Призрак Оперы

      Странное дело, но со следующей недели установилась своеобразная рутина. Эмма носила Призраку еду, всякий раз удивляясь, как ей удается выходить сухой из воды. Призрак продолжала прятаться за плотным занавесом, когда приходила Эмма. Казалось, она смирилась с тем, что Эмма оставалась поболтать на пару минут. Призрак редко отвечала на её вопросы, а когда отвечала, то едко и саркастично. Эмма продолжала ценить короткие «беседы из-за занавеса» с Призраком. Если не обращать внимания за её сарказм и язвительность, становилось очевидно, что Призрак интересный человек. Эмма чувствовала: у женщины, прячущейся за занавесом, есть своя история. Интересная, захватывающая, возможно, даже шокирующая. И Эмме не терпелось дождаться, когда Призрак откроется и расскажет ей эту историю. Эмма была твердо намерена проявить терпение. Она возвращалась с едой снова и снова и разговаривала с Призраком. Однажды Призрак должна открыться и рассказать Эмме свою историю. Включая таинственное убийство Кристины Даэ. Эмма ничуть не приблизилась к разгадке, но, как ни странно, больше это не тревожило так, как прежде. Конечно, она не собиралась закрывать глаза на убийство восемнадцатилетней девушки, нет. Просто её мысли витали где-то далеко. Её больше интересовали разговоры с Призраком, возможность познакомиться поближе, нежели расследование какого-то убийства. Призрак в любом случае не стала бы отвечать на вопросы Эммы. Эмма же не знала, как начать тот самый разговор. Её больше волновало, что Призрак просила её спеть, когда она приносила еду. «Спой мне, малышка Свон», − требовала она из-за занавеса, и Эмма пела. Всегда песни, которые репетировала в хоре. Призрак никогда не комментировала, а потом говорила: «Хм». Эмма привыкла вызывающе спрашивать «Что», на её «Хм», но Призрак никогда ничего не объясняла. Она всегда меняла тему и начинала говорить о еде, которую приносила Эмма. Она очень любила яблоки. Красные. Эмма это знала, ведь однажды она принесла Призраку зеленое яблоко. Призрак усмехнулась и сказала, чтобы в следующий раз Эмма не ошиблась, мол, она предпочитает красные яблоки. На следующий день Эмма принесла красное. Пять минут полировала его рукавом, чтобы оно аж блестело. Призрак никак это не прокомментировала, но и не высказала недовольства, из чего Эмма сделала вывод, что ей все нравится.       Время от времени Призрак расспрашивала Эмму. Об уроках, о хоре. В отличие от Призрака, Эмма охотно отвечала на все вопросы. Особенно Призрак интересовалась подробностями репетиций с Маленой и мадам Карлоттой. Какие методы они используют, обучая хористов. Она никак не комментировала рассказы Эммы, но Эмма была уверена, что расслышала, как Призрак презрительно цокнула языком.       А перед уходом она остановила Эмму и сказала: − У тебя плечи слишком напряжены, когда ты поешь.       Когда Эмма смущенно спросила, откуда она это знает, Призрак лишь усмехнулась и ответила, что услышала. − Последи за этим, − продолжила она.       И Эмма стала обращать внимание на плечи. Она правда старалась. И заметила, что Призрак была права. У неё и впрямь была привычка втягивать голову в плечи, когда она пела. Будто это была броня, и таким образом она пыталась себя защитить. Расслабить плечи и стоять в «открытой» позе во время пения оказалось сложнее, чем она думала. Эмме было трудно быть открытой. Но она искренне старалась. И теперь, вернувшись в логово Призрака, она пела и хвасталась успехами, пока Призрак грызла очередное красное яблоко. − Хм. Неплохо. Но ты до сих пор слишком задыхаешься, − указывала Призрак. А потом принималась говорить о принесенной еде. Но, как и в прошлый раз, ей было что посоветовать Эмме перед уходом. – Ляг на спину, подними колени. Положи руки на живот и медленно вдыхай через нос. Стисни зубы и медленно выдыхай, но уже через рот. Как при шипении или когда издаешь звук «С». Проверь, правильно ли ты дышишь, положи на живот книгу, нужно чтобы она поднималась и опускалась в такт дыханию. Если будешь тренироваться как надо, сможешь дольше держать ноту и выровняешь дыхание. Но только если все сделаешь верно. − Спасибо, − отвечала Эмма.       На это Призрак ничего не говорила. Она просто начинала петь. Иногда она передразнивала Эмму и пела песню, которую та только что пела, но в основном пела песни, которых Эмма никогда прежде не слышала. И это всегда заставляло её задерживаться у входа в логово. Пока Призрак не говорила в обычной невозмутимой манере: − Я слышу твое дыхание, малышка Свон. Я же сказала тебе убираться.       И Эмма убиралась. Всегда желая остаться еще хоть на мгновение. Всегда слыша в ушах бархатный, мягкий и таинственный голос. Тем вечером она в точности последовала инструкциям Призрака. Поначалу Эмма чувствовала себя немного глупо, лежа на спине с поднятыми коленями, но ей хотелось сделать все правильно. У неё было чувство, что Призрак знает, о чем говорит. Поэтому Эмма положила руки на живот и медленно вдохнула через нос. Стиснула зубы, коснулась языком нёба, чтобы получился тот самый шипящий звук, о котором говорила Призрака. Потом она положила на живот книгу и пришла в восторг, увидев, как она поднимается и опускается. Значит, она и впрямь делает все как надо. Эмма испытала нелепую гордость за себя. Это же глупая идея – отправиться в логово Призрака и сообщить, что ей удалось справиться с упражнением. Но тут же она осознала, что уже поздно и вовсе незачем вставать с постели. Пробираться обратно в склеп было бы рискованно. Действительно рискованно. Всякий раз, как Эмма скрывалась за дверью в столовой, ей казалось, что у неё давление подскакивает до небывалых высот. Конечно, она боялась, что её поймают, но в то же время процесс исчезновения был жутко волнительным. Имелось нечто восхитительно запретное в процедуре открытия зеркала и прогулке по потайному ходу. Призрак все еще не разблокировала зеркало в комнате Эммы. Она осторожно спрашивала об этом у Призрака раз или два, но всякий раз получала одинаковый ответ: − А тебе приходится трудно, малышка Свон? Почему бы тебе просто не перестать приходить ко мне каждый вечер?       