Shapeshift

Паникерствовать наедине с самим собой — все равно что хохотать, закрывшись в пустой комнате. Так может поступить разве что ненормальный. Чак Паланик «Невидимки»

***

      Шокированный взгляд Люциуса стоил всех мучений на суде. Малфой-старший стоял на пороге столовой и с открытым ртом рассматривал и свою жену, и Гермиону, которая давилась восстанавливающим зельем, способным дать ей ту самую толику необходимых сил. Но больше всего его поразило наличие Беллатрикс и Поттера за одним столом. Его глаз дёргался, любимая трость с рукоятью в виде змеи с грохотом упала на пол. Он потоптался на месте, нахмурившись, и всё же натянул счастливую улыбку, подступив к Нарциссе.       Миссис Малфой стойко вытерпела его объятия, выслушала тонну поздравлений и, сославшись на гостей, отвернулась, наливая в чашки чай. Грейнджер беззвучно усмехнулась, глянув на Люциуса, который не знал, куда себя деть. Он пытался поговорить с сыном, участливо поинтересовался у Беллатрикс о том, как у неё дела, и как-то неуверенно поприветствовал Гарри. Драко, фыркнув на отца, оговаривал с эльфами меню на ужин и старался игнорировать его возмущённые жесты. А Лестрейндж, развалившаяся на стуле, болтала ногой и потягивала бокал огневиски. Вот кто, действительно, был счастлив. Её забавные комментарии насчёт главы четы Малфоев не прекращались.       «Павлину оторвали хвост?», «Петух больше не может петушиться», «Змея укусила сама себя за хвост». Каждая фраза так метко била в цель, что в конечном итоге уязвлённый мужчина не выдержал её общества и покинул столовую. За ним никто не пошёл, хотя Гермиона ощутила стойкое желание рвануть следом, вцепиться клыками сначала в щиколотки, чтобы убежать он более не смог, а затем и в глотку. Она бы сжимала челюсти до тех пор, пока не послышался бы треск и хрип агонии. Сделала бы всё, лишь бы добиться правды относительно своего похищения и месяца в плену, выведала каждую тайну, каждый проступок, и только потом позволила бы умереть.       Не став обдумывать свои побуждения, Грейнджер опустилась на стул и прикрыла глаза, сделав глубокий вдох. Её уже не волновало, насколько жестокой она готова была стать, потому что что-то внутри окончательно умерло. Это не вернуть, не взрастить в себе вновь, нет. Подобные части теряются навсегда, а жалеть об этом явно не ей. Злорадный, загробный голос в голове лаем твердил, что всё правильно. Если люди отвечали злом на добро, то пора перевернуть собственное отношение и дать то, чего никто от неё не ожидал. Она прислушалась к своим ощущениям и нисколько не обрадовалась. Заседание растянулось до самого вечера. Солнце наполовину скрылось за линией горизонта, и в свои законные права вот-вот должна была вступить ночь.       Гарри обязался проводить Малфоев и Лестрейндж до мэнора и из вежливости согласился задержаться на чай. Однако была и другая, более веская причина, чтобы остаться. Он видел, какой бледной и слабой была Гермиона, чувствовал её подавленность и невозможность элементарно стоять на ногах. То, что она не расставалась с тростью, даже сидя на стуле, многое говорило. Парень пытался с ней поговорить по дороге, но наткнулся на полное игнорирование. Напрашивающийся вариант, но всё равно неприятный. Поттер готов был ждать объяснения и обоснования сколько угодно, если существовал вариант дождаться. Он бросил на подругу последний взгляд и болезненно скривился.       Грейнджер держалась из последних сил. Её постоянно тянуло к земле. Боль в костях стала такой сильной, что хотелось выть волком, как бы иронично это ни звучало. Зелье Нарциссы едва позволяло чувствовать себя лучше. Да, оно сняло утомлённость и натруженность мышц, но, к сожалению, не имело функции анальгетика, так что в каком-то смысле пуще усугубило состояние. От магии воротило так, что мощная аура Беллатрикс предательски гнала прочь. А ещё девушка судорожно пыталась придумать, куда ей спрятаться, чтобы никому не навредить.       Полная луна через пару часов взойдёт на небо, и тогда начнётся хаос. Гермиона не принимала волчье противоядие, уже начинала чувствовать спутанность мыслей и испытывала трудности в ведении диалога. Её язык заплетался, глаза закрывались. Она была истощена и боялась, только этот страх касался окружающих её людей. Зверь внутри не различал своих и чужих, для него все являлись либо угрозой, либо добычей. Поэтому она вспоминала укромные места, где нет возможности наткнуться на кого-то, кроме животных. — Мистер Поттер, мы можем доверять аврорам, которых выберет Шеклболт? — Нарцисса нарушила сложившуюся тишину и приподняла брови, рассматривая гостя. Она нарочито не повышала голос и заранее убедилась, что Люциуса нет поблизости. — Не поймите меня неправильно, но мне бы не хотелось, чтобы мою сестру убили при очередном посещении ваших коллег. — Не беспокойтесь, я ручаюсь за каждого парня и девушку. Иногда мне придётся лично её встречать, — Гарри хмыкнул, но внимание его было сосредоточено на подруге, — Ты в порядке, Миона? — В полном. — Грейнджер приподняла уголок губ и помассировала переносицу двумя пальцами. — Ты если врёшь, то хотя бы старайся выглядеть более убедительной, грязнуля.       Беллатрикс усмехнулась, отсалютовав ей бокалом. Её тяжёлый взгляд Гермиона ощущала на себе всё это время. На самом деле все присутствующие так или иначе косились на неё. И у всех был один вопрос: куда она пойдёт? К сожалению, ответа на это не было. Грейнджер понятия не имела, где будет в безопасности сама и не подвергнет риску других. Но точно знала, что должна уйти. Как можно дальше, глубже, в самую непроглядную тьму, в которую её загнала собственная беспомощность.       Чем дольше она сидела, тем меньше времени оставалось, чтобы найти пристанище на сегодняшнюю ночь. Одна только мысль о том, что она не будет ничего осознавать, вызывала паническое удушье. Гермиона сделала небольшой глоток предложенного чая и с трудом удержала мгновенный рвотный позыв. Её организм не выдерживал. Озноб, тремор, одышка и постоянная тошнота. Радость от небольшой победы на заседании сменилась разочарованием от собственной участи. Нервная система безжалостно убивала себя и добивала тело.       Драко не рисковал к ней прикасаться, пусть и хотел как-то поддержать. Взволнованный вид, несколько дёрганные движения. Он неуверенно протянул мантию, в которую тут же закуталась девушка, и тихо вздохнул. В столовой повисла гробовая тишина, и только домовики появлялись и исчезали, расставляя сервиз на столе.       Первым от напряжённой атмосферы не выдержал Гарри. Он уверенно расправил плечи, снял и протёр очки, а затем повернулся к Грейнджер, окинув её понимающим взглядом. — Я так понимаю, всех интересует, что ты решила. — Понятия не имею, о чём ты. — Она пожала плечами, но тут же вздрогнула, когда Поттер удивительно спокойно произнёс. — Где ты собралась превращаться, Гермиона?       