На солнце нет темных пятен/ The light is no mystery

Быть Понятым, Но Потерпеть Неудачу

«Мы мечтаем о том, чтобы нас видели такими, какие мы есть на самом деле, и вот, наконец, кто-то смотрит на нас и видит нас по-настоящему, а мы не соответствуем их представлению. В любом случае: урок получен, рассказ закончен. (...) Иногда ты становишься так близок к кому-то, что в конечном итоге оказываешься по другую сторону от него». - Короче говоря, Ричард Сайкен

***

В начале новой недели оказалось, что уже вторая половина октября, Гермиона проснулась с определенной целью. Последствия ее первой ссоры с Драко благотворно повлияли на ее общий настрой. Их столкновение было болезненным, но в итоге они теперь тверже стоят на ногах. От нее не ускользнуло, что отказ друг от друга в долгосрочной перспективе избавил бы их от душевной боли. Она ожидала, что Драко захочет этого. От его уверенности у нее в груди зажглись звезды. Теперь, когда в голове прояснилось, она могла сосредоточиться на более насущной проблеме. Настоящая выгода от ее продвижения заключалась не новом кабинете, которым Хьюман размахивал перед ней, как блестящей игрушкой. Внезапно у нее появилось достаточно времени, чтобы делать все, что ей заблагорассудится. Хьюман не оговаривал сроки, и Гермиона могла выполнять работу так быстро, как ей было нужно. Поэтому, когда она прибыла в Центр в понедельник утром, то не стала задерживаться в своем кабинете. Вместо этого она постаралась выглядеть неприметной, направляясь на первый этаж здания. Когда Хьюман впервые показал ей архив, Гермиона сочла его более чем странным. Он располагался в небольшой комнате, расположенной между каминами и комнатой отдыха персонала, - безупречно организованный, содержащий записи всех репортажей СМИ о ЦПР, отсортированных по годам. На стенах висела хронология событий с основными заголовками и фотографиями Хьюмана с известными ведьмами и волшебниками, а также копии его многочисленных профессиональных дипломов. «Ни одно из достижений персонала не стоило того, чтобы быть здесь», — подумала Гермиона, издав саркастический смешок и смахнув пылинку с полки. Архив служил скорее святыней Хьюману, чем полезными записями для центра, но в тот момент он работал просто отлично. Комната была защищена несколькими защитными чарами, но было слишком легко создать копии файлов, и, похоже, не сработало ни одной сигнализации. «Кое-что следует улучшить в безопасности в правительственных зданиях», — пробормотала она, быстро укладывая все в свою сумочку. Она не хотела рисковать и оправдываться перед теми, кто поймает ее там, независимо от того, насколько маловероятно, что они сочтут ее нахождение там подозрительным. Придя в свой офис, Гермиона заварила себе чашку дымящегося зеленого чая и мысленно приготовилась приступить к чтению. Хьюман был почти религиозен в своем ведении записей, так что у нее было полно работы. Первыми статьями, которые просмотрела Гермиона, были отшлифованные, одобренные министерством статьи, которые были чем-то обычным для Ежедневного пророка в последние годы. Под различными заголовками статьи повторяли тезисы, которые Хьюман и даже Картвелл говорили Гермионе с тех пор, как она начала работать в Центре, не вдаваясь в существенные детали и не включая информацию, которую нельзя было найти в листовках, распространяемых Министерством. Но это был Пророк. Гермиона отдала бы все, чтобы заполучить в свои руки некоторые из ранних изданий Змеиного Телеграфа. К тому времени, когда она закончила читать архив за первый год, она стонала от разочарования, бессознательно отрывая перышки от своего пера. «Возможно, Гарри был прав, — признала она, —возможно, я просто придумываю теории заговора». Но она знала, что здесь что-то есть. Каждое несоответствие, которое она заметила за последние несколько месяцев, всплывало у нее в голове, умоляя присмотреться повнимательнее. У Гермионы было ноющее чувство, что она чего-то не видит, кусочка головоломки прямо у себя под носом. Она изучала лежащий перед ней пергамент, разглаживая его пальцами. Но где этот кусочек? Она громко хрустнула пальцами, затем