Shapeshift

Когда что-то меняется у тебя в голове, то это почти всегда необратимо. Стивен Кинг «Противостояние»

***

      Гермиона очнулась от холода и болезненного пинка в живот и свернулась калачиком, закрываясь от последующих ударов. Накрыла голову руками, прижав подбородок к груди, и зажмурилась. Однако ничего не произошло. Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять, что её не планировали избивать или убивать. Она осторожно открыла глаза и осмотрелась.       Над ней стояла Беллатрикс, сложив руки на груди и сильно прищурившись. Волосы на её голове напоминали гнездо. На щеке отпечатался узор дивана, плечи сгорблены, а солнечные лучи, видимо, сильно били по мозгу. А ещё она громко пыхтела и пахла алкоголем. Чистое похмелье.       Помимо явно раздражённой женщины, Гермиона осознала ещё кое-что. Она лежала абсолютно голая и беззащитная. Ни пледа, ни мантии, ни нижнего белья. Только подушка под головой. Она поспешила притянуть её к низу живота и спрятаться от внимательного взгляда. На улице уже рассвело. Настенные часы показывали десять утра, и в голове созрел лишь один вопрос. Почему женщина так смотрит?       Ведьма слишком внимательно изучала её. Осматривала лицо, доступные участки тела, но замерла, стоило наткнуться на шрамы. От следа волчьих зубов она поморщилась. Рубцы от когтей на груди вызвали непонятную гримасу, а вот корявые буквы на предплечье заставили её победоносно ухмыльнуться. Она, определённо, гордилась своим искусством.       Гермиона чувствовала стыд, непонятный тремор вперемешку с недовольством. Она хотела исчезнуть, лишь бы не слышать, как часто бьётся собственное сердце. Накричать на женщину, чтобы та отвернулась. Но вместо этого она нахмурилась, внимательно прислушиваясь. О. Это не её пульс. Неистовый и одновременно идеально ровный. Она встретила ониксовый взгляд и замерла.       Значит, ночью ей не померещилось. Если бы кто-то спросил об эталонной внешности, Гермиона без зазрений совести указала бы на ведьму. Беллатрикс выглядела великолепно. Фигура с округлыми формами, почти идеальные пропорции и вьющяяся чёрная корона на голове. Даже татуировка из Азкабана не могла испортить восприятие, скорее придавала шарм роковой красоты, из-за которой многие сводили счёты с жизнью.       Зато дрянной язык смог свести всё восхищение на нет. — Отвратительно. — Женщина закатила глаза и прошагала на кухню, нарочито задевая её ногу, — Иди оденься, псина. Здесь нет рыжих полудурков, готовых это лицезреть.       Не нужно было повторять дважды. Под насмешливое тихое хихиканье Грейнджер сорвалась на второй этаж, где закрылась в комнате на замок. Дышать было нечем. Щёки, шея, кончики ушей так сильно горели. Она думала, что готова ко всему на этом свете. Но не к позорному доброму утру, встреченному с Беллатрикс. И ведь она осталась. Не ушла, не прокляла её. Просто разбудила, как можно нежнее, и оставила разбираться со своей наготой. И недовольство от завуалированного оскорбления не тяготило так, как это делало смущение.       Абсурдная ситуация. Вот тебе и подарок на день рождения. На самом деле о большем и мечтать не приходилось. Гриффиндорка поспешила принять быстрый душ, одеться в безразмерный джемпер и любимые джинсы. Заплетая волосы в высокий хвост, она настороженно спустилась. Ни единого звука, кроме тяжёлого дыхания ведьмы и шаркающих шагов Кикимера. — Госпожа Лестрейндж желает чего-то ещё? — Уйди с глаз моих.       Госпожа? Почему домовик не пытался обращаться так к ней? Понятно, очередная дискриминация по крови. Гермиона сделала глубокий вдох и медленно, без резких движений, присоединилась к своей ночной гостье. Последовали типичные процедуры вроде готовки чая и нескольких бутербродов, постоянные оглядывания через плечо. И вот она сидела напротив, не зная, что делать и куда себя девать.       Лестрейндж держалась за голову, рассматривая крепкий кофе перед собой. Ну, почти полностью выпитая бутылка огневиски могла подкосить любого. — Заткнись. — Я молчала. — Гермиона спряталась за бутербродом с сыром и отвернулась, рассматривая пол. — Я слышу, как крутится твой маленький мозг. Прекрати это. — Сама прекрати. Не я здесь лезу в чужую голову. — Я никуда не лезу, это ты слишком громко думаешь! — Глаза Беллатрикс опасно вспыхнули, заставляя смиренно сдаться.       Очень взрослое поведение со стороны бывшего Пожирателя. Ну просто сказка какая-то. Надутая и хмурая Беллатрикс, такой же эльф за её спиной. Гермионе в пору сдаться в больницу для психически неуравновешанных. Если так продолжится, у неё попросту не хватит сил и терпения.       