rainy path to dreams

            Разговор, казалось бы, незначительный, но между ними уже читались едва уловимые детали. Временами Йеджи с хитрой полуулыбкой подмечала что-то в поведении Рюджин, словно собирала о ней информацию, но делала это настолько ненавязчиво, что сложно было уличить её в откровенном анализе. Например, лёгкий изгиб её губ появился, когда она заметила, как Шин аккуратно двигает по столу приборы, выравнивая их так, чтобы между ними не было даже лишнего миллиметра. В этот момент рыжеволосая не удержалась и хмыкнула себе под нос, но с таким видом, будто сделала для себя некую пометку.             Рюджин, не осознавая этого, продолжала следить за порядком: поправила салфетку, затем чуть передвинула стакан, словно не терпела даже малейшего хаоса. Йеджи это не ускользнуло — напротив, ей показалось забавным, насколько педантична эта девушка, и вот уже лёгкий выдох Рюджин, едва слышный, показался ей чем-то похожим на разочарование. Будто бы её внутренний мир содрогнулся от маленького несоответствия, едва заметной ошибки, на которую никто кроме неё не обратил бы внимания. Йеджи подперла щёку ладонью, беззастенчиво разглядывая её и уже не скрывая своей заинтересованности.             Но и Шин кое-что подмечала за это время. Даже если она старалась делать вид, что просто ест и не уделяет особого внимания девушке напротив, её глаза всё же выхватывали детали. Манера Йеджи держаться была особенной: в ней не было излишней резкости, но чувствовалась некая аристократическая сдержанность, подчёркнутая лёгким превосходством. Её осанка оставалась ровной даже в непринуждённой позе, а взгляд, каким бы расслабленным ни казался, всё равно говорил о том, что она привыкла быть той, кто управляет ситуацией.             Было ли в этом что-то раздражающее? Возможно. Было ли это привлекательно? Однозначно. Властная аура Йеджи не давила, но окутывала собой, притягивая и одновременно вынуждая быть начеку. Это был тот случай, когда сила проявлялась не в грубых движениях или громких словах, а в тонких, почти невидимых нитях влияния, которые она умела вплетать в пространство вокруг себя. И Рюджин, даже если бы захотела, не могла бы это не заметить.             Тишина между ними не была неловкой — скорее, это было затишье, в котором каждая по-своему обдумывала детали, что незаметно складывались в мозаику впечатлений. Йеджи с ленивым, почти изучающим взглядом наблюдала, как Рюджин водит пальцем по краю стакана, будто в раздумьях. Возможно, она и не осознавала этого, но этот жест выдавал в ней что-то большее — не просто стремление к порядку, но и некую сосредоточенность, даже осторожность. Шин казалась человеком, который не делает шагов в пустоту, который даже в самых простых действиях стремится к определённому ритму.             Йеджи, напротив, выглядела расслабленно, но в её уверенной позе было что-то, что заставляло пространство будто бы подстраиваться под неё. Она не пыталась доминировать открыто, не использовала резких движений, но даже её лёгкое движение плечом, когда она откинулась на спинку стула, ощущалось почти как молчаливый приказ: «Расслабься. Или же держи оборону, если можешь». В её властности не было показной напыщенности, но ощущалась та редкая естественность, которая бывает у людей, привыкших к тому, что их слушают, даже если они не повышают голос.             Рюджин украдкой наблюдала за этим — за тем, как Йеджи неторопливо проводит пальцами по краю рукава своей рубашки, закатав его чуть выше локтя. Было в этом движении что-то намеренно небрежное, будто бы она и не думала придавать ему значение, но даже в этом проявлялась её манера — уверенная, продуманная до мельчайших деталей. Шин старалась не задерживать взгляд, но что-то в этом образе цепляло её, вызывало странное внутреннее беспокойство.             — Что-то не так? — голос Йеджи, всё такой же мягкий, но с лёгким оттенком насмешки, вырвал её из раздумий. Она слегка наклонила голову, уловив мельчайшие перемены в выражении лица собеседницы. В её взгляде мелькнуло что-то вроде вызова, но тот, кто смотрел бы со стороны, мог бы принять это за простое любопытство. — Или ты так внимательно рассматриваешь меня с какой-то определённой целью?             Рюджин чувствовала себя странно, почти отрешённо, как будто находилась в месте, куда по всем законам логики ей не следовало попадать. Это было неправильно, абсурдно — сидеть сейчас напротив Хван Йеджи, словно у них действительно есть причина быть здесь вдвоём. Всё это напоминало случайный эпизод из чужой жизни, в который её втянули без предупреждения. Она должна была уйти, возможно, ещё тогда, у остановки, но вместо этого оказалась здесь, в этом мягко освещённом заведении, где чужое присутствие почему-то ощущалось слишком отчётливо.             Шин чуть склонила голову, смотря в сторону, но всё же украдкой наблюдая за рыжеволосой. Йеджи держалась так, будто всё происходящее было её личным сценарием, и она просто наблюдала за тем, как развиваются события, не торопясь вмешиваться. Властная аура, которая исходила от неё, не была резкой или давящей, но почему-то Рюджин то и дело ловила себя на том, что следит за каждым её жестом, каждым лениво обронённым словом. Будто в ней самом собой рождалось желание соответствовать этому ритму, поймать его, не сбиться.             — Ты вообще веришь в судьбу? — вдруг спросила Йеджи, её голос был мягким, но в нём скользила какая-то непонятная, почти насмешливая нотка. Она смотрела прямо на Шин, чуть прищурив глаза, будто бы её всерьёз интересовал ответ.             Рюджин опустила взгляд в свой стакан, наблюдая за тем, как жидкость внутри колыхнулась от лёгкого движения её пальцев. Этот вопрос будто вывел её из раздумий, но при этом только добавил абсурдности всему происходящему. Судьба? Разве это вообще имело сейчас какое-то значение? Если бы она следовала её законам, то прямо сейчас не сидела бы напротив этой странной, но пугающе притягательной незнакомки, не чувствовала бы этой странной тяжести внутри, будто находилась в точке, где пересеклись две параллельные линии, которые никогда не должны были встретиться.             — По всем законам логики… — тихо начала Рюджин, не отрывая взгляда от стакана, в котором свет заведения отражался теплыми бликами. — Мы не должны сидеть здесь напротив друг друга.             Слова слетали с губ едва слышным выдохом, словно она не была уверена, что хочет произнести их вслух. Она никогда не задумывалась о таких вещах, о том, что может существовать нечто большее, чем просто цепочка случайных событий. Судьба? Нет, для неё это слово ничего не значило. Всё должно быть простым, понятным, логичным. Но почему тогда сейчас она сидела здесь, почему этот вечер складывался так, будто кто-то незримо расставлял фигуры на шахматной доске, подстраивая всё под свою волю?             Тёплое, но в то же время уверенное прикосновение выдернуло её из раздумий. Ладонь Йеджи мягко легла на тыльную сторону её ладони, и прежде чем Рюджин успела сообразить, что происходит, она уже подняла взгляд, наткнувшись на холодно-голубые глаза, изучающие её с каким-то ленивым интересом. На мгновение внутри всё замерло — как будто этот взгляд пронзал её насквозь, считывая мысли быстрее, чем она могла их осознать.             — Судьба — страшная штука, знаешь? — спокойно, но с лёгкой усмешкой проговорила Хван, чуть сильнее надавив на её руку. — Она может произойти у каждого, даже у тебя, перфекционистка Шин Рюджин.             Губы Йеджи чуть дрогнули, будто от сдержанной улыбки, а в голосе проскользнула нотка чего-то неизбежного.             — По тебе видно, что ты хочешь, чтобы всё было идеально и правильно. — Она чуть склонила голову набок, не отводя взгляда. — Но, может быть, тебе стоит признать, что мир не всегда подчиняется этим законам.             Йеджи продолжала пристально смотреть на Рюджин, а на её лице застыла полуулыбка — хитрая, задумчивая, будто она видела её насквозь. Она слегка пошевелила пальцами на руке Шин, оставляя после себя тёплый след, но не торопилась отнимать ладонь. Казалось, ей доставляло удовольствие наблюдать за тем, как на лице напротив проскальзывает лёгкая тень смущения, почти незаметная, но всё же реальная. В голубых глазах зажглась искорка чего-то непредсказуемого, словно она знала, что своими словами способна загнать Рюджин в угол, но не делала этого резко, а медленно, осторожно, с мягкой настойчивостью.             — Ты противоречива, Шин Рюджин, — спокойно начала Йеджи, чуть склонив голову, будто изучая её под разными углами. — В тебе есть это странное желание, чтобы всё было правильно, подчинялось твоим правилам, а ещё — чтобы всё было идеально. Но сама ты... — она немного прищурилась, будто подбирая слова, — ты не такая. Ты слишком свободна внутри, чтобы укладываться в какие-то рамки, но при этом отчаянно пытаешься вписать себя в них.             Йеджи на секунду замолчала, а потом вдруг усмехнулась, едва заметно, одними уголками губ. Её взгляд плавно прошёлся по лицу Рюджин, будто оценивая, будто запоминая каждую деталь.             — У тебя безобразные, но от этого только милее тёмные волосы, они живут своей жизнью и не подчиняются никаким законам. Средняя длина, но из-за неё они постоянно падают тебе на лицо, когда ты наклоняешься. Наверное, это раздражает, но, знаешь, выглядит чертовски привлекательно.             Она медленно скользнула взглядом ниже, изучая черты лица Рюджин так, будто смотрела на картину, у которой нужно разобрать каждую деталь.             — А глаза... — Йеджи на секунду замолчала, будто хотелось подобрать слова точнее. — Серые, но не обычные. В них есть глубина, они иногда кажутся почти прозрачными, но когда ты злишься или задумываешься, в них появляется эта тёмная, насыщенная дымка. Это красиво. А ещё у тебя нежная, чуть светлая кожа. Она не бледная, нет, скорее чистая, с мягким тоном, который кажется особенно заметным под этим светом.             Йеджи чуть повернула голову в сторону, словно ещё раз оценивая её, но уже с новой перспективы.             — И, знаешь, есть ещё кое-что, что я заметила просто за то время, что мы тут сидим, — продолжила она, чуть сильнее переплетая пальцы с её рукой, будто этот жест был самым естественным. — Ты всегда дважды проверяешь, ровно ли стоит твой стакан, но если что-то оказывается неидеальным, ты не спешишь исправлять. Просто смотришь на это, вздыхая так, как будто это какое-то великое разочарование.             Йеджи медленно приподняла уголок губ в лёгкой ухмылке, а её голос стал чуть тише, будто она делилась чем-то, что замечать не должна была.             — А ещё ты морщишь нос, когда слышишь что-то, что тебе не нравится, но не хочешь спорить. И сжимаешь губы, когда начинаешь задумываться о чём-то серьёзном. Это мило, знаешь?             Рюджин чувствовала, как внутри неё разливается странное, непривычное ощущение. Оно не было неприятным, скорее наоборот — тёплое, но вместе с тем тревожное, будто её застали врасплох в тот момент, когда она меньше всего этого ожидала. Йеджи говорила так, словно видела её насквозь, словно читала не только внешние проявления, но и что-то глубже, что-то, что даже самой Шин не всегда удавалось разглядеть. Слова рыжеволосой ложились плавно, почти ласково, но в них было нечто большее — не просто наблюдение, а утверждение, будто она не сомневалась в том, что говорит.             Рюджин осторожно отвела взгляд в сторону, вновь скользнув по своему стакану, словно надеясь спрятаться за этой стеклянной границей. Но тёплая ладонь, всё ещё покоящаяся поверх её руки, не давала полностью уйти в себя. Прикосновение было лёгким, не давящим, но в нём чувствовалась какая-то уверенность, будто Йеджи не собиралась отпускать её просто так. Шин вновь прикусила внутреннюю сторону щеки, осознавая, что каждая маленькая привычка, которую та подметила, действительно была в ней. Она никогда не задумывалась, что кто-то мог бы так внимательно смотреть, так легко разбирать её на детали, да ещё и видеть в этом что-то красивое.             — Ты говоришь так, будто знаешь меня давно, — тихо пробормотала Рюджин, медленно возвращая взгляд обратно к Йеджи. В её голосе не было раздражения или недовольства, скорее лёгкое недоумение, смешанное с осторожностью.             — Я просто умею наблюдать, — легко ответила та, чуть наклонив голову набок, будто оценивая её реакцию. — И знаешь, ты не так сложна, как, возможно, думаешь. Ты противоречива, да, но в этом нет ничего плохого. Это делает тебя интересной.             Рюджин не знала, как на это ответить, поэтому просто молчала, позволив своим мыслям скользить по сказанным словам. Йеджи продолжала держать её за руку, не торопясь отнимать ладонь, а Шин почему-то не находила в себе сил, чтобы убрать свою. Это было слишком странно, слишком непривычно, но почему-то она не могла назвать это неприятным.             Рюджин всё ещё ощущала странное смятение, которое заставляло её внутренне морщиться. Она никогда не была человеком, который задумывается о подобных вещах, не зацикливалась на мелочах, но сейчас что-то было иначе. Её ладонь всё ещё оставалась под чужой, и, что удивительнее всего, она не торопилась убрать её. Мысль о том, что это какая-то нелепая ошибка, всё ещё крутилась у неё в голове, но вот беда — ошибкой это не казалось.             Шин поймала себя на том, что не знает, как правильно поступить. Этот момент был не то чтобы неловким — скорее, необъяснимым, а она ненавидела, когда не могла найти логическое объяснение происходящему. С каких это пор она начала задумываться над такими вещами? Почему ей вообще было не всё равно? Однако Йеджи снова сбила её с этих бесполезных размышлений, заговорив о чём-то совершенно неожиданном.             — Знаешь, что смешно? Сегодня у меня счастливый день. — Голос рыжеволосой был всё таким же расслабленным, но в нём явно проскальзывала лёгкая насмешка. — Мне написала об этом подруга. Она буквально замешана на этих ваших гороскопах, знаках судьбы и прочем. Каждый день таскает с собой какой-то амулет, постоянно меняет его, выбирая под настроение или предсказание.             Рюджин скептически приподняла бровь, не скрывая недовольства от резкого смены темы.             — И к чему ты вообще ведёшь?             Йеджи улыбнулась, чуть сильнее надавив ладонью на её руку, будто бы намеренно напоминая о своём присутствии.             — Просто всё, что она мне сегодня написала, складывается одно за другим. — Она сделала небольшую паузу, будто намеренно растягивая момент. — Совпадение? Может быть. Но, знаешь, иногда совпадения слишком уж идеальны, чтобы просто так их игнорировать.             В её глазах мелькнуло что-то загадочное, почти лукавое, а Рюджин поняла, что вновь невольно втягивается в этот диалог. Несмотря на весь её скептицизм, несмотря на раздражение, что Йеджи так легко и непринуждённо копалась в её реакции, внутри неё начало зарождаться любопытство.             Рюджин всё ещё не могла разобраться во всём этом хаосе слов и намёков, что Йеджи так уверенно разбрасывала вокруг. Гороскопы, судьба, странные совпадения — всё это звучало так абсурдно, что даже спорить с этим казалось бессмысленным. Она привыкла к конкретике, к логике, к чётко выстроенным причинам и следствиям, а тут… какая-то рыжеволосая незнакомка рассуждает о каких-то высших силах, словно это действительно имеет значение. Её ладонь по-прежнему оставалась под чужой, тёплая, немного тяжёлая, но не неприятная, и почему-то она не спешила её убирать.             Мысли её перескочили на другой разговор — тот, что состоялся буквально полчаса назад. Рюджин, как обычно, говорила беззаботно, почти насмешливо, но в её словах всегда сквозил смысл, даже если он был завуалирован лёгкостью. «А ты когда-нибудь думала о том, каково это — встречаться с девушкой?» — спросила она тогда, лениво жуя жвачку и раскачивая ногой в воздухе. «В каком смысле?» — переспросила Минджон, поморщившись. Шин тогда не придала этому значению, отмахнулась, как от чего-то несерьёзного, но теперь этот вопрос снова всплыл в голове, и вряд ли это было совпадением.             Йеджи чуть склонила голову, словно изучая её реакцию, и наконец заговорила:             — Ты мне интересна, Шин Рюджин. — Голос её был мягким, но уверенным, таким, что не оставлял места для сомнений. — Думаю, нам было бы любопытно пообщаться… на долгосрочной основе.             Рюджин резко моргнула, словно не сразу осознав смысл сказанного, но тут же почувствовала, как что-то внутри сжалось, будто от неожиданного удара. Йеджи не спрашивала, не предлагала — она просто утверждала. Так легко, так естественно, будто они действительно знали друг друга достаточно долго, чтобы строить такие выводы. Это было странно, чертовски странно, но по какой-то причине она не испытывала желания сразу же встать и уйти.             Рюджин чувствовала, как в её голове сталкиваются сразу несколько мыслей, но ни одна из них не могла задержаться достаточно долго, чтобы обрести чёткую форму. Слова Йеджи, сказанные так просто, но с такой уверенностью, будто это был не вопрос, а неизбежный факт, вызвали у неё странное ощущение — что-то между лёгким раздражением и непонятным теплом. Было ли это нахальством или просто непоколебимой уверенностью Хван в своих словах? А может, её и правда что-то зацепило в Шин, что она без колебаний сделала этот шаг?             Рюджин чуть приподняла бровь, делая вид, что её это не особо задело, но при этом её губы машинально сжались в тонкую линию. Она сделала короткий вдох, чтобы что-то ответить, но вдруг осеклась, когда Йеджи слегка сжала её ладонь, словно намеренно не давая ей моментально уйти от разговора. Контакт был лёгким, ненавязчивым, но достаточно выразительным, чтобы она обратила на него внимание. Их взгляды встретились — голубые глаза Йеджи смотрели спокойно, без тени сомнений, с тем самым оттенком скрытого вызова, который заставлял Рюджин чувствовать себя так, будто перед ней стоит кто-то, кого невозможно сбить с толку.             — Ты всегда так? — наконец произнесла Рюджин, едва заметно дёрнув уголком губ, в её голосе звучала смесь сарказма и лёгкой настороженности.             — Так это как? — Йеджи приподняла бровь, явно наслаждаясь этой реакцией.             — Говоришь, что тебе кто-то интересен, так уверенно, будто ты уже решила, что он будет с тобой общаться, — Рюджин чуть склонила голову, пристально глядя на собеседницу.             Йеджи тихо усмехнулась, не торопясь с ответом, словно смаковала его. Затем она слегка наклонилась вперёд, убирая ладонь, но всё же оставаясь на достаточно близком расстоянии, чтобы её слова звучали почти личным признанием:             — Я просто хорошо чувствую людей, Шин. И когда мне кто-то интересен, я не вижу смысла делать вид, что это не так.             Рюджин всё ещё пыталась удержать баланс между своим раздражением и каким-то странным, необъяснимым интересом, который навязчиво пробирался в мысли, но она не собиралась этого признавать. В конце концов, как можно было нормально реагировать на человека, который так беззастенчиво вторгался в её пространство, в её границы, не оставляя выбора, кроме как отвечать? Этот вечер изначально не должен был так сложиться, они не должны были сидеть напротив друг друга, и уж точно не должны были вести этот абсурдный разговор, в котором Йеджи, с её вечной уверенностью, вела себя так, будто всё уже давно решено.             — Я... — Рюджин открыла рот, но тут же закрыла его, отводя взгляд в сторону, а затем, наконец, раздражённо выдохнула, чувствуя, как в груди копится напряжение. — Честно, я не знаю, как мне на это реагировать.             Йеджи чуть склонила голову, её губы тронула лёгкая ухмылка, но в глазах всё же мелькнула тень понимания. Она не выглядела удивлённой, словно ожидала именно такой реакции. Подняв руку, она лениво убрала прядь рыжих волос за ухо, а затем, без особого напора, но всё же с той же уверенностью, что и прежде, произнесла:             — Просто доверься.             И именно это свело Рюджин с ума. Эта лёгкость, это бесцеремонное "просто", будто доверие — это что-то, что можно включить по щелчку пальцев, будто у неё не было права на сомнения, будто Хван сама решала, как всё должно быть. Её терпение лопнуло. Она резко выдохнула, перебивая её ещё до того, как та успела продолжить:             — Блять... Как я могу довериться человеку, которого знаю от силы полчаса? — Голос Рюджин звучал резче, чем она рассчитывала, но она не собиралась извиняться. — Почему с твоей стороны опять какая-то нелепая хуйня? Так говоришь, будто я поддамся твоим уловкам. Это раздражает!             Она пристально смотрела в глаза Йеджи, ожидая увидеть там хоть какую-то тень смущения, хоть намёк на то, что её слова выбили собеседницу из колеи. Но Хван, напротив, выглядела так, будто это только подогрело её интерес. Она едва заметно прищурилась, её губы чуть дрогнули, будто она удерживалась от смеха. И этот взгляд, в котором не было ни страха, ни раскаяния — только насмешка и уверенность — заставил Рюджин почувствовать себя так, будто она только что подлила масла в огонь.             Рюджин даже не успела осознать, что происходит. Всё случилось слишком быстро — резкое движение, тёплая ладонь, крепко сжимающая её запястье, шаг, второй... И вот она уже идёт за Йеджи, не сбрасывая её руку, не пытаясь вырваться, хотя прекрасно осознаёт, что могла бы. Что мешало? Может, элемент неожиданности, может, усталость от абсурдности ситуации, а может, что-то ещё, что витало в воздухе, раздражающее и притягательное одновременно.             Дверь санузла тихо захлопнулась за их спинами. Йеджи продолжала держать её за запястье, словно не доверяла даже тому, что она может уйти сама. И прежде чем Рюджин успела что-то сказать, прежде чем хоть как-то отреагировала, её рука взлетела вверх, и в следующий же миг она уже чувствовала, как стена ударяет её в спину. Взгляд резко дёрнулся к рыжеволосой, но та уже была слишком близко.             Тёплые пальцы уверенно скользнули по бедру, оставляя после себя ощущение странного холода, которое шло по коже следом за прикосновением. Ладонь, сильная и бесцеремонная, подняла её ногу выше, а дыхание Йеджи — чуть замедленное, будто нарочно сдержанное — ощущалось слишком близко. Она даже не постеснялась того, что сдавила её грудью к стене, не оставляя ни малейшего шанса на отступление.             — А теперь подумай, Шин, — голос Йеджи звучал спокойно, но в нём читалась какая-то игра, что-то, чего Рюджин не могла разгадать. — Любой бы другой на моём месте, с кем бы ты не была знакома, но пошла бы также?             Рюджин сжала зубы, её мысли путались. Она не знала, что её раздражает больше — сама Йеджи, её прикосновения, которые слишком много себе позволяют, или её уверенность в том, что она может вести себя вот так.             — Не думаю, что они не сделали бы также, — Йеджи чуть ослабила хватку, но её пальцы всё ещё оставались на бедре, не позволяя Рюджин никуда отступить. — И то я показала меньшее из зол, что мог бы сделать другой человек на моём месте, потому что этот мир жесток.             Слова прозвучали почти спокойно, без излишней драматичности, но именно это и заставило внутри что-то холодно дрогнуть. Это не было ни шуткой, ни пустыми словами. Йеджи действительно верила в то, что говорила.             Рюджин всё ещё стояла у стены, чувствуя, как мышцы напряжены до предела, а дыхание неровное. Её тело всё ещё помнило прикосновения Йеджи — слишком уверенные, слишком напористые, и пусть теперь она уже отступила, оставив между ними пространство, ощущение её присутствия никуда не делось. Напротив, оно будто стало ещё сильнее, как след на коже от крепкого захвата.             Йеджи слегка встряхнула её одежду, словно поправляя после всей этой сцены, а затем шагнула назад, снова обретая своё привычное хладнокровие. Лицо её не выражало никакой особой эмоции — разве что лёгкое снисхождение, будто это всё было лишь небольшим уроком, не стоящим особого внимания.             — Так что... — она спокойно провела рукой по воротнику её рубашки, разглаживая невидимые складки, прежде чем окончательно отпустить. — Прости и пойдём, мне нужно ещё за заказ заплатить и до дома тебя проводить.             