вздохнула и положила листы пергамента обратно в соответствующие папки. Обратившись к другим документам на столе, она с интересом отметила, что папки с недавними вырезками из прессы были намного толще. Она откинулась на спинку своего жесткого деревянного стула, ее спина напряглась, когда она выбрала следующую папку и пробежала глазами по первому листу пергамента. Это была статья из Ежедневного пророка, вышедшая в январе; довольно поверхностная, но Гермиона приподняла бровь, когда поняла, что ее автор обращался с Робардсом как с представителем Министерства. В нескольких интервью, частота которых росла в течение года, Робардс восторгался надежностью программы реабилитации и ее успешностью. В одном ярком заявлении он сказал, что «изначально планировалось, что программа продлится три года. Но с учетом того, как мы продвигаемся, очень возможно, что мы достигнем всех наших целей с беспрецедентной скоростью. Менее чем за два года мы уже реабилитировали и освободили более двадцати молодых волшебников, которых просто нужно было немного подтолкнуть в правильном направлении. И все это благодаря вдохновителю этой программы, невероятному Целителю Разума Барту Хьюману». Ее раздражение усилилось по мере того, как она читала очередную статью. «Мир магглов по сей день борется за достижение мира и единства даже в своих самых развитых обществах», — сказал Робардс. Гермиона практически видела, как он качает головой. «Успех программы реабилитации демонстрирует впечатляющие способности Волшебного мира сделать именно это. Ни один волшебник по-настоящему не потерян во тьме, и больше, чем магия, это то, что делает нас великими. В этом вся прелесть Волшебной Британии». — Прелестно, — фыркнула она. «Нет ничего более прогрессивного, чем хвастаться превосходством Волшебного мира над обществом магглов, одновременно продвигая программу, которая должна отвергать их менталитет». Всего месяц спустя Пророк опубликовал статью о людях, вышедших из программы реабилитации. Через Драко Гермиона узнала, что Гойла освободили, но она была удивлена, увидев цитаты таких волшебников, как Салливан Фолви и Маркус Флинт, которых она смутно помнила по Хогвартсу. Все они пели дифирамбы ЦПР. Примерно за три недели до первого дня Гермионы в Центре Пророк опубликовал статью, заголовок которой смело гласил: «Министерство успешно превращает Британию в безопасное место». Гермиона усмехнулась. История научила ее, что Волшебный мир никогда не был безопасным для людей ее статуса крови, и даже после войны он и близко не был таким. Продолжая читать, Гермиона чувствовала себя в равной степени взбешенной и расстроенной. Если бы она не знала подробностей, у нее были бы восторженные глаза. С парой стратегических заголовков и комментариями восторженных сотрудников было легко поверить, что Министерство победило превосходство чистокровных. Они продали прекрасную картину роста и прогресса. О выдающейся работе, возглавляемой людьми, которым, как знала Гермиона, лучше не доверять. «И мы все им помогли», — осознала она. Она, Гарри и Рон; все они были связаны с Министерством, и их имена красовались повсюду, как конфетти. Им не нужно было ничего говорить - достаточно было сделать идеально подобранное по времени фото, сделать небрежное замечание кому-то, кто имел к ним едва заметное отношение, и Министерство могло превратить это в демонстрацию поддержки. И если Золотое трио поддерживало что-либо, людям было трудно усомниться в этом. «Можно было бы подумать, что люди извлекли уроки из войны». — Где я была все это время? — спросила она себя, и что-то неприятное скрутило ее внутри. Она вспомнила, как просматривала подобные статьи, когда следовала за Макгонагалл по руинам Хогвартса, чувствуя, что вдыхает пепел, а не воздух. Она вспомнила, как читала о ЦПР, когда вернулась из Австралии, чувствуя себя такой оцепеневшей от горя, что казалось, что ничего, кроме сна, ей не под силу. Она присутствовала при том, как все это разворачивалось. Но ее там не было. Если бы она повнимательнее все изучила, возможно, Гермиона дважды подумала бы, прежде чем соглашаться на эту работу.

