Broken Chains

— Юн Джонхан? Джонхан напрягся, когда все глаза в комнате обратились к нему. Рен мягко толкнул его, и он моргнул по-совиному, глядя на блондина, который кивнул на дверь. Он сглотнул и встал, направляясь к стоящему там охраннику. Чужие глаза следили за ним, и Джонхан ощутил, как его щеки покраснели от смущения. Охранник окинул его быстрым взглядом, когда он подошел к нему. — Юн Джонхан? — повторил он. Джонхан нерешительно кивнул. — Следуй за мной. У тебя посетители, — его замешательство, должно быть, стало видно, потому что охранник нетерпеливо вздохнул и схватил его за руку, вытаскивая в коридор. — У тебя гости. Очевидный сарказм охранников и то, как снисходительно он сочился из его слов, раздражал Джонхана, и он отстранился от него. — Я и сам могу ходить, спасибо, — проворчал он. — И я знаю, кто такие гости. Я не дурак, — охранник фыркнул, и Джонхан приподнял бровь, останавливаясь посреди коридора, что заставило другого остановиться в свою очередь. — Что смешного? — О, ничего, — Джонхана окинули взглядом, и его кожа покрылась мурашками, покалывая, когда он начал беспокоиться. Охранник посмотрел на брюнета свысока. — Кроме того, что ты, очевидно, должен был оказаться в тюрьме. Что ты вообще сделал? Ты проститутка? — Ты издеваешься? — глаза Джонхана сузились, челюсти сжались, и охранник засмеялся, неприятный звук разнесся эхом вокруг них. Вот тогда Джонхан понял — это был тот самый придурок, который отвел его в камеру в первый день. Из того, что Джонхан смог понять за те несколько минут, что он провел с охранником во время их краткого «тура» по тюрьме, мужчина был мудаком. И ему нравилось злить заключенных. Казалось, он ставил себе задачу бесить всех, мимо кого он проходил, пока вел Джонхана. — Ой, извини, я что-то не так сказал? Я задел Ваши чувства? Вы бы предпочли, чтобы я сказал «эскорт»? — хохотал охранник, а щеки Джонхана вспыхнули от гнева. — Я не был и не являюсь проституткой, так что следи за своим гребаным ртом, — оспорил Джонхан. Улыбка охранника померкла. — Не указывай мне, что делать, сука. Сам следи за своим ебаным ртом — я могу отправить тебя в одиночную камеру за неуважение к охраннику, — прорычал он, бросаясь вперед, чтобы ткнуть Джонхана пальцем в грудь. — Я твой начальник. Ты не более чем тюремный отброс. Идиот, который не может следовать закону. К этому моменту начала собираться небольшая толпа — заключенные выглядывали из комнат отдыха и спортзала, чтобы понаблюдать за противостоянием. Джонхан видел, как мужчины из спортзала наблюдали за ним, и чувствовал на своем затылке взгляды, и он решил: «К черту всё. Я не отступлю». Он оттолкнул руку охранника и прошипел сквозь стиснутые зубы, чтобы никто не мог услышать. — Я никогда в жизни не нарушал закон и никогда не торговал своим телом, и я не позволю какому-то высокомерному и могущественному придурку, который ничего обо мне не знает, называть меня отбросом. Меня подставили такие же надменные ослы, как ты, которые злоупотребляли своей властью просто потому, что могли, — он наклонился ближе, тыча пальцем в грудь охранника и повышая голос на следующей фразе. — Ты не более чем жалкий кусок дерьма, которому больше нечего делать, кроме как приставать к людям без причины. Охранник крепко схватил его за воротник, и спина Джонхана соприкоснулась со стеной коридора. Он знал, что это действие было направлено на то, чтобы запугать его, — это должно рассматриваться как силовой прием, пример силы, которую этот человек имеет над ним, — но это только разозлило его ещё больше. Одного человека, который обращался с ним как с тряпичной куклой, было более чем достаточно, и он не позволит никому даже на секунду подумать, что он сдастся без борьбы. — Отпусти меня, — медленно сказал Джонхан. Он дрожал с головы до ног, его голос подрагивал, из-за чего его ярость ошибочно приняли за страх. — Или что? — усмехнулся охранник, сильнее прижимая его к стене. — Ты будешь плакать? Как маленькая сучка? Джонхан плюнул ему в лицо. Это стало сюрпризом для них обоих. Рука, сжимающая рубашку, впилась в шею, и охранник медленно поднял руку, чтобы вытереть плевок. Он посмотрел на свои пальцы, затем на Джонхана и замахнул руку, чтобы ударить брюнета, когда... — Он человек Купса, — произнес Рен, выходя из комнаты отдыха, скрестив руки и приподняв бровь. — Я уверен, он не будет рад услышать о том, что ты беспокоишь его собственность в то время, как должен вести его в комнату для посетителей. В течение нескольких секунд Джонхан и охранник продолжали сверлить друг друга взглядами. К его удивлению, охранник не ударил. Вместо этого он отпустил Джонхана и отступил, но снова толкнул меньшего в стену. Появился ещё один охранник — Пак Чанёль, как гласила его форменная рубашка, — проталкиваясь мимо нескольких заключенных, толпящихся в коридоре, и сказал первому охраннику, что он займет его место. Мужчина ушел, даже не закончив говорить, агрессивно расталкивая плечами всех на своем пути. Джонхан мысленно вздохнул с облегчением, когда второй охранник приказал ему следовать за ним, и коридор начал очищаться. Все заключенные выглядели удивленными, некоторые посмеивались себе под нос, и один мужчина даже похлопал Джонхана по спине, когда тот проходил мимо. — Принцесса умеет кусаться. Джонхан проигнорировал заявление, пока остальные смеялись, и был благодарен, когда вошел с охранником в пустую столовую. Охранник Чанёль замедлился, как только они прошли через ряд дверей слева, чтобы пойти рядом с брюнетом. — Ты в порядке? — тихо спросил он. Джонхан не ожидал этого и скептически прищурился. — Я... в порядке, наверное, — ответил он. — А что? — Минки сказал, что ты человек Чоля? Джонхан привычно посмотрел на свою татуировку, и Чанёль проследил за чужим взглядом. Джонхан промычал, кивая головой. — Так ты тот новенький, о котором мне рассказывал Хао. Я здесь уже почти неделю, и только сейчас познакомился с тобой. Сначала я подумал, что ты новый сотрудник, что вообще не имеет смысла, потому что мне бы сказали об этом раньше, и это, вероятно, немного усложнило бы мою работу, но эта татуировка означает совсем другое, так что... — Что ты имеешь в виду, говоря «усложнило бы мою работу»? — прервал его Джонхан, сбитый с толку. — О чем, черт возьми, ты говоришь? Чанёль на секунду нахмурился, словно удивленный вопросом Джонхана, затем покачал головой, дружелюбно улыбаясь. Он остановился у комнаты, на стене которой висела табличка «Комната для посетителей 4». — Это твоя комната. У тебя тридцать минут на разговор, — он открыл дверь и жестом пригласил Джонхана войти. Взгляд брюнета упал на людей, сидящих по другую сторону стеклянной перегородки. — Мама, папа, — выдохнул он, садясь на деревянный