказывал, — он прокашлялся, давая себе ничтожное время на отсрочку. — Про синдром спасателя. Это что-то типа добра не во благо. Вытаскиваешь человека из дерьма, не отказываешь ни в чем, думаешь, что делаешь все для того, чтобы человеку лучше было, а получается наоборот. Типа топишь своей заботой. Хэнк судорожно провел рукой по отросшим волосам. Заметно начал нервничать. — Бля, ну Мел все это научными словами объяснял, я, конечно, не шарю за всю эту терминологию. Но он мне все это обрисовал… и чёт меня переклинило, когда он сказал, что такая херня может быть из-за… блять, как же он сказал дословно… копирования действий авторитетного взрослого. Твой отец ведь… Она поняла, о чем он хотел сказать, и остановила на полуслове. — Борь, нет. — Нет, я договорю, — сейчас его глаза были по-страшному шальными, кажется, он был на грани, чтобы не заорать. — Мел ещё сравнил этот синдром с треугольником. Три вершины: жертва, опасность и спасатель. Ты спасаешь Кису от наркоты так же, как твой отец спасал твою маму. Всё-таки сказал. Она не смогла его остановить. — Боря, блять, заткнись! Ты не понимаешь, когда нужно остановиться? — Тася уже много лет не кричала на него, ей даже сложно вспомнить, когда такое было. Но сейчас всплывшая таким больным образом горькая правда, которую тебе бросают в самое лицо, сделала из Таси неуравновешенную психичку. — Нет, сука, не понимаю! Он тоже не смог сдержать в себе все то невысказанное, что застряло в нем костью в горле. Он не хотел сделать больно ей, той, кого любит, но и его нервное состояние, на которое вопросительно озиралась мать и Оксанка в эти дни, дало сбой. Боли стало слишком много, чтобы уместиться в его теле. — Я всегда хотел и буду хотеть для тебя только самого лучшего, поэтому я не могу просто овощем наблюдать, как ты связываешься с очевидно хуевым вариантом. Я чувствую себя ответственным за тебя. Тася отвернулась, пытаясь переключиться на разбредшихся из лайнера людей. Кто-то уже начал фотографироваться на фоне скульптуры «я люблю Коктебель»; навязчивые продавцы прилипали к ним, пытаясь втюхать услугу «настоящего» тайского массажа или по старинке медовую пахлаву и чурчхелу. Знали бы эти счастливые люди, как много сюрпризов преподнёс этот город Тасе, и как она уже ждёт не дождётся четверга, чтобы на пару дней выдохнуть в соседней Феодосии. — Мы дружим слишком много лет, чтобы ты до сих пор считал меня невинной и с чистыми помыслами, — она посмотрела Боре в глаза и, увидев непонимание и несогласие, продолжила: — Я же знаю, как ты ко мне относишься. И знаю не с того дня, как ты мне признался в чувствах. Я знала это очень давно, но предпочитала делать вид, будто этого не существует. Я та ещё тварь, если посудить. — Я тебя все равно люблю. И вот перед Тасей снова семилетний Боря, отважно скрывающий боль от того, что прищемил палец школьным стулом, пододвигая его для нее. Снова этот его взгляд «можно пожалеться?». И снова она обнимает его, дует на палец, говорит, что до свадьбы доживёт. Но сейчас она в его руках не может подуть в его грудь, да и он больше не верит в это «до свадьбы». Поэтому она просто прижимается так крепко, так искренне, что кажется, они вот-вот врастут друг в друга. — Прости, прости, — шептала она в его плечо. — Я давно простил, — так же тихо отвечал он, горячим воздухом дыша в ее висок. Всё-таки эта встреча, эти крики и эти объятия были нужны им обоим. Как момент, ознаменовывавший финал их короткой истории любви, но открытую концовку их дружбы длиною в много лет позади и столько же впереди. По ощущениям, они так простояли довольно долго, пока уличный фотограф лет 16 не подошёл к ним и не предложил запечатлеть «такой милый момент». Хэнк хмуро сказал