И Эмма замолкала. Поскольку ей вовсе не хотелось переставать приходить. Ей безумно хотелось увидеть Призрака. А судя по тому, как ей везло с кражами еды, вселенной были угодны её встречи с Призраком Оперы. Пока Эмме сходили с рук мелкие и не очень кражи, ничто не могло помешать ей еженощно наведываться в подземное логово. Если она перестанет приходить, как Призрак будет добывать еду? Ей придется каждую вечерь вылезать из логова.       Даже если Призрак этим займется, велик риск, что её кто-нибудь увидит. Ей могут схватить и отослать прочь. Может, даже в тюрьму посадят за незаконное проникновение. Эмме очень не хотелось, чтобы Призрака отослали. Теперь ей было сложно даже вспомнить, как она жила до того, как обнаружила логово и познакомилась с Призраком. Чем она заполняла свои вечера? Больше её не интересовала ни одна книга. Ни один детективный роман не был таким интригующим, как тайна, скрывавшаяся – Эмма была в этом убеждена – в подземном логове. Теперь она почти не читала, и это было хорошо, поскольку Призрак просила все больше книг. Нет, требовала. Еды и новых книг. И требовала она их от Эммы. Взамен она уделяла Эмме несколько минут и давала советы – действительно полезные – по улучшению её вокального мастерства. Эмма пока не была до конца уверена, можно ли её отношения с Призраком назвать дружбой. Это было странное общение, но ей нравилось. И ей не терпелось увидеть, как оно перерастет в настоящую дружбу. Ей так хотелось, чтобы Призрак впустила её в свой внутренний мир. Хотелось услышать историю Призрака. А история у Призрака определенно была. Эмме хотелось ей задать так много вопросов. Откуда появилась Призрак? Как она стала Призраком? Как стала Ангелом музыки Кристины Даэ? И почему она носит таинственную белую маску, которую Эмме довелось увидеть лишь мельком.       Эмма могла лишь надеяться на то, что однажды получит ответы на свои вопросы. Она была готова ждать. Она очень гордилась тем, что терпение – её сильная сторона, и теперь, в этой странной ситуации, оно ей пригодится.       На восьмой день Эмма проснулась, ощутив внутри сильное волнение. Новый день. Пение. Да. Она с нетерпением ждала следующий урок. Но еще сильнее её волновало наступление вечера, когда она вновь украдет немного еды, запихнет в рюкзак и исчезнет за дверью. Эмма про себя усмехнулась. Это было потрясающе. Застенчивая и осторожная Эмма Свон теперь как ни в чем не бывало воровала еду из столовой и тайком относила таинственной женщине, живущей в подземном склепе. Прежняя Эмма Свон, застенчивая скромница, чуть больше месяца назад приехавшая сюда из штата Мэн, никогда бы не сделала ничего подобного. Жизнь в Париже пошла ей на пользу. Пребывание за границей подействовало на неё именно так, как она надеялась. Пусть немного нетрадиционным способом, но это нюансы. Ей хотелось справиться с природной застенчивостью. Остальные методы Эмма уже вроде перепробовала. Она была готова прибегнуть к какому-нибудь необычному методу, но не думала, что поможет ей таинственная женщина. Эмма вновь усмехнулась про себя. Порой судьба все же странно шутит. Так говорила ей мама. Оказывается, она была очень даже права.       Эмма стремительно юркнула в ванную, чтобы принять душ. И поймала себя на том, что, намыливая тело, поет. Она усмехнулась про себя, мол, с чего бы, черт возьми. Пение в душе никогда не было ей свойственно. Это было, скорее, в характере её мамы. Видимо, теперь и Эммы. Ну ладно. Она решила не зацикливаться, схватила кондиционер и продолжила мыться. Нельзя было принимать душ все утро. У неё была масса других дел.       Выйдя из ванной, Эмма поспешно расчесала волосы и собрала в конский хвост. Затем надела белоснежное платье хористки, подкрасила ресницы тушью и нацепила очки. Несколько раз моргнула, привыкая к новому видению мира. Оглядела себя в зеркале. После душа у неё слегка порозовели щеки, но в целом вид был весьма приличный. Проснувшийся, бодрый, как у человека, готового к новому дню. Она откашлялась, будто готовясь брать высокие ноты. После необычного упражнения прошлым вечером она чувствовала себя странно уверенно. Будто уже наступили улучшения. Может, она это просто придумала, но иногда сила мысли оказывает мощное воздействие.       Эмма выбежала в коридор и вскоре столкнулась с Лили. − Доброе утро! – весело поздоровалась она. − Доброе, − чуть удивленно отозвалась Лили, не удержавшись от усмешки: − Я смотрю, ты сегодня в настроении? − День хороший, − чуть неопределенно произнесла Эмма, посчитав эту причину достаточно логичной. − Эм, идет дождь, − заметила Лили, уже смеясь. − Ой, и правда. Ну день-то все равно хороший. − Да, наверное, − все еще посмеиваясь, Лили взяла Эмму под руку, и они направились в столовую. – Хорошо, что у тебя такое настроение, а то мистер Голд зайдет нас послушать, − беспечно сказала она. − Да? А, ну да, конечно, − пробормотала Эмма и тут же почувствовала, как вспыхнули щеки. – Да. Это будет здорово! − Только не говори, что ты забыла? – приподняла бровь Лили.       