Призрак Оперы

      Первую неделю Эммы в Опере Гарнье можно описать одним словом: занятая.       С раннего утра до обеда репетиция, затем до вечера домашнее задание. У Эммы никогда прежде не было столь плотного графика, но ей это было по душе. Ей нравилось просыпаться, чтобы начать новый день с пения.       Новый день с хором. Эмма завела здесь друзей. Сколь бы невероятно это ни звучало. В своей старой школе она не умела заводить друзей и вписываться в коллектив, но здесь все было по-другому. Они с Лили поладили, в комнату Руби Эмму приглашали уже трижды. Они втроем болтали, хохотали, и Эмма не ощущала неловкости. Руби и Белль были славными девушками. Благодаря им она чувствовала себя в своей тарелке. Как дома. Мадам Карлотта сдержала слово и не стала убирать Эмму из заднего ряда. Эмма испытала огромное облегчение, ей показалось, что её голос зазвучал лучше, чем когда-либо. Да, она пообещала мадам Карлотте поговорить с тренером о своем страхе перед сценой, но Эмма сомневалась, что это к чему-нибудь приведет. В конце концов, ни у кого не получилось ей помочь. Но ничего страшного, не проблема. Эмма не должна была петь соло, нет, ей полагалось быть частью целого и петь в хоре. Другие могли. Как… Лили. Да. У Лили был прекрасный голос. Малена иногда наблюдала за репетициями, в её глазах искрилась гордость всякий раз, когда пела Лили. Эмма могла её понять. Голос Лили был глубоким, но ясным, и Эмма не сомневалась, что её быстро переведут в первый ряд и даже доверят сольную партию. Она была такой талантливой. Эмма не завидовала. Она просто радовалась за новую подругу. Но вместе с тем немного скучала по дому. Днем она была слишком занята, чтобы это замечать, но ночью, едва становилось тихо, Эмма думала о родителях, оставшихся в штате Мэн. Конечно, у них была своя работа, но все же… Эмма была единственным ребенком в семье, «папиной дочкой» и зеницей ока матери. И она скучала по родителям. Она позвонила домой один раз, но ей посоветовали не делать этого слишком часто. Это лишь усугубит тоску по дому, пояснила Малена. Наверное, она была права. Эмма решила быть строже к себе. Она планировала звонить домой не чаще чем раз в неделю. Если, конечно, ничего не случится. Это было единственным исключением. Она не могла позволить чувствам взять верх, пока она была здесь. Она в Париже. В Опере Гарнье. Это её мечта. Здесь она должна провести лучшее время своей жизни. Не хандрить и не скучать по родителям. Она собиралась приложить максимум усилий. Вылезти из раковины, или как это называется. Эмма надеялась, что пение здесь, в Опере Гарнье, поможет ей преодолеть неумение вести себя в обществе. Здесь она была среди себе подобных. Это должно облегчить ситуацию. Она уже начала разговаривать свободнее, когда мадам Карлотта задавала вопросы хору. Начало пока что хорошее.       Единственные дни, когда у хора выдавалась свободная минутка – это выходные. Конечно, домашнее задание никуда не девалось, но в остальном они были свободны и могли делать что угодно. И Эмма строила планы на этот субботний вечер. Она хотела позвонить родителям, выпить чай с медом, чтобы успокоить горло. Не то чтобы её что-то беспокоило, просто хотелось лишний раз убедиться, что в голосе нет хрипотцы. Выпив чаю, она залезала в постель с книгой. Эмма была настоящим книжным червем, но с тех пор, как она приехала в Париж, у неё не было времени на чтение.       Она с нетерпением ждала возможности провести ночь за чашкой чая и увлекательной книгой. Сейчас она читала «Одним пальцем» Агаты Кристи. Эмма всегда любила хорошие детективы. Это было своего рода иронией, если вспомнить, сколь осторожна и застенчива она была в реальности. Но книги – это другое. Они увлекали в безопасный мир. Вторая страсть Эммы. Сперва было пение, потом появились книги. И то, и другое было для неё очень важно.       