Призрак Оперы

      Эмма переодевалась будто во сне – все движения были механическими. В ванной она дрожащими руками сжала зубную щетку, почистила зубы и, наконец, взглянула на свое отражение в зеркале, чтобы смыть макияж. Её зеленые глаза казались расширенными. Огромными и испуганными. Смыв макияж, Эмма вновь надела очки и отвернулась от зеркала. Как зомби, подошла к кровати и легла. Даже не обратив внимания, удобно ли ей. Схватила книжку с маленькой полки. Наугад. Ей было все равно. На название она даже не взглянула.       Открыв книгу, она взглянула на текст. Но сосредоточиться не получалось. Никак. Как бы она ни пыталась притвориться, что это обычный вечер, она понимала, что это ложь. Пульс до сих пор стучал аж в голове. А сердце бешено колотилось. Она еще не до конца восстановила дыхание и чувствовала покалывание на коже. Глаза щипало.       Эмма Свон боялась.       Голос Призрака все еще отдавался эхом у неё в ушах. Призрак была похожа на разъяренную пантеру. На дикого зверя, готового к прыжку. Пальцами она, словно когтями, вцепилась в Эмму. В ванной она осмотрела плечо и увидела красные следы от пальцев. Её лицо было искажено гримасой безудержного гнева, когда она называла Эмму «маленькой любопытной Пандорой» и «маленькой гадюкой». Эмму так никогда никто не называл. На неё вообще никто не кричал. Само собой, она плакала. Можно ли отреагировать иначе, когда так кричат?       Поначалу Эмма, лежа на кровати и бездумно листая книгу, предавалась жалости к себе. Но потом возникли и другие чувства. Смущение. Вместо того, чтобы разрыдаться и выбежать из логова, ей надо было хотя бы попытаться извиниться перед Призраком.       Чувство вины. Занавес или не занавес, она не имела никакого права входить в ту комнату. Ясно же, что она принадлежала Призраку, и Эмме не нужно было нарушать её уединение. А потом еще дневник… Читать дневник Кристины Даэ Эмме вообще не надо было. В конце концов, дневник на то и есть дневник, это личное. Не для Эммы он велся, и теперь она ругала себя за глупость и любопытство. Отношения Эммы с Призраком медленно, но неуклонно начинали напоминать дружбу. А теперь Эмма все разрушила, сунув нос куда не надо. Неудивительно, что Призрак разозлилась. Неудивительно, что она кричала. И вместо того, чтобы искренне извиниться, Эмма разрыдалась и убежала. Как глупая, испуганная маленькая девочка, коей она и была.       Эмма швырнула книгу в ближайшую стену. Она могла себе это позволить. В общежитии, кроме неё, почти никого не было. Боже, как она жалела, что вообще полезла в историю Призрака. И Кристины.       Дневник Кристины. Одежда Кристины. Заколка для волос Кристины. В той комнате было так много вещей Кристины, что Эмма задалась вопросом, не Кристины ли это комната. А что, если она…       Жила там? Мысль казалась странной, но почему там было так много её вещей? Одежда и заколка для волос наводили на мысль о постоянном пребывании.       Эмма потерла виски и вспомнила записи Кристины из дневника. О том, как умер отец и она проделала долгий путь из Швеции в Париж. Какой одинокой она себя чувствовала. Как ощущала чье-то присутствие, когда была у себя в комнате или в склепе. Как в ней проснулось любопытство и захотелось узнать больше. Как «присутствие» в итоге стало успокаивающим. Как от неё ждали хорошего пения или игры на музыкальном инструменте лишь потому, что она была дочерью Гюстава Даэ. Как другие студенты обзывали её «старой ржавой дверной петлей» и издевались над ней потому, что она не умела петь. Как она расстроилась, а потом кое-что услышала. Призрака Оперы. Ангела музыки. Она… Она отнеслась к Кристине по-доброму и мягко успокаивала, когда та плакала. И Кристина не испугалась. Она описала голос Призрака как «неземной». Ангельский.       Сколь бы виноватой Эмма ни чувствовала себя из-за того, что сунула нос в историю Призрака и Кристины, она не могла не злиться из-за того, что не успела прочитать еще. Что было дальше? Неужели Кристина нашла Призрака? Или Призрак сама явилась Кристине? Может, она использовала тот же трюк с полузакрытым зеркалом? Эмма молча ругала себя. Может, не будь она «маленькой любопытной Пандорой», Призрак бы сама ей рассказала. Поделилась бы с ней этой историей от начала и до конца.       Но теперь шансов на это не было никаких. Потому, что Эмма все испортила. Позволила любопытству одержать верх и чувствовала себя ужасно виноватой из-за этого. Несмотря на всю свою язвительность, Призрак была добра к ней. Не самый разговорчивый человек на свете, но когда, наконец, она говорила, слушать её всегда было интересно. Она даже дала Эмме совет как улучшить вокальную технику. И чем Эмма ей отплатила? Шнырянием по её личному пространству. Она обманула оказанное доверие в тот момент, когда вошла в ту комнату.       