Почему вообще тёмная ведьма сидела с ней за одним столом? И это после вчерашнего пьяного откровения. На самом деле она ожидала чего угодно, кроме такого. В основном парочку непростительных. Но Беллатрикс спокойна и задумчива. — ДА СКОЛЬКО МОЖНО ДУМАТЬ?!       Женщина с силой швырнула тарелку в её сторону, и она пролетела в опасной близости от головы.       Ладно. Не спокойна.       Гермиона пожалела, что спустилась или не убежала. — Просто прекрати лезть ко мне в голову, смотреть глаза в глаза или что ещё там делают для легилименции. Дай мне допить чай, а потом хоть убей меня!       Раздражительность бывает заразительной. Иначе не объяснить её браваду. Чтобы вот так нагло пререкаться с той, у кого стабилизация как у баллисты, нужно быть наглухо отбитым. Или иметь девять жизней. Однако у неё она была одна, а состояние после полнолуния оставляло желать лучшего.       Мышцы тянуло, суставы ломило. Ещё небольшие следы от ожогов, вызванных жалящими заклятиями. Гермиона едва держала осанку, постоянно облокачиваясь на стол.       Две бомбы замедленного действия в одной комнате. И оставалось лишь предполагать, кто взорвётся первой. — Ладно, заучка, ты не умеешь не думать. Но хотя бы делай это с пользой.       Лестрейндж приподняла палочку и осмотрела её так деловито, что стало смешно. Заучка — самое нежное и нейтральное из всего многообразия терминов, которыми она пользовалась. — Я расскажу тебе всё, что знаю о Сивом и его умственных способностях. Но услуга за услугу. — Чего ты хочешь? — Она выпрямилась. Интерес к завтраку пропал, потому что злорадная ухмылка на чужих губах вызвала панику. — Свободы. — Эм… Что? — Ей не послышалось? — Уговори своих дружков отвязаться от меня, и я выполню свою часть договора. — И как ты себе это представляешь?! — Мне плевать, как ты себе это представишь. Можешь хоть воспоминания обо мне всей Британии стереть. — Ведьма пожала плечами, а голос её опасно понизился. — Ну, давай. Гавкни на меня. — Ты, полоумное шило в пятой точке, хоть представляешь о чём просишь? Ты в курсе, что тебе вынесли приговор о поцелуе дементора? Без суда! И ты сейчас мне серьёзно предлагаешь идти и просить оставить тебя в покое? Да поцелуй меня в задницу, Беллатрикс!       Гермиона заметила пас слишком поздно. И поняла, что сказала, лишь перелетая через всю кухню и врезаясь спиной в стену. Болезненный стон вырвался из груди, а дерево от удара треснуло. Как кто-то может быть настолько резким, когда болеет от интоксикации алкоголем? Она не могла винить Беллатрикс в содеянном, потому что перешла границы и начала разбрасываться оскорблениями.       Временами она не узнавала себя. Спонтанная дерзость и самоуверенность, наглость и бесстрашие. Неужели все эти черты ей привились от волка? Она поморщилась, утирая рукавом лицо.       У неё у самой проблемы с гневом, а ещё смела обвинять в этом ведьму. Но так нагло и безоговорочно нести полный бред? Это же полное безумство. Явись Гермиона в министерство с такой просьбой, её, если не высмеют, то отправят дорогой дальней.       Лестрейндж была преступницей, Пожирателем смерти и просто самой нежеланной персоной во всей Британии. Да к Волан-де-Морту относились лучше, чем к ней.       И ставить условия, которые невозможно выполнить, верх идиотизма.       Гермиона сплюнула кровавую слюну, приподнимаясь на локтях. В полёте она прикусила губу и сейчас неистово пыталась зализать саднящее место. Глухой звук шагов заставил встретить яростное выражение лица. Палочка в руках Беллатрикс потрескивала. От злости или напряжения, это уже не важно. Главное, что палочка гриффиндорки валялась где-то в гостиной.       Конечно, можно было попробовать призвать её, но зачем? Если они сойдутся в дуэли, Беллатрикс всё тут разнесёт, включая её саму. Нехорошо по отношению к Гарри. Этот дом — единственное, что осталось у него от Сириуса. — Ты, видимо, забыла, погань. — О, это угрожающее шипение действительно пробирало до дрожи. Что же натворила Гермиона? — То, что я необоснованно была добра к тебе, не даёт тебе право так разговаривать со мной! — Ты права.       Лестрейндж на мгновение потерялась. Гермиона и сама пребывала в шоке от того, как легко переворачивала ход своих мыслей и событий. Но лучше играть на самолюбии, чем на нервах. — Пожалуйста, Беллатрикс, ты же умная. Так что просто подумай, о чем просишь. Я не могу гарантировать тебе это. — Это разве моя проблема? — Ты не понимаешь, верно? — Грейнджер готова была раствориться в воздухе. Если её следующие слова не станут последними, она воздвигнет себе памятник. — Тебя ненавидят так сильно, что никто не согласится на твою свободу. Гарри, Рон, почти всё министерство. Ты слишком много боли причинила им всем. Чёрт, ты лишила свою родную сестру семьи, оставив внучатого племянника сиротой. А сколько маглов погибло от твоей руки?       