Кто же ты?

— Просыпайся, Самаэль! Опять всю ночь небось звёздничал… — раздался резвый мальчишеский голос сквозь мутную пелену. Юный ангел приоткрыл один из своих янтарных глаз, и перевёл взгляд на источник шума настолько медленно, что можно было услышать, как крутятся шестерёнки в белобрысой голове. — Михаэль, отстань! — сказал сонный блондин, и сильнее укутался в собственные мягкие крылья, служившие ему одеялом. Но мальчишка и не думал отступать: в лазурных глазах мелькнула задорная искра, и он с разбега прыгнул на спящего, что тот рефлекторно вскрикнул и свалился с пухового облачка-постели. — Всё, — вскинул руки юный ангел с янтарными глазами, сдаваясь — Я уже, я тут, я не сплю. Михаил лукаво улыбнулся, слушая попытки брата связать слова в цельную мысль, и взъерошил его льняные волосы, слипшиеся от сна, с перьями между золотых кудрей, и произнёс: — Сэмми, ты же сам хотел пораньше встать, ведь сегодня тебе впервые разрешено посмотреть на Эдем. Янтарные глаза напротив широко распахнулись на заветных словах, представляя, какие чудеса они сегодня увидят. Юный ангел хлопнул себя по лбу: “Точно, вчера я так долго думал об Эдеме, что смог заснуть лишь под утро, сад Бога, в котором собраны лучшие его творения”. — Я уже был там, — продолжил Михаил, ласково поправляя перья брата, — Сегодня твоя очередь, и не забудь мне всё рассказать, как придёшь… Но Самаэль уже не слушал, он рванул к хрустальным дверям, сметая всё на своём пути, словно он и не был мямлящей сонной лужицей всего пару мгновений назад. Ангел слышал как звонко рассмеялся Михаэль, оставшийся в покоях, над чистым энтузиазмом братца. Но что поделать, если все мысли и чувства Самаэля были захвачены Эдемом. Херувимы так восхищались божественным садом и существами, населяющими его, что маленькому ангелу, ничего не оставалось как мечтать попасть туда. Пару раз Самаэль пытался пробраться через врата, но каждый раз юнца ловили и проучали. В конце концов, в наказание, Творец разрешил ему посмотреть божественный сад в самую последнюю очередь. И этот день наконец настал. Воспоминания смешались в одном калейдоскопе из эмоций и новых ощущений. Всё в райском саду маленькому ангелу казалось чудесным: животные, цветы, деревья, камни. Самаэль неустанно впитывал дивный новый мир всем своим существом, чтобы иметь возможность видеть его вновь и вновь даже с закрытыми глазами. Пока вдруг маленький ангел не увидел её, первую женщину. Она скучающе сидела на берегу ручья, грустно разглядывая собственное отражение в воде, часто вздыхая. Казалось, её совсем не радует то, что она видит. Самаэль сложил свои шумные крылья за спиной, щёлкнул пальцами и белой змеёй подполз к женщине, чтобы рассмотреть дивное создание получше и узнать причину её печали. Однако та заметила незваного гостя, и схватив его в руки громко вскрикнула: — Ой, забавный какой! Ни рук, ни ног нет. Как ручеек переливается. В один миг она развернулась и поднесла белоснежную змею поближе к лицу, и Самаэль встретился с ней глазами и… И она была прекрасна: светлые локоны водопадами спускались до земли, лёгкие веснушки были рассыпаны по всему её телу, а в бездонных сиреневых глазах отражался родной ему космос. Юный ангел был готов поклясться, что лицезреет истинные звёзды в радужках женщины, такие яркие и красивые, каких свет не видывал. — Лилит! Ты где, Лилит? — раздался неподалеку грубый мужской голос, на что блондинка лишь закатила глаза, и поцеловав нового друга в холодную чешую, поспешила к источнику звука. Бог назвал этот вид причудливым словом “люди”. И как говорили все херувимы, это было его любимое творение. Самаэль плохо помнил, как он вернулся домой. Он был не в порядке. Сердце бешено колотилось, лёгкие горели, а мысли ощущались тяжёлыми, как грозовые тучи. А имя “Лилит”, казалось, было высечено клинком внутри его черепа. Михаил сразу же заметил перемены в поведении брата, и обеспокоенно спросил: — Что же видел ты? — встряхнул он его за плечи. — Ничего, — Самаэль витал в облаках, с каждым мгновением всё больше теряя связь с реальностью. — Как ничего? — переспросил Михаил, явно ожидая другого ответа от восхищающегося каждой букашкой братца, — А земные цветы возле воды? А небесных птиц, поющие самые красивые песни? А извитые бурлящие ручьи? А не встретил ли ты быстроногих коней — только сядь и умчат далеко-далеко? А не видел ли ты разноцветных