New Game+ - Wishes of the Black Heart

Район, в котором они оказались, был Джинву плохо знаком — как, впрочем, и большая часть Сеула, и искать здесь место для отдыха можно было до самого окончания филлеров, но ему опять везет. Всего через два дома вниз по улице среди бизнес-центров обнаруживается бизнес-отель. Здание лишь чуть-чуть ниже окружающих высоток, но все равно удручающе огромное: первые три этажа занимают офисы и несколько бутиков с разбитыми витринами, а сам отель начинается выше и требует отдельного кода для лифта — в его реальности здание тоже существовало, но было отдано под общежитие Ассоциации и какие-то еще административные службы, с которыми Джинву ни разу не пересекался, — что оставляет неплохие шансы, что на верхних этажах будет относительно безлюдно и не очень грязно. Ему самому, конечно, все равно, но заставлять Докчу (и «незаметно» увязавшуюся за ними Хан Суен) спать между лужами засохшей крови как-то не хочется. Электричества в здании — как и в большей части Сеула — не было, но этого Джинву ожидал, да и темнота для него уже давно стала ближе и естественней света. Стойку регистрации он игнорирует, хотя она занимает почти весь холл и пройти мимо крайне сложно. Обыскивать ее смысла нет: код от лифта и карточки от электронных замков бесполезны без источника питания, мастер-ключ от номеров… Выломать замок в любом случае будет быстрее, чем обшаривать все вокруг, а безопасность хлипкая гостиничная дверь все равно не обеспечивает ни в открытом, ни в закрытом состоянии. Да и с каждым шагом все тяжелее приваливающийся к нему Докча — путь до отеля он упрямо прошел сам, наотрез отказавшись ехать на ручках, но для измученного тела это оказалось слишком серьезное испытание, — к долгим поискам как-то не располагает. Он даже не реагирует, когда Джинву как бы невзначай приобнимает его за талию, подтягивая к себе поближе, пока они пересекают громадный холл и ищут вход на лестницу для персонала. Находит ее, что в равных долях ожидаемо и раздражающе, Хан Суен. Джинву мог справиться и быстрее, если бы не необходимость соизмерять темп с пытающимся переставлять ноги Докчей, потому что при попытке оторвать его от пола он начинал нервничать и пытаться сфокусировать расплывшийся взгляд. И еще быстрее, если бы просто позволил теням разлететься и за считанные секунды изучить каждую щель в этом здании — он бы так и сделал, если бы они не нашли дверь в следующие пару минут, но обошлось без крайних мер. Перед узкой темной лестницей он все-таки подхватывает Докчу на руки, невзирая на вялые попытки протеста и несколько сообщений в Полуденной встрече, которые он предпочитает проигнорировать. — Я не позволю моему компаньону переломать все ноги на какой-то лестнице, Докча-я, — твердо говорит он, ставя точку в абсолютно бессмысленном споре, и начинает подниматься наверх. Пройти нужно этажей пять или семь, чтобы обеспечить себе хоть какую-то гарантию безопасности. Обшаривать все здание он не собирается и, если случайные соседи не начнут шуметь посреди ночи, Джинву не имеет ничего против их присутствия. Но это вовсе не значит, что он не стал останавливать Хан Суен, когда она попыталась прошмыгнуть за ним в дверь выбранного номера, замок на двери которого он только что выбил тычком пальца, перехватив Докчу одной рукой. — Займи соседний, — ворчит он, когда она пытается возмутиться, и проделывает тот же фокус с дверью напротив. Если верить плану этажа, который они прошли, оба номера достаточно просторные и имеют собственные ванные — максимум комфорта который можно найти посреди апокалипсиса без дополнительных усилий, но вместо того, чтобы молча пойти и сделать вид, что она ничего не слышит и не видит на следующие несколько часов, Хан Суен дергает его за рукав. — Эй, что ты собрался делать с этим додиком наедине? У него есть несколько идей, что сказать ей в ответ, но сомнительное удовольствие от перебранки вряд ли стоит того, чтобы