пути Господни

Назар вёл Марка, который еле сдерживал равновесие, в свою квартиру, испытывая при этом удивительное чувство тревоги. Каждый шаг давался тяжело: пьяный смех, который когда-то звучал радостно, сейчас стал похожим на дьявольский шёпот. Как колесо, катящееся под уклон, Назар понимал, что сейчас они не просто идут домой — он берёт на себя бремя, которое это неравное отношение принесло. Когда они наконец остановились у двери его квартиры, Назар столкнулся с её привычной весомой тишиной. Он открыл дверь, и сладкий, но тяжелый воздух с запахом старых книг и каких-то ароматизаторов сразу наполнил его легкие. Просторная комната была украшена побеленными простыми обоями, которые всё еще не теряли своей белизны, несмотря на всё прошедшее время. Но сейчас вся атмосфера, которая всегда его успокаивала, казалась ему обманчивой — особенный уют оказывал странное давление. — Почему ты постоянно лезешь ко мне с этой заботой? — раздался не громкий вскрик Марка, когда Назар, стараясь быть осторожным, стал проталкивать его в дом. — Лучше бы ты вообще пропал из моей жизни, со всем этим «учись, давай помогу»! Иди ты нахуй, Назар Юрьевич. Слова Марка были как острые ножи, врезавшиеся в ауру тихой ночи. Назар почувствовал, как его грудь сжалась, а горло пересохло от недоумения и ярости, но он всё же не отвечал. Вместо того чтобы накинуться с чувством несправедливости, он лишь покачал головой, вдыхая поднимающийся гнев. Каждый еле сдержанный гнев и ненависть Марка на их пустую комнате, наполняя её чем-то невидимым, но внутренне сильным. — Я не твой враг, — тихо произнёс Назар, стараясь сгладить остроту слов. Он надеялся, что хоть что-то его услышит, но неадекватный Марк был слишком далек от того, чтобы увидеть смысл. Словно цель его существования оказалась в том, чтобы выместить всю ненависть, что накопилась в его сердце. Назар метнулся к кровати, сделанной с такой же аккуратностью, как и всегда: подушки аккуратно разложены, одеяло — с пёстрыми узорами, которые всегда поднимали настроение. Но сегодня вся эта красота не имела значения. Посмотрев на Маркула, который сжимал кулаки, Назар чувствовал, как стыд и обида проникают в его душу, но ненависть, исходящая от Марка, не оставила места для боли. — Ты не понимаешь, просто прими это, Марк, — произнёс Назар, когда уже почти уложил его на кровать. Этот жест предвещал только доброту, но именно такая доброта сковывала Марка, как цепи, прокладывающие его к сумрачному углу. Назар знал, что сейчас, когда он рядом, ему следует сразу отпустить все негативные эмоции, но как раз в этот момент они вспыхнули, как огонь, заполнив комнату странным теплом, которое бросало вызов уюту. — Убери руки, — прошипел Марк, и его голос раздавался, как раскат грома. — Ты — единственное, что я ненавижу, и твоя «забота» — лишь очередная попытка меня контролировать! Назар свернулся внутри. Весь этот поток ненависти, обращенный к нему, был противен, хоть и не удивил. Он потянулся, накрывая полу заснувшего школьника одеялом, а его сердечные порывы были не такими простыми, как это могло показаться. Назар понимал, что гнев Марка был не просто направлен на него; это был его способ справляться с миром и с собой, болотами, в которые он вляпался, сам себя уничтожая. И в то время как он собирался сказать что-то в ответ, слова не находили выхода, забиваясь обратно. Марк закрыл глаза, лицом к стене, отчётливо выразив свою неприязнь. Ему, казалось, было всё равно на то, что делал Назар: слова о заботе, о поддержке — всё это вызывало лишь ещё больший гнев. Назар на мгновение замер, ощущая, как внутри у него смешиваются сплошные чувства: стремление помочь и, в то же время, желание просто отстраниться от этой ненависти. Казалось, время остановилось. В комнате стояла тишина, прерываемая только глубоким дыханием Марка, полным ярости и одиночества. Назар стоял без движения, понимая, что выбранный им путь был единственным — оставить Марка в покое. Но его собственная готовность принять эту ненависть была тем, что отличало его от других, позволяло ему чувствовать всю сложность этого вечера. Он выждал, чтобы оставить пространство для слов и чувств, которые в тишине могут сами прорасти, принося мир и понимание. И в этом