Призрак Оперы

      Ресницы Эммы затрепетали. Она слегка пошевелила пальцами. Мгновение она сомневалась, не сон ли это, но тут услышала какой-то звук. Не громкий или резкий. Не тот, от которого хочется вскочить с постели. Звук был мягким и нежным. Эмма тут же поняла, что это мелодия. Незнакомая.       Эмма еще не открыла глаза. Казалось, что это ей снится. Но, несмотря на прострацию, она понимала, что для её матраса здесь слишком мягко. Да и укрыта она чем-то помягче своего пухового одеяла. Чем-то … пушистым.       Пушистым?       Наконец, Эмма открыла глаза. Мир тут же поплыл, и она моргнула. Четче изображение не стало. Она озадаченно поднесла руку к лицу. На ней не было очков. Странно как. Она села, вновь моргнула, пытаясь прояснить картину. Наконец, ей это удалось. Теперь она поняла, что лежит не у себя в постели. Определенно. Она лежит в лодке. А укрыта плащом. Плащом из перьев. Она не у себя в спальне.       Эмма глубоко вздохнуло. Вздох тут же отозвался в горле. Оно немного саднило. Но это было неважно. Эмма вздрогнула, когда на неё нахлынули воспоминания о минувшей ночи. Она… она пела. Какое незначительное слово, чтобы описать произошедшее. Ведь она не просто пела. Она была создана из музыки. Все в ней было на пределе, казалось, она соткана из музыки. Но было и кое-что еще. Эмма покраснела, когда вспомнила, как внизу живота отозвалась последняя нота. Это воспоминание заставило её положить руку на живот, как тогда. Сердце в груди забилось чаще. Так же, как тогда, когда она впервые ощутила это покалывание. На самом деле она его почувствовала, когда запела Регина. Тогда у неё аж дыхание перехватило. И она… упала в обморок. Эмма тут же расправила плечи, ощупала ноги и проверила затылок на наличие синяков и/или царапин. Она ничего не обнаружила. Видимо, на пол она все же не упала. Но главный вопрос… как она очутилась в лодке-кровати Регины? Она не сама сюда пришла. Это она бы запомнила. И не забыла бы снять очки. А может, забыла бы. Значит, очки кто-то снял. И положил на маленький столик рядом с кроватью-лодкой. И туфли тоже пропали. И кардиган.       Эмма не была дурой. Она понимала, что все еще находится в логове Призрака. И сообразила, что не сама улеглась в лодку. Туфли она не снимала, равно как и кардиган и очки. Осознав, кто именно уложил её в постель и все снял, Эмма покраснела и поежилась. Но дело было не в неловкости. Она покачала головой и попыталась прийти в себя, но вновь услышала поблизости тихую музыку. Обернувшись, она тут же заметила маленькую музыкальную шкатулку с обезьянкой. Маленькие лапки двигались механически, две тарелки как бы стучали друг о друга. Она наигрывала чудесную мелодию. Мгновение Эмма зачарованно смотрела на обезьянку, но напомнила себе, где находится, и осторожно убрала плащ из перьев. Регина накрыла её плащом, как одеялом. Это было… очень мило с её стороны.       Эмма медленно встала с импровизированной кровати и попыталась взять себя в руки. У неё слегка кружилась голова. Ноги подкашивались. И горло саднило. Очень сильно саднило. Эмма поморщилась. Сегодня петь она не сможет. Даже если попытается. Не говоря уже о том, что она совершенно измотана. Высушена. Боже, сколько они вообще вчера репетировали? Эмма не знала. Она провела рукой по растрепанным волосам. Нашла и надела очки. Мир тут же стал четче, и в голове прояснилось. Она взяла туфли и кардиган под мышки и вышла из «лодочной комнаты». Она слышала звуки игры на фортепиано, а, войдя в логово, увидела и Регину. Плаща на ней, понятное дело, не было, как и платья с высоким воротником. Сегодня она надела другое, черное из бархата. Вокруг шеи был повязан красный шарф. Это было странно. Поскольку дисгармонировало со стилем платья.       Регина не смотрела на Эмму. Её взгляд был сосредоточен исключительно на фортепиано.       Эмма прочистила ноющее горло. − П-привет.       Регина тут же подняла глаза. − Надо же, кто, наконец проснулся. − Доброе утро, − нерешительно произнесла Эмма. – Сейчас же утро? − Да. − Ладно, − Эмма переминалась с ноги на ногу, оглядывалась по сторонам и, наконец, спросила: − Ты… − она не могла выдавить ни слова. Кошмар. − Я что? – уточнила Регина. По-прежнему не поднимая глаз. − Ты уложила меня в постель? – выпалила Эмма и тут же пожалела о выборе слов. Это прозвучало так… по-детски. Как будто она – маленький ребенок, о котором заботилась Регина.       