в правильных глазах ты будешь искусством

Наверное, если бы Саймон мог сейчас, слегка уставший после работы, встать и провести рукой по какой-то из поверхностей своей квартиры - шершавыми кончиками пальцев он совершенно точно собрал бы липкую пленку осевшего по комнатам масла бергамота. Густая ароматная масса таяла на пальцах, текла по ним, коснись ее языком - прогорклый вкус цитрусовой цедры сразу же обвил язык тугой тяжелой давящей кислинкой. Саймон дышал свежим, чуть лаково-деревянным воздухом своей гостиной через хлопковую маску - мелкий плотный ворс буквально пропитался цветочно-цитрусовым ароматом, который скреб по стенам комнаты. Он тянулся от самого входа, где комком концентрировался на черно-красной флисовой рубашке Джонни; он игриво затекал в ванную, откуда убегал на носочках; на кухне он обляпал все чашки и горизонтальные поверхности в поисках сладостей. Гоуст высунул язык - мелкие сухие трещинки на тонких губах были заполнены светло-серым ворсом застиранной маски, слюна смешивалась с запахом сахарного цветка и сильного бергамота и падала в горло, заставляя его забывать все - как дышать, концентрироваться, слушать. Аромат тела омеги был сильным и чистым - Саймон был уверен, что это и из-за беременности в том числе; но на Джонни всегда была чистая одежда, редко - из синтетических плотных скользких тканей, почти всегда - натуральный хлопок, может, с небольшой примесью эластана, чтобы одежда по шву могла облегать его тело и живот; у Джонни всегда были чистые волосы, которые пахли его подушкой и свечами из его спальни; и поэтому Саймон верил, что почти всегда ощущал его запах таким, каким он был на самом деле. Сладким, как песочное печенье с крепким чаем, когда крошки сыпались по губам в ладонь; терпким, как глубокое старое красное вино с благородной горечью; свежим, как едва сорванный с дерева оранжевый, расцелованный красным солнцем, апельсин. Этот запах оставался в квартире Саймона до утра каждый раз, когда вечером Джонни уходил к себе. На поскрипывающем и не самом удобном диване, застеленном пледами, Джонни выбрал для себя уголок, подвигал поближе пуф в цвет обивки дивана, закидывал на него ногу и расслаблялся. Когда он просто сидел, болтал с Саймоном, прикрывая уставшие после очередного дня за компьютером глаза, положив руку на живот и машинально нежно поглаживая его кончиками пальцев, то собирая ткань футболки в складки, то расправляя их - его запах становился мягче. Цветы в нем становились неосязаемыми пудровыми лепестками водяных лилий, горечь - припыленную сотнями песчаных горячих бурь дорогу среди отвесных холодных скал, свежесть - мякоть незрелых помело и кровавых грейпфрутов. Этот запах гладил щеки Саймона. Тонкими пальцами очерчивал каждую морщинку и белесый шрам. Каждый волосок, бугорок, впадинку. Каждый поцелуй войны - осколок, пулевое, надрез. Запах укрывал его лицо маской, в которой было так легко и спокойно дышать. Запах оставался с ним каждую минуту, тускнея лишь с первыми лучами солнца. Запах мыл оставленные на кухне чашки, запах прикрывал скрипучую дверь ванной, запах поправлял шторы и сдвинутый коврик в прихожей. Запах пробегался по дому с порывами легкого сквозняка и укладывался в одной кровати с Саймоном. Он поглаживал его по растрепанным волосам, щекотал подбородок, смеялся, когда Саймон бурчал, чтобы тот дал ему поспать, забирался поглубже в его объятия, устраивался на боку и засыпал, грея его своей тонкой выгнутой спиной. Джонни нравился плед, который Саймон стелил в угол дивана. Серая мягкая ткань, на ощупь напоминающая плюш, отлично согревала в прохладной квартире Саймона. Джонни с ворчанием спихивал Соупа на пол, натягивал плед по самые уши, вытягивал ноги на пуфик, и сидел в нем, не шевелясь до того момента, как наставало время уходить. Блестящие пряди, выбившиеся из уложенного ирокеза, падали на чуть сморщенный лоб, пока ярко-голубые глаза бегали по комнате, то задерживаясь на Саймоне, то прыгая куда-то в комнату - на шкафы, окно или телевизор. Когда наставало время ложиться спать, Саймон забирал этот плед с собой в спальню. Он ярко-ярко пах Джонни - на нем словно жирными каплями оставался его запах, первородный, только сошедший с кожи. Гоуст сминал плед, подкладывал край под голову, закидывал на него ногу, расслаблял глубоким выдохом спину и накрывал себя одеялом. Надо ли говорить, что ему перестали сниться плохие сны после того, как он начал это делать? - Эй, я кому тут объясняю! - перед лицом щелкнули ловкие тонкие пальцы - Гоуст мог рассматривать их часами. - Я эту игру прошел, так-то, - все в Джонни было правильным и естественным - то, как он держал спину, балансируя между комфортом для отяжелевшей поясницы и прямой осанкой, то, как он держал в руках карандаши, ручки, как склонял запястья над клавиатурой - и как держал контроллер в руках. Джонни был настоящим. Если делал что-то - то делал с желанием и удовольствием, если говорил что-то - то это и имел ввиду. Если хотел высказать свое недовольство - то говорил вслух; если хотел засмеяться - то смеялся в голос. Имел хорошо и грамотно очерченные вокруг себя рамки своего личного пространства и даже пальцем не совался