Эмма сглотнула ком в горле, в глазах вновь защипало. На сей раз по совсем другим причинам. Будто чувство вины сжимало горло и струилось из глаз. Как же все исправить? Призрак больше никогда не впустит её в свое логово, Эмма была в этом уверена.       Она не знала, сколько пролежала в кровати, не шевелясь, с книгой на коленях, но невольно подскочила, услышав в коридоре веселую болтовню и смех. Хористы вернулись из города. Значит, сейчас не так поздно, как ей казалось. Она молча слушала, как Руби, Белль и Лили и другие хористы носятся по общежитию, а Малена пытается навести порядок. И велит всем идти спать. Она сказала, что через десять минут отбой. Естественно, все еще больше засуетились. Похоже, никому не хотелось спать. Возможно, так на них подействовала поездка в город.       Но вскоре Эмма услышала, как захлопнулась дверь последней комнаты и наступила тишина. Ну, почти. В голове у неё все еще раздавались крики Призрака: «Будь ты проклята! Маленькая любопытная Пандора! Маленькая демоница! Думаешь, у тебя есть право всюду рыскать? Маленькая лживая Далила! Маленькая гадюка! В следующий раз ты об этом пожалеешь!» Резкие слова. Ядовитые, их яд пожирал Эмму. Слова, которые довели её до слез. Слова, сказанные в порыве гнева. Но теперь, когда Эмма немного успокоилась и оправилась от пережитого шока и ужаса, она вспомнила, что видела в глазах Призрака не только гнев. Была там еще и печаль. Да. Эмма, читающая дневник Кристины, расстроила Призрака. Эмма, вошедшая в ту комнату, тоже расстроила Призрака. В комнате все было нетронутым. Ночная рубашка и лиф на кровати-лодке. Розовая заколка для волос. Все выглядело немного пыльным. Даже полуспрятанный дневник. Будто к вещам долгое время не прикасались. На протяжении нескольких лет. Очень похоже на то. Может, Призрак никогда не прикасалась к вещам Кристины. Они были подругами. Теперь Эмма была в этом уверена. Призрак и Кристина были подругами. А Эмма ворвалась в комнату и рылась в вещах Кристины, как… Как маленькая любопытная Пандора. В точности как сказала Призрак.       Эмме стало не по себе, она почувствовала горький привкус во рту. Вкус вины. Как она могла так поступить с женщиной, которая, пусть на свой лад, но была добра к ней? Как она могла поступиться всем ради любопытства? До совершения этой ошибки она думала – надеялась – что они с Призраком смогут стать подругами. И дело было не столько в завоевании доверия Призрака ради того, чтобы узнать, что случилось с Кристиной. Эмме просто хотелось подружиться с таинственной женщиной в маске, которая жила под землей. Её интерес был искренним. Она хотела подружиться с Призраком Оперы не ради тайных мотивов. Но теперь Призрак наверняка решит, что это не так. Что Эмма все это время лишь выжидала подходящей возможности порыскать вокруг.       Эмма вновь почувствовала, что вот-вот расплачется. Это невозможно исправить. Завтра вечером она увидит, что зеркало в склепе заблокировано, и на этом все закончится. Она никогда больше не увидит Призрака, и от этой мысли ей стало жутко грустно. Но это еще не все. Её рюкзак, в котором хранились её вещи и записи, так и остался валяться в подземном логове. В спешке она его забыла, спасаясь от гнева Призрака. В стремлении избежать столкновения со случившимся. Как объяснить исчезновение записей? А школьных учебников? Она не могла просто сказать, что потеряла рюкзак. В это никто не поверит. Если она скажет, что где-то его оставила и забыла где, все в общежитии будут считать её форменной идиоткой.       Эмма вздохнула. Она и была форменной идиоткой. Законченной. Если бы только она осталась вместо того, чтобы сбежать. Если бы ей хватило смелости не убежать, когда Призрак выгнала её из логова.       Может, тогда она смогла бы извиниться. Извиниться за свое поведение, а не попытаться его оправдать. Поскольку её поступкам не было оправдания. Призрак впустила Эмму в свой дом. Эмма отплатила ей тем, что принялась рыться в чужих вещах. Она провела рукой по волосам. Если бы она не увидела, что занавес не задернут, этого бы никогда не произошло. Её бы не выгнали из логова, и она бы не чувствовала себя так ужасно. Вместо этого Эмма легла бы спать с улыбкой на устах и прокручивая в голове одну из песен, которые напевала Призрак. На другой день она бы проснулась в приподнятом настроении и с нетерпением бы ждала новой встречи. А теперь все разрушено лишь потому, что ей вздумалось поиграть в Шерлока Холмса. Эмма усмехнулась. Она не Шерлок Холмс. Она просто глупая маленькая девочка, не сумевшая сдержать свое неуемное любопытство. На что она вообще надеялась, читая дневник? Не похоже, что Кристина Даэ писала его из могилы.       