Руби и Белль пытались уговорить Эмму сегодня вечером составить им компанию, Лили тоже. Она использовала такие аргументы как: «Бога ради, это же Париж, ты должна познакомиться с городом!». Но Эмму это не убедило. Выйти на улицу означало очутиться в толпе, услышать громкую музыку в каком-нибудь баре. Согласно законодательству, пить Эмма пока не могла, но могла посещать бары. А бары означали громкую музыку и болтовню, из−за которой не слышны собственные мысли. Эмма терпеть этого не могла. Поэтому она отказалась. И даже не придумала оправдания. Нет, она была предельно честна, когда сказала Лили, что слишком устала, чтобы идти на улицу. Это было слишком ново. Разум Эммы был переполнен новыми впечатлениями, ей нужна была эта ночь, чтобы отдохнуть и расслабиться. В конце концов, она надолго в Париже. И у неё будет масса возможностей посмотреть город.       Лили согласилась, и Эмма пожелала ей веселого вечера. А еще напомнила об отбое. Лили рассмеялась и сказала Эмме, что та напоминает ей мать. Эмма хохотала вместе с ней, поскольку Малена была довольно «крутой», и она абсолютно не возражала против того, чтобы её с ней сравнивали. Малена все время была такой собранной. Эмма надеялась, что сможет кое-что у нее перенять. Кто знает, может, удастся научиться подобному самоконтролю.       Эмма усмехнулась. Честно говоря, она сомневалась, что когда-нибудь сможет этому научиться. С этим надо родиться. Достичь этого вовсе не так легко. ***       Эмме всегда нравились субботы. Особенно такие серые, как эта. Субботы предназначались для отдыха и чтения в кровати. Эмма с нетерпением ждала уютной ночи, которую сама себе устроила. Она дочитала книгу до середины и не могла дождаться, чтобы прочитать остальное, лежа в постели позже вечером, когда завывал ветер, а небо потемнело. Погода действительно подходила для детектива об убийстве. − Хорошо. Конечно. Нет, пап, сегодня я останусь дома, − засмеялась Эмма и зажала мобильный телефон между ухом и плечом, расхаживая по комнате. − Еще одна ночь с книгой в обнимку? – тоже рассмеялся отец. − Ты слишком хорошо меня знаешь, − усмехнулась Эмма. – Как мама? − С ней все в порядке. Сегодня она на родительском собрании, так что дома только я. − О, − рот Эммы слегка скривился. – Тебе очень одиноко? − Нет, нет, конечно, нет, − поспешно ответил отец. – Я не то имел в виду. Не волнуйся, принцесса, у меня все отлично. И у твоей мамы тоже. А теперь расскажи мне… Как там Париж? Ты заводишь друзей?       Эмма рассмеялась. Старый добрый папа. Всегда задает одни и те же вопросы. − Париж, папа, это прекрасно. Я все еще зависаю с Лили. Она правда классная. Еще есть Белль и Руби. − Очень рад это слышать, − сказал её отец. – Ты чувствуешь себя как дома? − В принципе да. Только в моей комнате пахнет, − не задумываясь ответила Эмма.       И правда. Здесь действительно стоял странный пряный аромат. Эмма не была уверена относительно его происхождения, но на третье утро после приезда в Оперу Гарнье она вдруг проснулась от сильного пряного запаха. Почти восточного. Эмма не могла понять, откуда он взялся. Она никогда не пользовалась пряными духами, предпочитая более легкие и цветочные ароматы. Но запах сам по себе не был неприятным. Совсем наоборот, так что он её не слишком отвлекал. Она подумала, что, возможно, Руби или Белль пользовались таким парфюмом.       Её отец рассмеялся. − Ну, если это твоя главная забота, милая, я за тебя спокоен. Ты уже разговаривала с их тренером о своем страхе перед сценой?       Эмма подавила легкий вздох. − Нет, папа. Еще нет. На следующей неделе поговорю. − Хорошо. Ты не против этого разговора?       