Полюби меня, если сможешь

Ноги увязали в глубоком снегу, сердце бешено колотилось, в ушах стоял какой-то противный гул, к тому же ужасно мешал автомат. Мура сама не помнила, как оказалась у разнесенной взрывом пристройки — только краем глаза заметила Бизона и Физика, которые «упаковывали» бандитов. Бизон, обернувшись, что-то крикнул ей вслед — но Женя его даже не услышала. Ей было страшно — страшно до дрожи, до отключки мозгов и противно-соленого кома в горле. Страшно даже подумать, что…       — Батя! Бать! Женя рухнула прямо на снег, наклонившись над командиром и испуганно заглядывая ему в лицо. Не видя никакой реакции, потрясла за плечо, и только тогда он медленно открыл глаза, морщась и мутно глядя вокруг.       — Господи, Мурашова, что ж ты так кричишь? — пробормотал, тяжело приподнимаясь и проводя по лицу рукой. У виска из незапекшейся царапины сочилась кровь — но это, судя по всему, было единственной раной.       — Живой! — выдохнула Мура и, не думая сдерживаться, порывисто обняла, обхватывая обеими руками.       — Да живой, живой, — скупо усмехнулся командир и тут же строже добавил, напоминая о ситуации, в которой они находились: — Мурашова, отставить нежности. Что там с боевиками? Мура открыла было рот, собираясь ответить, но ее опередил Бизон. Появившись из-за груды разметенных взрывом кирпичей, бодро произнес:       — Ну как, командир, живой? А мы, пока ты тут загораешь, между прочим, Шныря взяли…       — Это хорошо, будет чем Пригова порадовать, — одобрительно кивнул Булатов и поднялся, опираясь на автомат. Муру он, кажется, больше не замечал. — Ну, давай показывай этого супермена… Бизон, на ходу рассказывая что-то, первым двинулся по утоптанной тропинке; следом за ним, отставая на полшага, шел командир — а Мура, глядя ему в спину, все никак не могла унять непрерывную мелкую дрожь.

***

Женя, раздевшись, еще какое-то время сидела в прихожей — прямо, неподвижно, словно отупев, и встрепенулась только услышав дверной звонок. На пороге стоял Булатов. В первое мгновение Мура решила, что у нее галлюцинации — но командир был здесь, самый что ни на есть реальный, что называется, во плоти.       — Мурашова, ты телефон забыла, ну нельзя же быть такой рассеянной, — мягко пожурил Батя и протянул ей мобильный. — Ты, как боец спецподразделения, всегда должна быть на связи.       — Спасибо, — автоматически произнесла Женя и только через несколько секунд, опомнившись, забрала у командира телефон. И практически ощутила движение, когда Булатов поворачивался к двери. — Может, чаю? — выпалила, сама не зная зачем. Командир сдержанно улыбнулся, кивнув.       — А знаешь, не откажусь. Замерз до костей… На кухне, искоса наблюдая за суетившейся Мурашовой, контр-адмирал машинально складывал в руках салфетку, невольно любуясь. И вспоминая. Сейчас, вне стен КТЦ, вне рамок, навязанных ситуацией на поле боя, он снова мог видеть ее совершенно другой — простой домашней Женькой, которая звенела чашками, что-то передвигала на столе, искала заварку… И на эти мгновения, что он смотрел на нее, вдруг стало так тепло, так уютно…       — Хороший чай, — заметил, нарушая тишину.       — Хороший, — согласилась Мура, не смотря на него и прокручивая в пальцах чайную ложечку. — Бизон нам всем в подарок из командировки привозил, помнишь?       — Помню. Только я его, кажется, в итоге кому-то передарил. — И невесело усмехнулся. Вдруг всплыло в памяти, как на днях, еще перед отъездом Багиры, они обсуждали подарок на свадьбу — Булатов, рассердившись непонятно на что, смерил боевую подругу раздраженным взглядом и обрубил все предложения на корню, заявив, что в качестве подарка отделается отгулами для молодых. И последнее слово произнес с такой едкой горечью, что Рита только покачала головой — сразу все поняла. А ему от ее жалости стало еще противней. Хотя от самого себя все-таки гаже… Но не спрашивать же, в самом деле, у самой Муры, что она хочет в качестве свадебного подарка. Это перешло бы все возможные границы двусмысленности…       — Ну что, Жень, спасибо за чай, — Булатов улыбнулся у порога — и в его голосе Муре почудилась легкая грусть. — И телефонами не разбрасывайся, а то вдруг что, а до тебя не дозвониться.       — Слушаюсь, товарищ командир, — вымученно улыбнулась Женя. Проводила его взглядом, и только когда контр-адмирал скрылся в лифте, закрыла дверь. Некоторое время простояла, прислонившись к ней спиной; наконец, выйдя из оцепенения, потянулась к затрезвонившему мобильнику. Звонил Кот. Неправдоподобно бодрый, довольный и жизнерадостный, весь буквально излучающий позитив — как будто отдыхал он не несколько дней, а месяц как минимум.       — Слушай, Жень, ну давай приезжай, тебе тут понравится, — настаивал, кажется, не замечая ее убитого голоса. — Я и завтра у Машки пробуду, успеем как следует отдохнуть… Женя опустилась на банкетку у двери, прикрыла глаза.       — Вась, я очень устала, — сказала тихо. — День был тяжелый. Я хочу просто отдохнуть, а не изображать дружелюбие перед твоей сестрой.       — Ладно, — восторженности в тоне Кота заметно поубавилось, — тогда не буду тебя отвлекать, отдыхай. До понедельника.       — Пока, — бесцветно отозвалась Мура и, завершив вызов, не сразу поднялась. Побродила по пустой квартире, выключила везде свет, прошла в спальню. Долго лежала в постели, глядя на мутный диск заглядывающей в комнату луны и, несмотря на усталость, почему-то не в силах заснуть. Вспомнилась вдруг услышанная когда-то фраза: одиночество вдвоем. Она была одна — в пустой сумрачной комнате, наедине с неясной тоской, сжимающей сердце. Одна, несмотря на то, что формально у нее был Ионов. Одиночество вдвоем… Видимо, это оно и есть…