стул. Его отец улыбнулся со смесью нежности и грусти, но выражение лица матери было, как обычно, непроницаемо. Она не выглядела ни счастливой, ни расстроенной, при виде сына, и только слегка кивнула. Сердце Джонхана колотилось от тревожной радости, и он был не уверен, хотелось ли ему улыбаться или плакать. — Почему... Я скучаю по вам. — Сынок, — вздохнул господин Юн, и Джонхан подумал, что сейчас заплачет от боли, которая искажала слегка морщинистое лицо его отца. Он поднял руку к стеклу, но остановился, вспомнив, что не сможет коснуться родителя. — Что они сделали с моим сыном? Твоя щека... твоя шея... что они сделали с тобой? Правда, Джонхан забыл о синяках. Те, что на шее, всё ещё были заметны, цвет изменился с синего и темно-фиолетового на противный бледно-зеленый. Щека, которой его прижимали в бетон, больше не была красной, но область заметно обесцветилась. Его рука инстинктивно прикрыла шею, и Джонхан опустил глаза. Его лицо пылало, стыд наполнял грудь... он не мог ничего объяснить. Он не будет. Джонхан скорее умрет, чем увидит горе в глазах своего отца, когда тот узнает, что его сын стал чьей-то сукой. — Я... э-э-э, — начал он, тщетно пытаясь придумать правдоподобную ложь. — Я в порядке, пап. Я знаю, это не выглядит так, но это так. — Ты прав, это не так. Ты подрался? — Можно и так сказать. Это была скорее самооборона, — Джонхан пожал плечами. Это была не вся ложь, но она всё равно оставила кислый привкус во рту. — Вы в порядке? — Я же говорила, что этому человеку нельзя доверять, — сказала его мать. Её тон был нейтрален, выражение лица было по-прежнему нечитаемо, но Джонхан ощущал её презрение. Он почувствовал себя малышом, которого ругали. — Я знаю, мама. Ты мне тысячу раз говорила... — И всё же... — Я не слушал, да. Я знаю, — Джонхан вздохнул в поражении. — Я знаю, что был глуп. Я знаю, что он был плохим человеком. Я знаю. Так что, пожалуйста... пожалуйста, перестань говорить об этом. Я знаю, — он посмотрел вниз на татуированное запястье, спрятанное в коленях. В груди бурлила огромная смесь эмоций, но когда он посмотрел на своих родителей, его сердце сжалось, и горе затмило всё остальное. Он хотел плакать, обнять родителей, спрятаться в их руках и проснуться от этого кошмара. Если бы это был всего лишь кошмар. Когда он снова заговорил, его голос дрожал от эмоций, которые он не пытался скрыть. — Не можешь... не можешь просто сказать, что скучаешь по мне, и оставить всё как есть? Не можешь просто сказать, что у тебе разрывается сердце, когда видишь своего сына в тюрьме? Мне нужна мать. Мне нужно, чтобы ты утешила меня, а не отчитывала. Госпожа Юн посмотрела в ответ, и её плечи опустились, когда она наконец показала крупицу эмоций. — Конечно, я скучаю по тебе, Джонхан. Мое сердце разбилось, когда моего единственного сына несправедливо заключили в тюрьму. Тебе не место здесь, — её голос сорвался и она отвернулась, чтобы вытереть покрасневшие глаза. — Если бы... если бы ты только послушал меня, Джонхан. Однако ты меня не послушал! Его мать начала плакать, и это лишь усугубило душевную боль Джонхана, потому что он не мог обнять её, как это делал его отец. Он опустил голову, его глаза начало щипать. — Мне жаль. Просто меня, прости, мама. Папа, — кричал он. — Прости, что ты видишь меня таким и что я не послушал. — Хан, — голос отца был твердым, но нежным. Он не мог вынести встречи с ним взглядом, но господин Юн повторил его имя. Он плакал, но улыбался Джонхану, нежно, как всегда. Любяще, как всегда. От этого брюнет стал плакать сильнее. — Мы любим тебя, несмотря ни на что. Для нас ничего не изменилось. И если... если ты будешь держаться подальше от неприятностей, тебя выпустят раньше, верно? Это не лучшее решение, но это всё, что мы имеем, Хан. Оставайся сильным ради нас. Дверь скрипнула, и вошел другой охранник. — Время вышло. — Джонхан, — позвала его мать, когда он встал. Джонхан остановился, глядя на нее через плечо. — Я люблю тебя, сынок. — Я тоже вас люблю... вас обоих, — прошептал он, пытаясь улыбнуться им ободряюще. Его подбородок дрожал, и хоть он выглядел огорченным, но они улыбались, пока его уводили из комнаты для посетителей. Джонхан вытер лицо, когда вышел в коридор, благодарный, что охранник его игнорировал. Он пытался взять себя в руки, прежде чем они дойдут до кафетерия, делая несколько глубоких вдохов. Охранник остановился у двери и повернулся к нему лицом. — Тебе лучше собраться и побыстрее. Здесь есть пара парней, которые не слишком любезны с плаксам, — предупредил он. Они стояли там в течение пары минут, пока дыхание Джонхана не выровнялось и краснота не сошла с его лица и глаз. Охранник открыл дверь, и Джонхан увидел мужчин, о которых его предупредили. Их было трое: один сидел на столе в центре кафе, другой — на скамейке рядом с ним, а третий стоял перед ними. Стоящий человек был высоким и широкоплечим с закатанными рукавами, которые демонстрировали мускулистые руки, засунутые в карманы брюк. Он стоял спиной к Джонхану и почти полностью закрывал других мужчин от его взгляда. Джонхан ощутило беспокойство и направился к стене правой лестницы, желая как можно быстрее отдалиться от них. Он неизбежно попал в поле их зрения, и мужчина, сидящий за столом, заметил его. Все трое мужчин смотрели на него, и Джонхан на долю секунды замер, когда увидел у них прорези в левой брови. Его сердцебиение замедлилось, затем ускорилось, и он почувствовал себя оленем в свете фар. «Если ты один и видишь эти знаки, убирайся оттуда к черту». Они из NCT. Мужчина на столе небрежно откинулся назад, глядя на Джонхана невинно круглыми глазами. У него была сильная линия подбородка, и всё в нем было... маленькое. Его руки были скрещены, его униформа была одной из самых маленьких, но всё равно выглядела слишком большой для него. Его волосы были окрашены в белый, почти серебристый цвет, который смутно заставлял Джонхана думать о ледяном леденце. У мужчины на скамейке лицо представляло собой смесь опасного и мягкого. Его челюсть была сжата, темные брови были низко сведены над темными глазами. Волосы были подстрижены в андеркат, а более длинные пряди беспорядочно уложены. Джонхан подумал, что стоящий человек был самым устрашающим. Его каштановые волосы были подстрижены таким образом, что одна сторона казалась длиннее другой, отчего один из его прищуренных глаз был скрыт. Джонхан пришел в движение, когда стоящий парень побежал по лестнице, почти столкнувшись с Минхао. Тот ловит его за руку и что-то шепчет, бросая вопросительный взгляд и отпуская. — Он хочет поговорить с тобой. К его тревоге присоединился страх, и Джонхан задался вопросом, что он сделал на этот раз, чтобы разозлить главаря банды. Подготовившись, он