ему: «гуляй» и выпустил девчонку, пригревшуюся на груди и в груди. — Мне пора на работу, — уже более свободным и лёгким сердцем сказал он, не допивая свой кофе и выбрасывая стаканчик в мусорку. — Надеюсь, не на ту, о которой я подумала, — Тася улыбнулась и пригладила волосы, распушившиеся от случайного массажа головы, сделанного Борей. — Не, там только по ночам смены, — он постарался не засмеяться, но проиграл, когда Таисия его шлёпнула по плечу. — Тебя проводить? — Нет, спасибо. Беги на работу. Она обняла его на прощание, а Боря по-детски чмокнул ее в щеку. — Спасибо, что ты такой… идеальный, — стеснительно сказала она, поправляя вывернутый рукав его футболки. — Всегда к твоим услугам. Хэнк ушел, оставив Тасю в непонятном состоянии. Ей стало ещё легче, чем после разговора с мамой, но эмоциональная батарейка, будь она похожа на айфоновскую, сейчас горела бы узким красным индикатором. Но все же оставалась одна большая такая, кудрявая нервная проблема, которая досаждает Тасе с того самого дня, когда она впервые увидела эти чёрные нахальные глаза на общем балконе ее дома. Тася достала телефон, пролистала всю тысячу уведомлений от Кисы, его сообщения и звонки, и коротко написала: «Я на пристани». Он тут же прочитал и ничего не ответил. А уже спустя буквально 3 минуты она услышала рев мотора, приближающегося по пешеходной зоне. Тася допивала кофе, шумно булькая трубочкой остатками холодного напитка, когда Киса заглушил мотоцикл чуть ли не у ее ног. Не успел он снять с себя чёрный шлем, как сразу же начал: — Блять, Вась, ты можешь в следующий раз посвящать меня в свои планы хотя бы немного? Я не прошу отчитываться о каждом своём пуке, что вообще-то было бы ахуенно, но хотя бы отвечай на звонки, когда я тебя ищу, — Ваня взлохматил волосы и слез с мотика. Наверное, не стоит повторяться о том, какой он был невероятный в своём возмущении. Хотя нет, пару слов сказать даже нужно. Он был в каком-то новом облегающем нательнике на манер байкерского, с замком по самый подбородок. Он был худощав, но в такой одежде очень привлекательно проглядывались мышцы рук и плеч. Тут резко стало понятно реакцию Алины — Киса просто ахуенен. — Почему ты вообще не в школе, а тут ошиваешься? Я доебался до твоих одноклассников, никто ничего не знает: как сквозь землю проебалась. Я поехал к тебе домой, там на домофон никто не отвечает. Думал уже начать по дворам шмон. — Меня даже папа так не отчитывает. Можно мне взять слово? — Тася слабо улыбнулась, все никак не отрываясь от вида красивого разъярённого Кисы. — Да уж, потрудись объясниться, проебщица, — Ваня встал близко к ней, так, что она чувствовала запах его духов вперемешку с ветром. Он положил руку на бетонный забор, который несколько минут назад сжимал Хэнк, но не стал наглеть и не вжал ее в кольцо своих рук. — Я встречалась с Борей. Бровь Кисы едва заметно подпрыгнула, будто он и сам этого не хотел, будто это была неожиданная реакция его тела на это имя. Но челюсть заходила ходуном, Тасе это было отчетливо видно благодаря его близости. Он поводил глазами по людям позади Таси, гуляющим внизу по набережной, и снова посмотрел на девчонку. Ревнует. — И что он? — спросил просто чтобы спросить, очевидно. Знал, что Хэнк до беспамятства любит ее, и боялся того, что она может проявить слабохарактерность, продавиться из жалости и «попробовать все сначала» — самое уебищное выражение. Словом, ему было страшно, что она уйдёт, хотя он так ее и не заполучил. — Ему тяжело, конечно, — она вздохнула, ковыряя пластиковую крышку из-под кофе. — Но мы поговорили, все хорошо. Вроде. — Поговорили и… — было непонятно, на что он намекает. — И ничего, Вань. Что ты хочешь услышать? Я должна была с ним