откладывать возможность уложить свою звезду нормально еще дальше. Сначала Докча, потом все остальное. Он умеет расставлять приоритеты. — Иди к себе, — вместо нормального ответа бросает он. — Поговорим позже. Он нарочно не ставит четких рамок: позже — это и завтра, и через час, когда Докча будет спать под охраной теней, и через две минуты, вздумай она выкинуть что-нибудь подозрительное. Он почти хочет, чтобы выкинула. Но Хан Суен лишь сверлит его недовольным взглядом, хмуря брови так, словно напряженно что-то обдумывает, и оно ей не нравится. — Все в порядке, — Докча подает голос очень неожиданно — Джинву ведь почти поверил, что он все-таки заснул прямо у него на руках, — и звучит очень устало, но все равно тратит время на увещевания. — Иди. Хан Суен сверлит их взглядом еще несколько секунд, прежде чем эмоционально всплеснуть руками и демонстративно закатить глаза. — Как знаешь, придурок, это твоя задница, не моя, — выплевывает она и скрывается за своей дверью. Джинву придерживает ее Рукой правителя, не давая с грохотом захлопнуть, и мягко закрывает. Это могло бы быть последнее, что она сделала в своей жизни, если бы в номере кто-то был, но Джинву абсолютно уверен, что на этаже они одни. Кто-то есть далеко наверху — то ли на верхних этажах, то ли на крыше, — но ему лень напрягаться и проверять. Если не будут шуметь, об их присутствии никто даже не узнает, и, хотя ему не составит труда убить любого, кто попытается к ним сунуться, было бы неплохо провести ночь спокойно. — Не слушай ее, Джинву-а, — бормочет Докча куда-то ему в затылок, и Джинву хмыкает, борясь с желанием перехватить его как принцессу, чтобы перенести через порог. Наглая девица, хоть и выразилась весьма грубо, почти не ошиблась. Он бы хотел сделать именно то, на что она так тонко намекала, но он — настоящий джентльмен и не станет трахаться с человеком, который даже себя в пространстве не особо осознает, не говоря уже о явно высказанном согласии. Да и спешить ему в любом случае некуда. — Душ или кровать? — спрашивает он, закрывая дверь их номера и оставляя тень ее сторожить. Поставленный на пол Докча шатается, с тоской поглядывая на кровать, но все же поворачивается в сторону ванной. И едва не падает, несмотря на удерживающие его руки, прежде чем стать очень, очень неподвижным. Джинву поворачивает голову и присвистывает. И даже кто-то из генералов (Белион, ты?) удивленно крякает. Ванная комната отделена от остального номера стеклянной стенкой. Очень, очень прозрачной стенкой. Джинву усилием воли заставляет себя перестать думать о том, какой роскошный вид должен открываться на душевую кабину с кровати. Докче совершенно очевидно крайне некомфортно, хотя он и пытается этого не показывать, снова — снова! — замалчивая свои потребности и пытаясь делать то, что якобы — якобы! — должно понравиться ему. Идиот. Джинву вздыхает, чтобы хоть немножко снизить градус переполняющей его нежности, и идет проверять ванную. Докча следит сквозь прозрачную стенку — взгляд ощущается прикосновением, настороженность и любопытство царапаются короткими ногтями, — как он пересчитывает халаты и возится с кранами. Вода есть, и, что удивительно, даже не только холодная. То, что течет из горячей воды сложно назвать кипятком, но оно чистое и вполне комфортной температуры. Джинву проверяет еще наличие стандартных гостиничных пакетиков с шампунями и гелями и возвращается обратно. Не то чтобы с этой стеклянной перегородкой у кого-то могло сложиться впечатление, что он вообще уходил. Докча встречает его затравленным взглядом. — Мне нужно немного поговорить с Хан Суен, — для пущей убедительности Джинву кивает на дверь. — Сможешь принять душ один? — Я уже большой мальчик, — фыркает Докча, но все его тело заметно расслабляется, когда Джинву предлагает решение проблемы, не требующее наступать себе на горло или делать что-то крайне некомфортное. Это так неправильно. Джинву очень хочет списать все на