***

К тому времени, когда Гермиона покинула ЦПР, ее глаза щипало от усталости, а спина затекла из-за того, что она склонилась над столом. Она вспомнила бесконечные часы в библиотеке Хогвартса, уткнувшись носом в книги, обходясь тремя часами сна и позволяя усталости стекать с ее конечностей, как вода. «Как мне это удавалось?» Это заставило ее задуматься о том, чтобы остаться дома на ночь. Она отбросила эту идею, не дав ей оформиться. Остаться дома означало бы зациклиться на том, что она прочитала. Ночь отдыха превратилась бы в ночь беспокойного ворочания с боку на бок, зная, что кошмары, вызванные стрессом, уже на подходе. «И я могу поговорить об этом с Драко. Возможно, он знает что-то, чего не знаю я», — решила она, не торопясь принимая душ и одеваясь. Живоглот сердито смотрел на нее со своего места на кровати, не успокоенный угощениями, которыми она накормимла его, чтобы смягчить обиду от ее частых отлучек. Она разбирала свою дорожную сумку, когда услышала стук в дверь. Ее голова дернулась в сторону двери, и кот грациозно спрыгнул с кровати и направился к ней, царапая когтями дверь, пытаясь добраться до человека по другую сторону. Не то чтобы она не знала, кто это был. Гермиона спрятала сумку в шкаф, прежде чем подойти к двери. Ее желудок начал сжиматься от беспокойства, поэтому она резко открыла дверь, боясь, что потеряет мужество, если будет ждать слишком долго. — Привет, Гарри. Он одарил ее прохладной улыбкой. — Привет, Гермиона. Могу я войти? Она хотела сказать нет, но не смогла этого сделать. Не тогда, когда Гарри добровольно искал ее. Они избегали друг друга в течение нескольких недель, оба боялись, что любое резкое движение выведет другого из себя. От этого квартира казалась чужой. Гермиона кивнула, отступая от двери, чтобы он мог войти. Возможно, он был там, чтобы помахать белым флагом. Она бы все отдала, чтобы положить конец этой холодной войне между ними. Она услышала, как зашуршали простыни, когда он сел, затем довольное мурлыканье Живоглота. Она прислонилась к комоду, теребя пару сережек, просто чтобы чем-нибудь занять руки. Гарри сидел на этом же месте бесчисленное количество раз - на краю ее кровати, делясь историями о своем дне, пока она складывала белье или приводила в порядок книжные полки, задавая вопросы и смеясь в нужных местах. Никогда еще он не выглядел так неуместно, как сейчас. — Мы с Джинни ходили в магазин миссис Чой в субботу. Она действительно взволнована предстоящей свадьбой. — Джинни и Молли рассказали нам все об этом вчера за ланчем, — пожал он плечами. — Ты куда-то уходишь? — Да. Я собираюсь встретиться с другом. Гарри что-то пробормотал себе под нос. — Какой друг? — спросил он подчеркнуто небрежным тоном. — Эдина Картвелл, — ответила Гермиона, отворачиваясь, чтобы скрыть румянец. Она мельком увидела свое отражение в маленьком зеркале на комоде. — Почему ты спрашиваешь? — В понедельник вечером? Выражение лица Гермионы разгладилось, прежде чем повернуться. Взгляд Гарри пристально пронизывал ее, выглядя слишком твердым, чтобы означать что-то хорошее. — Мы ведь не в школе, не так ли? — шутливо спросила она. Он даже не улыбнулся, и любая мысль о том, чтобы размахивать белым флагом, вылетела у нее из головы. — Ты собираешься отпраздновать свое повышение? Ее сердце бешено заколотилось. — Ты слышал об этом? — Сегодня днем я обедал с Робардсом, — сказал Гарри, все еще проводя руками по шерсти Живоглота. Кот громко замурлыкал. — Он спросил меня, нравится ли тебе новая должность. Он сказал, что Министерство действительно ценит работу, которую ты проделала с программой реабилитации. — Почему Робардс говорит об этом с тобой? — спросила Гермиона. — Он там больше не работает. Гарри бросил на нее раздраженный взгляд. — Это то, о чем ты беспокоишься, Гермиона? — Да, — отрезала она. — Я не хочу, чтобы кто-то, кого я даже не знаю, рассказывал людям о моих делах. Он невесело рассмеялся. — Если бы он этого не сделал, ты бы сказала мне, Гермиона? Он сказал, что на тебя напали в этой чертовой программе. Ты не подумала упомянуть об этом? Гермиона прижала руки к лицу, кожа на ладонях слишком разгорячилась. Каждое оправдание, которое она придумывала, казалось ей неубедительным. «И какой в