Драко выпучил глаза и уставился на него, не зная, что и думать. Нарцисса поджала губы, с трудом удержав невозмутимое выражение. Гермиона, кажется, потеряла связь с реальностью. Она смотрела куда-то мимо друга, будто оглохнув от его вопроса. Пыталась осознать реальность и принять тот факт, что Поттер знал о её втором «Я». И только Беллатрикс, верная своей нестабильной натуре, рассмеялась этому абсурду. — Надо же, мальчик-который-не-умеет-умирать обладает интеллектом! — Заткнись, Лестрейндж. — Не смей указывать мне, любитель Экспелиармуса. Ты, быть может, и аврор, но не моя личная нянька. — Одно моё слово, и ты будешь сидеть за решёткой около моего кабинета. Не нарывайся. — Ой, кажется, штанишки намочила. — Я, конечно, извиняюсь, но не могли бы вы закрыть рты? — Нарцисса сдавленным шёпотом пересекла дальнейший конфликт, с резким звоном поставив чашку. Её ледяной взгляд обвёл всех присутствующих, убеждаясь в том, что просьба была выполнена, но замер на девушке, — Боюсь, мисс Грейнджер, вопрос действительно значимый. Вам нужно надёжно спрятаться. — Да? А я и не знала. — Гермиона едко огрызнулась, поддавшись недружелюбной атмосфере. — Ох, попридержите свой сарказм, юная леди, сейчас не время для этого! Мне напомнить, что произошло во время побега? — Хозяйка поместья прищурилась, Гарри удивлённо оглянулся, а Беллатрикс резко выпрямилась и в предвкушении ухмыльнулась, — Встреча с кем-либо окончится смертью. Ваша звериная часть уже вкусила кровь человека, и я боюсь, вашего самоконтроля, каким бы вдохновляющим он ни был, не хватит. — Я справлюсь, — Ложь. Очередная и наглая. Гермиона прекрасно осознавала риски своего положения. Не вмешайся тогда Нарцисса, она бы убила бедного Пожирателя, не задумываясь. — Я правильно понимаю? Блохастая напала на кого-то? — Лестрейндж приподняла брови и подалась вперёд, грудью навалившись на стол, — Ох, это в корне всё меняет. Ты знаешь, что в парках и заповедниках, где магические твари спокойно бродят среди посетителей, тех животных, которые кусали людей, убивают, м? А хочешь знать почему? — Она обворожительно улыбнулась, будто находилась на грани безумия и возбуждения одновременно. Блестящий взгляд, напряжённые плечи, — Всё очень просто, щеночек. Попробовав однажды, такие звери уже не останавливаются. Всё чаще нападают, кусают, рвут, потому что человеческая кровь дарит им наслаждение, вырабатывает зависимость. Что же вы раньше не сказали, что она ступила на эту дорожку?! Ух, мы с тобой порезвимся… — Белла, прекрати. — Нарцисса жёстко одернула сестру, заметив выпрямившегося Поттера. — Нам нужно что-то придумать, пока луна не поднялась. — Какой-нибудь лес? Или, быть может, ущелье? — Гарри почесал затылок, чем вызвал ядовитый комментарий. — О, да, я с удовольствием посмотрю, как эта неадекватная псина выкарабкается из оврага за счёт длинных когтей и помчится до первой же деревни. Ставлю на то, что мёртвых будет трое. Одного она обглодает, второго просто разорвёт, а третий, ну… Под лапу попадётся? — Беллатрикс облизнула губы, ногтями царапая столешницу. Она нарочито давила и ждала результатов. — Беллатрикс, чтоб тебя гиппогриф подрал, прикуси свой дрянной язык! — Соглашусь с миссис Малфой, Лестрейндж, заткнись! — Фу, какие вы скучные.       Споры, ругань, давление. Гермиона так устала от этого. Устала быть якорем и приводить всех к примирению, слышать то, что слышать не должна, и чувствовать разнообразные запахи за милю. Она устала даже дышать, не говоря уже о том, что её утомляли и пугали рассуждения о собственной природе. Ей нужно уйти. Она поднялась с места так быстро, что на это не успел никто среагировать. Секунды решения, и вот она практически бежала, опираясь на трость. Подальше от криков, подозрительности и вопросов. Она чуть было не сломала входную дверь, с силой влетев в неё. Запинаясь о собственные ноги, падая со ступенек и ругаясь на слабость, она бежала прочь из поместья.       Холодный воздух обжигал щёки и руки, ветер подхватывал волосы. Грейнджер не думала о том, что у неё нет тёплой одежды с собой. И не думала возвращаться. Стоило ей покинуть территорию Малфой-мэнора, она схватилась за палочку Беллатрикс и аппарировала. Сначала в дом на площадь Гриммо, где извинилась перед недовольным и испуганным Кикимером. Потом на место, где когда-то был её родной дом. Безжизненный пустырь встретил её морозом и одиночеством. Ни одного магла на дороге, ни одной машины.       Гермиона перемещалась с места на место, пока не выдохлась окончательно. Она упала на колени посреди Визжащей хижины и сжалась от того, какой беспомощной была. Множественные скачки в пространстве привели к магическому истощению, и кожа зудела от обилия волшебства. К горлу то и дело подступал ком, желудок сжимался. Древко из грецкого ореха в её ладони тускло мерцало, обжигая кожу, и девушка откинула палочку, закатившуюся под диван. Было темно и пыльно. После того, как Лестрейндж покинула это место, наградив Симуса переломом за нарушение спокойствия, сюда так никто и не заходил.       Сил на очередную аппарацию не осталось. И пришлось признать это место своим убежищем на эту ночь. Гермиона надеялась, что зверь не догадается выбраться отсюда, потому что рядом был Хогсмид с множеством жителей. Очередное нападение кровожадного оборотня сулило только проблемы. В особенности после сегодняшнего решения отсрочить казнь безумной Пожирательницы и рассмотреть указ о беззаконии волков.       Она легла на пол и сильнее укуталась в мантию Драко, вдыхая смешанный аромат кедра, пепла и… Сандала. Колени прижались к груди, пальцы сжали плотную ткань. Чувство одиночества набросилось на неё, вынуждая тихо шмыгнуть носом. Гермиона шокирована и напугана тем, что Гарри оказался осведомлённым о её секрете. Но вместе с тем ей было интересно, с каких пор он знал. Может, лучший друг понял это с самого начала? Или ему рассказала МакГонагалл, когда решила, что её ученица не справляется с собственными эмоциями? А что если Нарцисса, позволившая ему заглянуть в свои воспоминания, неосознанно выдала чужую тайну? Очередные вопросы забрались в голову, устроив настоящий Армагеддон. Но чем сильнее Грейнджер пыталась абстрагироваться от скорого превращения, тем больше на нём зацикливалась.       Она не знала, каким оно будет. Насколько яркой станет боль, как долго всё это продлится. Сразу ли она потеряет рассудок или у неё будет момент для осознания, что теперь за каждое действие отвечают инстинкты охотника? Гермиона утешала себя примерами других оборотней. Люпин не помнил, что творил в облике волка, пока не стал принимать зелье. Теодор тогда говорил ей, что тоже наткнулся на амнезию. По крайней мере, если она и сделает что-то ужасное, то не будет об этом знать. До момента, пока это не осветят в прессе.       