в чужое, пока не спрашивал напрямую. В мире картонных слепков на черепах, которые люди называли лицами, и записанных на пластинку однообразных сиплых скучных лицемерных рассказов, которые люди называли голосами - Джонни был чистым жгучим кислородом, без которого Саймон задыхался. Он разбавлял водянистый азот и кислые газы, он добавлял в эту удушающую смесь жизнь. Он ненавязчиво будил его сообщением утром, когда Саймон сам не успевал написать ему первый. Он ждал его около дома, кидая мячик Соупу в зацветающем ароматной зеленью палисаднике - они вместе шли в сторону работы Саймона, расходясь буквально за пару минут до точки - Гоуст шел в тир, а Джон - с любимцем на собачью площадку в парк. Весна давно окунула в себя Абердин, втягивая прибрежный город в купол поздних алых закатов, порывистого соленого ветра с моря, щекочущей ноздри пыльцы и нежно-розовых вьюнов, которые атаковали еще не до конца прибранный после зимы город - они ползли по лужайкам, самоотверженно вырываясь на сухой асфальт, цеплялись за щепки заборов, распуская свои цветы, как крошечные фонарики, сверкающие белыми бликами на облущенных деревяшках; вьюнки забирались даже на готические темные суровые каменные постройки по улицам вдоль набережной, игриво качаясь на серых витражных окнах, обвивая шпили и оставляя свои цветы на серых крошащихся кирпичах, нежными тонкими усиками обнимая то выступ, то кусок арматуры, то стеклышко витража. Саймон стал слишком романтичным - или, смотря на себя в зеркало, он и видел темное здание с игольчатыми башенками, твердым каменным фундаментом, и рассыпающимися кирпичами по периметру фасада, в то время как Джонни - было тонким нежно-зеленым вьюнком, который все взбирался и взбирался по обколотым кускам бетона, чтобы возложить самый свой симпатичный цветок - расцелованный розовым крошечный колокольчик с тонкими, почти прозрачными краями, как крыло бабочки. Ну да, слишком романтичным. - Ничего страшного, просто запомни эту комбинацию, - сказал Джонни, передавая ему контроллер - какую комбинацию Саймон должен был запомнить, Гоуст пропустил мимо ушей, смотря на черный контроллер от приставки так, словно видел его впервые в жизни. Пластик был нагрет его руками, Саймон мог физически почувствовать, к каким кнопкам Джонни прикасался дольше всего. Неслушающиеся после долгого рабочего дня пальцы скользнули по корпусу контроллера, предательски подрагивая, как от крошечных разрядов тока, пускаемых откуда-то с запястья, и после нескольких попыток плотнее сжать пальцы на кнопках R и L, Саймон сдался. Вместо ворчливых вздохов со стороны, из-под серого пледа, послышался легкий смешок ободрения. Рука Джонни вытянулась, пальцы уверенным касанием обхватили ножку контроллера, большой палец нажал на "крестик", и мир фэнтэзи на экране замер в ожидании. - Пальцы так не сгибаются, - сказал Гоуст, кладя контроллер на диван между ними. Облюбовав разные углы дивана, они часто проводили вечера вот так, вдвоем. Смотрели какие-то сериалы вместе, фильмы, ужинали, обсуждали пройденный день, придумывали, чем смогут заняться завтра. Несмотря на пустоту в пространстве между ними на неудобном диване, Саймон чувствовал, насколько же близко Джонни был к нему все это время. Насколько их однообразные и скучные дни по отдельности становились уютным, когда сплетались по вечерам. Насколько же с Джонни было просто сидеть в одной комнате, не касаясь его, не добавляя подтекст ни в какие движения - настолько же уютно было поспорить с ним, пообсуждать какую-то сплетню, посмеяться над соседями и послушать какие-то истории - как смешно свалился с кровати Соуп, пока спал, как очередной дурацкий клиент попытался выбить скидку или заставить Джонни работать сверхурочно, как доберман на собачьей площадке потрепал Соупа, как в булочке с кремом попалась косточка от вишни. На заднем фоне бормотал монотонным голосом телевизор, вытягивая стены небольшой комнаты с безразмерную объемную комнату, целую вселенную, в которой все крутилось лишь вокруг небольшого диванчика, на котором они торчали, поглощая очередную серию чего-то с Netflix. Джонни хихикал, возмущался, искренне удивлялся некоторым поступкам персонажей сериалов - и всегда утаскивал Саймона в обсуждение того, что они посмотрели. Джонни хрустел попкорном или горячими сэндвичами из духовки, приготовленными Саймоном, Соуп нагло скреб коготками по колену Гоуста, выпрашивая у него кусочек, голоса актеров сериала разливались по комнате, цветочно-цитрусовый аромат Джонни окутывал комнату - а ведь еще несколько недель назад Саймон ненавидел эту гостиную, этот диван и этот телевизор. - После инсульта? - спросил Джонни, сонными глазами смотря в телевизор. - Еще не до конца восстановилась моторика, - Саймон поправил балаклаву на носу. - Хорошо, что оружие я могу держать даже ногами, поэтому на работе мои проблемы не замечают, - Гоуст взял контроллер в руки и запустил игру снова - с молчаливой поддержкой Джонни то, обо что Саймон крушил контроллер, садясь за видеоигры изначально, становилось вполне проходимым и даже увлекательным. - А вы работаете с огнестрельным оружием? - Джонни спустил ноги с пуфика, чтобы потянуться за