Рюджин не сразу отлипла от стены. Её пальцы бессознательно сжались в кулак, как будто тело само искало способ справиться с тем, что только что произошло. Всё внутри неё кричало, что это ненормально, что она должна как-то отреагировать — возможно, высказать Йеджи всё, что думает, возможно, просто уйти, забыть и сделать вид, что этой встречи никогда не было. Но почему-то её ноги не двигались, а губы оставались сжатыми в тонкую линию.             Она не знала, что больше раздражало — сама ситуация или собственное бессилие в ней. Йеджи вела себя так, будто знала её лучше, чем она сама себя знала, и это пугало. Какого чёрта она позволила ей так легко сломать личные границы, а теперь просто стояла и смотрела, как та ведёт себя так, будто ничего не произошло?             — Ты всегда так делаешь? — голос Рюджин прозвучал тише, чем хотелось, но всё же достаточно твёрдо. Она наконец оттолкнулась от стены, заставляя себя выглядеть собранной.             — Как так? — Йеджи слегка приподняла бровь, её губы дрогнули в слабой ухмылке.             — Вливаешься в чужую жизнь, как будто тебя там ждали?             Йеджи усмехнулась, слегка пожав плечами. Она будто бы даже не обиделась, наоборот, её это только позабавило.             — Не всегда. Только если мне действительно интересно.             Она бросила на неё задумчивый взгляд, словно оценивая реакцию, прежде чем спокойно развернуться и направиться обратно в сторону зала. Она не оглядывалась, не пыталась проверить, последует ли за ней Рюджин, просто ушла, полностью уверенная в том, что та всё равно пойдёт следом.             И Рюджин пошла. Хотя внутри себя всё ещё пыталась понять — какого чёрта?             Рюджин медленно выдохнула, будто пытаясь выпустить из себя всё накопившееся напряжение, но оно никак не уходило. Всё, что произошло за последние несколько минут, казалось таким абсурдным, что в голове просто не укладывалось. Разум подсказывал, что стоило бы развернуться и уйти, забыть об этой странной встрече и выкинуть её из памяти, как нечто, чего не должно было случиться. Но ноги сами по себе двинулись вперёд, заставляя следовать за Йеджи, будто её к ней что-то притягивало.             Когда она вернулась в зал, рыжеволосая уже стояла у стойки, небрежно облокотившись на неё локтем, пока официант считывал данные её карты. Всё в её позе, в расслабленности плеч, в лёгкой полуулыбке, которая играла на губах, говорило о том, что её это даже не задело. Будто она и не сомневалась в том, что Рюджин пойдёт следом. Будто всё, что произошло, — не более чем небольшая заминка на пути к чему-то большему.             Шин тихо выругалась про себя, подходя чуть ближе. Её раздражало это выражение лица Йеджи, эта самоуверенность, граничащая с наглостью. И больше всего её бесило то, что она не могла сказать, злилась ли она на неё... или на себя.             — Тебе всегда так легко прощают такие вещи? — её голос прозвучал сдавленно, но ровно, как будто она говорила о чём-то совершенно обыденном.             Йеджи чуть повернула голову, глядя на неё через плечо. В её глазах мелькнула насмешка, но, может, это был просто отблеск света.             — Обычно я не извиняюсь, — она выпрямилась, забирая чек, и затем обернулась полностью, сталкиваясь с серым взглядом Рюджин. — Но тебе сделала исключение.             Эти слова задели сильнее, чем следовало бы. Рюджин почувствовала, как внутри снова что-то сжалось, но она лишь раздражённо закатила глаза, делая вид, что её это не тронуло.             — Как великодушно.             — Я вообще-то добрая. — Йеджи снова ухмыльнулась, накидывая на себя пиджак, а за ним пальто, выходя к двери и легко её придерживая. — Пойдём.             Рюджин хотела бы сказать, что она ничего ей не должна, что она может и сама добраться до дома. Но вместо этого она просто молча прошла мимо неё, делая вид, что ей безразлично это внимание. Потому что если начать разбираться в своих мыслях, то выяснится слишком много ненужных вещей.             Они вышли на улицу, и холодный воздух ночного города тут же окутал их, словно напоминая, что мир вокруг всё ещё реальный, а не созданный из странных совпадений и нелепых стечений обстоятельств. Рюджин глубоко вдохнула, надеясь, что свежий воздух поможет прояснить голову, но вместо этого почувствовала, как что-то внутри тянет её обратно в тот момент, в ту секунду, когда её ладонь оказалась в чужой, когда этот небрежный, но уверенный взгляд голубых глаз вцепился в неё, как будто удерживая на месте.             Йеджи шла чуть впереди, не оглядываясь, но Рюджин чувствовала, что та прекрасно знает — она идёт за ней. Её шаги были уверенными, лёгкими, будто ветер сам прокладывал перед ней дорогу. Каждое движение казалось продуманным, но в то же время небрежным, будто ей просто не приходилось задумываться о том, что и как она делает. Уверенность её походки раздражала, потому что в ней была сила — та самая сила, которую Шин ненавидела в людях, потому что она заставляла их казаться недосягаемыми.             — Где ты вообще живёшь? — неожиданно нарушая тишину, спросила Йеджи, не сбавляя шага.             Рюджин, слегка сбитая с толку её спокойным голосом, вскинула голову.             — Ты же собиралась меня проводить, а не наоборот, — усмехнулась она, сложив руки в карманы куртки.             — Ну да, но ты же не хочешь, чтобы я доставила тебя прямо к дому? — Хван повернула голову набок, хищно сощурив глаза. — Вдруг ты решишь, что я тебя преследую?             Рюджин закатила глаза, чувствуя, как её губы невольно дрогнули в лёгкой ухмылке.             — Да мне уже кажется, что ты какая-то странная маньячка, которая любит тащить людей в тёмные углы.             — Если бы я была маньячкой, ты бы уже давно валялась где-нибудь в подворотне, — спокойно парировала Йеджи, снова поворачиваясь вперёд. — Но, как видишь, ты цела и невредима.             