rainy path to dreams

            Накамура Казуха, Но Юна и Хокадзоно Ироха. Странное сочетание, но именно они теперь должны были выдержать этот непростой отрезок игры. Трое — разные по стилю, по подходу, но одинаково выносливые, способные держаться до последнего, не позволяя усталости брать верх.             Юджин определённо видела в этом выборе нечто большее. Возможно, у неё была стратегия, возможно, она строила план, который остальные пока не могли разглядеть. Однако оставив Хон Ынче на скамейке, капитан дала понять — её расчёт основан не только на силе, но и на чём-то ещё. Может, на интуиции. Может, на риске.             Хокадзоно...             В этом сочетании именно она вызывала больше всего вопросов. Новичок в команде, ещё не до конца влившаяся в общий ритм, ещё не познавшая всю сложность и тактическую тонкость игры на этом уровне. Казалось бы, её стоило придержать, дать время на адаптацию. Но теперь — теперь ей предстояло выйти на поле.             Была ли она взволнована? Возможно.             Но больше, чем страх, она чувствовала азарт.             Сидя на скамейке, Ироха не просто наблюдала за игрой — она погружалась в неё. Каждый момент, каждая передача, каждый бросок — всё это она словно впитывала в себя, проживая чужие движения, представляя, как поступила бы на месте той или иной девушки. В её воображении она уже была частью этого потока, пробовала на вкус каждую возможность, каждую ошибку, каждый шанс.             И вот — свисток судьи, объявляющий конец перерыва.             Игроки вновь выходят на паркет, перестраиваясь в обновлённом составе.             Рюджин медленно двинулась на своё место, но что-то заставило её задержать шаг. Чувство... странное, тревожное, но не в пугающем смысле. Скорее, в том, что заставляет инстинкты обостриться.             Она почувствовала это ещё раньше, но теперь сомнений не оставалось.             Что-то изменилось.             Нет, не что-то — кто-то.             Шин невольно скользнула взглядом по Хокадзоно. Та стояла с обычной, почти расслабленной осанкой, но было в её взгляде что-то иное. Неуловимое. Внутренний настрой, который невозможно передать словами, но который ощущается всем существом.             Рюджин прищурилась, чуть наклонив голову, внимательно всматриваясь в розововолосую.             — Неужели ты заставишь меня это сделать?…             Мысль прозвучала в её голове тихо, но с какой-то пугающей уверенностью.             Ироха не выглядела так, как прежде.             И это настораживало.             Рюджин медленно вдохнула, словно старалась собрать воедино разбросанные по воздуху мысли. В груди нарастало странное напряжение, ощущение неуверенности, к которому она была непривычна. Она не привыкла сомневаться. Не привыкла ждать. Но сейчас ей ничего не оставалось, кроме как надеяться, что всё пойдет так, как задумала Юджин.             Её взгляд скользнул в сторону Вонён, и внутри что-то дрогнуло. Девушка стояла твёрдо, словно выточенная из камня статуя, её осанка и прищуренные глаза говорили громче любых слов. Ни усталости, ни сомнений — наоборот, с каждой секундой, с каждым мгновением матча в её взгляде вспыхивал всё более яркий огонь. Она не собиралась сдаваться, а напротив — выглядела так, будто только входила в настоящий азарт. Это вызывало у Рюджин странное чувство, смешанное восхищение и лёгкую зависть. Самой же ей сейчас не хватало сил даже на то, чтобы встать в привычную стойку. Она просто опустила голову, сделала глубокий, медленный вдох, пытаясь прийти в себя, но в этот миг всё вокруг словно исчезло.             Шум арены потонул, голоса игроков стали далёким эхом, а ритм игры растянулся, словно застывшая киноплёнка. Мир сжался до одного единственного звука — глухого, ритмичного стука её собственного сердца. Тук-тук. Тук-тук. В голове всплыло одно слово, одно воспоминание — Дублин.             Тот самый город, который когда-то был её вторым домом, где она впервые ощутила, что значит быть лучшей. Яркие, залитые солнцем улицы, просторные дороги, тянущиеся в бесконечность, словно нарисованные одной плавной линией, тёплый ветер, несущий свежесть с далёких холмов. Всё это было так далеко, но в памяти казалось до боли близким. В Дублине она впервые почувствовала, что такое быть замеченной. Её внешность, манера держаться — среди американцев она выделялась, и это привлекало внимание. Но настоящая популярность пришла не из-за этого. Она блистала на баскетбольном поле. Её стремительные рывки, молниеносные реакции, умение видеть игру и просчитывать ходы сделали её не просто хорошей — она стала выдающейся. Люди следили за её движениями, затаив дыхание. Ею восхищались. Она была именно тем, кем мечтала стать.             