недостаток сна и стресс от жизни в середине апокалипсиса, но чем дальше, тем сложнее становится себя обманывать. Заключительная часть последнего сценария слишком очевидно надломила что-то в его звезде, заставив его снова прятаться и зажиматься, не понимая, что это больше не работает. Джинву видит сквозь его разваливающиеся на глазах маски и ему отчаянно не нравится то, что обнаруживается под ними. Он бы кричал о своих чувствах на весь Сеул, но проблема в том, что слова просто не работают. Докча его не слышит, хотя слушает всегда очень внимательно, а он не настолько ловко обращается со словами, чтобы найти способ сформулировать свою мысль иначе. Все, что ему остается, это повторять снова и снова, и снова, пока количество не перейдет в качество. Используй меня, распоряжайся мной, я сделаю для тебя абсолютно все, только, пожалуйста, пожалуйста, будь в порядке. Моя звезда, моя мечта, мой смысл. Пожалуйста. — Я знаю, — отвечает Джинву, отчаянно надеясь, что в его голосе есть хотя бы тень той игривости, которую он пытается изобразить. Судя по лицу Докчи — ему не повезло. — С тобой останется Игрис. — Нет. Хм. Быстро. — Это не вопрос, Докча-я, — говорит он и только вздыхает, когда Докча снова напрягается и отступает назад… пытается отступить, но пошатывается и чудом не падает. В звенящей тишине чудо стыдливо прячется обратно в его тень. Джинву мысленно отсылает Игрису столько одобрения, сколько в принципе может выразить, и тот тихо млеет от похвалы, не забывая оставаться на страже шатающегося от любого дуновения тела. — Или я, или Игрис, — прямым текстом говорит Джинву, отмечая, как опускаются, признавая поражение, узкие плечи. Он испытывает крайне неоднозначные чувства на этот счет, но безопасность Докчи все еще в приоритете. — Я бы с удовольствием остался и помог тебе сам, но… Говорить прямо и открыто должно быть легко. Должно. Но слова упрямятся и застревают в горле, и требуют каких-то титанических усилий, чтобы вытолкать их наружу. — Но тебе некомфортно, — это слово такое противное, словно выдранное из глянцевых журналов, но все остальные (страшно, небезопасно, неприятно) произносить слишком страшно. Вот Джинву их и не произносит. — Со мной. Он делает паузу, но Докча молчит, и по его лицу совершенно непонятно, делает он это потому, что ему нечего сказать, или потому, что слова даются ему так же тяжело. Джинву проходит мимо него и достает из инвентаря спальные мешки. Постельное белье на кровати выглядит нетронутым, но в последний раз его меняли… сколько там уже прошло? Месяц? Ну вот месяц назад его и меняли, что вполне сгодилось бы для него, но его звезда заслуживает лучшего, чем пыльные залежалые простыни. Спальные мешки можно развернуть полностью, если расстегнуть молнию до конца. Он использует один, чтобы застелить кровать вместо простыни, и второй в качестве одеяла. С подушками приходится повозиться, но потом он находит инструкцию в боковом кармашке и узнает, что спальник сам адаптируется под лежащего в нем — этакая интеллектуальная ортопедическая кровать с функциями поддержания оптимальной температуры и расслабляющего массажа. Вот уж действительно S-ранг. — Я пойду к Хан Суен, — говорит он, когда постель полностью готова. Докча все еще не сказал ни слова, что само по себе говорит о многом. Джинву немного колеблется, но приватность совершенно очевидно значит для его компаньона очень много, и, подчиняясь беззвучной команде, Игрис отделяется от его тени и замирает посреди комнаты в полупоклоне (Джинву не приказывал ему ничего подобного, но у его генералов свои способы развлекаться). — Меня не жди, ложись сразу как закончишь. Если… — одна мысль заставляет его сжимать кулаки, но он не будет (НЕ БУДЕТ) давить. — Если захочешь, чтобы я не приходил, скажи Игрису. — Джинву-а… У Докчи настолько потерянный голос, что Джинву едва сдерживается, чтобы не рвануть обратно и не сгрести свою звезду в удушающие объятия. Потребность защищать