Регина на мгновение перестала играть. − Да. − Ой. − Ты бы предпочла, чтобы я бросила тебя на полу? – спросила Регина. Видимо, тон Эммы её раздражал. − Н-нет! – испуганно воскликнула та. – Мне просто… интересно. − Понятно. Что ж, больше не интересуйся, малышка Свон. − Ты сняла с меня обувь? – Эмма опустила взгляд на босые ноги. − Да. − И очки? − Угу. − И мой… мой кардиган? − Да, − отрезала Регина. – Я все сняла. И накинула на тебя свой плащ. Еще вопросы?       Да, у Эммы имелся еще один. − А где тогда ты спала?       Регина глубоко вздохнула и указала на угол, где лежал сверток одеял. − О, − выдохнула Эмма.       Постель не была похожа на удобную. – Надо была меня туда уложить. − Ты бы наверняка пожаловалась поутру, − последовал сухой ответ. − Ну или можно было отнести меня обратно в мою комнату? – предложила Эмма.       Регина усмехнулась. − Это была долгая ночь, я устала, потому уложила тебя здесь. Еще какие-то претензии? − У меня нет претензий, − возразила Эмма. – Вообще-то я хотела сказать тебе «спасибо». − За что именно? – сухо уточнила Регина. − За то, что не дала мне упасть на пол, − брякнула Эмма и тут же почувствовала себя немного глупо.       У Призрака вырвался лающий смешок. − Не за что. Завтрака у меня нет, так что, если ты голодна, придется уйти. – Она вновь принялась играть на фортепиано.       Но Эмма не спешила уходить. Лишь повторила уже сказанное однажды: − Спасибо. − Да. Я тебя услышала, − отозвала Регина, которую, по всей видимости, это абсолютно не тронуло.       Но Эмма еще не договорила. − За то, что заставила меня… петь. − На это Регина лишь слегка пожала плечами. – Как ты… Как ты узнала, что я смогу? – с любопытством спросила Эмма. Ей не хотелось заканчивать этот разговор и возвращаться в комнату.       Игра на фортепиано резко оборвалась. Регина подняла глаза и одарила Эмму зловещей улыбкой. − Почему ты думаешь, что я знала? − Я… − у Эммы зародились сомнения. Возможно ли, что Регина не знала?       В следующую минуту Регина разразилась отрывистым смехом. − Я могу разглядеть потенциал, малышка Свон. Он был заперт внутри тебя. Это очень неприятно наблюдать. − Но ты его высвободила, − мягко произнесла Эмма. − Нет, дурочка, − отнюдь не ласково ответила Регина. – Его высвободила ты. Я лишь подтолкнула тебя.       Миллионом толчков, да. Сердце Эммы вновь забилось чаще, когда она вспомнила, что Регина сказала вечером. «Пой, мой Ангел музыки». Так она назвала Эмму. Ангел музыки. Так… Так Кристина называла Регину. Но вчера вечером Регина назвала Ангелом музыки Эмму. Что это… Что это значило? − Вчера… − тихонько начала Эмма.       Регина издала какой-то невнятный звук. Не вполне согласие, но Эмма поняла, что она слушает. − Ты… ты назвала меня ангелом муз… − Прошлой ночью я много чего наговорила, − перебила Регина, теперь её голос был резким. – Чтобы убедиться, чтобы ты продолжишь петь и не растеряешь веру в себя. Я видела сомнение в твоих глазах.       Эмма кивнула. Да, она тогда чувствовала себя очень неуверенно. − Я не думала, что смогу… − Часто мы удивляем себя сильнее всего, − перебила Регина. − Я… да, − Эмма кивнула.       Она не совсем понимала, откуда взялось философское настроение Призрака, но лучше уж так, чем если бы она велела Эмме уйти. Может, если повезет, она останется еще ненадолго. Несмотря на голод, уходить ей не хотелось. Хотелось остаться. И слушать. Регина вновь принялась играть на фортепиано. И тихонько напевать. Эмма узнала мелодию. Это была «Music of the Night» − та самая песня, которую Регина недавно писала. Закончила ли она её?       Эмма уселась на каменный пол рядом с фортепиано. Просто стоять казалось глупым. Уходить она не собиралась. Хотелось просто слушать свою невероятную учительницу. И ей повезло. Та перестала напевать и принялась петь. Её голос был мягок, как бархат, и темен, как сама ночь. − Close your eyes and surrender to your darkest dreams, purge your thoughts of the life you knew before. Close your eyes, let your spirit start to soar....       Эмма тут же прикрыла глаза, затрепетав от голоса Регина. У неё перехватило дыхание от слегка приглушенного, но в то же время четкого «парения», от того, как повис в воздухе последний аккорд. Она не просто наблюдала, как кто-то поет. Нет, у неё на глазах творилось нечто особенное. И от этого перехватывало дыхание. Эмма почувствовала, как вернулось покалывание внизу животу. Пожалуй, даже сильнее, чем прошлой ночью. Нет, это не было неприятно. У неё слегка кружилась голова, но это не было плохо. Она потерла ладони. По коже вновь побежали мурашки. − ’And you'll live as you've never lived before, − почти шепотом пропела Регина, но её голос окреп, когда она продолжила: − Softly, deftly, music shall caress you. Hear it, feel it, secretly possess you, open up your mind, let your fantasies unwind, in this darkness that you know you cannot fight!       