Призрак Оперы

      Прошло три недели, Эмма продолжала уроки. Официальные, где её наставницами были Мэл и мадам Карлотта. И неофициальные с Региной в логове. Их она ценила больше всего. Ведь именно там её сердце билось чуть быстрее.       Установился определенный порядок. Прежде чем спускаться в логово с едой для Регины, Эмма задерживалась в ванной. Там она тщательно красила губы темно-красной помадой. Погуще красила ресницы. И распускала конский хвост, позволяя волосам ниспадать свободно. Она вбила себе в голову, что с распущенными волосами выглядит гораздо взрослее. А Эмма хотела выглядеть взрослой. Ей хотелось казаться более зрелой. Хотелось бы ей быть старше. Старше семнадцати. Эмма хотела, чтобы ей было двадцать или двадцать один. Она хотела, чтобы Регина относилась к ней как к равной. Не как к ребенку. Будь Эмма старше, возможно, Регина бы не закатывала глаза, не насмехалась и не смотрела бы надменно. Она хотела доказать Регине, что она не ребенок. Может, даже впечатлить Регину. Но в этом она не признавалась даже себе. Однако она точно знала, что после ужина надо сменить макияж. Если бы она явилась на завтрак с красной помадой и распущенными волосами, окружающие стали бы задавать вопросы. В частности Лили. Однажды, когда Эмма подкрасила губы помадой потемнее, Лили прокомментировала увиденное. И Киллиан удивленно приподнял бровь. Эмме хотелось избежать ненужного внимания. Оставалось скрываться. Это было не так сложно, на самом-то деле. Что в её ситуации скрытность? Она уже стала экспертом по скрытности. И даже не испытывала чувства вины. «Старая Эмма», возможно, испытала бы, но «новая» не видела в этом ничего дурного.       Если бы только Регина немного ослабила бдительность. Иногда она бывала такой сдержанной. Иногда она была полностью поглощена уроком, велела Эмме начать петь, едва та входила в логово, и отправляла ее восвояси едва урок заканчивался. Но в другие вечера она могла быть более… общительной. И тогда она разрешала Эмме ненадолго остаться. В такие вечера Эмма усаживалась рядом с Региной и болтала. На самом деле ни о чем. И Регина со временем стала меньше насмехаться и закатывать глаза, а больше комментировать то, что говорила Эмма. В последний раз Эмма рассказывала о своем доме в Мэне. Она пыталась максимально подробно описать дом своего детства в Сторибруке. Серо-зеленые обои в гостиной и дубовые полки в ее комнате, заставленные книгами. Кровать и покрывало. Зеленые стены, широкий подоконник. Огромные окна. Регина с интересом выслушала и спросила, не живет ли Эмма рядом с лесом. Эмма кивнула и сказала, что лес недалеко от её дома. − Мне нравится лес, − сказала Регина. – По крайней мере, последний лес, в котором я была, мне понравился.       Разумеется, Эмма была заинтригована и умирала от желания узнать подробности, но Регина больше ничего не рассказала. Только попросила Эмму продолжить рассказ о доме в Мэне. Эмма не стала сопротивляться. Поначалу немного неохотно, ведь ей хотелось узнать больше о Регине, но со временем ей стало нравиться, как Регина кивала и, казалось, искренне интересовалась услышанным. − Ты скучаешь по дому, малышка Свон? – спросила она, когда Эмма остановилась перевести дух. − Ну… − смутилась Эмма. – Поначалу да, сейчас уже не так. − Что изменилось? – невозмутимо спросила Регина.       Эмма заправила за ухо прядь волос. − Хм. Думаю, здесь я стала чувствовать себя как дома. Появился новый ритм.       Это было правдой лишь отчасти. Тоска Эммы по дому почти испарилась, когда она начала заниматься музыкой в логове Регины. Именно Регина изменила для неё все. Но Эмма об этом не сказала. Она боялась, что Призрак усмехнется и закатит глаза. Эмма терпеть не могла эти её реакции. Она чувствовала себя в такие моменты такой маленькой и инфантильной. Каким-то ребенком, который докучает Регине. Меньше всего на свете Эмме хотелось быть ребенком. Глупым маленьким ребенком, который отчаянно пытается подружиться с Призраком Оперы. Но всякий раз, когда в голове всплывали эти мысли, Эмма напоминала себе о том, что Кристине оказалась по силам эта задача. Ей удалось поближе познакомиться с Призраком. Да, у Эммы было отчетливое ощущение, что Кристина Даэ знала все тайны Регины. А раз смогла она, то и Эмма сможет. Конкурировала ли она с Кристиной Даэ? Эмме не хотелось думать об этом в таком ключе, но, похоже, что да. И она тут же отругала себя за эти мысли. Это глупо, ведь Кристина была мертва.       Эмма почти разозлилась на неё за то, что ей удалось. А Эмме нет. Нельзя плохо думать об умерших.       И все же Эмме хотелось повторить успех Кристины. Подружиться с Региной. Узнать её. Полностью. Пусть это и «грустная история», как сказала Регина несколько недель назад.       Эта тайна не давала Эмме спокойно спать по ночам. Когда Регина из обычной женщины превратилась в Призрака Оперы? Что изменилось? Какой была её жизнь прежде? Кем была Регина? Кем она была на самом деле? До того, как стала прятаться в катакомбах? До того, как познакомилась и подружилась с Кристиной Даэ? Почему она не могла вспомнить, сколько ей лет? Почему утверждала, что у неё нет родителей? У каждого есть родители. Даже у Призрака Оперы.       Эмма надеялась, что однажды ей удастся найти ключ к разгадке этой тайны…       Первое, что заметила с утра Эмма – какое сегодня небо невероятно темное. Большие грозовые тучи нависли над оперным театром, а от порывов ветра дребезжали стекла в рамах. Эмма тщательно закрыла оба окна. Похоже, надвигалась сильная гроза. К несчастью, Эмма боялась грома. Очень, очень боялась. Настолько, что часто плакала в грозу. В Мэне Эмма вставала с постели и спускалась в гостиную. Сворачивалась калачиком на диване. Вскоре вниз спускалась мама. Она развеивала страхи Эммы. Задергивала шторы, чтобы Эмма не видела, как молния разрезает небо. Но заглушить грохот было труднее. Это было для Эммы самым страшным. Раскаты грома. Ей казалось, что одна из молний обязательно поразит их дом. Она готовила какао, даже посреди ночи, а потом они с мамой о чем-нибудь болтали, пока не стихал гром. Это всегда успокаивало Эмму.       Но здесь не было мамы. Эмма не могла встать с постели и приготовить какао. И, конечно, не могла позвонить маме в надежде, что та поговорит с ней по телефону, пока гром не прекратится.       