этом смысл?» — Гарри видел ее насквозь. — Я не хотела, чтобы ты волновался, — слабо сказала она, зная, что это была лишь половина правды. Его непоколебимый взгляд заставил ее понять, что он это знал. — Слишком поздно, — сказал он. — Я беспокоюсь о тебе уже много лет. — Тебе не нужно. — Нужно, если ты добровольно подвергаешь себя опасности, — выплюнул Гарри, его голос становился все громче. Гермиона вздрогнула, ее сердце начало бешено колотиться в груди, когда он, пыхтя, встал с кровати, игнорируя раздраженное мяуканье Живоглота. — Мерлин, Гермиона, если я оставил все, что было связано с войной, почему ты не можешь сделать этого? Она стиснула зубы. — Гарри, мы не ведем там войну. Мы занимаемся реабилитацией людей. — Людей, которые хотят причинить тебе боль? Я говорил тебе, что могу отправить туда несколько Авроров, а ты сказала мне, что почти не видишь этих чертовых Пожирателей Смерти. Ты солгала мне об этом. — Это так. Он, казалось, не воспринял ее признание. — И мне пришлось узнать через кого-то другого, что на тебя напали. Как ты, черт возьми, думаешь, что я при этом себя чувствую? Волна вины захлестнула ее. — Ты, наверное, чувствуешь себя ужасно, — тихо сказала она. — Я точно знаю, что ты чувствуешь, Гарри. Он вздохнул. — И все же ты все еще там работаешь? Гермиона запнулась, между ее бровями образовалась складка. — Гарри, я сожалею, что не рассказала тебе о программе, но я не жалею о работе в ЦПР, — сказала она. Как она могла? Это пробудило ее от долгого состояния инертности. Это вернуло в ее жизнь цель. Она ни на секунду не пожалела об этом, даже о тех моментах, которые ненавидела. — Я думал, ты должна быть самой умной, Гермиона, — огрызнулся Гарри. — Что мы с Роном должны делать, ждать, пока кто-нибудь из них не загонит тебя в угол после собрания, не примкнет к тебе пару Непростительных заклятий или, может быть, Сектусемпру, которой нас научил Снейп? Тогда, может быть, я узнаю от Джинни, что ты в больнице Святого Мунго? Ей было интересно, когда Гарри впервые начал видеть в ней человека, нуждающегося в защите, не столько человека, который во всем был рядом с ним, сколько человека, которого он должен был защищать. — Тебе не нужно защищать меня, Гарри, — выдавила она. — Я всегда сама о себе заботилась. И о тебе, и о Роне. Ты забыл? Я приняла осознанное решение. Ты не можешь говорить со мной так, будто я идиотка из-за этого. Гарри попытался спрятать дрожащие руки за спину, но она уже заметила их. Ее стыд, вина и гнев сплелись воедино, как клубок пряжи. — Тебе больно, потому что я не сказала тебе, и это понятно, — мягко сказала она. — Мне так жаль, Гарри. Я не могу даже выразить, как мне жаль. Но ты пытаешься заставить меня чувствовать себя ничтожеством, потому что я вообще согласилась на эту работу? И расстраиваешься, потому что я не попросила тебя спасти меня? Это совсем другое дело. — Ты думаешь, с моей стороны неправильно беспокоиться о тебе? — сказал он, защищаясь. И вот так ее чувство вины ослабло. Оно все еще присутствовало, но, казалось, поблекло на фоне боли, которая затопила ее. — Гарри, я не стеклянная, — взмолилась Гермиона. — Мы вместе сражались на войне. Она так устала чувствовать себя на два шага позади. Она так устала заниматься самобичеванием из-за него. Искать для него оправдания. Прощать его, снова, без того, чтобы он сначала попросил прощения. — Я не думаю, что ты хрупкая, Гермиона, — вздохнул он. — Я просто беспокоюсь о тебе. Со времен войны... Послушай, я понимаю, что мы по-другому ко всему относимся. Но ты перестала приходить в Нору, а после дня смерти Джорджа... — Мы уже говорили об этом, Гарри. Гарри поправил очки. — И мы ничего не добились, не так ли? И ты все еще думаешь, что проблемы нет? Серьезно, Гермиона? — Есть много проблем, Гарри, — сказала Гермиона, отчаянно пытаясь держать себя в руках. — Я просто не уверена, что мы говорим об одних и тех же вещах. Возможно, Гарри ожидал, что она сделает то, что делала так легко с тех пор, как война превратила ее в оболочку. Что она сделала для Молли Уизли и всех остальных людей, которые вторгались в ее жизнь с неуместной праведностью. Он ожидал, что она уступит. — Верно, — невозмутимо ответил он. — Знаешь, Гермиона, иногда мне