Музыка будет тебя ласкать. Да, довольно точное описание ощущений Эммы. Каждая спетая мелодия, каждый аккорд ощущались как легкие прикосновения к коже, от этого перехватывало дыхание, и мурашки бежали по телу.       Регина вернулась к невнятному напеванию под нос и позволила «петь» фортепиано. Она доиграла мелодию и завершила мягко звучащим аккордом. − Это было прекрасно, − искренне произнесла Эмма. − Что? – Регина резко вскинула голову. – А, ты все еще здесь? Уходи. Я хочу побыть одна. − Ладно, − сказала Эмма, немного обиженная резким тоном, и встала. Она с трудом натянула туфли и одела кардиган. − Сегодня урока не будет, − предупредила Регина. – Но я жду, что ты принесешь мне ужин. − Конечно! – теперь Эмма широко улыбнулась. – Обязательно. − Отлично. До встречи.       Эмма послушно направилась к выходу, но вместо того, чтобы начать путь по темному туннелю, она обернулась. Окликнула: − Регина?       Единственной реакцией Регины было молчание. − Как ты думаешь, сейчас я чувствую музыку? – тихо спросила Эмма. − Ответ… − Регина резко встала со стула у фортепиано. Потянула за красный шарф на шее. Почти ласково потеребила его длинными пальцами. – Ответ на этот вопрос ты должна найти сама, певчая птичка.       Певчая птичка. Регина называла её так вечером. Эмма почувствовала, что краснеет, когда произнесла: − Вчера… − Да? – голос Регины уже не был ни ленивым, ни беспечным. − Я… что-то почувствовала, − призналась Эмма. – Я почувствовала… музыку. – Это даже не было ложью. Прошлой ночью она почувствовала музыку внутри себя. Как она поднялась внутри неё и воспарила. Она чувствовала, как музыка бьется в её теле. Но было и кое-что еще. Это она почувствовала минуту назад, когда Регина пела… как и вчера вечером. Должно быть, дело в музыке? Наверное, это потому, что она так сильно почувствовала музыку. − Да, − просто ответила Регина, теперь коснувшись белой маски, скрывавшей половину её лица. – Я знаю. − Ты чувствовала то же самое? – с любопытством спросила Эмма.       Регина слегка улыбнулась, но ничего не ответила. Лишь сказала: − Пока, малышка Свон. Прочь из моего логова.       На сей раз Эмма повиновалась. Время вопросов закончилось. На сегодня. Но вечером она вернется с новыми вопросами для Призрака Оперы…       Первое, что сделала Эмма, возвратившись в «реальный мир», это сняла одежду и приняла душ. Вернувшись в свою комнату, она обнаружила, что сейчас только пять утра. До подъема оставалось еще часа два.       Приняв душ, она вытерлась полотенцем и переоделась в другое платье для хора. Она могла бы вернуться в постель и поспать хотя бы несколько часов, но в глубине души знала: заснуть ей не удастся. Не после всего, что произошло.       Потому она пробралась в столовую и налила себе чашку чая. Было так странно спуститься в столовую, почти пустую, не считая мадам Поттс, поварихи. У неё было доброе лицо и развитый материнский инстинкт, она тут же спросила, хорошо ли себя чувствует Эмма. Эмма с улыбкой заверила, что с ней все в порядке. Просто немного жажда замучила. Она забрала свой чай, и мадам Поттс отправила её «обратно в постель».       Но Эмма не собиралась ложиться спать. Вовсе нет. Вместо этого она уселась на кровати, скрестив ноги. Мысли хаотично роились в голове, а сердце мерно колотилось в груди. Она не вполне сознавала, не могла поверить, что может сидеть и просто пить чай, чтобы унять саднящую боль в горле, когда внутри бурлит водоворот. Она пела. Нет, она была едина с музыкой. В один прекрасный момент, когда её голос взлетел до нереальных высот, она, Эмма Свон, девушка, которая всегда боялась петь слишком громко, оказалась будто создана из чистой музыки. Она срывалась с кончиков пальцев, из саднящего горла, Эмме на миг показалось, что воспарило все тело, не только голос.       Эмма вздохнула и сделала еще глоток из чашки. Горло саднило. Лечение чаем не помогло. По-хорошему, ей сегодня стоит отдохнуть. Она скажет Мэл, что у неё болит горло. И это не будет обманом. У кого угодно может заболеть горло. Эмме же не придется рассказывать, по какой причине оно так заболело. Но если бы кто узнал… Эмма тихонько фыркнула про себя. Если бы её друзья узнали, что она занималась с Призраком Оперы. Если бы они узнали, до каких высот Регина прошлой ночью довела её голос. Но, разумеется, никто не узнает. Это секрет. Сейчас больше, чем когда бы то ни было. Секрет, оставивший у Эммы воспоминание о покалывании во всем теле. Такое же она чувствовала в животе прошлой ночью. Что это вообще было? Эмма не знала. Но знала, что чувствовала себя… другой. Она не знала, какой и почему. Это чувство было хрупким, но настойчивым. Что-то стало другим.       