огней? Но Самаэль всего лишь замотал головой, пока на его лице не расплылась глупая улыбка: — Ничего я не видел…Только её. Вдруг резкая боль пронзила тело Люцифера, и его глаза распахнулись. Он лежал в бальном зале своего замка, в тысячах и тысячах белых цветов, а с голых стен на него смотрели грозные портреты. Владыка Ада привстал и схватился за голову дрожащими руками. Как долго он спал? Хорошо, что он успел выпроводить Аластора перед тем, как окончательно потерять контроль над собственным телом. Всё-таки бессонные ночи настигли Люцифера и хорошенько на нём отыгрались. Маленький король прекрасно понимал, что сейчас он должен собрать все свою волю в кулак, встать на ноги, и вернуться в мир за окном, но… Он не мог. Вот бы ещё чуть-чуть побыть в счастливом блаженстве. Хотя бы мысленно вернуться туда, где он был счастлив. Ещё немножко. Глаза Люцифера начали слипаться из-за слишком тяжёлых золотых ресниц, а знакомые черты когда-то любимого лица стали прорисовываться сами собой. — Самаэль, спасибо за то, что ты всегда рядом, — голос Лилит из прошлого был мягкий и нежный, пока её голова покоилась на коленях ангела, и она вздохнула, — Адам совсем не такой, и даже не пытается меня понять. — Расскажи мне, может у меня получится? — юный ангел аккуратно вплетал фиалки в светлые локоны первой женщины. Казалось, они существовали в своём маленьком мирке, скрывшись от всех, кто бы мог осудить их. — Самаэль, у тебя никогда не было ощущения будто ты “не там”? Ангел на мгновение замер: — Что ты имеешь ввиду? Лилит опустила взгляд вниз и стала вырисовывать причудливые узоры на песке: — Будто всё, что ты делаешь, тебе не подходит, словно это не твоё. У меня такое чувство отторжения от того, что я проживаю не свою жизнь. Самаэль утешил прекрасное создание, аккуратно перебирая пшеничные пряди: — Я понимаю тебя, Лили, — ангел с горечью добавил, — То чувство, когда всё, что ты любишь, предназначалось другому человеку, а не тебе. — Да, и у меня бывает такое странное ощущение, что эта жизнь не моя. И я просто вынуждена просыпаться, жить и общаться с теми, с кем не хочу, — Лилит поднялась на локтях почти вплотную к фарфоровому лицу ангела, — Я боюсь, что так и не смогу почувствовать что-то настоящее. Голод в лавандовый глазах, заставил ангела почувствовать себя добычей перед хищником. Казалось, неизбежное несётся на него, как метеорит. — Лили, нам нельзя! Мы не можем! Мы не… Но Самаэль не успел договорить, когда сильные руки женщины схватили его за воротник, и она прильнула к его губам. Тот день предвестил начало его падения. Конечно же, юный серафим не мог рассказать об этом никому из старших, от чего тайна совершенного им действия казалась ещё тяжелее. И была всего одна “душа” на всём белом свете, кому бы он мог довериться и рассказать. По крайней мере Самаэль так думал… — Тебе ведь строго-настрого запретили разговаривать с первой женщиной! — громко отчитывал его Михаил, — Наказание, помнишь? Каждое, сказанное ей слово будет причинять боль, и ты даже вскрикнуть не сможешь. — Я переживу, — пытался сохранить лицо Самаэль, он никогда не видел, чтобы его брат был в такой панике. — Тебя могут лишить крыльев, если ослушаешься! Тогда тебе придётся жить всю вечность только с этими жалкими “подпорками”, как у людей. — Это называется “ноги”, — поправил брата Самаэль, — И у человека есть что-то гораздо ценнее пары крыльев, Миш, это душа! Михаил расхаживал из стороны в сторону, дёргая себя за волосы и кусая кончики собственных пальцев: — Но вдруг, ты уже никогда не сможешь вернуться на Небеса, в наш хрустальный дворец! — Пусть, — влюблённо отвечал Самаэль, пока его мысли уплывали всё дальше и дальше, — Тогда я буду жить в Эдеме, а ты будешь спускаться ко мне. Михаил остановился и заглянул своими чистыми лазурными глазами в лицо брата: — Сэмми, а если люди не умеют любить, тогда твоё сердце разобьётся на части! И ты всё потеряешь, — уже чуть не плача, говорил он. — Ну и пусть! — отчаянно произнёс Самаэль. А дальше воспоминания словно заволокло туманом. В памяти вспыхивали лишь далёкие образы, обрывки фраз и обещаний: Лилит, яблоко, Ева, свобода… Следующее, что мог осознавать Люцифер, это тяжёлые звёздные цепи, сковывающие его шею, руки, и ноги. В холодной тюрьме, созданной специально для него, не было ни капельки света и тепла. Ангел ждал рассвета, чтобы Небеса огласили свой