Shapeshift

Края бездны сомкнулись, дышать нечем. Стоишь на дне и понимаешь — слишком поздно. Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»

***

      Когда тело Волан-де-Морта расщепилось в пространстве, а пронзительную тишину взорвали крики радости, война была окончена. Тяжёлые облака пыли опустились на землю. Первые солнечные лучи озарили пространство, и все выжившие ринулись к друг другу с поздравлениями на губах и слезами облегчения или траура на глазах. Остатки тёмной стороны, оправившись от шока, пустились в бега. Всё смешалось в такую дикую какофонию звуков, что Гермиона вынуждена была бежать. Не потому что была не счастлива, нет.       Ей казалось, она не должна там находиться. Минуя разрушенные коридоры Хогвартса, избегая всевозможных людей, которые могли её видеть. Держась за стены, оставляя красные смазанные отпечатки на гладких камнях, девушка проникла в переполненный лазарет и забилась в самый дальний угол. Прижимая ладонь к разорванному боку в попытке остановить кровотечение, она пыталась понять, что и в какой момент пошло не так.       Нужное воспоминание всплыло перед ней.       Самый тёмный волшебник всех времён и её лучший друг сошлись в смертельной дуэли и мгновенно захватили внимание всех вокруг. Всех, кроме преданного пса Реддла. Фенрир. Оборотень заприметил её в тот момент, когда она отчаянно пыталась приблизиться к толпе и увидеть Гарри. И направился к ней.       Гермиона сжалась в ужасе, осознавая причину, по которой она умчалась прочь, оставив своих друзей и профессоров позади без единого слова. Опустив взгляд ниже на своё тело, она заметила, что кровь, просачивающаяся из-под её пальцев, была темнее и гуще, чем должна. Казалось, на одежде остался чужой гнилостный запах.       Резкая боль пронзила её так внезапно, что она не смогла даже вскрикнуть. Голос пропал, а из горла вырвался лишь удивлённый хрип, когда её с силой мотнули и отбросили назад, подальше от людей. Спина встретилась с острыми углами некогда стены замка, из-за чего Грейнджер зажмурилась в попытке совладать с отвратительными ощущениями, распространяющимися по всему телу.       Где-то впереди раздался противный смех, более напоминающий лаянье бешеного пса. Сивый. Стоя на четырёх конечностях, он щурил на неё свой ледяной взгляд, словно смотрел на лакомый кусок мяса. Потрёпанный, с клочками вырванной и местами обожжённой шерсти. С оскаленной пасти его бежала окровавленная слюна. Вот почему ей было так мучительно. Вот почему область нижних рёбер с правой стороны так пульсировала мерзким огнём.       Гермиона заторможенно осмотрелась. Все были слишком увлечены дуэлью заклятых врагов. Даже Рон, видимо, забыл про свою… подругу? Девушку? Какая разница, она должна была стоять сейчас рядом в первых рядах, а не валяться в сорока метрах в груде камней, истекая кровью и рискуя стать обедом оборотня. Нет. Её захлестнуло волной негодования. Однажды уже удалось справиться с этим Пожирателем. Значит, можно и сейчас.       Она не могла погибнуть, когда победа так близка. И даже утробное рычанье этой блохастой псины, вид которой заставлял дрожать, не могло переубедить в этом. Пальцы до боли сжали гладкое древко… Палочка! Палочка всё ещё была в её ладони. Радость захватила так же внезапно, как и страх. Девушка предприняла попытку встать, когда Фенрир кинулся в её сторону. Перед глазами уже мелькнули когти зверя, но вовремя произнесённое «Протего» откинуло его, а потом… — Волан-де-Морт мёртв!       Сейчас, сидя за белоснежными ширмами в углу больничного крыла, Гермиона не могла сказать, куда делся волк. Убежал ли в Запретный лес или вернулся в свою человеческую форму и аппарировал. А может его поймали при попытке скрыться. Ей было всё равно. Слёзы скатывались по щекам, вынуждая вытирать их и размазывать кровь и грязь. Это был конец. Не только этой ужасной войны с тем, чьё имя нельзя было называть. Но и конец её жизни.       Даже лёжа на полу под отвратительной Беллатрикс Лестрейндж, девушка не чувствовала такое ужасное отчаяние.       Тогда казалось, что всё будет хорошо, стоит немного потерпеть, и друзья спасут её. Даже заклятие Круциатуса не было таким тошнотворным и давящим. Да, белёсый шрам на руке с обидным словом, остался и вместе с женщиной, заклеймившей её, преследовал в ночных кошмарах, но она смогла с этим справиться. Психика достаточно быстро пришла в стабильное состояние, а отвратительную метку можно было скрыть заклинаниями, но сейчас…       Сейчас ничего нельзя было исправить. Яд из слюны Фенрира уже наверняка действовал, и Гермиона могла поклясться, что чувствовала это. Её бросало то в жар, то в холод. Перед глазами всё плыло. Было ли это из-за слёз? И даже другие раны, полученные в бою, не ныли так сильно, как укус. Возможно, она сама себя накручивала. Скорее так оно и было.       