На общем балконе

      Сегодня Боря впервые признался Тасе в любви. Так и сказал: «я люблю тебя», когда встретил со школы, и они дошли до немного заполнившейся людьми набережной. Таисия прыгала с одного бордюра на другой, становясь выше Хэнка на голову, наслаждаясь освобождением от заточения и еще не жарким солнцем. Она все еще кашляла, но слёзно умоляла педиатра закрыть ее больничный, на что молодой врач удивлённо хохотнул: «все наоборот притворяются смертельно больными, чтобы в школу не ходить». Но ещё хоть пара дней в четырёх стенах, и Тася повисла бы на своей же простыни на балконе, настолько ей казалось, что она одичала.        Хэнк как попугай заладил: «ты грохнешься, давай ты не будешь прыгать, голову расшибешь», а когда вконец потерял терпение из-за непослушной мартышки, лёгким движением поднял ее над бордюром, смеясь с того, как она пыталась пригладить поднимающуюся из-за ветра школьную юбку. Тася дрыгала ногами, пытаясь пнуть нарушителя ее веселья, а Боря опустил ее на землю, улыбаясь, поцеловал и сказал эти три слова. Она даже как-то потерялась, скача глазками по его лицу, почему-то думая, что он скажет, что пошутил. Хотя схренали ему шутить? Это нормально, что люди в отношениях признаются друг другу в чувствах, и это не стыдно озвучить. Но Тася ответила ему лишь запоздалой улыбкой и чмокнула в щеку.        И именно этот момент запустил детонатор без секундомера в действие. Она просто не может позволить зайти этому всему ещё дальше. В груди жгло все эти дни, время от времени вспыхивая искорками, жалящими кожу, но она все молчала.        Чувство вины сделало Тасю очень мягкой и ласковой. Она всегда улыбалась, заглядывая в рот Боре, громко смеялась с его шуток, крепко его обнимала, не выпускала его руку из своей, как будто это что-то могло бы изменить. В глазах Хэнка порой читался немой вопрос, но он расцветал от ее внимания. Влюблённые слепы.        Сегодняшним временным спасением стал баскетбольный матч, на который Таисия буквально потащила отца. В пятницу он часто засиживается на работе, поэтому она накидала его спортивные вещи в сумку и ворвалась в приемную прокурора.        — Виктор Анатольевич проводит совещание, — уведомила ее секретарь — симпатичная девушка лет 30, которую еще несколько лет назад Таисия просила распечатывать раскраски, пока она ждёт папу.        — Блин, у нас матч через 40 минут, — кинув сумку на стул, пожаловалась Тася.        — Он не говорил, и в расписании ничего такого нет, — задумчиво произнесла Светлана, проверяя на компьютере электронный календарь с зелёными квадратиками: «совещание по Соловьеву», «выезд на Ленина», «заседание в мэрии».        — Значит забыл. Ладно, я подожду его, — усевшись в удобное кресло для гостей, Таисия вытянула ноги.        — Как у тебя дела? — улыбнулась Света, с лёгкостью переставив томов пять с одного стола на другой. На ее стройном теле всегда отлично смотрелась синяя прокурорская форма.        Когда люди задают подобные вопросы, они никогда не ожидают от тебя искренности. Вряд ли им хочется услышать на будничный вопрос что-то типа: «Я влюбилась в наркомана, начала отношения с лучшим другом, изменила ему с этим наркоманом, кстати он его лучший друг, я не говорила? А теперь вот думаю, как бы признаться в этом? А так в целом все ок». Насколько быстро карие глаза Светочки вылезут из орбит, и это дойдёт до папы? Кого он казнит быстрее?        — Нормально, — решила не проверять на практике. — Готовлюсь к экзаменам. Волнуюсь.        — Волнение — это нормально. Мне тоже всегда было жутко страшно сдавать экзамены, а в институте на одном из зачетов я вообще потеряла сознание, — чудесным образом успевая и клацать по клавиатуре, и записывать что-то в огромный журнал, притом ее принтер без остановки что-то печатал и шумно выплевывал бумагу. — Преподаватель так испугался, что поставил мне автомат.        Света говорила что-то ещё об университетских годах, а Тася лишь натянуто поднимала уголки губ, время от времени кивая. Секретарь любила болтать, превращая диалог в монолог, не отвлекаясь от дел и не теряя нити разговора даже после того, как ответит на звонок по рабочему телефону. В принципе, это Тасю более чем устраивало, потому что она могла залезть в телефон, не боясь осуждения за невнимательное «участие» в беседе.        сами вы вонючие кроме Куклы и Ритули:       Мел       Может соберёмся сегодня на базе?        Только этого не хватало. Надо дождаться, пока Ваня напишет о том, что он «занят» этим вечером, давая право Тасе провести вечер в кругу друзей без его присутствия. Их негласное правило «не встречаться на базе» пока отлично соблюдалось, совершенно случайным образом получалось так, что не могла либо Тася, либо он. Но одновременно с тем нужно было придумать запасную отмазку, почему она никак не сможет присоединиться. Может, отец беспокоится о еще не окрепшем иммунитете дочери и запер ее дома? Или у неё снова поднялась температура? Может мама «забила» этот вечер для семейного ужина?        Хэнк        Не смогу, родаки припахали к крепостному труду на даче       Она даже выдохнула. Этим лучше.        Тася        Кошмар, что там делать в такую рань? Снег только растаял        Хэнк       Мне самому очень интересно узнать        Гена       слюнявчики я три смены подряд ебашил       у меня не то что ноги не стоят        скоро не стоять будут не только они       я отсыпаюсь        Киса       гендос проблема ваще не в сменах       Гена       завали       Киса        я тоже пас       Тася       Я с папой на баскетбол, извините(       Киса       мел база в вашем с Риткой распоряжении       ток на моем бильярде не трахайтесь       Ритка коротко ответила на колкость смайликом среднего пальца.        — …а потом этот преподаватель поставил мне условие: после свидания с ним он поставит автомат, — Света приложила трубку рабочего телефона к плечу, закрывая динамик. — Представляешь, ну старикашка с детьми старше меня, и ведь до сих пор такой озабоченный. Конечно, я пересдавала ему полгода, а он потом мне таких гадостей наговорил, мол я никогда юристом не стану, буду только мужа обслуживать. Как мы видим, этот больной старик хреново предсказывает будущее.        Тася уже допивала чашку чая с шоколадными конфетами, которые Светлана прячет от других папиных коллег для его дочери. После 10 минут нервного ожидания она все же встала со стула, подошла к деревянной двери в  отцовский кабинет, вопросительно глянув на секретаря. Аристова уже почти постучала, как вдруг ручка повернулась и в проёме неожиданно показался Константин Хенкин.        — О, здравствуй, Таисия, — улыбнулся он, пропуская своих коллег в такой же полицейской форме, что и у него. — Папу поджидаешь?        — Здравствуйте! — она неожиданно для самой себя как-то скукожилась под его добрым взглядом и в тайне хотела, чтобы Боря не успел рассказать своему отцу об их отношениях. — Да, вот караулю его, а он все никак не накомандуется.        — Ты тоже ко мне на совещание что ли? — рассмеялся Виктор Анатольевич, пожав всем коллегам руки и приобняв дочь.        — Да, только у нас выездное совещание с баскет-холле уже через двадцать минут, а нам ехать десять, — отчитывала отца Таисия и бросила ему в руки сумку со сменной одеждой.        — Не переживай, доедем за пять. Кофе не хочешь, Кость?        — Спасибо, ты лучше дочь не заставляй ждать, — хлопнул старого друга по плечу, и тот скрылся за дверью. — Как дела у тебя, Таисия?        — Все хорошо. А вы как? Вам тоже, как моим родителям, не терпится повозиться в земле на огороде? — хмыкнула она, надеясь, что дядя Костя не воспримет ее слова как обвинение за то, что они отбирают у неё парня на вечер.       Но нахмуренные брови Константина изображали скорее не недовольство, а недоумение.        — Да нет, как-то не торопимся, может к маю доедем до дачи. Сейчас как-то не до этого.        Теперь вопрос читался в глазах Таси. Боря же поэтому отказался от предложения Мела, он должен был поехать с родителями. Он соврал? Впервые соврал ей? Но зачем?        Аристова как можно скорее спрятала растерянность за резиновой улыбкой и кивнула:        — Это правильно. Может, как-нибудь сможете убедить в этом и папу? 

