Shapeshift

За её улыбкой скрывался какой-то душевный надлом. Элис Сиболд «Милые кости»

***

— Ты присоединишься к охоте за оставшимися Пожирателями?       Именно этот вопрос встретил её, не успела Гермиона присесть. За соседним столом кто-то играл в волшебные шахматы, которые каким-то чудом уцелели. Весенний ветерок проникал в зал через выбитые окна, подхватывая непослушные пряди волос. На деревянной поверхности уже не было еды. Лишь редкие тарелки с закусками. Рон Уизли смотрел на неё словно провинившийся щенок.       Немного иронично, если учесть, что щенок здесь она.       Стоило промедлить с ответом, и рыжий парень оказался рядом, приобняв за плечи и прижав к своей груди. От него исходил запах травяного мыла и… мужчины? Это было принято игнорировать. Пусть она и напряглась. Чем чаще думаешь, тем больше внимания обращаешь.       Оглядев своих друзей в который раз, она покачала головой. — Нет. Мне не нравится эта идея. Это опасно и неразумно. Мы уже сделали всё, что следовало, и даже больше ради этой чёртовой победы. Далее дело за мракоборцами. И то, что вы к ним присоединились, я не одобряю. Вы даже не окончили школу, не сдали экзамены, а вас уже приняли? — Узнаю Миону, — Джинни, выглядывающая из-за молчаливого Хагрида, тихо захихикала и кинула в своего брата солёный крекер, — Им дали поблажку за то, что они герои войны, члены Золотого трио и прочее глупое дерьмо. — Джинни, не выражайся.       Рональд поморщился. Ему явно не нравился отрицательный ответ. Но другого он не получит. Гермиона устала от этой беготни и постоянного ощущения, что смерть дышит ей в затылок. Во время поисков крестражей, она не раз чувствовала холод своими плечами. Опять же, вполне вероятно, что это дурная мнительность. И она остановилась на этом варианте, потому что другой пугал её до мурашек.       Огладив крепкую грудь парня неуверенным движением, она вынуждено отстранилась и убрала выбившуюся прядь волос за ухо. Она чувствовала нарастающую апатию. Ей нужно было время наедине и одновременно с тем не хотелось расставаться с лучшими друзьями, но если они что-то задумали, их уже не остановить.       Маска непоколебимого спокойствия душила. Приходилось сто раз обдумывать свои слова, чтобы никого не задеть или не выдать крайнюю степень нестабильности. — Я не буду вас отговаривать, но и участвовать в этом не собираюсь. Только прошу, будьте осторожны. В особенности, если Беллатрикс жива. — Её палочка находится в твоей сумке и является нашим трофеем. И, вроде как, она ранена. Так что не опасна. — Рон самоуверенно усмехнулся. Гарри тут же ощетинился, пихая того в плечо, а сестра готова была завязать драку и поднялась со своего места, пытаясь перелезть через нахмуренного Хагрида. Но Гермиона лишь покачала головой, успокаивая их. Никто не мог контролировать дрянной язык Рональда. В особенности он сам.       Пусть он и не осознавал, как неприятно её нутро откликнулось на такое заявление. Болезненное покалывание по всему телу напомнило о том дне в Малфой-мэнор. Была ли это условная реакция её организма на воспоминание о непростительном заклинании? Возможно.       Все понимали, что главная последовательница Тёмного лорда была опасна даже без своей палочки. В особенности, раненая. Но Рональд не понимал. В принципе, не удивительно. Может, он не слышал те крики агонии в поместье Малфоев? Или приложился обо что-то головой.       Что если эта проклятая женщина уже умудрилась отобрать палочку у кого-то?       Тогда велика вероятность, что она способна встретить её друзей куда более жестоко и беспощадно, если те всё же явятся по её душу. В этот раз её не остановит эгоистичное желание господина самолично убить Поттера. Да и навряд ли что-то вообще сможет её остановить, если Беллатрикс окончательно сошла с ума.       Слишком много негативных мыслей и воспоминаний. Стоило бы остановиться, но мозг услужливо вытаскивал из закрытой части её сознания всё более и более мерзкие картины. Что ж, видимо, уверенность Гермионы в том, что ей удалось пережить этот печальный опыт, была неоправданной.       