сомнительном свете, среди сколько-то ненависти и боли, он всё еще оставался стоя возле Марка, не понимая за что с ним так. Сквозь занавески, мягко раскачивающиеся под утренним светом, утром в квартиру Назара пробралось первое сияние солнца. Он тихо проснулся на диване, почувствовав щипки усталости в мышцах. Ночь была долгой, он часто вставал, чтобы проверить, как спит Марк, и эти прогулки по комнате только разбудили его собственные внутренние тревоги. Назар опустил взгляд на свои руки, которые оставались чуть теплыми от одеяла, но теперь, когда утро пробуждало мир, он понимал, что пора собираться на работу. Внезапно он ощутил, как во рту вновь пересохло от усталости. Назар встал, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить младшего, и с лёгким покачиванием шагнул в кухню — нужда в кофе тянула его вперед, обещая немного поднять уровень энергии. На кухне он быстро принялся за дело: чайник, ловко заскользивший по столу, наполнился водой. Назар чувствовал, как его нервы снижаются, когда он замешивал на плите, слыша звуки нагревающейся воды. Это были такие простые, даже обыденные моменты — однако в них пряталась помимо рутинных действий небольшая радость. Каждый раз, когда Назар проходил мимо комнаты, он не без волнения заглядывал внутрь. Марк всё ещё спал, его тело мирно лежало на кровати. Свет, пробивавшийся сквозь занавески, падал на его лицо, подчеркивая спокойствие черт — такие моменты, хотя и трудные, всё же теряли себя в глубине его души. Назар остановился, замирая в этот момент. Он очарованно смотрел на школьника, чувствуя, как его сердце замирает от нежности. Марк казался таким уязвимым, как никогда. Обнаженная рука, чуть свисающая с кровати, дышала наивностью, хоть и была покрыта непонятными татуировками. Назар не мог не улыбнуться: в этот миг все проблемы и ссоры, наполненные недопониманием, казались слишком далекими и незначительными. Все, что он хотел, — это чтобы Марк был счастлив и в безопасности, даже если это означало, что ему будет безразлично какую-то часть дня. Заварив кофе, Назар вернулся в комнату, подсев поближе к стене, и тихо вздохнул, наполняясь надеждой. Он понимал, что еще не всё потеряно. Утро и новый день обладают свойством очищать, вдохнув в их жизнь свежие возможности. Сложные разговоры, которые им еще предстоит провести, кажутся менее пугающими, когда смотришь на Марка, спящего, как ребенок. Назар с тем облегчением, что он подсовывал себе, ощущал, как холод успеха и предстоящих трудностей уходит, отступая на второй план. Пока кофе наполнял его организм бодростью, Назар воспользовался моментом, чтобы привести свои мысли в порядок. Он чувствовал, что Марк, возможно, когда-то увидит, что забота — это не знамя контроля, а просто выражение..беспокойства? Эти размышления, хоть и вкрапленные слезами и страхами, принесли смысл в его внутренний мир. Прошло немного времени, и Назар, поднявшись, начал одеваться. Небольшая утренняя рутина воспринималась как целая симфония уединения. Он смело потянулся к шкафу и выбрал светлую рубашку, аккуратно заправляя её в джинсы. Оборванный взгляд на часы напомнил о том, что время бежит быстро. Он поймал себя на том, что рассматривает свое отражение в старом зеркале; его нерешительное выражение лица напоминало о том, что нужно оставаться сильным. Наконец, когда он собрался, готовый шагнуть в день, его взгляд вновь упал на Марка. Он не хотел оставлять его без небольшого прощального слова. Назар подошел к кровати, присев на край, стараясь не потревожить младшего, его сердце наполнилось нежностью. — Удачного дня, Марк, — прошептал Назар, ощущая себя ведуном в этом хрупком сюрреализме. — Пусть ты ничего не понимаешь, помни, что я всегда рядом. Это было, словно прощальное обращение в светлый мир; его слова были простыми, но наполненными смыслом. Назар снова встал, и, пьянствуя от всех этих собственных чувств, он вышел из комнаты, наполняясь легким присутствием надежды и веры. Утро прорывало свои первые лучи света сквозь еле приоткрытые шторы в комнате Назара. Марк медленно открыл глаза, моргая от неожиданного блеска. Его голова раскалывалась от похмелья, а воспоминания о предыдущем вечере смутно проскользнули в сознание, всё ещё скрытые в