Грейнджер лающе усмехнулась своему пессимистичному настрою. С каждой минутой дышать становилось труднее. Пальцы рук немели, дёсны чесались. Хотелось кусаться. В идеале, хотелось вцепиться клыками в горло Рабастана и слышать, как он захлёбывается кровью. Или рвать ему живот когтями, выпуская внутренности, и с извращённым удовольствием наблюдать, как медленно он умирает.       Она зажмурилась, чтобы прогнать эти картины из головы. Гермиона уже теряла контроль над своим воображением. Её ненависть к мужчине была яркой, всепоглощающей. Она уже не боялась того, что хотела с ним сделать. Он сам подписал себе приговор, и гриффиндорка могла только надеяться, что они более не встретятся. Потому что тогда никто не сможет остановить её. Ни Гарри, ни Драко, да даже МакГонагалл не справится с той холодной яростью, что поднималась изнутри при одном только упоминании Рабастана.       Резкий хлопок заставил судорожно поднять голову. Знакомые духи, размеренный стук каблуков. Гермиона прищурилась, когда на лестнице, ведущей на второй этаж, появился магический белый свет. Тёмный силуэт остановился на последней ступеньке. — У тебя какая-то нездоровая тяга к свалке и грязи?       Беллатрикс любопытно осмотрелась, замечая толстый слой пыли на каждом предмете мебели и полу. Кожаный диванчик привлёк её внимание, и она одним движением палочки очистила его. Ведьма уверенно прошла мимо девушки, задевая её ногу носком сапога, и уселась на старую софу. Её взгляд спокойный, поза расслабленная. Не понятно, чего она желала и добивалась, но факт оставался фактом. Она здесь.       Гермиона просто смотрела на неё и не знала, что делать. Как реагировать? А стоило ли вообще обращать внимание на эту жестокую, неблагодарную женщину? Ох, она начинала злиться. Беллатрикс обязали находиться в Малфой-мэноре на постоянной основе, а побег сулил наказание всем, кто её защищал. И что она сделала? Правильно, сбежала. Без зазрения совести подставила всех под удар. И ладно, если бы это несло неприятности только Грейнджер. Но по шее получит и Нарцисса.       Самовлюблённая, упрямая, наглая, мерзкая ведьма.       Гермиона с глухим рычанием подтянулась на подгибающихся руках и схватилась за трость. — Не заводись раньше времени, волчонок. Меня отпустил твой бессмертный дружок. — Беллатрикс прищурилась, вскидывая бровь в предупреждающем жесте.       Повисла тишина. Они смотрели друг на друга долго. Пристально. Гермиона с подозрением, а Лестрейндж с видной усмешкой. В их немом диалоге утонули всевозможные чувства: благодарность и смирение, страх и тоска, обида и боль. Всё мелькало, вихрилось, скручивалось в неясный водоворот образов, от которых становилось холодно. У них не было, нет и не будет возможности сказать всё прямо, потому что для них разговоры не имели смысла. Что Беллатрикс, что Грейнджер опирались на действия и факты, жили моментами и никогда не признавались в своих помыслах вслух.       И это устраивало их обеих. Нестабильные, упрямые, дерзкие. У них появилось слишком много общего, что так же никто и никогда не признает. Гриффиндорка смотрела в ониксовые глаза и пыталась найти хоть одну причину, по которой ведьма могла сюда заявиться, но ни одна не приходила в голову. Её отправил Гарри? Глупо и странно. Нарцисса? Более вероятно и обосновано. Осознавала ли Беллатрикс, по какому тонкому льду ходила? Ох, наверняка. Она была умной и долгое время жила бок о бок с оборотнями в рядах Пожирателей. Так что точно знала, на что способно животное в неистовстве.       Гермиона набрала полную грудь воздуха, опираясь на подлокотник дивана, и с шумом выпустила его через стиснутые зубы. Сквозь забитые окна стал просачиваться бледный свет. Времени не осталось. Горло сжалось, и она надрывно заговорила. — Тебе лучше уйти, Беллатрикс. Здесь опасно находиться. — Сиськи Морганы, — Ведьма закатила глаза, — Если ты думаешь, что меня пугает твоя мохнатая задница, то расслабься. Это не так. — Я не принимала противоядие. Всё, что будет происходить, вне моего контроля! — Грейнджер дёрнулась, повышая голос. — Я знаю.       Удивительно ровный ответ застопорил Гермиону. Она не моргая глядела на женщину, пытаясь понять, что происходило у неё в голове. Может, она поторопилась с выводом о биполярном расстройстве и там, действительно, царило безумие? Иначе её поведение не объяснить. Какой адекватный человек добровольно навестит оборотня на зачатках полной луны? И главное, с какой целью? Неужели она готова была столкнуться со зверем и осадить его в случае ужасного исхода? Ну, это логично, потому что ни Нарцисса, ни Гарри, ни даже Драко не смогут намеренно причинить ей боль, чтобы не позволить выбраться наружу. А вот Лестрейндж могла и, наверное, хотела.       Беллатрикс демонстративно не обращала на неё никакого внимания. Игралась с палочкой, листала пыльную ветхую книгу и ворчала о чистокровности и прочей ерунде. Но что-то выбивалось из общей картины. Раз в сорок или тридцать секунд она поглядывала на заколоченное окно. Ведьма не боялась и не паниковала, её сердце билось неразумно ровно, словно на отдыхе. Она уверенно ждала чего-то, можно сказать, предвкушала.       И Гермиона поняла, чего именно.       Превращения.       Грейнджер шумно сглотнула, оборачиваясь. Лунный свет почти пересёк середину комнаты. Прятаться больше не было смысла. Она последний раз повернулась к замершей женщине и заторможенно скинула мантию с плеч. Без толку говорить, что находиться здесь неразумно и опасно, что зверь будет бросаться на всё, что увидит.       Абсурдная ситуация. Но знакомая. В первый раз происходило всё то же самое. Визжащая хижина, абсолютное отсутствие звуков, паника и только они вдвоём. Единственным отличием было то, что теперь Беллатрикс не удивлялась, а Гермиона себя не контролировала. Женщина смиренно сидела на месте и скрашивала её одиночество. Позволяла отвлечься от предстоящей боли и сосредоточиться на аромате парфюма, о чём-то шептала, читала некоторые строки вслух или демонстративно оскорбляла. Пыталась показать, что она рядом? Нет, глупо. Это шило в пятой точке не станет так надрываться ради грязнокровки.       Угрюмо усмехнувшись, Гермиона заторможенно расстегнула рубашку и аккуратно сложила на край кофейного столика. Осторожно стянула штаны и с долей смущения сделала шаг вперёд. Безысходность толкала её изнутри. Доска, закрывающая большую часть окна, отлетела в сторону под воздействием магии. И Грейнджер рухнула на пол, встречая серебряный диск на звёздном небе. Мир погрузился в темноту, а ночное спокойствие разрушил неистовый волчий вой.