трубит во все горло, но он заставляет себя выйти из номера, ни разу не обернувшись. Обернется — и точно никуда уже не уйдет, пустив Антаресу под хвост все предыдущие жертвы и усилия. Нет уж, если срываться, то на доставившей кучу проблем плагиаторше, а не на ни в чем не виноватом Докче. *** Дверь закрывается со звуком обреченности и разочарования, но он не дает этой мысли укорениться. У него есть целая куча дел куда более срочных, чем острая необходимость сесть и хорошенько искупаться в жалости к себе. Например, разобраться с Хан Суен. Он стучит дважды, прежде чем слышит за дверью шаркающие шаги. Он мог бы без проблем просто ввалиться внутрь — то, чем эта женщина подперла дверь, судя по легкому дребезжанию, вряд ли смогло бы его даже просто замедлить, не говоря уже о том, чтобы остановить, — но не хочет проверять, нашла она уже теплую воду или нет. Джинву совершенно не хочет видеть ее голой — он хочет видеть только свою драгоценную звездочку, но не хочет выслушивать лекцию от Игриса, если попытается подсмотреть. Он стучит в третий раз, и только теперь слышит скрежет ножек по ламинату. — Чего тебе? — хмуро буркает Хан Суен, все еще взъерошенная и грязная, что пойдет разговору только на пользу — затягивать его не захочется никому из них. — Поболтать. Джинву шагает прямо в приоткрытую дверь, вынуждая ее отступить вглубь номера. Сверкнувший в руке (бесполезный против него) нож он игнорирует. Пятерка за паранойю, но двойка за навыки выживания: от больших хищников маленькой дичи стоит бежать, а не драться. Впрочем, выживет подольше — сама поймет. — С дружком своим болтай, мудила! Я тебя не приглашала, проваливай, пока я тебя не… Бля! Джинву еще немного сжимает ее (весьма хрупкое) запястье, заставляя выпустить нож, прежде чем снова отступить на социально приемлемое расстояние. Никакого дыхания в лицо и нависания сверху. — Мудила, — шепчет она себе под нос, потирая руку после его маленькой демонстрации превосходства. Джинву мог бы восхититься ее граничащей с откровенной глупостью смелостью, если бы она практиковала свои слабоумие и отвагу на ком-то еще. — Что тебе от меня вообще надо? — Почему ты пошла за нами? — Потому что у меня контракт с этим придурком, вот почему, — снова огрызается Хан Суен, и Джинву приходится осаживать рванувшегося наружу Беру, потому что без головы она уже ничего не расскажет, а поднимать настолько бесполезную тень он не хочет. Он думает, что хорошо контролирует выражение лица, но, очевидно, что-то все-таки проскальзывает, или она чувствительнее к вспышкам ауры, чем он думал, но Хан Суен бледнеет и торопливо лезет в карман. — В-вот, видишь? Тут написано, что меня нельзя убивать! Контракт выглядит вполне адекватным и здорово фонит, так что, скорее всего, он и правда настоящий. Хотя сам факт его существования и изрядно расстраивает, но тут уж косяк самого Джинву — его не было рядом и Докча был вынужден искать помощи у других. — До конца сценария. — До кон… Эй, какого черта, ты там мое убийство пытаешься запланировать что ли?! — Не пытаюсь. — Ты его уже спланировал, да? — с нервным смешком спрашивает Хан Суен и закатывает глаза, когда он слегка улыбается в ответ. Ему даже планировать не надо что-то настолько простое, но она все равно его совсем не боится… или нет. Он замечает напряженные плечи, сжатые кулаки, настороженный взгляд и тщательно контролируемое поверхностное дыхание — хорошая попытка, мисс, но нет. — Ты кто вообще такой? Ю Джунхек 2.0? — Просто прохожий, — предлагает ей версию Джинву, пока она бесится все сильнее с каждым новым вариантом. Дразнить ее довольно забавно и даже позволяет немного отвлечься от выкручивающего нервы ожидания. И она все равно не поверит, даже если он скажет ей правду. — Пришелец из другого мира. Созвездие. Коллективная галлюцинация. Сун Джинву. — Какой еще Сун Джинву?! — взрывается Хан Суен и осекается. — Ой. Эм… да. Ладно. А я… — Я знаю, кто ты, Хан Суен. — Тогда… — Не