Призрак Оперы

      После первого ночного визита «Призрака» Эмма боролась со странным любопытством. И не могла разобраться в себе. Она должна была испугаться до полусмерти. Черт возьми, кто-то был в её комнате. Другая бы на её месте распсиховалась и потребовала себе другую комнату.       А ей просто было… любопытно. Она хотела узнать побольше об этом таинственном «призраке» и её способности «проходить сквозь стены». Эмма миллион раз думала об этом, но, как призрак вошел, понять так и не смогла. И вышел, если уж на то пошло. Она несколько раз проверяла дверь – скрип дверных петель разбудил бы мертвого. Отличный способ предупредить взрослых, что студенты не спят по ночам, но для призрака, бродившего вокруг, он вряд ли подойдет. Была и еще одна тайна, сводившая Эмму с ума. Мысленно она окрестила её делом запертого ящика. В том ящике что-то было. Что-то важное. Призрак не хотел, чтобы она это нашла. Но что? Что там могло храниться? И ключ… Пропавший ключ. Неужели ключ все это время был где-то в комнате? И «Призрак» наверняка об этом знала. А может, она где-то раздобыла ключ? Это лишь подтверждало факт, что она была в комнате Эммы. Когда-то принадлежавшей Кристине. Отпирала ящик, когда-то принадлежавший Кристине. Что бы ни хранилось в этом ящике, наверняка это принадлежало Кристине. И Призрак не хотела, чтобы Эмма это нашла. Нечто компрометирующее? Что-то, что Призрак не хотела выставлять на всеобщее обозрение? Эмма ругала себя на все лады за то, что не попросила дубликат ключа от ящика. Если бы она добралась до него первой, возможно, смогла бы найти нечто важное. Какие-нибудь улики, которые пролили бы свет на тайну смерти Кристины и на «Призрака оперы».       Конечно, это глупо. Была убита девушка, и вот Эмма размышляет, не отправиться ли в одиночку на охоту за призраками? Надо рассказать кому-нибудь о произошедшем. О голосе, о ночном визите, обо всем. Но почему-то… Ей не хотелось этого делать. Это была её тайна. Да и желания прослыть «странной девочкой, слышащей голоса» тоже не было ни малейшего. Ведь с ней ничего не случилось. Все в порядке. Призрак не сделала ей ничего плохого, зачем поднимать шум? Да, два черных пера исчезли. Но она ведь никому так и не рассказала об их существовании. Значит, не могла доказать, что в закрытом ящике что-то было. Эмма знала наверняка: ей никто не поверит. А вот неприятности из-за распространения слухов и наведения паники вокруг истории «Призрака оперы» почти гарантированы. Лучше промолчать, пока не будет, что рассказать. Пока не будет настоящего доказательства.       Эмма изо всех сил старалась сосредоточиться на пении и притворялась, что все в порядке. Отвлекалась от расследования давней тайны. И от «Призрака оперы». Конечно, она вовсе не думала о Призраке без конца. ***       Эмма тщательно прожевала последний кусочек мясного рулета. Сегодня она была занята. Как всегда. Но, по крайней мере, ночью она спала лучше. С тех пор ночных визитов больше не было. Эмму это почти разочаровывало. Как бы странно это ни звучало. У неё не было возможности хотя бы разглядеть лицо девушки, и это расстраивало. Она должна была испугаться, а вместо этого расстроилась. Может, с ней и впрямь что-то не так. Иначе почему она ждет второго пришествия таинственного «призрака»? А она ждала. Возможности хорошенько разглядеть лицо той девушки. Она ругала себя за то, что не могла пошевелиться. Конечно, она бы не стала откидывать одеяло и набрасываться на девушку с расспросами, какого черта она делает в её комнате. Но можно было одеяло слегка приспустить. «Призрак» бы ничего не заметила. Она была слишком сосредоточена, роясь в ящиках комода.       