Но путь наверх никогда не бывает гладким. Всё начиналось хорошо: дружная команда, общие радости побед, горечь поражений, которые они переживали вместе. Тогда она ещё могла радоваться этому «вместе». Но терпение её оказалось не таким прочным, как казалось. С каждым проигранным матчем внутри неё крепло что-то зловещее, холодное и непреклонное. Её тянуло вперёд, к победам, и она не могла понять, почему другие не разделяют этого стремления так же отчаянно, как она. Сначала она молчала, просто уходила с тренировки раньше остальных, скрывала свою злость. Потом начала раздражаться. Рюджин не могла принять ошибок, не могла мириться со слабостью. Однажды она взорвалась, и с тех пор уже не могла остановиться.             Она стала жестокой. Она говорила правду в лицо, давила фактами, указывала на ошибки так, что у людей перехватывало дыхание. Кто-то пытался ей возражать, доказывать, что в баскетболе важна не только техника, но и командная работа. Кто-то просто отдалялся, боялся её ледяных замечаний, сторонился. Тренер и менеджер пытались урезонить её, но она не собиралась меняться. Она требовала идеала — от себя и от всех вокруг.             Но среди всех этих людей, которые либо спорили с ней, либо боялись её, была одна девушка. Единственная, кто никогда не поддавался её давлению, но и не отталкивал её. Она не пыталась изменить Рюджин, не пыталась ей что-то доказать. Она просто была рядом.             Почему именно сейчас Рюджин вспомнила её? Что за странное чувство сжало сердце, заставив её поднять голову?             Её взгляд метнулся по полю, и вдруг она увидела её. Нет, не её, но её отражение. Светловолосая девушка с короткой стрижкой на противоположной стороне площадки напоминала того, кого она давно оставила в прошлом. В груди что-то болезненно сжалось. Всё, что она старалась забыть, вдруг вырвалось на поверхность, нарушая её привычную сосредоточенность. Её дыхание сбилось, и она сама не заметила, как тихо прошептала.             — Минджи...             Имя, которое осталось там, в прошлом, среди тёплого солнца Калифорнии.             — Интересно, как она там сейчас...             Рюджин спокойно приняла стойку, отзываясь телом на напряжённую атмосферу матча, и на мгновение замерла, сосредоточившись. Внутренний механизм её мыслей уже запустился, анализируя комбинации, которые можно выстроить с Казухой, Юной и Ирохой. Они были выносливыми, способными держать высокий темп, но насколько эффективно они смогут задержать счёт и не дать противнику уйти в отрыв? В голове проносились возможные стратегии, она вспоминала сильные стороны каждой из них, оценивая, каким образом можно встроиться в их игру.             — Ладно, думаю можно кое-что сделать, — тихо пробормотала себе под нос, словно пробуя на вкус эту мысль, а затем, подняв взгляд, произнесла уже чётче. — Юна.             Шатенка тут же отреагировала, уловив движение пальцев Рюджин на уровне глаз — невидимый знак, намёк, который читался без слов. Гонка. Давление. Скорость. Юна сначала нахмурилась, но через секунду, осознав задумку, кивнула, её губы тронула лёгкая усмешка. Она любила такие вещи, любила соревноваться, испытывать предел своих возможностей.             Тем временем судья, руководствуясь какими-то своими законами, вернул мяч соперникам, позволяя им разыграть ту же ситуацию, что и перед перерывом. Рюджин внимательно следила за их движениями, особенно за Юхен, которая уверенно держала мяч в руке. Нужно ли атаковать сразу? Попытаться действовать в паре с Юной, заставляя их метаться по площадке и тратить силы? Или ждать ошибки, момента, когда противник дрогнет и откроет лазейку для перехвата? Минджон, которая обычно брала на себя неожиданные отборы, сейчас не было, а значит, им предстояло справляться без неё.             Решение пришло само собой, когда она почувствовала напряжение в воздухе. Не раздумывая, Рюджин рванула вперёд, следуя за Юной, которая, выбрав обходную траекторию, уже начинала накрывать соперников скоростью. Их напор не застал Юхен врасплох — та ожидала подобного манёвра и, не теряя ни секунды, низкой передачей отправила мяч вперёд, прямо в сторону Саны. Передача была выверенной, рассчитанной на доли секунды, мяч летел по идеальной траектории.             Но в тот момент, когда казалось, что русоволосая вот-вот его перехватит, случилось нечто неожиданное.             