Женщина нахмурено обдумывала её слова. Надо же! Что-то в её взгляде цепляло душу за живое. Лёгкая дрожь пальцев, плотно сжатые зубы. Неужели до неё, наконец, дошло?       Гермиона попыталась встать, но её уложили обратно на лопатки. Она смиренно кивнула, давая понять, что не будет делать глупостей. И пока Беллатрикс судорожно ходила вперёд-назад, она придумывала дальнейший план. Отчего-то попытка подвести к компромиссу казалась смехотворной. Но терять было нечего. — Как я сказала ранее, тебя приговорили к смерти. Ну, не совсем смерти, но мы это опустим. Если ты сдашься аврорату, Нарцисса может по одиннадцатой правке судебного кодекса указать на несправедливое решение. И тогда начнётся суд. Истинный суд, на котором тебя можно будет спасти. — Ты сейчас серьёзно предлагаешь мне идти и сдаваться? — Она рассмеялась так громко, что пришлось прикрывать уши, — Для раздражающей всезнайки ты невероятно тупая! — Прости? — Прощаю. Твой план — дерьма кусок. Меня попытаются убить на месте, если ты ещё не поняла! — Я знаю. — Гермиона слабо улыбнулась, прижимая затылок к стене. — Ты что? — Беллатрикс крепче сжала палочку. По её лицу пробежала тень озарения, — Почему ты не сдала меня, если знала? — Потому что один мудрый человек сказал мне, что война окончена. И мы все сейчас на стороне выживших. — Заткнись. — Ну уж нет. Как бы я хотела этого не чувствовать, но я не ненавижу тебя. Мне не хочется видеть твою смерть. У каждого была своя сторона на этой войне, и среди нас нет абсолютно виноватых и безвинных. Есть только те, кто погиб, и те, кто остался. — Я сказала «заткнись»! Закрой свой поганый рот!       Гермиона усмехнулась, качая головой. Заставить Беллатрикс задуматься над происходящим, самое гениальное, что она могла сделать. Вместо скандала чёткое понимание правоты и растерянность. Вместо заклятий тяжёлый взгляд исподлобья.       Почему она раньше не замечала, какие всё-таки красивые глаза у ведьмы? Радужка с редкими золотыми нитями была цвета горького шоколада, но её полоска была настолько тонкой, что сливалась с чёрным зрачком. Поэтому она всегда всем казалась сумасшедшей. Острые скулы, сильная челюсть, белая кожа и надменный вид. Её боялись, но старательно прятали этот страх за презрением и ненавистью.       Мерлина ради, о чем она думала? О красоте женщины напротив, когда собственная жизнь не далека от завершения. Нонсенс. Но стоило признать, её тянуло к ней. Как к загадке, которую нужно разгадать. Как к сильной личности. Может, это и было главной причиной, почему Гермиона отказывалась говорить всем о ней.       Не столь жалость, сколь упрямое желание познать, что хранит в себе эта тёмная душа и почему она стала такой.       Гермиона должна была задуматься перед тем, как продолжить. Но изменившаяся атмосфера заставила забыться. Она впервые видела, чтобы кто-то так интенсивно пытался придумать, что ему делать дальше. — Я — оборотень, Беллатрикс. Зверь, животное, псина. Называй как хочешь, только сути это не меняет. У меня особо развито чувство эмпатии, и я знаю, что тебе страшно. — Авада кедавра!       Гермиона в ужасе отскочила, вжимая голову в плечи. На прежнем месте виднелась глубокая выбоина. Развороченные доски пола, множество щепы. Не этого она ожидала. Перед глазами потемнело от осознания, как близко был момент смерти. И это из-за того, что она заикнулась о чувствах женщины?       Беллатрикс смотрела на неё так, как смотрела когда-то давно. Жгучая ненависть, пробирающий до костей холод. Плотно сжатые губы, натянутая спина. Она не собиралась останавливаться на одном заклятии. Раз за разом посылала новое, заставляя в панике бежать и уворачиваться.       Красная молния пролетела совсем рядом с плечом, и Гермиона вскрикнула, падая на диван и хватаясь за свою палочку. Путь к выходу перекрыт. Выпрыгни она в окно, сюда сбегутся все, кому не лень, чтобы поглазеть на чью-то скорую кончину. И тогда Беллатрикс точно поймают, если та не успеет аппарировать.       Думай, Гермиона, думай. — Круцио! — Протего! — Она выдохнула через зубы, принимая щитом всю силу пыточного.       Ну, нет. Не в этот раз.       