Эмма пожала плечами, хотя отец не мог увидеть этот жест. − Думаю, нет. Но вряд ли это сработает. − Эмма, − ласково упрекнул её отец. – Не надо так. Кто знает, может, этот тренер сможет посоветовать какие-нибудь новые методики. − Может быть, − Эмма заставила себя проявить оптимизм. − Вот умничка! − Я скучаю по тебе и маме, − рассмеялась Эмма. − Мы по тебе тоже, принцесса. Не можем дождаться дня, когда приедем тебя навестить в Париже! Думаю, мама захочет пройтись по магазинам, когда вы увидитесь. − Спасибо, что предупредил, − усмехнулась Эмма.       Видит бог, она терпеть не могла шоппинг, и ей требовалась длительная психологическая подготовка. А походы по магазинам с мамой всегда были интересными. Мама любила ходить по магазинам. Часами. Эмма давно уже сбилась со счета, сколько раз она сходила с ума, отправляясь за покупками с мамой. − И лучше на этот раз не сливайся, − вновь рассмеялся Дэвид. − Даже не мечтала, − заверила Эмма, хотя несколько раз она уже отменяла походы по магазинам. − Эмма… − предостерег Дэвид с еще одним смешком. − Не буду, − пообещала она. – Я серьезно. − Ладно. А как проходят репетиции? Все еще трудно? − Самая сложная работа, какая мне доставалась в жизни, но мне так нравится! – страстно воскликнула Эмма. – У меня голос хрипит? − Нет, вовсе нет. Ты же следишь за ним? Не перенапрягаешься? − Конечно, нет. Вообще-то я как раз собираюсь выпить чашечку чая. А потом лечь спать.       Отец на миг замолчал, а потом спросил: − Ты не планировала сегодня посиделку с подругами? − Нет, пап, но все в порядке, − быстро заверила его Эмма. – Я решила остаться дома. − Принцесса, помни… − Что иногда стоит с ними общаться, − закончила Эмма. – Да, я знаю. − Просто я не хочу, чтобы тебе было одиноко, милая. − Я знаю, − уже мягче ответила Эмма. – Мне не одиноко. Со мной все будет в порядке, папа. − Я знаю. Я веду себя глупо, ведь ты так далеко. − Ну, не так уж и далеко, − Эмма издала тихий смешок. – Телефонный звонок сокращает это расстояние. К тому же скоро вы с мамой приедете меня навестить. Жду-не дождусь, когда смогу все вам тут показать! − А мы не можем дождаться шанса услышать, как ты поешь, милая.       Эмма пробормотала нечто бессвязное и вновь ощутила укол беспокойства. Она не сдержала усмешку, напомнив себе, что это всего лишь её родители. Конечно, она споет для них. Уже пела миллион раз. − Эмма? Эмма, ты здесь? − Да, конечно, − быстро отозвалась она. – Но уже поздно, думаю, мне лучше выпить чашечку чая, пока столовая не закрылась. − Хорошо милая. Созвонимся на следующей неделе. − Конечно. Обнимешь за меня маму? − Естественно. Хороших снов. − Спокойной ночи, папа. − Спокойной ночи, милая.       Эмма положила трубку и улыбнулась. У её родителей дома все было хорошо. ***       А потом она отважилась выйти за той самой чашкой чая. Ладно, было не так. Сперва она накинула поверх пижамы белый халат, а уже потом вышла за чашкой. Выйдя из общежития, она спустилась вниз по лестнице. Лестниц было много, Эмма уже несколько раз терялась. Однажды из-за этого она опоздала на репетицию, и ей было ужасно неловко. Но она пришла вместе с Лили, так что все было не так уж и плохо. И мадам Карлотта отнеслась с пониманием. Она была не из тех, кто сердится на учеников.       Эмма спустилась по другой лестнице и прошла по коридору. Сейчас она доберется до очередной лестницы. Ей нужно было миновать шесть лестниц по пути в столовую. Она тщательно запомнила дорогу несколько дней назад и изо всех сил старалась не забыть. Ей нужно было научиться здесь ориентироваться. Лили не могла ведь быть рядом все время. Находить дорогу самой было очень важно. Эмма тихонько фыркнула про себя, преодолевая еще одну лестницу. Лили шутила, что ей нужна карта, чтобы добираться сюда самой, и она была права. Пространство казалось огромным. Заблудиться было очень легко.       