Это было глупо. Не только из-за разницы во времени, но и потому, что Эмме было семнадцать лет. Она слишком взрослая, чтобы пугаться обычного раската грома. Эмма плотно задернула шторы, чтобы не видеть темного неба. Может, не так все и плохо. Может, будет несильный дождик и только. Обойдется без грома. Стекла в окнах задребезжали от очередного порыва ветра, и Эмма слегка вздрогнула. Что случилось со вчерашним чистым голубым небом? Эмма уже по нему скучала. Они с Лили отправились на небольшую прогулку по Парижу. Купили мороженого и глазели на витрины. Эмма упомянула, что ей нужно купить новую пижаму на случай похолодания, и Лили настояла на том, чтобы ей помочь. Эмма не смогла ей отказать и поэтому стала обладательницей длинной непрактичной ночной рубашки из тонкой белой ткани, поверх которой полагался халатик такого же цвета. Эмма злилась на себя за то, что приобрела эту пижаму. Это было глупо. Такая ночнушка зимой не согреет. Может, она длинная, но совсем непрочная. Халатик был ненамного лучше. Рукава длинные, но тоненькие. Не стоило их покупать. Может, Эмма вернется в магазин и поменяет покупку на нечто более практичное. Но не сегодня. Не стоит покидать оперный театр, когда на небе такие черные и зловещие тучи. А значит, придется выдержать еще одну ночь в этой ночнушке. Глупая, глупая Эмма. Не стоило так поспешно выкидывать старую пижаму перед совместным шоппингом с Лили. Но она думала, что купит новую. Не такую дурацкую…       Когда Эмма спустилась вниз, в столовой было особенно темно. Из-за несущихся по небу темных облаков все цвета казались приглушенными. Эмма снова слегка вздрогнула. В столовой штор не было. Приходилось смотреть на надвигающиеся с улицы облака. Рано или поздно польет дождь, Эмма это знала. − Доброе утро, − поздоровалась Лили, когда Эмма села за её столик. − Доброе, − согласилась Эмма и принялась за кашу, выбранную в это необычно холодное утро. − Хорошо спала? – спросила Лили. – Выглядишь немного встревоженной. − Да? Наверное, это из-за погоды, − ответила Эмма. Она не собиралась признаваться в том, что боится грома. Лили наверняка решит, что это глупо. Это и в самом деле было глупо. Эмма и сама это осознавала. − Вон оно что, − понимающе кивнула Лили. – Да, сегодня на улице мрачновато. Хорошо, что мы вчера успели погулять по Парижу. Сегодня бы наверняка попали под дождь.       Как по заказу, снаружи завыл ветер. Громче, чем мгновение назад.       Эмма старалась не дрожать и делать вид, что её занимает исключительно каша. Настолько бояться обычной непогоды было нелепо. Иногда она была такой трусихой. Надо взять себя в руки. Погода вовсе не опасна. Молния не ударит. С ней все будет в полном порядке. − Ты готова петь? – спросила Лили, прервав её ход мыслей. − Да, − твердо ответила Эмма.       Петь она всегда готова. Она была уверена, что видела устремленные на неё взгляды Малены и мадам Карлотты, пока она пела. Сперва Эмма не понимала почему, но потом до неё дошло: она поет громче, чем раньше. Её голос утратил тихое звучание и робость. Это было по-прежнему чистое и легкое сопрано, но почему-то более сильное. И все это дело рук Регины. Это она вселила уверенность в Эмму. Уверенность в себе и своем голосе. Это произошло благодаря испытанию, которое Эмма выдержала, сумев взять самую высокую ноту несколько недель назад. С тех пор она этого не делала, ей хотелось повторить это достижение, но было очень страшно. Она боялась, что это получилось лишь однажды и что во второй раз голос ей не покорится. Но как же страстно она жаждала, чтобы он покорился! Она жаждала услышать, как её голос взлетает до невероятных высот, мечтала ощутить этот трепет. То сладостное ощущение, которое она почувствовала внизу живота за мгновение до того, как потеряла сознание. Эмма поклялась, что больше не упадет в обморок. Она приложит все усилия, чтобы увидеть своими глазами реакцию Регины. В прошлый раз в её голосе звучала гордость, но, к сожалению, Эмма лишилась чувств и не успела ничего разглядеть. Лишилась чувств прямо в объятиях Регины.       Эмма решительно покачала головой. Почему она думает об этом сейчас? Во время завтрака? Должно быть, во всем виноваты темные тучи и надвигающаяся гроза. Она была почти рада, когда в столовую вошла Малена и тихим «кхм-кхм» обратила на себя всеобщее внимание.       Эмма вместе с остальными уставилась на наставницу. Что это значит? Малена никогда не приходила с объявлениями во время завтрака по пустякам. Значит, дело серьезное. Вроде украденной бутылки вина, как несколько недель назад. Эмма нахмурилась. Неужели украли еще одну бутылку? В этом случае надо попросить Регину быть осторожнее, раз учителя заметили. − Я приношу извинения за то, что прервала вашу утреннюю трапезу, − начала Малена. – Как вы, возможно, заметили, погода сегодня плохая, вечером ветер должен усилиться, стоит ожидать сильного дождя и грома. Поэтому я прошу вас, пожалуйста, убедитесь, что окна в ваших комнатах заперты. Погода ухудшится, не хотелось бы, чтобы где-то разбились стекла. Все понятно?       По столовой эхом прокатилось «Да, Малена».       Сердце Эммы упало. Похоже, вечером на них обрушится настоящая гроза. Как ей через неё пройти? Выключить свет? Темнота для Эммы мало что изменит. Темнота – это странные тени, пляшущие в углах комнаты. Стоит ей на мгновение отвести взгляд, как тени превращались в монстров. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. В глубине души она знала, что преувеличивает, представляя худший сценарий. Сегодня ночью ей придется спать в наушниках. С громкой музыкой или аудиокнигой. Любой. С чем угодно, лишь бы оно могло заглушить раскаты грома.       Эмма опустила взгляд в тарелку овсянки. Больше она не была голодна. Размышления о грядущей непогоде полностью отбили аппетит. Она понимала, что ведет себя жалко, но ничего не могла с собой поделать. Человек не контролирует свои страхи. Так уж случилось, что одним из страхов Эммы был гром.       Она не знала, как переживет сегодняшний вечер, но как-то придется, у неё не было другого выхода. Придется быть храброй. Невзирая на то, что она сейчас находится вдали от Сторибрука и единственного человека, который может утешить её во время грозы. Она заставила себя съесть еще ложку овсянки. Ей нужно было съесть хоть что-то. Она не могла допустить, чтобы страх парализовал её. У неё было ощущение, будто в животе образовался большой кубик льда, и именно он заставляет её дрожать как осиновый лист.       Сегодня придется быть к себе строже. Силой взять себя в руки. Хорошо, что сегодня репетиции. Есть надежда, что они ненадолго отвлекут…       Репетиции сработали не так, как ожидалось…       Из-за непогоды даже сценический зал казался темным, почти зловещим. Огромная люстра не могла полностью разогнать надвигающуюся тьму. В кои-то веки Эмма подумала, что, возможно, сценический зал вовсе не идеален. Сегодня он для неё был пугающим. Даже жутковатым. Правда, ветер здесь был тише, но его завывания были все еще слышны. Даже во время пения с другими хористами Эмма его слышала. Мадам Карлотта была в приподнятом настроении, она сказала, что непогода «добавила эстетики», но Эмма не могла с этим согласиться. Ей непогода совсем, совсем не нравилась. Она чувствовала, как внизу живота паника скрутилась в хитрый узел. Она напомнила себе дышать. Все будет хорошо, если она просто будет медленно дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох. Эта задача ей по силам. У неё получится. По крайней мере, она на это надеялась. − Прошу внимания, мадемуазель Свон, − твердо окликнула её мадам Карлотта.       