Уворачиваться нельзя, гостиная и коридор уже представляли собой неудачное начало ремонтных работ. Если сюда явится Гарри, у него возникнут вопросы. Парировать до бесконечности она не могла, её способности не столь впечатляющие. Гермиона глянула на часы. Без пяти полдень. Каминная сеть откроется ровно в двенадцать, нужно как-то продержаться. — Беллатрикс, пожалуйста! — Закрой пасть, псина. Ты не имеешь никакого права так ко мне обращаться! Сектумсемпра!       Гермиона приложила все силы, чтобы удержать щит. Собственная палочка нагрелась, обжигая ладонь, а запястье будто отрывали. Ей конец. Дыхания не хватало, слёзы скопились в уголках глаз от боли и непонимания. Как можно, достигнув такого прогресса во взаимоотношениях, потерять всё из-за одного лишь предложения?       Лестрейндж не собиралась её отпускать. В ход шли все известные проклятия, порчи и тёмная магия. Словно тайфун, мчавшийся в твою сторону. Чуть задержись, и ждёт смерть. Она сжимала зубы, корчила гримасы, двигалась так чётко и быстро, что едва удавалось за ней следить. — Давно следовало убить тебя, грязнокровая сучка. Зачем я вообще терпела ту, от кого за мили несёт псиной? — Она ухмыльнулась, наблюдая растерянность на лице девушки. — Редукто!       Камин вспыхнул, озаряя их светом и открывая путь спасения, и Грейнджер призвала всю силу воли для отчаянного рывка. Отпрыгнув от очередного убивающего, она помчалась со всех ног, хватая летучий порох и кидая его в огонь. Слишком поздно она почувствовала цепкую хватку на своём джемпере. — Малфой-мэнор!       Мимолетная тошнота и головокружение стали первым сигналом о том, что перемещение прошло успешно. Стоило осмотреться, и липкий страх потом покрыл кожу.       Перед глазами была самая не желанная комната. Высокие потолки, гладкие колонны и огромное пустое пространство с одиноким креслом. Уши заложило, а горло сжалось от сдерживаемого крика. На момент показалось, что она видела саму себя, лежащую на гладком, холодном полу с окровавленным предплечьем.       Нет. Нет, пожалуйста.       В голову били колокола, по щекам бежали слёзы, а каждый новый вдох давался с огромным трудом. Гермиона не слышала ничего, кроме своего бешеного пульса. Грудь болела от силы, с которой билось сердце. Если бы её не опрокинули на лопатки достаточно жестоким толчком, её бы вывернуло.       Звонкая пощёчина обожгла левую часть лица, а на бёдра пришёлся чей-то ощутимый вес. Это вернуло в реальность. — История повторяется, грязь.       Беллатрикс, мать её, Лестрейндж сидела на ней, прижимая к полу и угрожающе нависая. Её лицо было не простительно близко. Чёрные кудрявые волосы рассыпались по сторонам, закрывая их обеих от всего мира. Они вновь одни. Вновь в этом доме, в этой комнате.       Гермиона хотела забрать свои слова обратно. Хотела молить о пощаде. Но вес чужого тела и отблеск, замеченный краем глаза, всколыхнули что-то внутри. Неизвестное чувство огнём распространилось по всем мышцам, вынуждая дать отпор. И она поняла. Страх, сковывавший сознание, пробудил инстинкты загнанного в угол зверя. Защищаться. Бросаться. Кусать.       Почему она не могла превратиться по желанию? Было бы много проще противостоять жестокости, имея громадные клыки и острые когти.       Время будто замерло. Знакомый кинжал мелькнул перед лицом, и Грейнджер в этот раз среагировала, перехватывая его. Серебряное лезвие впилось в ладонь, разрезая плоть. Из горла вырвался крик. Металлический запах смешался с нежным ароматом сандала, создавая гремучую смесь. Она смогла отвести оружие от своей шеи, и началась борьба.       Беллатрикс давила, наваливалась всем телом, забывая про палочку и магию. Хихикала, хмурилась, сдувала с лица вечно мешающую кудрявую прядь, свободной рукой хватала за волосы. Она будто не могла найти золотую середину своих эмоций, то радуясь чужим страданиям, то огорчаясь проваленному плану по перерезанию чужой глотки.       Гермиона дрожала, удерживая кинжал на месте, морщилась от боли и скалилась. Пыталась пинаться и вырываться. Кровь скатывалась по предплечью, окрашивая рукав джемпера, капала на пол, на лицо. Ей хотелось выгнуться, ударить женщину в плечо, живот, куда угодно. Хоть как-то сделать ей больно, чтобы та, наконец, поняла, что творит.       Они обе шагали по тонкому, раскачивающемуся канату над пропастью безумия.       Мир перестал существовать. Для Грейнджер центром вселенной стала тёмная ведьма. Она прислушивалась к её сердцебиению, ловила каждый тяжёлый вдох и прерывистый выдох. Упивалась разочарованным взглядом, когда та не увидела желанную смерть поганой грязнокровки. А когда Беллатрикс наклонилась сильнее, выгибая руку, она рванулась вперёд, наконец кусая её.       