Даже лесничий Хогвартса ощутил напряжённую атмосферу, судя по нервным поглаживаниям длинной бороды. Нужно было срочно менять тему. — В любом случае, я надеюсь, вы её не найдёте, — Собственный голос предательски дрогнул и зазвучал… Тускло. — Не поймите меня неправильно, но мне кажется, если она и выжила, пусть идёт, куда хочет. После стычки с миссис Уизли она просто исчезла, верно? Не продолжила сражаться, не помешала Гарри убить своего лорда. По сути, просто позволила всему этому произойти. — Ты слишком хорошо думаешь об этой убийце. — Невилл впервые за всё время подал голос. И взгляд его был тёмным, настораживающим. — У неё наверняка есть какой-то план. Она пытала тебя. Вырезала это слово на руке, и ты хочешь, чтобы она осталась на свободе? — Я думаю, так будет лучше для всех. — Почему они продолжали напоминать об этом? Чем она заслужила игнорирование своего травмирующего опыта? Было неприятно. — Она не сдастся без боя, вы же знаете. Мне не хочется слышать о ещё чьих-то смертях. В особенности о ваших. Так что прошу, на заданиях просто думайте прежде, чем делать. — А если она появится здесь? Что если увидит тебя и решит завершить начатое?       Такого вопроса Гермиона явно не ожидала. Не от Джинни, которая смотрела на неё так печально, что это чувство стало осязаться на коже.       Если Беллатрикс рискнёт своей шкурой, чтобы просто удовлетворить потребность в причинении боли или убийстве? Или же просто решит посмеяться над беспомощностью своей давней жертвы. Её друзья не должны были вообще заводить об этом разговор. Не в её присутствии. Зачем бередить раны, которые едва ли начали заживать? Пришлось собрать всю хваленую гриффиндорскую отвагу, чтобы найти слова.       Но их не было. Казалось, её новая часть сознания притихла, давая взвесить все факты и найти то нужное, что хотели услышать все. Рациональная часть девушки кричала о том, что всё это пустая болтовня и никто никого не встретит. Но тот до боли противный и знакомый голос на задворках сознания лепетал:       «Скажи им, грязнокровка. Скажи им всё. Что ты боишься меня, что тебе становится плохо от одной мысли, что я жива. И ты будешь умолять всех богов мира, чтобы мы не встретились». — Я буду сражаться. И она будет сражаться. Кто-то из нас выйдет победителем, а кто-то проигравшим, таков наш удел.       Слишком равнодушный ответ, удививший всех вокруг и её саму. Действительно ли ей хватит смелости сойтись в дуэли с этой женщиной? Навряд ли. У неё же просто нет шансов. Гермиона скорее сожмётся в комок и будет молить о быстрой смерти. Один лишь вид тёмной ведьмы заставлял всё естество содрогаться, а когда та начинала колдовать, казалось, будто сама стихия разверзлась перед тобой. Мощная, злая, непростительная. Словно гроза.       И сейчас, в окружении верных друзей, в безопасности, одна лишь мысль, одинокий тёмный силуэт с непослушной копной чёрных волос вызывал панику и… что-то тяжёлое, неведомое.       Странные ощущения заполнили грудь. Какая-то часть чувствовала опасность и начинала карябать и рвать изнутри. Всё это походило на предвкушение и холодный ужас. Будто если они встретятся вновь, всё изменится. Но это невозможно. Беллатрикс наверняка мертва, а Гермиона, если даже издалека заметит кого-то, напоминающего эту ведьму, пустится в бега и остановится, наверное, только в Австралии. Или Антарктиде. Да.       Но говорить об этом друзьям она не стала. Не хватало ещё вечного бдения за ней. Пусть занимаются своими аврорскими делами и не лезут в её личную жизнь. Можно ли назвать это личной жизнью? Грейнджер не знала. По сути внутри неё сидят две сущности: человеческая и волчья. И это уже явно не личное. Двуличное?       Что вообще происходит в её голове? Почему она думала о такой ерунде, когда столько насущных проблем вокруг. Чёртово аконитовое зелье, восстановление Хогвартса. Мальчики со своим желанием и дальше играть героев.       Видимо, её недовольное сопение отвлекло всех от словесной баталии по поводу Лестрейндж. — То есть ты не пойдёшь с нами, да? — Рон был милым несмотря на отсутствие такта. Ей хотелось поцеловать его в гладкую щёку, если бы не тот факт, что запах от него душил. Поэтому она ограничилась лёгким объятием за шею. — Нет. Я останусь здесь и помогу, чем смогу. А потом, наверное, отправлюсь с Джинни на последний школьный курс, который вы решили проигнорировать. Надеюсь, вы будете нам писать, иначе я сожгу все ваши вещи, которые хранятся в моей сумке.