подкрался к камере, заглядывая сквозь прутья решетки. Сынчоль был один, он откинулся на стуле, подбрасывая рукой небольшой мяч. Сынчоль заметил его и отложил мяч на стол, подзывая Джонхана. Тот вошел, обхватив себя руками, когда полностью оказался в поле зрения мужчины. Джонхан смотрел куда угодно, но не на Сынчоля. Он переминался с ноги на ногу, ожидая наказания или чего-то ещё. Как обычно, Сынчоль не торопливо осматривал Джонхана, словно впервые видел, прежде чем наклонился вперед и положил локти на колени. — Итак, Вону сообщил мне о твоей маленькой стычке с Мин... засранцем. Должен сказать, я не думал, что ты на это способен, — сказал Сынчоль насмешливо. Его губы изогнулись в ухмылке, когда Джонхан моргнул, веселье Сынчоля было явно слышно. — Кто бы мог подумать, что мой хрупкий маленький ангел плюнет в лицо тюремному охраннику. А ещё лучше... охраннику, которого я терпеть не могу? Черт, хотел бы я увидеть выражение лица этого ублюдка, когда ты это сделал. Поделом этой гниде. Джонхан Облегченно выдохнул, у него было несколько вопросов к Сынчолю, один из которых: «как Вону узнал о его стычке?» Насколько ему известно, никто из людей Купса не был в той области. «У участников SEVENTEEN есть способность появляться словно из воздуха». Джонхан сопротивлялся желанию обернуться. Может, он подслушал, как кто-то об этом говорил. Возможно, послушал тюремные сплетни. — Иди сюда, — пробормотал Сынчоль, прерывая ход мыслей Джонхана. Тот двинулся, едва понимая слова. Он хотел встать на колени, но Сынчоль потянул его к себе. У Джонхана перехватило дыхание, когда он сел на колено мужчины, который правой рукой надежно обхватил его талию. Он почувствовал, что вернулся в прошлое, в самый первый день в тюрьме, который теперь казался таким далеким, хотя прошла всего неделя. — Твой маленький трюк поднял мне настроение, Ангел. И ты хорошо себя вел в последние несколько дней, усердно тренируясь. Джонхан воздержался от того, чтобы сказать ему, что вел себя «хорошо» только из-за страха получить ещё одно унизительное наказание. Он также воздержался от того, чтобы сообщить ему, что его «маленький трюк» был результатом сдерживаемой обиды на Сынчоля. На второй день пребывания в тюрьме они разработали график — он тренировался с Мингю через день, и занимался самообороной с Сунёном тогда, когда не тренировался. Ему сказали, что это было ради эффективности, хотя прямая цитата Сынчоля была такова: «Хоши просто будет тратить время на твою подготовку, если ты устаешь после утренней тренировки». Мингю небрежно пробормотал что-то о мягкости Сынчоля. Что было для Джонхана полной чушью, потому что мягкий человек не душил бы его членом каждую ночь... это входило у Сынчоля в привычку. — Я решил, что сегодня у меня хорошее настроение, — хмыкнул Сынчоль, и Джонхан чуть не закатил глаза. Он осторожно посмотрел на мужчину, намеренно расширяя глаза и глядя сквозь ресницы, чтобы казаться послушным и невинным. — Рен спросил, можешь ли ты сесть с ним и остальными членами NU'EST за обедом, поэтому я разрешаю тебе это сделать сегодня вечером. Самое меньшее, что я могу сделать, — это позволить тебе познакомиться с нашими союзниками. Брови Джонхана взлетели вверх, на его лице было ясно написано недоверие. Он в равной степени был рад и испытывал облегчение — сидеть с другом и быть вдали от Сынчоля. — Н-но мне нужно принести твой поднос, — слова вылетели изо рта прежде, чем он успел подумать. Джонхан ненавидел самодовольство в глазах Сынчоля. — Минхао с этим разберется. Ну, что ты скажешь? Понимая, что нет смысла отказываться или пытаться избежать ответа, Джонхан опустил глаза в пол и застенчиво пробормотал: — Спасибо, папочка. — Рен, помедленнее... я могу уронить поднос! — кричал Джонхан, практически побежав за возбужденным блондином, который тянул его за тонкое запястье. Несмотря на то, что Рен выглядел хрупким, он был на удивление намного сильнее. Они дошли до стола, который находился на другом конце от стола SEVENTEEN, и Джонхан вырвался из мертвой хватки своего друга, посылая Рену нерешительный взгляд, когда тот нахально улыбнулся. За столом сидели четверо мужчин, и все они поприветствовали Джонхана дружелюбными улыбками. Рен сел рядом с JR — легко было догадаться, учитывая руку, обвивающую тонкую талию его друга. Черноволосый мужчина на второй скамье подвинулся, чтобы сесть рядом с Реном, и Джонхан склонил голову в знак благодарности. Рен быстро представил свою команду. Того, кто сидел рядом с ним, звали Бэкхо. Волосы Минхёна были пушистыми на макушке, и у него имелись самые нежные черты лица, заставляющие Джонхана снова задуматься о том, как они могли быть хладнокровными убийцами. Третьего человека звали Арон, и Рен сказал ему, что он был на самом деле из Америки, что вызвало у Джонхана ряд вопросов. — И последний, но не менее важный человек, — голос Рена стал слаще, когда он наклонился к JR, с любовью глядя на него. — Это наш лидер, JR, а также же любовь всей моей жизни. Бэкхо издал звук рвотного позыва, а Джонхан едва подавил смешок, когда Рен посмотрел на своего товарища по банде. Бэкхо толкнул Джонхана, и тот повернулся к нему. Он снова изобразил рвоту, закатывая глаза, и Джонхан вновь хихикнул, прикрывая рот рукой. Рен тут же запротестовал. — Ты мой друг, Ханни, не смейся вместе с ним! — и это только заставило Джонхана смеяться сильнее. К своему удивлению, Джонхан быстро привык к четырем мужчинам. Они были далеко не так враждебны, как участники SEVENTEEN, и брюнет не знал, что они все друзья. Джонхан очень легко забыл, что на самом деле разговаривал с гангстерами и шутливо ссорился с Бэкхо и Реном. Арон и Минхён были не такие разговорчивые, но и они не молчали, время от времени вставляя ужасную шутку или ехидный комментарий. JR в основном молчал, и Джонхан понял, что тот больше любил наблюдать. Несмотря на его молчание, на губах постоянно играла легкая улыбка. Джонхан давно не чувствовал себя так непринужденно, и в течение следующих полутора часов он был не в тюрьме, а словно на тусовке с друзьями. Джонхан улыбался так сильно, что у него стали болеть щеки... он давно так много не смеялся. Его улыбка исчезла в ту секунду, когда колокольчик пронзительно зазвенел в воздухе, знаменуя конец ужина, и он был вынужден вернуться в реальность. Рен заметил изменение его настроение и коснулся руки брюнета, наклоняясь, чтобы что-то прошептать ему. — Не грусти, Ханни. Я точно знаю, о чем ты думаешь, но всё равно есть повод для улыбки. Думаю, этот ужин доказал это, а? Всё наладится. Джонхан знал, что друг пытался успокоить его, поэтому выдавил из себя улыбку, несмотря на сомнение, терзающее его изнутри, и страх перед необходимостью вернуться к Сынчолю.