Зубы впились в горячую плоть, и Гермиона готова была умереть на месте от удовольствия. Вкус собственной крови, треск порванного рукава платья и рычание в унисон. Она не думала более сдерживаться. Но стоило сильнее сжать челюсть и подумать о том, чтобы прокусить кожу, всё прекратилось. Невидимая сила откинула Лестрейндж в одну сторону, а её в другую.       Беллатрикс хотела вскинуть палочку, но её тут же не стало. Можно было лишь наблюдать за тем, как белое древко изящно выскальзывает из её ладони, раскручивается в воздухе и приземляется в руки хозяйки дома. Вместе с окровавленным кинжалом.       Гермиона дёрнулась вперёд, натыкаясь на магический барьер. Она удивлённо осмотрелась, наконец, замечая Нарциссу Малфой и её сына. Драко был ужасно бледным и без устали смотрел то на неё, то на свою мать, то на поехавшую тётю. В его глазах читалось непонимание.       Нарцисса напротив была удивительно спокойна. Лишь крепко сжатые зубы и играющие желваки выдавали в ней всю степень недовольства. — Верни мне мой кинжал, Цисси, я с ней ещё не закончила! — Ой, заткнись, ты едва ли могла убить меня, помешанная старушенция с манией контроля! — Гермиона озлобленно огрызнулась, ударяясь о сдерживающие чары. — Старушенция? Да как ты смеешь, шавка?! Мне напомнить, как неистово вилял твой хвост, когда ты рассматривала меня ночью, малолетняя любительница женщин?       Беллатрикс язвительно усмехнулась и попыталась произвести беспалочковое заклятие, но так же наткнулась на невидимую стену.       Любительница женщин? Гермиона отказывалась это признавать. У неё есть парень. И то, что она позволила себе восхититься чужой красотой, не обозначало её ориентацию. Руки тряслись, мозг не соображал. Боль яркими вспышками заставляла выплёвывать весь яд, скопившийся внутри, но в попытке сказать хоть слово она осознала невозможность сия действия. — Помолчите, вы обе. — Нарцисса словно каменное изваяние стояла посреди комнаты, сердито рассматривая своих внезапных гостей, — Драко, дорогой, будь добр, отведи мисс Грейнджер в гостевую спальню и угости ромашковым чаем. Я подойду чуть позже, когда проведу воспитательную беседу с сестрой. Хорошо?       Младший Малфой лишь удивлённо кивнул и приблизился к Гермионе. Та подумывала развернуться и ещё раз укусить взбалмошную ведьму. Но заметила пристальный взгляд хозяйки поместья и смиренно последовала за парнем на выход из зала.       Она слышала произносимые заклинания и ругань несколько секунд, а потом всё затихло. Только слабые порывы ветра за окном, и Люциус где-то на втором этаже ворчал на эльфов и нынешнюю власть. Адреналин стал утихать, сердце успокоилось. Вся серьёзность случившегося ударила по воспалённому разуму, заставляя опустить голову.       Драко молча завёл её в роскошную спальню, сходил за чайным подносом и поставил его не прикроватную тумбу. Комната была огромной и нелепо богатой. На стенах зелёный бархат, на окнах тяжёлые занавески с золотой бахромой, а под ногами дорогой ковёр из шкуры медведя. Постель могла вместить в себя много больше, чем два человека. В углу массивный письменный стол из белого дерева.       Гермиона затравленно оглянулась и потянулась к чаю. Размазывая кровь по белоснежному фарфору, она в три глотка осушила чашку и замерла, осматривая парня. От него пахло лосьоном после бритья, кедром и пеплом. Странное сочетание. Она не видела Драко полгода, но он ничуть не изменился. Только чуть вытянулся и стал более здоровым. И счастливым. — Скажи хоть что-нибудь, а то у меня такое ощущение, что я — экспонат на выставке Ван Гога. — Она сама удивилась ровному тону. Каких-то десять минут назад на грани срыва, а сейчас спокойствие. — Я… — Драко замялся, отводя взгляд и находя более интересным вид за окном, — Мама сказала отдать тебе палочку, но я не думаю, что это хорошая идея. Ты же сразу помчишься к своим друзьям-идиотам. — Помнится, Гарри поручился за вас с миссис Малфой. Не стоит обзывать того, кто спас твою шкуру.       Её замечание весьма болезненно ударило парня, и Гермиона пожала плечами, думая куда сесть. Пачкать шёлковое постельное не хотелось, а стоять на трясущихся ногах становилось тяжело. Поэтому она облокотилась на тумбу, складывая руки на груди. Если ей суждено провести неизвестное количество времени с Драко, то нужно хоть тему для разговора найти.       Она не была злопамятной. Они были детьми, и оскорбления как попытка самоутвердиться за чужой счёт вполне естественны. Тем более они из разных миров, а у него перед глазами были такие примеры как Беллатрикс и Люциус.       