Эмма отпила глоток воды и облизала губы. Слишком она много думала об этой истории, но не могла её оставить. Тайна овладела ею. Как в одном из её любимых детективных романов. Главное отличие заключалось в том, что это происходило в реальности. И должно было вызывать страх. Соответственно, Эмме следовало отступить и перестать думать об этом. Но что-то было в этой истории, вызывавшее любопытство. Как могли убить в Опере Гарнье молодую девушку? Не говоря уже о том, что как так вышло, что убийство – если это было убийство – так и не было раскрыто? Если в катакомбах действительно пряталась некая девушка, почему её никто не нашел? Не могла же она раствориться в воздухе. Она должна была где-то прятаться. Но где? Как она вообще передвигалась? Как она попала в комнату Эммы? Вопросов было множество, но именно этот волновал её сильнее всего. Она была уверена на двести процентов, что женщина в комнате ей не померещилась, пропавшие перья и незапертый ящик были тому доказательством. Вошла она через скрипящую дверь. На полу не было потайного люка. Эмма проверила. Она чувствовала себя глупо, расхаживая по комнате и топая ногами, пытаясь найти люк. Она даже убрала ковер и присела на корточки, чтобы заглянуть под кровать. Вдобавок она отодвинула тяжеленный комод (едва не вывихнув плечо), чтобы проверить и там.       Люка нигде не было. Не то чтобы Эмма на него рассчитывала, но провал её расстроил. У неё было красное лицо, когда в дверь постучала Руби и спросила, откуда шум. Эмма ответила честно: сказала, что занимается перестановкой мебели. После этого она почувствовала себя глупо. Зачем ей вообще понадобилось ползать по полу, проверяя, нет ли где-нибудь люка? Это было нелепо. Может, она и впрямь сходила с ума. Но ей хотелось разгадать эту тайну, и она не желала упускать возможности. Какими бы они ни были дурацкими.       Эмма сделала еще один глоток и оглядела столовую. Повсюду царили смех и болтовня – хористы ужинали. Такая беззаботная атмосфера. Эмма вновь посмотрела по сторонам.       Могла ли Призрак наблюдать за ними прямо сейчас? Неужели она шпионила за Кристиной? Эмма растерла руки и расправила плечи. Ей и впрямь нужно было расслабиться. И поесть тоже. Она подозревала, что на прошлой неделе недоедала.       А еще она поговорила сегодня с мамой, как будто всего остального было недостаточно. Нет, конечно, сама по себе новость хорошая, но из-за причины звонка матери Эмма была немного подавлена. Наступила годовщина смерти её бабушки Евы. Пятилетняя, если точнее. Эмма помнила этот день, словно он случился вчера. Она была очень близка с бабушкой. Именно к Еве Эмма приходила за поддержкой в те редкие случаи, когда родители ошибались. Именно к Еве Эмма заглядывала, возвращаясь домой из школы. Ева всегда была рядом, чтобы выслушать. Она никогда не отталкивала Эмму. Ни разу. А еще она была замечательной певицей. Эмма унаследовала голос от бабушки. Мама Эммы с гордостью ей об этом рассказала. Сохранились несколько старых записей пения Евы, и каждый раз, когда Эмма их слушала, ей казалось, что она слышит себя. Настолько её голос был похож на голос Евы.       Эмма вздохнула и отодвинула тарелку. Аппетит резко пропал. Она чувствовала себя усталой. Перед её мысленным взором стояла бабушка. Ева была прекрасна. Даже в возрасте. Несмотря на то, что прошло уже пять лет после её смерти, Эмма все еще скучала по ней. И по дому. Они всегда зажигали свечи в память о бабушке. Садились у камина и вспоминали её. Эмма любила слушать истории из бабушкиной юности. Ева была свободной душой. И шла своим путем. Много путешествовала и пела для разных зрителей. Ей столько довелось увидеть и испытать. Тогда-то она и встретила будущего дедушку Эммы, Леопольда, и влюбилась по уши. Ева много раз рассказывала историю их знакомства, но Эмме она никогда не надоедала. Леопольд был среди зрителей. Он сидел в первом ряду, и бабушка Эммы сразу же обратила на него внимание. Они смотрели друг на друга, пока она пела, а потом он ждал её у выхода. Это была любовь с первого взгляда. По крайней мере, так утверждала Ева, и Эмме хотелось в это верить. В то, что такая встреча и любовь с первого взгляда действительно возможны.       