Она явно заметила, что Эмма отвлеклась.       Эмма покраснела и пробормотала извинения. А потом сосредоточилась на пении, как и положено. Она не могла допустить, чтобы страхи из-за непогоды одержали над ней верх. Она должна петь и отвлечься на пение. Но невольно в голову лезла мысль, что её голос в сочетании с воем ветра звучит странно. Возможно, она ошибалась, но Эмма была параноиком.       Вот у Руби не было проблем с пением. Её голос был так же хрустален, как всегда. Мадам Карлотта явно была очень довольна и одарила Руби одной из своих редких улыбок. Мадам Карлотта была строгой, строже, чем Малена, но учительницей она была превосходной.       Стоявший рядом с Эммой Киллиан хмурился, и ей невольно стало любопытно почему. Похоже, его интересовало что угодно, кроме пения Руби и инструкций мадам Карлотты. Эмме очень хотелось ткнуть его локтем в бок и спросить: «В чем дело?» Обычно Киллиан не отвлекался во время репетиций. Может, он немного и пройдоха, но на репетициях всегда был сосредоточен. Особенно если их вела только мадам Карлотта. Поблажек она не давала никому. Эмма подумала, что он смелый парень, раз отважился открыто не обращать внимания на урок. Что он делал? Что слушал? Вой ветра? Он тоже боится гроз? Нет, Эмма в этом сомневалась. Киллиан не производил впечатления человека, который чего-то боится. Он больше походил на человека, который любит опасность. Особенно, если создает опасные ситуации сам. Эмма осторожно огляделась: не заметил ли кто? Но нет, остальные были всецело поглощены пением. Как и полагалось. Она слегка откашлялась и легко вошла в ритм. Почувствовала на себе взгляды. Белль. Лили. Эмма попыталась слегка приглушить громкость. Честно говоря, она не знала, как контролировать эту новообретенную силу. Но, наверное, с этим ей могли помочь. − Да, это было превосходно, мадемуазель Лукас, − с легким кивком произнесла мадам Карлоттта. – Наверное, мы… − она резко осеклась, на её лице появилось то же внимательное выражение, что у Киллиана. Она нахмурилась, явно к чему-то прислушиваясь.       И теперь Эмма услышала. Очень, очень слабо, сквозь вой ветра можно было разобрать легкий шорох или шарканье из-за двери слева. Малена поясняла, что там находится гардеробная. − Господи, что это было? – удивленно приподняв бровь, спросила мадам Карлотта. − Ветер? – предположила Белль. − Нет, мадемуазель Френч, на ветер не похоже, − все еще хмурясь, произнесла мадам Карлотта. − Тогда, может…       Мадам Карлотта жестом заставила Белль замолчать. Учительница хмурилась все сильнее, напряженно прислушиваясь.       Эмма тоже. Вновь послышался тот самый шаркающий звук. Туда-сюда. Туда-сюда. Что это? Мадам Карлотта была абсолютно права, это вовсе не походило на завывания ветра. Не знай Эмма лучше, она бы предположила, что там что-то движется. Но что? Не может же ветер проникнуть сквозь толстые стены оперы и заставить шевелиться вещи в гардеробной.       Вновь шорох. Такое впечатление… Будто кто-то или что-то забавлялось с костюмами. Но это же невозможно? Эмма больше не была в этом полностью уверена. Это не просто ветер. Это что-то другое. Но что? На миг Эмма подумала, что это могут быть Жозеф Буке с подружкой. Может, они пьяны. Жозеф Буке всегда был шумным, когда напивался. А может, они не пьяны. Может, они с подружкой… Нет. Эмме даже думать об этом не хотелось. Отвратительная мысль. Она предпочитала думать, как разозлится мадам Карлотта, если окажется, что там Жозеф Буке с подружкой. Тогда мистеру Голду придется его уволить.       Мадам Карлотта пробормотала что-то на французском. Она гадала, что за звук. − Может, мышь? – услужливо подсказала Руби, слегка пожав плечами.       Глаза мадам Карлотты расширились. − Мышь? В гардеробной? Искренне надеюсь, что нет, мадемуазель Лукас! − Тогда, может, это… − Киллиан со смешком согнул длинные пальцы, чтобы они походили на когти. – Призрак! – Он вновь рассмеялся, явно стараясь, чтобы звучало устрашающе. Дополнил низким рыком и продолжил: − Призрак Оперы ждет, останется ли кто-то из нас, чтобы… − Спасибо, месье Джонс! – мадам Карлотта бросила на него твердый испепеляющий взгляд.       Эмма на его месте побоялась бы продолжать. Киллиан тоже благоразумно закрыл рот.       Стоявшая рядом с Эммой Лили слегка поежилась. У Анны же вид был совершенно испуганный, а Руби нахмурилась, глядя на дверь гардеробной. Как по заказу, оттуда вновь раздался тот же шуршащий звук. На сей раз громче. Не ветер. Точно не ветер. В это никто не мог поверить. Теперь Эмма видела, как дрожит Анна. Вновь послышалось бормотание. Были слышны слова «привидение» и «Призрак». Лили наклонилась и что-то шепнула Эмме на ухо, но та не обратила внимания. Её мозг лихорадочно работал. Теперь она запаниковала, но к погоде это не имело никакого отношения. А вдруг в маленькой шуточке Киллиана была доля правды? Вдруг это… − Привидений не существует. И призраков тоже, − твердо прервала ход мыслей Эммы мадам Карлотта. – Но я туда все же схожу, вдруг это и в самом деле мышь портит наши костюмы. Тогда нужно обязательно сообщить мистеру Голду… − Я схожу! – выпалила Эмма с поспешностью, испугавшей и остальных, и её саму. Слова Киллиана заставили её занервничать, ведь наверняка там скрывалась Регина! А это значит, что мадам Карлотту ни в коем случае нельзя туда пускать. Это будет катастрофа. Регину никому нельзя видеть. Кроме Эммы.       Эмма знала, что коллеги по хору озадаченно уставились на неё, она слегка покачивалась на каблуках и махала рукой. − Я… зайду туда и проверю… − нерешительно произнесла она. – Так что вам не придется прерывать репетицию с Руби на самом сложном месте.       Когда она научилась так складно врать? Прежняя Эмма покраснела бы до кончиков ушей и запиналась. А может, ей бы такое даже в голову не пришло. Эмма знала, что это неправильно, но была очень впечатлена собой. Ей только что удалось показаться одновременно убедительной, заботливой и предупредительной. − Что ж, спасибо, мадемуазель Свон, − слегка удивленно произнесла мадам Карлотта. – Очень любезно с вашей стороны. Тогда поспешите. Вы же не боитесь мышей? − Нет, − заверила Эмма, выходя из хора. Она на максимальном ходу пробежалась по сцене, спустилась по трем маленьким ступенькам и направилась к двери. Она напомнила себе о необходимости вести себя как можно более «нормально» и непринужденно, когда положила руку на дверную ручку и повернула её. Она проскользнула в темную комнату и огляделась по сторонам, искренне надеясь, что у Регины есть хорошее объяснение, оправдывающее её нахождение здесь и сейчас. Это было опасно. Если бы Эмма так быстро не отреагировала, сюда могла бы войти мадам Карлотта.       