Эмма взглянула на будильник на прикроватной тумбочке. Было уже довольно поздно. Завтра репетиция начнется утром, ей нужно прийти в норму. Боже, как вообще сосредоточиться на завтрашнем пении? Как заставить голос звучать громче, когда она чувствует себя хуже некуда? Может, это цена за то, что она натворила. Неспособность петь.       Нет, сказала себе Эмма. Это не цена на содеянное. Ценой стало осознание того, что она лишилась крыльев, на которых влетала в логово Призрака. Утрата гордости, которой наполнилось её сердце, когда она услышала свое пение в логове. Особое чувство внутри, когда Призрак пела ей на прощание. Вот, что она потеряла. Такова была цена за ее глупость.       Уже поздно. Хватит сидеть, уставившись в одну точку в темноте. Завтра от того, что она сейчас не выспится, пользы не будет никакой. Эмма с трудом размяла затекшие конечности и кое-как залезла под одеяло. Постель была холодной, а одеяло странно душило. Она была безумно зла на себя. Она злилась, что не смогла устоять перед искушением. Но больше она не боялась Призрака. Теперь Эмма считала, что реакция Призрака была совершенно адекватной. Ведь она была права, Эмме незачем было совать нос не в свое дело. Она перевернулась на спину и уставилась в темный потолок. Она не боялась, что Призрак наведается в её комнату, чтобы «завершить начатое». Да, она была зла, но отпустила Эмму, едва та сказала: «Пожалуйста, не делай мне больно». А ведь могла продолжить. Могла бы хорошенько встряхнуть или даже толкнуть Эмму на твердый каменный пол, но не сделала этого. Она отпустила её.       Эмма про себя отметила, что это многое говорит о характере Призрака. И Кристина в своем дневнике не описывала её как опасного человека. Она писала, что Призрак нежна и добра. Это не тот человек, который способен причинить вред. Эмме ведь сегодня не навредили. Напугали, да, на плечах осталась пара царапин, но вреда Призрак ей не причинила. Не стала.       Эмма фыркнула в темноту. Теперь она была недовольна собой. Мысли все крутились и вертелись, рано или поздно она попросту сойдет с ума. Так было всегда. В итоге ей пришлось воспользоваться старым методом. Глубоко вдохнуть через нос. Задержать дыхание ненадолго. А потом выдохнуть через рот. Снова. Вдох через нос. И выдох через рот. Сосредоточиться лишь на том, как грудь равномерно поднимается и опускается в такт дыханию. Это было не очень сложно, но очень эффективно. Когда Эмма была младше, мама научила её этому способу. Лежа в постели и сосредоточившись на дыхании, Эмма думала о своих любящих родителях из штата Мэн. В последнее время она нечасто им звонила. Может, завтра она это исправит. Позвонит родителям и будет долго с ними говорить. Это не их вина, что, когда Эмма с ними говорит, она чувствует себя маленькой девочкой. Дело было в их манере общения, которая с годами раздражала её все сильнее. Ведь больше она не маленькая девочка.       Эмма постаралась не думать ни о чем раздражающем. Тело становилось все тяжелее. Тяжелее и тяжелее…       Будильник на прикроватной тумбочке Эммы показывал три, когда она проснулась. Серьезно? Сперва Эмма не поняла, почему проснулась среди ночи. Ей это не снилось. Ей даже кошмар не приснился. Она просто взяла и проснулась. А потом она что-то услышала. Легкое шарканье. Эмма села в постели и навострила уши. Шарканье доносилась из-за зеркала. В этом не было никаких сомнений. Эмма ждала, сердце бешено колотилось в груди, ладони мгновенно вспотели. Приходила ли Призрак в её комнату? Хотела ли, чтобы Эмма вновь почувствовала вкус её гнева? Может, Призрак просто выжидала, пока станет достаточно поздно. Может, она хотела прийти, пока Эмма спит. Сейчас она испытывала смесь тревоги и возбуждения. Сильнее всего она хотела, чтобы Призрак пришла, чтобы Эмма могла извиниться.       Когда она увидела, что старое зеркало отодвинули с той стороны, ей показалось, что сердце вот-вот разобьется о ребра. В любой момент… Она мысленно приготовилась вновь столкнуться с разъяренной Призраком. Но на этот раз она не заплачет и не испугается. Вместо этого она извинится. Это нужно было сделать еще тогда, когда Призрак поймала её с дневником. Она едва не сошла с ума, ожидая, что длинные пальцы Призрака обхватят зеркало. Вот-вот она его отодвинет. И пройдет сквозь зеркало. Ладони Эммы были влажными и липкими.       