Эмма вздохнула. Аппетит пропал напрочь, она чувствовала себя опустошенной. Как всегда, когда приближалась годовщина смерти бабушки. Ей ничего не хотелось в этот день. Даже петь. Её голос сегодня звучал мягко. Эмма мечтала лечь в постель и проспать остаток тяжелого дня. Завтра будет лучше. Всегда было. − Выглядишь грустной.       Было ли это невежливо? Да, наверное. Но у Эммы не было ни сил, ни настроения переубеждать Лили. Потому, что она была совершенно права. − Потому, что грущу, − ответила она. − Что случилось? – тут же спросила Лили, усаживаясь на пустой стул напротив. − Сегодня годовщина смерти моей бабушки, − тихо произнесла Эмма. − О, − Лили подалась вперед, чтобы дотронуться до её руки. – Эмма, мне очень жаль. − Спасибо. Мы были очень близки, так что этот день для меня особенный. − Понимаю, − кивнула Лили. – Мой отец погиб в аварии, когда мне было всего четыре года. Мама уверена, что я его не помню, но это не так. Из-за этого все сложнее. − Могу представить, − сказала Эммы. – Конечно, со временем становится легче это преодолеть, но все равно…трудно. − Разумеется. − Особенно в этом году, − продолжила Эмма. – Мы с родителями всегда жгли свечи вечером, а потом… садились и вспоминали её. − Звучит и впрямь мило, − улыбнулась Лили. − Наверное, я расстроена из-за того, что в этом году не могу попасть домой. − Кое-что ты можешь сделать. − В каком смысле? – Эмма в замешательстве приподняла бровь. − Здесь есть что-то вроде склепа, − пояснила Лили. – Его построил мистер Голд, когда умерла его жена. Там можно зажечь свечи в память о тех, кого больше нет с нами. − Идеально, − тихо призналась Эмма. − Если хочешь, я тебя туда отведу после ужина, − слегка улыбнулась Лили. − Я была бы очень рада, − Эмма улыбнулась в ответ. – Большое тебе спасибо, Лили. − Для этого и нужны друзья, − Лили чуть сжала руку Эммы. – Ты уже поела?       Эмма взглянула на свой ужин. Мясной рулет наверняка уже остыл, но надо съесть хоть немного. Поковырявшись вилкой, она попробовала кусочек. Ага. Холодный. Но, честно говоря, все еще вкусный… ***       Лили сдержала слово. После ужина она отвела Эмму в склеп. Пришлось минуть множество лестниц. Постепенно воздух становился холоднее, чем ниже они спускались, тем тусклее становился свет. Здесь все было грубоватым. Даже стены. Вид у них был такой, будто они были высечены из необработанного камня. Эмма подозревала, что они находятся в каком-то подвале, слегка поежилась и пожалела, что не надела свитер. Или хотя бы не переодела белоснежное платье хористки. Не надо было его вообще надевать. Только на репетиции. Когда вернется, она обязательно тут же переоденется.       Лили вдруг остановилась перед тяжелой на вид дверью, и Эмма едва не врезалась в неё. − Ой! − Извини, − Лили усмехнулась и протянула руку, будто желая поддержать Эмму. – Не ушиблась? − Все нормально, − заверила Эмма, неуклюже восстановив равновесие и намеренно проигнорировав протянутую руку. – Ничего страшного.       К счастью. Не хотелось бы грохнуться. На твердый каменный пол… Наверное, это больно. − Отлично, − сказала Лили, поворачиваясь и улыбаясь Эмме. Затем она оглянулась на дверь. – Вот он. − Спасибо, что привела меня сюда, − искренне поблагодарила та. – Было бы неправильно, если бы я не зажгла свечку в память о бабушке, − голос Эммы дрогнул, когда она вновь вспомнила о ней. И о маме.       Эмма знала, что ей сегодня тоже нелегко, но отец будет рядом и поможет пережить трудный день. Это немного согрело сердце Эммы. Её мама была не совсем одна. − Не за что, − Лили заправила за ухо прядь темных волос. – Тебя подождать? − Нет, не стоит, − Эмма поскребла затылок. – Я побуду здесь немного. − Хорошо, только надолго не задерживайся. Здесь довольно холодно. − Буду иметь в виду, − усмехнулась Эмма. − Дорогу ты запомнила? − Думаю, что да. − А то мне придется тебя искать, − пошутила Лили и кивнула в сторону двери. – Вперед. − Спасибо. Еще увидимся. − Может, зависнем у меня? – предложила Лили. − Давай, − кивнула Эмма.       