Но, может, причина все же мнимая? Эмма огляделась в темной и, похоже, пустой комнате. Сейчас здесь было тихо. Больше не слышно никаких шорохов. Только ветер завывал снаружи. Наверное, не стоило ей принимать всерьез легкомысленное замечание Киллиана.       Эмма вздохнула и сдержала усмешку. Она вела себя глупо. Здесь явно никого не было. Может быть, мышь, но и только. Она вновь набрала в грудь воздуха, напомнив себе о необходимости дышать. Но проверить, нет ли здесь мыши, все равно нужно. Эмма на самом деле слегка побаивалась мышей, но рассчитывала что встречу с одной как-нибудь переживет.       Эмма рискнула пройти чуточку дальше, чтобы обыскать гардеробную более тщательно. Оглядываясь по сторонам, она постоянно напоминала себе, что не стоит визжать как малолетка, если вдруг ей случится встретить мышь.       Гардеробная и впрямь была очаровательной. Эмма была здесь лишь однажды и то впопыхах, сейчас же она по достоинству оценила этот шарм. Здесь хранилось так много костюмов. Огромные, пышные платья. Наряды балерин с пачками. Множество пар обуви. Теплые пальто с красивыми украшениями. Великолепные бархатные платья. Да, гардеробная и в самом деле была чудесна. Эмма провела пальцами по большой пышной юбке состоявшей из кусков ткани оранжевого, красного и зеленого цветов. Множество оборок и деталей. Все так тщательно продуманно. Очень красивая юбка. Рядом висел такой же лиф. Эмма не сдержала легкого вздоха, дотронувшись и до него тоже. Это был костюм Руби. Сценическое одеяние для концерта, который состоится через пять месяцев. Эмма была так рада за неё. Только представить, что на сцену она наденет такой красивый костюм. Совсем не похожий на белоснежное платье хористки. Она была искренне рада за Руби и была уверена: певица будет выглядеть просто великолепно в юбке и лифе.       На мгновение Эмма замечталась. Прикрыла глаза и коснулась ткани. Надо же, такая огромная юбка на ощупь кажется такой легкой. Все равно что дотронуться до воды. Эмма напомнила себе спросить Руби, можно ли ей присутствовать при первой примерке костюма. Эмма не хотела пропустить такой момент. И Руби наверняка разрешит. Она всегда так мила с Эммой. Всегда заставляет её чувствовать себя частью коллектива.       Наконец, Эмма убрала руку с юбки и вновь огляделась в гардеробной. Здесь было довольно тихо. Не было видно никаких мышей. Может, они и впрямь слышали ветер? Шелест ветра в трубах. В любом случае Эмма была рада сказать мадам Карлотте, что мышей здесь нет. Никаких. Она развернулась, чтобы покинуть гардеробную. Не было смысла здесь задерживаться.       Глухой удар.       Эмма резко развернулась. Звук был негромкий, но он был. Это означало, что Эмме придется провести расследование. Она прищурилась сквозь стекла очков и тут же заметила, что одно из платьев лежит на полу. Хм. Не само же оно упало?       Нет. Наверняка нет. − Эй? – тихо окликнула она. Наверняка в зале для репетиций её не услышали. – Есть здесь кто-нибудь?       Из-за платьев на вешалках раздался тихий смех.       Эмма затаила дыхание. Это было бы в самом деле жутко, если бы она не узнала этот смех. Она чуть покачала головой и вгляделась в ряды шуршащих платьев.       Из-под вешалок элегантно появилась Регина. Эмма подозревала, что ей пришлось сесть на корточки, чтобы там поместиться. Эмма почувствовала нелепое облегчение от того, что сама вызвалась сюда заглянуть, но вместе с тем и легкое раздражение. Что, если бы она не вызвалась? Что, если бы вошел кто-то другой и обнаружил Регину? − Бу, − сардонически произнесла Регина, стряхивая пыль со своего синего, бархатного платья. Заправила за ухо прядь черных волос и продолжила перебирать платья на вешалках как ни в чем не бывало. − Что ты здесь делаешь? – прошептала Эмма. − Подбираю себе одежду, − невозмутимо ответила Регина, − что же еще. − Но ты не можешь! – прошипела Эмма. – Мы тебя слышали! − Разве? Молодцы, − отозвалась Регина, совершенно не обращая внимания на беспокойство Эммы. − Кто-то мог сюда войти и увидеть тебя, − в отчаянии прошептала Эмма, пытаясь заставить Регину осознать риск происходящего. − Мог, − только и сказала Регина. Слегка пожала плечами, сняла с вешалки платье темно-зеленого цвета. – Что скажешь, малышка Свон? − Оно… славное, − немного раздраженно ответила Эмма, стараясь не зацикливаться на том факте, что она только что разгадала тайну нарядов Регины. Она крала одежду из гардеробной. Ясно и просто. − Отлично. Значит, решено, − Регина небрежно перекинула платье через руку.       Эмму все сильнее раздражала её непринужденность. − Ты… ты пьяна?       Регина резко обернулась и немного сердито взглянула на Эмму. − Грубо, малышка Свон.       Теперь Эмма все же покраснела. − П-прости. Я просто… − её осенило. – Ты… ты не боишься, что тебя поймают? − С чего бы? – коротко ответила Регина. И слегка усмехнулась: − Я хорошо умею исчезать, когда нужно, малышка Свон. Или, может, ты планируешь сдать меня мадам Карлотте? − Нет! – поспешно воскликнула Эмма. – Я бы никогда тебя не выдала! Мы же подруги.       Регина вновь тихонько рассмеялась. − И снова это слово. Похоже, оно тебе очень нравится, малышка Свон. − Ну… − Раз уж мы такие хорошие… подруги, − перебила Регина с таким лицом, будто пробовала слово на вкус. – То, возможно, я могу попросить тебя об одолжении? − Что угодно! – автоматически отозвалась Эмма. Даже не раздумывая. Ответ сам пришел.       Регина приподняла бровь и сощурилась под маской. − Что угодно? Ну-ну. Надеюсь, ты так не всем отвечаешь. Люди могут тобой воспользоваться. Запомни это.       Чуть снисходительный тон на мгновение вывел Эмму из равновесия, но вместо того, чтобы повести себя соответственно, она спросила: − О каком одолжении ты хочешь попросить? − Твоя ванная. − Что? – наклонила голову Эмма. − Ну, точнее, твой душ, − небрежно уточнила Регина. – Обычно я… пользуюсь одной из других ванных в опере, но сегодня я уже рискнула, полагаю, было бы обидно, если бы меня поймали.       Эмма была искренне удивлена. Регина хотела воспользоваться её ванной, чтобы принять душ? Этого она не ожидала. − Ну? – нетерпеливо окликнула Регина. – Что скажешь, малышка Свон? Да или нет? − Да, − тут же ответила Эмма. – Конечно, ты можешь воспользоваться моим душем. Разумеется.       Регина прежде никогда не просила об одолжении. Ни о каком. − Спасибо. Тогда я приду сегодня вечером. Когда в опере будет темно и тихо. Сегодня урока не будет. − Почему? – разочарованно спросила Эмма.       Регина одарила её лишь самую малость зловещей улыбкой. − Потому, что завтра ты вновь будешь мне подпевать, малышка Свон.       