***

      Восстановление Хогвартса, как и самочувствия Гермионы, после последней битвы давалось тяжело. Замок очень сильно пострадал, некоторые его части были разрушены или сожжены сильнейшими заклинаниями, так что для повторного возведения пришлось пустить в ход не менее эффективные заклятие. Из-за чего Директор даже обратилась за помощью к нескольким специалистам из Министерства магии.       И это с учётом огромного количества добровольцев.       Гарри и Рон покинули её через пару дней. Какой-то неравнодушный гражданин сообщил о том, что видел нескольких Пожирателей недалеко от Годриковой впадины, и Аврорат будто сошёл с ума. Собрал всех уцелевших магов вместе и отправил на поиски зацепок.       Парни тоже участвовали. Они рассказали ей перед самым своим отбытием. И если б не раздражение от нескончаемых вопросов о её самочувствии, Гермиона наверняка заплакала бы. Расставаться вот так не хотел никто. Тем более сейчас, когда мирное небо только-только взошло над головой. Но долг звал. И если её лучшие друзья считали нужным выследить всех, кто воевал по другую сторону, то ей оставалось только смириться и поддержать их.       Рональд в тот момент выглядел грустно. Его прощальный поцелуй отдавал горечью, но девушка приняла это. Их отношения вообще напоминали качели. То они ведут себя как друзья, то он целует её на глазах у всех. Ей нравился Рон, но она чётко осознавала, что не видит в нём того, что видят Джинни и Гарри друг в друге. Те настолько погрязли в своей любви, что их пришлось оттаскивать друг от друга в момент прощания.       В конце концов, Грейнджер согласилась на неопределённую определённость в своей жизни и решила попробовать. Может, из этой симпатии что-то и выйдет.       Наобнимавшись вдоволь, Гарри и Рон аппарировали, оставив и её, и Джинни недалеко от Чёрного озера. Тогда всё погрузилось в рутину.       Несколько отойдя от прощаний, шока и остаточных болевых ощущений, Гермиона столкнулась с новой проблемой: её чувства стали меняться.       Она стала по-другому ощущать своё тело. Слух настолько обострился, что она слышала, как кровь шумит, пробегая по сосудам. Слышала, как перекатывается еда и воздух в животе. И, возможно, даже как растут волосы на голове других людей. Это было жутко. Некомфортно.       Но на слухе всё не ограничилось.       Однажды её направили на помощь Луне. Нужно было перенести все уцелевшие склянки из класса зельеварения. Он довольно сильно пострадал. На самом деле тут было второе дно: Ингредиенты для волчьего противоядия. Пока подруга щебетала о нарглах и плотоядных пикси, разбираясь с ящиками и фолиантами, Гермиона, разбирала различные баночки, читая маркировки. Она схватилась за одну повреждённую, из-за чего та треснула и разлетелась прямо в руке.       Стекло довольно глубоко проникло в ткани, так что девушка была готова поспорить, что слышала, как оно прорезает кожу и впивается в мышцы и сухожилия. Не успела она и вскрикнуть от внезапной боли, как впала в ступор: прямо на её глазах осколки, будто движимые какой-то невидимой силой, сами стали вылезать из её руки и с тихим звоном падать на каменный пол. И как только в тканях не осталось и намёка на присутствие стекла, они с зудящим, неприятным ощущением начали стягиваться, заживляя ранения.       Будь на её месте кто-либо другой, его бы уже точно пришлось вести в медицинское крыло или прибегать к исцеляющим заклятиям, а тут всё произошло настолько быстро, что Гермиона даже не сразу поняла, как всё случилось. — Осторожнее со стеклом. От некоторых банок веет аурой злобных шнюков, — послышался голос из-за спины, когда Полумна услышала треск и звон. Видела бы она, что произошло… — Да… Да. Я в порядке, — неловко отозвалась Грейнджер.       Определённо это не так. Почему регенерация была такой скорой? Ни в одной из прочитанных книг и статей об оборотнях не упоминалось об этом. Везде были приписки, что раны этих существ затягиваются быстро, но не мгновенно. Определённо стоило найти ещё парочку экземпляров о своей сущности.       Осмотрев руку, на которой осталось лишь пара капель крови, Гермиона достала палочку и, решив перестраховаться, треснувшую склянку обратила в песок, а другие заколдовала, чтобы те плыли за ней по воздуху.       Волчьего аконита в оставшихся запасах не было.       Обоняние, обострившееся, как и другие чувства, тоже стало приносить дискомфорт: она чувствовала запах еды из кухни, находясь при этом в другом крыле. Чувствовала запах пота от профессоров и некоторых ребят. Запах пыли на древних камнях замка. Иногда казалось, что ей удаётся уловить запах… Эмоций.       На самом деле она, спустя две недели после укуса Фенрира, могла запросто распознать злость и раздражение. По большей части из-за того, что сама испытывала их, практически, постоянно. Это заставляло её большую часть времени прикрывать нос или стараться дышать через рот.       