Что-то изменилось. Она сама изменилась.       Эмма на мгновение прикрыла глаза. Тут же перед внутренним взором предстала Регина. Вот её длинные пальцы плавно и ловко порхают по клавишам. Вот она ходит туда-сюда, заставляя Эмму петь. Вот она развернула Эмму за плечи лицом от себя, пока та пела.       Регина то, Регина се.       Эмма покачала головой. Что, черт возьми, с ней происходит? Почему она не может перестать думать о Регине? Она всем сердцем хотела вернуться в логово и остаться до вечера. Она стояла в последнем ряду хора. Никто бы не заметил её уход. Она бы ничего не просила у Регины. Никаких уроков. Никаких разговоров. Она бы сидела тихо, как мышка, просто глядя, как Регина сочиняет музыку. Если она её сейчас сочиняет, конечно. Может, она спать пошла. А может, ушла из логова. Кто знает, вдруг она сейчас в опере. Или снаружи. Эмма на миг задумалась. Выходила ли Регина когда−нибудь на улицу? Туда, за пределы здания оперы? Наверняка. Не свалилась же она с неба в Оперу Гарнье. У неё же была какая-то жизнь прежде. Детство. Семья. Но где они? Кто они? И… кто Регина? А и в самом деле, кто такая Регина?       Эмма снова отпила из чашки и почувствовала, как глоток отозвался болью в горле. У неё вновь было множество вопросов. Это дело привычное, а вот то, что она попытается вечером задать хоть один из них Регине, было в новинку. Эмма странным образом чувствовала себя вправе задать вопрос Регине. Вчера вечером они будто перешли некую черту. Не в плохом смысле. Просто Эмма чутко отреагировала на новые отношения учителя и ученицы. Возможно, это наивно, но она надеялась, что вчерашний урок что-то изменил между ними. Возможно, дело в том, что ей удалось доказать, что она достойна стать новой ученицей Призрака, и поэтому ей дозволено узнать учителя чуточку лучше. Она вновь отпила из чашки. Может, она ведет себя глупо. Возможно, более близкое знакомство с невероятной наставницей – не более, чем просто смелые мечты. Но Эмма всегда была оптимисткой. И собиралась задать вопрос Регине вечером. Только один. И если ответа не будет… Что ж, она будет разочарована, но не станет настаивать. Она не хочет сердить Регину. Эмма терпеть не могла, когда Регина злилась. Но вчера она не сердилась. Она была резкой, но не злой. И теперь, поразмыслив, Эмма уверена: в глазах Регины было кое-что еще. На короткое мгновение, но все же. Это промелькнуло, когда Эмма пела и шла ей навстречу. Регина смотрела на неё и в то же время не на неё. Будто она видела не Эмму, а кого-то другого.       Эмма крепко сжала чашку пальцами. Догадаться, кого видела Регина, было совсем несложно…       Эмма вздохнула почти с облегчением, когда остальные проснулись и настало время завтрака, хотя есть ей не хотелось. Она больше ковырялась в тарелке. Желудок скрутило, в голове роились мысли. Она не могла перестать думать о событиях прошлой ночи. А том, как она пела. О словах Регины. Может, она просто подзадоривала Эмму, как и сказала, но она назвала её «ангелом музыки». «Пой, мой Ангел Музыки». Слова эхом отзывались в мозгу Эммы, перекрывая любые звуки. Она не слышала болтовню других хористов. По крайней мере, пока Лили не толкнула её локотком под ребра и не окликнула: − Эм?       Её оклик немедленно и безжалостно вернул Эмму к реальности. − А? – отозвалась она, возможно, слегка раздраженно. Она была еще не готова покинуть логово. − С тобой все в порядке? – спросила Лили. − Конечно, − слишком поспешно ответила Эмма. – С чего бы мне быть не в порядке? − Ты покраснела, − приподняла бровь Лили. − В самом деле, − поддакнула Белль. – Тебе жарко?       Эмме и впрямь было жарковато. Но не в том смысле, который имела в виду Белль. Жарковато ей было на свой лад. Ведь её обуревали запретные мысли. − Нет, − солгала Эмма. – Я нормально себя чувствую, − она тут же ощутила новую волну румянца на щеках. На сей раз из-за обмана. Не из-за чего-то другого. Слава богу. − Ты уверена? – наседала Лили. – Я заметила, ты сегодня слегка охрипла. − Ой. В горле першит.       