Теперь у Эммы внизу живота закружились бабочки. − П-правда? − О да, − тихо ответила Регина. – А теперь беги. Возвращайся и пой. Поторопись. Ты и так здесь задержалась. − Как ты собираешься выбраться? – прошептала Эмма. − У меня свои методы. А теперь иди. Поторопись. И… − Регина приложила палец к губам. – Молчи.       Эмма осознала, что у неё нет другого выбора, кроме как исполнить пожелание Призрака. Она медленно попятилась, не отводя взгляд от Регины. Та все еще слабо улыбалась, приложив палец к губам.       Эмма увидела, как Регина пригнулась с зеленым платьем в руках и скрылась под вешалками с тяжелыми платьями. После этого в гардеробной вновь воцарилась звенящая тишина. Эмма на мгновение задержалась. Ничего не было слышно. Либо Регина очень, очень хорошо умела бесшумно двигаться, либо она уже ушла. Скрывался ли за этими платьями какой-то потайной ход? Эмме так хотелось их раздвинуть и проверить самой, но она больше не могла рисковать. Нужно выйти отсюда, пока мадам Карлотта или еще кто-то не заглянул посмотреть, что её так задержало.       Наконец, она вышла из гардеробной. Стараясь не выглядеть слишком ошеломленной.       Хористы и мадам Карлотта ждали её. Учительница приподняла бровь: − Долго же вы, мадемуазель Свон. Там все же были мыши? − Нет. Никаких мышей. – Просто женщина в маске, ищущая одежду. – Но на меня случайно упали несколько платьев. Потому пришлось задержаться. Простите. − Ах вот что. Это объясняет шаркающий звук, − кивнула мадам Карлотта. – Какое-нибудь платье запылилось? − Нет, все в порядке, − заверила Эмма. − Хорошо. А теперь, пожалуйста, займите свое место и давайте продолжим. Мы и так потратили впустую слишком много времени.       Эмма послушно заняла свое место в последнем ряду хора, будто ничего не случилось, но в глубине души она была взволнована. Встреча с Региной в гардеробной стала приятным сюрпризом. А перспектива увидеть её сегодня вечером была еще лучше. Она придет к Эмме в комнату. Эмме не придется идти в логово. Конечно, это другая ситуация, но Эмма вовсе не возражала против такой перемены. Конечно, пусть Регина примет душ. Регина ведь для неё так много сделала. Многому научила. Эмма вновь почувствовала приятное покалывание внизу живота. Завтра вечером ей вновь предстоит петь дуэтом. На этот раз она не упадет в обморок! Она останется в сознании, чтобы увидеть выражение глаз Регины. Эмма почувствовала, что отвлеклась – перед её внутренним взором промелькнула Регина, нырнувшая под платья. Неужели она все еще сидит в костюмерной. Или ушла? Может, именно это она и имела в виду, говоря «у меня свои методы»?       Эмма надеялась, что так оно и было. Ей претила мысль, что Регине придется сидеть в темной гардеробной до окончания репетиции…       В течение дня ветер становился все сильнее, к ужину он завывал в столовой, почти заглушая все разговоры, отчего стекла к окнах вновь дребезжали. Жозеф Буке бегал по зданию и тщательно следил, чтобы окна везде были заперты. Всем было велено оставаться внутри. Никто не возражал. В такую ужасную погоду никому не хотелось выходить на улицу.       Дождь, наконец, пошел, когда Эмма уже почти закончила ужин. Сперва крупные капли стучали в окно, а потом начался сильный град. Даже Лили вдруг слегка побледнела. − Ничего себе, − пробормотала она. – Это мощно. − Да, − согласилась Эмма. Однозначно мощно. − Я рада, что я не на улице. Наверняка все затоплено.       Эмма кивнула, но невольно задумалась. И встревожилась. За Регину. Хорошо ли ей внизу, в логове, в такую погоду? Нет ли риска, что логово… затопит? Эмма напомнила себе расспросить Регину, когда та придет к ней в комнату.       Придет к ней в комнату.       Эмма слегка покачала головой. Мысль была почти абсурдной, и все же такова реальность. Регина придет к ней. Чтобы принять душ. Об этом Эмма тоже много размышляла. Где Регина принимала душ? Где находились те «другие ванные», о которых она говорила? Неужели она просто случайно выбирала комнаты и «заимствовала» душ, пока хозяева спали? Это было… дерзко. И вновь Эмма была впечатлена, хотя не стоило.       Она нетерпеливо запихнула в рот побольше еды. Как обычно, она торопилась. Спешила подняться наверх. Она не знала точно, когда придет Регина. «Когда в опере все заснут» было довольно растяжимым понятием, но Эмма не хотела ничего пропустить. Она хотела быть у себя, когда придет Регина. Поэтому она спешила как можно скорее покончить с ужином. Она уже забила едой рюкзак. Она надеялась, что сможет убедить Регину остаться на ужин вместо того, чтобы сразу уйти в логово. Эмме хотелось недолго поговорить с Призраком перед уходом. Ей всегда казалось, что она мало общается с Призраком. Её всегда отсылали прочь до того, как между ними завязывался полноценный разговор. Эмма хотела это исправить. − Торопишься? – чуть усмехнулась Лили. – Свон, ты прям пылесосишь тарелку.       Эмма улыбнулась и пробормотала какое-то неуклюжее объяснение. Да, она определенно торопилась! Очень даже. Но причину она озвучить Лили не могла. И даже не чувствовала себя из-за этого виноватой. Казалось, что это ради общего блага.       Стало поздно. И еще позже. А потом очень поздно.       Эмма терпеливо ждала, сидя на кровати и глядя в зеркало, чтобы не пропустить момент, когда рама отодвинется, и появится Регина.       Она переоделась в свою дурацкую ночную рубашку и пеньюар. И почувствовала себя глупо. У неё было ощущение, будто она выглядит как маленькая наряжающаяся девочка. Но она ничего не могла с этим поделать. Свою старую пижаму она выбросила. К сожалению.       Эмма скрестила ноги и потерла ладонями колени. Когда же появится Регина? Она надеялась, что скоро. Эмме нужно было отвлечься. Дождь все еще лил как из ведра. Очень, очень сильно.       Взглянув на занавешенные окна, Эмма увидела вспышку молнии. И съежилась. Появилось искушение заткнуть уши. А потом последовал раскат. Ужасный, низкий громовой раскат. Сердце Эммы болезненно забилось в груди. Этого-то она и боялась. Гроза. Прямо у неё за окном. Вскоре небо разрезала еще одна молния. Эмма собралась с духом, но все равно задрожала, когда последовал угрожающий грохот. Этот раскат был громче прежнего.       Эмма скользнула под одеяло, будто оно могло защитить. Её била дрожь. Она глубоко вздохнула и попыталась сохранить спокойствие, но это становилось все сложнее. Как ей хотелось очутиться в своей старой спальне в Сторибруке. Она хотела, чтобы её успокоили. Хотела, чтобы её утешили. Ей было это нужно.       Она перевернулась на бок, чтобы вновь взглянуть в зеркало. Дождь теперь лил еще сильнее. А паузы между вспышками становились все короче. Эмма прикусила губу и почувствовала искушение натянуть одеяло на голову. Она вновь начала на себя злиться. Почему она так боялась грома. Ведь он не мог ей навредить.       