кажется, что ты специально делаешь все, чтобы мы от тебя отказались. — Вы все так себя чувствуете? — спросила она, чувствуя, как внутри у нее что-то надломилось. —Я чувствую себя так, — воскликнул он, повысив голос, по-видимому, против своего желания, потому что он снова понизился, когда он продолжил. — Тяжело все время пытаться. А я действительно пытаюсь. Потому что ты моя сестра, но мне нужно чтобы ты тоже прилагала усилия, — он выдохнул. — Как ты думаешь, почему я перестал с тобой разговаривать? Причина, по которой я не рассказал тебе о своем повышении? О предложении Джинни? Это потому, что ты, кажется, не можешь смириться с тем фактом, что война закончилась. У всего должна быть причина, все тебя выводит из себя. Поверит ли он ей, если она расскажет ему, что знает о Министерстве? Ее подозрения насчет Робардса? Или он будет тыкать пальцем в ее неуверенность, расспрашивать до тех пор, пока она не начнет сомневаться в себе? — Гарри, ты понятия не имеешь, — пробормотала Гермиона. — Ты думаешь, что Волан-де-Морт умер и на этом все закончилось? Я все выдумываю, для чего? Потому что застряла в прошлом? — Я тот, кто каждый день бывает в Министерстве, Гермиона, — сухо сказал он. — Ты не слушаешь, когда я говорю тебе, что там ничего не происходит, ты думаешь, что у Робардса есть другие намерения, кроме как помочь мне, ты продолжаешь читать этот лживый журнал и подвергать сомнению все, что мы делаем. Ты не двигаешься дальше и мне тоже не позволяешь. И это был ответ на каждый вопрос, который не сходил у нее с языка. Она почувствовала острый укол разочарования. «Он тебе не поверит», — сказала она себе, ненавидя себя за то, что от этого у нее перехватило дыхание. — Прости, что я каким-то образом мешаю тебе жить в этом идеальном, дружелюбном мире, где никогда не случается ничего плохого, — сказала Гермиона, пытаясь быть непреклонной, но в ее голосе прозвучало что-то слишком близкое к слабости. — Ты знаешь, что война была не из-за вендетты Волан-де-Морта с тобой, верно, Гарри? На этом она тоже не закончилась. Как ты думаешь, почему Руквуд напал на меня? — О Мерлин, — простонал он в отчаянии. — Это именно то, о чем я говорю, Гермиона. Конечно, есть мерзавцы. Они всегда будут. Но ты отказываешься это отпускать, и я не могу... Гермиона, я больше не могу этого выносить. Я хочу, чтобы мы все были просто счастливы, я хочу, чтобы ты была счастлива. Его голос звучал так настойчиво, что какая-то часть Гермионы захотела отдать ему должное. На мгновение, которое длилось слишком долго, ей захотелось завернуть все желания Гарри в красивую упаковку и бросить их прямо ему в лицо. Но она не могла. — Ты хочешь, чтобы я была счастлива твоей версией счастья, Гарри, потому что каким-то образом то, что я такая, какая я есть, мешает твоему видению того, какой должна быть жизнь, — сказала она. — Это не имеет ко мне никакого отношения, это все из-за тебя. — Не говори так, будто я эгоист из-за того, что хочу, чтобы тебе стало лучше. — Мне лучше, Гарри, — воскликнула она. «Разве ты не видишь? Как ты можешь не видеть?» — Ты хочешь, чтобы я извинилась. Ты хочешь, чтобы я сказала, что сожалею о том, что, по твоему мнению я сделала. Это то, что тебе нужно, чтобы почувствовать себя лучше? — Я не хочу... — его голос затих, и что-то внутри нее болезненно дрогнуло. — Мне жаль, что я не та, кем ты хотел бы меня видеть, Гарри, — ее голос утратил настойчивость, но слова сочились болью, которую она не могла сдержать. — Мне жаль, что я больше не люблю Рона. Прости, что я не иду за тобой в Министерство. Прости, если я задаю слишком много вопросов, и что я, кажется, не могу отпустить тебя, и прости, что это каким-то образом означает, что я не рада за тебя. Мне жаль, что я не позволяю тебе быть героем, который спасает меня от самой себя. Она ждала, что лицо Гарри озарится чем-нибудь, чем угодно, что могло бы дать ей понять, что он понимает. Он долго тупо смотрел на нее, затем пробормотал, — Я не хочу, чтобы ты извинялась, Гермиона. — Чего же ты тогда хочешь? — в отчаянии спросила она. — Ты ищешь человека, которым я была раньше? Потому что я очень старалась быть похожей на нее, но у меня это не получается. Выражение его лица потемнело. Воздух вокруг