Ещё одним фактором, ознаменовавшим перемены, стала физическая сила. Впервые Гермиона столкнулась с этой особенностью случайно. Когда возвращаясь в комнату, толкнула дверь, а та полностью слетела с петель. Слава Мерлину, никого рядом не было, и всё удалось быстро устранить с помощью простого заклинания.       Но с того момента пришлось стать внимательнее и прилагать к любому действию минимальное усилие. А так же лишний раз не махать руками, ничего не дёргать и не хватать. Это помогало. Конечно, девушка часто утром рвала одежду, но легко восстанавливала, так что ничего критичного в этом не видела.       Зрение сильно не беспокоило: да, видела она чётко, но без излишеств. И это было вполне понятно: глаза, как и зубы с костями, должны были изменить своё строение непосредственно во время полнолуния. Это не могло не радовать. Если Гермиону вообще в данной ситуации могло что-либо радовать. Скорее, просто не добавлять ещё больше проблем в и без того переполненную чашу. Пытаясь привыкнуть к новым ощущениям, она не раз ловила себя на очень удручающих мыслях.       Ведь, по сути, остальные сейчас отдыхали после случившегося. Приходили в себя после издевательств в прошлом году и после битвы за Хогвартс. А если помогали в реставрации замка, то не больше трёх-четырёх часов в день. Она же, в свою очередь, уже забыла, что такое отдых.       Поспать пару часов в палатке между сменами в охране и поисках крестражей? Подремать несколько минут между периодами зубрёжки формул и заклинаний? Головокружение от двойной нагрузки после использования маховика времени, чтобы успевать на все занятия?       И сейчас, когда она и без того трудилась на благо восстановления школы, её ещё больше нагружало меняющееся тело. Настолько, что ей иной раз хотелось биться головой о стену, чтобы вырубиться и наконец не чувствовать всего этого.       Но её и так вырубало после целого дня на воздухе, где произносилось заклинание за заклинанием. По правде, это была стадия избегания. Если остановиться и дать себе перерыв, её голова просто взорвётся от всех этих размышлений. Поэтому, перетруждаясь до состояния «доползти бы до кровати», ей удавалось не думать.       Но, как всегда это бывает, тело постепенно стало привыкать. Сознание уже так сильно не концентрировалось на окружающих звуках. Даже птицы, мерзко ворочавшие ветки у себя в гнезде под крышей замка, уже почти не узнавались. Запахи чуть притупились, или скорее стали восприниматься как должное.       И тогда измучанная нервная система дала окончательный сбой. Либо выдавала эпизоды бессонницы, с которыми девушка боролась при помощи снотворных зелий, либо набрасывала вуаль кошмаров. Причём настолько страшных и тошнотворных, что иной раз Гермиона думала не выпросить ли у мадам Помфри зелье сна без сновидений, прежде чем закрыть глаза.       Но это могло вызвать беспокойство со стороны целительницы. А та, в свою очередь, могла рассказать всё МакГонагалл. Беспокоить их своей нестабильной психикой не хотелось. Тем более, что директор и без того работала на износ, чтобы вернуть школе былое величие. Зачастую можно было увидеть в тени под деревом Минерву, с усталым взглядом наблюдающую за парящими в небе гиппогрифами или строчащую какое-то письмо.       Гермиона видела, какой та была вымотанной. И потому предпочитала отмалчиваться, раз за разом вскакивая посреди ночи с сильной одышкой.       В её снах снова стал появляться Малфой-мэнор. Но события в нём менялись. Иногда её снова пытала Беллатрикс, вырезая своим излюбленным серебряным кинжалом на другой руке всё такое же позорное «Собачонка».       Бывало, что тёмная ведьма оставляла её напротив связанных друзей, отходила в угол комнаты и оттуда под свой душераздирающий смех била в спину круциатусом до тех пор, пока что-то внутри не ломалось. Тогда наружу выходил зверь и нападал. И когда это случалось, с отголосками диких болезненные криков близких Гермиона в ужасе просыпалась. В холодном поту, с отчётливым металлическим привкусом на языке.       Но были и новые сны. В одном из этих кошмаров она бежала по лесу, пытаясь оторваться от стаи Пожирателей смерти. Палочка почему-то отказывалась активировать заклинания, лишь изредка поблёскивая и тут же затухая. Отчаянная безнадёга преследовала её. В конце концов, она падала. Запинаясь о корни или о собственные ноги. И перед ней возникало бледное, безносое лицо, искажённое мерзким оскалом. То ли пытавшееся её укусить, то ли заманить в оплот своего безумия. Но самым ужасным был не взгляд красных глаз. И даже не змея, ползающая рядом. Дрожь и паранойю вызывал шипящий голос, зазывающий, завлекающий, называющий её интимно мягко: «Белла».       И, каждый раз поднимаясь на рассвете или глубокой ночью после такого, Гермиона старалась успокоиться. Говорила себе, что всё это уже в прошлом, что больше не надо ни от кого убегать, что ужасы, терзавшие её, остались лишь у неё в памяти и ей просто нужно поскорее это забыть. Но где-то внутри, голос, который она так отчаянно пыталась заглушить, всё время лающим тембром твердил, что это далеко не так. Что все ужасы только впереди.