***

      Баскетбольный матч с папой закрыл все те дыры, которые прорубила в Тасе недельная социальная депривация. Они успели к началу, как отец и обещал, и все было весело, оглушительно и ярко… первые десять минут. С опозданием два пустующих места рядом с папой заняли Анжела и ее отец. Артем Бабич громко, в своей манере, удивился такой неожиданной встрече, конечно же, получив недовольные замечания в свой адрес от других болельщиков. Не стоит повторять слово в слово, какое именно мнение о них он озвучил, потому что очевидно цензурных выражений в нем не было. Анжела, которую скорее всего отец затащил на этот матч в обмен на какую-нибудь новую брендовую шмотку или новый айфон, не излучала даже отдаленно таких восхищенных эмоций, как Артем, а когда увидела Тасю, так вообще как будто захотела сбежать отсюда прямо через игровое поле. Они, конечно, обменялись коротким приветствием и даже улыбнулись друг другу, но в лице Бабич читалось что-то непонятное, такое глубокое недовольство и даже будто подавленная злость. Она просидела с каменным лицом всю игру, изредка хлопая голам, когда отец ее тыкал локтем, слава богу, что они сидели через двух отцов друг от друга. Ее кислое присутствие не испортило удовольствие от игры, но когда они прощались у машин на парковке баскет-холла, Анжела разлепила свои склеенные блеском губы и бросила напоследок: «передавай привет Мелу». Об этом инциденте Тася не стала пока говорить Рите, потому что сейчас они проводят время вдвоём с Егором, испортить им настроение из-за противной Бабич точно не хотелось. Она же определённо добивалась именно этого.        Наевшись пиццей, которую они с папой взяли по пути домой, Таисия лежала, укутавшись в кокон из тяжёлого одеяла и аристократично потягивала энергетик через трубочку. Ноутбук приятно грел живот, проигрывая третью серию какого-то нового русского сериала. Мама в гостиной привычно пела — нет, орала — своё любимое караоке, а папа время от времени разражался смехом над тем, как Альмира придумывает свои слова песен или берет смешную высокую ноту. Короче, идиллия.        Сериал стал лишь фоновым звуком, когда Тася уже в который раз за вечер возвращалась к мысли, чем же таким всё-таки занят сейчас Боря, что пошёл на обман? Он ничего ей не писал уже несколько часов. Устраивать ему истерики она не собиралась, тем более у неё было одно маленькое предположение, что он может придумать какой-нибудь сюрприз для неё, и она может испортить задуманное. Главное, чтобы через окно не полез — слишком высоко падать.        Он никогда не подрывал ее доверие, не давал поводов усомниться в нем, перестать ему верить. Он всегда был честен с ней, уважая ее моральный покой. Он словно тихая гавань, без волнений, без ветра, где она всегда может пришвартоваться и где ей всегда спокойно. Поэтому разве есть у неё хоть малейшая причина не верить ему?        Ритуля       Фотография       Ожидая увидеть на ней что угодно, хоть их с Мелом голых, лежащих на бильярдном столе, Тася нажала на уведомление. Лучше бы голый Егор.        Скрин сторис неизвестного Тасе инстаграма. Темно-каштановые кучеряшки она бы узнала даже со зрением -7, поэтому сомневаться в том, что это Ваня, не приходилось. Он лежал на груди девчонки, которая своё лицо не взяла в кадр. Лишь облегающая кофточка с открытым пупком с пирсингом в нем. Не так много Тася знает проколотых пупков, поэтому сразу написала:        Тася       Алина?        Ритуля       Ага       Горячий ноутбук теперь будто прожигал в ней дыру, и Таисия отбросила его на другой край кровати. Вывернула свой кокон, но жар все еще бил тело. Она даже приложила ладонь ко лбу, проверяя, нет ли температуры. В голове пульсировало, и вот она будто снова в том состоянии агонии, в котором провела несколько дней.        Почему каждый раз так колбасит? Ревновать Кислова — это то же самое, что плакать от боли после того, как приложила руку к раскаленному железу. Изначально знаешь, что прожжёт, но лезешь. Он ничейный, ничейный, ничейный, да, это так, но… то, как он прижимался к ее лбу своим, говорил, как с ума сходит из-за неё, по ней, благодаря ей; его слова «хочу, чтобы ты была со мной, не с ним»; то, как он искал в ней успокоения и утешения, когда в душе все рвалось на части из-за скорби по отцу. Тася видела во всем этом искренность, истинность, она не хотела даже сомневаться в нем. Знает, что это — не игра, не притворство, не какая-то глупая месть или самоутверждение. И она честно верила в то, что после всех этих открытий он станет… другим человеком? Разве чувства к одному человеку могут перекроить целый код другого человека?        И снова эта неизменная Алина. Она была ещё до Таси, их с Кисой первая встреча состоялась после их с Алиной секса. Она была и потом, он ходил к ней, она царапала его мотоцикл; она всегда где-то рядом. Сложно загадывать, но наверное Тасю бы не так сильно прибило, если бы на скрине была какая-то одноразовая девчонка, а не она.        Ритуля        Я сейчас с Мелом, потом поговорим об этом, ок?        Пожалуйста, не разъебывайся из-за него