встретиться после всего, что заставила его пережить. Я поступила ужасно, но должна была по-человечески все закончить. — Да не, я же ниче не имею против, — уже менее смело сказал Ваня, пиная ракушку у кроссовка. — Только твой вид говорит об обратном, — Тася по-деловому сложила руки на груди, вперив взгляд в его чёрные глаза, спрятанные за густыми бровями. — Я же не говорю о том, что ты на виду у всей моей школы терся с Алиной. Тут-то Киса и расцвёл. Распушился, как мартовский кот, голову задрал, так, что нательник ещё красивее начал облегать шею. Ну, изверг. — А че, однокласснички уже растрепали всё? — Если ты и дальше будешь пытаться вызывать во мне ревность, я пересмотрю свое решение о шансе, — Тася сделала шаг в сторону, отодвигаясь от Кисы. — Да она просто приебалась, я ее слил, ничего серьёзного. А че, получается? Вызвать ревность, м? — он распустил ее скрещённые руки, взяв их в свои. Какой знакомый разговор. — Я повторять не буду, — отрезала Тася, чувствуя усталость. Ещё и слепящее солнце заставляло постоянно закрывать глаза. — Ладно, понял, деловушка, — Ваня вдруг коснулся ее щеки, а потом показал упавшую ресничку на своём пальце. — Загадай желание. Она смотрела на изогнутую темную ресницу, которую даже ветер не заставил покинуть ладонь Кисы. «Чтобы все было хорошо» — единственное, что пришло ей сейчас в голову, и в этом искреннем желании было так много всего. Она дунула на палец, и ресничка исчезла. — Блин, не сбылось, — грустно сказала Тася. — Загадала, чтобы все твои проблемы исчезли? — засмеялся Киса, когда она печально кивнула. — Ну хренушки тебе, Василёк. Я теперь никуда не денусь от тебя, попомни мои слова. Он ущипнул ее нос. Точно не денется, даже дихлофосом не потравишь, все равно жив останется. — Прокатимся? — Я хочу спать. Как-то устала сегодня. — Окей, отвезу тебя домой. Аккуратно, не вырывая ее волосы, Ваня надел на ее голову шлем, завёл мотоцикл и убедился в том, что Тася крепко держится за него. На светофорах он гладил ее руки, сцепленные в замок на его торсе, а у подъезда, прощаясь с ней, поцеловал в щеку, соседнюю той, куда целовал Тасю Боря.***
Тася Предлагаю сегодня за бокальчиками вина выбрать мне лук для встречи старперов-мажоров Ритуля Асенька, к своим бабушкам и дедушкам нужно быть уважительнее Тася Ха-ха Жду в 3 у меня — Тебя вчера Киса не нашёл? — шепотом спросила Надя, стараясь не стать мишенью для гнева строгой математички. Можно было бы сказать, что учительница обновляла память учеников перед экзаменом, как она сама и объявила, если бы в памяти этих самых учеников было хоть немного материала из курса алгебры. Особенно у тех, кто сидел за последними партами. Обязательная базовая математика на ЕГЭ — это сродни самоубийству для всех учителей алгебры и геометрии. — Он бы из-под земли достал. Поэтому нашёл, — так же тихо сказала Таисия, пригибаясь к парте, прячась за спинами одноклассников. — Ты давно дружишь с компанией Хэнка? Киса, Мел, Гена, — вопросы Нади могли бы показаться каким-то пронюхиванием, но она была единственной одноклассницей, которой Тася доверяла. Надя была добрая, без подлянки, и за 11 лет они ни разу не ругались. Она могла бы стать ее подругой, как, например, Рита или Катя, Тасина бывшая лучшая подруга, но Надя была немного интровертна и закрыта. Да и интересы у них редко совпадали, Надя любит аниме и ужастики, а Тася смотрела одно единственное аниме и то в детстве, когда ещё даже не знала, что этот мультик — целый жанр кино. Поэтому им было комфортно быть близкими одноклассницами, которые отстаивали друг друга в случае перепалки между ребятами и комфортно работали в тандеме, когда того требуют школьные проекты. — Не так давно, несколько месяцев. — А