Вторник, 8 августа, телефонная будка 7 - 17:58, Вернон

— Вернон-и? — Привет, мой угрюмый малыш, — усмехнулся Вернон и услышал недовольное сопение в трубке. Он поправил проводной телефон на ухе, напевая в трубку. — Сунён-хён сказал мне, что ты всё ещё дуешься. Прошло восемь месяцев с тех пор, как нас сюда поместили, как ты можешь быть расстроен, Кван-а? — Как мне не дуться? Мы никогда не расставались так надолго. Я не спал один уже много лет, — жаловался Сынкван, и Вернон понял, что тот надул губы. Его голос местами обрывался, когда он жаловался, Вернон был уверен, что это потому, что тот топал ногами, как капризный ребенок. — Мы не единственная пара, которая рассталась, детка, и я уверен, что Джихун-хён и Джун-хён не жалуются и не держат обиду на Чоль-хёна, — тихонько пробормотал он. — Джихун-хён в десять раз пассивнее и агрессивнее, а Джун-хён готов в любой момент убить кого-то. Недавно Сокмин-хён притворился, что украл тост Джун-хёна, и оказался на земле с ножом у шеи, прежде чем кто-либо из нас понял, что происходит, — усмехнулся Сынкван, закатив глаза. — Мы все дуемся по-своему, Нони. Вернон вздохнул, качая головой. — Мне жаль, детка. Но... ты не думаешь, что ты мог бы отложить свой гнев на Чоль-хёна хотя бы сегодня? В конце концов, у него день рождения, и я уверен, что он был бы рад услышать поздравление от одного из своих самых дорогих макнэ. — Ты говоришь это так, будто он отмечает свой собственный день рождения. — Но ты отмечаешь. Каждый год. Прошло несколько секунд тишины, Вернон знал, что Сынкван просто упрямился. — Передай ему, что я поздравляю его, — затем, поскольку Сынкван не мог не поддразнить, добавил: — Он официально старик. Это тоже передай от меня. — О, я уверен, что он будет очень расстроен, — засмеялся Вернон , его улыбка стала шире, когда Сынкван наконец тихонько захихикал на другом конце провода. — Слишком давно я не слышал, как ты смеешься, — произнес он с нежностью. — Ах, да, прошло слишком много времени с тех пор, как я радовал тебя своими остроумными шутками и ангельским смехом, — высокомерно, игриво и самодовольно ответил Сынкван, и Вернон решил подыграть. — Да, Дива, у тебя действительно ангельский смех. А вот шутки… эх, я думаю, тюрьма — это желанный отдых от них, — поддразнил он, заливаясь смехом от яростного крика своего парня. — Эй! Ты хочешь умереть? Мои шутки самые лучшие! — кричал он, заставляя Вернона убрать телефон от уха, чтобы не оглохнуть. Он не мог ответить из-за смеха, отчего Сынкван стал ещё более возмущенным. — Перестань смеяться, придурок! Я правда убью тебя! Я серьезно, Чхве Хансоль! Айщ, я расстаюсь с тобой. Я так скучаю по тебе, и вот, что получаю взамен. — Ну, не дуйся, — ворковал Вернон. — Я просто прикалываюсь над тобой, детка. Если ты собираешься расстаться со мной, то хотя бы подожди, пока мы не встретимся лицом к лицу. — Ты идиот. Когда мы окажемся лицом к лицу, единственное, что я сделаю, это поцелую тебя, чтобы компенсировать всё это время разлуки. — Ещё немного, дорогая. Никогда не знаешь, может, нас выпустят пораньше за хорошее поведение. Сынкван фыркнул. — Ага. Конечно. Как будто хоть один из вас может себя контролировать при виде ублюдков из NCT. — Ты слишком хорошо нас знаешь. — Я надеюсь на это, ведь большую часть своей подростковой жизни я провел в окружении вас, идиотов. — В таком случае, разве это не делает тебя идиотом? — Эй!

Вечернее времяпрепровождение - 18:09, Сынчоль

— ...и он сказал: «С днем ​​рождения, старик». Сынчоль усмехнулся, и улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. — Если 25 — это старость, то его ждет жестокое пробуждение менее чем через два года, — пробормотал он, а Вернон пожал плечами. — Он так и сказал. — Каждый год, — согласился Сынчоль, кивая. — Как будто я когда-нибудь планирую праздновать. — Я уверен, он не остановится, пока ты не устроишь хотя бы подобие вечеринки по случаю дня рождения, — прокомментировал Вону, не отрываясь от стола, на котором он возился с очередным своим приспособлением. Главарь банды фыркнул, падая на нижнюю койку. Он посмотрел на дно бетонной кровати над собой, крутя ручку вокруг пальцев. —Да, ему придется ждать этого до самой моей смерти.

Отбой - 22:17, Джонхан и Сынчоль

— П-папочка? — шепчет Джонхан, надеясь, что у него не будет проблем за то, что он заговорил без разрешения. Однако этот вопрос крутился у Джонхана в голове весь день, и если он не спросит сейчас, то вряд ли ему когда-нибудь дадут шанс. Сынчоль замер, он сидел голой спиной к брюнету, который тревожно сглотнул. Джонхан мысленно повторял мантру: не злись, не злись, не злись. От нервов у него скрутило живот, он ёрзал на жесткой кровати, кусая нижнюю губу. — Что? — грубый голос Сынчоля, лишенный интонаций только усиливает беспокойство. Характер этого человека держал Джонхана в постоянном напряжении, он мог вспылить при малейшей провокации. Джонхан уже передумал что-либо спрашивать; казалось, что его вопрос на самом деле не так уж важен. Он и так был напряжен, как раз когда он раздумывал, не выдавить ли «неважно» и не спрятаться под одеялом, Сынчоль посмотрел на него. Бледный, шатающийся лунный свет бросил тень на его лицо, и Джонхан подавил хныканье, съеживаясь. — Ты глухой? Я нетерпеливый человек, Ангел, поэтому предлагаю тебе спросить, что хотел. — Я просто... Я просто задался вопросом... — Говори громче. Джонхан вздрогнул, сглотнул и начал снова. — Рен... он... он сказал мне, что ты... твой день рождения сегодня? — он посмотрел на стоящего мужчину. — Эм, почему ты... — он замолк, его лицо покраснело, когда он понял, насколько глупо прозвучит его следующий вопрос. Но один взгляд на Сынчоля дал ему понять, что он не мог просто отступить. — Почему ты не празднуешь свой день рождения? Рен сказал мне, что ты не празднуешь. Сынчоль вздохнул и прислонился к краю стола, скрещивая руки на мускулистой груди. — Я не буду утруждать себя и говорить, насколько глупый это вопрос, потому что я могу сказать, что ты уже знаешь это, — начал он, и Джонхан опустил голову, позволяя своим волосам упасть на лицо. — У меня нет причин праздновать. Никогда не было. Это пустая трата времени и денег, которые я могу потратить на действительно полезные, важные вещи. Кроме того, если ты ещё не заметили, я в тюрьме. Даже если бы я отмечал, нет особого способа «отпраздновать». Его ответ был полон гораздо меньшего сарказма, чем ожидал Джонхан. — Ты никогда не праздновал? — Кто-то слишком осмелел. Я простил первый вопрос, но ты, кажется, теперь считаешь, что тебе всё можно, — Сынчоль оттолкнулся от стола и оказался перед Джонханом. Его фигура была едва видна в кромешной тьме, и тревога Джонхана лишь нарастала. Он ещё больше съежился, руки защитно скрестились на шее и груди, к которым прижался подбородок. Джонхан вздрогнул, зажмуривая глаза, когда чужие пальцы стали ерошить его волосы, и стал ожидать удара. Однако вместо этого Джонхан ощутил дыхание Сынчоля на своем лице, когда мужчина наклоняется к нему. — Это твое единственное предупреждение, Ангел. Я советую тебе быть осторожнее, когда ты говоришь и какие вопросы ты задаешь. Затем его дыхание и прикосновения исчезают, когда он забирается на верхнюю койку. Джонхан делает вдох, который он не осознавал, что задержал, на дрожащем выдохе, и ему требуется несколько минут, чтобы перестать дрожать достаточно, чтобы перейти в положение лежа, свернувшись в клубок под одеялом.