Но вот осталось ли у Драко желание презирать её, она не знала. — Паршиво выглядишь, Гр… Грейнджер. — Малфой усмехнулся, недвусмысленно указывая на зеркало. — Давай, назови меня, как собирался. Зачем ты ломаешь комедию, Малфой? — Её голос казался каким-то чужим. Усталый и тусклый. — Мы не друзья и не приятели, тебе не обязательно оставаться здесь со мной и вести подобие диалога. — У меня есть вопросы. — У меня их тоже целая гора, но я же не стою так, словно меня на расстрел вывели! Ты не смотришь на меня потому что боишься крови, правды? Или тебе вдруг стало стыдно? Или ты настолько меня ненавидишь, что не можешь видеть?       Гермиона шумно выдохнула, понимая, что вся эта ситуация с Беллатрикс максимально абсурдна и слишком выбила её из колеи. Она опять набрасывалась на окружающих.       Ладно. Главное дышать, а остальное само решится. — Прости. — Она запустила пальцы в волосы, убирая выбившиеся из хвоста локоны. Нет более нужды защищаться. — «Прости?»? Грейнджер, что с тобой случилось?       Он удивлённо осмотрел её, не зная как реагировать. Гермиона бы тоже не знала, извинись он перед ней. — Слишком многое. Так что давай мы просто сделаем вид, что этой беседы никогда не было, и ты продолжишь меня презирать, ненавидеть и называть грязнокровкой. — Я не ненавижу тебя. — Серьёзно? Завтра снег пойдёт, клянусь Мерлином.       Она грустно усмехнулась. Усталость накатывала всё сильнее и сильнее. При отсутствии опасности тело расслаблялось, а наружу сочился звериный яд. Хотелось только зарыться лицом в подушку и спать несколько дней. Без лишних людей в комнате и желательно в своей гостиной дома на Гриммо.       Драко неуверенно улыбнулся, но эту гримасу едва ли можно было назвать улыбкой. Скорее неудачной попыткой. Будто он съел что-то кислое. — Сиськи Морганы, да задавай уже эти вопросы, я буквально вижу, как тебя разрывает от любопытства. — Ты не в мракоборцах вместе с рыжим недоразумением и Поттером. Почему? — И снова здравствуйте! Я устала от беготни и борьбы, а они — взрослые мальчики. Им не нужна нянька. — Очень сомневаюсь, что Уизли способен справляться без тебя. — Малфой продолжал оскорблять Рона, но она не хотела его поправлять или упрекать. Ей уже всё равно, — Ты только что дралась с моей тётей? — Скорее пыталась не умереть. Это её инициатива, так что причину данного конфликта выясняй у неё, договорились?       Малфой пожал плечами, но было заметно, что идти к ведьме не собирался. Гермиона бы тоже не пошла. Не после сегодняшнего.       Это надо дожить до того, чтобы тебя собственный племянник боялся? — Слушай, Гр. Грейнджер. — Парень сунул руки в карманы брюк. Волновался? — Почему ты не… Не знаю. Почему ты такая спокойная? — Потому что гормоны страха и агрессии перестали выбрасываться в кровь, и теперь мой организм решил, что апатия — лучший выбор. — Всезнайка. — Он раздражённо закатил глаза, чем вызвал небольшую улыбку. Хоть что-то осталось неизменным. — Я имею в виду, ты видела её. Знаешь, что Беллатрикс жива и сейчас здесь. Разве ты не должна сообщить Поттеру и Уизли об этом? Сдать врагов и прочее. — Драко, я более никому ничего не должна. Вы мне не враги. А если ты продолжишь запинаться на моей фамилии, я сломаю тебе нос. Мне не нужна твоя любезность.       Драко, определённо, хотел знать причину такого поведения, но она шикнула на него и нахмурилась, уставившись на дверь. Досчитала до пяти и кивнула вошедшей Нарциссе, будто не видела её некоторое время назад. Будто не она разнимала их с Беллатрикс, словно бойцовских собак.       Женщина вздохнула, отпуская нахмуренного сына, а после закрыла дверь на замок и на всякий случай произнесла заклинания заглушения. Вполне обоснованная мера безопасности, и Грейнджер напряглась. Если сейчас начнутся выяснения обстоятельств, она не выдержит. Разговор с Малфоем не принёс нужного баланса в душе.       Но Нарцисса медленно прошлась по комнате, наполнила чашки подогретым чаем, поставила рядом пару бутыльков с зельями и отложила палочку в сторону. Очередное заверение в благих намерениях, утомлённый взгляд голубых глаз.       Гермиона внимательно следила за ней. — Может, присядете, мисс Грейнджер? — Не думаю, что стоит марать такие дорогие простыни своей грязной кровью. — Беллатрикс заперлась в своей комнате, Люциус в саду. Вам нечего бояться. У меня нет предрассудков по поводу вашей магической принадлежности. — Это-то меня и удивляет. Вы родные сёстры, а такое ощущение, будто её подменили при родах.       