Честно говоря, да, Эмма совершенно забыла. Она была слишком увлечена отлучками в подземное логово. Она смутно помнила, что мистер Голд придет послушать пение хора, а потом это перестало быть важным. Только сейчас, когда Лили напомнила, Эмма вдруг осознала, как это и впрямь важно. − Нет, конечно, − поспешно ответила она. – Просто я… отвлеклась.       Лили вновь фыркнула. − Да, он немножко устрашает. Не уверена, в костюмах дело, в прическе, а может, в трости. Но есть в нем что-то такое… Невольно говоришь тише, когда он проходит мимо. − Тебя послушать, как он какой-то Эбенизер Скрудж, − рассмеялась Эмма, слегка пнув Лили. – Я его видела всего несколько раз, ну, точнее, сталкивалась с ним. По мне он не так уж плох и довольно обаятелен. − Я так понимаю, он тут за все платит, − Лили обвела жестом коридоры. – Так что может себе позволить быть и устрашающим, если хочет. − Наверное, − с усмешкой согласилась Эмма.       Возможно, такое количество денег и в самом деле могло изменить человека. Или заставить других воспринимать его иначе. Она была не уверена. Может, дело и впрямь в трости, но тут не Голда вина. Не его же? Эмма весело хмыкнула. Лили снова обратила внимание на её хорошее настроение, она в ответ пожала плечами и выдала какую-то дурацкую шутку. Когда они добрались до столовой, то смеялись в голос, как парочка идиоток.       Завтрак быстро закончился, настала пора репетиции. Все собрались на большой сцене. Вошла Малена, за ней следовал мистер Голд, его трость стучала по полу в такт шагам, оставляя после себя легкое мрачноватое эхо. − Всем доброе утро, − начала Малена. – Надеюсь, вы все чувствуете себя достаточно отдохнувшими для сегодняшней репетиции.       Эмма не чувствовала себя достаточно отдохнувшей. Ей снились странные сны о черных занавесках, откуда её звал и манил мягкий, но в то же время раздраженный голос. − … Вы, возможно, заметили, что у нас гость. Так же, как и на прошлой неделе, мистер Голд решил посетить репетицию, − она обернулась к мистеру Голду. − Спасибо, Малена, − произнес тот и улыбнулся хору. – Как всегда, я с нетерпением жду вашего пения.       Прихрамывая, он подошел к первому ряду обтянутых бархатом стульев и тяжело сел, поморщившись. Эмма подумала, что, какова бы ни была причина его хромоты, она явно очень болезненна. Она невольно прониклась к нему сочувствием. Бедный человек, испытывать боль всякий раз, когда просто делаешь шаг. Должно быть, это ужасно. − А теперь, пожалуйста, встаньте на привычные места, − произнесла Малена.       Хор выстроился в два ряда. Эмма тоже заняла свое место. Как всегда, притулилась в заднем ряду. Безопасно и приятно. − Давайте начнем с разминки. Сделать это нужно так…       Эмма автоматически следовала инструкциям Малены. Но мысленно она была с советами Призрака. Её тон был скучающим, но в то же время любопытным. Эмме было интересно: о чем думает Призрак во время их разговоров? Может, считает Эмму глупой маленькой девочкой? Эмма надеялась, что нет. Она надеялась, что Призраку хоть немного приятно её общество. Ей хотелось, чтобы Призрак с таким же нетерпением ждала их встреч, как и она, Эмма. Наверное, это плохо. И странно. Она толком даже не знает Призрака, и все же знакомство с таинственной женщиной в маске стало главным событием для Эммы.       Ей пришлось подавить смешок. Когда мама говорила, что в Париже Эмма найдет новые увлечения, она наверняка не это имела в виду.       Началась репетиция. Они начали с «Аве Марии». Хор был фоном, а потом вступила Руби, наглядно показав, что она здесь сольная певица.       Её голос заполнил зал. У Руби был сильный голос. Ровный. Твердый. У неё всегда было такое управляемое вибрато. Эмма даже поймала себя на мысли, что, возможно, даже слишком управляемое. И солидное. Что сказала ей Призрак пару дней назад? Что в пении нужно раскрывать не столько голос, сколько всю свою суть. Разум, душу и тело. Очень загадочное суждение, Эмма его так до конца и не поняла. Но такова была фишка Призрака. Она без конца отпускала загадочные комментарии, которые сбивали Эмму с толку. Всегда.       Пока пела Руби, Эмма вспоминала песню, которую пела Призрак прошлым вечером. Как обычно, она ненадолго задержалась в логове. Хотела услышать пение Призрака и надеялась, что, может, удастся её увидеть хотя бы мельком. Увидеть Эмме не удалось, но зато повезло услышать отрывок из песни: «Любовь – любопытная вещь,Она часто не сразу заметна. Посмотришь на любовь неправильно,И она пройдет незамеченной. Так что смотри сердцем, а не глазами, Сердце все понимает и никогда не лжет. Тебе нужно то, что оно чувствует, Доверься тому, на что оно указывает. Смотри своим сердцем, сердце всегда знает».       К сожалению, больше Эмма ничего не смогла расслышать, но и этот отрывок её безумно заинтриговал. Когда она уходила, то в очередной раз задумалась: отчего Призрак Оперы всегда так печальна? За всеми её саркастичными ответами и очевидной скукой чувствовала аура грусти. Она ощущалась в каждом слове её песен. Печаль и тоска. Эмме не терпелось её спросить, но она понимала: этот вопрос лучше не задавать. Ясно же, что ответа она никогда не получит. Нет, нужно набраться терпения и ждать, пока Призрак решит открыться. Поначалу она должна завоевать доверие Призрака. Это было самым важным.       