Она читала об оборотнях слишком много и тщательно ещё до того, как познакомилась с Римусом Люпином. А после и вовсе повернулась на этой теме, просматривала всевозможные книги и журналы, которые могла найти в библиотеке Хогвартса. Ей было страшно. Не хотелось зависеть от собственных эмоций и уж тем более от фаз луны. В голове всплывали страницы бестиария, и она вновь и вновь штудировала их в своём сознании, пытаясь найти хоть что-то, что могло ей сейчас помочь.       Не важно, что её трясло. Не важно, что где-то там друзья в панике пытались найти её, чтобы убедиться, что все живы. Чтобы отпраздновать. Не важно, что сердце билось о грудную клетку так неистово, что казалось, ещё немного, и оно выпрыгнет наружу, проломив рёбра. — Хвала Мерлину, Мисс Грейнджер, вот вы где!       Гермиона вскочила бы от неожиданности, если бы не была так слаба. Забег до нелюдимого места отнял последние силы. Она подняла затравленный взгляд, оглядывая того, кто побеспокоил её. Мадам Помфри. С окровавленным передником, усталым и встревоженным видом, женщина смотрела на неё так, будто увидела призрак.       Она не заметила, как вжалась в угол, будто пытаясь слиться с каменной поверхностью, когда к ней потянулись, чтобы помочь. Её палочка тут же взметнулась вверх, а кончик опасно заискрился, и Целительница медленно отстранилась, поднимая руки в мирном жесте. По её мнению, самая выдающаяся ведьма своего поколения пребывала в шоке. — Мисс Грейнджер, всё закончилось. Вы в безопасности. Относительной, конечно. Ещё немного, и ваше кровотечение станет фатальным. Пойдёмте, я осмотрю ваши раны. — Нет! — Гермиона не хотела повышать голос, но её отчаянный визг ударил по ушам даже ей. — Нет, пожалуйста. Не трогайте меня. — Девочка, ты рискуешь умереть, если сейчас же не успокоишься. — Это не важно. Ничего уже не важно, — Она обхватила собственные колени, прижимая их к груди. Боль была адская и заставила пожалеть об этом движении. Но так хотя бы можно было справиться с дрожью, — Просто оставьте меня здесь. Ещё многим требуется помощь, я не стою этого. Не надо.       Если Поппи и была в ужасе от услышанного, то виду не подала. Осмотрев Гермиону и убедившись, что той незамедлительно нужна помощь, женщина пришла к единственному верному на данный момент решению. Она оставила её. И Грейнджер была бы рада, если б мадам Помфри не вернулась через несколько минут под руку с взволнованной и испуганной МакГонагалл.       Директор слишком трепетно относилась к ней. Наверное, она любила её больше остальных учеников, Гермиона не могла отрицать это. И даже не была удивлена тому, как Минерва осторожно опустилась рядом с ней на колени. Кто бы мог подумать. — Мисс Грейнджер, мистер Поттер и мистер Уизли подняли на уши всех, кого могли, чтобы отыскать вас. Не говорю уже про Джинни Уизли, которая носится по округе и бранится хуже гоблина. — Не говорите им, что я здесь. Не смейте, — Девушка испугалась того, как яростно накинулась на своего директора. Возможно, яд уже менял её. Слёзы вновь скопились в уголках глаз, — Они не должны видеть меня. Не такой. Не сейчас. Никогда. — Гермиона.       Она чуть не подпрыгнула, не ожидав настолько ласкового и заботливого тона. И уж тем более не ожидав услышать такое обращение от самой МакГонагалл. Она расплакалась ещё больше. Горло сдавило болезненным спазмом, а из груди то и дело вырывались тихие всхлипы. Она не заслужила такого отношения. Не заслужила ничего. Всё это до безумия неправильно.       Им нужно оставить её здесь умирать или сослать в Запретный лес, чтобы никто не пострадал от её рук. Или когтей. Или зубов. Или ещё чего-то, что может у неё вылезти в полнолуние. Им нужно заняться ранами тех, кто должен жить. Или собственными. Почему директор нянчилась с ней? Почему казалось, что от одного взгляда или прикосновения может случиться беда? — Почему вы здесь? — Она говорила шёпотом. Так тихо, что женщины рядом едва ли разобрали вопрос. — Потому что тебе нужна помощь. — Минерва слабо улыбнулась, укладывая ладонь на её плечо. Но девушка вновь дёрнулась, избегая физического контакта и заставляя в непонимании хмуриться всех присутствующих. — Нет. — Юная леди, вашей крови на полу слишком много. Вполне вероятно, у вас уже гипотермия, головокружение и потемнение в глазах. Так же сильный тремор, одышка, видимое истощение и, я вполне уверена, нервный срыв.       