Тут она не соврала. − Понятно, − кивнула Лили. – Может, тебе сегодня лучше передохнуть? − Пожалуй, да, − нетерпеливо отозвалась Эмма. Петь она не могла. Из-за горла. А еще из-за мыслей. Она не могла сосредоточиться. После того, как раскрылся её голос вчера, пение в хоре казалось совершенно бессмысленным. Да, сегодня она будет думать о событиях минувшего вечера. А завтра все будет как прежде, и она вновь будет рада стоять в последнем ряду хора. По крайней мере, она на это надеялась. − Ты не голодна? – ласково спросила Белль.       Эмма моргнула. И лишь сейчас заметила, что продолжает ковыряться в тарелке вместо того, чтобы поесть. Она поняла, что нужно взять себя в руки, пока никто не заметил её слишком уж странного поведения. Она поспешно съела завтрак и обратила внимание, что горло все еще болит. Но её это ничуть не огорчило. Ей эта боль… нравилась. Она обнаружила, что эта боль почти приятна…       Эмма полностью пропустила занятия. Нет, физически она присутствовала, но мысленно была в логове и пела для Призрака Оперы. Она вновь считала часы до побега сквозь зеркало. Она стояла на своем месте сзади. Рядом с Лили, которая пела и не обращала внимания на молчание Эммы. К счастью, Малена тоже. И мистер Голд, присутствовавший сегодня на репетиции. Все были больше сосредоточены на соло Руби. Эмму это очень устраивало. Петь она не могла. У неё болело горло. Но это была не единственная причина. Когда она думала о пении в хоре, в голове вспыхивало воспоминание о вчерашнем уроке. Оно продолжало крутиться, становясь все острее каждый раз. Теперь Эмма была уверена, что вспомнила, как Регина подняла её и отнесла в лодку-кровать. Наверняка это воображение сыграло злую шутку. Она лишилась чувств, едва ей удалось взять самую высокую ноту. Но чувств она лишилась на руках Регины. Буквально. И от этой мысли сердце в груди забилось чуточку быстрее.       Эмма наблюдала со своего места за выступлением Руби. Со временем учителя все больше внимания уделяли ей. Ведь все внимание на концерте, который состоится через пять месяцев, будет устремлено на неё. Эмму это вполне устраивало. Когда все заняты Руби, она могла спокойно мечтать наяву и перенестись обратно в логово. Когда она закрывала глаза, то видела логово. Свечи. Голые стены. И странное, похожее на трон кресло. Плащ из перьев, часто валявшийся на полу. Тот самый плащ, которым была укрыта Эмма, когда проснулась в кровати-лодке. Эмма не могла перестать думать об этом. Регина могла бы просто бросить её лежать на полу, но не сделала этого. Она уже второй раз отнесла её в постель, и Эмма остро это сознавала. Сперва Регина принесла её в спальню в общежитии, а вчера уложила в собственную кровать в логове. Почему не положила на одеялах в углу, задавалась вопросом Эмма. Это было бы вполне в духе Регины. Она могла бы оставить Эмму на одеялах и улечься в кровать-лодку. Но вместо этого уложила в кровать Эмму. Это было проявление доброты. Может, Регина часто делала вид, что скучает и ей ни до чего нет дела, но была у неё и другая сторона. Добрее. Даже мягче. Эмма вспомнила, как Регина сжала её руки вчера вечером, когда Эмма изо всех сил пыталась взять последнюю, невероятно высокую ноту. Это тоже была доброта, не просто подначка.       Мысль о руках Регины, сжимавших её ладони, еще сильнее отвлекала Эмму, и она напомнила себе, что она присутствует на репетиции. Надо хотя бы сделать вид, что она интересуется происходящим, пусть на самом деле это далеко не так. Никогда прежде ей не было так не интересно петь с хором, как сегодня. Голос Регины наполнил её душу странным, сладостным звуком, в голове у неё все еще звучала музыка. Её душа по-прежнему витала в логове Призрака Оперы.       Репетиция была бы совершенно невыносимой, если бы она не заметила какое-то движение в пятой ложе. Тень, но не совсем. Занавес едва заметно колыхнулся. Конечно, Эмма знала, что это за тень. Они были не одни. У неё волосы встали дыбом, она это почувствовала. По телу побежали мурашки – реакция на Регину. Эмма даже убедила себя в том, что если закроет глаза и сосредоточится, то ощутит очень, очень слабый аромат роз. Конечно, не ощутит. Конечно, это лишь разум, игравший злые шутки, но она была уверена: Регина здесь. Занавес в пятой ложе продолжал колыхаться, пару раз Эмма была уверена, что ей удалось нечто разглядеть. Прядь черных волос или белую маску. Неужели это опять игры разума? Возможно. Но Эмма предпочитала верить, что ей удалось заметить Регину. Или того лучше: Регина намеренно позволила Эмме мельком её увидеть. Да, Эмме понравилась эта мысль. Это только их с Региной. Их секрет.       