Развернувшись налево, Эмма едва не столкнулась с Маленой. Пришлось тут же отступить на шаг. − Добрый вечер, Эмма, − удивленно произнесла Малена. – Куда вы так торопитесь? − В столовую. Хочу выпить чаю перед сном. − Разумно. Лили с вами? − Лили? Нет, она… она ушла гулять по городу. − Сейчас? – Малена сощурилась и вздохнула. – Несносная девчонка. − Мне жаль, − смущенно сказала Эмма. – Я думала, у неё есть разрешение покидать здание. − О, это не ваша вина, дорогая, − с легким смешком ответила Малена. – Да, я бы предпочла, чтобы она ночевала здесь, но просьбы никогда не останавливали мою Лили.       Эмма не смогла сдержать усмешку. В голосе Малены звучала почти гордость. − Хотя, возможно, позже мне придется поговорить с ней, − продолжила Малена, покачав головой и улыбнувшись Эмме. – Будь она немного больше похожа на вас, все было бы проще. − Родители хотят, чтобы я почаще гуляла, − поделилась Эмма. − Надо же, − цокнула языком Малена. – Тогда, возможно, вы с Лили сможете немного повлиять друг на друга. − Может быть, − усмехнулась Эмма. − В любом случае вам лучше выпить чаю до закрытия столовой, − Малена взглянула на часы. – Спокойной ночи, Эмма. − Спокойной ночи, Малена, − улыбнулась Эмма и отступила в сторону, чтобы женщина могла пройти мимо.       Эмма продолжила путь за чаем. Вниз по лестнице, по узким коридорам, затем по другой лестнице. Целый квест. По крайней мере, поддерживает в спортивной форме. Уже кое-что. Но она уже начала сомневаться в этой… задаче. Вечер был прохладным, а на Эмме была надета только ночная рубашка под халатом. Она уже пожалела, что ей так захотелось чая. Стоило остаться у себя в комнате, там тепло и уютно. Она была не в том настроении, чтобы бегать по коридорам. Она бы предпочла свернуться калачиком в кровати с книгой.       Она резко остановилась, дойдя до двери, и нахмурилась. Дверь была не в столовую, точно, у той был другой цвет. После шести лестниц она должна была подойти к синей двери. Не к красной. Наверное, она слишком долго шла по одной из лестниц. А может быть, в коридоре повернула налево, а не направо. Эмма вздохнула. В любом случае она заблудилась. Наверное, её отвлекла встреча с Маленой. Она поджала губы и сделала то, что делала крайне редко, а именно – тихо выругалась себе под нос. Если бы только она могла вспомнить, свернула ли не туда в коридоре или поднялась на лишнюю лестницу? Теперь следует развернуться и пойти обратно? Или стоит попытать счастья с этой дверью? В итоге Эмма остановилась на втором варианте, решительно открыла дверь и вошла внутрь. Еще одна лестница. О, может быть, она не сворачивала не туда? Вдруг она все же на правильном пути? Эмма быстро спустилась по лестнице. Она почти на месте, правда? Хотелось бы в это верить. Столовая, наверное, скоро закроется. Тогда она сможет, наконец, выпить чашку чая и вернуться в постель с книгой, как и планировала. Она этого с нетерпением ждала.       Эмма неуверенно пересекла очередной коридор и добралась до еще одной двери. Она вновь нахмурилась. Нет, не может этого быть. − Черт возьми! – произнесла она, ни к кому конкретно не обращаясь.       Может, Лили была права. Может, ей НУЖНА карта. Это было смехотворно. Она живет здесь уже неделю и до сих пор не может самостоятельно добраться до столовой. Она что, дура, что ли? Пора начинать адекватно ориентироваться. В конце концов, теперь это её дом.       Эмма оглянулась и вздохнула. Неужели придется возвращаться и пытаться повторить маршрут? А вдруг за этой дверью короткий путь? И получится добраться до этой проклятущей столовой быстрее? Попробовать однозначно стоит, правда? Эмма заупрямилась. Она проделала этот путь не для того, чтобы развернуться. И чай свой она до сих пор так и не выпила. Можно было бы поспорить о нужности этой чашки, но она начинала раздражаться и была полна решимости выпить чай несмотря ни на что. Уходить с пустыми руками в её планы не входило. Она не хотела чувствовать себя еще большей дурой.       