Егор и Рита правда начали встречаться? — рыжие волосы Нади прикрывали половину лица, так, чтобы математичка, вдруг услышав шёпот, не подумала на их парту. — Да, — улыбнулась Аристова. — Они классные. — А Киса с кем встречается? — Ни с кем, — пожала плечами она, не соврав. Правда же ни с кем не встречается. То, что в любви ей признаётся и ревнует к каждому столбу — это не отношения. — Просто эта дура Алина, — чуть громче, чем нужно, прошептала Надя, не совладав с эмоциями за свою одноклассницу. Но вовремя спохватилась и понизила голос. — Распускает дебильные слухи. Киса вчера тебя так обыскался, что она сразу напридумывала, типа Кислов тебя лишил девственности, ты уж прости за такие подробности. И как будто он тебя на наркотики подсадил, и вы чуть ли не обдолбанные по улицам ходите, а твой папа вас покрывает. Тася прыснула, не успев сделать серьёзное лицо, когда училка обернулась к классу. — Аристова, я что-то смешное рассказываю? — хмуро спросила математичка. — Мне вот вообще не до смеха будет, когда результаты ваших экзаменов придут в июне. Она поворчала ещё некоторое время, но все же вернулась к своим обожаемым уравнениям. — Это все бред больной, ты же это понимаешь? — спросила Тася, прикрыв рот ладонью. — Конечно, понимаю. Но все равно лучше тебе сказать, чтобы сюрпризом не было, когда тебя как в американских сериалах не начнут кошмарить записками с менструальной кровью. Они вместе беззвучно похихикали и решили не проверять удачу, состроив заинтересованные темой лица. Но на телефон, лежащий на столе, пришло сообщение от незнакомого контакта. Неизвестный привет, это Ярослав, я брат Севы Головина. мы можем встретиться сегодня? Тася помнит, у Севы точно был младший брат, но не помнит его имени. У того самого Севы, от которого изолировал ее отец. Тот самый Сева, просивший свою футбольную команду писать ей, Тасе, чтобы она разблокировала его. Первым делом захотелось и сейчас просто заблокировать Ярослава (и откуда он вообще нарыл ее номер?), но что-то заставило ответить. Всё-таки прошел уже почти год, вряд ли Сева вернулся к старым неэффективным методам. Тася Зачем? Ярослав замолчал. Тася успела переписать с доски решение целого трехчленного уравнения, занявшее полстраницы, но он все ещё не ответил. Чувство вины из-за прекращения их недоооношений по инициативе Таси заставило ее написать: Тася Что-то с Севой? Ярослав ответил почти сразу. Неизвестный да Сева был спортсменом чуть ли не с пелёнок, и со здоровьем у него все было хорошо. Постоянные медосмотры не давали ему болеть. Но короткое сообщение напугало Тасю. Может с ним правда что-то случилось, и помочь ему сможет она или ее влиятельный папа? И его брат настолько отчаялся, что, зная их историю, все равно обратился за помощью к ней? А может он вообще не в курсе, чем все закончилось? В любом случае, она почувствовала себя обязанной помочь человеку, который просит о помощи. Тася Сегодня в 2 у маяка — Помнишь футболиста Севу Головина? — спросила Тася у соседки по парте. — С которым ты в лагере была? — Да. Ты не слышала ничего о нем? Надя глубоко задумалась, нахмурив рыжие ровные брови. — Нет. Как-то не видно, не слышно его. И теперь остаётся гадать, к добру ли. Тася Ритуль, подойдёшь к 4, ладно? Потом расскажу***