Гермиона прикрыла глаза на мгновение. Её начало качать. Запах крови всё ещё навязчиво заполнял ноздри, и цветочный аромат парфюма Нарциссы едва перебивал его. Одежда неприятно липла к коже, и хотелось как можно скорее её снять и принять ванну, чтобы смыть с себя этот день. — Нас воспитывали по-разному. Белле, как самой старшей, доставались все тяготы жизни в семье Блэков. Наш отец через неё реализовывал свои амбиции, жестоко наказывал за малейшую провинность, учил ненависти и презрению. А мать игнорировала само её существование. Она постоянно подвергалась насилию как словесному, так и физическому. Как думаете, почему её любимым заклинанием является Круциатус? — Зачем вы мне это говорите? — За тем, что вам почему-то не всё равно. Вы покрывали её целое лето и попросили о помощи. — Ну, спешу обрадовать, нашему перемирию пришёл конец. — Гермиона не хотела слышать всё это. Не хотела представлять детство Беллатрикс, потому что могло быть больно от одной лишь фантазии. — И что теперь?       Что теперь? Гермиона не знала. По закону жанра и теории относительности она должна пойти и донести на Беллатрикс. Рассказать аврорам, где скрывается и что смеет делать. А лучше самолично привести их к ней в покои и подать на блюдечке с голубой каёмочкой, самодовольно ухмыляясь и тыкая в неё пальцем. Так бы поступил любой на её месте.       Но она не станет. Это неправильно. Злость стихнет, обида спрячется в тёмный уголок памяти. И всё вернётся в прежнее русло. Вот только доверять этой взбалмошной ведьме она более не будет.       А доверяла ли? Возможно, от части. Оглядываясь назад, Гермиона с уверенностью могла сказать, что после встречи в Хогсмиде чувствовала некое умиротворение рядом с Беллатрикс. Хрупкое, способное рухнуть от самого незначительного порыва, но умиротворение. Молчать с ней, просто находиться рядом и чувствовать этот дурацкий аромат дорогих духов было комфортно.       Сейчас же хотелось порвать ей горло. Клыками. И это желание пугало больше, чем возможное продолжение их драки, не прекрати это безобразие мадам Малфой.       Она понуро встретила ледяной взгляд, тяжело вздыхая. — Что вы хотите от меня услышать? Я не буду сломя голову бежать в Министерство и жаловаться на неё. Этим можно подставить вас. К тому же я сама виновата. Кто ж знал, что нельзя говорить этой больной на голову о её чувствах. — Чувствах? — Нарцисса нахмурилась, складывая руки на коленях. Видимо, оскорбления в сторону сестры не сильно её цепляли. — Она вам ничего не сказала? Как неожиданно! — Мисс Грейнджер, придержите свой сарказм до лучших времён и расскажите, что произошло. Потому что мне очень интересно, почему Беллатрикс вчера вечером исчезла без единого слова, а сегодня я нахожу вас двоих, вцепившихся друг другу в глотки, у себя дома. — Она выставила мне условия, которые я не могу выполнить. Мы повздорили, а потом я предложила ей компромисс. Он её не устроил, я сказала, что она боится, и в меня прилетело убивающее. И вот мы здесь.       Нарцисса задумчиво хмыкнула, обдумывая её историю.       Грейнджер не стала упоминать некоторые факты, потому что это не её тайна. Беллатрикс завелась и от меньшего. Кто знает, как она отреагирует, выдай её ночное откровение.       А Нарцисса, судя по всему, решала, что же ей делать. На её памяти впервые кто-то посмел указать старшей Блэк на страх. Может, и не мудрено, что та сорвалась с цепи в попытке убить или смертельно ранить. Комната погрузилась в неуютную тишину. Обе о чём-то усиленно размышляли, не глядя друг на друга.       Гермиона устала от всего этого. Надоели непостоянные константы её жизни, утомили гонения тёмной ведьмы и оборотней. Почему она не могла жить спокойно и обязательно находила приключения на пятую точку? И ведь рядом не было Гарри и Рона, чтобы обвинить их в этом. Все события целиком и полностью лежат виной на её плечах.       Не прошло и пяти минут, как женщина поднялась с места, расправляя невидимые складки на юбке. — Хорошо, пусть так. Здесь восстанавливающее и зелье сна без сновидений. За той дверью ванная комната, полотенца там же, а в шкафу найдётся одежда вашего размера. — Вы предлагаете мне остаться? — Гермиона недоверчиво осмотрела леди Малфой. — Я настаиваю на том, чтобы вы остались. Оставьте свою одежду на раковине, эльфы постирают её и вернут завтра утром. Если нужно, можете попросить Драко проводить вас в библиотеку, его комната в конце коридора. Вас никто не побеспокоит, а насчёт Беллатрикс не переживайте. Я подмешала в её виски успокоительное. — Серьёзно? — Она глупо хихикнула, представляя возможную реакцию на эту новость. — Вполне. Как ваша рука?       