Эмма распахнула дверь и ввалилась внутрь. И тут же поняла, что это не короткая дорога к столовой. Она стояла на сцене. На большой сцене. На той самой, которую ей доводилось видеть во время экскурсии. На той, где она должна была петь с остальным хором. Эмма оглядела впечатляющую сцену. Оказывается, дверь, которую она открыла, вела сюда. Эмма стояла прямо посреди сцены, и ей пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы все разглядеть. Боже, зал был фантастическим! Эмма сделала несколько шагов, наслаждаясь их эхом. Здесь она могла себя слышать. − Ммм, ммм, ммм, − напевала она себе под нос, оглядываясь по сторонам.       Здесь все было красным и золотым. Красные бархатные сиденья и золотые украшения. От осознания, что она здесь, у Эммы едва не перехватило дыхание. Её сердце бешено колотилось в груди. С ума сойти, она будет здесь петь. В безопасном месте в заднем ряду, но все же… Она взглянула на бесконечное число пустых бархатных кресел. Сюда помещается огромное количество людей. Здесь её родители будут слушать, как она поет. Эмма вздохнула с предвкушением. Это было даже лучше, чем чашка чая. Она начала ходить по сцене, по спине пробежал холодок от того, как почти призрачно её шаги эхом отдавались в огромной пустой комнате. Должна ли она вообще здесь быть? Она не была в этом уверена, но можно мгновение помечтать?       Эмма закрыла глаза и вновь принялась тихонько напевать себе под нос. Её голос тоже отзывался эхом. Взмывал к потолку, как одинокий мыльный пузырь. Её голос хорошо звучал здесь. Еще хрупче, чем обычно. Эмма уже абсолютно забыла о своей чашке чая. Петь, стоя на этой пустой сцене было намного интереснее. − O mio babbino caro, mi piace, è bello, bello, vo' andare in Porta Rossa. A comperar l'anello* − пела она.       Это была ария, которую она знала как свои пять пальцев. Бессчетное количество раз она репетировала её дома перед зеркалом. Она перестала петь и вновь вздохнула, заправив прядь волос за ухо. Глубоко, будто пыталась вдохнуть атмосферу этого удивительного помещения. Есть ли у бархата запах? Если да, то Эмма была уверена: сейчас она его ощущает. Она почти слышала аплодисменты зрителей, приходивших и уходивших на протяжении многих лет. Воспоминания о старых выступлениях эхом раздавались здесь. Вероятно, сейчас ей здесь не место. Прямо ей этого не говорили, но она полагалась на пресловутое внутреннее чутье. Покалывающее ощущение, что она нарушает неписаные правила.       Она должна возвращаться к себе в спальню. А чаю можно выпить и завтра. Эмма открыла глаза, и, еще раз глубоко вздохнув, медленно развернулась. Её шаги эхом отдавались на всем пути к выходу на сцену. Она положила руку на дверную ручку и на мгновение заколебалась. Честно говоря, ей не хотелось уходить. Казалось, что это помещение принадлежит ей. По крайней мере, сейчас.       Именно она «нашла» его в столь поздний час. Ничего ей не хотелось сильнее, чем остаться и ненадолго погрузиться в атмосферу. Однако неприятностей тоже не хотелось. Она должна уйти.       Эмма нажала на дверную ручку и уже собралась открыть дверь, как вдруг услышала какой-то звук, заставивший её насторожиться. Поначалу она не могла понять, что это, но все равно обернулась и оглядела сцену. Она была уверена, что что-то слышала. Но она не могла сказать, что именно. Звучало как… шорох. Да, шуршание. Это и было недостающее слово. Откуда-то из-за бархатных сидений донесся легкий шелестящий звук. Но откуда именно? Эмма отошла на пару шагов от двери и внимательно осмотрелась. Ей стало любопытно. Что это, черт возьми, был за шорох? На миг она вообразила, что это может быть непонятно как очутившаяся здесь заплутавшая птица, и слегка усмехнулась. Смешок эхом отразился от стен.       