Рюджин задумалась, но в ответ лишь хмыкнула. В какой-то степени её слова имели смысл. Даже несмотря на всю странность ситуации, Йеджи действительно не сделала ничего, что могло бы вызвать в ней страх. Раздражение — да. Злость — определённо. Но страха не было.             И, возможно, это пугало больше всего.             Они продолжали идти по ночным улицам, сопровождаемые лишь лёгким шумом редких машин и тусклым светом фонарей, лениво разливающимся по мокрому асфальту. Йеджи двигалась уверенно, будто этот город принадлежал ей, а сама она знала в нём каждую трещинку на дороге, каждый поворот, каждый приглушённый огонёк за занавесками спящих квартир. Рюджин шагала чуть позади, иногда бросая на неё короткие взгляды, словно пытаясь понять, что за человек перед ней, но каждый раз приходила к выводу, что это бесполезно — Хван была слишком странной, слишком многослойной, слишком... свободной.             Рюджин впервые поймала себя на том, что не знает, как реагировать на человека. Обычный сценарий её общения был прост: отстранённость, иногда подколы, иногда резкость — но всегда понятная дистанция, комфортная ей самой. С Йеджи же ничего не работало. Она была слишком спокойной, слишком непробиваемой, и даже когда только что грубо прижимала её к стене, даже тогда в её движениях не было злости или агрессии — только игра, проверка границ, а может, даже что-то большее.             — Ты вообще всегда так делаешь? — вдруг спросила Рюджин, не сдержавшись.             Йеджи чуть повернула голову, словно не сразу поняла вопрос, а затем хмыкнула, в её глазах мелькнул хитрый огонёк.             — Ты про что? Про то, что уводила тебя в тёмный угол?             — Ну да. Ты вообще часто так с людьми себя ведёшь? Или я какая-то особенная?             Хван усмехнулась, но не ответила сразу. Её пальцы небрежно скользнули по металлическому поручню лестницы, когда они пересекали небольшой мостик, и она сделала глубокий вдох, будто наслаждаясь холодным ночным воздухом.             — Не знаю, — наконец произнесла она, чуть замедлив шаг. — Опять же Ты мне интересна. А если мне что-то интересно, я не люблю оставлять это без внимания.             Рюджин нахмурилась, но промолчала. В её голове снова и снова крутились её же собственные мысли, натянутые друг на друга, словно спутанные нити. Всё это действительно казалось неправильным, нелепым, но в то же время... интригующим. И, пожалуй, именно это раздражало её больше всего.             Рюджин не знала, как реагировать — впрочем, она уже давно перестала понимать, что именно чувствует рядом с этой чертовой Йеджи. Раздражение? Возможно. Смущение? Определённо. Какую-то странную, нелепую, но всё же необъяснимую тягу? Это злило больше всего. А эта рыжеволосая ещё и смеялась, откровенно дразня её.             — Ты ведь тогда не была против, да? — с лёгкой улыбкой протянула Йеджи, склонив голову набок, пока их шаги отдавались глухим эхом по пустынному мосту.             Рюджин резко дёрнула рукой, но та лишь крепче сжала её пальцы, переплетая их, а затем легко притянула её ближе к себе. Этот жест не был ни насмешливым, ни вызывающим — скорее, естественным, будто они всегда так делали. Это только сильнее выбило Шин из равновесия, и она почувствовала, как щеки предательски заливаются румянцем. Йеджи тут же хмыкнула, не скрывая веселья.             — Какая же ты всё-таки милая перфекционистка, — пробормотала она, глядя вперёд, пока они медленно пересекали мост.             Ветер крепчал, порывами пробираясь под одежду, и Рюджин инстинктивно втянула голову в плечи, закутываясь в куртку почти до глаз. Она не любила холод, да и поздняя зима была слишком пронизывающей в этом городе. Йеджи скосила на неё взгляд и слегка нахмурилась.             — У тебя нет шарфа? — спросила она с ноткой беспокойства, но едва остановилась, как тут же поймала раздражённый взгляд Шин.             Йеджи лишь тяжело вздохнула, затем, не давая ей и секунды на возражение, просунула колено между её ног, резко прижимая к холодным металлическим перилам.             — Я вроде заботливо спросила, так что не за чем на меня так смотреть, — её голос стал тише, но в нём явно сквозил лёгкий вызов.             Рюджин замерла, чувствуя, как неловкость сжимает внутри, заставляя сердце отбивать сбитый ритм. Она не привыкла к такому, не знала, как реагировать, но почему-то тело её совершенно не сопротивлялось. Наоборот, ноги сами собой поджались, а взгляд тут же скользнул в сторону, лишь бы не встречаться с этими пронзительными голубыми глазами.             — Поняла? — Йеджи наклонилась чуть ближе, её колено на секунду будто сильнее вдавилось в пространство между её ног, но затем так же резко исчезло.             Рюджин коротко кивнула, чувствуя, как грудь сдавило от непонятного кома эмоций, но голос её будто отказывался работать.             — Теперь пойдём быстрее, не хочу, чтобы из-за меня ещё человек заболел, — беззаботно бросила Йеджи, легко шагнув вперёд.             Рюджин смотрела ей вслед, всё ещё ощущая на своём теле фантомные прикосновения — давление, тепло, силу. Всё это было настолько странным, что голова шла кругом. И самое ужасное во всём этом... ей это нравилось.