***

      Телефон, лежащий прямо в руке Таси, завибрировал, медленно, но верно вытягивая по ниточкам из сна. Ночная подсветка была отключена, видимо родителями, и комната была погружена в уютный мрак. Ноутбук тоже был на своём привычном месте на столе, хотя Тася не поднималась с кровати. На часах было «02:04». Телефонная вибрация утихла, и она уже чувствовала, как приятно улетает в мягкое и неосязаемое, как каждая мышца тела проваливается и срастается с матрасом в одно целое, как в руке снова зажужжало. Снова приоткрыв лишь щелочки между век, Тася посмотрела на темный экран телефона. «Киса». Она раздраженно дважды нажала кнопку блокировки, сбросив звонок, и повернулась на другой бок. Прошло пару секунд, и завибрировал теперь весь матрас. Снова скинула. Пошёл нахрен, опять укурился, натрахался с грязными девочками и терроризирует Тасю. Но Ваня как обычно был настойчив — звонил без остановки. Тогда она отключила телефон, стараясь снова уснуть после такого обнаглевшего будильника.        Ей это почти удалось, как вдруг случилось то, чего не должно было случиться даже в страшном сне — в дверь квартиры постучали, и Тася точно знала, кто был их ночным непрошеным гостем. Она слетела с кровати и выскочила в коридор, когда стук уже затих и мама открывала входную дверь. Одно радует — папа, кажется, не проснулся.        — Ой, Ванечка, привет, а ты чего так поздно? — шепотом говорила Альмира, сжимая халат на талии. — Что-то случилось?        — Доброй ночи, теть Альмира, не хотел вас тревожить, но мне бы Таисию услышать. Она не отвечает… — так же негромко отвечал Ваня, но его бас подхватывало подъездное эхо.        — Мам, я выйду в подъезд, ложись спать, — из ниоткуда появилась Тася, ныряя в кроссовки и накидывая на плечи легкий тренч.        — Точно все нормально?        — Да, теть Альмир, не волнуйтесь, — Тася из последних сил сдерживалась, чтобы не треснуть его по кудрявой башке. У него-то всегда все в порядке.        — Папе… — не успела договорить Тася, как мама понимающе кивнула и пошла в сторону спальни, оборачиваясь на дочь и Ваню.        Таисия очень тихо захлопнула дверь и окинула парня яростным взглядом. И как мама не заметила его болты вместо глаз? Две бездны, страшные и стеклянно-пустые на бледном лице. Челка, касающаяся лба, была влажная, будто он вспотел от бега. Он был в той толстовке, которую Тася узнала на скрине. Он не скрывал своего довольства, что ему удалось-таки вызволить ее даже не только ответить, а лучше — выйти к нему. Киса с интересом разглядывал ее голые под тренчем ноги в коротких спальных шортах, хотел что-то сказать, наверняка слишком пошлое, но Таисия толкнула его в грудь и пошла по подъезду к лестницам на этаж вверх. Ваня поплёлся за ней.        — Ты в край ебанулся, Вань, у меня уже слов нет, — шепотом кричала она, срываясь на хрип. — Я, наверное, не просто так сбрасываю звонки, ты так не думаешь?         — Нет, я думаю, что если не отвечаешь онлайн, значит хочешь видеть офлайн, — нагло улыбался парень, облокотившись о перила и склонив голову в сторону.        — А о моем папе ты не подумал? Хочет ли он видеть тебя в два часа ночи у своей квартиры обдолбанным? Офлайн, — спародировала его бас Тася.        — Ну, прокатило же. Твоя мама —слишком хорошая женщина, чтобы накрывать нас, — Киса достал сигарету и не с первого раза зажег ее.        — Благодари своего ангела-хранителя, вот он действительно очень хороший, чего ты не заслужил, — Аристова скрестила руки на груди, чувствуя, как злость внутри не переставая бурлила.        — Тебе спасибо, Вась. Мой ангел-хранитель — это ты, — он выпустил красивое облачко дыма между ними и потянулся к ее руке, но Тася отступила на шаг назад.        — Не приплетай меня, я не собираюсь нести ответственность за твое безрассудство. Зачем ты пришёл? По существу.        Киса громко цокнул, стряхивая пепел с сигареты пальцем, и Тася заметила, как его руки снова била мелкая дрожь. Она потёрла опухшие из-за резкого пробуждения глаза.        — Ай, как грубо, Вась. Я хотел увидеть тебя, — его пустышки смотрели в ее глаза, сейчас кажущиеся тусклыми на фоне зелёных подъездных стен. — Ты сама говорила, что я всегда могу прийти к тебе.        — Но я не имела в виду приходить угашенным после потрахушек со своими не одноразовыми одноразками в два часа ночи. Ты злоупотребляешь моей добротой, — голос всё-таки сорвался с шепота. Такому барану, как Киса, нужно кричать, до него тихий тон не доходит.        — С чего ты взяла, что я у кого-то был? — от такой бессовестной манипуляции ей хотелось рассмеяться в голос.        — Если ты не подписываешься на своих девочек, то хотя бы изредка проверяй их соцсети, а то таким смазливым мальчиком всем дурочкам хочется похвастаться, — она невесело улыбалась, ещё больше распаляясь из-за его хладнокровия.        Ваня расплылся в красивой пьяной улыбке, и она прокляла все, на чем свет стоит, пусть хоть на трёх слонах и жирафах, за то, что сейчас, здесь, подъездный свет падает на него так, что хочется расцарапать себе кожу от зуда, понимая, что к этому нельзя прикасаться.        — Мной можно хвастаться? А ты бы похвасталась?        — Я же сказала, дурочкам. Я себя дурой не считаю.        — Нет, конечно, ты совсем не дура, Васенька моя, — он сделал сразу две затяжки, не отрывая взгляда от девчонки. — А это чё, типа ревность?        — Хватит использовать это местоимение в отношении меня, — на вопрос отвечать было опасно, потому что оба знали ответ.        — Хочу и использую. Ты не ответила на вопрос, — настаивал Киса, убрав влажные волосы назад, но они все равно ещё большим беспорядком вернулись на место. — Между нами ничего не поменялось, опять же, ты сама это сказала. Поэтому ты не можешь меня ревновать.        Он провоцировал, и это было настолько очевидно, что даже грустно. Нет, грустно было совсем не из-за того, что он прав.        