Весь путь до места встречи у неё была какая-то необоснованная тревога. С Севой точно случилось что-то нехорошее, она это почему-то чувствовала. У них не было какой-то ментальной связи, да даже никакой эмоциональной привязки. Все, что их связывало — это месяц в лагере и пара невинных встреч-прогулок после смены. Поэтому ей самой было непонятно, почему она чувствует беспокойство за него. Она пришла чуть раньше. У не функционирующего кирпичного маяка, оставшегося как след советской эпохи, прорастали дикие растения, прямо сквозь каменный пол. Ровно в 14:00 на насыпь, ведущую к стихийной смотровой площадке, вышла мужская фигура. Она не видела вживую этого Ярослава, но удивилась похожести на Севу. Как-никак родные братья, но неужели спортивное телосложение передаётся по наследству? Таисия не помнит, чтобы этот Ярослав занимался каким-то профессиональным спортом. Чем ближе он был, тем подробнее Тася могла его разглядеть. Темные волосы, коротко стриженные, спортивный синий костюм. Она снова удивилась такому сходству, но слишком поздно поняла: это был Сева. Не Ярослав, так сильно похожий на брата своими жесткими плечами, а сам оригинал, подлинник. Делать вид, будто не видит его, было бессмысленно — в радиусе ста метров они были единственными людьми. Поэтому она осталась на месте. — Привет, — сказал Сева, когда поднял на неё глаза. Из-за слепящего солнца он смотрел под ноги и, кажется, только сейчас понял, на кого наткнулся. Но будто не совсем удивился. Она отступила на шаг. Было неожиданно его увидеть, поэтому от шока она тупо ответила: — Привет. — Как жизнь? — Хорошо. Твоя? — из вежливости. — Не могу сказать так же. Тася подобное слышала на протяжении многих месяцев, поэтому сейчас вестись на манипуляции не собиралась. Но червячок сомнения все ещё карабкался где-то внутри. Может правда что-то произошло? Но спрашивать напрямую все равно не собиралась. Расспросит лучше у его брата. И где он? Посмотрела на наручные часы. Опаздывает на 3 минуты. Да ну его нахрен, ждать ещё на ветру. Из-за него и так наткнулась на того, на кого совсем не хотелось. — Кого-то ждешь? — спросил он, увидев ее нервозность. — Нет. Тася закинула на плечо сумку, застегнула на две пуговицы пуловер и мимолетно глянула на Севу. Его глаза вдруг все прояснили. — Есть ли связь в том, что сегодня твой брат писал мне, а сейчас тут стоишь ты? — Да, Тась. Ну хотя бы не соврал, на том спасибо. — Какого хрена, Сев? Ты издеваешься? Может это вообще ты писал, а не Ярослав? — вспылила она, скрестив руки на груди. — Нет-нет, это я его попросил написать, потому что знал, что иначе ты не согласишься прийти, — заволновался он. — Да, ты прав. Я бы не пришла. Но ты провернул хитрее, молодец. Я пришла, потому что накрутила себя, что у тебя какие-то проблемы, в надежде, что по возможности смогу помочь вам с братом, чисто из человечности. А ты этой человечностью подтер задницу. Поэтому если у тебя действительно что-то случилось, скажи честно, иначе я ухожу. — Да, Тась, у меня проблема. Тася подняла брови с вопросом: «ну?», теряя терпение. — Какая? — Я плохо сплю. — Плохо спишь? — как бы вопрошая: «Серьезно? Из-за этого я тут? Попей снотворного, че меня грузишь? Неужели я настолько тупая и наивная, что из-за такой херни стою перед ним и выслушиваю это все?». — Да, у меня бессонница… из-за тебя… в смысле… — у Таси глаза на лоб полезли от таких заявлений. — Потому что когда пытаюсь заснуть, вижу тебя. — Сев, у тебя же есть девушка. Надя как-то пересылала ей истории в инстаграме Севы и этой новой девочки, Тася ещё тогда обрадовалась, что наконец он закроет эту дверь «недоотношений с Тасей, тянущихся долгое время». — Была, я с ней расстался. Когда я перестал тебе писать, мне было лучше, и я думал, что все, значит все прошло. Но потом ты выкладывала фотки с пацанами, с Хэнком и Кисой, — Тасе даже было не интересно, откуда он их знает, тем более по кличкам. — И меня разъебало. Я с катушек съехал, моя мама думает, что я наркоман, раз так изменился. И вдруг поток его мыслей прервался бешеным взглядом прямо в глаза Тасе. — Скажи честно, ты встречаешься с кем-то из них? С Кисой? — Если это все, я