Но сквозь зеркало не показалась разгневанная Призрак. Эмма в замешательстве смотрела, как с той стороны вдруг появился её рюкзак. А мгновение спустя – книга, которую Призрак позаимствовала у неё. Честно говоря, Эмма глазам своим не верила. Призрак возвращала её вещи. Едва она осознала столь неожиданное развитие событий, зеркало вновь сдвинулось. Его ставили на место. У неё есть несколько мгновений, и вход будет закрыт. Эмма вскочила с кровати и бросилась к зеркалу. − Подожди! – взмолилась она. – Пожалуйста, подожди!       Было нечто трагикомическое в том, как зеркало замерло. Осталась крохотная щель, сквозь которую Эмма могла говорить. Маленькая, едва заметная. Эмма отчетливо слышала дыхание Призрака по ту сторону зеркала. На миг она подумала, не стоит ли отодвинуть зеркало и ворваться в образовавшийся вход. Но тут же взяла себя в руки. Не стала пытаться просунуть в щель пальцы и отодвинуть зеркало. Просто говорила. − Мне п-правда очень жаль! – она заикалась от волнения, но слова её были искренни. – Честное слово, мне безумно жаль! Ты совершенно права, я не имела права рыться в твоих вещах! И заходить к тебе в комнату! Я… Этому нет никаких оправданий. Я сглупила и пошла на поводу у любопытства, но обещаю, больше это никогда не повторится! – она судорожно глотала воздух после такой долгой речи.       Зеркало вновь сдвинулось. Медленно, чтобы закрыть оставшуюся щель. − Пожалуйста, не уходи! – умоляла Эмма. – Пожалуйста! Прости! Я искренне раскаиваюсь в случившемся! Я больше никогда не притронусь к твоим вещам. Или… или вещам Кристины. – Она едва прошептала это имя, и теперь попыталась собраться. – Прости меня! – выдохнула Эмма.       Она не знала, что еще сказать. С каждым разом эти два слова звучали все более пусто и бессмысленно, но как еще она могла извиниться? Какие еще слова сказать? Как еще выразить свое раскаяние? Она вновь услышала странный звук и теперь поняла, что это шорох платья Призрака. И какой-то скрежет на полу. Эмме не нужно было объяснять, что это за звук. Какой-то предмет двигали за зеркалом. То, что помешает Эмме пройти через зеркало. Эмма вновь запаниковала. Она не успела еще раз крикнуть: «Подожди!» − раздались шаги. Удаляющиеся от зеркала. − Подожди! – все же воскликнула она. – Пожалуйста, подожди!       Но было слишком поздно. Шаги становились все тише и тише, а потом и вовсе стихли. − Нет! – пробормотала Эмма, ощутив огромное искушение ударить кулаком по зеркалу. Это не могло вот так закончиться.       Эмма не хотела, чтобы это так закончилось. Мысль о потере кратковременной связи с Призраком Оперы кольнула её больнее, чем что-либо. Походы в логово Призрака стали важнее, чем она думала, и теперь она все испортила. Все. Призрак исчезла, зеркало было заблокировано. Несомненно, как и зеркало в склепе. Эмма отвернулась от зеркала и взглянула на свой школьный рюкзак. Присела на корточки и расстегнула. Все было на своих местах. Её нотные записи, карандаши, забытые резинки для волос, всё. На дне рюкзака она увидела бумажные полотенца, в которые заворачивала шоколадные батончики. Но еда исчезла. Значит, Призрак все съела. Это было хорошо.       По крайней мере, так думала Эмма. Взяла книгу и положила на прежнее место, на полку. Она собиралась принести Призраку другую, когда она дочитает, но теперь этому не бывать. Больше она не увидит Призрака. Эмме вновь стало не по себе. Все болело. Но поделать она ничего не могла.       Эмма дотащилась от зеркала до постели. Натянула одеяло и закрыла глаза. Но сейчас у неё почти не было надежды на сон. Она не могла перестать думать о Призраке. Она в ярости? Да, несомненно. Она вернула рюкзак и книгу лишь для того, чтобы у Эммы не было причин, чтобы попытаться вернуться в логово… ***       Естественно, когда наутро зазвонил будильник, Эмма чувствовала себя совершенно разбитой. Абсолютно никакой. Она кое-как выпнула себя из кровати в ванную. Душ ничуть не уменьшил ощущение подавленности. Она была как зомби под теплыми струями воды. Настолько, что даже не заметила, как из воды ушло тепло, и обратила на это внимание лишь когда она стала совсем холодной.       Эмма высушила волосы и заплела их в косу. Вышла из ванной, надела белое платье хористки и очки. Обулась в маленькие белоснежные балетки и невольно взглянула на ботинки, стоявшие у кровати, где она их бросила накануне. Эмма лишь сейчас обратила внимание, что на ковре появилось большое пятно. Прошлым вечером она бежала по воде в тоннеле. Она вздрогнула, вспомнив, как едва не свернула не туда. Она могла утонуть в озере. Мотнув головой, Эмма прогнала эту мысль. Она схватила серое платье, которое было на ней вчера. Подол был весь забрызган грязью. В ванной она попыталась оттереть пятна, но не слишком преуспела. Она решила, что стоит оставить платье отмокать в раковине на пару часов, чтобы свести пятна.       