Свет в окне

      Вставать со звонком будильника не хотелось. Проснувшись от приевшейся за несколько лет мелодии, Кадзуха утыкается лицом в подушку и тихо стонет от отчаяния: снова по кругу. Вставать лень, работать тоже невероятно лениво, и черт бы побрал эту дурацкую систему ранних подъемов и рабочих дней, что своей однотипностью не скрашивают его бедную лирическую натуру ни на грамм.       Кадзуха отключает будильник и берет телефон в руки: шесть утра. Только-только отдохнувший мозг долго прогружается, и он понять не может, зачем ему нужно вставать за два часа до работы. А потом, поразмыслив еще немного, Кадзуха вдруг вспоминает, что еще вчера вечером уломал своего знакомого на утреннюю пробежку, и еще больше впадает в отчаяние.       Как же ему лень.       Открыв инстаграм, Кадзуха заходит в диалог с Хэйдзо и с тлеющей надеждой на часовой игнор или на то, что парень все-таки проспал, печатает ему короткое: «Спишь?» К сожалению, Хэйдзо почти в тот же момент оказывается в сети и читает его сообщение, а после отвечает такое же короткое и лаконичное: «Нет». И выбора у Кадзухи не остается, ибо брать свои слова назад, выставляя себя дураком, — не в его стиле. Все же он сам предложил, попросил об этой маленькой услуге и вот так идти на попятную… Ну, как минимум глупо. Как максимум, Кадзуха просто не хочет упасть в грязь лицом перед человеком, что следит за его дочерью большую часть своего времени.       Договорившись о нейтральном месте их встречи, Кадзуха с тяжелым вздохом заставляет свои ноги спуститься с кровати, а после садится и, откинув голову назад, закрывает глаза. Думает о том, как же ему все надоело, и уже хочет упасть обратно в свою мягкую постель, завернувшись в теплое одеяло, но, взяв себя в руки, легко бьет себя по щекам и быстро поднимается с кровати, чтобы не передумать. На скорую руку заваривает себе овсянку, завтракает и одевается потеплее, чтобы не замерзнуть: на улице минус тринадцать градусов.       Опаздывать Кадзуха не любит и даже не умеет, поэтому через двадцать минут он оказывается на месте встречи, где его уже ждет сонный и изо всех сил зевающий Хэйдзо, и это самую малость повергает его в шок: как он так быстро здесь оказался?       — Давно ждешь? — улыбается ему Кадзуха, тихо посмеявшись с очередного зевка.       Хэйдзо вздыхает раздраженно, не в силах контролировать свои сонные позывы, и кривит лицо от холодного ветра, что морозит ему нос и щеки — только вышел на улицу, а лицо уже покраснело.       — Не-а, — машет он головой в отрицании. — Минуты две от силы.       И снова, черт возьми, зевает. Ну что это такое?       Кадзуха осматривает его с ног до головы, отмечая готовность к пробежке на морозе: теплые на вид спортивные куртка и штаны, черная шапка, шарф, натянутый по самый нос, кроссовки, даже теплые носочки с розовой пантерой из-под штанин виднеются.       — У меня есть несколько вариантов маршрута, — сразу переходит к делу Кадзуха. — Есть минут на двадцать, есть на сорок. На твое усмотрение.       — А на десять нет? — пытается шутить Хэйдзо, зажмурив заслезившиеся от холода глаза. — Мне-то без разницы, я привык к нагрузкам, — усмехается, оценивающим взглядом пройдясь по чужой фигуре. — А вот насчет Вас не знаю.       Кадзуха щурится с какой-то подозрительностью: его берут на слабо? Судя по хитрому взгляду зеленых глаз, Хэйдзо явно что-то задумал, поэтому, чтобы подогреть его интерес, Кадзуха взывает к своей выдержке и принимает решение.       — Значит, побежим длинным маршрутом.       Реакция парня его позабавила: Хэйдзо едва заметно округляет глаза, впав в легкую стадию ступора, и кивает, пробурчав под нос подозрительное «ага». Но просто так сдаваться он точно не намерен, поэтому хитро улыбается, потягивается, глубоко вздохнув, и плечи разминает, готовясь к длительному забегу.       — Дыхалки хватит? — смеется тихонько, саркастично выгнув бровь.       — Есть сомнения? — подхватывает его настроение Кадзуха, хитро прищурившись. — Можем поспорить, — протягивает ему ладонь для заключения спора.       Глаза Хэйдзо загораются азартом, и он многозначительно хмыкает, опустив взгляд на протянутую ладонь. Думает пару секунд над чем-то стратегически важным, а потом закатывает глаза и жмет чужую руку.       — На что?       Кадзуха поджимает губы, раздумывая над достойным для себя стимулом, чтобы не сдаться на половине пути — он очень давно не бегал на дальние дистанции.       — Желание? Если я не добегу до конца, то буду должен тебе желание.       — Смело, — улыбается Хэйдзо, оттянув шарф вниз, и отпускает его ладонь. — Границы дозволенного у меня весьма обширны.       И его хитрый взгляд в ту же секунду меняется, Кадзуха аж задерживает дыхание. Напрягается под его изучающими глазами, которые словно намекают ему о том, что шутить здесь не стоит.       — Все, что захочешь, — почти шепотом произносит Кадзуха, сглотнув вставший поперек горла ком.       Почему-то ему вдруг стало до волнительного неловко.       — Ух ты, — выдыхает тихо Хэйдзо, ни разу не моргнув. — Не страшно?       — Может, самую малость, — сдержанно улыбаются ему в ответ. — Это станет дополнительным стимулом не проиграть тебе.       И Хэйдзо, выждав пару секунд, снова меняется в лице: улыбается краешком губ, прикрыв глаза, достает из карманов куртки перчатки и надевает их на уже подмерзшие ладони. Кадзуха вдруг ловит себя на мысли, что этот мальчик не так уж и прост, как казалось ему все это время: хитрый, с долей азарта. Ему явно нравится быть везде и всегда первым, но проигрывать ему Кадзуха точно не станет.       Хотя обещать он себе этого не может.       Первые пятнадцать минут прошли налегке, Кадзуха даже не успел выдохнуться. Он как-то призадумался над тем, как сегодня будет проходить его вечер, поэтому потерял счет времени и даже думать забыл про то, что все его мысли должны быть забиты собственным телом, которое подвергается нагрузкам. А когда на половине пути они решили сделать небольшую передышку, чтобы дух перевести, вдруг опомнился и понял, что ни дыхания, ни сил у него уже как будто не осталось. Руки и лицо замерзли, а горло раздражалось от холодного воздуха — лишь бы не заболел.       На оставшиеся двадцать минут Кадзуха смотрел с ужасом в глазах. Они пробежали чуть больше половины пути, и по виду Хэйдзо совсем нельзя было сказать, что он выдохся хоть немножко. Полон сил и энергии, улыбается так радостно, словно не ему осталось бежать чуть больше трех километров. Да, это было вполне ожидаемо, да, Кадзуха сам себе яму вырыл, сделав ставку на то, что ему хватит его физической подготовки. Но это ведь совсем не отменяет факта того, что ему обидно признавать свое поражение! Хотя… Ладно, это сглаживается интересом к тому, что же ему загадают. Кадзуха просто надеется, что кукарекать посреди людной улицы ему не придется.       До финишной прямой оставалось около двух километров. Это всего лишь десять минут, обидные и жалкие десять, черт возьми, минут, но Кадзуха уже задыхается, едва умудряясь перебирать ногами. Хэйдзо изредка поглядывает на него, чтобы удостовериться в том, что он не умер где-нибудь по дороге, но, наверное, и не подозревает о том, что его противнику осталось всего пара вздохов до поражения — Кадзуха тратит последние силы на то, чтобы не показывать степень своей усталости. Только тянущая боль в мышцах и грудная клетка, что, кажется, вот-вот лопнет от того, насколько часто и глубоко дышит ее хозяин, заставляют его поднять белый флаг и по итогу сдаться.       Кадзуха сделал все, что было в его силах.       — Все, — слетает с его обветрившихся губ устало. — Я сдаюсь.       Он медленно переходит на обычный шаг, посмеиваясь, а после сгибается пополам и, уткнувшись руками в колени, дышит так, словно сейчас умрет — воздуха адски не хватает. Хэйдзо, остановившись, в точности копирует его позу и переводит дыхание, а после выпрямляется и, улыбнувшись, упирается руками в бока.       — Тут минут восемь бежать осталось, — тараторит на одном выдохе, тяжело дыша. — Неужели так просто сдадитесь?       — Просто? — кривится великим мучеником Кадзуха, выпрямляясь. — Я сейчас умру.       И морщится от стрельнувшей в правый бок боли, страдальчески заломив брови.       — Я ничего не решал, — со смешком напоминает ему Хэйдзо, отпивая немного воды из своей бутылки, что висела на поясе. — Это Вы выбрали такую дистанцию.       — Я задумался и забыл о правильном дыхании, — почти шепчет Кадзуха и наклоняется вперед, не в силах держать собственную спину. — Считай, тебе повезло.       Хэйдзо, тихо посмеявшись, снимает свою шапку, чтобы поправить выпавшие из-под нее волосы, и надевает обратно, шмыгнув потекшим из-за мороза носом. Подходит к страдающему мужчине поближе и помогает ему выпрямиться, а после берет его руку в свою и кладет ему на живот, встав у него за спиной.       — Знаете о диафрагмальном дыхании?       Кадзуха кивает, по прежнему задыхаясь от нехватки воздуха, и от усталости едва не заваливается на стоящего позади парня — Хэйдзо подходит ближе, позволяя найти в себе кое-какую опору, и просит сделать глубокий вдох, выпятив живот. Уже через минуту Кадзуха чувствует облегчение и, тихо поблагодарив его за помощь, отстраняется, повернувшись к нему лицом.       — Вам точно двадцать пять, а не сорок? — щурится с подозрением Хэйдзо, спрятав руки в карманы куртки.       Кадзуха усмехается и, прикрыв глаза, стягивает с рук перчатки. Вот же шутник.       — Вот как ты со старшими разговариваешь? — выгибает брови в наигранном удивлении, хлопнув перчатками по ладони.       Хэйдзо смеется с этого глупого жеста, отвернувшись, но внезапно давится воздухом и громко закашливается, легко постучав себя по груди — карма, кажется, сработала. За глупые шутки.       — Я должен тебе желание, — напоминает ему Кадзуха.       Зачем-то.       — Ах да, точно, — вдруг успокаивается Хэйдзо.       С его лица снова сходит улыбка. Смотрит пристально в чужие глаза, прикусив щеку, и чуть хмурится, призадумавшись над достойным для себя призом.       Вообще… Если так подумать, Хэйдзо явно знает, чего хочет от этого человека. И он мог бы забить на свою воспитанность, некоторую скромность и желание не быть в чужих глазах полным идиотом, но кое-какие вещи, что случились не так давно, настойчиво отворачивают его голову от адекватности. Мистер Каэдэхара слишком часто о нем вспоминает. Он наблюдал за ним, за его отношением к себе после того неприятного разговора, он даже нашел его в социальных сетях, чтобы извиниться. Не будь у него мозгов, Хэйдзо всенепременно посчитал бы все это подозрительным, но… Да, он не дурак. Понимает, что ничем таким здесь даже близко не пахнет, поэтому из раза в раз ругается на себя за свою сопливость, пытаясь содрать с глаз розовые очки.       Хэйдзо хочет побыть отбитым идиотом хотя бы немного. Мистер Каэдэхара сам сказал: «Все, что захочешь», — а он парень не из скромных, ему же вообще ничего не стоит попросить его о том, чего между двумя мужчинами быть не должно. Хэйдзо любит физический контакт, поэтому хочет попросить его о многом, он хочет обнять, потрогать, ощутить под пальцами теплоту его кожи, хочет поцеловать. Мистер Каэдэхара прекрасно знает о его наклонностях, он должен осознавать, во что играет. Его никто за язык не тянул, он мог предложить что-нибудь другое в качестве выигрыша. Должен был, в конце концов, понять его предупреждение — Хэйдзо явно дал понять, что действительно загадает ему все, что захочет, даже если он будет против.       Хэйдзо не хочет нести ответственность за чужие слова и предложения. Но у него все еще присутствует совесть и симпатия к этому мужчине, что не позволит поступить так, как ему этого хочется. Только это не значит, что он не отыграется за столь убогую попытку сыграть на его чувствах — даже если он совсем не то имел в виду.       Пауза затянулась. Это видно по тому, как бегают чужие глаза по его лицу, и Хэйдзо, собрав всю волю в кулак, подходит к мистеру Каэдэхаре почти вплотную. Выжидает пару секунд, улыбнувшись краешком губ тому, как дернулся чужой кадык от волнения, и кидает многозначительный взгляд на губы, прекрасная понимая, как он на него действует.       — Все еще не страшно? — шепчет Хэйдзо, кинув взгляд на бегающие по его лицу глаза напротив.       Кадзуха поджимает губы, тяжело сглотнув, и едва заметно машет головой в отрицании.       — Зря, — выдвигает заключение Хэйдзо, потянувшись вперед.       В одну эту секунду, что длилась, кажется, целую вечность, Кадзуха чувствует, как у него останавливается сердце. Он задерживает дыхание и жмурится в ожидании, но натыкается лишь на тихий шепот на ухо, что жаром расползается по коже — желудок сводит от столь близкого контакта.       — У Вас шнурки развязались, — смеется.       Хэйдзо делает несколько шагов назад и как ни в чем не бывало потягивается, наклоняясь в разные стороны. Кадзуха неровно выдыхает через нос и, облизнув губы, открывает глаза, кинув взгляд себе под ноги: и правда шнурки развязались.       — Я чуть позже подумаю над тем, что бы такого Вам загадать, — радостно произносит Хэйдзо, глубоко вздохнув, и смотрит на часы. — Мне еще псину выгулять, поэтому на этой веселой ноте я Вас покину. Спасибо за разминку, сенсей, — смеется, поклонившись.       Ничего не сказав ему вслед, Кадзуха провожает уходящего от него парня неверящим взглядом. Внутри словно ураган бушует — так много чувств и мыслей, что сменяют одна другую. Он словно задыхается, не в состоянии найти выхода, и дыхание здесь как будто и не поможет: перехватило, посадило на поводок и затянуло до удушья.       Что это сейчас было?