***

      Сухость в горле, далёкое ржание единорогов и слизкий холод под щекой. Гермиона поспешно открыла глаза и вскочила, словно ужаленная, но тут же рухнула обратно. Полы мантии на её абсолютно нагом теле были пропитана кровью. На полу красовались вязкие, бурые разводы и глубокие борозды от когтей. Рядом с изорванным до основания диваном валялась её скомканная одежда. Из деревянной поверхности столика торчал вырванный с корнем клык размером с указательный палец.       Гермиона обмерла, замечая на своих руках алые следы. Металлический привкус на языке вызвал рвоту, и девушка согнулась, выплевывая желчь. Давясь сухими позывами, она чувствовала, как протестующе сжимался желудок, как пищевод нещадно жгло от фермента, а глаза чуть ли не выкатывались. Совладать с реакцией получилось не сразу. Пришлось приложить все оставшиеся силы, чтобы выпрямиться и удержать в себе хотя бы желудочный сок. По гостиной будто прошёлся ураган. Старые книжные полки были сломаны, стены с кровавым отпечатками лап — изодраны, стулья — смяты. В голове абсолютная пустота. Неужели это всё сделала она? Что произошло? И где Беллатрикс?       Грейнджер поднялась и на негнущихся ногах стала бесцельно бродить промеж беспорядка. Сейчас она могла наступать на правую ногу без адской боли, однако хромота никуда не делась, только чуть уменьшилась. С ощутимой одышкой от подступающей паники она внимательно осматривала всё, что только видела. На кухне вовсе разверзся ад. Некогда целые подвесные шкафы валялись на полу, мелкие осколки посуды рассыпались по всей площади комнаты, и где-то виднелись комки коричневой шерсти. Стол, изгрызенный и превращённый в щепки, накренился.       Она споткнулась о книгу, которую на кануне просматривала ведьма. Рядом валялся кусок кожи, подозрительно похожий на часть корсета Лестрейндж, и один из шнурков, которым он затягивался. Гермиона зарылась пальцами в волосы, болезненно их сжимая. Она ведь не могла убить женщину? Это невозможно. А что если да? Убила и без задней мысли съела, будучи в беспамятном состоянии. Это бы объяснило и количество крови, и её вкус во рту, и отсутствие каких-либо останков. Что теперь делать? Нарцисса не простит ей этого. Драко не простит. Как она могла вернуться и посмотреть им в глаза, если совершила такое?!       В горле вновь встал ком, колени подкосились. Гермиона готова была упасть замертво или спрыгнуть с отвесной скалы в глубины Чёрного озера. Она ведь предупреждала, просила уйти. — Нет-нет-нет, не может быть. Невозможно! — Она кричала в пустоту, хватая себя за плечи. — Упрямая, наглая, противная женщина!       Это конец. Конец для неё, для Нарциссы. Возможно, для Гарри. Если Беллатрикс мертва, то никак не сможет выполнить свои обязанности по внедрению в группу Сивого, а это означало лишь одно. Никто не подумает, что ведьма погибла, а потому её сочтут беглянкой. Всех, кто за неё ручался, ждало наказание, и увольнение или штраф — не самые ужасные меры. Их могли ведь заключить под стражу, особенно после того, как Гермиона лично заверила всех в том, что понесёт полную ответственность за действия женщины. Дела плохи. Ужасны.       Паника настолько охватила разум, вплеснувшись через край, что переместилась в тело. Конечности тряслись так сильно, что весь мир шёл кругом. — Ты тоже не особо приятная, грязнуля, но я же не кричу об этом.       Глубокий голос раздался откуда-то со спины, и Грейнджер резко обернулась, готовая расплакаться. На лестнице стояла безбашенная ведьма. Без корсета, со взъерошенными волосами и заспанным видом она олицетворяла недовольство и негодование. Гермиона облегчённо осела на остатки дивана, не замечая никаких ран на чужом теле. Только помятое чёрное платье с длинной дырой, обнажающей мощное бедро, хмурый взгляд и размазанная тушь. Ни крови, ни царапин, ни укусов.       Беллатрикс зевнула, проходя мимо, и замерла около столика. Спустя секунды она вытащила клык из дерева и внимательно его осмотрела с лёгким наклоном головы. Острый, массивный, белоснежный. С небольшой ребристостью и коротким корнем. — Скажи мне, щеночек, зачем нужно орать ни свет, ни заря, когда я только-только уснула? — Ты в порядке? — Вопрос вырвался у Гермионы сразу. — Ты ожидала другого? — Лестрейндж усмехнулась их вопросительному диалогу, но всё же кивнула. — Я думала, что убила тебя. — Ты? Меня? — Она рассмеялась так искренне и удивлённо, что Гермиона неволей засмотрелась на неё. — Только в твоих мечтах, волчонок. Если ты думала, что покусала меня, то расслабься. Как только ты превратилась, стала метаться из стороны в сторону в попытке вырваться на волю. — Я не кинулась на тебя? — Нет. Тебя больше интересовала мебель. Я даже думала кинуть ножку стула, который ты добросовестно поломала, вдруг тебе хотелось поиграть? — А кровь?.. — Она твоя, — Ведьма пожала плечами, кидая в Гермиону её одежду, — Ты начала грызть и рвать себя, когда не смогла выбраться.       Гермиона заторможенно осмотрелась и только сейчас заметила на щиколотке множественные следы зубов, а на груди глубокие царапины. Она не понимала, почему не попыталась напасть на Беллатрикс, а довольствовалась деревом. Не знала причину самоповреждения и такой спокойной реакции женщины. Но с замиранием вспомнила страницы дневника и широко распахнула глаза, уставившись на свои ладони.       «Тот, кого оборотень признал своей парой, может легко успокоить его и, если верить рассказам подопытных, пробудить глас рассудка в момент звериного неистовства»       Не может быть. Нет. Это неправильно. Невозможно.       Гермиона прокручивала в голове всё, что так или иначе касалось ведьмы. Их взаимодействия, споры, драки. Обычные разговоры с ноткой агрессии и возмущённого принятия. И чем больше она вспоминала, тем больше пугалась. Потому что всё, что описывал неизвестный волшебник, имело место быть. Она рисковала ради Беллатрикс, шла на отчаянные шаги и отказывалась отступать. Цеплялась за неё как за спасательный круг, нередко позволяла вымещать на себе негативные эмоции и всегда старалась поддержать.       До чего глупо. Одно дело — хотеть. Если бы её зависимость от Лестрейндж основывалась на интимном интересе, было бы проще размышлять об этом. С возбуждением справиться проще простого, учитывая, что она давно не маленькая девочка. Но другое дело — нуждаться. Всё уходило гораздо глубже. Гермионе требовалась компания Беллатрикс, хотелось слышать её голос, чувствовать её запах и слышать размеренное биение её сердца. Зверь признал хозяина? Пару? Да чёрта с два она это примет! И уж точно никогда и никому не скажет.       Гермиона медленно выпрямилась, схватила одежду и под недоумённым взглядом стремительно скрылась в другой комнате. Никакой зверь не будет указывать ей, как жить и с кем быть. У неё нет сил справляться ещё и со своим вторым я. Одеваясь, она клялась себе не обращать внимание на внутреннее недовольство. Клялась не думать об этом более, потому что если начнёт, то не остановится. Загонит себя в ловушку собственных чувств и эмоций, от которых так упрямо убегала. В дверь ненавязчиво постучали, и она по инерции выкрикнула: «Занято». Думала, что поможет, спровадит нестабильную женщину, но прогадала.       