Последняя нота «Аве Марии» эхом разнеслась по залу и отразилась от стен. Малена улыбнулась, когда мистер Голд зааплодировал. − Замечательно, − похвалил он. – Малена, возможно, этот состав хора лучший из всех твоих учеников. Знаю, ты тренировала многие составы, но лишь в этом чувствуется определенная гармония. – Он перевел взгляд на Руби. – Мисс Лукас, это было по-настоящему прекрасно. − Благодарю вас, мистер Голд, − Руби аж покраснела от гордости. − Давайте споем еще одну песню, − сказала Малена. – Nella Fantasia, если никто не против.       И вновь хор продемонстрировал гармонию. Вышла на сцену Руби и начала петь. Эмма приложила все усилия, чтобы отключить мозг и последовать совету Призрака. Пой не столько голосом, сколько всем существом. Даже не вполне понимая, что это значит, она все равно искренне старалась. Эмма всегда делала все, что в её силах, вне зависимости от задачи. Сегодня, когда пришел мистер Голд, это было особенно важно. Если бы она встала на цыпочки, то увидела бы его, сидевшего в первом ряду. Он сжимал трость обеими руками и прикрыл глаза, чтобы полностью сосредоточиться на музыке. Эмме это понравилось. Хоть мистер Голд и был владельцем Оперы, и привык все решать деньгами, как выразилась Лили, но любому было очевидно: он искренне любил музыку. Эмма попыталась перекрыть голоса других хористов и сосредоточиться на своем. Слышно ли придыхание? Жутко хотелось сказать, что нет. Сказать, что тренировка уже помогла, но, кажется, небольшая одышка сохранялась. Пусть она и не хотела это признавать. Здесь тоже нужно проявить терпение. Она была уверена, что вскоре тренировки подействуют. Уверена в том, что Призрак дала хороший совет. Возможно, Эмма слишком доверяла ей, но ничего не могла с собой поделать.       Сегодня мистер Голд остался на все их репетиции. Эмма даже о Призраке забыла, сосредоточившись на том, чтобы в присутствии владельца Оперы Гарнье не дать маху и продемонстрировать класс. Сейчас нельзя было отвлекаться. В голове было приятно пусто. Не считая текстов, но это было то, что нужно.       Обед в тот день закончился быстро. Всем не терпелось вернуться к репетиции. Даже Киллиан, обычно халтурщик еще тот, выложился на все сто. Всем хотелось произвести впечатление на мистера Голда. И он впечатлился. Хвалил каждую песню. Хор он назвал «экстраординарным» и еще раз повторил, что это «один из лучших составов» в Опере Гарнье. Эмма была так горда быть частью чего-то столь выдающегося. − Концерт через полгода будет необыкновенным, − негромко произнес мистер Голд. – Он станет знаком. Мы сумеем показать, что вне зависимости от происходящего, даже после столь трагического события, музыка вечна. Она продолжает жить.       После этого все немного помрачнели. Ведь все прекрасно поняли, о каком трагическом событии он говорит. На концерте новый состав хора впервые за три года выступит перед зрителями. После смерти Кристины, в знак уважения к ней концерты были запрещены. Но этот, в котором будет участвовать хор, случится в её честь. В память о ней. Его уже так и назвали «Концерт Кристины Даэ». Там будут гореть свечи в её честь. Хор споет её любимые песни, те, кто близко её знал, скажут несколько слов. Малена утверждала, что этот концерт нужно было провести сразу же, но все были слишком шокированы. В прошлом году вокруг смерти Кристины все еще ходило множество слухов. Разумеется, правдивым не был ни один, она просто перенервничала, но учителя все равно решили проявить к ней уважение и выждать еще год. Заодно дать слухам время утихнуть. И теперь они стихли.       Обычно для концерта солистка выбиралась из состава хора, но в этом году Малена и другие учителя решили, что не стоит петь эту партию. Из уважения к Кристине. Было бы неправильно передать соло Кристины младшей хористке. Трагические события все еще были слишком свежи. Потому-то Руби и была солисткой. Она была лучшей подругой Кристины, вполне уместно, что она выступит на концерте в память о ней. И она замечательно пела. Кристина бы гордилась ею, Эмма была в этом уверена. Хоть она и не знала Кристину, она чувствовала с ней сильную связь. И причин на то было множество. Но озвучить их она, разумеется, не могла. Сейчас взгляд Эммы блуждал по Пятой ложе. Она гадала: будет ли Призрак присутствовать на этом концерте? И присутствует ли она сейчас на репетиции? Порой у Эммы возникало чувство, что Призрак здесь.       После репетиции Малена приготовила для них сюрприз. Сегодня хору разрешалось поужинать в городе. Разумеется, она и пара старших студентов должны их сопровождать, но хористы все равно очень обрадовались. Ну, почти все.       