Причиняя удовольствие

      ― Слушай, а почему ты так отреагировала на то, что я хочу выпить? ― спросил Гоша, прикрыв глаза и подставляя лицо ветру, дувшему из открытого окна.       Никого другого, конечно, он не нашёл. Пару раз попытался начать танцевать, как один, так и с кем-то, но настроения не было, а давить из себя веселье надоело довольно быстро. А вот какой-то слезливый медляк просто в обнимку с такой же грустной и в дюпель пьяной девушкой ему явно удался. Они просто покачивались под музыку, даже не попадая в такт. Но она была правда очень пьяна, поэтому когда после окончания песни её забрала подруга, Гоша был ей почти благодарен, ибо самому разбираться с ней желания не было никакого.       В общем, почти всё время до конца смены, Гоша просто просидел за баром, выдув недельную норму лимонада. А потенциальные «кавалеры» скорее шарахались от его кислой рожи, нежели ловились на «таинственность», о которой пишут в книжках.       ― Эм-м-м… ― почему-то стушевалась Оля. Гоша даже глаза открыл, чтобы посмотреть на неё: нервно улыбаясь, девушка сосредоточенней обычного смотрела на абсолютно пустую дорогу. ― Я понимаю, как это сложно – не пить – в обществе, где это социально приемлемо. И ты просто супер-молодец, что всё же смог… перестать. И я просто… ну… Не хотела, чтобы все твои старания обнулились.       Чем дольше Оля говорила, тем больше становились глаза Гоши.       ― Я не прикладываю каких-то специфичных… «стараний», что не пить, ― невольно в том же осторожном тоне, что и девушка, произнёс Гоша, пока не понимая, о чём именно они на самом деле ведут диалог.       ― И это, несомненно, очень здорово. И я рада, что у тебя так, но всё равно снова… Начинать пить и думать, что бросить снова будет так же легко – это не самая здравая мысль.       ― Погоди… Ты думаешь, что я не пью, потому что я – алкоголик? ― озарило парня.       ― Ну-у-у… Да? ― совсем уж неуверенно ответила Оля.       Гошу прорвало на дикий ржач. Около минуты он никак не мог перестать смеяться, явно вызвав очередную волну тревоги у девушки, но сделать с этим он ничего не мог.       ― Я просто не люблю алкоголь, ― отсмеявшись, сказал Гоша. ― Мне не очень нравится вкус и совсем не нравится эффект. Ещё и в туалет всё время тянет. Но в тот момент хотелось малодушно отключиться. Никакого алкоголизма, честно.       Оля молчала. Красивое лицо пошло красными пятнами.       ― Извини… ― выдавила она, нервно посмеиваясь. ― Я с таким не сталкивалась и подумать в эту сторону не могла…       ― Всё оки. Не парься, ― хмыкнул Гоша.       На душе почему-то было тепло. И не из-за того, что наконец-то не он один проёбывается – хотя чуть-чуть и это тоже – а потому что ей было не всё равно. Потому что она пыталась поддержать его в тот момент, который показался ей критическим.       Оставшиеся минуты проехали в тишине.       ― Разувайся, проходи. Руки помыть там, ― Оля показала налево. ― Моя комната там, ― направо.       ― И не шуметь, я помню, ― устало улыбнулся Гоша.       ― И не ёрничай, не то выгоню, ― пробурчала Оля, закатывая глаза. ― Ты есть хочешь? Чего-то грандиозного не обещаю, но какие-нибудь бутерброды сварганить могу.       ― Я бы не отказался, спасибо.       Помыв руки, Гоша решил, что идти в Олину комнату, пока она сама готовит им поесть после смены в клубе, это как-то неправильно и направился на кухню, благо, что дверь туда была со стеклянной вставкой и определить её местоположение оказалось не проблемой – там горел свет.       Оля стояла у раковины и наливала воду в чайник, обернувшись на дверь, когда Гоша вошёл.       ― Давай помогу, ― предложил он. ― Сыр там порезать, колбасу. Или что у тебя есть.       ― В холодильнике на самой верхней полке хлеб, масло, сыр и колбаса лежат, ― не стала отказываться девушка.       ― Ты хлеб в холодильнике хранишь? ― удивился Гоша, тем не менее доставая оттуда искомые продукты.       ― Ну да. У нас в семье всегда хлеб так хранили.       ― Прикол. Никогда раньше не слышал о таком. А нафига?       Почему-то сейчас хотелось поддержать именно такой разговор ни о чём. Чтобы создавалось впечатление, что им обоим комфортно в этой ситуации; что они не знакомы всего ничего; что он здесь не второй раз в жизни и в первый просто приехал потрахаться, а во второй напросился, потому что не был готов встретиться самим с собой в этот вечер.       ― Типа хранится лучше, не плесневеет дольше.       ― Реально?       ― Ну… Честно говоря не проверяла. Но Наташка – моя соседка – говорила, что где-то читала, что хлеб вообще нельзя так хранить и это вредно. Но я как-то привыкла уже так, поэтому храню в холодильнике.       Оля тоже не показывала, что такая тема её чем-то смущает или бесит.       Гоше было… почти уютно болтать о чём-то таком под утро на чужой кухне, готовя на пару бутерброды.       ― А у меня мама всегда ругалась, стоило оставить пакет с хлебом или булкой не закрытыми. Типа он так черствеет быстро. А отец говорил, что в закрытом пакете он быстро плесневеет, ибо преет или типа того. Ну, в общем, всё ходили и друг за другом упаковку из-под хлеба то открывали, то закрывали, ― с усмешкой вспомнил Гоша.       ― А мои никак не могли сойтись в том, в какую сторону вешать туалетную бумагу, ― тоже весело разулыбалась девушка, намазывая масло на хлеб.       ― В смысле? ― не понял парень.       ― Ну, в смысле концом наверх или вниз. Тоже постоянно перевешивали кому как удобнее.       ― Никогда не обращал внимание на то, как вешаю туалетку… ― задумчиво проговорил Гоша и, отрезав последний кусочек колбасы, немного подвис, пытаясь вспомнить, как у него дома висит бумага.       ― Во-о-от. А мои обращали. В итоге меня и Свету, мою среднюю сестру, переманил к себе отец, а на мамину сторону встала Полина, младшая сестра.       ― Ого, у тебя две сестры? ― удивился Гоша, не сопротивляясь тому, куда ведёт их диалог.       ― Ага. Вот знаешь, некоторые дети просят себе братика или сестричку. Я просила кукольный домик и хомячка. А мне на десять лет «подарили» сестёр-погодок. Представляешь, наверное, моё счастье.       ― Разве что благодаря хорошему воображению, ― театрально вздрогнув, представив это, ответил Гоша.       ― А ты один в семье? ― Оля достала кружки из шкафчика.       ― Да. Мама хотела ещё, но отцу и одного меня оказалось перебором.       ― Хреново. Хотя, подозреваю, что маленькая я с удовольствием променяла бы сестёр-погодок и на такого отца. Хорошо, что у неё не было право выбора, ― иронично закончила девушка, выхватывая и-под Гошиного ножа кусочек сыра и сразу запихивая его в рот, будто боясь, что парень отнимет его у неё. Но Гоша, конечно, только шуточно пригрозил ей пальцем.       ― Всё настолько плохо было?       ― Ну, вступать в пубертат под крики мелких детей – это удовольствие ниже среднего, ― усмехнувшись произнесла Оля, разливая по кружкам воду из вскипевшего чайника. ― Всё внимание им, а я уже будто бы взрослая и всё такое, должна помогать, должна понимать. Родители не перебарщивали с этим, но, сам понимаешь, юношеский максимализм. Тяжело было. Но сейчас у нас хорошие отношения. Как ни странно это произносить вслух, смерть мамы нас очень сплотила.       Повисла пауза. Гоша пытался подобрать слова, чтобы как-то поддержать девушку, но они всё не находились, хотя парень хотел. Да и с этой темы можно было перейти на тему того, что с Олей было, когда она решила заниматься с психологом, что Гошу всё ещё интересовало.       Но девушка решила подала голос быстрее, чем парень придумал что-то достойное.       ― Ну что, шеф, всё готово? ― нарочито бодро спросила Оля.       ― Готово, ― не стал настаивать Гоша и как раз положил последний кусок сыра на бутерброд.       ― Шик. Пошли в комнату.       Оля взяла кружки, Гоша – разделочную доску с бутерами.       ― Свет только вы… ― начала Оля ровно в тот момент, когда Гоша потянулся и щёлкнул выключателем. ― …ключи пожалуйста. Спасибо.       ― Ю ар вэлком, ― с нарочитым акцентом произнёс парень, шутливо поклонившись.       Комната с последнего Гоши в ней пребывания, слегка изменилась. И изменения эти заключались в том, что практически на всех поверхностях лежала одежда. Видимо, шкафы Оля не очень признавала.       ― Сори, у меня срач, ― философски заметила девушка.       Поставив кружки на стол, она скинула одежду с кровати на ближайший стул и застелила её покрывалом, выуженном из не менее прибранного шкафа.       А потом с чуть менее философским выражением лица – хотя и явно пыталась сохранять невозмутимость – убрала со стола уже знакомый Гоше вакумник.       Комментировать это Гоша не стал, хотя парочка ехидных и пошлых комментариев сразу пришли в голову.       Поставив доску на стол и взяв с неё один бутерброд, Гоша уселся на кровать.       ― Боже, это пища богов, ― простонала Оля, откусив кусок. ― Хотя, возможно, если последний раз есть часов в шесть вечера, любая еда покажется пищей богов?       ― Да не, не думаю, ― посмеялся Гоша. ― Я иногда тоже слишком сильно увлекаюсь на работе и могу вообще целый день не есть, держась на одном стакане кофе, выпитом с утра.       ― Да-а-а… Меня потом начинает тошнить с голода и вроде бы надо поесть, но, блин, тошнит же, как есть, когда тошнит? ― Оля скривилась. ― И ешь через силу, потому что иначе эта хрень не пройдёт.       ― Пиздец… ― искренне ужаснулся Гоша. ― У меня такого нет.       ― Полный, ― хмыкнула девушка. ― Но я всё равно частенько забываю или не успеваю поесть. Ничему жизнь не учит.       ― Жизнь штука изобретательная. Так не поучается, гастритом потом учить будет.       ― Говоришь прям как мой отец, ― буркнула Оля, хотя и не могла не услышать в Гошином голосе нарочитость и иронию.       ― Говорю прям как моя мать, ― усмехнулся парень, покончив с бутербродом, взял кружку и отхлебнув чаю, продолжил: ― Всё время нудит мне и Алисе, своей сестре, мол, с этими вашими чашками-кружками всё здоровье себе портите. Алисе ещё достаётся, мол это из-за неё я бросил «перспективную» сферу и всё такое.       ― Ох, понима-а-аю. У меня, собственно, отец такой же, ― протянула Оля. ― Ну, в плане питания. А кем ты работаешь?       ― Я делаю керамические изделия на заказ. Кружки, как раз, тарелки, простенькие фигурки иногда.       ― Звучит прикольно. А есть фотки?       ― Ща, ― Гоша достал из кармана телефон и пока искал фотки, Оля спросила вновь:       ― А до этого кем был, что мама так возмущается?       ― Я вообще маркетолог по образованию. Мама после универа устроила к знакомому по специальности. А я, видите ли, не оценил её помощи и примкнул на сторону зла, то бишь младшей сестре.       Рассказывая, Гоша одновременно с этим показывал Оле последние самые прикольные на его взгляд заказы: тыквенный набор, вазу в форме детализированного женского бюста и декоративные блюдца в форме листьев монстеры с прозрачными вставками из глазури.       ― Ва-а-ау, ― протянула Оля. ― Выглядит нереально круто. Особенно ваза. Я теперь себе такую хочу. И ты реально сам такое делаешь?       ― Ага, ― улыбнулся Гоша. ― А вазу могу организовать, если хочешь.       Он в целом привык слышать комплименты и порой даже специально пользовался своими работами чтобы произвести впечатление на кого-то, но всё равно каждый раз было очень приятно слышать от других комплименты.       ― Хочу-у-у, ― усмехнувшись, протянула девушка, мол, кто же отказывается, когда такое предлагают. ― А что до мамы с тётей: обидно, когда из-за нерешённых конфликтов взрослых дети оказываются меж двух огней. Куда не ступи, как не поступи, всё равно оскорбишь кого-то из них.       ― Мне в целом не привыкать, ― горько усмехнулся Гоша. И, поймав Олин взгляд – сочувствующий, но не жалостливый – понял, что не чувствует внутренних препятствий к тому, чтобы поделиться. ― Родители всегда ругались, сколько себя помню. Никто из них никогда не говорил прямо, но мне с детства казалось, что я не был запланированным, а отцом, вероятно – и желанным. Но ему пришлось остаться, что не принесло счастья никому из нас. Мама пыталась сохранить брак как могла, пыталась подстраиваться, угождать, манипулировать. Под конец пыталась уговорить отца пойти к психологу, ― Гоша услышал, как Оля где-то в стороне судорожно вдохнула. ― Дошли они до него или нет я не помню, но, так или иначе, развелись.       ― Сколько тебе было?       ― Лет семь-восемь, ― Гоша задумался. ― Да, как раз близился конец года, а я сильно начал отставать. Еле перешёл в третий класс, ― он хохотнул, но не слишком весело. ― Это с возрастом я понял, что это хорошо, что они развелись и перестали мучить друг друга и меня. А тогда… Тогда было тяжело принять этот факт. Какими бы они оба не были, они были моими родителями. Мне казалось, что они оба мне нужны.       ― Можно я тебя обниму? ― тихо спросила девушка.       Сердце пропустило удар. Гоша нахмурился.       Он постоянно обнимался с кем-то. Чаще всего с Алисой, она любила тискать его, обниматься при встречах – то есть почти каждое утро – и в целом именно через прикосновения выражала чувства. Возможно именно от неё Гоша и перенял эту черту, поэтому со своими любовниками до, во время и после секса обниматься он любил. Иногда, также, обнимался с девчонками-администраторами и мастерицами при встрече или прощании.       Но Оля сейчас «предлагала» не это. Она предлагала… утешение?       Кажется он завис слишком надолго, потому что Оля вдруг чуть поморщилась и прикусила губу.       Почему-то испугавшись, что она передумает или заберёт своё предложение назад, решив, что Гоше оно не очень-то и нужно, парень судорожно кивнул, не сумев выдавить из себя ни звука.       Но Оля увидела.       Пододвинувшись ближе, девушка обняла его за шею. Повернув корпус, Гоша в ответ обнял её за талию, тем самым невольно крепче прижимая к себе.       Оля была тёплая, шумно и горячо дышала Гоше в шею. От неё немного пахло потом, всё ещё пахло клубом – сигаретами и дымом – но также пахло чем-то ещё. Чем-то непонятным, но очень приятным. Парень вдохнул глубже, зарываясь носом в её волосы.       Гоша чувствовал, как быстро бьётся её сердце, которому ничуть, впрочем, не уступало его собственное.       Гоша чувствовал себя странно.       Непривычно.       Страшно.       Гоша чувствовал себя куда более голым, чем когда он действительно таковым являлся.       Отодвинулись они друг от друга спустя пару минут полного обоюдного молчания.       ― Так что там на счёт вазы с сиськами? ― неловко спросила Оля, кивая на лежащий на покрывале телефон. ― Когда я могу ожидать это чудо?       ― Эвон как мы заговорили, ― вопреки попытке в недовольный тон, снова улыбнулся парень, благодарный ей за то, что она уводит разговор от скользкой темы. ― Не успел из доброты душевной предложить, так она уже требует!       ― Конечно! А то вдруг ты решишь «забыть» об этом щедром предложении, ― поддержала его тон Оля.       ― С таким отношением фиг я тебе что-то делать буду, ― закатил глаза Гоша. Но сразу добавил: ― Сама слепишь себе сиськи. Под моим руководством.       ― Правда? ― уже не нарочито возмущённо или ехидно спросила Оля, смотря на Гошу горящими глазами.       ― Вообще изначально Алиса – моя тётя и владелица мастерской – открыла её именно для обучения и проведения мастер-классов. Это потом уже я начал заниматься посудой на заказ. Так что да, провести мастер-класс это вообще не проблема.       ― Хочу-хочу-хочу!       ― Забились ― с улыбкой казал Гоша, тоже слегка заряжаясь от неприкрытого и ненаигранного Олиного энтузиазма.       Дышать становилось всё легче.       ― Запиши мой номер, договоримся как-нибудь о времени, ― предложил Гоша, плюхнувшись на кровать спиной и уставившись в потолок, глупо улыбаясь. ― Я, конечно, в мастерской каждый день с утра до вечера, но иногда заказов прямо много для одного меня и время не всегда есть. Хотя… ― парень, не давая себе времени на раздумья, предложил: ― Если хочешь, могу порекомендовать очень хорошего мастера. У него и опыта именно в мастер-классах больше, он именно ими всё время занимается.       ― Если это не будет большой проблемой, то я хотела бы с тобой, ― чуть помолчав, ответила Оля.       Гоша повернул голову, захотев посмотреть на неё, её выражение лица.       Девушка же, наоборот, сначала активно не смотрела в его сторону, а потом вдруг резко повернулась и начала смотреть будто бы с вызовом, мол, давай, шути, стебись или что там у тебя в голове.       ― Без проблем, ― спокойно, с улыбкой ответил Гоша, хотя сердце в груди стучало как бешеное, будто они не о записи на мастер-класс говорили, а о чём-то другом.       ― Хорошо, ― всё ещё слегка напряжённо произнесла Оля, не меняя положения и всё так же смотря ему в глаза.       ― Хорошо, ― тише повторил за ней парень.       ― Хорошо, ― ещё тише повторила девушка.       Зелёные волнистые волосы Оли были собраны в небрежный пучок, тушь с ресниц немного осыпалась за день, подчёркивая круги под глазами ещё больше. Оля выглядела уставшей и до невозможности домашней.       Оля выглядела как девушка, о которой хочется заботится.       Оля выглядела как девушка, которой хочется довериться.       Может быть – даже скорее всего – он пожалеет об этом решении на утро.       Поэтому даже хорошо, что это не решение. Это – порыв. Это – чистое желание.       И плевать.       Резко приняв вертикальное положение, Гоша обхватил Олино лицо ладонями и поцеловал её. Почти сразу пальцы девушки оказались у него в волосах и на задней стороне шеи, наверняка чувствуя ладонью как заходится его пульс.       Гоша не любил спонтанные поцелуи без спроса. Отучили, можно сказать, когда-то едва не откусив ему от неожиданности губу.       Но, в данном случае, спросить разрешение – значит задуматься, а задуматься – испугаться и передумать. И будь это тысячу раз правильным вариантом, Гоша не хотел сейчас придерживаться собственно придуманных правил.       Нахер правила.       Нахер правила, когда Оля так самозабвенно, так пылко отвечала ему, прижимаясь ближе, жарко дыша Гоше прямо в рот и цепляясь за него так, будто боялась, что он сейчас убежит.       Жарко, до бесстыдства мокро, до неприличия сладко.       Хоть инициатором и был Гоша, Оля быстро перехватила инициативу себе, буквально вылизывая его рот, жадно толкаясь языком между губами, нетерпеливо кусаясь и пытаясь словно вплавиться в него своим телом. А Гоша позволял. Позволял ей всё, что она захочет.       Не отрываясь от него, девушка повернулась и перекинула через него ногу, оказываясь, тем самым, у него на коленях.       Ещё ближе. Жарче. Слаще.       В голове – пустота.       В голове – лишь она.       Возбуждение клокотало где-то внутри, грозязь перелиться через край. Всего лишь поцелуи, но они почти выбивали почву из-под ног. Хотелось большего. Хотелось её всю…       ― Стой-стой-стой, ― загнанно дыша, прошептал Гоша, на остатках самообладания осторожно отстранив её лицо на несколько сантиметров от своего. Её щёки под его пальцами пылали. Бывшие светлыми, глаза сейчас напоминали два колодца, до краёв заполненные тьмой. ― Притормози пожалуйста…       Оля кивнула и вместо того, чтобы отстраниться от него, доверчиво ткнулась своим лбом в Гошин, прикрывая глаза и силясь отдышаться и подуспокоиться.       