тарелкой с попкорном, а когда вернулся в исходное положение, то поставил миску себе на живот. - Почти всегда, - сказал Гоуст, перебирая пальцами по кнопкам и пытаясь сосредоточить голову на неуловимых подрагиваний в пальцах. - И не страшно тебе стоять рядом с незнакомым человеком с огнестрелом? - спросил Джонни - и Гоуст научился улавливать в его голосе моменты, когда он становился по-настоящему серьезным. - Смотри, обчисти вот этим мобов, тебе нужны души для прокачки. Зажимай удар и - вот так, комбинация, - Джонни улыбнулся, - а ты боялся. На самом деле Саймон боялся совершенно других вещей. - Не страшно, - возвращаясь к вопросу Джонни, ответил Райли, - несмотря на слабые руки, мышечная память у меня отличная, и я не позволю наставить оружие на себя или на того, кого я защищаю, - пальцы скользнули мимо кнопок, но Саймону все равно удалось собрать необходимый ресурс. - Рефлексы срабатывают быстрее осознания. Для кого-то это кнопки на джойстике, для кого-то - клавиши клавиатуры; может - калькулятор или станок. Однообразная механическая работа приводит к выработке рефлексов. У Саймона - раненного списанного солдата - могли отобрать пропуск на базу и разрешение на оружие, но не могли отобрать выжженые на обратной стороне век картинки бесконечного слайд-шоу, в котором если бы не реакция Саймона и лишняя доля секунды - возможности сидеть здесь на диване и играть в Dark Souls у него не было бы. - Рефлексы вырабатываются, если выполняешь одно и тоже действие часто, - серьезно отметил Джонни, бросая горсть попкорна обратно в миску. Саймон понимал, что они с Джонни из разных миров. Джонни не был ребенком, у него были здоровые и правильные взгляды на жизнь - в тех мелочах, что они успели обсудить с Саймоном. Омега был весельчаком и добряком, но не был наивным. Он рос любимым ребенком, никогда ни в чем не нуждался, смог найти свое местечко в жизни, и даже сейчас - будучи почти одиноким отцом - относился к этому скорее как к чему-то хорошему, чем как к трагедии. Саймон же был как из преисподней - в пепле, с руками по локоть в крови и с досье, в котором черными полосами грифа "секретно" были не просто закрашены строчки - вымазаны страницы от начала и до конца листа. Может, у Джонни и правда была скучная жизнь - дважды в день прогулка с собакой и остаток дня за однообразным подсчетом бухгалтерии; но Джонни мог спокойно рассказать Саймону о своем детстве, о закоулочках Абердина, по которым он слонялся, будучи ребенком, о своем колледже и университете, мог вспомнить что-то про своих коллег или забавные истории из жизни. Саймон, едва открывая рот, понимал, что ничего, кроме откровенной чернухи, рассказать он не может. Детство его было сложным, в колледжах и университетах он был только тогда, когда эти здания нужно было зачистить от террористов, улочки родного Манчестера теперь напоминали о том, что родной город может стать чужим в несколько мгновений; вспоминая о коллегах, понимал, что никого из них давно нет в живых; забавные истории - что-то обязательно связанное со смертью. Саймон уговаривал себя дать себе шанс. Принять себя таким, какой он есть - даже после всего, что было в его жизни. Уговаривал себя относиться ко всему спокойнее и держать в голове, что если постепенно рассказывать Джонни свою нелегкую биографию, то Джонни этап за этапом сможет принять ее и не изменить свое отношение к Саймону резко. А еще он по-настоящему любил Джонни. И хотел, чтобы его уютный теплый солнечный мирок оставался таким как можно дольше. Чтобы по вечерам был вкусный ужин, чтобы было кого обнять вечером за просмотром фильма, было с кем уснуть в обнимку, было с кем прогуляться с Соупом до собачьей площадки, с кем поиграть в настолки и кому пожаловаться на дурацких клиентов с их уморительными запросами. Чтобы этот кто-то полюбил ребенка Джонни и стал ему отцом, чтобы помогал ему продолжать строить крепкую семью и надеяться на такое же светлое и долгое будущее вместе. Саймон не хотел, чтобы рядом с Джонни был альфа, воющий и плачущий по ночам от раздирающих полотно его сна страшных кошмаров, которые были кадрами из его прошлого, такими яркими и настоящими, словно это было только вчера. Он не хотел бы для Джонни инвалида с трясущимися руками, вынужденного ходить с палкой и прикрывать изуродованное шрамами лицо, чтобы не пугать прохожих. Он не хотел бы для Джонни потенциального бесполезного овоща, который не сможет помочь ему с ребенком, обеспечить его и сделать счастливым. Он не хотел бы, чтобы за спиной избранника Джонни были только горы трупов и пять надгробий членов его семьи. С каждым днем он узнавал Джонни больше и больше. Узнал его фамилию - "МакТавиш", его возраст - ему было тридцать. Узнал, что Джонни когда-то в детстве хотел быть полицейским но пошел в университет, чтобы порадовать маму. Узнал, что Джонни искренне заботливый и внимательный человек, которому не стыдно в обычном разговоре спросить собеседника о самочувствии, а потом продолжить разговор; или запомнить, что Саймону нравились яблочные штрудели из "Григгс" и захватить парочку на ужин, пока не разобрали последние перед закрытием. Джонни медленно пускал его в свой мир, позволял