***

      Когда до полнолуния осталось полторы недели, гриффиндорка начала нервничать ещё больше. Её организм не справлялся с постоянным стрессом, недосыпом и усталостью. К ней уже никто не подходил, чтобы предложить помощь в починке стены или статуи.       На каждое слово она дёргалась или огрызалась. Всё чаще стала оглядываться и всматриваться в очертания среди деревьев Запретного леса. Паранойя в чистом своём виде. От Гарри с Роном вестей не было. Джинни странно на неё косилась.       Иногда рыжеволосая подходила и пыталась завести непринуждённую беседу, но вечно натыкалась на раздражение. Попытки пригласить её в Хогсмид или на пижамные посиделки ночью разбились об упрямое «Нужно восстановить школу». И тогда, шутя про ПМС и какое-нибудь магловское заболевание, услышанное вскользь, Уизли отступала. Но не дольше, чем на день.       Иногда казалось, что ей просто позволяли сохранять эту условную дистанцию. Но у каждого был свой предел терпения. И, наверное, у Джинни оно заканчивалось.       Зато Полумна всегда будто назло крутилась рядом. Даже сейчас. Стоило Гермионе отойти в тень и усесться на зелёную траву, чтобы глотнуть воды и немного отдышаться после восстановления какой-то мизерной части моста, блондинка сразу оказалась в зоне видимости. Иногда казалось, что та приглядывает за ней. Это было бы мило и приятно, если б не раздражало такой настырностью. Хотя Луна никогда не подходила слишком близко и не смотрела на неё дольше, чем следовало. Не то чтобы навязчивая, удивительно спокойная и улыбчивая.       Ладно, Грейнджер не злилась на неё. Ну, только если немного. — Почему ты ходишь за мной? — Я отгоняю мозгошмыгов. На твоей голове их… Одиннадцать, а сзади ещё две стаи. Если меня здесь не будет, они выпьют твой мозг через трубочку. Как коктейль. — Лавгуд тихо хихикнула и стала собирать в карманы какие-то камушки из травы. Собралась кидать их в своих вымышленных существ? — Не поделишься со мной? — Не думаю, что это так важно. — Ну ладно. — Она так легко со всем соглашалась. Удивительно, как быстро всё может измениться. Ещё несколько лет назад едва ли хотелось находиться рядом с этой неординарной личностью, а сегодня её компания была единственная, которую можно было терпеть. Даже пахла она приятно. Мандаринами, ирисками и… Чесноком? Ладно, это странно. Она не знала, что более удивительно. То, что от подруги так пахнет или то, что ей это не кажется противным? — Вчера ночью ты пыталась ногой почесать за ухом. — Очень смешно. — Нет, я серьёзно. Ты сидела на берегу, смотрела в даль и пыталась закинуть ступню на шею. И я не знаю, что было более познавательным. То, как ты не могла это сделать, или то, как обзывала луну «дурой». Мне даже показалось, что тебе грустно и ты пытаешься об этом мне рассказать. — Луна. Говори тише, пожалуйста.       Гермиона тихо зашипела и поманила подругу к себе, вынуждая сесть рядом. Её послушались. Полумна обняла собственные колени и мечтательно уставилась в небо. Привычная ненормальность вернулась, и сейчас можно было заметить круглые серёжки в ушах блондинки. Их узор был странным. Нарисованные жёлтые треугольники с единственным глазом в центре и разноцветные вопросительные знаки по краям. Волосы собраны в причёску, походившую на тыквенный черенок. Что ж, стоило ожидать, что из всех её друзей Лавгуд оправится от войны быстрее. Она всегда превосходила их по силе духа.       Ещё во времена относительного спокойствия, её все дразнили прозвищами. Задирали, воровали её вещи. И даже тогда она с улыбкой и непоколебимым спокойствием всё прощала и игнорировала. Даже ни разу не упрекала и не напоминала Гермионе, что та самолично назвала её «Полоумной». Стало даже стыдно. Тяжело вздохнув, она осознала, что так и не попросила прощения за это. Её пытался поддержать единственный ровесник, который знал о всей этой истории. Какой из неё после этого друг? — Третья стая мозгошмыгов прилетела. Стоит, наверное, сделать оберег. — Прости меня. За то, что не принимала твои слова всерьёз, обзывала. Срывалась на тебя и продолжаю это делать. Мне жаль. — Всё в порядке, Гермиона. Мы все через это проходили. Если обращать внимание на каждую деталь прошлого, оно тебя поглотит. Поэтому живи настоящим. Если тебе нужно с кем-то поговорить, я всегда рядом. Мне кажется, даже этот щеночек не против компании.       Гермиона как заколдованная наблюдала за тем, как подруга ласково начала гладить воздух возле её ног, будто там действительно кто-то сидел. Это было возможно, учитывая, что Полумна видит вещи, которые никто более не способен. Только если её отец, возможно. Но и то кажется сомнительным.       Кого она гладила? Определённо, какого-то щенка, но не был ли этот щенок отголоском того, что сидел внутри?       Солнце едва перешагнуло свой зенит. Воздух был горячим и влажным из-за близь лежащего озера. Ветер слабо шевелил листья, а птицы во всю прыть щебетали на ветках. Весна. Почти лето. Природа и весь волшебный мир расцвели, стряхнув оковы зимы и тёмного волшебника. Дышалось на удивление легче.       