Мадам Помфри со знанием качала головой, пытаясь что-то отыскать в кармане передника. Минерва же внимательно осматривала свою лучшую ученицу. Что-то выделялось сейчас. Что-то неестественное, тяжёлое. Будто девушка настолько погрязла в собственном разочаровании, и казалось, что где-то рядом пробежало стадо дементоров, высосав из неё все положительные эмоции.       От атмосферы вокруг становилось всё холоднее, и Гермиона хотела кричать, чтобы её оставили в покое. Не трогали, не смотрели, не находились непростительно близко. Хотелось рвать и метать лишь бы добиться своего. Но вместо очередного потока несвязных и негативных слов от неё исходило стойкое молчание. Стоило ли в действительности оставить её умирать?       Где-то там здравый глас рассудка вопил, что это неправильно. Что она не хотела прощаться с жизнью, оставаться одна и не хотела самостоятельно справляться с этим. Ей ещё столько предстояло сделать. Но есть ли вариант, который позволит? Возможно ли осуществление всех её планов нынче? Соображать становилось сложнее. Будто боль выталкивала наружу всё отвратительное из души, загоняя в пучину мрака. И она без сомнений погружалась в неё.       Были ли они правы? Определённо. Какая её часть понимала, что ей нужен был кто-то, на кого можно положиться. Кто-то, кто поможет ей. Но должна ли она принимать помощь? Вполне вероятно, нет. — Гермиона, посмотри на меня. — Но Гермиона не послушалась. Мотая головой словно болванчик, всё больше сжимаясь в клубок, она молилась. Мерлину, Богу. Всем, кого знала. Слишком много отчаяния, слишком много боли и несбывшихся надежд. Она ломалась задыхаясь. — Расскажешь, что с тобой происходит? — Я не могу. Это слишком ужасно, я просто. Просто. Я… Мне страшно. Это не должно было произойти. Почему из всех, кто там был, он выбрал именно меня? Из-за того, что я «поганая грязнокровка»? Эта война… Стоило ли это того? — Ох. Мисс Грейнджер. Ни одна война не стоит тех жертв, которые мы приносим. Но если в результате она заканчивается победой вашей стороны, то с этим можно жить. Пройдут годы, прежде чем мы оправимся от последствий и залечим все раны. Но мирное небо над головой поможет. — Но что если не все раны можно залечить? Что если с ними придётся справляться всю жизнь? Что если я не справлюсь? — Гермиона, что случилось? — МакГонагалл, даже уставшая, изящно поднялась с колен. Её пристальный взгляд был ощутим точно так же, как и волнение, исходившее от неё. И Грейнджер в который раз отметила, что рада была учиться у такой рассудительной и прекрасной женщины. Пусть её настойчивость сейчас и пугала. — Я не знаю, стоит ли… Это всё изменит. — Ради Мерлина, придите в себя, — На неё злились. Замечательно. Всё лучше, чем тошнотворное сочувствие. — Ни одна вещь на свете не должна заставлять вас так убиваться. Скажите мне, что произошло, и мы попробуем решить это. Иначе я воспользуюсь тем, что нынче вы не совсем ученица, и позволю мадам Помфри оглушить вас ради вашей же безопасности.       Слова профессора подействовали на неё отрезвляюще. Будто на голову вылили ушат ледяной воды и оставили на морозе. Пришло время сдаться. — Только не говорите никому, умоляю. Ни одной живой душе. Я не готова к этому. Даже Гарри с Роном не должны знать. — Если мы продолжим мести языками, то говорить уже будет не о ком. — Поппи, не пугай бедную девушку ещё больше. — Минерва раздражённо закатила глаза и аккуратно помогла приподняться Гермионе.       Поддерживаемая двумя парами рук за плечи, Гермиона позволила себе расслабиться. Мышцы уже немели. Её просьбу приняли во внимание, а потому подальше от лишних глаз повели прочь из больничного крыла. Перед глазами мелькали пустынные коридоры, грязные ступени, сорванные с петель двери и чёрные следы копоти. Едва ли представлялось возможным понять, куда её тащат. Одна лестница. Вторая.       Они куда-то поднимались?       Одна из уцелевших во время битвы комнат ознаменовала конец пути. Дубовый стол, стоявший посередине, дал нужную передышку и помог собраться с мыслями, пока её усаживали на ровную поверхность под болезненные кряхтения. Самая яркая ведьма своего поколения едва могла держать тело в вертикальном положении, но отмахнулась от любой поддержки.       