Мистер Голд тихо рассмеялся, услышав гомон хора и сказал, что ему пора идти. Его трость цокала по полу, когда он уходил. Почти сразу же хор изъявил желание покинуть сцену. − Все идите наверх, переоденьтесь и захватите с собой все необходимое! – скомандовала Малена. – Встречаемся в столовой ровно через пятнадцать минут. Живее! Все тут же принялись друг друга расталкивать. Кроме Эммы. Она дождалась, пока не останется с Маленой наедине. − Эмма? Разве не пойдешь? – ласково спросила Малена. − Если ты не против, я хотела бы остаться, − Эмма сделала неопределенный жест. – Я не… У меня слегка болит голова, думаю, будет лучше, если я не станут бегать по городу. − Ох, − Малена чуть нахмурилась. – Ты так плохо себя чувствуешь? Я могу отправить с группой Белль и Руби, а сама побыть с тобой, если хочешь. − Нет, все в порядке, − Эмма старалась, чтобы голос звучал мягко и тихо, а не резко и грубо. – Я просто съем что-нибудь легкое на ужин и лягу спать. Наверное, мне просто надо выспаться. − Если ты уверена… − Малена слегка поджала губы. − Уверена, − улыбнулась Эмма. – Завтра я буду в порядке. Просто не хочу разгуливать по Парижу, пока болит голова. Это полностью смажет впечатление. − Наверное, ты права, − засмеялась Малена. – Ладно. Ужин и лечь спать пораньше. Советую еще побаловать себя парой плиток шоколада. Повышает уровень сахара в крови. − Обязательно, − усмехнулась Эмма. О, она бы с удовольствием себя побаловала! − Пойдем, − ласково сказала Малена. – Я провожу тебя в столовую. − Спасибо, Малена.       Они вместе покинули сценический зал. Эмма чувствовала себя немного виноватой из-за того, что пришлось прибегнуть ко лжи. Её наставница была к ней так добра, а Эмма в ответ обманула её не моргнув и глазом. Она сказала себе, что это вынужденная мера. Другого пути не было. Не могла же она сказать наставнице правду. Единственным выходом была ложь во благо, пусть она и ругала себя за это.       Спустя пятнадцать минут Эмма махала рукой Лили и другим хористам. Руби была удивлена, что Эмма не идет с ними, но Малена быстро ввела её в курс дела, и она не стала задавать лишних вопросов.       Поскольку столовая была полупустой, для Эммы не составило труда украсть еду. Она аккуратно завернула в бумажные полотенца куриные крылышки и небрежно сунула их в рюкзак, который сегодня даже не потрудилась спрятать. «Побаловала» себя плитками шоколада. Захватила аж шесть штук. Сунула их в рюкзак. Стащила красное блестящее яблоко. Она тщательно терла его рукавом и лишь после этого положила к крылышкам и шоколаду. И завершилось все свежими булочками. Теперь она была готова таинственно исчезнуть. Эмма подошла к двери. Протянула руку к дверной ручке, и тут ей показалось, что она услышала какой-то звук. Эмма замерла, сжав дверную ручку, почти почувствовав, как навострила уши. Здесь кто-то есть? Она огляделась по сторонам. Нет, никого не было видно. Она была не настолько глупа, чтобы крикнуть «Эй?». Столовая была пуста, но в опере были люди, а привлекать внимание ей вовсе не хотелось. Её могут поймать с поличным. Просто воображение вновь сыграло с ней злую шутку. Этот звук – не более чем плод фантазии.       Придя к такому выводу, Эмма толкнула дверь и вошла в тоннель. Теперь она спешила. Бегом спустилась по лестнице и даже слегка запыхалась, добравшись до склепа, где, как всегда, ей улыбалась Кристина с фотографии. − Привет, Кристина, − тихо сказала Эмма, на миг подняв глаза на фото. Она и сама не заметила, как у неё появилась эта привычка. Здороваться с Кристиной, демонстрировать уважение таким образом. Они были связаны. У них был общий секрет.       Как всегда Эмма толкнула зеркало плечом, охнув от неожиданной боли. У неё появился синяк на плече. Она только вчера заметила, глядя на свое отражение. Поначалу удивилась, а потом усмехнулась про себя и решила при следующей встрече показать его Призраку.       Эмме не хотелось такого трудного пути до логова. Её синяк наглядно иллюстрировал, на что она была готова пойти, притом весьма охотно. В самом деле охотно. − Ха, − выдохнула Эмма, когда старое зеркало, наконец, сдвинулось с места, приветственно открывая вход.       Эмма протиснулась вместе с рюкзаком. Вернуть зеркало на место было легко. Теперь она была готова к очередной прогулке по холодному и мокрому коридору. Теперь в самом деле готова. Ведь на ней были сапоги. И кардиган…       После спокойной прогулки Эмма очутилась в логове. И увидела, что там тихо и даже, похоже, пусто. − Эй? – окликнула Эмма, прекрасно зная, что Призрак либо посмеется над ней, либо отпустит язвительный комментарий в стиле «О, снова ты, опять вернулась».       Но в эту вечерь ответа не было никакого. − Эй? – снова позвала Эмма. – Я принесла еду.       Вновь тишина. Эмма ощутила странный укол разочарования. Неужели Призрака сегодня здесь не было? Очень похоже на то.       Эмма осмелилась пройти чуть дальше. Призрака по-прежнему нигде не было. И её плащ из перьев тоже исчез. Это могло означать только одно: Призрак и в самом деле ушла. Но куда? Куда она направляется, когда… исчезает?       Эмма сосредоточенно нахмурилась, пытаясь решить эту загадку, но безуспешно. Ей по-прежнему ничего не было известно ни о привычках Призрака, ни о том, где она скрывается. Но Эмма была разочарована тем, что сегодня её не застала. Очень, очень разочарована. Но некоторые плохие новости можно обернуть на благо. Ведь хористы вместе с Маленой отправились в город. А раз так, то Эмма может остаться и подождать. Так уж вышло, что именно этого ей и хотелось. Она положила рюкзак на землю и села рядом. На «трон» Призрака усесться она не осмелилась. Вдруг Призрак вернется и увидит её сидящей на своем «троне»? Наверняка она разозлится, Эмма была в этом уверена. Ей вовсе не хотелось так рисковать. Можно и на земле посидеть. Хотя и не очень теплой, конечно. В логове было довольно холодно. Эмма потерла ладони, порадовавшись, что ей хватило ума надеть кардиган. Скоро ли вернется Призрак? И что она скажет, увидев, что Эмма её ждет? Эмма надеялась, что её это порадует. Самую малость. Ведь Эмма приносила ей еду. Это любого человека должно радовать, разве не так?       