Гриффиндорка заторможенно осмотрела себя. Глубокий порез от большого пальца и до ребра ладони. Любое, даже самое незначительное движение заставляло морщиться. Но стоило отдать должное волчьей регенерации: кровь свернулась, а края раны чуть стянулись. Кинжал проклят, так что очередной шрам в её коллекцию.       Она кивнула Нарциссе, что всё в порядке, и та оставила её в гордом одиночестве, убедившись, что пребывание в её доме не вызывет паническую атаку.       Не долго думая, Гермиона проследовала в ванную комнату и восхищённо замерла. Ещё одно большое помещение, слишком напоминающее ванну старост в Хогвартсе. Только богаче и изящнее. Чёрно-белая плитка с серебряной окантовкой. Холодный свет от волшебных огней. Белоснежная раковина и шкафы. И огромное нечто в полу посередине. Джакузи?       Как и говорила миссис Малфой, на кованных крючках висели роскошные махровые полотенца. На краю самой ванны стояло множество высококлассных шампуней, бальзамов и кремов. А ещё мыло насыщенно-зелёного цвета с запахом хвои.       Сняв одежду и аккуратно сложив её в корзину для белья, она наполнила ванну обжигающе горячей водой и по шею опустилась в неё. Комната наполнилась паром, скрывая девушку от всего мира. Дышать стало легче. Ссадины, зацветающие синяки и рану на ладони неприятно щипало, но вскоре она привыкла.       Гермиона закинула руки на бортики, прижимаясь спиной к прохладной стенке, и прикрыла глаза. Все события до смешного походили на сюжет индийского сериала, который часто смотрела её мать. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Но слёз не было, а из груди вырвался только тяжёлый вздох.       Столько всего предстояло обдумать.       Во-первых, собственное желание кусаться. Удивительно, но ей безумно понравилось вонзать зубы в чужую плоть и понравился вкус кожи ведьмы. И если бы не ситуация, она бы испугалась этого. Однако вместо страха была надежда на то, что у Беллатрикс останется памятный фиолетовый след на предплечье. Своеобразная месть за кривые зарубины на её руке. Теперь главное не потерять голову в полнолуние.       Говорят, попробовав однажды, ты уже не сумеешь остановиться. Она надеялась, что справится.       Во-вторых, резкая перемена Лестрейндж от безобидного «заткнись» к «я убью тебя и всю твою семью». У неё действительно биполярное расстройство или она так отреагировала на упоминание своего уязвимого состояния? Потому что если первое, то Гермиона настроена проштудировать всю литературу, касающуюся психических заболеваний, чтобы знать, как избежать повторения этого печального опыта. А если второе…       Она застонала, заныривая в воду. Что если Беллатрикс была в ужасе? Миссис Малфой сказала, что её так воспитывали, так может в этом вся проблема. Видела ли она что-то помимо жестокости? Знала ли, что такое жалость, и слышала хоть что-то хорошее в свою сторону? Если нет, то не удивительно, что она запаниковала и выместила страх актом физического насилия.       Ну, Гермиона могла это понять. Но не принять. Этой женщине нужно работать над самоконтролем, потому что терпеть побои и заклинания уже приелось.       Хотя кто бы говорил. Сама без зазрения совести огрызалась, а сейчас решила прикинуться белой овечкой. Она усмехнулась самой себе и всплыла, делая большой глоток воздуха. Им обеим нужно учиться сдерживать свои порывы, иначе они так убьют друг друга, не достигнув взаимопонимания и мира.       Почему она вообще думала о том, чтобы заключить реальный мир с Беллатрикс?       Эта ведьма — Королева ада. У неё за плечами столько грехов, сколько в ближайшей церкви не отпускали за всё существование.       И какое Гермионе дело до того, что она чувствовала? Лестрейндж абсолютно всё равно на неё, так почему она не могла ответить взаимностью?       Ответ прост.       Она не хотела. Ей было интересно, что из себя представляла Беллатрикс, если опустить все злодеяния и беды. Каждый в этом мире имел право на второй шанс. Так сказала Луна. И это правильный подход. Ей будет ужасно сложно, и она сто раз ещё пожалеет о своём решении.       Но сейчас Грейнджер была уверена, что хочет познать истинную сущность женщины. Что-то буквально толкало на этот подвиг. Зверь внутри утробно урчал, умоляя выяснить, что скрывалось за маской бесчеловечности.       Оставалось лишь принять это решение.       И Гермиона с тяжёлым стоном согласилась. — Да, Гермиона, пятьдесят очков гриффиндору за святой мазохизм.