пошла. И больше не пиши мне никогда, — этот цирк в край надоел, и Аристова уже отвернулась, чтобы уйти. — Нет, пожалуйста, подожди! — воскликнул Головин, тут же теряя в своей панике всю свою внешнюю силу. В нем всегда сидел этот брошенный ребёнок, что странно, потому что он правда был симпатичным. Высокий, с большими карими глазами, да и поговорить с ним было о чем, он не был среднестатистическим тупым спортсменом, поставившим на тренировки и игры всю свою жизнь в ущерб образованию. Тогда откуда в нем эта неуверенность, это самоунижение, только чтобы стать любимым? — Извини, извини, я идиот. Просто я очень сильно ревную… — Мы друг другу никто, Сев! И никем не были, очнись ты уже! — тут уже нервы сдали окончательно, и Тасе оставалось лишь только зло затопать, чтобы хоть как-то вдолбить в его башку ее слова. — Тась, пожалуйста, прошу тебя, вернись, — но он упорно не хотел слышать ее. Завёлся, как больной. — Если хочешь, я могу встать на колени, только пожалуйста, Тась, прошу… И Сева вправду упал на колени, пачкая свой спортивный костюм, и схватил ладонь Таси, наглаживая ее. — Сева, встань, не позорься и меня не позорь, ты больной, тебе лечиться надо! Тася изо всех сил пыталась вырвать руку, но Сева усиливал хватку, покрывал поцелуями тыльную сторону ладони, а кольца на ее пальцах причиняли острую боль, будучи прижатыми между руками. Сева со своей больной привязанностью или даже зависимостью невероятно пугал, что аж тошнило, но ничего сделать сама она не могла, а люди все это наверняка видят. Какой позор… — Ты че, ебнутый совсем? Из ниоткуда раздался его злобный бас, и меньше чем через секунду произошло вполне ожидаемое. Взгляд успел уцепить лишь кулак с маленькой татуировкой треугольников, полетевший вниз, в лицо Севы, все ещё стоявшего на коленях. Наконец, рука с пульсирующими от боли пальцами была освобождена. Но какой ценой… Ценой еле оклемавшегося Всеволода, вставшего на ноги и полетевшего в ответ на Кису. Последний успел толкнуть его в плечи, заставляя попятиться назад, но слава Богу не упал. — Я был прав, Тась? Ты с ним сейчас? Сева тоже был разгорячен, но понимал, что в драке с Кисой, импульсивным и неконтролируемым, выйдет проигравшим. Ваня только одной своей ненавистью может снести его с ног. А Севе было достаточно острой боли разбитой губы и занывшей челюсти. Тренер наверняка начнёт разбор полетов из-за синяков на лице его воспитанника. — Ты ещё блять кто такой, чтобы задавать ей вопросы? — Ваня был на низком старте, чтобы вломить ещё раз. Всё-таки ему доставляет удовольствие причинять другим людям боль. Настоящий садист. — Я ее бывший, она не говорила тебе? — Сева сплюнул на пол кровавые слюни и, как забитая собака, смотрел то на Кису, то на Тасю, которую Ваня оттолкнул за свою спину. — Значит не столь важным был, раз она даже не обмолвилась о тебе. А теперь съебался, и чтобы рядом с ней даже в одном квартале не шуршал, догнал? Не заставляй меня тушить тебя каждый раз. Сева посмотрел в глаза Тасе с надеждой, будто прося: «Скажи хоть одно слово, и победителем выйду я, несмотря на кровь на губе». Но она молчала. Посмотрела на Кису воспалёнными глазами, лишь ими умоляя уйти. И Киса все понял, как и всегда. Взял за руку, все ещё ноющую от боли, и увел ее. По дороге до мотоцикла он глубоко дышал, молчал и не выпускал ее руки, хотя опасность миновала. По правде сказать, никакой опасности-то и не было, Сева — неконфликтный человек и даже после неожиданного удара и не думал накинуться на Кису. Тася бы справилась и сама, просто это было бы дольше и привлекло бы много зевак. Ваня шёл широким шагом, и Таисия старалась за ним успевать, проваливаясь маленькими каблуками в песок. — Это было подло и