Резкий хлопок раздался слишком внезапно, вынудив подпрыгнуть. Ветхая дверь слетела с петель и с грохотом рухнула на пол. Гермиона прижала пропитанную кровью мантию к груди, не обращая внимание на мерзкое, липкое ощущение. Уже не волновали ни мшистый запах, ни отвратительный вкус на языке. Даже собственная неполная нагота не вызвала смущения, потому что Беллатрикс, ворвавшаяся в комнату подобно фурии, смотрела только в глаза. — В чём дело, питомец? — Размеренный голос, чуть ли не сорвавшийся на писк. Женщина пыталась контролировать себя? — Ни в чём, всё в порядке. Выйди, пожалуйста, мне нужно одеться. — Грейнджер сглотнула вязкую слюну и нервно улыбнулась, отводя взгляд. Не хватало ещё незапланированного сеанса легилименции. — Попробуй ещё раз, а то твоя ложь звучит настолько же неубедительно, как угрозы очкарика. — Дерзкий смешок, сложенные на груди руки.       Беллатрикс давила морально и ощутимо, но не переступала условных границ. Конечно, она могла запросто повалить девушку на пол и произнести нужное заклинание, чтобы проникнуть в её разум. Могла и напрыгнуть, чтобы ударить, использовать Круциатус, выведать всё и даже больше. Но всё же она держалась, хотя её глаз предательски дёргался. И одного её выпада хватило, чтобы Гермиона сорвалась. Всё копившееся внутри хлынуло наружу, подобно магме из самого жерла. — Какого хрена, Беллатрикс?! — Сжав зубы и отпустив рухнувшую на пол мантию, гриффиндорка в два прыжка приблизилась, с силой пихая ведьму, — Какого хрена ты это делаешь?! То кричишь на меня и оскорбляешь, пихаешь, отправляешь жалящие, всячески портишь жизнь в один момент, а в другой — вдруг появляешься в поместье и отвлекаешь сраных мракоборцев, чтобы Нарцисса могла увести меня! — Грейнджер. — Не смей Грейнджерить тут мне! — Гермиона толкнула её ещё раз, из-за чего Лестрейндж оступилась и спиной впечаталась в стену. — Зачем ты подставилась? Зачем сыграла в героя, зная, что тебя отправят в Азкабан?! Что вообще происходит в твоей голове, а?! — Я позволила им себя поймать, зная, что ты вытащишь меня. — Признание так легко сорвалось с алых губ, что на момент Грейнджер впала в ступор. Минута молчания звенящей тишиной окутала их, но и ей пришёл конец. — О, правда что ли? Вытащу тебя? Ты, самоуверенная, напыщенная женщина, синоним которой слово «чума», хоть представляешь, на что мне пришлось пойти ради этого?! — Она схватила Беллатрикс за плечи и встряхнула, и этого ведьма не стерпела.       Удивительно легко вывернувшись из захвата, женщина ответно пихнула гриффиндорку и одарила сильной, увесистой пощёчиной, звук от которой разнёсся по всему дому. Обе яростно глядели друг на друга, не зная, как продолжить диалог. Или, быть может, каждая решала для себя дальнейшие действия. Драться или попытаться договориться? Проигнорировать ситуацию и вернуться в поместье или вынести всё на обсуждение и прийти к обоюдному согласию? Привлечь третьих лиц для разрешения конфликта или оставить всё между собой?       Гермиона не знала, чего хотела и как собиралась возвращать мнимое спокойствие. Щека огненной пульсацией отзывалась на любое движение лицевых мышц, и боль охватывала не только кожу, но и что-то внутри. Почему Беллатрикс так сказала? Зачем? Эта наглая, самовлюблённая ведьма вновь всё разрушила, едва ли стараясь. Хотела, чтобы ей были должны? Это глупо, несуразно. В конце концов, она не похвалялась своим поступком. Девушка судорожно выдохнула, на моменте прервавшись, тело будто окаменело, когда произошло непредвиденное.       Она зажмурилась, когда Лестрейндж, гневно раздувая ноздри, замахнулась ещё раз, да так и распахнула глаза, шокированная и выведенная из строя банальным прикосновением. Вместо того, чтобы ударить, Беллатрикс уложила прохладную ладонь на покрасневшую, пострадавшую щёку и подалась вперёд, буквально вжимаясь грудью в обнажённую грудь Гермионы. Они дышали рвано, загнанно, будто пробежали не один раз по всей территории Малфой-мэнора. Ониксовые глаза лихорадочно блестели, когда ведьма облизнула нижнюю губу. — Послушай, волчонок, у меня нет настроения драться с тобой после бессонной ночи, поэтому в случае, если не успокоишься, я тебя вырублю и перенесу обратно в поместье, передав Нарциссе. — Она медленно обвела взглядом лицо гриффиндорки, остановившись на губах. — Я не позволила Аврорату вызнать о твоём хвосте потому, что ты не хотела этого. — Как давно тебя стало волновать, чего я хочу? Хотя знаешь, нет, у тебя наверняка был какой-то план. Ты буквально сбросилась в пропасть, Беллатрикс. — Гермиона смогла выдавить из себя обращение, коснувшись языком сколотого клыка. — Самозабвенно, без единой заминки бросилась на Рона и увела за собой его коллег. — Это не потому что ты мне нравишься, Грейнджер, нет. Просто я не могу позволить своему питомцу вот так сдаться тем, кто не заслуживает ни капли его внимания. — И что теперь? — Настороженный шёпот утонул в шелесте задуваемого сквозняка. — Теперь?..       Между лицами, практически, не осталось расстояния, они касались друг друга носами, дыхание смешивалось в единый горячий поток. Гермиона чувствовала через чужую одежду, как сильно билось сердце ведьмы, потому что стояла полуобнажённой. Плотная ткань платья Беллатрикс царапала живот, задевала соски, что приводило к дрожи. По коже поползли мурашки, волоски встали дыбом от того, что очередная перепалка переросла не в драку, а в апогей напряжения. Колени подкашивались от подобной близости, во рту пересохло.       Все вопросы разом исчезли, оставив в голове мёртвый штиль. Уже неважно, что будет дальше, правильно ли это или нет, есть ли шанс отречься от своих инстинктов или они стали полноценной частью личности. Какое-то нездоровое равнодушие вызвало шквал бурлящих эмоций: отторжение, злость, печаль, тревога, неуверенность. Весь коктейль гремучей смесью пробуждал волчье начало, скулившее и рычавшее о том, чтобы взбрыкнуть и поставить Лестрейндж на место. Прижать её к стене, схватить за горло и, наконец, укусить. Желательно за надутую в задумчивой гримасе нижнюю губу. А затем слизать кончиком языка проступившую кровь и понести за дерзость наказание.       Что-то упрямо твердило о том, что она не готова к подобному, что слишком слаба и едва ли сможет выдержать большее количество прикосновений, захлебнувшись панической атакой. Но другая, дикая и неподатливая часть кричала о том, что это ерунда, пустяк. Если переступить через свой страх, вытерпеть тремор и тошноту, посмотреть в глаза кошмарам, всё наладится, вернётся в норму. Однако Гермиона чувствовала всем нутром, что всё не так. Она не сможет переступить черту и подпустить женщину ещё ближе. Не сейчас, нет. Слишком свежие раны и шрамы терзали не только тело, но и дух.       Она подняла подбородок, выпрямляясь во весь рост, когда Беллатрикс покачала головой и, шумно выдохнув, отступила. И связь, выстраиваемая ими на протяжении последнего полугода, казалось, испарилась. Быть может, это всего лишь фантазия или несущественный морок, но Грейнджер явственно ощутила холод внутри. Будто нить, и без того натянутая, лопнула. — Нам пора возвращаться. — Ведьма рваным, дёрганым движением кисти зачесала назад свои кудри и выудила палочку. — Одевайся, щеночек, здесь нет слюнявых рыжих тугодумов, готовых это лицезреть.       «Повторяешься, Беллатрикс».       Гермиона грустно усмехнулась, подхватывая свою одежду с пола.