Среда, 9 августа Утреннее свободное время - 9:20 утра, Джонхан и Мингю

— Почему он не празднует свой день рождения? Мингю прекратил приседать и озадаченно взглянул на Джонхана. Брюнет сидел, положив локти на колени, даже не пытался притвориться, что выполнял упражнение. Он выжидающе посмотрел в ответ, и Мингю положил руки на пол, откидываясь назад. — Что? — Твой босс. Почему он не празднует свой день рождения? — повторил Джонхан, наклонив голову. Его волосы были собраны в хвост благодаря резинке от Рена. — Почему бы тебе самому не спросить у него? — фыркнул Мингю, получая сердитый взгляд. — Но на самом деле, почему тебя это волнует? — Потому что… — Джонхан резко замолк. У него не было ответа. Он не понимал, почему ему хотелось знать это... он просто хотел. — Не знаю. Дни рождения — это что-то важное в моей семье, так что странно видеть кого-то, кто отмечает, — объяснил он через минуту, пожимая плечами. — Мне любопытно. Мингю изучал его — все участники SVT часто так делали, и Джонхан постепенно (не без раздражения) стал привыкать к этому — прежде чем что-то сказать. — Я уверен, ты уже понял это, но Сынчоль-хён, как и вся остальная наша команда — закрытый человек. Ты ничего о нем не узнаешь, если он сам или кто-то из близких не расскажет. Этот разговор останется между нами, потому что я сомневаюсь, что хён отнесется к этому с пониманием. — Кому бы я вообще рассказал? Единственный человек, с которым я разговариваю, вероятно, уже знает то, что ты собираешься мне рассказать, — парировал Джонхан, закатывая глаза. — Ладно, саркастичный придурок, — пробормотал Мингю себе под нос, чего Джонхан не расслышал. — Чоль-хён никогда не праздновал свой день рождения. Сколько он себя помнит, у него никогда не было вечеринок или подарков — ничего. Максимум, что делали его родители, это говорили ему, сколько ему исполнилось, и делали они это до тех пор, пока Сынчоль-хён не стал достаточно взрослым, чтобы самому запомнить. Джонхан нахмурился. — Они не кажутся хорошими родителями, — выражение лица Мингю изменилось, рот скривился в хмурой усмешке. — Это так. Чоль был случайной беременностью, и они напоминали ему об этом. Постоянно. Его родители — совладельцы компании по производству одежды и глупые богачи. Они всё время уезжали, оставляя его на произвол судьбы с шести лет, — выплюнул он, словно слова оставили неприятный привкус во рту. — О его существовании никто не знал. По сей день никто не знает, что у его родителей есть ребенок. Они не дали ему образования и никуда не брали с собой, а потом у этих ублюдков хватило наглости выгнать его, когда ему исполнилось 16. Информация застала Джонхана врасплох. Он не знал, какой ответ ожидал, но это было, безусловно, намного хуже, чем он предполагал. В его сердце вспыхнула жалость — никто не заслуживал такого детства — ему было больно за лидера банды. Однако сочувствовал Сынчолю он недолго, потому что в разуме тут же всплыли причины, по которым он не должен был жалеть его. Как бы Джонхан его ни ненавидел, он не мог отрицать, что теперь, когда он знал часть прошлого мужчины, смотрел на Сынчоля по-другому. — Так вот почему он такой мудак, — вырвалось у Джонхана. Мингю вздохнул. — Я не собираюсь его защищать или говорить тебе, что ты прав. Но так же, как мы ничего не знаем о тебе, ты ничего не знаешь о нас. Так что будь осторожен с выводами. Хватит разговоров, мы сделали 22 приседания, а наша цель — 50. Пошли.

Неустановленное место, 21:00

— Мы готовы и... работаем, — заявил Джису, когда стена мониторов ожила, каждый экран показал мужчине местоположение другой камеры. Он и Джихун внимательно изучали каждый экран, руки последнего были крепко скрещены на груди. — Дети неплохо справились с размещением, — тихо похвалил он, взгляд мелькал по каждому монитору. Камеры имели возможность обзора на 360 градусов и захватывали каждый угол улицы и переулков в их окрестностях, устраняя все потенциальные слепые зоны. Они были размером с монету и записывали в формате Full HD и цвете, а также могли увеличивать до 100x без потери качества. У них было тридцать мониторов, по одному для каждой камеры, и они заняли всю заднюю стену главного конференц-зала. Это было идеально, и Джису испытал головокружение от увиденного. Им потребовались месяцы планирования и отслеживания, чтобы заполучить эти вещи, и они наконец могли их использовать. — Я надеюсь на это, — пошутил Джихун. — Иначе уроки Вону и Минхао были пустой тратой времени, — вздохнул он, поднимая руку, чтобы потереть глаза, которые болели, что было признаком начинающейся головной боли. Он не спал 36 часов, и это начало сказываться на нем. Джихун посмотрел на часы. — У нас нет времени восхищаться их работой, ещё несколько комнат нужно подготовить. — Это место — лабиринт! — воскликнул Сынкван, ворвавшись во вторую комнату для совещаний. Люди там даже не удостоили его взглядом, занятые сборкой длинного стола. Сынкван фыркнул, топая, чтобы нависнуть над Джихуном, стоящим на коленях и сверлившим аккуратные маленькие отверстия в нижней части угла стола. — Где та карта планировки, которую ты нарисовал, хён? Я почти пять раз терялся, пытаясь попасть сюда. — Почти пять раз? — спросил Чан с противоположного конца стола. Сынкван проигнорировал сказанное. — Разве я уже не дал тебе карту? Ты и Сокмин получили её на прошлой неделе, когда пошли устанавливать камеры, — проворчал Джихун. — Почему ты всегда теряешь то, что я тебе даю? У меня нет ни времени, ни терпения, чтобы рисовать карты, а ты всё равно их теряешь снова и снова. — Да, я потерял её! — произнес Сынкван. — Но я не всегда теряю вещи! — Даже не пытайся лгать, у меня длинный список вещей, которые ты потерял или «положил не на место», и я по нему пройдусь, — пригрозил Джихун, размахивая дрелью, как оружием. Сынкван отступил на шаг. — Хён, просто возьми мой, пока тебя не продырявили дрелью, — предложил Чан, протягивая аккуратно сложенную бумажку. Сынкван подбежал, схватил её и убежал.