ему наслаждаться его компанией, проводил с ним вечера, обычно наполненные белым шумом и запахом еды - и Саймон, наверное, должен был начать делать тоже самое. Проблема была в том, что Гоуст всегда жил на грани. Каждый новый день мог стать последним. Иногда, лежа в блиндаже и не понимая, от чего он умрет быстрее, если не начнет шевелиться - от сыплющейся с потолка земли или пуль, залетающих в окошко, с очередным сослуживцем, о котором он не знал ничего, кроме позывного, он мог обменяться чем-то, что волновало его каменную душу в тот момент - сунуть дог-таг в слабеющую солдатскую руку, сунуть листочек с номером телефона бывшей, просто схватить лямку разгрузки и вжать в себя. Перед лицом смерти не было трамплина для какого-то разбега. У тебя могло остаться несколько минут жизни, и никто не стал бы тратить из на конфетно-букетный период. Саймон сейчас сидел на диване в своей гостиной - а значит, все это время откровенность себя не оправдывала. Но, как и все рефлексы, осталась с ним до конца. Эту манеру Гоуст потащил и в обычную жизнь - быстрая езда на машине, когда переставало хватать лошадей под капотом автомобиля - он пересел на мотоцикл; если алкоголь - то бутылка залпом, если омега - то до утра должна оказаться в его кровати. Ему уже нечего было терять, не нужен был фундамент для того, чего завтра могло не быть - и он жил, никогда не задумываясь, что его действительно может ждать завтра. Инсульт поймал темп его жизни за шкирку и встряхнул так, что равновесие Гоуст не смог найти до сих пор. Его шатало от истерики и тоски по потерянной жизни до полного удовлетворения происходящим сейчас. У Саймона теперь было столько времени, что он не знал, куда его девать - и теперь спускал его на то, чтобы понять, правильно ли он делает, все-таки решив дать себе шанс. - Ну да, - уклончиво сказал Райли. - Мне жаль это слышать, - в Джонни было много сочувствия и теплоты - Саймон видел ее в жестах и действиях. - Зато то, что я сейчас сижу здесь, означает, что мои рефлексы довольно неплохие, - усмехнулся Саймон, пытаясь перевести сказанное в глупую шутку и снова отвлечься на игру. - У всех военных такой юмор? - очередной неглубокий подкоп под твердую спрессованную землю под Саймоном - и Гоуст все никак не мог понять, почему Джонни задавал эти вопросы - от скуки или от искреннего желания узнать его поближе. - На грани, - добавил Джон, перебирая попкорн в миске. - Если не избавиться от эмпатии, сострадания и страха за свою жизнь - придется несладко. Так что нужно очерстветь, - сказал Гоуст. - Это работа, кто-то должен ее выполнять. Когда привыкаешь - она ничем не отличается от работы врача или учителя. Местами даже легче. - Это ужасно, что людям приходится проходить через такое, - выдохнул МакТавиш, нервно поглаживая свой живот. Когда ты живешь на грани - ты становишься эгоистом. Ты умрешь, не забрав с собой ничего на тот свет, а твоим оставшимся близким придется понимать, что они - здесь, а ты - там. Как тот самый сослуживец, похоронивший десятки своих сослуживцев, Гоуст, смотря в пустые глаза очередного KIA, понимал, что ему уже не больно, он не лежит и не вспоминает, как ему здесь было хорошо или плохо - эту ношу теперь на себе несут те, кому он был близок. Гоуст выпивал бутылку алкоголя залпом и лез в драку, зная, что завтра может и не настать; гнал на мотоцикле запредельное количество миль в час, виляя между машинами - плевать на детей в машинах и неопытных водителей, ведь им всем еще жить и жить, а он, возможно, завтра получит свинцовый поцелуй смерти в лоб; занимался сексом с омегами и растворялся в темноте города, не задумываясь, какие последствия оставлял после себя - ведь у нее еще вся жизнь впереди, она найдет себе кого-то, а ему, возможно, завтра рассыпаться песком в бесконечной пустыне после разрыва снаряда. Становится наплевать на чужие чувства. Но у инсульта были острые зубы. Он уже разорвал в клочья возможность Саймона жить одним днем, позволяя из остатков, огрызков прошлого собрать что-то, что научило бы его терпению. Там, где был адреналин, пот и кровь - теперь медленная многомесячная реабилитация, дорога бесконечного труда с расчетом на то, что завтра все-таки будет. Рука Джонни лежала на его животе, чуть натягивая ткань футболки. Живот, кажется, становился все больше и больше, но Джонни сам по себе был не маленькой омегой, а до беременности обладал отличной физической формой, поэтому живот не стекал каплей вниз, становясь одним большим болезненным отеком - боковые мышцы пресса поддерживали его, делая животик очаровательной округлостью. Саймон не понимал в этом совершенно ничего - но ему казалось, что у Джонни растет крупный малыш. Омега бесконечно заботился о нем - витамины, прогулки, нормальный ночной сон, перерывы от работы, попытки оградить себя от всего стресса... И вынашивающему малыша Джонни Саймон должен был рассказать о себе? Рассказать что и почему случилось с его семьей, рассказать, почему он почти ничего не может говорить о работе, почему за столько лет жизни не обзавелся ни жильем, ни партнером. Рассказать это Джонни - и как минимум испортить ему пару десятков здоровых нервных клеток. О худших