Будто разряд молнии прорезал воздух, вспыхнула розовая вспышка. Лёгкая, стремительная, почти невесомая фигура Ирохи промелькнула в поле зрения, ворвавшись в траекторию мяча. Её движение было настолько резким, что Рюджин даже не сразу поняла, как та оказалась в нужном месте. Сердце пропустило удар. Взгляд Хокадзоно был пылающим, в глазах вспыхивали разряды, будто в них отразилось само электричество. Она двигалась с точностью молнии, а за её спиной словно оставался след — едва уловимая линия, призрачный отблеск движения.             Рюджин на долю секунды замерла, удивляясь.             Ироха... сделала это?             Но раздумывать было некогда. Юна уже неслась вперёд, а Ироха, поймав мяч, тут же отдала точный пас, её руки двигались плавно, но быстро, без лишних раздумий. Шатенка приняла передачу без единой ошибки и тут же ускорилась, открывая перед собой путь к кольцу.             Рюджин не отставала ни на шаг, не желая выпускать шанс из рук, и вместе с Юной устремилась к кольцу. До сих пор она ни разу не показывала, насколько высоко способна взлететь, если вложит всю силу в прыжок. Лишь один раз, на тренировке, когда Юджин тестировала способности каждой, она позволила себе подняться выше остальных. И ещё раз — в тот день, когда они с Ирохой остались вдвоём на площадке перед новогодними праздниками. Тогда младшая смотрела на неё с восхищением, едва веря в увиденное, но сейчас в её взгляде не было ни капли той детской заворожённости.             Юна оказалась в невыгодной позиции против троих соперников, её движение блокировали со всех сторон, заставляя искать выход. В последний момент она сделала резкий пас в сторону Ирохи. Хокадзоно мгновенно перехватила передачу, её движения были чёткими, уверенными, и, на мгновение встретившись взглядом с Рюджин, она словно передала невидимый сигнал. Намёк. Напоминание о той самой тренировке, о том прыжке. Только сейчас её глаза не выражали восторга или восхищения. Нет, в них читалось совершенно иное. Это был молчаливый приказ, без слов говорящий…             «Если ты не забьёшь, я убью тебя на месте.»             Рюджин откинула странную мысль в сторону, сосредотачиваясь на мяче. Тело напряглось, мышцы ног словно сжались в пружину, и в следующее мгновение она оттолкнулась от пола, взмывая вверх. Воздух прорезала её тень, взлетая выше остальных игроков. Вершина прыжка. Касание мяча. Контроль. Её руки уверенно сомкнулись на кожаной поверхности, и в следующий момент она с силой вбила мяч в кольцо, совершая свой первый данк.             Глухой удар мяча о щит, звонкий лязг кольца, когда она за него ухватилась, зависая в воздухе на полторы секунды. Это мгновение длилось бесконечно долго. Секунда абсолютного триумфа, где не существовало ничего, кроме неё и этого полёта. Затем тяжёлый выдох, мышцы дрогнули, и она отпустила кольцо, плавно приземляясь на твёрдую поверхность паркета.             Но даже после этого она не сдвинулась с места, так же как и Ироха. Что-то изменилось. Шин медленно повернула голову к младшей, и её взгляд, раньше наполненный теплом и привычной мягкостью, теперь стал другим. Серые глаза, обычно спокойные, почти расслабленные, потемнели, словно вобрали в себя ночное небо. В них было что-то чужое, что-то, чего прежде никто не видел. Они будто накапливали энергию, пропитывались жгучей решимостью, а может, чем-то гораздо более тёмным.             Это был не просто взгляд игрока. Это был взгляд демона, собравшего в себе всю ярость, накопившуюся за годы игры, все ошибки, все промахи, всё недовольство собой и окружающими. Ощущение было таким, будто невидимые руки хаоса уже начали сжиматься в кулак, а воздух вокруг едва уловимо искрился, предвещая неизбежное столкновение.             Дублин, штат Калифорния.             Рюджин никогда не была образцовой ученицей. Учёба давалась ей с трудом, и лишь перед экзаменами она из последних сил собиралась, чтобы закрыть четверть хотя бы на проходной балл. Но ей было все равно. В школе её не интересовали ни оценки, ни преподаватели, ни даже одноклассники. Она не заводила дружбу ни с кем, предпочитая держаться особняком. Нет, не потому, что была стеснительной или замкнутой — скорее, наоборот. Её ненавистная популярность, навязанная внешностью и баскетбольным талантом, буквально преследовала её. Она раздражалась, когда к ней подходили лишь из-за её статуса, когда незнакомцы лезли в душу, думая, что одного факта знакомства с ней будет достаточно, чтобы ощутить себя частью чего-то великого.             