Эмма рассеянно напевала что-то себе под нос, пытаясь скоротать время. Она уже начинала терять терпение. Она не привыкла к отсутствию Призрака и сомневалась, что сможет удержаться и не спросить её, где она была, когда она вернется. Конечно, она сомневалась в том, что Призрак ответит. Она никогда не отвечала. По крайней мере, Эмма не могла это воспринимать ответами. − Nella fantasia io vedo un mondo giusto, Li tutti vivono in pace e in onestà. Io sogno d'anime che sono sempre libere, Come le nuvole che volano, Pien' d'umanità in fondo all'anima, − пела Эмма. Не слишком громко, но её голос эхом отдавался в логове. Резонанс здесь был и впрямь потрясающим. Эмме безумно хотелось услышать пение Призрака. Настоящее пение. Не напевание или тихое пение, как прежде. Громкое, во весь голос. Боже, как бы это было великолепно! От одной мысли об этом у Эммы немного закружилась голова. Она едва не перепутала текст в «Nella fantasia». − Nella fantasia, esiste un vento caldo, Che soffia sulle città, come amico. Io sogno d'anime che sono sempre libere, Come le nuvole che volano. – пела она, рассеянно озираясь в пустом логове. − Nella fantasia esiste un vento caldo, Che soffia sulle città, come amico. Io sogno d'anime che sono sempre libere…       Её песня вдруг резко оборвалась и превратилась в слабенькое эхо, когда она кое-что увидела. Плотный темный занавес, обычно отделявший её от Призрака, сегодня не был задернут. Эмма тут же ощутила щекочущее любопытство. Призрак скрывалась именно там. Это та самая комната, о которой Эмма столько думала. Она часами лежала без сна, гадая, что же скрывается за занавесом.       Эмма глубоко вздохнула и встала на ноги.       Имеет ли она право?       Нет. Нет, конечно, не имеет. Это неправильно.       Но что может таиться за этим занавесом?       Эмма не удержалась и шагнула в сторону открытой комнаты.       Почему Призрак скрывалась именно здесь? У неё было целое логово. Почему она выбрала именно эту комнату?       Эмма сделала еще один шаг. И еще.       Она должна узнать. Она не сможет думать ни о чем, пока не узнает, что скрывается за занавесом. Наверняка это её единственный шанс. Глупо им не воспользоваться. Очень, очень глупо.       Еще три шага в сторону комнаты.       Она хотела лишь взглянуть одним глазком. И все. Она не собиралась ничего трогать. Просто увидеть, как выглядит комната. Больше ничего. Она не хотела ничего дурного, нет, конечно.       Четыре шага в сторону комнаты.       И Призрак об этом никогда не узнает. Её ведь здесь сейчас нет. А раз нет, значит, она и не узнает. Не всеведуща же она, в самом деле. Она никогда не узнает, что Эмма поддалась искушению. Ведь Эмма ни к чему не притронется. Зачем? У неё не было привычки трогать чужие вещи. Конечно, она была любопытна, но не настолько. Она всегда с уважением относилась к чужим вещам.       Больше Эмма не кралась. Теперь она почти бегом направлялась к открытой комнате. Она не могла удержаться. Любопытство было сильнее. Она должна была узнать, что скрывалось за занавесом.       Наконец, она подошла прямо к плотной ткани. Эмма глубоко вздохнула, и, наконец, заглянула в потайную комнату.       Первым, что она увидела, была… лодка. Эмма озадаченно моргнула. Да, лодка. Самая что ни на есть настоящая лодка. Весел не было, но, тем не менее, это была лодка. Ладно. Этого она не ожидала.       Но тут была не только лодка. В ней Эмма увидела что-то белое и, подойдя ближе, увидела, что это ткань. Легкая ткань. Она тут же сообразила, что перед ней белое платье с запахом. Оно немного походило на белые платья хористок, Эмма тоже такие носила, но это было очень тонким. Может, это что-то вроде ночной рубашки? Эмме так хотелось протянуть руку и ощупать его, но она сдержалась и продолжила оглядывать лодку. Вскоре она заметила еще что-то из одежды. Похожее на лиф с блестками. Жемчуг на груди слабо мерцал.       Эмма была сбита с толку. Кому это все принадлежало? Призраку? Нет, Эмма не могла представить её в белой ночной рубашке и расшитом жемчугом корсаже. Да и размер ей явно был мал.       Призрак была высокой. Одежда явно была сшита на кого-то пониже. Или помоложе. Отбросив всякую осторожность, Эмма все же вошла. Её любопытство официально победило, и теперь она хотела узнать как можно больше. Подойдя ближе, она увидела, что у лодки внутри мягкая обивка. Похоже, в ней можно спать. Внутри лежали подушка и одеяло с цветочным узором. Явно место для сна. Это вполне нормально, подумала Эмма. Естественно, Призрак не захотела ютиться в углу под тонкими одеялами и с крохотной подушечкой. Но ночная рубашка и расшитый лиф по-прежнему не укладывались в сознании Эммы. Одежда была не самым странным. Еще здесь была музыкальная шкатулка – обезьянка, сжимающая тарелки в лапах. Эмма никогда прежде такую шкатулку не видела, и потянулась, чтобы послушать, какую музыку она заиграет, но отвлеклась на другое. Заколка для волос. В форме красной розы, на застежке можно было разглядеть пару светлых волосков. Эмма точно знала, что Призрак не блондинка. Эмма прекрасно помнила её длинные черные локоны.       