Эмма моргнула, вдруг кое-что осознав. Регина была здесь. Она видела, как они репетируют, слышала, как они поют. А Эмма не пела. Это было ужасно! Эмма много говорила о желании доказать, что ей по силам чувствовать музыку и она достойна стать новой ученицей Регины. И теперь в присутствии Регины она стояла неподвижно и даже не пела. Вдруг Регина решит, что Эмма все-таки не «её» ученица. Боже упаси! Эмма открыла рот, беззвучно помолилась, чтобы саднящее горло не подвело, и принялась петь. Четко, жемчужно и без дрожи. Горло, может, и болело, но приобретенные вчера умения остались при ней. Голос прекрасно функционировал. Присутствие Регины в ложе раззадоривало, голос будто стал громче и яснее, чем прежде. Эмма почувствовала на себе чей-то взгляд. Лили. Руби. Киллиана. И Мэл. − Очень хорошо, Эмма, − чуть удивленно похвалила светловолосая учительница. Эмма покраснела. Конечно. – Продолжай в том же духе, − с улыбкой добавила Малена.       Эмма покраснела еще сильнее. У неё было ужасное чувство, что взгляды присутствующих, включая мистера Голда, устремлены на неё. Может, она пела слишком громко? Не надо было. Она ведь хористка. Вот Руби сольная певица. Эмме вовсе незачем пытаться затмить её. Да она и не могла, конечно.       Она продолжила петь, но уже тише. И голову опустила.       Вечером Эмма стремительно бежала по темному туннелю. Она так торопилась, что забыла свечу. Но сегодня она не боялась темноты. Сегодня ей просто не терпелось. Она хотела как можно скорее вернуться в логово. При себе у неё была целая тарелка еды для Регины. И шоколадные батончики.       Но у входа она остановилась как вкопанная и прислушалась. Только одно могло её остановить. Регина пела. И играла на фортепиано.       Эмма не узнавала мелодию, но от текста раскрыла рот. − ’Oh, you are music! Beautiful music, and you are light to me! – этот богатый, бархатистый меццо-сопрано преследовал Эмму целый день. У неё вновь волосы встали дыбом. Сегодня Регина полностью соответствовала своему имени. Призрак в опере. Её голос был почти неземным. Гипнотическим. У Эммы пересохло в горле, ладони тут же вспотели. − ’Oh, you are music! Moonbeams of music, and you are light to.... me.’ – глубокий вздох, а потом: − Я закончила песню. Таким должен был быть финал. Жаль, что тебе не довелось услышать, − звуки фортепиано прекратились, Регина, кажется, встала, прошлась по логову и заговорила сама с собой: − Кристина Даэ… Боги улыбались, когда создавали тебя. О, Кристина… − её голос затих, и Эмма неожиданно ощутила укол грусти внутри. Регина казалась такой… одинокой. В горле Эммы образовался ком, она поспешно вошла в логово и произнесла: − Регина, я принесла тебе… − Стой! – голос Регины был резким, как удар хлыста. – Не приближайся!       Эмма отступила на несколько шагов, совершенно сбитая с толку резким ответом. Она никак не могла знать, что Эмма на минуту задержалась в туннеле и услышала лишнее. Оправившись от удивления, она все же сделала шаг навстречу… − Что… − Я сказала – не приближайся! – с усмешкой вновь оборвала Регина. − Что я сделала? – прошептала Эмма, теперь искренне обиженная таким приемом. − Отвернись, − велела Регина.       Уже не так зло. Но теперь в её голосе можно было разобрать и кое-что еще. Нотку уязвимости, прежде Эмме незнакомую. И это сбивало с толку. Она не понимала, почему должна отвернуться. Но потом она увидела, что лежало на фортепиано. Белая полумаска Регины. А сама Регина стояла в центре логова. Она повернулась к Эмме спиной, но Эмма могла видеть, как она прикрыла ладонями половину лица. Она явно отчаянно пыталась его скрыть. И Эмма ничего не увидела. Лицо Регины было скрыто руками и густой завесой черных волос. − Пожалуйста, отвернись, − сказала Регина. Теперь тихо. Почти грустно. И заранее зная, что Эмма еще не исполнила её приказ.       Сердце Эммы разбилось на мириады осколков. Регина говорит «Пожалуйста». Регина кажется такой расстроенной, уязвимой и… отчаявшейся. Эмма никогда прежде этого не слышала. Регина явно боялась, что Эмма увидит её лицо. Это Эмму тоже опечалило, на мгновение она ощутила волну любопытства, но тут же раздавила её, как жука сапогом. Её абсолютно не касалось, как выглядит Регина без маски. Но касалась внезапная паника Регины, ведь Эмма фактически ворвалась без стука. Логово – дом Регины, почему-то Эмма об этом вечно забывала. Она забыла, что не может приходить и уходить, когда ей заблагорассудится. Она напугала Регину и поставила её в неловкое положение. И теперь хотела исправить. Вместо того, чтобы отвернуться, Эмма поставила на каменный пол тарелку с едой и подошла к фортепиано. Она осторожно приподняла маску. На ощупь она была на удивление холодной. Холодной и гладкой. − Что ты делаешь? – резко спросила Регина, все еще стоя к Эмме спиной. Она не могла видеть, что происходит, но, разумеется, слышала шаги Эммы. – Я же сказала – отвернись! Не заставляй меня повторять! − Я хочу как лучше, − осторожно сказала Эмма, подойдя к Регине с маской. – Как лучше. Я просто… Просто подумала, лучше будет, если я… − у неё закончились слова, но это было неважно. Она осторожно протянула Регине белую полумаску.       