исходах этой ситуации Саймон и думать не хотел. И поэтому молчал - почти всегда. Апрель в Абердине был ветренным, но теплым. Дни то тянулись, как густой мед, то бежали, перебирая когтистыми лапками по половицам паркета, как Соуп, укравший упавшую со столешницы сосиску и умчавшийся вкушать свою добычу под диван. Саймон вышел в свою спальню, чтобы сменить балаклаву, в которой он был на работе, на медицинскую маску - и чтобы позвонить начальнику и сообщить, что завтра на работе он не появится. В доме было шумно и жарко - Соуп носился по комнатам, надеясь на невнимательность поваров на кухне, работала духовка, на противне в которой Саймон выложил томаты, тыкву, чеснок и немного трав для того, чтобы сделать томатный крем-суп. Райли отложил телефон, потирая лицо, поправил свою футболку и отправился на кухню. Стоило ему ступить на порог, как лбом в его ногу влетел пекинес - в зубах собаки была целая сосиска, с которой он умчался в закат, не удосужившись даже облаять Саймона. - Соуп, блять! - Джонни, опершись на спинку стула, наклонился, чтобы поднять с пола упаковку с сосисками. - Проклятый долбанный пес, - бухтел Джонни, с трудом нагибаясь и подхватывая пластиковую упаковку кончиками пальцев. В последнее время ужин они готовили вместе, собираясь на кухне Саймона. Джонни предлагал идею - или же вываливал на Саймона несколько десятков рецептов, скидывая их ему в TikTok, пока Райли сидел на работе, и уже вечером они, включив на "тройку" Алексу с какой-нибудь спокойной музыкальной подборкой, возились на кухне. Помощник из Джонни был так себе - привыкший питаться лотками из доставки омега не шутил, когда говорил Саймону, что совершенно не умеет готовить - и вот сейчас, проводив Соупа, который убежал с сосиской под диван, и понаблюдав за потугами беременной омеги наклониться к полу, Саймон заметил, что тесто, которым Гоуст поручит заняться Джонни, пока он будет разговаривать по телефону, еще не было готово, а черная футболка МакТавиша была вся перемазана в муке. - Как успехи? - спросил Саймон скорее для того, чтобы сдержать рвущийся наружу смех. - Так себе, - недовольно ответил Джонни, бросая упаковку с сосисками на стол - как назло, в "Григгс" закончились любимые сосиски в тесте Джонни, и Саймон вызвался попробовать воспроизвести национальное блюдо - как и любил, с нуля. - Я оставил тебя на пять минут, - вздохнул Гоуст, смотря на то, как перемазанную в муке руку Джонни лениво вытирает о собственную футболку. - Я правда хотел начать делать тесто, но немного не рассчитал, что мука может разлететься, если хлопнуть по горке, - Джонни наспех заметывал следы своего преступления, собирая раскиданную по столешнице муку в горку. - И зачем же ты хлопал по горке? - Саймон не мог сдержать улыбку, когда смотрел на такого Джонни - домашнего, растрепанного, с пятнышками пшеничной белой муки на ягодных от жара духовки щечках. - Импульсивное желание, - почти виновато сказал Джонни, смотря подошедшему Саймону в глаза. - Ах, ну да, - Райли улыбнулся только шире, чувствуя, как морщинки под глазами собираются над кромкой ткани маски. - Иногда твои импульсивные желания бывают намного сильнее тебя, - Саймон, видя разводы муки на столешнице, подошел к раковине, чтобы намочить плотное бумажное полотенце и убрать излишки. - Смеешься надо мной? - фыркнул Джонни, отряхивая руки от муки окончательно. - Ну смейся, смейся. Саймон промокнул бумажное полотенце о тыльную сторону руки, чтобы оно не оставляло влажных разводов на столешнице, а лишь собрало муку, а когда повернул голову в сторону Джонни, то увидел, как МакТавиш, встав на носочки и открыв шкафчик, тянулся к еще одной упаковке с мукой. На полке по краям стояли крупы и контейнеры, лежали какие-то специи, но все внутренности Саймона тут же похолодели, когда он понял, что прямо посередине шкафчика, на нижней полке, завернутый в тонкое кухонное полотенце, лежит пистолет. Едва он успел открыть рот, как омега потянул на ткань, обхватывая рукоятку оружия для того, чтобы вытащить и посмотреть, на что он наткнулся и что ему мешает дотянуться до упаковки с мукой. - Джонни! - бросая и бумажное полотенце, и кран с водой, Саймон подлетел к нему, останавливаясь в считанных сантиметрах от него и выхватывая оружие из рук Джонни, не успевшего до конца понять, что на самом деле он держал в руках. В такие моменты, когда крючок на резервуаре с адреналином сшибало, и едкий гормон влетал в кровь, руки Саймона переставали дрожать - он ощущал себя прежним собой, с крепкой хваткой и силой в руках. Нескольких точных движений Гоусту хватило, чтобы разобрать пистолет на составляющие и рассыпать исцарапанные детали на столешнице, пачкая их в неубранной муке. Патрон, спящий в патроннике, выпал и ребром застрял в горке муки, переливаясь бронзой в тусклом свете кухни. Джонни захлопал густыми ресницами и сделал шаг назад, комкая в руках полотенце, в котором лежал пистолет. Несколько мгновений спустя Саймона отпустило, и дрожь вернулась в пальцы с новой силой, бегая не только по ним, но и толкая сухое сердце в сузившуюся глотку. О боже нет. - Ой, - мягко выдал Джонни, смотря на комично раскиданные в муке детали пистолета, - он