Так кому же принадлежали заколка для волос и одежда.       Эмма ведь уже знала ответ на этот вопрос. Но отказывалась думать об этом. Пока не заметила еще кое-что. Скрытое под одеялом с цветочным узором, лежавшим в лодке. Эмма знала наверняка: ей не стоит к нему прикасаться. Она ведь поклялась, что вообще ни к чему не притронется, но любопытство вновь одержало верх, и она присела на корточки перед лодкой, чтобы извлечь маленькую книжицу. Она была небольшой, но довольно толстой. С цветочным девчачьим рисунком. Невинным, как и положено дневнику юной девушки. Эмме не стоило прикасаться к дневнику, она это знала. Но все же она его открыла. Естественно, Эмма ничуть не удивилась, когда на первой странице увидела надпись: «Если найдете, пожалуйста, верните Кристине Даэ». Конечно, книга – дневник! – принадлежал Кристине. Эмма испытала легкий шок, осознав, что больше её это не удивляет. Она перевернула страницу, сощурилась в тусклом свете и прочитала:       «21 сентября 2016 года       Сегодня ночью умер мой отец. Боже, поверить не могу, что пишу это. Не хочу, ведь тогда это станет правдой. Я не хочу, чтобы это было правдой. Он не может уйти! Я не хочу, чтобы он уходил! Что теперь будет со мной? Папа был для меня всем. Всем моим миром. А теперь его нет. Я пишу это, а навстречу мне идет Малена. Перед смертью папа успел об этом позаботиться. Он хотел, чтобы после его смерти я отправилась в Париж с Маленой. В оперу. Что мне там делать? Как мне жить, зная, что отца больше нет?! Я не хочу. Я просто не хочу жить».       Эмма невольно проглотила ком в горле. Бедная Кристина. Бедная, бедная Кристина! Это было трагично. Не стоило ей это читать. Но страница перевернулась будто сама по себе, Эмма не удержалась и продолжила.       «23 сентября 2016 года.       Я в Париже. В Опере. Меня поселили в комнате, где большую часть пространства занимает зеркало. Даже не знаю, что я здесь делаю? Я просто хочу вернуться домой». «25 сентября 2016 года.       Зачем я здесь? Я не умею петь. Сегодня Малена официально записала меня в хор. Я буду стоять где-нибудь в уголке, но зачем? Стоять и петь под фонограмму?»       «26 сентября 2016 года       Сегодня я пыталась подпевать. Не стоило, это было ужасно. Все на меня смотрели, кое-кто даже смеялся. Малена велела им заткнуться, но я все равно слышала. Я не хочу быть частью этого дурацкого хора. Я не хочу петь. Я лишь хочу, чтобы меня оставили в покое. Неужели это так трудно понять?»             У Эммы аж сердце ныло за Кристину, её совесть была черна как смоль, когда она перелистнула еще несколько страниц дневника.       «30 сентября 2016 года.       «Старая ржавая дверная петля». Проходя мимо, я услышала чей-то шепоток: «Кристина Даэ звучит как старая ржавая дверная петля». Подруга той девушки смеялась. Руби тоже это услышала и закричала, что нажалуется на них мадам Карлотте. Я упросила её этого не делать. Я не хочу неприятностей. Никаких. Ведь я и в самом деле звучу как старая ржавая дверная петля. Звучит ужасно, но иногда я жалею о том, что я дочь Гюстава Даэ. Ведь все свято уверены, что у меня должны быть хоть какие-то музыкальные способности. А у меня их нет. Я не могу петь, как другие. И играть, как папа, тоже не умею. Я скучаю по нему. Каждый день я думаю о нем. Я спускаюсь в склеп, чтобы поставить за него свечку, но вряд ли ему это поможет. Может, мне пора его отпустить».       «16 октября 2016 года.       Я уже очень, очень давно не делала записей. Вообще-то я была занята. Руби и Бель почти каждый вечер зазывают меня к себе. Мы болтаем, смеемся, смотрим дурацкие киношки. Это прям так мило. Я даже начинаю считать их подругами. Безголосая певичка, ничего особенного не происходит. У меня по-прежнему нет голоса, поэтому в основном я просто открываю рот, пока поют другие. Я даже не хористка, по сути, но лучше уж так, чем «старая ржавая дверная петля».       «31 октября 2016 года.       Может, не стоит мне этого писать в ночь на Хэллоуин, но где-то же надо. Иначе я так и буду об этом думать, мало ли к чему это приведет. Сегодня в своей комнате я что-то почувствовала. Звучит нелепо, но это правда. Просто подозрение. Каждый вечер, когда я выключаю свет и ложусь спать, у меня возникает ощущение, будто на меня кто-то смотрит. Конечно, на самом деле в комнате никого нет, я не боюсь. Нет ощущения, что это плохой взгляд. Честно говоря, он… успокаивает».       Теперь интерес Эммы сильно возрос. Ведь, когда она узнала о Призраке Оперы, ей толком ничего так и не удалось разузнать. Кто бы мог подумать, что ответ ждал её в маленькой книжице с цветочным рисунком, хранившейся в логове. Это было даже немного смешно.       «5 ноября 2016.       В последнее время я почти перестала уделять этому внимание. Тому, что происходит у меня в комнате. Но я была права. Здесь действительно есть… нечто. Стоит мне выключить свет, минут через двадцать я слышу звуки. Шуршание. Шарканье. Я пыталась выяснить откуда, но пока не могу разобраться. Но точно знаю, что это больше, чем просто мышь. Или любое другое животное, если уж на то пошло. Никогда не слышала ни о каком звере, который бы издавал такие звуки. Но буду продолжать следить. Звучит странно (в этом я могу признаться лишь дневнику), но это помогает мне отвлечься. Концентрируясь на происходящем в комнате, я меньше думаю о папе. Не уверена, что это полезно, но я хочу выяснить, откуда этот шум!»       