Рядом не было никого, кроме Луны, а рядом с ней становилось как-то… Спокойнее. Будто её отстранённость от мира, укутывая тёплым мягким пледом, передавалась всем, кто находился слишком близко. — Профессор МакГонагалл знает, что тебе опять снятся кошмары? — Ты-то откуда это знаешь, чёрт возьми?       Она стала слишком много ругаться. Не к добру. Эта привычка появилась во времена охоты за крестражами. И всему виной компания парней, которые каждое недовольство озвучивали в лаконичной и грубой форме. Нужно избавляться от этого. — Я видела тебя по ту сторону. — Напомнила ей подруга таким обыденным тоном. Будто это что-то могло объяснить. — Я подарю тебе Ловец снов. У меня как раз оставались материалы. И тебе нужно к директору. Осталось всего девять дней, и песнь о неразделённой любви зазвучит по всей округе. — Годрика ради, я отказываюсь тебя понимать. — Гермиона вновь застонала, придерживаясь за голову. Если она продолжит общаться только с Луной, то сама станет не от мира сего. Или вообще сойдёт с ума и будет походить на Лестрейндж.       Она вздрогнула. — Волчья отрава. Я видела, что ты искала её в классе зельеварения. Она закончилась ещё во времена преподавания Люпина. Тебе стоит посетить Хогсмид или Косой переулок. Или можешь попытаться найти её в лесу, но я не советую. После войны злобные шнюки совсем распоясались. А ещё там завелись чупокабры и повылезали из нор дромароги. Кажется, я даже слышала визги манананггалы. Правда с чего бы ей быть здесь, если беременных во всей округе не сыскать. Ты же не беременна? Или, может, Джинни? — Луна… Нет. Остановись, ладно? Я поняла. Мне надо поговорить с МакГонагалл. Просто прекрати эту словесную атаку.       Гермиона покачала головой. Большую часть названных Луной существ она не знала. И знать не хотела. Но стоило признать, эта беседа помогла отвлечься. Ещё бы ей не задавали смущающие вопросы по поводу беременности, жизнь могла наладиться. И всё же подруга была права. Ей нужно поскорее найти ингредиенты для зелья и сварить его, иначе беды не миновать. Если б не приходилось выматывать себя до последней капли каждый день, она бы не забыла, но…       Её разум не выдерживал кошмаров, а потому решил отбросить всё, что их не касалось, в сторону. И мысли о волчьем противоядии тоже улетели на второй план. И это неправильно. До полной луны осталось слишком мало времени, а начинать пить зелье нужно за неделю. Мерлина ради, она почти поставила под удар всех, кто остался в Хогвартсе.       Поднявшись на ноги, девушка замерла. Хватит ли простого «спасибо», чтобы отблагодарить Лавгуд за напоминание и поддержку? Стоило ли её обнять или подарить что-то? Её секрет ведь до сих пор никому не известен, а значит, Луна бережно хранила его всё это время. И всё равно, что та не следит за своими словами и грозится всё вынести на общее обозрение. Она старалась быть хорошим другом.       И Гермионе категорически хотелось соответствовать. Но понимающий взгляд мутно-голубых глаз встретил её так уверенно и мягко, что она почти прослезилась. Ей не нужно было ничего говорить и делать. Луна и так знала, что за борьба ведётся внутри, а потому просто кивала и улыбалась, отпуская из своего мира.       Пришла пора вновь встретиться с директором и отправиться на поиски ингредиентов. Стоило ли взять с собой кого-то из друзей? Вполне вероятно. Сама МакГонаглл тогда настаивала на этом.

***

      Горгулья пропустила её без пароля. Вполне вероятно, что директор наказала своей охраннице не препятствовать девушке. Либо она опасалась, что та вновь решит на неё прыгнуть. Стоило гриффиндорке показаться на горизонте, скульптура, казалось, театрально закатила глаза. Она вообще могла такое провернуть? Теоретически, нет. Она же каменная. И едва ли живая.       Но Гермиона могла поклясться, что видела это собственными глазами. В любом случае её чувства по отношение к этому созданию были странными. И, видимо, взаимными. Толика уважения и небольшая настороженность позволили ловко прошмыгнуть на лестницу и подняться в кабинет.       Её уже ждали. Сидя на своём кресле, Минерва потягивала чай и ворошила какие-то бумаги на столе. Но стоило ученице неуверенно замереть в дверях, женщина облегчённо улыбнулась и кивком указала на место напротив. Небольшая фарфоровая чашка, вероятно, та самая, что была в прошлый раз, опустилась на стол. Её неторопливо наполнили, а на блюдце снова оказалось имбирное печенье. Ну право, сколько его в запасах директора?       