Киса докурил, кинул бычок в банку из-под кофе и с вызовом запрокинул голову, оголяя острый кадык и… засосы. Вот теперь Тасю точно переклинило. Она, сдерживая гнев, отзеркалила его жест и ровно проговорила:        — Именно поэтому я сделала самый верный выбор, который никогда не заставит меня усомниться в верности.        И проскочила мимо Вани, сбегая по лестнице через две ступени. Он не сразу понял, что случилось, потому что не смотрел в зеркало и не видел отметин. Тасе оставался один лестничный пролёт до убежища, когда Киса вцепился в ее руку, останавливая. Она яростно пыталась освободиться, но теперь и в нем проснулась обида:        — Хороший выбор, говоришь? И хули тогда твой хороший выбор пиздит тебе, что с лопатой хуярит, а сам за три пизды мутняком занимается?        Тася прекратила попытки сбежать, но руку-таки высвободила. Нахмурившись, вперилась глазами в Кису, очевидно случайно проговорившегося. Что только не делает с людьми ревность и обида…       — Ты знаешь, где он?        Он недовольно отвернулся, потер шею. Засунул руки в карманы штанов.        — Ваня, говори!        — Территориально — не знаю, — неохотно сказал он половину правды. Она настойчиво смотрела на него, ожидая продолжения. — Ну, левак небольшой, хочет денег подзаработать.        — Что ещё за левак? — было очень плохое предчувствие.        — Ну, сопровождает груз.        — И давно логистами берут малолеток? Что за грузы такие? — Тася задаёт однотипные наивные вопросы, но иначе она ничего не узнает.        — Блять, Вась, если Хенкалина тебе не сказал, значит тебе не надо совать туда свой нос, — злился он, растеряв всю свою веселость и легкость. Его настроение постоянно скачет, как ненормальное, и Таисия к этому привыкла. Ей даже кажется, что это заразно, и она подвержена таким же перепадам, тоже становясь нестабильной.        Аристова, кусая губу до режущей боли, выглянула в окно, где фонари создавали желтые круги света сквозь грязное мутное стекло, раскрашивая влажный асфальт дорожками искусственно-ночных лучей. Хэнк далеко не глупый, он не безрассудный, но все же было очень тревожно. Такие ночные шабашки — это точно не про подзаработать на стройке, не про невинную доставку продуктов и даже не про какие-то ночные «бойцовские клубы», о которых в Коктебеле ходили целые легенды. Это точно пахнет нелегальщиной, даже разит, как невыносимой вонью жжённой резины. Тем более, если Киса в курсе. Он, конечно, не был замечен за чем-то хуже употребления, но что может быть страшнее? Если он употребляет на постоянной на основе, вот даже сейчас пьяно моргает и водит пустынным взглядом по подъезду и ней, то наверняка у него есть какие-то знакомые люди, кто может найти не самую законную работенку для 17-летнего парня.        Да и к тому же, Тася недоумевала, зачем ему срочно понадобилась какая-то подработка? Он как-то помогал маме по работе, и ему платили какие-никакие деньги, у него всегда было на карманные расходы, но зачем ввязываться в очевидно мутную тему?        — У тебя кровь, — кивнул Киса на ее губу.        Она вжала губы и почувствовала вкус сладкого железа.        Ваня разглядывал немногочисленные рисунки чёрным маркером и исцарапанные буквами краску подъездных стен. Усмехнулся, когда наткнулся на застывшую в крике человечески-инопланетную фигуру с прижатыми к пугающему лицу длинными руками.        — Для кого эти скримеры рисуют? Для бабулек, которые на последнем издыхании ебашут по лестнице, чтобы их точно от испуга сразу в больничку отвезли?        — Это типа «Крик» Эдварда Мунка. У нас тут снимал квартиру художник с Урала, странненький он был. Говорил, что бесцельно катается по России, питается самыми разными видами и нигде не останавливается больше, чем на месяц. Скорее всего, это он оставил автограф.        — Если честно, то хуйня он, а не художник, — Киса уселся на перила, не боясь, что из-за расшатанного сознания легко может полететь вниз по пролётам.        — Ну, почему? Это искусство, — она защищала честь мало знакомого художника-отшельника; он ей даже подарил брелок в виде «Чёрного квадрата» Малевича, который Тася до сих пор носит в связке ключей.        — Хуйня, а не искусство, — повторялся Ваня. — Знаешь, что для меня искусство?        — Удиви.        — Искусство — это целоваться с тобой, — Тася почувствовала, как жители ее груди, хрен знает, кто там, бабочки или светлячки, больно бьются о кожу, пытаясь добраться до него. — К великому сожалению, я искусства коснулся только раз.        — Вань…       — Понял тебя, Василёк, — нежно улыбнулся Киса, опустив голову.        От такого Вани, трогательного и тёплого, Тася с силой сжала холодный камень подоконника сзади себя, остужая вспотевшие ладони. Кому ещё задавать вопрос «зачем он это делает?», если ни она, ни он не могут внятно на него ответить?        — Иди домой, Вань. Проспись.        — У меня сна ни в одном глазу, — и в доказательство раскрыл свои чёрные глаза пальцами.        — Меньше принимать надо, — она оттолкнулась от подоконника, запахивая тренч. — Здоровым людям, как я, хочется спать в два ночи.        — Может тогда поцелуй в щеку? Сугубо для крепкого сна, — Киса спрыгнул с перил, тыкая пальцем в впалую щеку.        — Не наглей, — возмутилась она, спускаясь по лестнице. — Крепкий сон, я думаю, тебе сегодня обеспечили с головой.        — Так говорю же, это же даже не искусство! — шёл по пятам Ваня, заглядывая ей через плечо, как ребёнок.        — А ты попробуй его поискать хорошенько, например, с Алиной, — Тася тихо открыла дверь в квартиру, и Киса со сценической надеждой потянулся к ней щекой. Она щелкнула ему по лбу и попрощалась: — Крепких снов, Вань. 