Лили радостно улыбнулась, и Эмма почувствовала укол совести. Не надо было подавать Лили ложных надежд. Это было нехорошо. Вместо того, чтобы что-нибудь сказать и, возможно, ухудшить ситуацию, она просто ответила на улыбку, а потом коснулась дверной ручки и открыла дверь. Войдя, она услышала удаляющийся звук шагов Лили.       Эмма огляделась. Здесь, внизу, было очень красиво. Маленькие затемненные окна, скамейка возле одного из них. И свечи. Огромное количество свечей. Больших, маленьких. Чайные свечки. Великолепные подсвечники. Приют для воспоминаний, в точности как описала Лили. На одном из столов лежал маленький коробок спичек. Эмма открыла его, чтобы взять спичку и зажечь свечу в память о любимой бабушке.       Когда она подняла глаза, то заметила её. Большую картину в раме, висящую на стене. Эмма наклонила голову, глядя на фотографию светловолосой девушки, широко улыбавшейся в объектив камеры. Глаза у неё были голубые, а золотистые кудри свободно ниспадали на спину. На ней было белоснежное платье хористки, такое же, как платье Эммы. Под картиной к рамке был приклеен кусочек плотной бумаги кремового цвета, и Эмма сразу же узнала изящный почерк Малены. «Нашей подруге, Кристине Даэ, 15 апреля 1999−19 июня 2017. Музыка будет звучать вечно».       У Эммы вдруг перехватило дыхание, она не поняла почему. Ведь она даже не знала Кристину. Может, дело в том, что та была не старше Эммы, когда умерла. Возможно, так повлияло осознание факта, что улыбающаяся девушка на фото, выглядевшая такой жизнерадостной, была убита. Найдена утонувшей в катакомбах. Эмма вздрогнула. А может, дело в сегодняшней дате. Ежегодно этот день был ужасным, тяжелым и по-прежнему выбивал её из колеи.       Эмма вздрогнула и оторвала взгляд от улыбающейся девушки. Она пришла сюда, чтобы зажечь свечу в память о бабушке. А не думать о Кристине и о том, что с ней случилось. Она подошла к одному из маленьких светильников и чиркнула спичкой. − Я скучаю по тебе, − тихо шепнула она, зажигая свечи. – Я все еще скучаю по тебе, бабуля.       Эмма вздохнула, глядя на мерцание свечи. Увидев фотографию Кристины, она пожалела, что не захватила фото бабушки. Это казалось удивительно уместным. Эмма рассеянно оглянулась на фото Кристины и посмотрела на большой подсвечник, стоявший под ней. И тут-то она заметила. Фитиль чадил. Эмма развернулась спиной к свече, зажженной в память о бабушке, и подошла ближе к подсвечнику под фотографией Кристины. Приблизившись, она лишь уверилась в своей догадке. Фитиль точно чадил, будто его совсем недавно погасили. Она чувствовала запах белого дыма. Эмма нерешительно подняла руку и дотронулась до фитиля. Ой! Тоже совсем теплый. Эмма подула на обожженные кончики пальцев. Эту свечу совсем недавно кто-то задул. Но кто? Руби? Нет, она ужинала с Белль, когда Эмма и Лили покинули столовую. Она никак не могла спуститься сюда раньше, чем они. Эмма вновь задумчиво подула на пальцы. Эту свечу, должно быть, затушили лишь за пару секунд до её прихода. Это сделала не Руби, не Малена или кто-то еще. В склеп ведет лишь одна дверь. Та, через которую вошла Эмма. Она сомневалась, что Руби или Малена могут проходить сквозь стены. Эмма глупо обернулась и оглядела склеп. Естественно, она никого не увидела. Кроме собственного отражения в зеркале. Разумеется, она здесь одна. По её спине что-то скользнуло. Это была не первая её встреча с той, кто «может проходить сквозь стены».       Её ладони снова слегка вспотели, она вытерла их о платье, развернулась и вновь взглянула на фотографию Кристины. − Какие ты хранила тайны? – тихо спросила Эмма. – Что случилось той ночью в катакомбах? – вздохнула она, глядя на фото улыбающейся Кристины. – Почему все ниточки ведут к тебе? Почему я без конца о тебе слышу, везде на тебя натыкаюсь?       Кристина молчала. Само собой.       