***

      Малфой-мэнор встретил их тишиной и уютом. Тёплый приёмный зал более не вызывал негативных эмоций, лишь смутную тоску по минувшим дням, когда было понятно, кто свой, а кто чужой. Гриффиндорка с тоской нашла то место, где беспомощно лежала под Беллатрикс и умоляла оставить её в покое, заверяла в том, что ничего не крала, что ничего не знала. Уголок губ дёрнулся в подобии улыбки, когда раздались размеренные шаги и в комнату вошла Нарцисса. Голубые глаза внимательно изучили каждую доступную деталь, подметили всевозможные последствия, и только потом миссис Малфой одним лишь жестом попросила сестру удалиться.       Та не стала спорить. Небрежно махнув на прощание, Лестрейндж покинула зал, позволив поговорить наедине. Не то чтобы Гермиона горела желанием делиться впечатлениями и обсуждать произошедшее. Но, по крайней мере, она точно знала, что Нарцисса не оставит её без должного диалога, а потому, удерживая тяжёлую мантию, устало сморщилась. Этого хватило, чтобы появился маленький, знакомый домовик и забрал пропитанную кровью вещь. Жаль, запахи исчезали не так быстро, как того хотелось. — Всё хорошо, мисс Грейнджер? — Вкрадчивый вопрос, заданный таким мягким и нежным тоном. — Думаю, да. — Точно? — Я не могу ни в чём вас заверить, миссис Малфой. — Грейнджер потёрла шею и с хромотой переступила с ноги на ногу. — Если хотите знать подробности моего превращения, то лучше спросите Беллатрикс. — Она в полном порядке, в отличие от вас. — Справедливое замечание. Нарцисса приподняла брови и легко улыбнулась. — И я не настаиваю на самоанализе, просто. — Вы его и не получите, — Гермиона резко перебила женщину и раздражённо закатила глаза, — Моё состояние — стабильно плохо. Как физически, так и эмоционально я опустошена, и изменить это вы не в силах, уж простите. Поэтому не вижу смысла в дальнейшем диалоге. — Гермиона. — Нет, хватит. — Она подняла руки и отступила. — Принять ванну и поспать — это всё, чего я хочу. Мне нужно время, Нарцисса. — Хорошо, — Хозяйка поместье вежливо кивнула, пусть и заметно расстроилась, — Я собиралась в Министерство, как раз сообщу мистеру Поттеру о вашем с Беллой возвращении. Отдыхайте. — Она замерла в дверях прежде, чем уйти, — Меня не будет пару часов, но если что понадобится, не стесняйтесь попросить Драко.       Гермиона моргнула, давая понять, что услышала её, и двинулась к лестнице. Прошедший день, заседание, волокита официальных протоколов после него и тяжёлая ночь добили моральную составляющую, а потому каждую ступень она считала. Одна, две, три. Дискомфорт в колене, ноющие связки и суставы, резь в дёснах. Адреналин, вспыхнувший в разговоре с Беллатрикс, отступил, и теперь все последствия превращения напали на неё, вынуждая сутулиться. Знакомая матовая дверь из чёрного дерева встретила полным безмолвием.       Повернув ручку и сделав шаг вперёд, Грейнджер апатично осмотрела комнату, которая принадлежала только ей, и с радостью заметила чистую одежду. Тёплые трико и безразмерный свитер. Благодарность к семье Малфоев захлестнула её. Они позаботились о её комфорте, радушно приняли в своём доме и продолжали справляться о её самочувствии. А она только что нарычала на Нарциссу, браво. Отчаянный стон, разбившийся о стены спальни, к счастью, никто не услышал. Мысль о том, что ей предстоял серьёзный разговор с Гарри, пронзила словно стрела, вызвав бурное отрицание.       Нужно объясниться и выслушать его, стерпеть обвинения, через зубы заверить, что всё нормально и это не какое-то помутнение. Хотя она уже не была уверена. Всё, что касалось Беллатрикс, представляло собой одну большую одурь. А привязанность к Гарри походила на ошейник, натиравший шею, любовь к нему смахивала на намордник, который не позволит вывалить всё, как есть. Нежелание обидеть друга ещё больше, чем удалось на суде, душило и заставляло отрекаться от полюбившейся манеры общения. Нельзя будет огрызаться, рычать, бросаться с обвинениями и защищать Лестрейндж ещё больше. Ох, эта женщина вновь оказалась права.       Гермиона вела себя, как верный цепной пёс, думая о близких. Помотав головой, чтобы очистить рассудок, она принюхалась и уловила тошнотворные запахи крови, пота и пыли. И весь этот шлейф исходил от неё самой, что определённо отвращало. С омерзением она поняла, что так нормально и не мылась с самого момента освобождения. Только быстрый контрастный душ, чтобы остудить голову и избавиться от отёков. Это не то. Ей хотелось занырнуть в горячую воду, отмокнуть в течение длительного времени, наконец, смыть с себя ощущение грязи и разбитости. Навряд ли, конечно, это поможет, но попытка не пытка.       После секундных раздумий, она двинулась в ванную комнату и открыла три крана. Тяжёлый пар осел на полу, густая мыльная пена с ненавязчивым цветочным ароматом забурлила на поверхности воды. Одежда мятым комом улетела в корзину для белья, и Гермиона медленно погрузилась в ванную, не дожидаясь, пока она наполнится до конца. Она вздрогнула от волны блаженства, нахлынувшей на неё. По спине и бедрам прокатились мурашки, а глаза прикрылись. Грейнджер с облегчением выдохнула, чувствуя, как наконец расслабляются и согреваются мышцы.       Последний раз, когда она вот так принимала банные процедуры был слишком давно. Тихий плеск раздался в стенах комнаты. Гермиона размеренно водила руками по телу, считая количество шрамов и смывая грязь и пот. Тридцать борозд различной длины и глубины от кинжала. Семь ожогов. Семь впадин от когтей. Три укуса. Одно слово. И это без учёта уже восстановленных переломов и синяков. Она с придыханием поняла, насколько истерзанной была.       За что и из-за чего? Она не понимала. И понимать отказывалась. Наверное, согласись она присоединиться к Фенриру, получилось бы избежать всего этого. Гермиона могла бы сделать вид, что встала на его сторону, создать иллюзию помощи по какому-нибудь вопросу, а потом обвела бы его вокруг пальца и сбежала. Красивая теория. Однако она убедилась в том, что старый оборотень имел представление о том, как вести дела. Он бы непременно потребовал доказать свою верность, возможно, попросил бы заключить непреложный обет.       Нет, выхода тогда не было. Одно дело предать друзей, другое — почти всё волшебное население Британии. Хотя, если разобраться, она никого и не предавала. Всего лишь оказалась по другую сторону баррикады, и не её вина, что кто-то узколобо мыслил.       