***

            Жизнь в Японии для Накамуры Казухи была вполне нормальной — ни роскошной, ни бедной, а просто сбалансированной, без особых перегибов в ту или иную сторону. Единственным, что слегка отличало её от некоторых сверстников, было отсутствие полной семьи: рядом с ней всегда была только мама. Но даже в этом Казуха никогда не видела трагедии. Она росла в окружении любви и заботы, и этого ей было достаточно. Возможно, именно поэтому она никогда не просила у матери лишнего — ведь её и так переполняла благодарность за всё, что у неё есть.             В школьные годы она не была ни звездой, ни изгоем — её присутствие не вызывало бурных обсуждений, но и не оставалось незамеченным. Её одноклассники знали её как спокойную, усердную девушку, которая умела находить баланс между учёбой и спортом. Физическая подготовка у неё была отличной, и учителя часто отправляли её на различные соревнования, олимпиады и турниры. Казуха привыкла к напряжённым тренировкам и к духу соперничества, но одно ей всегда казалось неправильным — несправедливая игра. Она не раз замечала, как некоторые школьные команды прибегали к нечестным методам, лишь бы заполучить победу.             В такие моменты внутри неё загоралась ярость, но не разрушительная, а направленная на борьбу с несправедливостью. Она будто невольно взяла на себя роль защитника, какого-то рыцаря или даже паладина, который должен стоять за честную игру и защищать тех, кто страдал от обмана. И хотя её навыки в баскетболе можно было назвать средними, она всегда играла по правилам и не терпела грязных приёмов. Именно это и стало одним из факторов, подтолкнувших её к решению перевестись в Корею. Она хотела посмотреть на спортивную культуру другой страны, познакомиться с новыми людьми, впитать их мировоззрение и, возможно, стать лучше самой.             Когда Казуха осторожно подняла эту тему в разговоре с матерью, та, к её удивлению, даже не пыталась отговаривать. Напротив, она спокойно выслушала дочь, а затем кивнула, предложив лишь одно условие — частые видеозвонки. Казуха тогда почувствовала себя бесконечно благодарной за такое понимание. Её мечта о новой жизни в другой стране вдруг перестала быть просто мечтой и начала обретать реальные очертания. Теперь перед ней открывалась неизвестность, но вместо страха внутри неё кипело волнение, предвкушение чего-то большого. Ведь впереди у неё была совсем другая жизнь.             Переезд в Корею оказался для Казухи сложнее, чем она изначально думала. Хоть страна и не была для неё чем-то далеким и чуждым, резкая смена обстановки всё равно накатывала волнами беспокойства. Первые дни прошли в суматохе — новые улицы, новые люди, новый ритм жизни. Она словно оказалась в бесконечно движущемся потоке, в котором пока ещё не понимала, где её место. Но в этом было что-то захватывающее, что-то, что будоражило кровь и подстёгивало двигаться вперёд, искать, пробовать, ошибаться и заново находить себя.             В первые недели Казуха почти не разговаривала с кем-то вне учёбы или баскетбольных тренировок. Не то чтобы она была замкнутой, просто к незнакомой среде ей нужно было привыкнуть. В японской школе у неё были свои привычки, свои устоявшиеся знакомства, а здесь — чистый лист, который предстояло исписать заново. Она замечала, как вокруг неё мелькали разные люди: кто-то шумно смеялся с друзьями, кто-то оживлённо спорил, а кто-то, как и она, просто наблюдал, изучая атмосферу. Казуха не спешила вливаться в коллектив, предпочитая сначала разобраться, кто есть кто, а уже потом решать, с кем она хочет общаться.             Но одно оставалось неизменным — баскетбол. Он был её тихой гаванью среди нового и незнакомого, её личным островком уверенности. Когда она выходила на площадку, все тревоги отходили на второй план, уступая место привычным движениям, знакомым комбинациям, азарту игры. Конечно, уровень местной команды был выше того, что она привыкла видеть в Японии, и это немного давило, но Казуха не была из тех, кто сдаётся. Она знала, что ей придётся доказывать не только свою силу, но и свой характер, и это подстёгивало её работать ещё усерднее.             Спустя какое-то время она начала замечать лица, которые мелькали чаще других, те, что уже не казались просто частью общей массы. Среди них были те, с кем она пересекалась на тренировках, те, кого она видела в коридорах, и те, чьи взгляды цеплялись за неё, пусть и мимолётно. Казуха ещё не знала, станут ли они кем-то важным в её жизни или останутся лишь короткими эпизодами, но ощущение, что она потихоньку вплетается в эту новую реальность, согревало её изнутри. Ведь, несмотря на все перемены, что-то внутри неё подсказывало — здесь она сможет найти своё место.             Первый раз Казуха столкнулась с несправедливой игрой ещё в младшей школе, когда только начинала проявлять себя в спорте. Тогда всё казалось таким честным — если ты тренируешься усерднее, ты становишься лучше, если играешь хорошо, побеждаешь. Но реальность оказалась куда более жестокой. На одном из первых её турниров по физической подготовке, где она участвовала в забеге на длинную дистанцию, соперницы из другой школы буквально сговаривались, чтобы вытолкнуть её за пределы дорожки. Казуха тогда не сразу поняла, почему её вдруг кто-то задел локтем, а потом резко подрезал, вынуждая замедлиться. Только после финиша, когда тренер тихо сказал, что «некоторые люди не любят проигрывать честно», она осознала, что в мире спорта не все играют по правилам.             Но сильнее всего её задело не это, а то, как на подобные вещи реагировали судьи. Никто не сделал замечание тем, кто нарушал правила, никто не остановил забег или хотя бы не снизил очки этим людям. Будто бы такие мелочи были просто частью игры, что-то, что нужно принять как данность. Но Казуха не могла с этим смириться. Она смотрела на девушек, которые жали друг другу руки после забега, и чувствовала, как в ней закипает глухое раздражение. Если победа достаётся такой ценой, то стоит ли она вообще чего-то?             В баскетболе всё было ещё хуже. В какой-то момент она заметила, что команды, которые считались сильными, часто пользовались грязными методами — грубили, провоцировали, могли специально задеть или толкнуть, если судья не смотрел в их сторону. На одном из школьных турниров её команда встречалась с соперниками, у которых была репутация «жёстких игроков». Тогда она впервые столкнулась с тем, что на тебя могут намеренно давить психологически: бросать колкие замечания, шептать что-то унизительное, пока никто не слышит, толкнуть так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Казуха понимала, что её пытаются сломать, вывести из равновесия, заставить ошибиться.             