***

      Репетиторов утром в воскресенье точно придумал дьявол. И, видимо, у Таси была слишком слабая защита от прислужников зла и ада, потому что в 10 утра не высыпалась в своей большой тёплой кровати, а пыталась вдолбить в голову события «Холодной войны» 20 века. Не настроенной на интеллектуальную работу голове было сложно ориентироваться в хронологии, поэтому Тася прибегла к любимой тактике ассоциаций. Так и запомнила: Борис Ельцин (читаем как Борис Хэнк) подписал с Джорджем Бушем (которого глубоко ненавидел Мел, поэтому Мел будет Бушем) декларацию о прекращении «Холодной войны» 1 февраля (в день рождения мамы) 1992 года.        Однако против этого занятия был не только полуспящий мозг Таси, но и ее телефон, который даже в режиме «не беспокоить» упорно продолжительно вибрировал в сумке, висящей на стуле. Репетитор понимающе кивнула, разрешая заглянуть в него, вдруг дом горит или что похуже. Но нет, это была всего лишь Ритка, сначала отправившая сообщений 10, а потом, не получив ответа, решив, что подруга ещё спит, была твёрдо намерена разбудить ее.        — Извините, я отвечу на звонок. Алло, Рит…       Не успела она поднести к уху телефон, как из динамика на весь кабинет раздался истерично-возмущённый голос Исаевой:       — Ась, твою мать! Почему ты не отвечаешь мне? У меня пиздец какие новости!        Тася заклацала кнопкой убавления звука и смущённо улыбнулась женщине.        — Рит, я у репетитора, давай перезвоню, как освобожусь?        — Бля, извини, малышка, просто я щас буквально взорвусь. Короче, жду тебя у тебя дома. Надеюсь, твой папа тоже там, — оглушительно чмокнула в динамик и отключилась.        — Ещё раз простите, — глубоко вздохнула Тася и бросила телефон на дно сумки.        Дома счастливая Рита наворачивала бутерброды с сыром за столом с Аристовыми, когда Таисия вернулась после мозговой дробилки с кучей домашних заданий и небольшой такой неуверенностью в том, что выучить всю историю России и Мира реально для подростка.        — …на веранде вашего ресторана можно было бы проводить какую-нибудь летнюю программу, типа артистов приглашать, а есть даже такая тема, как иммерсивный театр, и на берегу моря поставить какой-нибудь спектакль было бы просто обалденно!.. — вдохновленно делилась своими идеями Рита, видя, как заинтересована Альмира.        — Ты хочешь протащить туда Мела? — напугав подругу громким «Бу!» со спины, Тася начала играться с ее кудряшками. — Типа прямыми связями на сцену?        — Нет, это все пока на стадии задумки, — блондинка запрокинула голову назад, глядя снизу вверх на Тасю.        — Значит пока ещё вербуешь мою маму.        — Но мне идея правда понравилась, — Альмира ела дикий мед, вытаскивая прополис. Неприятная штука, напоминающая воск, но маме нравится. — У нас действительно на террасе довольно большое свободное пространство, да и театры люди всегда любили. Риточка, если тебе не сложно, накидай примерный план, может у тебя ещё что-то созреет интересное, думаю, мы сможем реализовать.        — Хорошо! — Исаева расцвела, и Тася погладила ее по голове, как послушного кота.        — Ну, все, я ворую у вас этого гения креативной мысли, мне она тоже нужна, — Аристова силком потянула из стола подругу за руку, а та успела зацепить конфету и потащилась следом.        — Как занятие, Таисия? — вслед спросил Виктор, до этого момента молча завтракавший.        — Все норм! — крикнула она, захлопывая дверь в свою спальню.        — А-а-ась, это просто пи… — Тася успела захлопнуть рот подруги ладонью, прежде чем она выскажется, как требует того ее душа, безо всякой цензуры.        — На децибел пониже!        — Ладно, — сквозь ее руку промычала Рита, и Таисия убрала ладонь, протирая ее о джинсы, потому что Исаева не преминула возможностью обслюнявить ее. — Угадай, что у нас было с Мелом вчера ночью!        — Фу, Рит, о таком не орут, как ошалелые, — Аристова съёжила лицо, будто ее подруга рассказывает о том, как она впервые переспала с Тасиным другом. Хотя нет, именно так оно все и было.        — А я буду орать! Мы с ним спали, занимались любовью, трахались! — последнее слово она произнесла беззвучно, лишь широко раскрывая рот, так, что любой театрал бы позавидовал такой пластичности лица.        — Несмотря на то, что ты мерзкая, я вас поздравляю, — засмеялась Тася, ложась на кровать. Рита легла рядом, но на одном месте улежаться не могла, поэтому ерзала на животе, жестикулируя.        — Мы остались одни на базе, и он где-то откопал несколько свечей, включил новые гирлянды, такие жёлтенькие, как будто Новый год. И как вишенка на торте — две бутылки вина, красного, моего любимого, он запомнил, мальчишка, — бойко перевернувшись на спину, она мечтательно уставилась в белый потолок с широкими узорчатыми молдингами. — И не смейся, но он прочитал мне стих.        Тася улыбнулась, гладя и почесывая руку подруги.        — Почему я должна смеяться? Это очень романтично. Я и не сомневалась в Егоре.        — Да-а… и самое главное! — Риту хватило ненадолго, и она вскочила, сев по-турецки. — У них с Бабич ниче не было!        — Оу, — лишь смогла промолвить Тася, действительно удивившись. Здесь нужно поражаться не рыцарству Мела, а такому уровню френдзоны, что при всем отсутствии моральных ценностей у Анжелы Егор за столько лет дружбы не удостоился хотя бы чего-то от неё, притом она всегда давала ему что-то вроде надежды. Тем более, что ходили всякие слухи, и немало, даже Тасе Бабич рассказывала о каких-то странных мальчиках ещё тогда, когда они дружили. Не хочется подвергаться мизогинии, но когда дело касается Анжелы, то все тщательно выстроенные и героически отстаиваемые целыми десятилетиями ценности феминизма рушатся на корню.        — Таким образом, я была у него первая, — с гордостью хмыкнула Исаева.        — Первооткрывательница, получается? Почти как Гагарин, — ткнула ее коленкой Таисия, сдерживая глупый смех.        — Не смей! Так называть! — грозно нависла над ней белая тучка, и Аристова ее опрокинула обратно на кровать.        — Буду! Мне нравится, — Тася оборонялась как могла от длинных ногтей Ритки, прячась за подушками.        — Фу, общение с Кисой тебе не идёт на пользу.        — Я тоже так считаю, но когда я его морожу, он в два ночи вламывается ко мне в квартиру, — подушка не помогала, и Тася завернулась в одеяло, а Рита села верхом на неё, лишая кислорода по бокам от лица.        — Ты серьезно? Вот идиот. А он точно тебя не кусает? Или может дебилизм передаётся через слюни?        В отсутствии кислорода смеяться было тяжело, и Тася скинула с себя легкое тело подруги, завернув ее в кокон и побросав сверху подушек, соорудив погост.        — И знаешь, что? Беда не приходит одна, он проболтался, что Хэнк меня зачем-то обманул, ни на какую дачу он не ездил. У него был «левак».        — Ночью? — справедливо усомнилась Рита, пытаясь выбраться из западни, но Таисия прижимала подушки.        — Ага, и я о том же. Сказал, что он сопровождал какой-то груз. Скажи, не вызывает доверия?        — Абсолютно.        — А ещё Бабич передавала привет Егору.        — Че-е, — взъерепенилась Рита, и теперь ее ничего не могло сдержать. Она, как мумия, вышла из-под земли и уставилась взглядом, выражающим чистейшее отвращение. Не хотела бы Тася быть врагом Риты, видеть такое в свой адрес — ужасно, наверное.        — Я тебе вчера не сказала, и слава богу. А то США всё-таки обогнали бы СССР с первым человеком в космосе, — Рита от души долбанула о голову смеющейся подруги подушку. — Мы на баскете вчера сюрпризом сидели с Анжелой и ее папой. Ну, она в общем корчилась, а на прощание сказала: «передавай привет Мелу».        — Я ей передам. Такой привет, прям из космоса, желательно метеоритом в ее пустую башку, — ругалась Рита, а Тася смеялась от души.       — Ладно тебе, Гагарин, ты все равно уже вне конкуренции.        Повалявшись ещё с полчаса, собрались-таки и выдвинулись на базу через кофейню, где Рита постоянно берет какие-то авторские напитки с матчей (мочой — с кисловского языка). Гена, похоже, впал в спячку, а Мел присоединился к девочкам на полпути. Хэнк не появлялся в сети со вчерашнего вечера, что правда пугало, особенно после мутных объяснений Кисы, что ему «всего-то» нужно сопроводить машину. Но в ситуации, на которую ты никак не можешь повлиять, когда телефон Бори из раза в раз произносит, как заведённый: «абонент временно недоступен, пожалуйста, перезвоните позднее», остаётся лишь сохранять спокойствие и рассчитывать на то, что парни знают, что делают.        Как знак для Кислова Таисия сразу, как пролезла в дырку в заборе базы, выложила сторис ярко сияющего солнца на фоне заброшенного АН-24, что означало: не смей здесь сегодня появляться. Ваня всё-таки притворяется тупым, потому что почти сразу просмотрел ее и ответил: «понял».        Замок на дверях базы неожиданно оказался открытым, и они втроём переглянулись. Веселое настроение, которое преследовало их последние полчаса, в момент растворилось. Она же не давала поводов папе для того, чтобы он направил к базе полицию? Потому что он может. Или это всё-таки из-за того, что Бори нет половины суток? Та его шабашка оказалась подставой, чего Тася и страшилась? Сердце необоснованно громко билось, когда Мел первый открыл скрипучую дверь.        — Хэнк, ты девчонок напугал чуть ли не до обморока! — засмеялся он, пропуская спрятанных за его спиной Тасю и Риту.        Таисия выглянула и успела увидеть, как Боря, тоже испуганный их неожиданным присутствием, наскоро спрятал что-то небольшое в карман рюкзака.        — Ага, у тебя у самого тоже были болты! Сам не меньше трусил, — возмутилась Исаева.        — И вам привет, — усмехнулся Боря, бросив рюкзак на диван и подойдя к друзьям. Одет он был в то же, что и вчера, а под глазами залегли синяки. По нему всегда было легко считать, когда он спал мало или не спал вовсе — это была особенность его кожи. Вот и сейчас Таисия с уверенностью могла сказать, что Боря не был дома, не сомкнул за всю ночь глаз и чудесным образом ещё уверенно держится на ногах.        — Ты уже приехал с дачи? Так рано? — спросила Аристова, получая тёплый сонный поцелуй в щеку.        — Ну, да. Вот, только что, хотел вам писать, а вы опередили, — уже не так внятно отвечал он, стараясь отвлечь от расспросов поглаживаниями по ее спине и плечам.       — А чего телефон отключён был? Я волновалась.        — Зря волновалась, — он убрал ее волосы за спину и пощекотал шею. — Зарядку забыл взять, а дома не зарядил телефон.        — Ну, ладно, — Тася села на диван и, хлебнув сладкий кофе, ровно сказала: — Зато буду знать, что в следующий раз, когда ты поедешь на свои незаконные ночные подработки, звонить тебе бессмысленно.        Повисло тяжелое молчание. Таисия не отрывала взгляда от своего опешившего парня, но боковым зрением видела, как Рита через несколько секунд ступора взяла Мела за руку и повела к выходу.        — Мы пофоткаемся на крыле самолёта, ок? — аккуратно сказала Исаева, очевидно не дождавшись ответа.        — Откуда ты знаешь? — оттаял замороженный Хэнк, совершенно серьезно смотря на девушку, которую так по-глупому обманул. Знал же, что она ненавидит ложь, что ей это сильно не понравится, но все равно соврал.        — Ваня сказал.        Кофе в ее руках был совсем уже холодный, нисколько не грел обветренные руки, да и от него стало как-то дурно, что бывает очень редко. Возможно, кофеин вперемешку с мгновенным стрессом запустил в организме что-то вроде маленькой панической атаки. Поэтому Тася убрала его на пол у дивана.        — Ваня, — недобро ухмыльнулся Хэнк, покачав головой. — Вот сука.        — Если ты собираешься выяснять с ним отношения, то не забудь и про своего папу. Он вчера приходил к моему, и мы встретились. Он, как и я, не знал, что у тебя срочные полевые работы.        Хенкин яростно потёр шею, разминая ее до хруста позвонков. Он злился, но злился на самого себя. Предполагал же такое развитие событий. Он выглянул в окно, где на крыле самолёта из люка Мел поддерживал за руку Риту.        — Борь, скажи честно, где ты был?        Хэнк обернулся к девушке. Тася скинула свои кроссовки и с ногами забралась на диван, обнимая колени. В белом вязаном свитере с горлом она была ещё мягче, чем обычно, и ещё красивее с крупными кудрями-волнами. Пальчики в розовых носках поджались, и он бы улыбнулся, если бы не ее грустные темные глазки, жмурящиеся от солнца, запрыгивающего через окно, пытающегося развеселить этих невеселых людей.        — Тась, все в порядке…       — Ты сопровождал машину с наркотой? — прямо спросила она.        Он хотел начать отнекиваться, попытаться выдумать новую ложь, но передумал. Засунув руки в карманы брюк, он устало вздохнул, молча говоря «да».         — Тась, я знаю, когда и какие планы проводятся, я давно знаю, где у бати искать эту инфу, я знал точно, что это верняк, что все будет спокойно… — оправдывался он, смотря, как с каждым сказанным им словом она будто угасает, голову опускает на колени и смотрит в пол. — Им самим было невыгодно кидать меня, я же сын мента, они это знают…       — А на телефон почему не отвечал?        — Они мне дали кнопочный, а свой я оставил тут, на базе, чтобы проследить в случае чего не могли.        Значит, он прятал телефон, когда они застали его, а на базу он пришёл за своим, и они абсолютно случайно встретились. Ну точно Хенкин был рождён под невезучей звездой.        — Борь, ты же все сам прекрасно знаешь… знаешь, что для меня это значит… — негромко говорила она, но на слёзы, благо, не пробивало.        — Да, я знаю, Тась, — Боря сел у дивана, коснувшись ее руки, будто она могла когда-то ее отшвырнуть. — Прости, я поэтому не говорил, чтобы ты не переживала…       — Но, Борь… зачем тебе это? Зачем тебе столько денег? Зачем так безрассудно соваться туда, за что тебя могут засадить лет на 7 в лучшем случае?        Он просто покачал головой: «не скажу» и погладил ее по щиколотке. Хорошо, что она не читала нотации о том, что эти деньги грязные, проклятые, заработанные чужой кровью и жизнью.        — Пожалуйста, скажи, — умоляла она, склонив голову к нему. Ее кудри щекотали его нос, но он никогда бы их не поправил. — Зачем?        Он поднял глаза на нее, понимая, что не сможет молчать, когда она так смотрит. Он может беспрепятственно врать отцу, может бессовестно обманывать мать, может придумывать отговорки для Оксанки, но Тасе он не может врать хотя бы потому, что чувствует гигантское, необъятное чувство вины. Он знал, что для нее эта тема больная, пролитая слезами, оставленная рубцами и шрамами на ещё не окрепшей детской психике, и понимал, настолько это может быть больно, когда любимый человек возвращает тебя в этот темный омут. Он не хотел этого для Таисии, но делал это все же для нее.        — М? — она ткнула пальчиком в его ладонь.        — Я хотел… сделать тебе сюрприз на 18-летие, — неохотно признался он, понимая, что никакого сюрприза теперь не будет.        — Какой?        — Помнишь, ты говорила про Францию?        — Нет, Борь, ты чего? Зачем… — не веря, захныкала Тася, схватив его ладонь.        — Я хотел, чтобы мы там встретили твой день рождения. Ну, или позже, если бы ты захотела отметить с семьей или Риткой или со всеми нами…       Она прижала его к себе, проводя руками по его грязным волосам, шее, горячей и покрасневшей от волнения, и поняла, что не заслуживает его и никогда не заслужит. Он — все для нее, она же…       — Тась, ты чего шмыгаешь…       Хенкин взял ее за лицо, но она не могла найти в себе силы смотреть на него, будто она не имеет на это права, будто не достойна этого. Одним своим грязным, грешным взглядом может очернить его светлое сердце. Она не заплакала, даже когда поняла: это тот самый момент. Момент, которого она избегала, боялась, не хотела, чтобы оно стало правдой, чтобы не выбиралось дальше ее страшных снов. Она вся будто окаменела. В груди было так больно, но она не смогла выпустить эту боль наружу. Она отвернулась от Бори, почувствовав, как щеки похолодели из-за отсутствия его тепла.        — Что случилось? Таись… — он не понимал, что происходит, что ему нужно сделать и стоит ли ему тревожить ее сейчас.        — Борь, прости… — в горле было горько и больно, будто вот-вот будет приступ тошноты. — Это все из-за меня…       — Нет, ты чего, выброси такие мысли, — Хэнк сел рядом, прижал ее к своей груди, целуя ее волосы. — Я сам захотел сделать такой подарок, но проебался с средством достижения, это только я виноват, это только я идиот последний…       — Нет, Борь, ты не можешь так рисковать из-за меня, — она старалась говорить внятно. — Я не заслуживаю этого всего, и тебя тоже.        — Как тебе это в голову пришло? Ты не…       Много лет бок о бок, рука об руку, она всегда за ним — и Хэнк смог считать с ее лица что-то очень странное, не похожее на неё. Он понял, что есть что-то ещё.        — Что случилось, Тась? — испуганно спросил он, не шевеля рукой, в которой лежит ее ладонь, чтобы она не опомнилась и не убрала ее.        Она зажмурилась, стараясь насильно успокоить сердце. Какого хрена она вообще думает о своём сердце? Это его, Бори, сердце сейчас разобьётся!        Таисия открыла глаза, посмотрела на него, но не выдержала и снова посмотрела прямо перед собой, сквозь скрипучий пол базы.        — Я не могу так. Это происходит уже давно, а я не могу позволить этому продолжаться. Не могу позволить, чтобы мы были вместе…       — Что случилось? Ответь.       Она слышала своё сердце везде: в горле, в ушах, в желудке, в губах; оно сходило с ума, наверняка норовя довести себя до самоуничтожения, чтобы наконец в секунду остановиться навсегда. В носу так сильно защипало, что глаза в миг намокли. Ее трясло, будто вкололи адреналин, она видела, как ее волосы вздрагивают от рваного дыхания. Она быстро заморгала, и ее сухие губы всё-таки признались:       — У меня есть чувства… к Ване.        Она не видела, но почувствовала, как его голова дёрнулась, будто ему всадили пулю в затылок. Он молчал и не двигался. От его тела все ещё исходило тепло, которое душило Таисию, но не способное согреть ее ледяные руки.       Тася повернулась к нему. Напротив неё было каменное, лишенное жизни лицо, будто какой-то робот, какая-то машина аккуратно сняла скальпелем с Бори его кожу и пересадила себе, без шрамов и швов. Робот лишь один раз моргнул, все ещё смотря куда-то в район живота Таисии, и молчал.        — Я думала, оно уйдёт, думала, может это просто помутнение… — глупо объясняла она, не понимая, нужны ли эти слова Роботу.        Ответом на ее слова он всё-таки убрал руку, лежащую в ее ладони, слабо сжал ее и разжал, будто старался возобновить остановленный в теле кровоток.        — У вас что-то было?        Вена на его шее бешено воспалялась. По рукам шли мурашки , и Робот резко потёр их. Тася кивнула.        — Один поцелуй. Когда он похоронил папу.        Хэнк ссутулился, уронив локти на колени и сжал затылок — место, куда выстрелила Тася. Один плюс всё-таки есть: сердце пока цело. Она закрыла рот трясущейся ладонью, мазохистки смотря на Борю. И сказала самое тупое, самое бесполезное и бессмысленное, что могла:       — Прости меня.        Он никак не отреагировал на шум. Так и сидел и сжимал голову. Таисия посмотрела в окно и увидела, как Рита в эту же секунду посмотрела на неё с крыла самолёта, грустно покачивая ногами в нескольких метрах над землей.        — Я подозревал, — вдруг глухо прохрипел он и откашлялся. — Что-то чувствовал… вы перестали встречаться в одной компании, ещё и этот тупой сон… и ты не ответила мне вчера, когда я сказал, что люблю тебя.        Таисия вцепилась холодными пальцами в свои плечи. Озноб не проходил.        — И я видел, как ты смотришь на Кису. На меня ты так никогда не смотрела.       Хэнк глотает вязкую слюну, будто через силу, но, наконец, оборачивается к ней. Смотрит через плечо, так, что половины лица не видно. У него сейчас были самые страшные глаза, которые она когда-либо видела. Ярко-голубые, с красными от не пролитых слез и бессонной ночи слизистыми. А страшнее было, что такие светлые глаза, которые можно сравнить разве что с ангельскими, сломала она, Таисия, собственными же руками. Разбила его чистые голубые стекляшки, окрасив все в красный.        — Я никогда не хотела сделать тебе больно. Я всегда любила тебя. Ты всегда был у меня на первом месте, с первого класса.        — И ты у меня, — Хэнк грубо стёр с щеки слезу и снова посмотрел ей в глаза. — Ты хочешь быть с ним?        — Нет, не хочу, — совершенно честно призналась она.        Вдруг Боря присел поближе и взял Тасю за руку. Даже не просто взял, а вцепился, с непонятно откуда взявшейся искрой надежды глядя ей в глаза.        — Тась, это может звучать очень хуево, но я… прощу. Возможно, будет сложно, но я буду стараться, — он как психопат целовал ее руку, а Таисия, отрицая, качала головой, совсем не понимая, что происходит. — Просто скажи, что мне сделать, чтобы ты его разлюбила? Я буду пробовать… только чтобы ты осталась…       — Нет, Борь, — она испуганно, но мягко отвела его лицо от ее рук. — Я хочу только, чтобы ты не страдал. Чтобы не был со мной, с той, кто не ценит…       — Разве я сейчас не страдаю?        Она рвано выдохнула.        — Лучше сейчас, чем на протяжении многих лет.        Хэнк в последний раз посмотрел в зелёные глаза. В них были очертания светящегося позади него окна, но в них не было самого Бори. В этом есть какая-то ирония.       — Понял, — он погладил девичью руку и с тяжелым сердцем встал с дивана. Наверное, если заглянуть под него, среди пыли и завалявшихся этикеток от конфет можно было найти его сердце. Возможно, не целое, но может можно его как-то склеить? У кого-то кроме Таси есть нужный клей? — Спасибо тебе за честность и за… то время, которое ты была со мной. Если ты не против, то мы могли бы встретиться через пару дней, когда я… приду в себя.        — Конечно, — она активно закивала, тоже вставая с дивана.        Хэнк надолго приложился губами к ее виску, а потом взял рюкзак и ушел. 