Грейнджер заторможенно осмотрелась и замерла, натыкаясь на зеркало в полный рост на противоположной стене. Её кожа болезненно серая, рубцы омерзительно красные. Сильно выступающие рёбра и ключицы. Ей было противно смотреть на себя. Прежде здоровая фигура, а сейчас мечта больного извращенца. Сухие жилистые мышцы с синими полосками вен, абсолютное отсутствие жировой прослойки. Месяц питьевой диеты сделал своё дело. Пена растворилась, являя взгляду мутную, почти остывшую воду. Гермиона поймала себя на том, что трёт живот и никак не может избавиться от какого-то странного ощущения. Будто к ней что-то прилипло. Она тëрла всё сильнее и сильнее. Сначала намыленными руками, потом куском ароматного мыла, но это чувство не проходило.       Перед глазами бесцветными вспышками пронеслись воспоминания. Свет от свечей. Раскалённое тавро. Кастет. Рабастан. Его колючая жёсткая щетина. Спущенные штаны. Саднящая боль между ног. Липкая, горячая, пахнущая хлоркой сперма. Да, Грейнджер тогда вытерла её, и следов не должно было остаться. Но было ощущение, будто она въелась и до сих пор была на ней. Мышцы пресса сжались от неприязни, отторжения. Её лицо перекосило, и она тщетно вздохнула, пытаясь отмыться. От чужих рук на своём теле, от следов удовольствия больного ублюдка и его слюны. Она яростно растирала мягкую, недавно зажившую кожу, с глухим рычанием качала головой и старалась абстрагироваться от происходящего, как делала это в подвале. Не думать о боли, не обращать внимание на колючую щетину, не поддаваться слабости и отчаянию. Но, как и тогда, бой с треском проигрывался.       Она ведь сама виновата в своих отметинах на теле и шрамах на душе. Дала Рабастану повод, не постояла за себя, не стала сопротивляться. Она ничего не смогла сделать. Напуганная и уязвлённая, лишь позволяла все эти зверства, ещё и смела умолять о смерти. Удручающие мысли заполнили её разум. В ушах вновь зазвенело, руки свело, ноги выпрямились в приступе спазма. Воздуха стало не хватать, и девушка откинулась назад, пытаясь успокоиться. Слëзы побежали из внешних уголков глаз, горячими дорожками стекая по щекам. Подобное происходило в кабинете у Гарри. Только сейчас она одна, и это состояние не поддавалось контролю.       Оно огненным смерчем налетело на неё и теперь не отпускало, бросая из стороны в сторону, пытаясь разбить до конца. Гермиона сжала зубы до скрежета и зажмурилась, шепча себе под нос и пытаясь успокоить. — Это уже прошло. Уже ничего нет. Я в безопасности. Меня никто не тронет.       Или тронет? Или Рабастан всё-таки выполнит своё обещание по поводу повторения? Вдруг он стоит прямо за дверью и только и ждёт удачного момента, чтобы напасть? До этого подобных мыслей не возникало, поскольку голова была занята совершенно другим, но теперь травмированная психика решила забрать себе отсроченную рефлексию.       Лёгкие горели от нехватки кислорода. Пальцы впились в живот, и длинные ногти царапали и раздирали его при каждом резком движении. Гермиону трясло так сильно, что она билась спиной о бортик каждые несколько секунд. До безумия хотелось избавиться от меток Рабастана, перекрыть все рубцы новыми, более глубокими, но не относящимися к тому подвалу. И ведь она старалась, не понимая, что это эфемерное наваждение. Она перестала различать реальность и воспоминания. И не заметила, как за спиной маленький испуганный эльф с хлопком исчез.       Щёки щипало от слёз, боль пульсирующими спазмами подкрадывалась ближе и ближе. Вдохи срывались, выдохи угасали на середине. Диафрагма от неестественного напряжения ныла, изгибалась, выталкивая остатки кислорода из лёгких, из-за чего перед глазами темнело. Грейнджер неосознанно прикусила язык, и вкус крови стал добивающим фактором, обрушившимся на воспалённый рассудок. Появилось стойкое ощущение, что в животе, рядом со следами спермы Рабастана, что-то шевелилось и мешалось. Длинное, металлическое нечто пробивало мышцы насквозь, рвало сосуды и калечило внутренности.       И таких точек было несколько. Рядом с тазовой костью, под нижней парой рёбер с правой стороны и где-то под ключицей. Вдоль позвоночника с жалящим чувством пробежал холод, а затем все связки и суставы будто вывернуло. Гермиона поскользнулась, не устояла и, ударившись затылком о борт ванны, глотнула мыльной воды, которая уже не согревала. Судороги в ногах и бицепсах, ноющие ногтевые пластины, которые хотелось сорвать. По телу будто прошёлся электрический разряд невообразимой мощи, и кровь пошла носом.       Всё смешалось в единую картину ужасов, такую знакомую и натянутую. Взгляд замылился, зубы нашли единственную преграду — губу, и впились в неё, чтобы было проще. Грейнджер уже не чувствовала себя в безопасности, не хотела находиться и оставаться здесь. Ванная комната с белым мрамором сменилась замшелыми серыми стенами, в углу материализовался металлический стул с кожаными, оплавленными ремнями. В нос ударил запах мха и гнили. Все шрамы будто вскрылись, стали кровоточить и неистово жалить.       Гермиона поздно заметила открывшуюся дверь и метнувшуюся к ней тень. Кто-то или что-то схватило её за плечи и повернуло к себе лицом, и паника накинулась ещё злее. Перед ней был Рабастан. Всё такой же мерзкий, самодовольный, по-звериному кровожадный. Он держал, встряхивал её, перехватывал запястья и шептал что-то невнятное, слюной брызгая на лицо. И инстинкты взяли вверх над разумом. Грейнджер дёрнулась так сильно, что нападавший пошатнулся. Она зарычала, выворачивая кисти, чтобы дотянуться ногтями до мужчины, постаралась вывернуться, укусить, быть может, ударить головой. Превозмогая сопротивление воды, она пнула наотмашь. Судя по судорожному выдоху, попала. — Отпусти меня! — Панический сорванный голос почти утонул в борьбе. — Не прикасайся. Я убью тебя, убью! — Успокойся, мать твою!       Ответный крик оглушил на долю секунды. На задворках рассудка, ещё не окутанного туманом животной ненависти и ярости, проскочила мысль, что чужой приказ вышел слишком несуразным, неестественным. Но тело более не слушалось, продолжая попытки ответить обидчику. И тогда Рабастан сжал зубы и с надрывом повалил Гермиону на спину, погружая под воду, которая остыла настолько, что от неё немела кожа и волоски вставали дыбом. Дышать стало невозможно. При каждом паническом вдохе лёгкие и желудок заполнялись жидкостью. На поверхность стали всплывать частые пузырьки, и первое время девушка дёргано барахталась. Брызги летели во все стороны, мраморный пол уже был залит водой.       