Сердце от этого жеста предательски ёкнуло, ещё больше наполняясь нежностью.       Всё ещё пиздец близко, что оба чувствовали дыхание друг друга.       ― Крышесностная… ― прошептал парень, дрожащими руками продолжая обнимать её и поглаживать по спине.       ― Помолчи пожалуйста, ― крупно вздрогнула Оля, резко вдохнув через приоткрытые влажные губы. ― Звучишь как лучший АСМР порно актёр…       ― И такое есть? ― нервно рассмеялся Гоша, почти физически чувствуя, как от этого комплимента по телу разливается тепло вперемешку с возбуждением.       Оля не ответила, тоже издав чуть истеричный смешок и пряча лицо у него на плече.       ― Оль? ― прошептал Гоша несколько минут спустя, когда они оба заметно остыли, но всё ещё не размыкали объятий, чувствуя одновременно потребность в них и неловкость от произошедшего.       ― М-м-м? ― тихо отозвалась девушка.       ― Давай ложиться. Тебе же завтра опять на смену, да?       ― Да, ― всё также тихо ответила Оля, только сильнее обнимая Гошу. Тот заулыбался, чувствуя, как разрывается на части сердце, не вмещая всю нежность к этой девушке и продолжил гладить её по спине и волосам.       Спустя ещё секунд тридцать Оля отстранилась, неловко слезая с Гошиных колен.       Постель перестилали молча, избегая смотреть друг на друга. Движения были заторможенными, глаза откровенно слипались. С оттоком адреналина и возбуждения, резко начали накатывать усталость и сон.       Несмотря на неловкость, у Гоши в голове было спасительно тихо.       Только оказавшись один в ванной, он почувствовал в голове мерзкий шепоток тревоги за то, что с ним и с ними будет завтра. Но, не дав шёпоту стать громче, Гоша быстро почистил зубы, сходил в туалет и вернулся в комнату.       Оля лежала на кровати, залипая в телефон, но отложила его как только парень вошёл.       Выключив свет, Гоша лёг к ней, не решаясь обнять девушку. Та, в свою очередь, либо тоже хотела, но не решалась, либо, возможно, и не думала об этом.       А может даже и не хотела…       Раздался зевок.       ― Гош? ― прошептала она спустя минуту.       ― Да?       ― Не убегай завтра, ладно? ― попросила Оля. ― Я понимаю, тебе может стать или уже быть страшно, но не убегай…       «Чтобы что?», ― хотел было спросить Гоша, но вовремя остановил себя.       ― Хорошо, ― кивнул он, хотя в темноте это вряд ли было видно.       Оля чудесная. Тёплая, отзывчивая, беспокоящаяся за него, хоть они и знакомы всего ничего. Она заслужила того, чтобы быть с ней честным, чтобы не кидать её на утро, не объяснившись.       Она заслужила лучшего.       Она заслужила того, что наконец поспать и отдохнуть, а не объяснять Гоше, о чём там она хочет с ним поговорить утром.       ― Можно тебя обнять? ― спросил парень, фыркнув от того, что теперь об этом спрашивает он.       В отличие от него, Оля ответила без зависаний.       ― Да.       И сама нырнула в раскрывшиеся для неё объятия, удобно устроившись у Гоши под боком, положив голову ему на плечо и обнимая его одной рукой поперёк пояса.       ― Спасибо тебе, Оль. Правда. Не знаю, что бы я делал без тебя, ― прошептал парень, касаясь губами её волос.       ― Пожалуйста. Я рада, если тебе стало хоть немного легче или лучше, ― прошептала Оля в ответ.       Легче.       Лучше.       Будет ровно до тех пор, пока он не окажется один на один со своими демонами.       Хоть ты больше никогда не покидай этой комнаты и никогда не выпускай из неё Олю.       Жаль, что так нельзя.       ― Спокойной ночи, ― прошептали они одновременно и, посмеявшись над этим, затихли.       Спустя несколько секунд Гоша уже слышал медленное дыхание заснувшей Оли.       Спустя ещё несколько мгновений он вырубился и сам.