Грейнджер послушно присела и сложила руки на коленях. С чего ей стоило начать? А стоило ли вообще начинать разговор именно ей? Может, МакГонаглл сама пыталась собраться с мыслями? Окинув взглядом профессора, она поняла, что нет. Та упрямо смотрела на неё и… Ухмылялась? Но за всем этим напускным весельем отчётливо прослеживалось беспокойство. Оно было ощутимо ещё на лестнице. — Я думала, вы меня избегаете, Мисс Грейнджер. Слава Мерлину, вы всё же пришли сюда, а то я хотела отправить по вашу душу миссис Уизли. — О. А почему она? — Ох, она знала. Молли готова была порвать за своих детей всех, а её она уже давно считала своей дочерью. Или снохой. Гермиона поморщилась. Это не важно. В любом случае, миссис Уизли определённо достала бы её из-под земли. — Не суть. Вы всё же собрали всю свою смелость, и сейчас сидите здесь. Хотите поговорить или просто выпить чая и помолчать? — Минерва ненавязчиво протянула чашку и откинулась на спинку сидения. Её глаза были покрасневшими. Из-за усталости или долгой работой с документами? — Мне нужен аконит. — Это я знаю. Мисс Лавгуд уже оповестила меня о том, что вы его не нашли, в весьма красочном предположении, где упомянула стаи мозгошмыгов. Я не стала спрашивать, откуда она знает. У этой девочки всегда были свои методы выяснения информации. И всё же я ждала вас немногим раньше, чем за девять дней до полной луны.       Директор махнула рукой и осмотрела её. Гермиона чувствовала вкус разочарования на языке. Были ли оно её собственным или исходило от женщины напротив, неизвестно. Оставалось лишь понуро кивать и соглашаться. Если сказать о кошмарах, всё станет хуже. Её могут сослать в условную Нору для становления душевного покоя. Это худший вариант из всех.       Потому можно было удариться в оправдание о том, что реставрация Хогвартса занимает слишком много времени и внимания. Может, никто и не заметит, что она нагло врёт. Её друзья явно не заметили. Все, кроме Луны, естественно. — Я забылась и устала. Мы восстановили почти тридцать пять процентов замка. Чем скорее всё исправим, тем выше вероятность, что школа откроется в положенное время.       Её план был хорош. Но он с треском провалился. — Мисс Грейнджер, я наблюдала за тобой все эти дни. Едва ли восстановление замка тебя так сильно беспокоило. Скорее стало отвлечением. Приходишь на место проведения работ задолго до первого профессора, а то и до первых солнечных лучей. А уходишь последняя. Едва двигаясь. Ты давно смотрелась в зеркало, юная леди?       Вопрос застал врасплох. О каком зеркале могла идти речь, если Гермиона боялась себя как огня. Об этом даже её подсознание говорило, выкидывая фокусы с кошмарами. Единственное, что она делала каждый раз перед сном и после — большим пальцем проверяла длину и остроту клыков и осматривала ногти.       Если её укусил Фенрир, была великая вероятность, что её организм перестроится по его подобию. Звериные зубы, острые когти и чрезмерный волосяной покров даже в человеческом обличие. Но пока ничего не менялось. Только её чувства.       Ей вновь стало стыдно. Волнение ощущалось всем нутром. А она вместо того, чтобы заверить директора, что всё в полном порядке и ей удаётся справляться со всем этим, сидела, словно пристыженный ребёнок, опустив голову. В разум полезли мысли о том, что было бы здорово никогда не владеть магией. Не было бы столько проблем.       Отголоски войны, травмы, шрамы. Всего этого не существовало бы.       Ну вот, пожалуйста.       Стоило перестать загонять себя до физического и магического истощения, её слишком умная голова решила пуститься во все тяжкие и добить её моральную составляющую. Она глухо рыкнула, заставив себя покраснеть, а Минерву с любопытством на неё смотреть. — Гермиона, послушай. Я даже представить не могу, как тебе тяжело. Но я хочу тебе помочь. Мисс Лавгуд тоже. И мадам Помфри постоянно справляется о твоём самочувствии. Мы все пытаемся удержать тебя на твёрдой земле, но ты всё больше отдаляешься и, кажется, летишь в пропасть. Почему? — Вы начинаете говорить, как Луна. — Что ж, видимо, общение с ней имеет тенденцию обзаводиться «мозгошмыгами».       Обе слабо улыбнулись. — Что тебя беспокоит? — Я не знаю, профессор. Возможно, я просто волнуюсь о Роне и Гарри. От них нет вестей, а вы знаете, какими взбалмошными они могут быть при малейшей опасности. — Уверена, и мистер Поттер, и мистер Уизли переняли от вас хоть толику здравомыслия за все эти годы. К тому же у них, определённо, есть какие-никакие магические способности, а под присмотром опытных мракоборцев им ничего не угрожает. Если только парочка синяков и царапин. Им не привыкать.       МакГонаглл явно собиралась продолжить. То, как она пыталась успокоить и вселить уверенность в том, что всё будет хорошо, с треском сворачивало что-то внутри Гермионы. Чашка в руках опасно затряслась и заскрипела, а из глаз хлынули слёзы. Все эти дни бравады переполнили чашу терпения.       Когда ты долго игнорируешь и подавляешь свои чувства, рано или поздно они хлынут наружу. Это пугало точно так же, как ночные видения. И уж точно это напугало женщину напротив.       Минерва сидела на месте несколько долгих секунд. Её взгляд будто изучал что-то внутри. И когда простые слёзы превратились в надрывные рыдания, женщина не выдержала. Осторожно поднявшись с места, она приблизилась к гриффиндорке и по-настоящему, по-матерински обняла её. Гермионе позволяли, наконец, передохнуть. Оплакать погибших друзей, беспамятство родителей, собственные затянувшиеся раны, которые не были видны никому. Ей позволяли принять собственную слабость и утонуть в ней на мгновения. Её утешали и заверяли, что она не одна.       