Эмма глубоко вздохнула и покачала головой. Таинственная смерть Кристины Даэ казалась бессмысленной. В миллионный раз Эмма задалась вопросом: что, черт возьми, произошло той ночью? Что побудило Кристину исчезнуть в её звездную ночь? Отправилась ли она в катакомбы добровольно или её кто-то привел? Почему её убийство так и не было раскрыто? Пытались ли его вообще раскрыть? И, что еще важнее, почему Эмму так очаровала эта история? Она смотрела в голубые глаза Кристины, ища ответы. Что ж, ответы у неё были. Все начиналось и заканчивалось на Кристине Даэ. А потом её кто-то убил. Кто-то заставил её замолчать. Кто-то позаботился о том, чтобы тайна осталась тайной. Но кто был в таком отчаянии? Кто оказался способен убить восемнадцатилетнюю девушку? И почему? Что же такого знала Кристина? Что за тайна была настолько ужасна, чтобы кто-то ради её сохранения пошел на убийство? Тайна. Мозг Эммы кипел. Будто у неё было несколько кусочков головоломки, но ни один никуда не подходил. Эмма никогда не была хорошим сыщиком, но сейчас ей хотелось во всем этом разобраться. Как мисс Марпл или Эркюль Пуаро или другой детектив, о которых она так любила читать. Если бы она только знала, как заставить работать «серое вещество». − Кристина, − тихо пробормотала она себе под нос и вновь покачала головой. – Кристина, Кристина… − Кристина-а-а…       Эмма застыла. Этот голос. Бархатный мягкий женский голос, казалось, доносился ниоткуда и звучал повсюду. Шепот на ухо, будто его обладательница стояла рядом. Этот голос она слышала уже дважды. Надо бежать. Она должна бежать и предупредить остальных.       Это был единственный разумный выход. И все же она осталась на месте. Обретя дар речи, Эмма тихо позвала: − Эй? Есть здесь кто-нибудь?       Тишина в ответ.       Эмма облизала губы, задаваясь вопросом, какого черта она делает, но все же умоляюще продолжила: − Пожалуйста, я хочу лишь поговорить с тобой.       Тишина в ответ. − Кт… кто ты? – чуть громче спросила Эмма, вертя головой и осматривая каждый укромный уголок. Ей вновь пришлось вытереть влажные руки. – Пожалуйста, просто скажи, кто ты! − Ты уже знаешь кто…       Эмма задрожала, вновь услышав этот мягкий голос. Так близко и в то же время так далеко. Она потерла руки там, где по коже побежали мурашки. Возникшее у позвоночника ощущение не было страхом, но голова слегка закружилась. Почти. Она вновь облизнула губы, и прошептала дрожащим голосом: − Призрак оперы…       Раздался хриплый мягкий смешок. − Да… − Ты… ты призрак? – тупо спросила Эмма. Возможно, было логично задать обладательнице безликого голоса именно этот вопрос.       Этот вопрос вызвал еще один сочный смешок. Женщину это явно позабавило. − Возможно…       Опьяненная тем, что, кто бы это ни был, он ей отвечал, Эмма бессвязно забормотала: − Где ты? Почему я тебя слышу? Это же ты была в моей комнате прошлой ночью? Ты. Правда? Что ты взяла? Зачем тебе понадобились перья? Что хранилось в том ящике? Где ты взяла ключ?       Нет ответа. Никакого. Тишина. − Эй? – отчаянно позвала Эмма. – Эй? Пожалуйста, поговори со мной!       Но её мольбы были встречены лишь оглушительной тишиной, и Эмма инстинктивно поняла, что «призрак» исчез. Её охватило иррациональное разочарование, когда она огляделась в пустом склепе. Эмма никогда не любила ругаться, но сейчас не удержалась. − Черт возьми! – пробормотала она и вновь потерла руки.       По крайней мере, у неё не было галлюцинаций.       С ней кто-то разговаривал, она была в этом уверена на сто процентов. Боже, если бы она вошла на несколько мгновений раньше. Возможно, Эмма бы хоть мельком разглядела лицо «призрака». Потому, что она была здесь. Кто еще мог зажечь свечу под фотографией Кристины?       Эмма еще раз взглянула на фотографию. Кристина Даэ улыбалась ей. В голове Эммы роились сотни мыслей, но она развернулась, чтобы покинуть склеп. От её внимания не ускользнуло, что голос «призрака» не звучал угрожающе, произнося имя Кристины. Честно говоря, в нем можно было разобрать… тоску.