Суббота, 12 августа. Вечерняя перекличка - 21:35, Джонхан

У Джонхана были смешанные чувства к Сынчолю. Несмотря на то, что он был полный и абсолютный придурок, он действительно человек слова. Сынчоль доказывал это больше раз, чем Джонхан хотел признать. Он был агрессивен, подл и всё ещё пугал Джонхана до глубины души, но не лгал о своей защите. Было довольно много случаев, когда тату на внутренней стороне запястья Джонхана отводило нежелательное внимание похотливых уродов, которые подходили слишком близко, когда он бродил по учреждению в одиночку. Однажды Сынчоль сам прогнал одного из самых смелых заключенных. Инцидент произошел накануне, в пятницу. Это произошло во время завтрака, когда Джонхан стоял в очереди. Он чувствовал себя более-менее комфортно, зная, что пока люди видели его татуировку, ему не грозила опасность. По крайней мере, так было в течение почти двух недель. Джонхан держал правый рукав закатанным, чтобы татуировка была видна, и обычно этого было достаточно, чтобы отвадить от себя ненужное внимание. Потихоньку он начал ослаблять свою бдительность. В то утро мужчина позади него был очень тактильным. Джонхан счел первое прикосновение чужой руки к своей заднице случайностью — в конце концов, они стояли близко. Но через несколько секунд это повторилось, только это уже было более наглое прикосновение. Джонхан пискнул от удивления, извиваясь. Рука последовала за ним и крепко схватила его задницу, к ней присоединилась другая, и прежде чем Джонхан успел отстраниться, чужое тело вплотную прижалось к его спине. — Я вижу, ты новая сучка Купса, — прорычал ему в ухо грубый голос, пока его лапали большие руки. — Такой ты хорошенький. Миленький с упругой попкой. Он ведь тебя ещё даже не трахнул, да? Совершенно новый тип страха нахлынул на Джонхана, когда он почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в поясницу. Никто в очереди не сказал и не сделал ничего, чтобы остановить мужчину, некоторые заключенные даже обошли их, чтобы протолкнуться вперед. Джонхан, опозоренный, не мог издать ни звука. Он замер на месте, пока мужчина продолжал шептать ему на ухо пошлости. Одна рука скользнула к передней части его брюк. Пальцы мужчины скользнули по его завязкам и задели живот, который скрутился от волнения. Он мысленно умолял кого-нибудь, кого угодно, убрать мужчину от него, и его молитвы были услышаны. Раздался вскрик, когда тело и стояк, вдавливающиеся в него, исчезли. Весь мир замер на секунду. Джонхан развернулся и увидел, что Сынчоль держал обидчика за промежность, его лицо пылало чистой яростью, которая на этот раз не была направлена ​​на Джонхана. Боль от того, как Сынчоль сжал эрекцию, заставила мужчину выгнуть колени. Он выплевывал проклятия, которые превратились в отчаянно болезненные крики, когда пальцы Сынчоля скрутились и потянули чужую промежность вверх. Взгляд Джонхана скользнул по комнате, и казалось, что все наблюдали. Заключенные, которые уже заняли свои места, встали, чтобы взглянуть на противостояние. Выражения лица были разными: от удивления до любопытства и нервозности, и Джонхан задавался вопросом, насколько же сильно Сынчоль на самом деле может заставить заключенных, некоторые из которых были вдвое больше него, нервничать. Он вспомнил слова Рена о том, что Сынчоль был одним из самых могущественных и устрашающих главарей банд, и Джонхан видел это. Охранники не сдвинулись со своих мест. Сынчоль отпустил мужчину, и тот тут же упал на колени, руки взлетели к паху. — В следующий раз я оторву его, сука, — прорычал он. — Держи свои руки подальше от того, что принадлежит мне. Итак, Джонхан находился в противоречии. Его сторона, которая хотела видеть хорошее в каждом человеке, держалась за тот факт, что Сынчоль спас и защитил его, в то время как его рациональная сторона продолжала предоставлять все причины, по которым он должен ненавидеть гангстера. Одна из них — этот самый момент, когда Джонхан был вынужден стоять на коленях на остром гравии каждое утро и вечер в течение пятнадцати минут. Сынчоль рывком поднял его на ноги, и Джонхан упал на мужчину так же, как на прошлой неделе, и ему действительно не нравится искра дежавю. Но Сынчоль не говорит ни слова. Он ставит Джонхана, и единственным признаком его раздражения является его шумный выдох. Когда они добрались до камеры, Сынчоль молча толкнул Джонхана на нижнюю койку и встал перед ним на колени. Брюнет смотрел, наклонив голову, как мужчина стягивал с него штаны до колен. Они были красные, и на них имелись небольшие вмятины от гравия. Сынчоль молча осмотрел их, и добрая ищущая сторона Джонхана цеплялась за это, за то, как Сынчоль проверял его. Ему показалось, что, возможно, Сынчоль был способен быть больше, чем уродом, что он мог хоть немного заботиться о благополучии Джонхана. Эта мысль разбилась вдребезги, когда Сынчоль натянул штаны на место и встал. — Жалкий.