Схватив рюкзак, Эмма вышла из комнаты. В коридоре она почти сразу столкнулась с улыбающейся Лили. − Доброе утро, Эм. − Доброе, − Эмма изо всех сил постаралась улыбнуться в ответ. – Как прошел вчерашний поход в город? − Просто потрясающе! – взволнованно воскликнула Лили. – Надо было тебе пойти с нами. − Я неважно себя чувствовала, − сказала Эмма, про себя подумав, что лучше бы и правда сходила.       Если бы она отправилась в город… Или если бы она просто оставила еду в логове и снова ушла. Тогда бы ничего не произошло. Она бы не читала тот дневник, и Призрак бы не выгнала её из логова. Но, естественно, она не смогла устоять перед искушением. Она была прямо как любопытная Варвара из поговорки. − Ребят, чем вы занимались в городе? – спросила Эмма, вспомнив, что разговор с Лили завис на полуслове.       Лили охотно рассказала о ресторане, в котором им довелось поужинать, о прогулке по Парижу, о витринах. − Звучит заманчиво, − рассеянно произнесла Эмма.       Боже, как она жалела, что не пошла с ними, пусть и по другим причинам. − В следующий раз обязательно сходи с нами, − настаивала Лили, взяв Эмму за руку. − Конечно, − улыбнулась она. – Ты готова к репетиции? − Наверное, − пожала плечами Лили. – Я бы предпочла еще побродить, но… − Может, твоя мама скоро нас снова отпустит? – усмехнулась Эмма. − Я на это надеюсь, − вздохнула Лили и закатила глаза. – Но, думаю, вчера она разрешила потому, что была в хорошем настроении. Она всегда веселеет, когда мистер Голд хвалит хор.       Эмма рассмеялась, лишь наполовину уверенная в собственной искренности. − Он слегка нервирует. По крайней мере, меня. − Он временами пугает, − с усмешкой согласилась Лили. – Но ничего не поделаешь, ведь он тут главный. − Это да, − фыркнула Эмма. – Но уверена, он не хотел никого пугать. − Просто он ничего не может с этим поделать. Дело в костюмах. И волосах, − Лили уже смеялась. − И, пожалуй, трости, − добавила Эмма.       Она уже чувствовала себя немного виноватой из-за того, что высмеивает владельца Оперы Гарнье, но сейчас только это могло отвлечь её от вчерашнего фиаско, и она охотно ухватилась за первую попавшуюся возможность. Её радовал смех в компании подруги. − Но если серьезно, я рада, что он так ценит хор, − отсмеявшись, сказала Эмма. − Угу, − неопределенно отозвалась Лили. – И знаешь еще что? − Что? – усмехнулась Эмма. − Я слышала, как мама говорила о бале-маскараде! – взволнованно воскликнула девушка. − Бале-маскараде? – эхом переспросила Эмма. – Звучит здорово. Когда? − Она не сказала, но, думаю, перед большим концертом. Наверное, чтобы задать хорошее начало. Будет так классно! Бал-маскарад всегда был выдающимся событием. Его регулярно проводили в честь начала сезона. Потом он вышел из моды, но здорово, что мистер Голд решил его вернуть! − Звучит и правда круто, − сказала Эмма.       Несомненно, идея выглядела замечательной, но будет шумно. Повсюду будут толпы людей. Эмма не знала, сможет ли долго продержаться на таком мероприятии. Слишком шумно. Слишком много людей. Слишком много всего. Явно «не её» атмосфера. Но делиться своими соображениями с Лили она не стала. Правда заключалась в том, что она не была тусовщицей.       Едва они добрались до столовой, как их окликнули Анна и Киллиан, сидевшие за соседним столиком. Эмма и Лили направились к ним, и они все вместе сходили за едой. Эмма изо всех сил старалась принимать участие в разговоре, но она могла думать лишь о том, как у неё вчера кружилась голова, когда она бродила по пустой столовой и брала еду. Как она радовалась представившейся возможности исчезнуть за дверью, не волнуясь, что её кто-нибудь увидит.       За завтраком Эмма почти ничего не съела.       В то утро её голос был скучнее, чем обычно. Но, похоже, никто ничего не заметил. Всеобщее внимание было приковано к Руби. Ведь это она звезда. Пока Малена инструктировала её, как петь сложную партию, Эмма могла беспрепятственно оглядеться по сторонам. Но лишь для того, чтобы не увидеть ничего особенного. Почему-то у неё было ощущение, что Призрака здесь нет. С чего бы ей приходить? Эмма попыталась сдержать вздох. Уже не первый за это утро. Сегодня она только и делала, что сдерживала вздохи, фальшиво улыбалась и делала вид, что занимается пением. Но её мысли были заняты вчерашней злостью Призрака. Её криком. Эмма пожалела, что не извинилась вчера более внятно, когда Призрак вернула ей рюкзак и книгу. Возможно, она могла бы сказать что-нибудь, что заставило бы Призрака задержаться хоть ненадолго. И она бы сочинила извинительную речь куда убедительнее, чем вчерашнее нелепое бормотание. Во время репетиции Эмма решила, что извинения были все же недостаточно искренними. Слишком нерешительными.       