Заторможенно, будто убеждаясь в правильности своего решения, она схватилась за край потрёпанного джемпера и потянула в верх. Назад пути не было.       Они здесь одни. Скрытые от чужих глаз и ушей. Большего не требовалось.       С отвратительным склизким звуком ткань оторвалась от тела и обнажила рану, которую так старательно скрывали. Следы животных клыков и резцов на её коже были заметны даже через такой слой крови и грязи. Директор впервые на её памяти выругалась, а Поппи тяжело вздохнула. В комнате повисло напряжённое молчание.       Тошнота подкатила к горлу. Сжав зубы и попытавшись сделать глубокий вдох, Гермиона наткнулась на головокружение. Что ж. Целительница была права. — Возможно ли… Возможно ли, что он не?       Ерунда. Она рвано выдохнула. Ответ был очевидным. Он ощущался всем телом. Но маленькая надежда трепыхалась где-то там внутри, будто говоря: «Хэй, Миона, ты слишком мнительная. Тебе не придётся считать дни до полной луны. Не придётся чувствовать, как ломаются и меняются кости при превращении».       Мысли в голове смешались и стали представлять собой сплошной водоворот из «что если». Даже усталость не была так ощутима, как неоправданная тоска.       Мадам Помфри выудила палочку из передника и осторожно приблизилась к девушке. Диагностическое заклинание засветилось на кончике, и она замерла в ожидании своего приговора. Дышать и так было тяжело, а сейчас вовсе казалось невозможным. Испарина покрыла кожу, а что-то внутри сжалось. Казалось, прошли часы. Но на деле лишь минут пять.       И эмоции на лице школьного целителя были ответом на так и не заданный вопрос. Поппи сочувственно улыбнулась, сжимая тонкое запястье девушки в приободряющем жесте. Глупо. Удача оставила её. Погоня за крестражами истощила колесо фортуны.       В ушах звенело так громко, что, казалось, голова может лопнуть. Какое-то чуждое чувство сдавило сердце и горло, вынуждая откинуть палочку и до боли сжать кулаки, чтобы не расплакаться ещё раз. Причин для слёз не осталось. Уже ничего не исправить. И даже если б у неё был маховик времени, навряд ли ей позволили его использовать. В панике эмоция стала чёткой.

Отвращение.

      Вот что Гермиона ощущала к самой себе. Мадам Помфри что-то сказала по поводу её повреждений и стресса, помогла перебраться со стола на мягкую кровать и даже раздеться. Зелья, что заливали в неё одно за другим, были безвкусными. Сначала хотелось кричать и крушить всё на своём пути, но на смену ярости пришло опустошение. А возможно, её просто опоили каким-нибудь успокоительным. И судя по тяжелеющим векам, снотворным. Определённо.       Тихий голос Минервы заставил вернуться в реальность. — Мисс Грейнджер, вам нужно отдохнуть. Вы останетесь здесь до полного выздоровления, и Поппи позаботиться о вас. Никто не зайдёт сюда, даю вам слово. И уж лучше вашим друзьям не пренебрегать моими словами, иначе, клянусь Мерлином, эта битва покажется им сущим раем, — Гермиона вымученно улыбнулась на слова директора. В её интонации действительно была угроза. МакГонагалл могла быть довольно жуткой. — А когда вы оправитесь и захотите поговорить, то найдёте меня. Договорились?       Грейнджер слабо качнула головой, но этого хватило, чтобы директор оставила её. Захочется ли ей вообще разговаривать? Возможно, стоило бы просто уйти, не доставляя никому проблем. Сказать, что ей нужно отдохнуть от всей этой суеты и магии, спрятаться в каком-нибудь глухом, безлюдном месте и с замиранием ждать неизбежного. Если она кому-нибудь навредит или вовсе… убьёт, впав в неясное звериное безумие, едва ли сможет пережить это.       Организм явно не выдерживал. И сознание тоже.       Где-то там мадам Помфри шептала очищающие и исцеляющие заклинания, чертыхаясь наносила на разорванную кожу специальную…мазь? Субстанцию? Порошок? Перематывала другие серьёзные, по её мнению, травмы. Боль уже не чувствовалась. Лишь редкое покалывание в местах, которых касались.       Где-то там слышались восторженные победные песнопения, горькие рыдания, болезненные стоны и даже отголоски каких-то заклятий. Но все эти звуки становились дальше и тише. С каждой секундой моргать приходилось медленнее, а тело переставало слушаться. Даже пальцами рук не пошевелить. Если б Гермиона могла сопротивляться действию зелий и не отключилась, она бы определённо услышала встревоженный шёпот за дверью. — Тело Беллатрикс Лестрейндж не нашли.