них, казалось, распахнул настежь окна, заставляя ее чувствовать себя парализованной. — Я думаю, может быть, нам нужно какое-то время побыть порознь, — сказал он ровным голосом. — Чтобы мы могли обсудить все это, когда сможем немного лучше понимать друг друга. Она горько улыбнулась. — Ты ничего не понял из того, что я сказала? — Я понял, Гермиона, и это заставляет меня думать, что я причинил тебе боль. Даже когда я просто пытался помочь тебе. И ты тоже причинила мне боль, так что, возможно, это означает, что нам нужно немного времени, — она наблюдала, как он разочарованно вздохнул. — Я собираюсь остаться в Норе. Джинни все равно там, просто пока... Она покачала головой. — Я уйду, Гарри. — Но я могу пойти в Нору. Он печально посмотрел на нее. И в этот момент Гермиона поняла, что Гарри стало жаль ее. Это остудило ее. — Ты думаешь, мне больше некуда пойти, Гарри? — холодно спросила она. — Я знаю, что я уже не тот человек, но я могу позаботиться о себе. Я еще не совсем выжила из ума. — Я не это имел в виду, — попытался он, но это прозвучало совсем не искренне. Гермиона сглотнула и направилась к двери. Она взялась за ручку и распахнула ее до упора. Гарри провел рукой по лицу, открывая рот, чтобы заговорить, но передумал. Прежде чем она успела закрыть за ним дверь, он снова повернулся к ней лицом. — Я действительно люблю тебя, Гермиона. — Я тоже люблю тебя, Гарри, — прошептала она в ответ, закрывая дверь, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще.

***

Все вокруг Гермионы было размытым. Она не позволяла себе думать, пока быстрыми движениями двигала палочкой, ощущая магию как тихую барабанную дробь под кожей. Ее волосы растрепались, как будто она коснулась провода под напряжением, и она грубо пригладила их, торопливо запихивая одежду в пыльные спортивные сумки; она сжимала книги и безделушки и бросала их в сумочку с небрежностью, которая в любом другом случае смутила бы ее. К тому времени, когда комната вокруг нее опустела, она казалась чужой и совсем не похожей на то место, в котором она жила последний год, ее дыхание вырвалось в виде измученных глотков воздуха. Ее лицо раскраснелось, и Живоглот громко мяукал рядом. Она схватила свои сумки и кота, закружилась по комнате и на полсекунды задумалась, таким ли должно быть прощание.

***

Драко что-то напевал себе под нос, снимая куртку и небрежно вешая ее на вешалку в шкафу в прихожей, прежде чем снять ботинки. В квартире было тихо, но из открытых окон доносились сильные порывы ветра, отчего занавески развевались, и в комнате казалось холоднее, чем должно было быть. «Грейнджер, должно быть, здесь,» — догадался он, направляясь к лестнице. Он молчал. На первой ступеньке примостился большой комок оранжевого меха, его огромные глаза угрожающе сузились, острые зубы оскалились. Оно зашипело на него, и Драко выгнул бровь, разглядывая существо, стоящее на страже в его собственном проклятом доме. — Что за наглость, — сказал он низким голосом, а затем проревел, — Грейнджер, что здесь делает твой демонический кот? — кот незаметно спрыгнул на деревянный пол, и Драко, нахмурившись, отступил на шаг назад. «Я не боюсь чертовой кошки», — сказал он себе, скрестив руки на груди и выпятив подбородок. — Грейнджер! Кот двинулся вперед, но Драко оставался на месте долгих пять секунд. Когда он не услышал голоса Грейнджер, спешащей дать ему объяснения, укол беспокойства пронзил его грудь. Он мысленно застонал и обошел животное стороной, не обращая внимания на писклявое шипение, которое становилось все громче по мере того, как он поднимался по лестнице. По какой-то причине кот не последовал за ним. Вместо этого он смотрел на него с подножия лестницы, будто мог заставить его исчезнуть силой своего взгляда. — Бесполезный маленький засранец, — пробормотал он. Если бы Драко действительно представлял угрозу для Грейнджер, это существо было бы таким же эффективным, как рассеянный Рон Уизли. Драко попытался подавить неприятное чувство, начинающее шевелиться внутри него, заметив, что ее сумочка небрежно брошена на кровать, несколько предметов из нее раскатились по простыням. Две большие спортивные сумки были приставлены к стене, а ее туфли разбросаны по разным концам комнаты. Если