***

      Хэйдзо не знает почему, зачем и что это такое он устроил. Это казалось ему забавным — поначалу, — а потом, когда явного сопротивления не увидел, вдруг загорелся странным азартом. Почему его не оттолкнули? Каэдэхара не был похож на глупого человека, что очевидных намеков не понимает, поэтому наверняка успел догадаться, к чему были заданы все эти дурацкие вопросы. Должен был понять, что именно от него хотели в тот момент. Потому его бездействие казалось странным и даже неприятным: Хэйдзо не хотел верить во что-то, что в итоге заставит его наткнуться на глобальную ошибку.       Куки встретила его радостным лаем, заставив свою теску, что еще спала, проснуться и завыть на всю квартиру отчаянное: «Да сколько можно?» Хэйдзо улыбнулся белой громадине и, почесав за ушком, натянул на нее поводок. Зевать не хотелось от слова совсем, Хэйдзо даже подумал над тем, чтобы снова немного пробежаться, порадовав жаждущую активностей Куки. Надолго, правда, его не хватило, ибо псина бегала чересчур быстро, натягивая поводок так, что Хэйдзо едва успевал перебирать ногами, чтобы не упасть носом в асфальт.       После догонялок, душа и быстрого завтрака под недовольные бурчания Синобу, они отправились дружным коллективом на работу. Снова на такси, но на этот раз уже без пробок и, спасибо всевышнему или кому-нибудь еще, опозданий. Детей стало даже как будто меньше: оставалось минут пять до начала рабочего дня, но даже половины шкетов так и не набралось. И нет, Хэйдзо не жалуется, ему подобная перспектива только в радость: когда еще такое счастье в виде девяти карапузов привалит?       Но минус был, пусть и не значительный: Харуку не привезли. И то ли дело было в том, что она тоже простуду какую подхватила, то ли в том, что ее папаша снова умудрился опоздать. Но спустя еще минут десять в проеме все же появилась рыжая макушка с двумя длинными косичками, и Хэйдзо выдохнул с облегчением — еще одна маленькая радость добавилась к этому дню. Как оказалось позже, Харуку в сад привела бабушка, ибо папа, что впопыхах искал какие-то бумажки, мог нехило так опоздать на работу. Хару могла бы и расстроиться, но застывшая перед глазами картина того, как папа на ходу пытается влезть в штаны, параллельно разговаривая с кем-то по телефону, заставила ее передумать: это было очень смешно.       А потом у нее вдруг пропало вообще все настроение. Есть она не хотела, играть в любимые игры и общаться со своими друзьями — тоже, и говорить хоть какую-то причину она наотрез отказалась. Харука не капризничала и почти сразу соглашалась на уговоры своего воспитателя, но без особого энтузиазма, поэтому Хэйдзо решил пойти другим путем.       Во время тихого часа, когда все дети уже спали, он поднял девочку с кровати и потащил к себе в комнату отдыха, чтобы показать свою маленькую коллекцию из детских поделок. Особенно расхвалив ее личную поделку, что ему в подарок всунул ее отец, Хэйдзо предложил ей небольшой кусочек тортика, чтобы закрепить поднявшееся настроение вдруг засмущавшейся девочки. Синобу смотрела на него с хитрой ухмылкой и донельзя хитрожопыми глазами, на что получала закатанные глаза и втихаря показанный средний палец для профилактики: заслужила.       Оставшуюся половину дня Хару провела в приподнятом настроении. Она наконец-то улыбалась, играла со своей любимой подружкой, успев три раза переругаться с ней за право быть феей в какой-то их игре, да и полдник ела без лишних вопросов и претензий, что не могло не радовать. Но в конце дня, когда за ней вновь пришла бабушка, Харука прощалась с воспитателем без привычной улыбки. И Хэйдзо понял, что все дело, как ни странно, снова было в ее отце.       