От очередного порыва ветра стекла в рамах задребезжали, и Эмма и впрямь вскрикнула от страха. Её горло болезненно сжалось, она попыталась проглотить огромный ком. Она дрожала? Она не хотела в этом признаваться, но да. Она слегка дрожала под одеялом. Очень по-взрослому и зрело. Эмма про себя усмехнулась.       Сколько взрослых боятся грома? Лежа под одеялом, она чувствовала себя маленькой дурочкой. Может, настало время встретиться лицом к лицу со своими страхами? Эмма вылезла из постели и взглянула на окна.       Не стоило этого делать. Очередная вспышка молнии сверкнула в небе, а от последовавшего после этого раската, казалось, содрогнулось здание оперы. По крайней мере, ощущение было именно таким. У Эммы вырвался слабый всхлип. Она прикрыла рот ладонью в попытке его заглушить. Она не могла позволить себе плакать лишь потому, что за окном гремел гром. Это было глупо. Она была такой глупой. Она поплотнее запахнула халатик, но это не помогло. Не совсем.       Она обещала себе не паниковать, но, похоже, совладать с собой не получалось. Именно в это мгновение она увидела, как зеркало скользнуло в сторону. Эмма боялась даже вздохнуть, пока не вошла Регина. На ней было то самое темно−зеленое платье, которое Эмма видела у неё в гардеробной. Её волосы мягкими локонами струились по спине. На лице – белая полумаска. Эмма больше не боялась маски. Теперь она ассоциировалась у неё с Региной. − Регина! – воскликнула Эмма, испытав огромное облегчение от того, что она больше не одна. Пусть и всего на пять минут. Она поддернула и поправила халат. Она боялась, что выглядит глупо в этой белой ночной рубашке и надетом поверх халате и чувствовала себя немного нелепо. Не стоило слушать Лили. Надо было купить нормальную пижаму. Тогда бы она сейчас не чувствовала себя так глупо.       Регина смотрела на неё. Просто смотрела. Так пристально, что Эмма заподозрила, что у неё что-то с лицом. Или с халатом. Она понимала, что это глупо. Регина, видимо, тоже понимала. Эмма неуверенно улыбнулась Регине.       Регина не улыбнулась в ответ. Она просто смотрела на неё. Смотрела, и смотрела, и смотрела, но будто не видела. Эмме казалось, будто Регина смотрит сквозь неё. И видит что-то, чего здесь нет. Или кого-то. − Что-то не так? – спросила Эмма, вновь одергивая халат.       Это, казалось, вывело Регину из транса. − Добрый вечер, малышка Свон, − резковато произнесла она. – Вижу, ты все еще не спишь. − Я… д-да, я хотела… дождаться тебя. − Понятно. Что ж, я лишь на минутку, − сказала Регина, и Эмма заметила, как она быстро оглядела комнату. − Я оставила тебе полотенце, − почти застенчиво сказала Эмма. Гром на мгновение был забыт. − Спасибо, − ответила Регина. Вновь натянуто. − И принесла тебе немного еды, − продолжила Эмма.       Регина снова кивнула и еще раз оглядела комнату. Эмма вдруг вспомнила, что ей уже доводилось бывать здесь прежде. Ей здесь не в новинку. Эмма смотрела, как она озирается. Регине очень шло платье насыщенного зеленого цвета. Эмма на мгновение задумалась, в каком представлении оно использовалось. Она не знала, кому оно так же пошло бы, как Регине. Платье было будто сшито на неё. − Ну−ну, − пробормотала Регина, оглядывая комнату. − Здесь не так просторно, как у тебя в логове, − глупо произнесла Эмма. − Может, и нет, − негромко отозвалась Регина. – Но здесь есть душ. А прямо сейчас это единственное, что мне нужно. − Можешь отмокать сколько захочешь, − сказала Эмма.       В её голосе звучало нетерпение. Слишком четкое нетерпение. Регина кивнула. Эмма ответила тем же. Вдруг она почувствовала себя крайне неловко. По непонятным для себя причинам. Ведь ситуация не слишком отличалась от обычной, когда она навещала Регину в логове? Да нет. Не должна была отличаться. Может, дело в том, что комната меньше? Это тоже нелепо. Эмма напомнила себе, что Регине уже доводилось здесь бывать. В её визите не было ничего странного или неловкого. Эмма была так рада, когда Регина попросила её об услуге. Она по-настоящему почувствовала себя подругой Регины. И не собиралась разрушать это чувство из-за дурацкой неловкости. Ни за что. Она заправила за ухо прядь волос. И вдруг пожалела, что поблизости нет расчески. Ей казалось, что волосы спутались. А Эмме не хотелось выглядеть кудлатой. Она не хотела выглядеть неухоженной в присутствии Регины. Может, дело в царственном, совершенном облике Регины. Она стояла в зеленом платье и надменно оглядывала комнату. − Тебе бы поспать, малышка Свон, − Призрак прервала ход мыслей Эммы. – Уже поздно, завтра будет долгий день. Ты будешь много петь для меня. − Я не могу уснуть, − пробормотала Эмма, вновь болезненно возвращаясь мыслями к раскатам грома за окном. − Почему?       Эмма в ответ лишь пожала плечами. Ей однозначно не хотелось признаваться Регине в своем иррациональном страхе. Как же ей сейчас было страшно. Но никому не нужно об этом знать. Особенно Призраку Оперы.       Регина не стала допытываться. Просто сказала: − Ладно. Что ж, я не надолго. Постараюсь не шуметь. Будет прискорбно, если кто-то услышит, что ты находишься в двух местах одновременно.       Эмма кивнула. Она понимала, что имеет в виду Регина.       Регина исчезла в ванной и вскоре Эмма услышала шум льющейся воды. Однозначно эта ситуация была необычной. Проснувшись утром, Эмма не ожидала, что Призрак Оперы будет принимать душ в её ванной вечером. Возможно, стоит сказать Регине, что она может приходить, когда захочет. Это лучше, чем быть пойманной. Эмма подтянула колени к груди. Сейчас Регина принимала душ. Что может быть естественнее. Душ все принимают. Почему же у Эммы в горле пересохло и внутри все скрутилось?       Ответ на этот вопрос узнать ей было не суждено. Она отвлеклась лишь до тех пор, пока за шторами не вспыхнула очередная молния. Последовавший за ней раскат заставил Эмму вновь взвизгнуть. Она вдруг вспомнила, как, будучи маленькой девочкой, пряталась в шкафу во время грозы. Сегодня вечером шкафа не было, прятаться было негде. Она могла лишь надеяться, что не поддастся охватывающей её панике. Что ей удастся сохранить спокойствие, пока гроза не закончится. Она должна. Если она доведет себя до приступа панической атаки, то завтра будет совершенно измотана. Этого она не могла допустить. Ей предстоял очень важный урок.       После очередного раската у Эммы по спине побежали мурашки. Она поспешно отошла от окна. Не стоило подходить, когда гремел гром. Она подошла к зеркалу и вставила его обратно в раму. Ей вовсе не хотелось, чтобы сюда забрели какие-нибудь случайные крысы. Грома более чем достаточно. Эмма попыталась расслабиться. Сосредоточиться на чем-то другом. На чем угодно. Например… на воде в ванной. Горячий душ обычно успокаивал Эмму, так что, возможно, звук льющейся воды окажет аналогичное воздействие. Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.       Не сработало.       