Ведь это она во всем была виновата.       Другие хористы сегодня тоже пели без энтузиазма. Все обсуждали вчерашнее путешествие в город, Малена пригрозила всех выгнать из оперы, но они лишь посмеялись, ведь Малена всегда так говорила, когда хор был не в настроении. Старая добрая шутка «вы все уволены». Эмма изо всех сил старалась смеяться вместе с остальными, но смех прозвучал глухо. Она гадала, когда и как Призрак Оперы сумела оказать на неё такое сильное влияние. Честно говоря, это было немного странно. Ведь Эмма её даже не видела. Призрак всегда пряталась за занавесом и отпускала язвительные и саркастичные комментарии. Но при этом она была добра к Эмме. На свой лад. Она перестала прогонять Эмму, едва получала еду. Часто Эмма захватывала лишнее яблоко для себя и грызла его, пока Призрак ела по ту сторону занавеса. Иногда Призрак высказывалась насчет вкуса яблок. К яблокам она была очень привередлива. Эмме будет этого не хватать. Всего не хватать. Язвительности, сарказма, наводящих вопросов об уроках и советов по вокальному мастерству. В миллионный раз она пожалела, что ей не хватило ума удержать свое любопытство вместо того, чтобы полезть играть в «маленького детектива». Она ведь вовсе не детектив. Она лишь одинокая девушка, которая ценила общество другого человека. Она начала больше интересоваться Призраком-человеком, а не Призраком-загадкой. Теперь ей больше никогда не выпадет шанс узнать её получше. И эта мысль причиняла острую боль. Подошло время обеда, а после – время домашней работы. Эмма изо всех сил старалась отвлечься. И у неё неплохо получилось. Домашнее задание на этот раз было трудным. За это она была даже немного благодарна. Ведь это дало возможность сосредоточиться на учебе. Покончив с домашним заданием, Эмма позвонила родителям. Мама включила громкую связь, чтобы отец тоже мог принять участие в разговоре. Он почти сразу отметил, что Эмма «немного подавлена». Эмма, разумеется, все отрицала и повторяла, что она просто немного устала.       Родители на это купились и сказали, что с нетерпением ждут концерта, который состоится через несколько месяцев. Отец даже намекнул, что вскоре они приедут её навестить. Эмма искренне ответила, что была бы очень им рада. Когда она повесила трубку, ей стало чуточку легче. Разговор с родителями всегда помогал, несмотря на серьезность ситуации. Конечно, она не могла им раскрыть истинную причину своей «подавленности». Но, слыша их голоса, чувствовала, что все не так уж плохо. Таково было влияние родителей.       После домашнего задания оставалось еще немного времени до следующей репетиции. Эмма осталась в комнате Лили, они болтали, смеялись и смотрели смешные видяшки в телефоне Лили. Эмма не думала ни о чем, кроме зависания с подругой. Никакие Призраки не вторгались в её разум, пока она развлекалась с Лили. Эмма подумала, что, возможно, ей все же удастся забыть о случившемся прошлым вечером. Может, она уже сделала первый шаг к тому, чтобы забыть Призрака. Это было нормально. Она занималась тем же, чем и другие хористы, когда выпадала свободная минутка. Тусовалась с друзьями. Может, так и надо. Может, лучше ей вновь стать просто Эммой Свон, застенчивой певичкой, приехавшей сюда лишь для того, чтобы стать одной из участниц хора. Девушкой, у которой не было секретов. Они с Лили отлично провели время вместе.       Когда время истекло, Эмма почувствовала, что немного запыхалась от частого смеха. Они с Лили всю дорогу до сцены посмеивались. Когда уже нужно было петь, ни та, ни другая не могли долго оставаться серьезными. Малена их даже слегка пожурила. Эмма не могла её за это винить. Самым сложным сегодня было не переглядываться с Лили. Ведь та стояла рядом с Эммой, и время от времени Эмма чувствовала, как дрожат плечи. Малена неодобрительно цокнула языком и назвала их «невозможными детьми». Это вызвало новый взрыв смеха. На сей раз у всего хора. − Я вас сегодня же выставлю на улицу, − просто заявила Малена. − Конечно, мам, − решительно ответила Лили.       Все снова расхохотались. ***       Сегодня Эмма ужинала в компании Лили, Белль и Руби. Они смеялись и болтали, и Эмма постоянно напоминала себе о том, что сегодня не нужно запихивать еду в рюкзак. И красться повсюду не нужно. Она может просто ужинать с подружками как любая нормальная девчонка. Она старательно убеждала себя в том, что это классно. Что этого-то ей и хотелось. Но странное чувство внутри продолжало её беспокоить. Охватывало тихое, но настойчивое желание запихнуть немного еды в рюкзак, проскользнуть через аварийную дверь и скрыться под землей. Она напомнила себе, что сегодня вечером этого не будет. Никогда не будет. С этим покончено. Навсегда. И теперь ей предстоял сложный и странный путь, чтобы принять это. Единственный вариант.       