Регина все еще стояла спиной к Эмме и не могла увидеть этот жест. Эмма тихонько кашлянула: − Регина? − Что? – огрызнулась та. – Если ты думаешь, что я обернусь, то… − Нет, − теперь Эмма перебила её. – Я просто… − она сглотнула. – Вот. – Она осторожно ткнула белой полумаской в ладонь Регины и ощутила дрожь руки Регины. – Все хорошо, − заверила Эмма. – Обещаю, что не стану смотреть.       Регина резко выхватила маску у неё из рук. − Отвернись, − тупо повторила она.       На сей раз Эмма послушалась и отвернулась. Она не отрывала взгляд от стены, позади были слышны шаги Регины. Она никогда бы не предала Регину и не повернулась. Неважно, любопытно ей там или нет.       Через несколько секунд Эмма услышала, как Регина откашлялась и спросила: − Что ты мне сегодня принесла? − Пюре и стейк, − ответила Эмма. − Хм. Неплохо. − Можно... Теперь можно повернуться? – осторожно спросила Эмма. − Да.       Эмма развернулась. Регина стояла там же. Только теперь лицом к лицу к Эмме. И половина лица была скрыта белой полумаской. Она была одета в то же черное платье, а шея была по-прежнему повязана красным шарфом. На миг показалось, что она погрузилась в свои мысли, но тут же развернулась и подошла к стоящей на полу тарелке. Подняла её и уселась на одну из маленьких ступенек, ведущих к лодочной кровати, как обычно. Молча принялась за еду, а Эмма стояла, не зная, что сказать. Хотела нарушить молчание, пока оно не стало совсем уж неловким, и спросила: − Ты в порядке?       На лице Регины промелькнуло выражение недоверия. Затем она сухо рассмеялась. − Ты же не просто так спрашиваешь, маленькая пташка? − Просто… ты никогда не снимаешь свою… − Эмма осеклась и сглотнула.       Регина вновь рассмеялась. На сей раз с прохладцей. − Она к лицу не пришита. − Знаю, просто… − Это не твое дело, − отмахнулась Регина, продолжив есть пюре. – Ты так и будешь там стоять или будешь петь? − Ты же сказала, что сегодня урока не будет, − напомнила своей учительнице Эмма. − И что? Ты вдруг потеряла голос, малышка Свон? Могу поклясться, днем все было в порядке.       Эмма не позволила себя отвлечь, хотя Регина только что прямо призналась, что присутствовала на последней репетиции. − Я подумала, мы могли бы… поговорить? − Поговорить? – повторила Регина и недоверчиво покосилась на неё. – О чем, черт возьми, нам говорить? − Ну… − Эмма подошла и уселась на ступеньку. На разумном расстоянии от Регины, конечно. – Может, я бы узнала что-нибудь о… тебе. − Обо мне? – усмехнулась Регина. – Это вряд ли. − Почему нет? – спросила Эмма. – Тебе многое обо мне известно. − Вовсе нет. − Да. Ты знаешь, что я родилась в штате Мэн и, пока не переехала сюда, не выезжала за пределы США. Тебе известно, что я единственный ребенок в семье и едва не отказалась от поездки в Париж потому, что боялась вырваться из зоны комфорта, − скороговоркой подытожила Эмма все, что рассказывала Регине о себе. − И ты считаешь, это дает тебе право узнать кое-что и обо мне? – поинтересовалась Регина. − Нет, просто я подумала, что, раз мы подруги… − Подруги, − тупо повторила Регина. – Ты считаешь, мы – подруги? − Ну… да? По крайней мере, я на это надеялась, − честно призналась Эмма. – Конечно, я не уверена, у меня так себе получается заводить друзей… − Очевидно, − сухо ответила Регина. – Наверху полно ровесников, а ты выбираешь в подруги женщину из катакомб. Я беспокоюсь за твой рассудок, малышка Свон. − Сколько тебе лет? – выпалила Эмма, задетая комментарием о «ровесниках». − Грубо, − не моргнув глазом, ответила Регина.       