Гром теперь почти ревел в ушах Эммы, и она подняла руки, чтобы закрыть их. Она пыталась заглушить раскаты, но это тоже оказалось бесполезной затеей. Гром был слишком сильным, следующий раскат будто ударил её прямо в грудь. Следующий порыв ветра сбил с ног. Колени Эммы подогнулись, она оказалась непослушным комочком на полу. Непослушным, трясущимся свертком. Она вся дрожала. Даже подбородок. Ей казалось, что молния может в любую минуту поразить её комнату. Эмме удалось подальше отползти от окна. Она свернулась калачиком в самом дальнем углу комнаты. Спиной вжалась в стену, пока грудь часто вздымалась в такт дыханию. Подбородок дрожал, каждый раз, когда она моргала, по щекам что-то струилось. Итак, она плакала. Просто из-за непогоды. Эмма понимала, что это смешно, но поделать с собой ничего не могла. Её аж затошнило от страха. И ладони вспотели. Эмма попыталась вздохнуть. Глубокий вдох−долгий выдох. Как учила мама. Но, похоже, на этот раз не сработало. Чем больше она старалась, тем сильнее сознавала, как далеко она от дома и от утешения. Она могла бы позвонить маме, конечно, могла, но… не хотела. Она хотела доказать, что ей это по силам. Самостоятельно преодолеть громовые раскаты.       Но, наверное, ей это не по силам.       Следующий раскат заставил её еще сильнее задрожать. Она подтянула колени к груди, чтобы казаться как можно меньше, обхватила их руками и уткнулась носом. Захныкала. Шмыгнула носом. Даже если бы захотела, подавить этот звук она бы не смогла. Слезы струились по щекам. Она держала себя в руках целый день, но теперь все лопнуло. Нужно это отпустить. Дать этому уйти. − П-пожалуйста, прекрати, − выдохнула она, когда очередная вспышка молнии рассекла небо.       Эмма подняла руки, чтобы зажать уши, попыталась, но не смогла с собой справиться. Раскат грома заставил её задрожать и вскрикнуть, пусть и против её воли. Она дрожала до стука зубов во рту. − П-перестань! – заныла она и зажала уши ладонями. – Перестань, перестань! Пожалуйста! – вой ветра заглушил её голос. Заглушил её всхлипы.       Эмма раскачивалась туда-сюда. Судя по ощущениям, сердце бешено колотилось где-то во рту. Очень быстро. У неё кружилась голова. Её мутило. Эмма прижалась к стене. Как ей хотелось исчезнуть. До конца шторма. Она так крепко зажмурилась, что перед внутренним взором заплясали белые пятна. Раскачивание взад-вперед не помогало, но и остановиться она не могла. Она зашла слишком далеко, больше она это не контролировала. Она вновь захныкала. Шмыгнула носом. Но не сделала ничего, чтобы остановить слезы. Потому, что не могла. И дрожь тоже. У неё случился приступ панической атаки, и осознание этого её тоже расстроило. Целый день она так старалась отвлечься. Вновь и вновь твердила себе, что справится. Но когда гроза разбушевалась по-настоящему, она не смогла. Когда гроза разбушевалась по-настоящему, она разрыдалась. Как поступил бы ребенок. Иногда Эмма себя презирала. Прямо сейчас в частности. Еще одна вспышка молнии осветила комнату, еще один громкий раскат заставил её задрожать и вновь начать раскачиваться взад−вперед. − Что, черт возьми, ты делаешь?       Эмма вскрикнула от неожиданности, когда вскинула голову, даже забыв утереть слезы с щек. Ветер полностью заглушил звук льющейся воды. И исчезновение этого звука, когда воду выключили. Комнату осветила еще одна вспышка, на миг показав Регину в зеленом бархатном платье. Её волосы все еще вились, только сейчас они были влажными, и Эмма была уверена, что чувствует аромат ванили. Должно быть, Регина позаимствовала у Эммы немного геля для душа. Потом Эмма вспомнила, что Регина ждет ответа, и попыталась взять себя в руки. − Ниче… − в следующее мгновение очередной раскат вызвал у неё крик: − П-пожалуйста, хватит!       Она вновь зажала уши ладонями в попытке заставить этот звук исчезнуть раз и навсегда. Теперь она и впрямь чувствовала себя ужасно. Она так старалась казаться зрелой и взрослой, и вот она, плачет, как ребенок, на глазах у Регины. Эмме хотелось умереть от стыда, но она была так напугана, что не могла сделать ничего, кроме как прижаться к стене.       Когда раскаты грома стихли, она почувствовала рядом с собой движение. Эмма осмелилась поднять глаза и увидела приближающуюся Регину. Эмма вновь почувствовала запах ванильного геля для душа и шампуня с ароматом яблока, которые позаимствовала Регина. Она хотела сказать Регине, что ей жаль, что та стала свидетельницей этого зрелища. Или, может, она хотела сказать Регине, что ей следует уйти, чтобы больше этого не видеть, но очередной угрожающий грохот заставил её задрожать и зарыдать. По разгоряченным щекам вновь заструились слезы. Эмма отчаянно желала, чтобы пол разверзся и поглотил её. Желала исчезнуть навсегда. Она могла лишь догадываться, о чем сейчас думает Регина. Что она просто глупая маленькая девочка, достаточно глупая, чтобы испугаться небольшого громового раската. Конечно, Регина подумала именно так. Эмма бы тоже так подумала на её месте.       Она была шокирована, когда почувствовала, как Регина заставила её убрать ладонь от ушей. Теперь Регина держала её за руку. Эмма была потрясена и сбита с толку. Она подняла голову и недоверчиво взглянула на Регину. − Ты… ты не обязана… − Я прекрасно это знаю…. – перебила Регина. – Но вот мы здесь.       Она поерзала, устраиваясь поудобнее на полу.       Эмма молча кивнула. − И давно ты боишься грома, малышка Свон? – тихо спросила Регина, еще одна вспышка озарила её лицо. − С тех пор, как помню се… − Эмма не договорила и вскрикнула, когда очередной раскат заставил её задрожать с головы до ног. Не контролируя себя, она слишком сильно сжала руку Регины. − Я понимаю, − сказала Регина, не обращая внимания на хватку Эммы. − Наверняка ты думаешь, что я такая глупая, − пробормотала Эмма. − Почему? – просто спросила Регина.       Эмма подняла голову и свободной рукой смахнула с лица пару слезинок. − Потому, что я так боюсь… − Ты думаешь, ты единственная, кто когда-либо боялся? – мягко прервала Регина. – Единственная, кто чего-то боится?       Эмма облизала губы. Наверное, глупо было бы спрашивать, но она ничего не могла с собой поделать: − Чего ты боишься? – ей было трудно представить, что Регина чего-то боится.       Регина молчала. Единственный звуком был ужасный вой ветра, от которого сотрясался весь оперный театр.       Эмму трясло. Она напряглась, поскольку боялась следующего раската грома, который, несомненно, вот-вот прозвучит. − Зеркал, − наконец, ответила Регина. – Или, точнее, того, что я вижу, когда смотрю в зеркала.       Она говорила нейтральным тоном, но Эмма чувствовала скрытую эмоцию. − Но…       У Эммы закончились слова. Регина была прекрасна. Совсем недавно Эмма поняла это. И теперь Регина сидела рядом и признавалась, что боится зеркал. Боится смотреть на себя в зеркало. – Видишь, малышка Свон. Ты не единственная, кто чего-то боится, − беспечно продолжила Регина.       