Эмма могла сравнить это с глубоким искренним горем. Но это было нелепо. Ведь никто не умер.       После ужина они решили зависнуть в комнате Руби. Эмма захватила лишнее яблоко, чтобы потом перекусить. Она бросила рюкзак в своей комнате и присоединилась к Руби, Белль и Лили. Сегодня не было ни бутылки винишка, ни историй о привидениях. Были жутко дурацкие шутки, над которыми все смеялись, и много шоколада, который Лили стащила из столовой. − Только не рассказывайте никому, − попросила она, пуская шоколад по кругу. – Мама в таких вопросах настоящий ястреб.       Эмма прикусила язык, взяв свою плитку. Ей это сходило с рук на протяжении восьми дней, и Малена так ничего и не заметила. Может, это был так себе повод для гордости, но Эмма все равно чуточку гордилась. − Никто ничего не скажет, − с усмешкой заверила Белль. − Как тебе вообще это удалось? – приподняла брови Руби, выглядя весьма впечатленной. − Честно? Сама не знаю, − пожала плечами Лили. – Просто увидела возможность и воспользовалась ею. Но, конечно, больше никогда не повторю.       Белль, Руби и Эмма рассмеялись. Руби с улыбкой пояснила Эмме: − Правило номер 500: никогда не кради шоколад из столовой. − Я постараюсь, − нерешительно промямлила Эмма, поспешно сунув в рот кусочек. Чем больше она будет молчать, тем лучше.       Разговор быстро перешел на менее «опасные» темы. В основном они обсуждали большой концерт, на котором Руби должна была выступать сольно. − Тебе никогда не бывает по-настоящему страшно? – спросила Эмма. − Нет. Ну, иногда я нервничаю, − призналась Руби. – Но тут же напоминаю себе о том, какая я классная. Как долго все это репетировала. Обычно это помогает. − Да? А я просто представляю всех голыми, − усмехнулась Лили. − Лили! – фыркнула Эмма. – Это не… − Правильно? – усмехнулась та. – Прости, что топчусь по твоей клумбе с фиалками, Свон, но зато эффективно. − У меня более традиционные методы, − перебила Белль. – Я глубоко вдыхаю, как перед пением.       Руби взглянула на Эмму. − Ты все еще нервничаешь, когда поешь? − Уже не так, − солгала Эмма. – Я много обсуждаю это с Маленой и мадам Карлоттой, так что теперь меньше. − Ты лучше звучишь, − тут же сказала Лили. – За последнюю неделю… Не знаю уж, почему, но голос у тебя стал… будто сильнее. − Я не заметила, − чуть неопределенно сказала Эмма.       Это была неправда. Она заметила. И у этих перемен была причина. Призрак Оперы. Это её советы помогли Эмме улучшить звучание. Благодаря Призраку голос Эммы стал звучать сильнее и надежнее. − Ты в порядке? – слегка нахмурилась Руби. − Да, − поспешно ответила Эмма с улыбкой. – В полном. − Мама нас чуть не убила во время сегодняшней репетиции, − рассмеялась Лили. – Пять угроз изгнания за один вечер. Для неё это, пожалуй, рекорд. − Ну, не настолько она страшна, − улыбнулась Эмма.       Ей нравилась наставница. Малена была с ней так мила.       Белль потянулась за мобильником. − Ладно, кто-нибудь хочет послушать что-нибудь, кроме оперы?       Все согласились, что идея блестящая. Руби даже сказала, что «безумно хочет», и вскоре из динамика донеслась какая-то ритмичная поп-песня. Все в шутку подпевали, Руби рассмешила всех, взяв на октаву выше, чем солистка группы. Она вновь показала, какая шикарная она певица, Эмма вновь почувствовала гордость от того, что они просто знакомы.       Руби была невероятно талантлива, Эмма не могла дождаться, когда услышит её выступление на концерте памяти. В огромном зале голос Руби будет звучать потрясающе. Когда она допела, то скопировала известную певицу, принимавшую благодарность от фанатов. Эмма подумала, что, вполне вероятно, именно такое будущее и ожидает Руби. Закончив учиться, она отправится в мир и очарует людей своим прекрасным голосом. Может, её ждет Италия или другая страна. Любая, где есть большая сцена. − Малене только не рассказывайте, что я так растрачиваю голос, − рассмеялась Руби. – Она меня прикончит. − Ни единой живой душе не скажем, − поклялась Белль и с усмешкой ткнула подругу локтем. − Теперь твоя очередь! – хитро ухмыльнулась Руби.       