Понедельник, 14 августа. Душевая - 11:02 утра, Джонхан

Джонхан никогда не считал себя везучим человеком. Его жизнь до сих пор доказывала это. Но он думал, что та частичка удачи, которая у него могла быть, последовала за ним в тюрьму. Его паранойя заставляла его быть особенно осторожным во время принятия душа, потому что ему повезло а) не ронять мыло; б) никогда не принимать душ одновременно с более чем шестью другими людьми, одним из которых, как правило, был Мингю. Так что, может, ему и не очень везло, но хотя бы крупица удачи у него имелась. Джонхан должен был это предвидеть. Сегодня он принимал душ один после того, как Мингю вызвали на встречу. Это был первый признак того, что его крохотная частичка удачи стала заканчиваться. Когда он зашел в раздевалку, там находилось ещё пять мужчин, а также он услышал несколько голосов в душевой — второй признак. Джонхан на мгновение передумал идти в душ. Он мог бы подождать, пока опустеют душевые, но уже было 11 часов, и они никогда не пустели достаточно, чтобы он мог комфортно помыться. В его груди вспыхнуло разочарование из-за Сынчоля за то, что тот лишил его единственного чувства безопасности, и он не мог придумать другого решения, кроме как ждать, пока снова откроются душевые, но он также не хотел сидеть в поту в течение следующих нескольких часов. Со вздохом Джонхан двинулся. Рано или поздно настал бы день, когда ему пришлось бы сделать это одному, так что лучше не оттягивать неизбежное. Он послал короткую молитву, чтобы найти пустую кабинку подальше от всех и чтобы никто не обратил на него внимания, затем начал раздеваться. Джонхан опустил глаза, подсознательно делая себя меньше в попытке остаться незамеченным, и пошел в душ, держа дрожащей рукой пакет с принадлежностями. Его грудь сжималась с каждым шагом по кафельному полу. Половина из двадцати кабинок была занята, его волосы на затылке встали дыбом. За ним наблюдали. Джонхан пошел быстрее, замечая пустую кабинку в дальнем углу. Ближайший человек к нему находился через 4 кабинки. Джонхан мысленно поблагодарил любое божество, которое услышало его молитву. Осторожно поставив свои вещи, Джонхан сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить колотящееся сердце, и начал развязывать полотенце. Джонхан хотел осмотреться и убедиться, что за ним никто не наблюдал, но его нервы не выдержали бы это, поэтому он решил сосредоточиться на том, чтобы помыться и как можно быстрее выбраться. Джонхан накинул полотенце на стену и включил душ. С каждым днем ​​первые ледяные струи воды действовали на него всё меньше и меньше, и сегодня он даже не вздрогнул. В любом случае, у него были гораздо более серьезные проблемы. Джонхан дрожал и, казалось, не мог нормально дышать. Его глаза закрылись, когда он встал под теплые струи и старался контролировать свои безумные и суетливые мысли. Он покраснел от головы до груди, кожа стала горячее воды. Джонхан смочил мочалку и взял мыло, чтобы намылить её. Однако затем произошло то, чего он больше всего боялся, — то, о чем все предупреждали его. Джонхан хотел положить мыло обратно, но из-за дрожи руки оно упало на пол. Чувства Джонхана обострились; он напрягся, остро ощущая, как затихли другие заключенные. Его внутренности казались странно легкими, но тяжелыми, и он стиснул зубы. Конечно. Конечно, это должно было произойти именно сегодня. Джонхан должен поднять мыло, он знает, что должен поднять его, но не мог пошевелиться. Но Джонхан не идиот. Он не собирается наклоняться. Нет, несмотря на свою панику, он достаточно рационален, чтобы не делать этого. Мыло находилось в паре футов от него. Джонхан отложил мочалку в сторону и выключил воду. Он дюйм за дюймом приближался к мылу, сжимая и разжимая кулаки, грудь задвигалась в напряженных вздохах. Он должен поторопиться. Уши Джонхана звенели от белого шума, и он на мгновение подумал, что потеряет сознание прежде, чем сможет поднять свое мыло, что было бы намного хуже. Джонхан медленно присел, бедра горели как напоминание об утренней тренировке. Он фыркнул с облегчением, когда его пальцы обхватили стену, и встал. По крайней мере, Джонхан попытался это сделать. Он вскрикнул, когда его колени болезненно упали на плитку. Сердце быстро забилось при виде многочисленных теней. Рука, которая толкнула Джонхана, теперь схватила его за волосы и оттянула голову назад. В поле зрения Джонхана появилось лицо, и он ахнул, увидев прорез в брови. Это был тот самый мужчина, который стоял в кафетерии несколько дней назад. И теперь он ухмылялся, темные глаза угрожающе смотрели на Джонхана. — Эй, красавчик, — усмехнулся мужчина. — Забавно видеть тебя здесь совсем одного. Я думал, что Купс будет держать свою милую игрушку на поводке и не позволит ей бродить в полном одиночестве. — Так лучше для нас, — добавил другой голос. — Хватит прелюдий, Джонни, — нетерпеливо говорит кто-то другой. — У меня встал член, и я хотел бы трахнуть этот прелестный ротик. Этих слов было достаточно, чтобы выбить Джонхана из его ужасного транса, и он закричал. — Помогите мне! Помогите! Кто-нибудь, помогите мне! Джонни закрыл ему рот рукой, чтобы успокоить. — Никто тебя не услышит, куколка. А если и услышит, то не поможет. Если что, любой, кто тебя услышит, просто захочет повеселиться, — он посмеялся над страхом в слезящихся глазах Джонхана и другой рукой вышвырнул Джонхана из кабинки. Брюнет застонал от удара и тут же попытался уползти. Его усилия были тщетны, так как двое других голых мужчин окружили его. Джонхан снова начал кричать, зовя Рена, Мингю — кого угодно, кто мог спасти его. Он стал пинаться, когда они схватили его и закрыли рот. Тело Джонхана перешло в режим «бей или беги», но его вариант побега был сорван. Второму мужчине удалось заломить ему руки за спину, и Джонни ударил его по щеке. Сила удара откинула голову Джонхана набок и заставила замолчать. По лицу Джонхана текли слезы, его дыхание было поверхностное и быстрое, отчего он подумал, что у него гипервентиляция. — Пожалуйста... пожалуйста, не делайте этого! — умолял он, и его голос звучал жалко, как всегда говорил Сынчоль. — Пожалуйста! Его заставили встать на колени перед третьим мужчиной, который бесстыдно гладит свой член. Джонхан сжал губы, откидывая голову в сторону. Второй мужчина заломил его руки сильнее, отчего брюнет издал приглушенный стон. Джонни схватил его за волосы, но Джонхан всё ещё сопротивлялся. Он запрокинул голову назад, ударяя подбородок другого мужчины. Тот вскрикнул и ослабил хватку на руках Джонхана, который, воспользовавшись моментом, оттолкнул третьего мужчину, который потерял равновесие на мокрой плитке. — Помогите! — закричал Джонхан, теперь прижатый к полу, одна из рук Джонни крепко обхватила его шею и перекрыла ему доступ воздуха. От удара головы о плитку у Джонхана поплыло перед глазами. — Слушай сюда, маленькая сучка. Я... —Отвали от него нахуй! — Джонхан почти зарыдал от облегчения, когда услышал ревущий голос Сынчоля. Раздались шаги, и вес рук Джонни покинул его грудь. — Папочка! — закричал он, как только снова мог вздохнуть, слепо протягивая руки. Он слышал, как Вернон и Мингю сражались с людьми NCT, но всё, на чем он мог сейчас сосредоточиться, — это рука, которая подняла его на ноги, грудь, в которую его втягивают. Он вцепился в Сынчоля, зарываясь лицом в его широкую грудь, рыдая и произнося его имя. События после этого закручивались вихрем. Джонхан всё ещё был в панике и никак не мог перестать плакать. При осознании этого Сынчоль пробормотал проклятие. Он подхватил Джонхана на руки, приказывая Минхао забрать