бы ее отсутствие не было достаточно тревожным, то это своеобразное проявление беспорядка было таковым. Он направился в ванную. Это было единственное место, где могла быть Грейнджер, но он не слышал ни звука из-за двери. — Грейнджер, ты там? — спросил он, и его желудок неприятно скрутило. Мучительный момент тишины растянулся вокруг него, как эластичная лента. Драко уже собирался нажать на ручку, когда тихий голос произнес, — Я здесь. Облегченный вздох сорвался с его губ. Он с глухим стуком ударился лбом о дверь и зажмурился. — Ты заставила меня на секунду забеспокоиться, — пробормотал он. — Я могу войти? Инстинкт подсказывал ему подождать. Поэтому он задержал дыхание, все еще прижимаясь лбом к двери, в то время как сердце подскакивало к горлу. Ее голос звучал неприятно хрупко, когда она давала ему разрешение. Он не стал ждать ни секунды, прежде чем открыть дверь одним грубым движением руки. Тело Грейнджер испуганно дернулось, и Драко замер. Она, моргая, смотрела на него со своего места в ванне, обхватив голыми руками колени, крупные капли воды падали с ее кудрей на дрожащую кожу. При виде нее его желудок скрутило. Это напомнило ему о том, какой она была в их первую ночь в квартире - присутствующей, но не настоящей, темные круги под ее глазами, заставляющие его хвататься за все, что могло заставить ее почувствовать себя лучше. Это было абсолютным отчаянием видеть ее такой. Ему не нравилось, когда она была такой. Он услышал беспомощный шепот, — «Что я могу сделать, как я могу тебе помочь?» — Могу я присоединиться к тебе? Она все еще смотрела на него пустым, но болезненно серьезным взглядом, словно говоря ему, — «Я верю, что ты не облажаешься. Я впускаю тебя, потому что верю, что ты не облажаешься». — Если хочешь. Вода уже холодная. — Я могу это исправить, — пробормотал Драко, уже сбрасывая с себя одежду. Он использовал свою волшебную палочку, чтобы подогреть воду, прежде чем положить ее на бортик рядом с ванной. Ванны было достаточно, чтобы поместиться им обоим, но поза Грейнджер предостерегала его от прикосновений. Драко осторожно опустился с противоположной стороны от нее, вытягивая ноги, пока подошвы его ступней не коснулись края. Он убедился, что их кожа не соприкасалась, и задался вопросом, как долго она сидела здесь, дрожа в холодной воде, слишком поглощенная собственными мыслями, чтобы заметить, что вода остыла. Тишина вокруг них длилась несколько ударов сердца. Драко наблюдал, как дрожь Грейнджер медленно утихает, как ее пальцы бесцельно шарят по воде. Он улавливал каждое едва уловимое изменение в выражении ее лица - глаза немного прояснились, на лбу появились морщинки, она прикусила нижнюю губу. — Должно быть, я представляю собой жалкое зрелище? — спросила Грейнджер, мягко обнимая его за лодыжку. — Не хочешь рассказать мне, почему? — спросил он. Прерывистый вздох, который она издала, был едва слышен, но Драко был настолько сосредоточен на ней, что он громко зазвенел у него в ушах. Грейнджер вздохнула, собираясь с духом, затем явно потеряла самообладание. Он заставил себя подавить желание надавить. Затем внезапно, как будто слова застряли бы, если бы она их не произнесла, она сказала, — Мы с Гарри разъехались. Это как когда ты в машине, и ты теряешь контроль над управлением, и шины задевают тротуар, и ты вот-вот врежешься в фонарный столб, поэтому ты пытаешься нажать на тормоза, но по какой-то причине они перестали работать, — она посмотрела ему в глаза. — Прости, ты ничего не понял из того, что я только что сказала, верно? Ты никогда не видел машину. — Возможно, я не знаю, что такое машина, — осторожно сказал он. — Но я знаю, что иногда некоторые вещи неизбежны. Она кивнула. — Мы оба наговорили много неизбежных вещей. Во многом он был прав, когда говорил, но с ним я чувствовала себя такой незначительной, — прошептала она, разведя большой и указательный пальцы на дюйм друг от друга. — И все же, — сказала она с удрученным вздохом. — Я должна кое в чем признаться. — Да? Она сглотнула, ее глаза заблестели. Ее рука на его лодыжке была подобием прикосновения. — Я лгунья, Драко. Это еще один недостаток моего характера. Я так много скрывала от Гарри, а потом расстроилась, когда он сделал то же самое