интересует, — перебивает он. Потому что… ну, правда, ничего из того, что она может сказать или предложить, его не интересует. А Докча решение принял, когда подписал с ней этот контракт. — Можешь оставаться, пока действует соглашение. Она хмыкает. — То есть, пока твой дружочек не сочтет меня бесполезной? — Если он сочтет тебя бесполезной, никакое соглашение меня не остановит, — заботливо напоминает ей Джинву. Он даже на дружочка разозлиться не может, настолько детской кажется ему эта подначка. — Псих. Очень может быть. — Хочешь выпить? Что? — Что? В мини-баре есть теплое пиво, и, если ты закончил с угрозами… — она делает неопределенный жест рукой. — Уверена, что напиваться в твоей ситуации — это разумное решение? Не говоря уже о том, что на него алкоголь больше не действует в принципе. — Ты сейчас всерьез решил, что меня может развести с одной банки пива? Ха! — она достает из неработающего мини-холодильника две алюминиевые банки, перебрасывает ему одну и вскрывает вторую. Запах пива вызывает странную ностальгию, потому что он даже вкус его вспомнить толком не может. — И вообще, у меня был настолько хреновый день, что ты даже представить себе не можешь, имею право хоть немножко расслабиться. Ну, за Апокалипсис! — За Апокалипсис, — повторяет Джинву и делает осторожный глоток. Пиво теплое и очень мерзкое на вкус и, кажется, даже слегка прогорклое. Ему-то все равно, а вот обычному человеку может и поплохеть. — Почему не за выживание? — Разве это не скучно? Выживание — самый примитивный из всех инстинктов, нужно метить выше. Она салютует ему банкой, и Джинву согласно делает еще глоток. Метить выше — это он хорошо умеет. Жадность Теневого монарха не признает никаких границ и не знает слова «невозможно». — И как высоко метишь ты? — Я хочу увидеть финал этой истории. Тени внутри него немедленно делают стойку. История. То же самое, о чем говорил Докча. — Я писатель, понимаешь? Я знаю, как работают сюжеты и клише, и все это, — она обводит рукой номер, но явно имеет в виду весь Сеул. — Все это — огромное клише, но оно… как бы это описать… Это пролог, а сама история еще даже не началась, но я уже хочу узнать конец. И, если сумею его пережить, то записать все произошедшее… [ͅ#̈##̃в́#ͯѐͫ#̎##͝# ####̚а вͧи#̻#̕# #о# о ##͜с]̅ Джинву поднимает глаза на отчаянно глючащую табличку. Он не может разобрать ни слова, да и само окошко пропадает через несколько секунд, словно ничего и не было, но… его не покидает ощущение, что появление этой таблички как-то связано с тем, что сказала наклюкавшаяся с одной банки пива Хан Суен. Нерешенная загадка раздражает, но Джинву откладывает ее на полочку к остальным. Что-то подсказывает ему, что свои ответы он еще получит — и что они ему не понравятся. Хан Суен открывает вторую банку, краем глаза посматривая за его реакцией, но Джинву делает вид, что не замечает ни первого, ни второго. На страже сегодня в любом случае будут стоять тени, и если ей хочется завтра страдать от головной боли, кто он такой, чтобы ей мешать? — Я же сказала, отвратный был день. Она все равно замечает, но вместо того, чтобы спокойно воспользоваться предложенным шансом, бросается в атаку. Очень напоминает одного их общего знакомого, да, Беру? Согласен, ужасная привычка. — Хочешь об этом поговорить? — Да пошел ты… Хотя нет, знаешь что? Да, черт возьми, хочу! — Она вздергивает подбородок, ожидая и, возможно, даже рассчитывая на сопротивление, но Джинву только делает приглашающий жест свободной рукой. — Серьезно? Он снова пожимает плечами. Разумеется, он ни за что не стал бы выслушивать ее жалобы на жизнь, но ему очень интересно, как она встретилась с его звездой (Игр… нет, нельзя) и договорилась до контракта. — Ты знаешь, что такое монетная ферма? — спрашивает она через несколько секунд тишины. Джинву качает головой. Вряд ли что-то хорошее, судя по тому, как мнется банка под ее пальцами. — Есть созвездия, которым наплевать на историю, но