полотенце и принадлежности. Он наступил на Джонни, который был без сознания, и вышел вместе с остальными, плюя на других двух. Сынчоль поставил Джонхана на ноги, чтобы вытереть его, позволяя брюнету прислониться к нему, пока он переодевал его. Дыхание Джонхана было прерывистым, и хотя он уже не плакал так сильно, слезы всё ещё текли по его румяным щекам. Сынчоль схватил его за подбородок, привлекая к себе внимание. — Ангел, посмотри на меня, — Джонхан сделал это, одной рукой схватив главаря банды за запястье, а другой всё ещё цепляясь за его рубашку. Сынчоль нахмурился, тон его голоса не утешал. Он был твердый и резкий, но Джонхан попытался сосредоточиться на нем и на чужих словах, а не на вихре паники в его собственной пульсирующей голове. — С тобой всё в порядке. Тебе нужно успокоиться. — П-папочка, — захныкал Джонхан. В глазах гангстера было что-то, что заставляло его защищаться. Он хотел, чтобы Сынчоль знал, что он боролся, что он пытался сбежать, что он не жалкий и слабый. — О-они... они собирались причинить мне боль. Я пытался... Я пытался с-с-сражаться с ними, я пытался! Я пытался, но они... они намного сильнее... Я... — его паника вернулась, отчего голос стал отчаянным. — Я пытался бороться... Я не слабый и-и жалкий, я... — Остановись. Джонхан проглотил остаток предложения. Он посмотрел на Сынчоля сквозь ресницы, мокрые и слипшиеся от слез, и вздохнул прерывисто. — Соберись, — прохрипел Сынчоль сквозь стиснутые зубы. — Я никуда не пойду, пока ты ревешь, как гребаный ребенок. Мы не показываем слабости, и ты не исключение. Соберись, блять. Словно в противовес своим словам обнял Джонхана. Тяжесть его рук вокруг брюнета производила странный успокаивающий эффект, и его мысли наконец успокоились. Джонхан сосредоточился на прочности тела Сынчоля по сравнению с его дрожащим телом, на равномерном подъеме и опускании его груди в отличие от его неровного дыхания. Его собственные руки были зажаты между их телами, но Джонхан не чувствовал себя в ловушке. Наоборот, Джонхан чувствовал себя в большей безопасности, как будто ничто не могло его побеспокоить, пока его обнимал Сынчоль. Джонхан прижал лицо к шее мужчины, отказываясь двигаться. Кожа Сынчоля стала влажной от его слез, но его это, казалось, не беспокоило. Он не злился и не отталкивал Джонхана. Он обнимал его, пока тот окончательно не успокоился. И Джонхану пришлось сдержать разочарованное хныканье, когда Сынчоль перестал обнимать его и отступил на шаг назад. Два его пальца коснулись подбородка Джонхана и приподняли голову. Глаза Сынчоля стали мягче, что шокировало Джонхана. Впервые он смотрел на него не сердито. Сынчоль вытер оставшиеся слезы, и сердце Джонхана замерло. Они просто смотрели друг на друга, затем Сынчоль развернулся и вышел из раздевалки. Джонхан глядел ему вслед, он был сбит с толку, но поспешил за ним, получив легкий толчок от Минхао. Джонхан схватил Сынчоля за заднюю часть куртки, завязанной на талии, и крепко держался за неё, пока они шли к кафетерию. Сынчоль остановился и посмотрел на Джонхана через плечо. Брюнет, полностью осознавая правило «не трогать без разрешения», прикусил нижнюю губу. Сынчоль не заставил его отпустить куртку, как обычно. Он просто толкнул дверь, позволяя Джонхану прислониться ближе. Их маленькая группа подошла к столу, за которым они всегда сидели. Минхао отошел, чтобы встать в очередь. Рен вскочил со своего места при виде Джонхана. Он поспешил обнять брюнета, который с радостью ответил взаимностью. — Ханни, ты в порядке? Ты дрожишь, — произнес Рен, в его голосе отчетливо слышно беспокойство. — Дворняги Тэёна загнали его в угол в душевой, — ответил Вернон. — Что? Почему он был один? — воскликнул Рен, потянув Джонхана на скамейку. Джонхан подсознательно придвинулся ближе к Сынчолю, и это действие не осталось незамеченным его зорким другом. — У нас была встреча, — коротко говорит Сынчоль. — Неужели нельзя было подождать? — ответил блондин, и глаза Джонхана расширились, он ожидал, что Рен получит по заслугам за то, что так повысил голос на главаря банды. Чего он не ожидал, так это того, что Сынчоль просто пожмет плечами, не обращая внимания. «Они друзья», — вспомнил он, —«для них это нормально». — Это произошло бы, независимо от того, был ли Мингю там в роли телохранителя или нет, — возразил он. — С ним всё будет в порядке. — Хао услышал крик и побежал за нами, — вмешался Мингю. — У них не было возможности сделать с ним что-либо. — Кроме того, — Сынчоль убрал прядь волос Джонхана за ухо. Брюнет заметил периферийным зрением, что мужчина ухмылялся, — Ангел не совсем беспомощен. Он на самом деле сопротивлялся. Стол загудел, и Сунён похлопал ему в ладоши. Джонхан не был уверен, насмехался ли над ним мужчина или действительно хвалил. Он резко поднял голову, когда перед ним поставили поднос, и увидел Минхао, который слегка улыбнулся ему. Джонхан кивнул в знак благодарности и потянулся за вилкой, но остановился на полпути. Он был не голоден. Его желудок всё ещё скручивало, и он не был уверен, сможет ли он сейчас переварить тюремную еду. — Покушай, Ангел, — шепнул ему на ухо Сынчоль. — Я не голоден, — пробормотал он, и Сынчоль схватил его за подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом. — Это не предложение. Ешь. Джонхан прикусил язык, кивая. — Да, папочка. Он подтянул поднос поближе и взял вилку. Джонхан двигался почти механически, пока ел, заставляя себя есть кусочек за кусочком. Он пытался прислушаться к разговору вокруг себя — Рен отказался от попыток завязать с ним разговор, потому что он фактически онемел — но все голоса слились воедино, и он не мог их разобрать. Джонхан опустошил поднос, не осознавая этого, и некоторое время ошеломленно смотрел на него, пока его вилка висела в воздухе. Джонхан медленно опустил её на поднос и ощутил, как Сынчоль наклонился. — Хороший мальчик. Джонхан продолжал смотреть на свой пустой поднос. Он чувствует себя... не в своей тарелке. Его мозг был всё ещё затуманен, и казалось, что на его голову давили камни. Он был сбит с толку... — Папочка? Сынчоль уловил его едва слышный шепот. — Хм? — Я-я... можно я пойду спать? Пожалуйста? Сынчоль окинул взглядом его хрупкое тело, и Джонхан посмотрел на него умоляюще. — У нас встреча после обеда. — Я не буду мешать, — настаивал он, переходя к нытью. Мысль о том, что ему придется идти куда-то, кроме камеры, заставила его желудок сжаться, грозя вытолкнуть всю еду, которую он только что впихнул в себя. — Я буду вести себя хорошо... пожалуйста. — Я позволю тебе остаться, Ангел, но я кое-что за это получу. Джонхан собирался спросить, что за «кое-что» его ожидало, но раздался звонок, и он упустил свой шанс. Сынчоль поднял его на ноги и повел к правой лестнице. Джонхан начал протестовать — его поднос всё ещё стоял на столе — но когда он огляделся, Минхао уже убирал его вместе с подносом Сынчоля и своим собственными, поэтому он закрыл рот. Они вошли в камеру, и Сынчоль сел на деревянный стул. — На колени, — команда не сразу дошла до Джонхана, который тупо смотрел на Сынчоля несколько секунд. Он встал на колени, опустил голову и положил свои руки на верхнюю часть бедер. Пальцы Сынчоля ласково пробежались по его каштановым локонам, и это прикосновение несколько успокоило Джонхана. Сынчоль осторожно направил его к своим раздвинутым ногам. Джонхан положил голову на бедро мужчины и моргнул, думая, что мог бы так заснуть. Выражение лица Сынчоля становится снова непроницаемым. — Скажи мне, Ангел, — начал Сынчоль несколько мгновений спустя. — Ты когда-нибудь согревал член?