А потом она услышала кое-что еще. Новый звук. Шаги? Нет, быть этого не может. Эмма наклонила голову и напрягла слух. Да, это и впрямь были шаги. Мягкие шаги по бархатному полу. Не эхо, а именно шаги. Едва слышные, но все же кто-то шел! − Эй! – окликнула Эмма в пустое помещение. – Эй! Есть здесь кто-нибудь?       Никто не ответил. Вместо этого она снова услышала шаги. Как будто кто-то ходил меж сидений. Нет, «ходить» не то слово. Скорее… бродил. Да. Прогуливаясь неторопливым шагом и остановившись у… пятой ложи? Эмма нахмурилась, выйдя на середину сцены. Что, черт возьми, все это значит? Кто-то её дразнит? Если да, то это было не смешно. − Эй! – вновь окликнула она. – Кто здесь?       Никого. Абсолютно никого. Больше никакого шороха. Никаких шагов. Эмма слышала только собственное дыхание, казалось, участившееся. Она слегка вздрогнула, почувствовав, как кожа на затылке покрылась мурашками. Внезапно у неё возникло отчетливое ощущение, что она больше не одна. Но это было невозможно. Она никого не видела. − Эй! – на сей раз в её голосе звучало куда меньше уверенности. – Есть здесь кто-нибудь? Это не смешно!       Ничего. Тишина. Эмма почувствовала, как по коже бегут мурашки. С ней явно кто-то играл, и она не знала правил. Она развернулась и пошла обратно к выходу на сцену. − Эй!       Эмма взвизгнула и чуть не подскочила, развернувшись на месте. Из седьмой ложи на неё смотрел мужчина, и Эмма вздохнула с облегчением, узнав Мориса, так называемого разнорабочего, выполнявшего мелкие работы то здесь, то там. − Мисс Свон, − в его голосе прозвучало такое же удивление, какое испытывала она. – Что выделаете здесь так поздно? Вы должны быть у себя. − Я просто искала столовую, − нерешительно ответила Эмма. – А вы… вы здесь были все время? − Более или менее, − произнес Морис. – Вошел через дверь, − он дважды постучал по указанной двери. – Здесь надо стул починить. − Ах вон оно что, − сказала Эмма. Ей захотелось спросить, не было ли его в пятой ложе, но она не стала. Она не могла сказать, почему. Может, боялась показаться смешной. Может, уже выставила себя на потеху. Морис все время был здесь. Это он ходил меж сидений. − Вероятно, вам пора вернуться к себе? – предложил Морис. Эмма ни с чем в жизни столь горячо не соглашалась. Ей давно надо было вернуться в спальню. Но перед уходом она бросила последний взгляд на пятую ложу.       Ничего. И звука шагов тоже больше не слышно. Только насвистывание Мориса, пока он чинил сиденье. Эмма пожелала ему доброй ночи и покинула помещение со всей возможной скоростью, но не переходя на бег. В конце концов, бояться было нечего.       Давно забыв о чае, она немедленно забралась в постель и свернулась калачиком под одеялом. В театральном зале с ней кто-то был, она была в этом уверена. Она пыталась убедить себя, что это был Морис, слишком занятый починкой сиденья, чтобы заметить её. Или же над ней кто-то подшутил. Маленькая, безобидная шутка.       Безобидная или нет, Эмма предпочитала думать, что это был все же Морис. Возможно, он был в наушниках и услышал её, только когда она позвала. В конце концов, его было не так легко заметить, ведь он сидел на корточках рядом с сиденьем. Конечно, она не могла разглядеть его сцены.       Но этот шелестящий звук… Что это было? Эмма не знала ни одного инструмента, издававшего шуршащий звук, похожий на тот, который она слышала.       В ту ночь Эмме не сразу удалось уснуть… ___ *”O mio babbino cara” – ария из оперы «Джанни Скикки» Джакомо Пуччини.