Полюби меня, если сможешь

У каждого человека есть свой страх. Наиболее сильный; тот, который, хочется надеяться, не сбудется никогда. Страх смертельной болезни; страх сойти с ума; страх потерять близкого человека… У каждого свой — но, одинаково сильный, он есть у всех. У кап-три Кошкиной такой страх был тоже. Несмотря на ее совсем не женскую профессию, несмотря на ее силу, железность и твердость, среди пугающих ее вещей была одна самая сильная, запрятанная в самом сумрачном уголке души. Это была боязнь предательства. Страх, что кто-то из своих — из тех, с кем билась бок о бок; из тех, кого считала друзьями, даже семьей; из тех, кому доверяла безоговорочно — вдруг окажется предателем. По той или иной причине, в силу тех или иных обстоятельств сможет пойти на нечто недопустимое, непростительное, преступное. Она не раз видела такое со стороны — когда рядовой боец или командир при чинах нарушал закон, нарушал клятву, нарушал вообще любые моральные принципы. Но никогда Багира даже думать не позволяла себе, что кто-то из ее ребят окажется способен на нечто подобное. Во что тогда вообще верить, если даже своим нельзя доверять?.. И вот теперь этот страх сбылся. Предатель в отряде. Кот — предатель. Васька — предатель… Абсурд, чушь, полный бред! Но факты, явные и жестокие, говорили иное: Кот застрелил командира и, нарушив приказ, отдал террориста Алишерова его подельникам. Школа была освобождена; больше никто из детей не пострадал, а бандиты скрылись вместе со своим главарем, потребовав «чистую» машину и деньги. Ионова взяли на месте — он даже не пытался как-то выкрутиться и сбежать. «Смерчи» продолжали операцию по поиску сбежавших преступников, а Кота везли в КТЦ… В морг Багиру не пропустили, даже на тело командира не дали взглянуть — два эфэсбешника, преградив дорогу, с каменными лицами отчеканили равнодушное «не положено». В любой другой ситуации Багира прорвалась бы с боем — но сейчас, буквально подбитая последними новостями, не нашла в себе сил бороться. Молча развернулась и снова поехала в КТЦ… На пороге кабинета показался молоденький сержант.       — Товарищ капитан третьего ранга, там Ионова привезли…       — Иду, — отозвалась бесцветно. В гулкой тишине коридоров стук собственных каблуков раздавался особенно громко, раздражающе. Пустые безжизненные коридоры; неподвижно стоящие часовые; резкий свет ламп… Все вдруг показалось какой-то пафосной декорацией, какой-то нелепой бутафорией. Как в дурацком дешевом фильме. Или в бредовом сне… Кот предатель. Предатель. Предатель… Рита толкнула дверь теневой. Прошла внутрь; замерла, глядя в зеркальное окно. И вдруг вспыхнуло в памяти: здесь же, казалось бы, совсем недавно, она наблюдала за допросом профессора Радкевича, пытавшегося использовать ее в своих целях. А Кот держал ее за руку и так искренне пытался подобрать правильные слова, стремясь успокоить… Словно разом лишившись последних сил, Рита рухнула на стоявший рядом стул. В этот момент дверь допросной распахнулась; под конвоем, закованного в наручники, завели Кота. И в этот самый момент, глядя на него — даже сейчас прямого, сурового, несгибаемого, ничем не напоминавшего того прежнего мальчишку-стажера — Багира осознала в полной мере: это все правда. Кот совершил то, чему нет и не может быть оправдания…       — … Так вы утверждаете, что убили контр-адмирала Булатова по личным мотивам? — осведомился сидевший напротив Ионова эфэсбешник. Следователь военной прокуратуры, молча чиркавший ручкой по бумаге, слушал, не задавая ни одного вопроса, а Рита, очнувшись, поняла, что допрос уже идет полным ходом.       — Именно так, — бесстрастно подтвердил Кот.       — Подробнее.       — Девушку он у меня увел. А потом позабавился и бросил, — спокойно и четко объяснял Ионов, не изменившись в лице. — Я бы, может, смирился, если бы у них все серьезно было… Но он ее кинул. Вот на этой почве конфликт и произошел. Нервы сдали, понимаете?       — Вы мало похожи на человека, не способного справиться со своими эмоциями, — тонко улыбнувшись, заметил эфэсбешник. — Тем более с вашей профессией… Кот устало выдохнул; откинулся на спинку стула.       — Я все сказал, — отозвался сухо. — Доказательств у вас полно. Давайте я подпишу все, что нужно. И отведите меня в камеру, я устал. Багира, не дожидаясь окончания этой сцены, на ватных ногах вышла из теневой. В висках гудела подступающая головная боль; нестерпимо заныло сердце. Осторожно, выверяя каждый шаг, словно на корабле во время качки, Рита направилась к своему кабинету — и будто споткнулась, замирая. Из бокового ответвления коридора в сопровождении двух конвойных вышел Ионов. Мертвенно спокойный, не сбился с шага, не поднял глаз — хотя не мог не почувствовать направленных на него взглядов. А Рита стояла, словно окаменев. Только беспомощно дрогнули губы.       — Что же ты наделал… — произнесла совершенно беззвучно. — Что же ты натворил… Процессия скрылась из виду. Рита, оглушенная, даже не сразу ощутила, что ей на плечо опустилась чья-то теплая тяжелая рука.       — Да уж, — сочувственно произнес генерал Скворцов, — такой толковый боец, и вдруг такое… Жаль, очень жаль. Проверяющие, выстроившись в ряд, стояли чуть позади. «Прямо как на параде!» — с неожиданной яростью подумала Рита, стряхнув с плеча руку Скворцова и глянув на генерала диким взглядом раненой кошки.       — Такие страсти в коллективе, кто бы мог подумать, — скупо уронил полковник Серов.       — Полный бардак! — возмущенно откликнулся полковник Марков. В конце коридора показался Пригов.       — Товарищи офицеры… Багира, ни с кем не прощаясь, не дожидаясь, что скажет начальник, молча направилась в кабинет. Неконтролируемо дрожали руки; почему-то стало трудно дышать. Очутившись в спасительной полутьме кабинета, плотно прикрыла дверь; с минуту постояла, прислонившись к створке спиной, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Сделала несколько глубоких вдохов, чувствуя, как невыносимо жжет глаза; прошла к тесному диванчику в углу, тяжело опустилась. Долго сидела, закрыв глаза и не двигаясь, и сама не заметила, как провалилась в мутную черноту — нечто среднее между сном и беспамятством.