настоящий? - Да, но я разобрал его, - Саймон схватился пальцами за столешницу, чтобы стиснуть ее поплотнее и попытаться унять тремор. Последнее, что он хотел сделать в этот спокойный вечер, когда обычный весенний денек перетекал в свежую полутемную прохладу - это напугать Джонни, разрушить иллюзию того, что с Саймоном он в полной безопасности. Он понимал, как мало он мог предложить ему и как дорого ему могла даться каждая ошибка. Он правда старался быть искренним с Джонни там, где у него была возможность сделать это - но боялся сорвать предохранитель с того резервуара, где были утоплены тысячи его неудавшихся дней. Саймон смотрел на лицо омеги, пытаясь понять, предугадать, что Джонни сейчас сделает - и понял бы его, если бы тот взял висящую на спинку стула рубашку, свистнул бы Соупу и умчался к себе домой - но Джонни, на удивление Саймона, протянул руку к пистолету и уверенно поднял рукоятку в воздух - черный корпус был вывалян в муке. - Кру-уто! - воскликнул Джонни. - Эй, как его обратно-то собрать теперь? - МакТавиш взял в руки крышку и попытался прищелкнуть ее к пистолету, но Гоуст, оттаяв, отобрал у него новую игрушку. - Эй, ну дай! - капризно сказал Джонни. - Джонни, нет, - Саймон оглядел корпус пистолета и валяющиеся в муке детали - теперь придется потратить достаточно долгое количество времени на чистку пистолета, а чтобы проверить его боеспособность - тащить в тир на работу и пострелять из него под шумок. - Да ты его на атомы разобрал, почему нет-то? - Джонни потянулся за пистолетом, но Саймон поднял его на головой, выдыхая. - Господи, Джонни, - Саймон обстучал пружину и патронник от муки об столешницу и сунул их в пистолет, чувствуя, как от загрязнения детали с трудом смыкаются друг на друге; крышка пистолета щелкнула, но оружие было совершенно безопасным - пустой магазин и свинцовый патрон валялись в муке. Теплая, почти раскаленная кухня, стойкий запах кремовых томатов и нагретого оливкового масла, крошка муки по всем столам, разноцветные миски, лопатки и венчики - и перемазанный в муке Джонни с пистолетом посреди кухни, который уже целился куда-то в стенку, картинно вытянув обе руки и захватывая одно запястье другим. Саймон свел брови на переносице, чувствуя, как сердце, разогнавшееся от волнения до первой космической, успокаивается и падает обратно в грудную клетку. Не произошло ничего, что могло заставить Джонни в ужасе убежать от Саймона и больше никогда не пересекаться с ним. И только сейчас до Саймона это начало постепенно доходить. - Круто! - Джонни, как восторженный ребенок, клацал спусковым крючком, от звука которого у Саймона по спине бежали мурашки. - Такой тяжелый. Это Glock? - Семнадцатый, - сглотнул Саймон, протягивая руку с раскрытой ладонью к Джонни, чтобы тот отдал ему пистолет, но омега рассматривал игрушку - из которой Саймон за все годы существования его пистолета положил немало плохих парней. - Я такие только в фильме видел, - признался МакТавиш, пока не его румяном лице сверкала искренне счастливая улыбка, - научишь меня стрелять из него? - щенячьи голубые глаза тут же взмыли к бледному нахмуренному лицу Саймона. - Пока ты в положении - нет, - строго сказал Саймон. - Но я ведь когда-нибудь выйду из этого положения, - пожал плечами Джонни, - ну Саймон! - Я подумаю, - отмахнулся Райли. - Наигрался? Тогда отдавай сюда, - Гоуст, воспользовавшись моментом, взял пистолет за корпус и вытянул его из руки омеги, кутая в полотенце и закидывая на полку повыше, куда Джонни точно не смог бы дотянуться без стула или помощи Саймона. - Он без лицензии? - хихикнул Джонни, вытаскивая из муки патрон и катая его между пальцами. - С лицензией, - соврал Саймон, отнимая у Джона последнюю блестящую побрякушку и убирая со столешницы последние детали пистолета, совершенно безопасные для Джонни без основного оружия. - Я не контрабандист какой-то. Муки больше не осталось - разве что овсяная и рисовая, совершенно не подходящие для выпечки. Пока Саймон сметал остатки муки со столешницы мокрым бумажным полотенцем прямо в мусорное ведро, Джонни с зеленым яблоком расселся за столом. Соуп, прибежавший на шум, устал ждать, пока на него обратят внимание, и задремал на тапочках Саймона, брошенных около батареи. Саймон все думал, почему он мог допустить даже мысль о том, что Джон без единого вопроса мог уйти, узнав, что Саймон хранит пистолет в кухонном шкафчике - но понял, что просто настолько боится оступиться перед ним, что сначала вспыхивает, а потом - начинает думать головой. - Мне надо в Aldi за мукой, - сказал Гоуст, поворачивая голову к Джонни. - Я весь грязный, - фыркнул Джонни, - сбегаю домой, чтобы переодеться? - Ну, я могу дать тебе что-нибудь по размеру, - скромно предложил Саймон. Коммунальные службы безжалостно вырезали копны вьюнов, обнажая спрятанную под их стеблями молодую траву и полевые редкие цветы. Уже не было нужды в куртках, днем - в рубашках и шапках. Повесив пальто в шкаф, Саймон переехал в объемные худи и легкие черные бини - идею, конечно же, подрезал у Джонни, которому эти симпатичные шапочки до ужаса были к лицу. Ему хотелось быть похожим на Джонни не только в легкости, с которой