Очередной удар грома эхом раздался в комнате, и Эмма снова вздрогнула. Крепко сжала руку Регины. Её сердце снова заколотилось в груди. Разговор с Региной лишь временно её отвлек. Эмма вновь глубоко вздохнула, пытаясь заставить себя успокоиться. Ветер немного стих. Может, гроза скоро закончится. Эмма очень на это надеялась. Она свернулась в такой тесный комок, что сидеть было утомительно. − Правда, сидеть на полу мне кажется глупым, − добавила Регина и плавно встала. Протянула Эмме руку. – Пошли. Ты же не можешь тут сидеть всю ночь.       Эмма охотно взяла подставленную руку. Её движения были не такими изящными и грациозными, но она все же встала на ноги и охотно последовала за Региной, когда та повела её обратно к кровати. − Сидением на полу ты делу не поможешь, − легко произнесла Регина и убрала с лица мокрые волосы, когда Эмма скользнула обратно в постель.       Эмма пошевелилась. Попробовала примоститься на боку. Или лечь на спину. Поудобнее устроиться не получалось. Преодолеть паническую атаку не получалось, и она испытывала неловкость. И боялась, что Регина уйдет. Эмме не хотелось, чтобы она так быстро ушла. Ведь она только пришла. − Что такое, малышка Свон? Кровать неудобная? Мне показалось, удобная. − Дело не в этом, просто… − Эмма замолчала, когда вдруг осознала смысл слов Регины. Она взглянула на Призрака. – Откуда ты знаешь? − Что? – рассеянно переспросила Регина. Она продолжала теребить свои локоны. − Что на моей кровати удобно лежать, − просто уточнила Эмма.       В этот момент в небе вспыхнула еще одна молния, и ненадолго осветила лицо Регина. И Эмма была удивлена, увидев, что Регина вовсе не выглядит такой уверенной, как обычно. − Ты спала на ней? – допытывалась Эмма. Теперь с любопытством. На Регину было не похоже – выглядеть такой… нерешительной. − Да, − коротко ответила Регина.       Эмма вспомнила, что комната была оставлена пустой и запертой после смерти Кристины. Регина могла здесь хоть все вечера проводить, и никто бы ничего не узнал. Она могла входить и выходить из зеркала, когда ей заблагорассудится. − До того, как я сюда въехала? – тихо и немного сонно спросила она. − Да, − так же коротко ответила Регина.       И Эмма сразу же уловила это. Что-то странное в голосе Регины. Малейший намек, заставивший Эмму поверить, что Призрак Оперы говорит неправду. По крайней мере, не чистую правду. Но спросить она не успела – очередной раскат достиг её ушей, и Эмма опять вздрогнула.       Регина присела на краешек кровати Эммы, как уже делала раньше. И вновь Эмма потянулась и схватила её за руку. Прежде это было так успокаивающе, и Эмма надеялась на такой же эффект. Она вздрогнула. Захныкала. − Ш-ш-ш, − тихо сказала Регина. – Все в порядке.       Эмма глубоко вздохнула. Эти слова никогда не срабатывали. До сегодняшнего вечера. − Мне убаюкать тебя , малышка Свон? – тихо предложила Регина. − К-как? – прошептала Эмма.       Регина рассмеялась, и на сей раз в её смехе не было ни грамма сарказма. − У меня свои способы, малышка Свон.       И вновь её голос был мягок. Настолько, что Эмма не удержалась и по-дурацки спросила: − Почему ты сегодня так добра ко мне?       Регина вновь рассмеялась: − В каждом из нас есть капелька доброты, малышка Свон. Даже во мне. А теперь – убаюкать тебя или нет? − Я не смогу уснуть, − быстро сказала Эмма. – Не в такую погоду. Я смогу заснуть, лишь когда все закончится. − Хочешь проверить, малышка Свон? – спросила Регина и начала что-то напевать. − Мне не нужна колыбельная, − быстро и немного вызывающе произнесла Эмма. Она не была ребенком, которого нужно успокаивать, чтобы он вновь заснул! − Тогда хорошо, что я не знаю никаких колыбельных, − теперь в голосе Регины зазвучали обычные нотки. Затем она вновь запела: − ‘love’s a curious thing, it often comes disguised. Look at love the wrong way, it goes unrecognized...       Эмма ахнула. Но на сей раз это не имело к грому никакого отношения. Голос Регины был подобен лунному свету на полированном золоте. Мягкий и насыщенный, с оттенком призрачной таинственности. Это уже заставляло напряженное тело Эммы расслабиться. − So look with your heart, − тихо пропела Регина. − And not with your eyes, the heart understands; the heart never lies. Believe what it feels and trust what it shows. Look with your heart, the heart always knows...       Она немного поерзала в постели, и Эмма инстинктивно крепче сжала её руку. Регина не могла уйти. Не сейчас. − Love is not always beautiful, not at the start. So open your arms and close your eyes tight; look with your heart, and when it finds love, your heart will be right. Learn from someone who knows, make sure you don’t forget, love you misunderstand, is love that you... regret. − Это прекрасно, − пробормотала Эмма. Она не помнила, когда закрыла глаза, но почувствовала, как отяжелели веки. Голос Регины был гипнотическим. – Когда ты… − она подавила зевок. – Когда ты сочинила это? − Я не сочиняла, − тихо призналась Регина. – Возможно, я сочинила мелодию, но не я придумала текст. − Нет? Тогда кто же? – спросила Эмма.       Ответа не последовало, но Регина все еще была здесь. Эмма продолжала держать её за руку. − Регина? – с любопытством, но уже сонно окликнула она. – Кто написал текст? − Look with your heart, and not with your eyes, the heart can’t be fooled, the heart is too wise, − слова легко слетели с губ Регины и проникли в комнату Эммы, чтобы заглушить шум бури и раскаты грома. Сердцебиение Эммы замедлилось. Единственное, что существовало сейчас – песня Регины, единственное, что её поддерживало – рука Регины. Призрака Оперы. Призрак, внушающая страх окружающим, но ставшая якорем для Эммы. Источник страха для хора, когда Киллиан дурачился, но источник утешения для Эммы здесь и сейчас. − Forget what you think, ignore what you hear, look with your heart it always sees clear. Love is not always beautiful, not at the start.... But open your arms, and close your eyes tight... Look with your heart, and when it finds love, your heart will be right....       Призрачное и в то же время успокаивающее звучание голоса Регины наполнило уши Эммы. Её рука все еще сжимала руку Регины, но вскоре хватка ослабла. Рука Регины выпустила её руку. Эмма хотела возразить, хотела вновь взять Регину за руку, но не успела. Вдруг она почувствовала мягкие, теплые пальцы на своем лице. Регина ласково вытирала слезы Эммы, и Эмма ни в коем случае не чувствовала себя ребенком, которого успокаивают, лишь бы он заснул. Она почувствовала… что-то еще. Но не могла этого точно описать. Она слишком устала. Мягкое звучание голоса Регины, наконец, убедило её расслабиться и погрузиться в спокойный сон…