Один момент особенно врезался в её память. Они играли против команды, в которой был один высокий и сильный игрок — ловкий, техничный, но слишком грубый. В середине матча, когда Казуха пыталась прорваться с мячом вперёд, та намеренно выставила ногу, вынуждая её потерять равновесие и упасть. Судья стоял рядом, видел всё, но лишь свистнул, дав знак продолжать игру. В тот момент Казуха почувствовала, как внутри что-то обжигающе закипает. Это было не просто чувство несправедливости — это было осознание, что люди могут делать что угодно, если им позволяют. Тогда она пообещала себе, что никогда не будет такой.             С тех пор у неё появилась собственная философия игры — честность и справедливость во что бы то ни стало. Она не терпела грязных приёмов, не позволяла себе срываться на эмоциях и считала, что сильный игрок — это тот, кто побеждает честно. Конечно, иногда это играло против неё: были моменты, когда Казуха могла бы использовать какие-то хитрости, но принципиально не шла на это. Из-за этого её считали слишком правильной, иногда даже наивной. Но она не могла по-другому. Потому что если однажды уступить несправедливости, можно уже никогда не вернуться обратно.             Последний товарищеский матч всё ещё оставался у неё в памяти, словно чёткая картина, запечатлённая в сознании. Он был напряжённым, динамичным, но больше всего Казуху поразило не само противостояние, а то, как играли её товарищи. Особенно Минджон. В какие-то моменты Накамуре казалось, что она наблюдает не за человеком, а за настоящим воплощением боевого духа — ходячим демоном, который не остановится ни перед чем, если кто-то попробует навредить её команде. Казуха видела этот пылающий взгляд, эти резкие, но в то же время безупречно выверенные движения, полные скрытой угрозы. Минджон не просто играла, она властвовала на поле, сметая любую преграду, которая вставала на её пути.             Но, если Минджон была огнём, бушующим и безжалостным, то рядом с ней Рюджин напоминала ураган. Казуха не раз подмечала, насколько опасной эта пара становилась в одном составе. Вместе они превращались в нечто похожее на хаотичную, но слаженную вакханалию, адский вихрь, сметающий всё на своём пути. Рюджин действовала по наитию, но это был инстинкт настоящего бойца, привыкшего полагаться на силу и скорость. Минджон же была словно стратег, который держал весь расклад перед глазами и использовал его в своих интересах. Их совместная аура подавляла. Не в том смысле, что пугала Казуху — скорее, заставляла задуматься, сможет ли она когда-нибудь зажечь внутри себя подобное пламя.             Была бы она способна проявить такую же решительность, если бы на кону стояла судьба её команды? Смогла бы она стать таким же бескомпромиссным защитником? Казуха знала, что внутри неё горит огонь рыцаря, стремящегося к справедливости. Но был ли он настолько силён, чтобы превратиться в пламя, сравнимое с тем, что она видела у Минджон? Она не знала ответа. И, пожалуй, это был один из тех вопросов, которые не хотелось задавать вслух. Потому что если бы она озвучила его перед самой Минджон, ей было бы стыдно признаться, что сомневается в своих силах.             Возможно, однажды она найдёт ответ. Возможно, Минджон сама это увидит и скажет ей что-то, что развеет её сомнения. А возможно, это нужно было понять самой — не через слова, а через действия, через игру, через решения, которые она будет принимать в будущем. Казуха невольно сжала пальцы на ладони, словно пытаясь поймать ускользающий от неё смысл. Огонь или свет, рыцарь или паладин — она должна найти свой путь, но на этом поле, среди таких людей, как Минджон и Рюджин, выбор уже не казался таким простым.             Казуха ещё некоторое время пыталась прийти в себя после внезапного возвращения в реальность. Её мысли всё ещё были где-то там — на грани между сомнениями и поиском ответа, но голос Минджон вытянул её обратно в настоящее. Её прикосновение на плече было тёплым, ободряющим, но в то же время твёрдым, словно намекая: «Ты здесь, а значит, тебе нужно сосредоточиться». Казуха кивнула, не желая нагружать её своими раздумьями, и, позволив Минджон взять себя за руку, последовала за ней в спортзал.             Там уже собралась вся команда, а у входа Ли Сонми обсуждала что-то с Юнджин и Юджин. Они выглядели сосредоточенными, будто решали что-то действительно важное, и Казуха чувствовала, что, возможно, сегодняшняя тренировка будет особенной. Когда тренер собрала их в круг, она сразу же почувствовала, как атмосфера в зале немного изменилась. Это был не просто очередной день на площадке — это был день перемен. Ли объяснила, что тренировки изменятся, что нагрузка возрастёт, но сделано это будет постепенно, чтобы все успели привыкнуть. Казуха взглянула по сторонам — реакция у всех была разная, но в целом команда выглядела готовой к испытаниям.             Как только тренировка началась, всё вокруг словно исчезло. Каждый был сосредоточен на своём движении, на каждом шаге, на каждом броске. Казуха ощущала, как её тело адаптируется к новым упражнениям, как мышцы привыкают к новой нагрузке. Были моменты, когда дыхание сбивалось, когда казалось, что ещё одно движение — и ноги подкосятся, но её воля не позволяла остановиться. Однако среди всех Минджон выделялась особенно. Казухе даже казалось, что если кто-то и выложился на все сто, так это именно она. Её движения сначала были такими же уверенными и точными, но с каждой минутой становились чуть медленнее, чуть тяжелее.             Когда тренировка закончилась, Минджон буквально растянулась на скамейке, её тело, казалось, полностью обмякло, руки и ноги беспорядочно раскинулись в стороны. Голова запрокинута, дыхание тяжёлое, а глаза закрыты, словно она сейчас просто вырубится. От неё исходила аура абсолютного изнеможения, и Казуха не могла не улыбнуться, наблюдая за этим зрелищем. Однако взгляд Ли Сонми был более обеспокоенным. Тренер стояла рядом с Юнджин, скрестив руки на груди, и тихо проговорила:             — Да, возможно, нужно будет найти другой подход к ней.             Казуха знала, что Минджон никогда не жалуется, никогда не сдаётся, но даже у неё есть предел. А сегодня этот предел, кажется, был достигнут.