Эмма тут же слегка съежилась. − Э-э, прости, просто мне стало любопытно. Но я не буду спрашивать. Я понимаю, почему ты сказала… − Я не знаю. − Что? – моргнула Эмма. − Я не знаю, − медленно повторила Регина. Она не смотрела на Эмму. Её взгляд был устремлен в тарелку с едой на коленях. − Ты… не знаешь, сколько тебе лет? – переспросила Эмма. Такой ответ её ошеломил и вызвал нотку грусти. Регина не знала свой возраст? Неужели она никогда не отмечала свой день рождения? − По крайней мере, я не уверена, − пожала плечами Регина. – Полагаю, мне либо под тридцать, либо чуть за тридцать. Между двадцатью пятью и тридцатью пятью, если уж дать пространство для маневра. − И ты не знаешь, когда у тебя день рождения? – спросила Эмма. − 14 февраля, − без запинки ответила Регина. − О, здорово! Хотя бы ты знаешь, когда…       Её прервал смех Регины. − Это не настоящая дата, малышка Свон. Это Кристина придумала. Её тоже шокировало в свое время, что я не знаю дату своего рождения. − Ой, − тихо выдохнула Эмма. − Кристина была очень изобретательна. И решила, что это неправильно, что я не знаю, когда у меня день рождения.       Эмма наклонила голову и взглянула на Регину. − Ты никогда не праздновала день рождения? − Мое рождение не стоило празднования. − Кто это сказал?       Призрак не ответила. Вместо этого она добавила: − Вообще-то однажды праздновала. С Кристиной. Она принесла мне торт. Это было мило.       Эмма кивнула. Это она могла представить. − Мило с её стороны. − Такой уж она была, − просто ответила Регина. – Внимательной. А еще она – единственный человек, проявлявший ко мне хоть каплю доброты. Она видела мое одиночество.       Не единственный, про себя подумала Эмма, но не стала говорить вслух. Вместо этого она спросила: − А… а твои родители? − У меня нет родителей. − У всех есть родители, − возразила Эмма. − Нет. Не у всех. И если ты в самом деле хочешь как лучше, то больше не станешь меня о них спрашивать. − Извини, − тут же сказала Эмма. – Я просто пытаюсь получше тебя узнать.       Регина усмехнулась и дотронулась по красного шарфа. Этот жест был исполнен такой мягкости и нежности, что Эмма не удержалась от вопроса: − Откуда он у тебя? − Это подарок Кристины, − легко ответила Регина и с усмешкой добавила: − Она почему-то вбила себе в голову, что я здесь замерзаю. − Мило с её стороны, − повторила Эмма. − Да. А теперь спой для меня.       От этих слов у Эммы по спине побежали мурашки и, конечно, она исполнила просьбу Регины. Спела. В итоге она выбрала «Think of Me», песня ей нравилась, каждое слово навсегда запечатлелось в памяти.       Пока она пела, Регина заканчивала ужин. Она слушала, прикрыв глаза, и, хотя впечатления от прошлого урока были невероятными, Эмма обнаружила, что так тоже очень интересно. Просто сидеть на полу и петь для Регины. Ей определенно хотелось повторить. Может, завтра, если Регина разрешит. Но сейчас Эмма просто наслаждалась моментом, она сидела на полу и пела для своей учительницы. Пела для Призрака Оперы. Несмотря на напряжение прошлой ночью, голос Эммы по-прежнему был чист как колокольчик и легко порхал по логову, как стремящаяся к небу бабочка.       Когда Эмма закончила, Регина чуть улыбнулась, не открывая глаз. − Хорошо. − Ты правда так считаешь? – Эмме было нужно спросить.       Регина ничего не ответила. Вместо этого она сменила тему: − Сегодня ты задала уйму вопросов, малышка Свон.       Эмма почувствовала, как краснеют кончики ушей. − Я знаю. Извини. − Возможно, я расскажу тебе свою историю, − продолжила Регина. – Когда-нибудь. − Я бы этого хотела.       Регина открыла глаза, слегка улыбнулась и обвела пальцем белую полумаску. − Это ты сейчас так говоришь, малышка Свон. − Неужели так трудно поверить в то, что я хочу тебя получше узнать? − Нет, в твоем любопытстве я не сомневалась никогда. И никогда не спрашивала, часто ли ты плачешь. − Что ты хочешь сказать? – тихо спросила Эмма. − Что моя история не из счастливых. Но, уверена, видя, где я живу, ты об этом уже и сама догадалась, − произнесла Регина, намотав на палец прядь длинных черных волос. Почти рассеянно.       Да, Эмма догадалась. Конечно, история Регины счастливой не была. Конечно, она неспроста стала Призраком Оперы. Пусть Эмма почти ничего не знала, она почувствовала, как внутри все сжалось. − ’Who is this prodigy, who sings to only me?’ – тихо зазвучал темный голос Регины. Он разнесся по логову, словно развевающаяся по ветру нить. Тихо и в то же время четко. − ’She is as innocent and natural as a rose. I’ll do her so much good, we two, I know we could, combine to make a perfect world. Far better than what’s outside...       Эмма придвинулась ближе к Призраку. Она ничего не могла с собой поделать. Вновь её очаровал голос Регины.       Бонусный факт: две песни, которые поет Регина – «You Are Music» и «Home» были позаимствованы из «Phantom: The American Musical». Автор музыки и текстов – Мори Йестон, автор книги – Артур Копит. Мюзикл впервые был поставлен в 1991 году, в Хьюстоне, штат Техас. В роли Призрака − Ричард Уайт, в роли Кристины – Глория Крэмптон.