Будучи на грани беспамятства, она не понимала, чем заслужила такую судьбу. За какие грехи её жизнь так повернулась, превратившись в лабиринт кошмаров? Грудь горела, голова кружилась, но отчего-то на душе стало легче. Если это конец, то так даже лучше. Она перестала сопротивляться. Раскрыв глаза, Гермиона в последний раз осмотрелась. Мутная вода, маленькие шарики оставшегося кислорода поднимающиеся вверх от её губ, белый свет где-то там, над поверхностью, окружал чёрный силуэт с густой копной волос. Этот самый силуэт и топил её, удерживая за горло тонкими руками с белоснежной кожей.       Секунда. Две. Три.       Гермиона подумала, что это её последние мгновения, а потому расслабилась окончательно, принимая факт как данность. Но только безмятежность стала окутывать приятным забвением, невероятная сила вытащила её из тридакны. Ослепительный мир заставил зажмуриться, уши заложило, но рефлексы побудили к естественному действию. Гриффиндорка схватила ртом воздух, словно рыба на суше, и задушено застонала. Её грудь вздымалась часто, рвано. Она затравленно оглянулась, замечая, что находится не в темнице, а в роскошной ванной комнате. Чистые полотенца и тёплые халаты на крючках. Мокрая и одетая Беллатрикс. Мраморные плиты на стенах. Стоп. Беллатрикс? Почему она здесь?       Гермиона шумно сглотнула, встречая странный ониксовый взгляд, и осознала одну простую вещь. Они стояли по пояс в кроваво-красной воде, а ведьма держала её, сжимая запястья так крепко, что пальцы, побелев, подрагивали. Более никого рядом не было. Ни Сивого, ни уж тем более Рабастана. Мерлина ради, в своём наваждении она решила, что Беллатрикс… Внутри неприятно кольнуло, все нанесённые собственными руками увечья дали о себе знать, и девушка сжалась. — Успокоилась? — Лестрейндж прозвучала пугающе усталой и осмотрела её, кивая самой себе, — Видимо, да.       Грейнджер проследила за тем, как ведьма выбралась из ванной и подобрала палочку, чтобы высушить себя заклинанием. Никто не торопился комментировать произошедшее или обсуждать дальнейший план действий. Гермиона стыдливо прикрывала наготу и напряжённо ожидала проклятий и оскорблений, но вместо этого получила удивительно бесцветный голос. — Спусти воду и ополоснись под душем. Если решишь и дальше самоубиваться, я выкину тебя из окна в данном виде. — Беллатрикс тактично вышла, громко хлопнув дверью.       Гермиона вынужденно послушалась. С трясущимися руками и с зажмуренными глазами смыла с себя последствия панической атаки, обдумывать которую не собиралась. Она считала, что справится, а в итоге вышло так. Кожу саднило от того, как неистово её тёрли и царапали. В прошедшие мгновения казалось, что всё происходило вновь. Казалось, что перед ней оголившийся Рабастан, намеревавшийся «поиграть» несколько иначе, казалось, что спицы вновь пронзали её тело, а затем через каждое мышечное волокно пробегал ток, жаля и кусая сосуды.       Казалось, что Лестрейндж хватал её, лапал и издевался. Воображение слишком ярко воспроизводило все её мысли. Глаза опухли, нос заложило, горло болело. Гермиона заторможенно натянула халат на мокрое тело, прошла в спальню и тут же подпрыгнула, замечая Беллатрикс на своей кровати с завидным количеством зелий и тюбиком мази. Она ведь должна была уйти, разве нет? — Настойка валерианы, кровопосполняющее, рябиновый, — Женщина задумчиво осмотрела последний бутылёк и откинула его в сторону, — Нет, это тебе не нужно. Заживляющая мазь. Чего встала, как вкопанная? Иди, пей. — Ч-что ты делаешь? — Понятия не имею. А теперь закрой свой грязный рот и садись сюда. — Она указала на место напротив и приподняла брови в ожидании. А когда Грейнджер не двинулась, закатила глаза, — Послушай, щеночек. У меня нет настроения на дурацкие игры. Цисси отсутствует, мой племянник на свидании, а павлин сношается со своими сородичами в саду. Более тебе никто не поможет. Потому просто прижми свою задницу к кровати и выпей эти чёртовы зелья!       Гермиона разумно выполнила указания. Во-первых, у неё не осталось сил сопротивляться. Во-вторых, женщина не то угрожала, не то вежливо просила. Кутаясь в махровую ткань и поджимая под себя ноги, гриффиндорка уселась напротив и с видимым неудовольствием опустошила пару пузырьков. Она вздрогнула, когда Беллатрикс кивнула и открыла мазь. — Я сама справлюсь. — Грейнджер не тянулась за тюбиком. Только боязливо смотрела в сторону, опуская глаза. — Что он сделал?       Гермиона молчала, рассматривая пустоту перед собой. Ей не хотелось это обсуждать. Уж точно не с этой персоной и не сейчас. — Что. Он. Сделал. — Ведьма говорила размеренно. Чётко. Все привыкли слышать от неё крики и истерики, вот почему леденящее душу спокойствие вызвало липкий ужас. — Беллатрикс, пожалуйста… — Скажи мне, грязнуля. Скажи, что этот ублюдок сделал. — Я не. — Прекрати это, Грейнджер! — Понимающий вздох со стороны вызвал пробежавшийся вдоль позвоночника холод, — Твоя попытка избегать произошедшее впечатляет, но твой разум долго не протянет с этими воспоминаниями. Ты думаешь, небольшой срыв в ванной будет единственным? Так вот хрена с два. Это будет повторяться раз за разом, и всё чаще. Твой воспалённый мозг уже безумствует, выкидывая такое. — Не тебе говорить о безумии, Лестрейндж. — Гриффиндорка ядовито выплюнула слова, не думая о том, как это прозвучало. Страх вытеснял наружу гнев, и она срывалась. — Ты чуть не убила себя, грязнокровка.       Гермиона поморщилась от того, с каким презрением прозвучало обращение. Жёсткий взгляд, напряжённые плечи. Они снова вернулись к тому, с чего начали. Чистокровная ведьма и грязнокровая собака. Разные водоёмы. Вполне вероятно, они и не уходили от этого, и Грейнджер себе только вообразила прогресс во взаимоотношениях. Возможно, Родольфус был прав.       Она грустно усмехнулась, отворачиваясь. В душе образовалась пустота. Надломанная и всепоглощающая. Гермиона сжала зубы, чтобы повторно не огрызнуться. — Мне не нужна твоя помощь. — Голос тихий, но твёрдый. — Просто уходи, Беллатрикс.       Ответа не было. Лестрейндж молча покинула её комнату, не потрудившись восстановить снесённую дверь. Вот так правильно. Так и должно быть. По отдельности и без фальшивой вежливости. Только грубость, презрение и взаимная неприязнь. Вот только сердце от чего-то ныло.       Гермиона осмотрела набор юного зельевара на постели. Разнообразные пузырьки, целебные порошки и мази. Несколько свёртков бинтов и пара пластинок с таблетками. Действительно, таблетками. Обезболивающее. Беллатрикс без задней мысли, отринув предрассудки и своё эго, принесла магловское средство.       Закрыв лицо ладонями и сжавшись в комок, Грейнджер вновь расплакалась.