В команде всё было не лучше. Постоянные конфликты на тренировках, споры, крики. Многие недолюбливали её, и она их — тоже. Её характер вызывал недовольство, но она не собиралась меняться. Разве виновата она, что привыкла говорить правду в лицо? Разве можно было играть спустя рукава, совершая глупые ошибки? Она видела баскетбол не как развлечение, а как поле битвы, где ценится только мастерство. Но со временем начала осознавать, что, возможно, это поле битвы было только у неё в голове.             Переезд в Калифорнию был решением её отца, которому предложили работу в другом штате. Тогда, в юности, она была слишком зла, чтобы принять этот факт спокойно. Ей не хотелось уезжать из Кореи, но выбора не было. Первые месяцы прошли в глухом раздражении, но со временем она начала адаптироваться, учиться выживанию в новой среде. Родители не давили на неё, не ругали за оценки, не требовали невозможного. Они понимали, что не она выбрала эту жизнь, и поэтому старались поддерживать её, говорили, что даже если после школы у неё ничего не получится, это не конец света. Эти слова иногда приносили ей странное, непонятное облегчение.             Первый межшкольный турнир, первая встреча с Минджон. Тогда Рюджин была ещё более резка, чем обычно. Она позволяла себе грубить своей команде, требовала от них большего, выкладывалась на сто процентов, ожидая от других того же. Победа была для неё важнее всего. И когда её команда обыграла Ким, она обернулась, ожидая увидеть радость на лицах своих товарищей. Но их не было. Никто не смотрел в её сторону, никто не встретил её взглядом. Они просто ушли. Исчезли.             И в этот момент что-то сжалось в её груди.             Это было странное, тяжёлое чувство. Оно пронзило её изнутри, холодное и болезненное. Она впервые ощутила настоящее одиночество. Не то, что испытывала раньше, когда сознательно избегала людей, а истинное одиночество, которое приходит, когда рядом нет никого, даже тех, с кем ты разделял поле и борьбу.             Тогда они прошли дальше по турниру, но уже без прежнего духа. В полуфинале они проиграли. Проиграли сильной школе, которая была популярнее, сильнее, сплочённее. После этого чемпионата всё изменилось. Она закончила школу, её товарищи по команде разошлись кто куда. Кто-то поступил в колледж, кто-то вовсе ушёл из спорта.             Рюджин попробовала поступить в колледж. Раз, другой, третий. После пяти неудачных попыток она, наконец, сломалась. На семейном ужине она, не скрывая усталости, просто сказала родителям, что не хочет больше оставаться в Америке. Что хочет вернуться в Корею. Они отнеслись к её решению с пониманием. Отец оформил документы на переезд, ему удалось договориться о работе на удалёнке, что только облегчило жизнь всей семьи.             Но, даже вернувшись домой, Рюджин не оставила за океаном свою самую страшную черту. Перфекционизм жил в ней, как тень, как зверь, дремлющий в глубине сознания. Он не проявлялся, пока никто не пытался встать у неё на пути. Но стоило кому-то посметь перечить ей, ставить под сомнение её авторитет или заставлять её сомневаться в себе — в ней просыпалась совсем другая личность. Личность, которая не знала жалости. Которая могла морально раздавить любого, кто посмеет угрожать её идеальному порядку. Это была не просто злость.             Это было чистое, холодное, безупречное уничтожение.             Лидер команды, Ан, внимательно следила за происходящим. Она заметила, как взгляды Рюджин и Ирохи переплелись в странном, напряжённом взаимодействии, в котором скрывалось нечто большее, чем просто понимание на уровне команды. В этом коротком, но интенсивном контакте было что-то пугающее, словно между ними развернулась невидимая битва взглядов, наполненная молчаливыми угрозами и электрическим напряжением.             Ан хотелось бы понаблюдать за этим дольше, попытаться разобраться в тонких нюансах ситуации, но сейчас куда важнее было вернуть Рюджин к реальности. Нужно было отвлечь её, выбить из этого странного состояния, но как именно — оставалось загадкой. К счастью, ей не пришлось долго искать способ, потому что Минджон заметила то же самое и тут же взяла ситуацию в свои руки.             — Шин, блять, Рюджин, нахуй! — громогласно разнеслось по залу на английском.             Грубый, эмоционально заряженный голос Минджон буквально прорезал пространство.             — Я тебя сама убью после игры, блять, за такую хуйню! — продолжила она, не стесняясь в выражениях и выкрикивая каждое слово с напором, от которого эхом отдало в стенах спортзала.             Её резкость, столь контрастирующая с предыдущим напряжённым молчанием, сработала моментально.             