тени. Он легко поднялся с кровати и огляделся. Квартира Назара была небольшого размера, но каждая деталь в ней несла отпечаток уникальности и уюта, который с самого начала притягивал Марка. Стены были покрашены в белый, придавая пространству ощущение спокойствия. На полу лежал пухлый ковёр с серыми и синими узорами. Чистота квартиры поразила Марка — всё было аккуратно расставлено, на своих местах. Взгляд его упал на кухню, где стояли чашки, стараясь выглядеть скромно, но, вероятно, с заботой. Солнечный свет, пробивавшийся через окно, создал позолоченные тени от посуды и разложенных книг. Его внимание привлекли шторы с легким узором, которые легко развевались на лёгком утреннем ветру. С трудом вставая, он дошёл до стены, где были развешены старые фотографии. Они выглядели как целая история: Назар с мамой в детстве, запечатлённый на ярко-синем фоне лета, среди зелени, с озорной улыбкой на лице; потом его друзья, смеющиеся на праздниках. Марк встал ближе, надеясь внять той ностальгии, что исходила от кадров. Изображение смущённого, чуть неуклюжего подростка с тортом и свечами на столе буквально кричало о счастье, а рядом стояла его мама — с гордостью обнимающая его. Пройдя через другую часть комнаты, Марк остановился у полки, на которой были выставлены медали и грамоты. Их было несколько — от школьных спортивных достижений до полноценных медалей за соревнования по теннису. Марк бы никогда не подумал, что Назар занимался таким. Глядя на даты в медалях и грамотах, было понятно - занимался не меньше десяти лет. Каждая медаль отражала чей-то труд и преданность, и воссоздавала образ Назара как человека, который всегда стремится к лучшему, не упуская шанса выделиться. Марк начал чувствовать усталость, но любопытство всё ещё влекло его. Он продолжал двигаться по квартире, пока его взор не упал на небольшой деревянный стол, на котором лежал дневник Назара. Тонкие страницы с мягкой обложкой манили его, как будто сама книга приглашала заглянуть в самые уголки души хозяина. С любопытством и беспокойством он подошёл ближе, и, взяв дневник в руки, осторожно открыл его. Первые страницы были исписаны аккуратным почерком, явно полным размышлений и переживаний. Назар описывал свои мысли о школе, о своих мечтах и страхах, размышляя над тем, как важно быть рядом с близкими. Марк прокручивал строки, и чем дальше он продвигался, тем больше смыслов наполняло его сознание. Но вскоре заметно изменился вектор. Назар начал описывать отношения — их развитие сроками и чувствами. Марк, углубляясь в чтение, вдруг нахмурился. Никак не мог поверить своим глазам, когда строки отошли от общих тем и начали описывать другого человека, парня, с которым Назар проводил время. И с каждым словом он чувствовал, как его сердце сжимается от неожиданности. Эти страницы процветали откровениями об эмоциях, которые Назар испытывал по отношению к своему возлюбленному, о том, как они встречались, делили минуты, и как расценивалась каждая такая встреча. Согнувшись над страницами, Марк каждый раз чувствовал, как в нём нарастает смешанное чувство удивления, зависти и легкой печали. Он не знал, как реагировать на эту информацию. Дневник явно отражал всё то, чего Назар боялся или не хотел показать. В этом стане уязвимости было что-то красивое, но одновременно и болезненное. Не в силах себя сдержать, Марк закрыл дневник, уложив его на место, как будто тем самым пытался отвлечься от собственных смятений. Он смотрел в окно, на пробуждающийся мир за пределами квартиры. Утренний свет рисовал яркие полосы на пол, тепло заполоняло пространство, и он, казалось, был на краю понимания, как неведомый мир открывался перед ним. На мгновение он почувствовал, что его связь с Назаром стала сильнее, даже несмотря на то, что они никогда не обсуждали такие вещи. Это понимание было словно маленьким лучиком света в неопределенном мире, в котором они оба находились. Назар шагал по лестнице к своей квартире, уставший после напряжённого рабочего дня. Мысли путались в его голове, оставляя за собой длинный след неуверенности. Он обдумывал прошедшую ночь, события, которые, казалось, уже были в тени, но всё ещё звенели, как неумолимый звуковой знак внутри него. Он пытался понять, как именно