против всех пацанских принципов, которыми ты вечно кичишься, — начала Тася, вырвав-таки свою ладонь и перейдя на обычный шаг, заставляя Кису остановиться. — Ты бил человека, стоящего на коленях. Он почти лежачий. — Он мог бы стать лежачим на долгое время, так что это ещё хуйня. Блять, сначала Хэнк, щас этот баклан нарисовался, мне пиздить всех, кто подходит к тебе ближе, чем на 5 метров? И вообще, какого хуя ты почесала к нему на встречу, если знала, что он такой отбитый? — Ваня не вылил всю ту агрессию, что в нем сидела, он рассчитывал, что будет полноценная драка. Поэтому сейчас так очевидно разгорался из-за ее слов. — Да не знала я, что это будет он! Мне писал его младший брат, — Аристова тоже не может играть роль жертвы, папа учил ее другому, за что сам и огребал, когда дочь с правильно заложенными принципами о своей ценности начинала доказывать свою правоту и право на свободу. — А-а, ну да, базар, это другое, ёпт, дело. Попиздовала к братишке своего бывшего, что пятки блестят. Молодец, блять, — он орал на всю пустынную тропинку, бешено тараща глаза. — Вань, ты издеваешься надо мной? Он мне никакой не бывший, а даже если бы им и был, то ты бы был последним человеком, кого должны волновать мои отношения с ним. Конечно, сказанные слова были слишком громкими и слишком неправдивыми — Киса стал для нее очень близким и желанным за столь короткое время, но и она не железная. Его нужно осаждать время от времени, иначе слишком задирает голову, снова забывает, что говорит не с Алиной Крысиным хвостиком, а с Тасей. А с ней так нельзя. — Как ахуенно мы заговорили. Я уже никто для тебя, да? Хуй с горы? — колючие слова ожидаемо поранили его, но пусть немного помучается. Ему же можно ее из раза в раз закалывать своими гадостями-ножами. — Не надо переворачивать мои слова, я не это сказала. — Как раз-таки это, Васька! Если мы не трахаемся, то никакой ответственности, да? Чего добивался, то и получай. Хотел почесать кулаки о лицо Севы, но он не ответил? Жалко, что остался без ощущения боли, да? Пощечина, наверное, сможет хоть ненамного закрыть твой гештальт. Киса даже не дёрнулся, ожидая рукоприкладства от своей сумасшедшей девчонки. Щека заметно краснела, как и лицо Таси от ярости. — Ты время от времени думай, что говоришь. Идиот. И пока она не успела сбежать, Кислов рывком дернул ее талию на себя, другой рукой вцепился в ее запутанные ветром волосы. Было бы несправедливо сравнивать этот поцелуй с их первым. Сейчас Киса был разьярен, поэтому терзал ее губы, не обращая внимания на слабые попытки девчонки оттолкнуть его. Она вцепилась в его плечи, толкая от себя, но, как по законам физики, сила действия равна силе противодействия — он целовал ее ещё глубже, доказывая ей что-то. «Что бы ты ни говорила, мы оба знаем, кто в твоей голове» — кричали его губы, не давая Тасе вдохнуть через рот. Он смял ее пуловер сбоку, окольцевав Тасю, наверное, останутся вмятины. Запах сигарет, оставшийся на его коже и губах, был настолько резким, что ей показалось, будто она сама сделала несколько затяжек. Каким-то чудом ей удалось выбраться из его плена, будто муха смогла отцепить с лап паутину и взлетела в воздух. А паук жадно дышал, и все его 8 паучьих глаза заволокло что-то животное, дикое. Он снова ни в чем не раскаивался. Таисия сделала несколько больших шагов от него, чуть не упав в песочную ямку, и вытерла рукавом кофты мокрые горящие губы. — Я ухожу. Не смей идти за мной. Чуть ли не сбежав от него, она думала, настолько она больна, что ей понравилось то, как полыхают ее губы? Что она едва не задохнулась в его руках, но не от злости, а от того, что вопреки здравому смыслу считала, что умереть в его руках — это лучшая смерть?