Глаза Рюджин, ещё недавно затянутые мрачной пеленой, наконец начали проясняться. Чувство электрической напряжённости, висевшее в воздухе, словно рассеивалось, исчезая с каждым мгновением. Она глубоко вдохнула, осматриваясь. Вокруг неё соперницы смотрели странно — смесь удивления, смущения и даже лёгкого опасения читалась на их лицах. Это выбило её из равновесия. Она ощутила лёгкий укол стыда, не понимая, как позволила себе так потерять контроль.             Что это было?..             Мысли метались в её голове, не находя логического объяснения случившемуся.             Я не могу так поступить с Ирохой... Это неправильно... Я должна сдерживать себя.             Ещё раз глубоко вдохнув, Рюджин заставила себя отойти, занимая свою привычную позицию на поле. Защитная стойка — привычное, понятное действие, автоматический режим, в котором не было места странным эмоциям и внутренним демонам. Теперь она вновь была частью игры, барьером между соперницами и их кольцом.             Этот прыжок, который был только вот пару минут назад, будто все изменил.             Противники теперь колебались. Они не решались слишком близко подойти, будто перед ними стоял не человек, а некий непреодолимый барьер, непостижимый и опасный. Это была новая грань Рюджин, о которой они не знали.             Осматривая поле, она быстро оценила положение игроков. Ироха вновь казалась собой — в привычной манере, без той зловещей ауры, что на мгновение окутала её. Но вместе с этим исчез и тот непонятный запас сил, который был у неё несколько секунд назад. Теперь она — самая слабая точка на поле.             Рюджин встретилась взглядом с Юной. Это было молчаливое, но предельно ясное послание для того, чтобы продолжить изматывать противников на поле.             Юджин с лёгким удивлением наблюдала за Минджон, когда та внезапно разразилась резкими словами. Лидер команды без особых проблем понимала английскую речь, так что смысл сказанного не ускользнул от неё. Она, конечно, знала, что у этих двоих — Минджон и Рюджин — какие-то особенные отношения, но вот чтобы первая позволяла себе настолько эмоциональные, почти грубые высказывания на глазах у других... Это было чем-то новым.             — На самом деле, я и сама впервые заметила то, что только что происходило с Рюджин, — тихо прошептала Минджон, приближаясь к Юджин и всё ещё пытаясь перевести дыхание, прикладываясь к бутылке с водой. Её голос был приглушённым, но в нём чувствовалось напряжение. — Это было похоже на то, как мы когда-то играли вдвоём против всех остальных... Но сейчас в этом скрывалось нечто большее. Будто…             — Словно она пыталась либо всех выиграть, либо разорвать на поле? — предположила Ан, бросая быстрый взгляд в сторону Рюджин.             Минджон покачала головой, вытирая губы тыльной стороной ладони.             — Нет. Скорее, она будто хотела уничтожить Ироху. Но за что конкретно... Вот это вопрос, на который я и сама хотела бы знать ответ.             Тем временем середина матча проходила по запланированному сценарию Юджин. Она стремилась сделать игру максимально понятной для всех участниц, позволив им прочувствовать стиль игры друг друга. Рюджин встала между ней самой и Юной, периодически меняясь местами с Казухой, чтобы протестировать, как скорость шатенки и точность бросков японки могли приблизить их к счёту соперниц.             Шин не раз замечала странные всплески и резкие смены ауры Хокадзоно. Девушка то становилась сильнейшей фигурой на поле, буквально заставляя воздух вокруг себя дрожать от энергии, то вдруг ослабевала, словно её внутренний огонь угасал без видимой причины. Казалось, даже сама Ироха не до конца понимала, как это работает, а значит, и объяснить вряд ли сможет. Но для команды подобное открытие могло бы стать ценным козырем, если разобраться, как этим управлять.             Накамура же проявила себя с другой стороны. Её выносливость, сила и меткость в бросках делали её настоящей занозой для соперниц. Хоть она и уступала Юне в скорости и быстроте принятия решений, но в умении попадать в кольцо чувствовала себя уверенно, будто каждая её атака была заранее рассчитана. Единственное, что ограничивало её — дальние броски, но даже тут она смогла один раз рискнуть, принеся команде дополнительные очки.             Пронзительный свисток судьи оборвал игру, заставляя всех остановиться. Спортзал наполнился тяжёлым дыханием участниц, шумом шагов и приглушёнными переговорами. Средняя стадия матча подошла к концу. Впереди оставалась самая сложная — решающая.

Счёт 53-48