они так быстро зашли в тупик. Открыв дверь, Назар почувствовал, что в воздухе витает что-то странное. Он остановился и замер, обнаружив Марка, сидящего на его диване, его лицо было задумчивым, а взгляд потерянным. Интонация, с которой он вошёл, вдруг упала, давая ей какую-то тяжесть. Он ощутил, как внутри освежился холодный прилив, наполненный вопросами. — Ты тут? — произнёс Назар, чуть недоумевая. Он не ожидал увидеть Марка, особенно после их последней встречи. Смущение быстро накрыло его, пытаясь разобраться в своих собственных чувствах. — Да, тут, — Марк отозвался, не поднимая головы, его голос был тихим, как будто он сам не знал, как начать. — Я ждал тебя. — Почему ты не ушёл? — резкий вопрос слетел с языка Назара, и он сразу осознал, что звук прозвучал громче, чем он предполагал. Нельзя было не заметить той напряжённой нотки, которая сказывалась на их разговоре. Его былое желание поддержать и спокойствие обернулись против него самого. Марк поднял на него взгляд. В его глазах читалась боль, но и решимость. — Я хотел бы извиниться, Назар. За то, как обошёлся с тобой вчера. Мне не следовало так кричать. Я просто… был не в себе, и злился. Назар почувствовал, как внутри него обострились старые раны. Незаметные цепи, связывавшие их, начал разрываться вдоль стежков. — Извинился? Серьёзно? Ты обзавёлся правом оскорблять меня только потом, чтобы извиняться? — его голос поднимался, и резкость обострила атмосферу. — почему ты вообще не ушел? Марк глубоко вздохнул, его тон был мрачным и уставшим. — Я просто хотел разъяснить это. Я не хотел, чтобы всё заканчивалось таким образом. Но Назар не успокаивался. С каждым его словом внутри нарастало чувство несправедливости. — Это же не повод орать на меня, как будто я — твой враг! Я всего лишь пытался помочь тебе! Ты же выбрал сопротивляться, ты сам выбрал этот путь! — голос Назара стал более агрессивным, его гнев палил, как остро заточенное лезвие. — Остынь, Назар! Это всего лишь ерунда, не стоит так переживать! — Марк попытался парировать, но в каждом его слове звучала нотка усталости. Словно он устал сражаться с самим собой и одновременно пытаться донести свои мысли. — Ерунда? Так что, по-твоему, всё, что я испытывал, — просто ерунда? Я готов был тебе помочь, а ты смотрел на меня, словно я — враг! — Назар был в ярости, его гнев разряжался, разжигая внутреннюю борьбу с надеждой. Марк резко встал с дивана, его силуэт стал ещё более отчуждённым в тени комнаты. — Ты не понимаешь! Не нужна мне твоя забота! — промолвил он, раздражение кипело в его голосе, и с каждой словом оно обжигало всё сильнее. Назар почувствовал, как нечто обрушивается внутри него, словно будто кого-то лишили черты, которые делали его живым. — Лучше бы ты пропал, действительно! — выпалил Марк, его голос стал резким и холодным, словно злая ярость, выпущенная на волю. В этот момент между ними возникла непреодолимая стена. Назар, словно получил удар в живот, замер, не в силах выразить свои чувства. Всё, что он чувствовал, утеряно в этой легковесной ненависти, порождающей между ними разрыв. — Уходи, — процедил Назар, не желая продолжать это обсуждение. Эта растяжимое расстояние стало ему невыносимым — казалось, что они с Марком находились на разных планетах, и никакие слова не могли это изменить. Марк печально склонил голову, сжимая кулаки, готовый уйти. — Не буду мучить тебя своим присутствием, пидор — произнёс он и направился к двери. Отказываясь от зрительного контакта, он открыл её и только развернувшись в последний раз, произнёс: — Я не прошу о многом, я просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое. — Я жду тебя завтра на уроке. Назар остался стоять на месте, ощущая, как между ними растёт пропасть, которую невозможно было пересечь. Слова, когда-то полные надежды, теперь превратились в уколы, наполняя их жгучей болью и непониманием. Марк закрыл за собой дверь, и в этот миг раздался глухой удар — как будто оставил за собой пустоту, которой не заполнить. Теперь Назар стоял один в тишине своей квартиры, утонувшей в ушах гулом непонимания и потерь, не в силах избавиться от ощущения, что он что-то упустил. В доме снова воцарилась тишина, и каждый уголок комнаты теперь казался ему чужим.