Он знал, что люди старшего поколения не особо понимают правильность некоторых слов и выражений в сторону детей. И, краем уха подслушав — случайно! — разговор девочки и ее бабушки, Хэйдзо снова в этом убедился. А потом, когда срастил одно к одному, захотел ударить себя по лицу, чтобы перестал из раза в раз натягивать на себя уже задолбавшие розовые очки.       — Твой папа ушел со своей коллегой покушать в ресторан, но он скоро вернется, так что не расстраивайся.       Говорить такое ничего не понимающему ребенку бессмысленно. Только судя по реакции, Харука все же кое-что понимала, потому что в ту же секунду ей нестерпимо захотелось плакать. Бабушка успокаивала ее как могла, пообещав, что это ненадолго, что папа скоро освободится и приедет домой, и Хару, поверив ее убеждениям, успокоилась. Хэйдзо было ее ужасно жаль: девочка росла без матери и отцовского внимания, которое она так сильно выпрашивала из раза в раз. Он вечно в делах, в работе, в своих каких-то переживаниях и проблемах, а времени в его расписании для нее как будто и нет, и в будущем это вызовет большие проблемы. Как будто стоит поговорить об этом с мистером Каэдэхарой, чтобы он хотя бы попытался что-то с этим сделать: оставлять работу на работе, а не заниматься ею дома. Ну это так, к примеру.       А еще не давать каких-то мимолетных надежд, например. Хэйдзо, быстренько сообразив, чем тут вообще пахнет, захотел удавиться собственным стыдом и идиотизмом ко всему тому, что произошло сегодняшним утром. Дурацкая пробежка, дурацкое желание, дурацкие двусмысленные слова и поведение, дурацкий мистер Каэдэхара, в конце концов. Хэйдзо хочется сбросить на него всю вину за свои чувства — от обиды и разочарования, — но понимает, что все это глупо. Он — глупый, наивный, до ужаса ведомый своими же фантазиями, которым отказать не может. Вот теперь… Ну, что ж, значит, так оно и должно было быть.       Выслушав всю его тираду по дороге домой, Синобу пришла к неоднозначному выводу: а вдруг Хэйдзо все неправильно понял?       — Как можно неправильно понять коллегу женского пола и ресторан?       И как бы… Да, исключать факт появления новой подружки Синобу не станет, но есть куча других факторов. Может, это просто деловая встреча или, например, его начальница? Или вообще подруга какая-нибудь, с которой он работает много лет? Почему сразу любовница?       — А почему нет? — бурчит устало Хэйдзо, скидывая с себя обувь и зимнее пальто, как только они заваливаются в квартиру.       — Да ты задолбал, честно слово, — возмущается Синобу, опустив руки по швам от недовольства. — Можешь лично у него спросить, с кем он там по ресторанам шляется, если так сильно неймется.       А Хэйдзо и спросил, если бы ему было насрать на их взаимоотношения. Только портить отношения с этим человеком ой как не хотелось по разным причинам, поэтому единственный вариант в данной ситуации — страдать и маяться херней, загоняя себя в пучину бесконечных размышлений на тему «за что мне все это?»       Ночью, когда сна ни в одном глазу не будет, Хэйдзо будет лежать на животе и, свесив с кровати руку, чесать дремлющей Куки местечко за ушком, размышляя о своей неудачной во многих аспектах личной жизни: почему не срастается, где он согрешил, что делает не так и почему, в конце концов, на его душу приходятся вот такие мужчины. Хэйдзо будет игнорировать ожидающее чужого сообщения сердце, а после, когда ожидание не пройдет зря, выдохнет и, заломив брови, смахнет пришедшее уведомление, чтобы без лишних страданий сердечных попытаться заснуть.

kazuya:      

спишь?