И если Гарри и Рона не было рядом, значит, их на время заменят другие. Директор, Луна. Они принимали её такой, какая она есть. Травмированной, ломающейся, меняющейся. Сгребая и разрывая лёгкий бархатный материал чужой мантии пальцами, Гермиона старалась выровнять дыхание.       Но стоило ей немного успокоиться, и всё начиналось заново, вынуждая утыкаться лицом в плечо профессора. Ей, определённо, требовалось успокоительное. И, вероятно, сеансы у психолога. Дрожь по телу будто дала отрицательный ответ на это. Точнее нужна была помощь психотерапевта.       Она просидела так достаточно долго. Чай уже давно остыл. Три совы прилетели с письмами и сейчас сидели вокруг рабочего стола, ожидая, когда на них обратят внимание и отправят обратно с ответом. Грейнджер пыталась взять себя в руки, но раз за разом проигрывала в битве со своими собственными эмоциями.       Сколько можно плакать? Откуда в ней вообще столько слёз? Её лицо сильно опухло, это было ощутимо. Глаза начинали болеть, а горло саднило. Не поднимая головы, будто боясь покинуть своё мнимое убежище на плече МакГонагалл, она прокашлялась. И голос её звучал тихо. — Мне опять снятся кошмары. — Ей показалось на момент, что её отругают за замалчивание этого факта. Но женщина лишь крепче обняла её, поглаживая по спине. — Почему не попросила мадам Помфри дать тебе зелья сна без сновидений? — Я боялась, что это вызовет проблемы. — Мисс Грейнджер, пока в этом замке отсутствуют ваши друзья, проблем априори не может быть. — Басисто похихикав, Минерва уловила отсутствие дрожи в теле девушки, а потому уверенно отступила, подогревая чайник для новой порции напитка. — Поппи говорила мне, что вы брали зелья для сна всю эту неделю. Я думала, вам мешают спать разговоры других девушек, но ошиблась. — Простите, профессор. Я не хотела никого беспокоить, но всё это… Всё это уже слишком. Иногда меня мучает бессонница, тогда я пью зелье. И когда предчувствие неизбежного кошмара начинает душить, тоже. — Вам опять снится Беллатрикс?       Чай разлили по чашкам вновь, и запах мелиссы и жасмина ударил в нос, обволакивая таким нужным сейчас умиротворением и теплом. — И да, и нет. В большинстве случаев первое. Но бывают и такие сны, где я… Теряю контроль, нападаю на друзей, иногда даже на вас. И всё это заканчивается одинаково: я просыпаюсь с криками в ушах и вкусом крови во рту. — Гермиона замолчала, делая глоток горячего напитка. Жидкость обожгла нёбо и горло, но неприятные ощущения исчезли, практически, мгновенно, — Я боюсь, что Лестрейндж может быть жива, но ещё больше боюсь себя. — Хочешь знать моё мнение, Гермиона? — Дождавшись положительного кивка через несколько секунд, женщина продолжила. — Твоё новое «я» очень сильно влияет на тебя. Пытаясь бороться с ним, ты загоняешь себя до изнеможения. Я думаю, плачевный опыт взаимодействия с профессором Люпином на третьем курсе заставляет тебя примерять на себя его шкуру.       Обе поморщились от того, как это прозвучало. — Тем не менее, ты — самая блестящая ведьма своего поколения. Твои друзья давно бы отправились вслед за Мерлином, если б у них не было такой девушки рядом. И если взять возможность, что ты забудешь про зелье, тебе хватит ума уйти подальше от людей. На самом деле, мне кажется, что волчье начало едва ли сможет взять контроль над этим разумом. Слишком много мыслей роятся в этой прекрасной голове.       Гермиона покраснела. Столько комплиментов подряд она не слышала ни от кого в своей жизни. Разве что от родителей. Но слышать это от своего любимого профессора, некогда декана Гриффиндора, было сродни благословению. Конечно, беспокойство никуда не делось, но его можно было хотя бы игнорировать. Опять же глупо. Но вариантов не оставалось.       Медленно перебирая и перечитывая письма на столе, МакГонаглл размашисто писала ответ и отправляла сов в обратный путь. Но внимание было обращено не к ним.       Гермионе давали выбор: уйти или продолжить разговор. Переломный момент уже произошёл, бояться чужого внимания не нужно было, поэтому она осталась. Рассказывая про сны в подробностях, описывая свои мысли, Грейнджер приходила в состояние воодушевления. Ей коротко кивали, задавали некоторые уточняющие вопросы, даже одаривали гордой улыбкой.       Описывая изменения в своих повадках и восприятии окружающего мира, она даже поделилась открытиями в улучшении органов чувств.       Конечно, на момент, когда речь зашла о возможных запахах эмоций, Минерва наградила её скептическим взглядом, но всё же согласилась, что такое вполне вероятно. В конце концов, настолько тонкую организацию оборотней знали лишь они сами. Навряд ли в каких-то книгах можно было найти что-то подобное.       Когда время приблизилось к вечеру, МакГонагалл отпустила её, взяв обещание посетить Косой переулок завтрашним днём. — Чем скорее вы сварите зелье, тем спокойнее будете.       Гермиона вынуждена была согласиться.