омега встречал каждый день - ему хотелось давать Джонни такое же ощущение, когда и у него были не самые лучшие дни. Под окнами несколько часов спустя наконец затихли газонокосилки. Запах свежескошенной травы и влаги толкался в открытое окно гостиной Джонни, но аромат бергамота и жасмина, крепко занявший свои позиции в квартире, не сдавал позиции и не пускал ничего в ноздри Гоуста. Лежащий на спине на ковре омеги Саймон, немного передохнув, снова взялся за дело - нужно было выловить Соупа из-под дивана, чтобы Джонни смог подстричь ему когти. Омега с полотенцем и щипцами наготове сидел на кресле, с надеждой смотря на Саймона, но сколько бы Райли не пытался, Соуп постоянно грыз его руку своими бритвенно-тонкими зубками и забивался все глубже и глубже под диван. В какой-то момент Саймон все-таки смог схватить Соупа за лапу и вытащить его из его укрытия, но стоило ему посадить собаку на колени Джонни, чтобы тот смог надеть на него намордник, как Соуп, разлаявшись до задушенного хрипа, укусил Джонни за руку, заставив МакТавиша бросить это занятие и, сбросив пса на пол, закрыть лицо руками. - Соуп, блять! - у Джонни правда был не лучший денек; целый день противное жужжание газонокосилки под окном, довольно неприятная погода и повышенное давление к концу дня совершенно вымотали его. От еды его подташнивало и не было сил даже выгулять Соупа, которому уже давно было нужно подстричь его крошечные острые когти. Недовольный отсутствием внимания к себе на протяжении целого дня Соуп тоже показывал характер - капризничал, нагадил на придверный коврик, разорвал диванную подушку, теперь - не давался в руки. Единственным островком спокойствия в раскаленной квартире был Гоуст, освободившийся с работы пораньше, захвативший в магазине все необходимое для легкого овощного супа и нежирного творожного десерта для Джонни. Пока суп медленно бурлил на плите, Саймон пытался хоть как-то облегчить плохой день Джонни - но пока что получалось так себе. - Эй, эй, джентльмен, - Саймон снова попытался взять пса за шкирку, но Соуп огрызнулся и убежал, оставляя разочарованных омегу и альфу наедине друг с другом, - ну-ка вернись, это просто стрижка когтей, - Гоуст подозвал его к себе, но память у собаки была все-таки длиннее нескольких секунд, поэтому Соуп, недоверчиво прижав уши и хвост, тявкнул и, отвратительно скребя когтями по половицам паркета, умчался в хозяйскую спальню. - Я никогда с ним не совладаю, - чуть не плача, сказал Джонни, бросая кусачки на диван рядом с собой и откидываясь на спинку. - Не переживай так, - Саймон легко похлопал его по колену, не смея задерживать желанное касание больше чем на несколько мгновений. - Мне просто надо подстричь ему эти долбанные когти, - МакТавиш мазнул пальцами по уставшим векам. - Я не переживу с ним поездку к ветеринару, это просто пиздец как далеко. Приятель, - фыркнул Джон, когда увидел, что Соуп, кажется, забывший все обиды, снова показался на пороге, - это просто стрижка когтей. Неужели так сложно просто посидеть немного спокойно? - услышав слово "стрижка", Соуп тут же испарился, оставляя после себя только ритмичное клацанье коготков о пол. - Джонни, - мягко сказал Саймон, поднимаясь с пола. - Я не могу совладать даже с блядской псиной, - Джонни стиснул кулаки, но тут же расслабил ладони, накрывая ими живот, словно ища утешения у малыша в утробе. - А что будет, когда у меня появится ребенок? - Джонни, послушай меня, - Райли протянул ему руку, чтобы помочь ему подняться, - это действительно просто стрижка когтей. - Я это и говорю, - МакТавиш печально посмотрел на руку Саймона. - Ты говоришь это Соупу, - Саймон уверенно тряхнул кистью, чтобы Джонни наконец вложил ладонь в его руку, - а я говорю это тебе. Это просто стрижка когтей. - Саймон, - устало вздохнул Джонни, - не пудри мне мозги, - он легко оскалился, но руку в ответ все-таки протянул. Изнеженные пальчики касались только собачьей шерстки, ткани одежды и кнопок клавиатуры. Нежные упругие подушечки идеально касались грубой ладони Саймона, иссушенной постоянным ношением перчаток. Таким Райли казалось касание вложенной в его руку тонкой ладони Джонни с длинными пальцами и округлыми сливочными костяшками - идеальным. Джонни с кряхтением поднялся на ноги, поправляя футболку, и Саймон, чтобы не продолжать превращать будничное касание во что-то большее, отпустил его руку, закусывая под маской губу от пробежавшей под футболкой разрядом тока тоски от холода, которое после себя оставила пустота в его пальцах. - Пойдем выпьем чай, - предложил Саймон, но тон его не подразумевал отказа. - Мне нужно подстричь когти Соупу, - обиженно сказал Джонни. - Давай немного расслабимся и выпьем чай, ладно? - уже мягче добавил Райли. - И воспользуемся моей небольшой хитростью. Он проследовал на кухню Джонни, прихватывая за собой намордник Соупа, приоткрывая кастрюльку и смотря на плавающие в ароматном курином бульоне овощи, нарезанные кубиками. В квартире Джонни у него уже были свои тапочки, свое любимое место на диване, он купил сюда набор кухонных ножей, чтобы ему было удобнее готовить - на полках здесь уже нашли место специи, принесенные Саймоном, некоторая посуда