которые готовы платить за хорошее зрелище. Джинву кивает. Реалити-шоу смотрят по разным причинам, но какое зрелище можно обеспечить, не участвуя в сценариях, если он правильно ее понял? И, кстати, куда запропастился его раздражающий ублюдок? — Ради этих подачек людей заставляют драться, насиловать и убивать друг друга, — продолжает она. — Чем больше крови и жестокости, тем щедрее созвездия. Понял теперь? Теплое пиво стекает по пальцам, когда тонкий алюминий лопается в руке. Ему плевать на других людей, но его звезда не должна была находиться в подобном месте. Слишком хрупкая, слишком ранимая, слишком сломанная, чтобы продолжать принимать удары судьбы один за другим как ни в чем не бывало. Он провел рядом целый (всего) месяц, но и то едва сумел нащупать только границы трещин, уходящих корнями бесконечно далеко вглубь, пятная самую сердцевину его звезды человеческой мерзостью и гнилью. О, как же он хотел выжечь ее всю, выдрать с корнем и залечить кровоточащие раны своей безграничной преданностью и поклонением. Сделать служение своему единственному божеству смыслом своей жизни и превратить свое благословение в живое золото на фарфоровой коже… — В клетке была я, а не он, — чужие слова с трудом пробиваются через гневную дымку, но их достаточно, чтобы вернуть его обратно в настоящее. — Если ты сейчас скажешь «хорошо», я попытаюсь тебя ударить, даже если это меня прикончит. Джинву заталкивает обратно повисшее на кончике языка слово. Даже если это и правда хорошо, но говорить это будет жестоко, даже если ему плевать на нее. Может быть, он даже простил бы ей этот удар. — Еще пива? — спрашивает Хан Суен, не глядя ему в глаза, и Джинву прослеживает ее взгляд до своей руки. О. Банка из-под пива не просто смялась. Тонкий метал оказался разорван когтями в клочья, и Джинву с не самым умным видом уставился на покрывшую его руку до самого плеча теневую броню. Он даже не заметил… Под двумя взглядами густая тьма впитывается под кожу медленнее, чем обычно. — Видимо, нет, — словно сама себе говорит Хан Суен, когда растворяется последний темный завиток, и без паузы снова меняет тему. У него голова кругом идет от этих разговоров. — Он пришел позже и разрушил клетки, а потом мы вместе разрушили ферму и нарвались на оборотней, конец истории. Джинву кивает. Конец или нет, но в целом этого достаточно. Остальное он вытащит из Докчи, если заподозрит, что там было что-то еще. В смысле, ПОМИМО ублюдочной псины, посмевшей наложить на его звезду свои грязные отвратительные лапы. Надо будет не забыть спросить, что его тени сделали с ним (он делает паузу, но Беру крайне подозрительно не влезает с комментариями. Занят, что ли?), потому что если он все понял правильно, то того, что успел сделать он сам, категорически недостаточно. Полученный фрагмент надежно покоится в когтях его внутренней тьмы, где его никто больше не потревожит, хотя какой-то рациональной частью Джинву понимает, что это глупо и ни на что повлиять не может. Это даже не полноценная история, хотя это и к лучшему — он не уверен, что смог бы сдержаться, вывались на него разом все кошмары, которые пришлось пережить его звезде в этом ублюдочном мире. Не стоит об этом снова думать. — В душе есть теплая вода, — говорит он вместо спасибо, спокойной ночи и до свидания одновременно. — Пока есть. Хан Суен издает гневный вопль, почти дотягивающий до боевого визга Беру. — И ты говоришь это только сейчас?! Джинву решает, что это хороший момент, чтобы уйти, и не ошибается. Хан Суен начинает раздеваться даже раньше, чем он успевает прикрыть за собой дверь, и он практически выскакивает в коридор, чтобы не увидеть чего-нибудь лишнего. Следующие пару минут он тихо давится смехом, прежде чем Рукой правителя подтащить на место стул — сломанная дверь не хочет захлопываться, а девчонка не заслужила приступа паранойи. И он забыл сказать ей, что возьмет охрану на себя, но возвращаться сейчас… нет уж, спасибо.