приговор. Самаэль ослушался Бога, перечил Божьей воле, и совершил непростительный проступок, наделив человечество свободой воли, присущей только Творцу. Однако, что-то внутри ангельского сердца подсказывало Самаэлю, что он сделал всё правильно. А значит, всем остальным нужно лишь больше времени, чтобы понять его. Непоседливого ангела часто наказывали, и ему было не привыкать. Нужно просто дождаться рассвета. Вдруг в мёртвой тишине раздался до боли знакомый шелест крыльев: — Михаэль! — радостно вскрикнул ангел, видя родное лицо в этом страшном и одиноком месте, — Я… Самаэль запнулся, когда его брат подошёл ближе. Всё его лицо было в ссадинах и кровоподтёках. Когда-то чистые голубые глаза были налиты кровью, волосы будто потеряли привычный блеск, а одно крыло вообще не двигалось. Михаил припал к решётке, за которой был скован цепями нарушитель, голос его был дрожащий и хриплый: — Братец, послушай я всё знаю! Я отдал херувимам, всё что у меня было. — Твои силы… — с ужасом проговорил Самаэль, и несмотря на жгучую боль попытался протянуть скованные руки навстречу. — Тише-тише, я сделал всё это, только чтобы избавить тебя от гнева Небес, — Михаэль смог дотянуться до белоснежной щеки через прутья, и нежно провести по ней тыльной стороной ладони, — Пообещай мне, что больше никогда не свяжешься с человеком! Но Самаэль промолчал. — Я обо всём договорился с херувимами, — Михаэль тяжело дышал, — Лилит неправильная, и она будет ликвидирована, словно её никогда и не было. И это должен сделать ты. — Нет, я… — впервые за всю свою жизнь, Самаэль не узнавал родного брата. Нет, так ведь нельзя. — Я отдал все свои силы и херувимы взамен дали мне меч из чистейшего света, — Михаил аккуратно просунул оружие через прутья, — Самаэль, сегодня на рассвете на суде, ты должен убить Лилит, и показать свою преданность и смирение перед Небесами. Другого выхода нет! Или она погибнет или ты! Спеши, братец, спеши! Впервые из голубых, как море, глаз потекли солёные слёзы. Самаэль никогда не видел, чтобы его брат плакал. От этого сердце ангела разрывалось на кусочки, но тот уже принял решение: — Миш, как ты не понимаешь… У меня есть ты, который всегда заботится обо мне. А у Лилит никого нет. Поэтому я решил, что я буду заботиться о ней. Лили так прекрасна, она не должна погибнуть! — Самаэль осторожно подтолкнул крылом меч, возвращая его владельцу. Михаил глухо выругался, отказываясь смотреть в янтарные глаза. Через пару мгновений он скрылся под покровом ночи. Суд был на рассвете. Реки золотой крови Самаэля окрасили хрустальный дворец. Когда-то родные и близкие лица были искажены отвращением, презрением и разочарованием. Но когда Самаэль падал, у него в голове была лишь одна мысль: “Лилит, если бы ты знала, что я навсегда отдал свою божественную сущность, свой нимб, своё имя, всего себя, чтобы только видеть тебя, слышать тебя, быть с тобой…” Всё окуталось чернотой. Темно. Люцифер открывает глаза. Расписанный потолок вверху будто насмехается над ним, показывая райские сады, как отголоски его прошлой жизни. Одиночество убивает пустотой внутри. А многолетняя депрессия снова напоминает о себе, показывая Королю воспоминания тех дней, которые следовало бы навсегда похоронить. Слабый голос внутри кричит о том, что нужно бежать к кому-нибудь, чтобы утешили, чтобы пожалели, чтобы спасли… Но Люцифер продолжает лежать в цветах на полу, чувствуя как этот голос затухает где-то за краем сознания, пока в голове не остаётся полная тишина. Владыка Ада кое-как встаёт, чтобы посмотреть на портрет своей бывшей жены. Картина будто выражает немой вопрос: “Жалеешь ли ты о своём выборе?” И Люцифер не может не ответить. Тут не перед кем притворяться, не кому врать. — Иногда, да. Но это было только моей ошибкой, и я тебя не виню. Лишь иногда жалею, что в конечном итоге, я потерял и себя, и тебя. И теперь у меня ничего не осталось. Король почувствовал, как тяжёлый груз спадает с его плеч. И он аккуратно стянул золотое кольцо с безымянного пальца. — Я отпускаю тебя, Лилит, — неожиданно новое чувство заполнило всю систему падшего ангела, — Я буду молиться за то, чтобы ты была счастлива. И это был вкус свободы. Люцифер обернулся, глядя на пустой бальный зал, замечая что сквозь белоснежные эдельвейс тут и там, проступают алые анемоны, и приложил палец к губам. “Интересно, Аластору бы понравилось здесь танцевать?”