Так Эмма и провела вечер – распевая дурацкие поп-песни с подружками и поедая тонны шоколада… ***       Впервые в жизни Эмма пропустила отбой. Ей, Лили и Белль было так весело в компании Руби, что они чисто случайно услышали звон колокольчика, сигнализирующий о том, что пора возвращаться в свои комнаты. А потом в комнату Руби пришла Малена и сказала им, что уже поздно. Десять тридцать, если быть точной. Эмма аж растерялась. Как время пробежало так быстро? Обычно в это время она уже была в постели. Спала или лежала, свернувшись калачиком с книгой. Но чаще спала. Эмму трудно было назвать совой. По вечерам ей всегда жутко хотелось спать, и она поверить не могла, что до сих пор на ногах. − Блин! – воскликнула Лили. − Лили! – Малена сощурила голубые глаза. – Ругаться вовсе не обязательно. А теперь марш к себе! − Ма-а-ам, − пожаловалась Лили. – Ты ставишь меня в неловкое положение! − А ты нарушаешь правила, солнышко, − отозвалась Малена, не обращая внимания на смущение и пунцовые щеки дочери. Она окинула четверых девушек строгим взглядом. – Мисс Лукас, вам лучше помнить об отбое, когда вы приглашаете младших студентов.       Руби кивнула, выглядя должным образом пристыженной. − Прости, Малена.       Малена слегка кивнула и переключилась на дочь. − Быстро спать. Вы тоже, мисс Френч и мисс Свон. Если вы вернетесь к себе через… тридцать секунд, я притворюсь, что ничего не видела, и ни у кого не будет неприятностей из-за нарушения правил.       Эмма, Белль и Лили тут же пожелали Руби спокойной ночи и поспешно отправились к себе. Эмма не удержалась от смеха, увидев, как Белль и Лили разбежались в разные стороны. Прям как в каком-то комедийном шоу. Они окажутся у себя быстрее, чем через пять секунд. − Ступайте к себе, мисс Свон, − от звука голоса Малены Эмма аж подскочила. Наставница умела двигаться абсолютно бесшумно. − Конечно, Малена, − смущенно произнесла Эмма. – Извините! − Спокойной ночи, мисс Свон, − улыбнулась Малена. – Надеюсь, она наступит очень скоро!       Эмма последовала примеру Лили и, посмеиваясь, побежала по темному коридору. Добравшись до своей комнаты, она так и не смогла вновь стать серьезной. Малена иногда бывала такой забавной.       Эмма закрыла входную дверь и направилась в ванную, чтобы почистить зубы. Было уже поздно, но, честно говоря, не так уж она и устала. Наверное, она не сразу ляжет спать, а недолго почитает. И сгрызет яблоко. Как и собиралась. Вечер выдался веселым. Белль и Руби оказались хорошими девчонками. Не заносчивыми, не подлыми, как она опасалась, когда очутилась здесь. И Лили тоже была славная. Им было так здорово вместе сегодня. У Эммы аж ребра побаливали от смеха, воспоминание о шутках Руби вызывало желание смеяться вновь. Эмма сплюнула пасту в раковину и прополоскала рот. Заставила себя успокоиться. Все (кроме Руби, Белль и Лили) наверняка спали. Она не могла на ходу смеяться без причины, как какая-то маньячка.       Выйдя из ванной, Эмма едва не споткнулась о свой рюкзак. − Ох, − пробормотала она.       Почему она его бросила у двери ванной? Глупо же вышло. Чуть не навернулась. Вздохнув, Эмма присела на корточки и расстегнула молнию. Схватил оставленное на потом яблоко, оно еще выглядело румяным и свежим. Вернувшись в ванную, Эмма сполоснула его под водой. Теперь её ждали кровать и глава «Гордости и предубеждения». Все еще держа в руке яблоко, она подошла к туалетному столику, чтобы переодеться. Она собиралась открыть комод и найти пижаму, но что-то её отвлекло. Странное, отчетливое ощущение, что что-то не так. Её глаза едва привыкли к темноте. Но, едва привыкнув к яркому свету, она сразу же поняла что.       Зеркало было приоткрыто.       Будучи уверенной в том, что это воображение играет с ней злую шутку, Эмма моргнула. Затем сняла очки и протерла глаза. Вновь надев очки, она увидела, что зеркало по-прежнему приоткрыто. И это не все. К гладкой поверхности был прикреплен белый клочок бумаги. Кто-то приклеил к зеркалу записку для неё.       Эмма ощутила смесь волнения, удивления и тревоги, когда стремительно подошла и отклеила записку. От клейкой ленты остался грязный след на зеркале, но Эмме это было безразлично. Все, что её волновало, это записка. Она поспешно развернула её. Быстрее, чем думала. На белом клочке бумаги было написано всего два слова. «Я голодна».       Что-то нахлынуло на Эмму. Волна облегчения. Теплого, ощутимого облегчения. Призрак открыла зеркало. Призрак оставила ей записку. Разум кричал, что это наверняка какой-то трюк. Хитрый способ заманить её в логово. Но сердце энергично отбрасывало его доводы. Любые. Да, уже поздно, ну и что? Никто ведь не узнает. Да, отбой был давно, но разве это имеет значение? Она вернется к себе до того, как кто-то заметит, что она уходила. Никому ведь не известно, что за зеркалом в её комнате кроется потайной ход.       Эмма взглянула на призывно приоткрытое зеркало. Перевела взгляд на красное яблоко в руке.       Принять решение было совсем несложно.