***

      — Я с тобой сяду, — полупустая сумка Риты со стуком приземлилась на парту рядом с Кисой.        Мел, как чуть более одаренный ученик, был в другой группе по английскому, поэтому Рите было скучно сидеть среди одноклассниц, с которыми она не очень-то дружна. Киса, конечно, не лучший клоун, но хотя бы вызывал больше положительных эмоций.        — Я понимаю, Ритуль, что это лакомое местечко для сна, за спиной Толстого, но Хенкалина не захочет с тобой делиться им.        — Его не будет.        — С чего это? Откуда знаешь?        — Знаю и все.        Ваня кинул свой телефон на стол. Все равно ничего интересного там не происходит.        — Я мог понять проебанную географию и биологию — сам пожалел, что пришёл. Но даже если бы Хэнк захотел отоспаться, то к 3 уроку он бы точно пришёл. Че с ним?        — У него уважительная причина.        — Че это за уважительная причина, о которой знаешь ты, но не знаю я?        Рита многозначительно глянула на него и молча вперилась в телефон.        — Ритулечка, — Киса опустил задранную на стул ногу и сел поперёк, со скрипом придвинув стул одноклассницы. Рита недовольно посмотрела на него и фыркнула, когда он отобрал ее телефон и заискивающе покрутил ее кудряшку. — Скажи-ка мне, какие такие секреты у вас с Хенкиным?        — Нет никаких секретов.        — Тогда говори, — грубо пробасил он.        Исаева нервно съела почти всю помаду на губах и пыталась найти помощь в одноклассниках, но все были заняты своими делами. Ладно, она лишь молилась, чтобы Тася не обиделась на неё за то, что она собиралась сделать. Киса все равно узнает об этом, и нет разницы, от кого, потому что Аристова точно ему не собиралась говорить.        — Они с Асей расстались, — негромко призналась она.        Рука Кисы замерла на светлых волосах. Он молча смотрел на Исаеву, не выражая никаких эмоций. А это в случае Кислова было страшнее всего. Она поняла, какой хуевый план зародился к его кудрявой голове.        — Только не…       Не успела Рита закончить мысль, как он уже схватил так и не открытый рюкзак и вскочил со стула. Исаева отодвинула свой стул, преграждая ему дорогу собой.        — Киса, не делай то, о чем я думаю. Оставь ее.        — Ритуль, не заставляй меня злиться.        У него перед глазами уже была только Тася. Бежать, бежать к ней сломя голову, лететь на мотоцикле, надеясь лишь на одного Бога, чтобы на перекрёстке на его красный знак светофора не пролетела машина. Но Рита не давала прохода и даже потянула его за толстовку, пытаясь посадить на место. Конечно, тщетно. Поняв, что подруга будет защищать до последнего Аристову, он перелез через парту, с грохотом столкнул мешающий стул и выбежал из класса под ничего не понимающие взгляды одноклассников. Рита в ту же секунду вылетела вслед за ним.        — Киса! Стой!        Он ожидаемо даже не оборачивался. Быстрым широким шагом летел по коридору через немногочисленных школьников.        — Блять, Киса!        Он уже успел добежать до лестничного пролёта, сбегая по кривым бетонным лестницам, как вдруг Рита, оставшаяся сверху, крикнула:       — Если не выслушаешь меня, я позвоню ей и скажу, что ты идёшь к ней, и тогда ты ее точно не найдёшь.        Сработало. Киса остановился, запрокидывая голову к пожелтевшему потолку. Рита спустилась к нему, скалясь на зевак, которые захотели погреть уши, схватила за руку друга и повела к дальнему подоконнику, вокруг которого никого не было из-за строгой училки, много лет ухаживающей за зелёным уголком комнатных цветов. Ваня покорно занял предназначенное ему место, но нервно теребил лямку рюкзака, почти волочащегося по грязному школьному паркету.        — Вань. Я тебя правда люблю, ты мне очень дорог как друг, — мягко начала Рита, разглядывая раньше не виданные в нем изменения. Всё-таки Тася сильно влияет на него, вопреки его же воле. Возможно, он и сам об этом не подозревает.        — Но? — тяжело вздохнув, Киса плотно сжал губы.              — Дай ей быть с тем, с кем она будет счастлива.        — А я не тот? Она была с Хэнком, но рассталась. Скажи, это же была ее инициатива? — жадно спрашивал он, пытаясь в подруге найти немой ответ. И нашёл.        — Ты не тот. Ты не можешь ей этого дать.        — С чего такая уверенность? — Киса снова закипал.        — Дай мне договорить! — повысила на него голос Исаева, и тот бросил-таки на пол рюкзак, показывая, что будет стоять до талого. Какой он всё-таки вредный. — Ты хочешь ее сейчас только потому, что она не твоя. Она станет тебе неинтересна, когда добьёшься ее. Она тебе нужна только для того, чтобы она находилась рядом с тобой и не бросила тебя. Она для тебя только как спасательный круг, чтобы ты совсем не утонул в своей зависимости. Ты же видишь, как она страдает. Оставь ее в покое. А ты травись дальше.        Щеки Кисы покрылись красными пятнами от злости, но он не посмеет наорать на свою подругу. Даже если она не права.        — Она страдала, когда встречалась с тем, кого не любила.        — Она любит Хэнка, — слабо возразила ему Рита, выравнивая дыхание после эмоциональной речи.        — Но не так, как меня, — без тени сомнения парировал он, потому что понимал, что Рита и сама это знает.        — Она тебе не признавалась в любви.        — А я все равно знаю.        — Это нездоровая любовь, — в последний раз она попыталась возразить ему.        — А любовь в принципе здоровой быть не может. Человек так устроен. Я ее люблю, а она любит меня. Этого мне достаточно.        Исаева побеждённо опустила плечи, всем своим видом показывая: ты свободен, Киса, можешь идти за ней. Я не смогу достучаться до тебя и переубедить.        — Ритуль, — Кислов пощекотал щеку подруги, и когда она недовольно отвернула лицо, потянул в тёплые объятия. Положив подбородок на ее светлую макушку, он почувствовал, как она слабо зацепилась ноготками за его кофту, отвечая на ласку, несмотря на обиду. — Ты — лучшая девушка. Ну, после Васьки и мамы, конечно, уж извини.        — Ты причинишь ей много боли, — обессиленно прошептала она в его плечо.        — Тш-ш-ш, — Ваня лишь погладил блондинистую голову и чмокнул в лоб перед тем, как схватить рюкзак и сбежать по лестнице вниз. Не отрицая, почти признавая, что Рита права.