Эмма облизнула губы. Это звучало до ужаса знакомо. Кристина Даэ была ужасно похожа на неё. Эммой сейчас движет то самое любопытство, которое в свое время сгубило Кристину.       «10 ноября 2016 года.       Это зеркало! Звук доносился из-за зеркала! Сегодня утром я немного опаздывала. Я была в ванной, спешила и вдруг из-за зеркала услышала этот шорох! Естественно, я подошла ближе и позвала, но никто не ответил. Я пишу «никто», поскольку уверена: это был человек. Я слышала человеческое дыхание. Человек! За зеркалом! Как, черт возьми, это возможно? Может, я просто схожу с ума? Или надо мной кто-то издевается. Но как? Нет, я должна выяснить, что происходит!»       «20 ноября 2016 года.       Я вновь позабыла о дневнике, но извиняться не собираюсь. Извиняться перед книгой уж совсем нелепо. Я лучше напишу о случившемся сегодня. Честно говоря, в последнее время я чувствую себя не очень хорошо. Ну, так вышло. Несколько недель было плохо. Настроение ухудшилось. Я вновь стала без конца думать о папе. Вспомнила о том, что на самом деле я совсем одна. И меня снова начали дразнить. Сегодня кто-то опять назвал «старой ржавой дверной петлей». Руби, конечно, заступилась, но мне было все равно. Иногда мне и правда бывает все равно. На ужин я не осталась, вернулась к себе в комнату. Мне было и правда хреново, так что я просто плакала, больше я не могла сдерживаться. И вдруг, лежа на кровати и захлебываясь слезами, я услышала голос. Женский голос. Он звал меня по имени. Меня это, наверное, должно было напугать, но не напугало. А потом она запела. Обращаясь ко мне. Не знаю песню, она была похожа на колыбельную, но этот голос… Я его не могу даже описать. Это было божественно. Голос был неземной. И все же человеческий. Нелепа даже мысль, что обладатель такого голоса – человек. И все же пела она по-человечески. Черт, как ангел. Ангел музыки. И мне стало… хорошо. Она меня успокоила. Благодаря её пению я поняла, что все не так безнадежно. Что однажды все может исправиться. Когда она закончила песню, я поблагодарила её. И спросила, кто она. И откуда пришла. Но она мне не ответила. Она просто… исчезла. Но куда? Откуда она здесь взялась? Я должна выяснить. Я должна вновь услышать её пение. Я должна узнать, кто этот ангел музыки».       Сердце Эммы колотилось в груди все быстрее. Боже, эта маленькая книжица была настоящей золотой жилой! Это были ответы! Актуальные ответы. Она перевернула следующую страницу. Читать, читать дальше. Она должна была узнать, как Кристина нашла своего «Ангела музыки». − Что, черт побери, ты делаешь?       Эмма вскрикнула и обернулась. И увидела стремительно приближающуюся Призрака, её черные локоны вздымались в такт шагам, а юбка громко шуршала. Эмма инстинктивно подняла руки, чтобы защитить лицо от её безудержного гнева. Глаза Призрака потемнели, отчего взгляд на фоне белой маски, скрывавшей половину лица, казался еще страшнее, а голос гремел по всему логову. Теперь она буквально нависала над Эммой. Их носы почти соприкасались. − Будь ты проклята! – выругалась Призрак громче, чем когда-либо. В ту же минуту она вырвала дневник из рук Эммы и прижала к груди. – Маленькая любопытная Пандора! Маленькая дьяволица! Думаешь, у тебя есть право рыскать повсюду? Будь ты проклята! Маленькая лживая Далила! Маленькая гадюка! В следующий раз ты об этом пожалеешь! – она бросила дневник обратно в лодку. Её длинные пальцы, подобно когтям, сжали плечо Эммы, собираясь не то её встряхнуть, не то швырнуть оземь. – Будь ты проклята! Проклята…       Подбородок Эммы задрожал, когда Призрак начала кричать. Она ничего не могла с собой поделать. Это была её первая реакция на крик. Её голос был хриплым, в нем слышались слезы, она лишь сказала: − Пожалуйста, не делай мне б-больно.       Пальцы Призрака разжались. Её взгляд по-прежнему был темным и злым, но руки она опустила. − Больно? – ледяным голосом прошипела она. – Причинив боль мне, ты боишься боли? Не заблуждайся, малышка, если я захочу, у меня есть полное право причинить боль тебе! А теперь убирайся. Отсюда. Прочь!       Спотыкаясь, Эмма вышла из ранее потайной комнаты. − Я… я сож… − Я сказала – убирайся! – крикнула Призрак, обернувшись к Эмме. Глядя на неё, можно было не сомневаться: если Эмма не уйдет, она её попросту вышвырнет. – Убирайся, убирайся, убирайся, и оставь меня одну, мать твою!       Эмма развернулась и выбежала из пещеры. Она не осмелилась остаться ни на мгновение. И извиниться снова тоже не посмела. Сейчас бегство казалось наилучшим вариантом. В ушах громко звенело, она неслась по подземному тоннелю, спотыкаясь и едва не свернув к подземному озеру. Сердце бешено колотилось в груди. Перед глазами все плыло, в голове звучали крики Призрака, перед внутренним взором стояло её искаженное гневом лицо.       Эмма отчаянно всхлипывала. Добравшись до зеркала в склепе, она с силой врезалась в него, чтобы его отодвинуть. Она так боялась, что Призрак её догонит, что чуть не забыла вернуть зеркало на место. Она мчалась в свою комнату. Ей повезло, что по пути она никого не встретила. Эмма захлопнула дверь и даже заперла на замок, хотя сомневалась, что это удержит Призрака, если она и впрямь решит прийти за ней.       Эмма рухнула на кровать. Разрыдалась от души. В голове царил полный хаос. Её первая связная мысль была о рюкзаке. Забытом в логове Призрака…