из его дома поселилась рядом с наборами тарелок из IKEA, которыми пользовался Джонни. Немного помедлив, омега все-таки зашаркал по полу в плюшевых тапочках за ним. Саймон улыбнулся сам себе и включил чайник. - И какой же хитростью? - спросил Джонни, клацая кусачками в воздухе и устало заваливаясь за стол. - Засада, - деревянной ложкой Саймон размешал суп, приподнимая маску пальцем и пробуя картофель на готовность - горячий кубик еще не до конца разварился. - Мы маскируемся, не обращаем внимание на объект, смешиваемся с окружением, - Райли смешно было вспоминать основы тактики и ближнего боя, которыми он дышал не одно десятилетие, пока работал в SAS. - Объект не чувствует опасности и начинает активно взаимодействовать с окружением, - пока Джонни, вскинув брови, смотрел на него, как на полного придурка, Саймон отложил ложку и накрыл кастрюльку крышкой; шум чайника, почти вскипевшего, заполнил кухню, но Саймон, оглянувшись по комнате, увидел под стулом мячик Соупа и наклонился за ним. - Залог хорошей засады - умение грамотно подобрать момент для взаимодействия с объектом. Нужно втереться к нему в доверие, может, повзаимодействовать с ним несколько раз перед задержанием, - Райли потряс мячиком - разноцветный шарик был наполнен звонкими колокольчиками, на пение которых Соуп прибежал уже через мгновение, свесив язык и звонко лая, требуя, чтобы Саймон отдал ему мячик. Райли сел на стул, продолжая трясти мячиком, и пекинес, болтая лохматыми лапкам в воздухе, прыгал перед ним на задних лапках, тявкая и хныча. - После того, как объект перестает чувствовать за собой слежку, мы проводим захват, - Гоуст похлопал рукой по своему колену, продолжая болтать мячиком в воздухе, и Соуп самозабвенно прыгнул на его колени, где Саймон, уже готовый к тому, что Соуп может его укусить, быстро накинул на крошечную мордочку смешной маленький намордник. - Объект захвачен, можем проводить допрос, - засмеялся Гоуст, щелкая карабином на затылке пса и хватая его за шкуру на спине, - рядовой, ножницы, - Саймон протянул Джонни руку. - Чего это я рядовой? - вроде возмутился Джонни, но в голосе омеги уже не было скрипучих слезливых ноток, а когда Саймон посмотрел на него, чтобы взять кусачки, то увидел, что Джонни улыбается. - А кем ты хочешь быть? - Саймон перевернул Соупа на спину и уложил крошку на свои колени. - Капитаном, - тут же загорелся Джон. - Сильно для первого задания, - усмехнулся Райли. - А вот сержант самое то. "Сержант МакТавиш" - звучит неплохо, да? - он тепло посмотрел на ожившего и развеселившегося Джонни, поудобнее перехватывая кусачки в своих руках - едва Соуп завидел их, как тут же начал вырываться. - А теперь признавайся, маленький хвостатый засранец, почему ты продолжаешь молчать? - внезапно для всех в комнате, в том числе и для себя, Саймон уронил тон голоса до опасного хриплого баса, которым обычно надрывно рычал в микрофон рации или отдавал быстрые приказы на службе. - Говори, где ракеты, немедленно, иначе я достану эту информацию из твоего маленького рта, - угрожал Саймон, с весельем наблюдая за тем, как крошечные пушистые ушки пса прижались к его голове, а сам он покорно вытягивал лапки Гоусту, чтобы тот наспех обрезал его коготки. Сидящий за столом напротив Джонни смеялся в голос. Саймон понимал, что ради того, чтобы слышать этот смех как можно чаще, он был готов на все, что угодно. И если вспомнить свое военное прошлое, которого он так сильно стыдился и боялся, переживая, что оно может напугать Джонни - может ему помочь в этом, то нет смысла от него открещиваться. В конце концов, сейчас он здесь, такой, какой он есть, по уши влюбленный в васильковые глаза, мелодичный смех и цитрусово-цветочный аромат - так ли важно, что было до этого? - Боже, он выглядит так, словно действительно сейчас расскажет тебе, куда он спрятал эти сранные ракеты, - искренне и тепло смеялся Джонни, прикрывая ровную улыбку руками. Невыполнимая еще час назад задача оказалась успешно завершена. Недовольный и обруганный пекинес был спущен на пол, и как только Саймон снял с него намордник, он схватил мячик, которым Саймон заманил его в эту ловушку, и умчался каштаново-рыжим штормом куда-то по своим делам. - За твое сотрудничество я сохраню тебе жизнь! - погрозил ему вдогонку пальцем Саймон, собирая кусочки коготков со своих штанов и стряхивая их в мусорное ведро. - Но не думай, что ты так просто избавишься от меня. Ты будешь помещен под стражу и осужден по закону. Никаких вкусняшек до ужина. Заливистый смех Джонни ласкал уши Саймона. Альфа был счастлив, что смог натянуть улыбку на его очаровательные губы. Это стоило немного терпения и немного клоунады - его улыбка стоила всего самого дорогого в мире, и если бы Саймон знал наверняка, что его жалкая жизнь стоит счастья и спокойствия Джонни до конца дней омеги - он расстался бы с ней прямо сейчас. В двух чашках размокали пакетики с черным чаем, суп был почти готов, пока Саймон болтал в нем половником, пробуя твердый картофель на готовность. - Саймон, - тихо сказал Джонни, подходя к столешнице, на которой стояли чашки; и Саймон повернул к нему голову. - Спасибо, что делаешь некоторые вещи проще.