со мной, — сказала она несчастным голосом. — Я еще и лицемерка, но это то, что ты уже заметил, правда? — Мы все лажали, Гермиона. — Я знаю это, Драко. Клянусь, я давным-давно перестала пытаться быть идеальной, но, думаю, именно это нас и погубило, — сказала она, задыхаясь. — Раньше я просто проглотывала все дерьмо, понимаешь? Я проглотила то, как изматывающе было доказывать свою правоту. Я проглотила все моменты, когда чувствовала себя одинокой на протяжении многих лет. Я подавляла свою ревность всякий раз, когда чувствовала, что Рон и Гарри были той самой командой, а я просто плелась рядом с ними. Я проглатывала все те разы, когда Рон заставлял меня чувствовать себя так, словно я умоляла его о внимании. И я проглотила свое горе, а потом ... Я потерял своих родителей и просто не могла больше это терпеть, Драко. Он осторожно поднял руку из воды. Она взглянула на его протянутую ладонь, и он с колотящимся сердцем ждал, когда она накроет его руку своей. — Я тонула в этом, — прошептала Грейнджер. — Гарри заметил и почувствовал ответственность за меня. Но на самом деле я никогда не хотела, чтобы он заботился обо мне, я просто хотела, чтобы он понял меня. — Но он не смог? Она покачала головой. — Я думаю, это то, что происходит, когда ты перестаешь кого-то слышать. «Я никогда не перестану тебя понимать», — подумал он, пораженный тем, насколько это было похоже на правду. Взгляд Грейнджер немного смягчился, и ему показалось, что она это заметила. — Что ты должна была делать, Гермиона? Продолжать тонуть? Она ответила не сразу. Вместо этого она переплела их пальцы. Она осторожными движениями провела большим пальцем по тыльной стороне его руки, и Драко пришлось ухватиться за край ванны, чтобы удержаться от того, чтобы не заключить ее в объятия. Ее голос был чуть громче шепота. — Смогла бы я сохранить нашу дружбу, если бы это было так? — Может быть, — согласился Драко. — Но, любимая, ты не можешь поджечь себя, чтобы согреть их. — Нет? — Я знаю, иногда кажется, что мы просто звезды, вращающиеся вокруг других, сияющие для них, — ее взгляд не дрогнул, и она, казалось, ухватилась за его слова, как за спасательный круг. Это заставило его грудь болезненно сжаться. Это заставило его почувствовать себя непобедимым. — Но, Грейнджер, у меня нет сомнений, что ты всегда была солнцем. Никогда ни один из них. Хмурый взгляд Грейнджер сменился полуулыбкой, и она склонила голову набок. — Разве солнце тоже не звезда, Драко? — Конечно, — согласился Драко, его улыбка была такой же, как у нее. — Но она самая яркая из всех, не так ли? И Грейнджер вырвала свою руку из его руки и обвила руками его шею, забравшись к нему на колени и спрятав лицо у него на плече, вода переливалась через край и заливала их одежду. — Все в порядке, любимая, — пробормотал он в ее волосы, проводя руками по хрупкой спине. Ее тело затряслось, и Драко крепко обнял ее. — Ты не одна. Ничто в мире не разлучит их.

***

Когда Грейнджер перестала дрожать и устало прислонилась к нему, Драко осторожно снял ее со своих колен и встал, выходя из ванны. Он вытер пол, прежде чем вернуться к ванне, подхватил ее на руки и вынес наружу. Она уткнулась лицом ему в плечо. — Ты можешь отпустить меня, — сказала она, когда его ноги зашлепали по плитке. — Я не пушинка. — Ты сомневаешься в моей силе, Грейнджер? — он поморщился. — Ты смеешь так оскорблять меня? — Я бы не хотела, чтобы ты переоценивал, на что способны твои тощие руки. Нам было бы трудно объяснить посещение Святого Мунго. Драко издал притворный вздох обиды, затем слегка просунул пальцы под ее бедра. Грейнджер заерзала и тихонько хихикнула, казавшись почти испуганной этим звуком. Он поцеловал ее в висок и благополучно довел их до спальни. Он убедился, что пробормотал заклинание сушки, прежде чем опустить ее на матрас. Грейнджер на секунду закрыла глаза, и Драко впитал ее в себя - в ней было так много силы. Он не мог поверить, что кто-то думает, что она была кем угодно, только не твердой, как скала. — Помнишь, ты сказала мне, что тебе казалось, будто они уничтожили тебя? Она нахмурилась. — Я была пьяна, Драко. — Я знаю, но послушай… Я не думаю, что они уничтожили тебя. Я думаю, что они разбили тебя. Но те части, из которых ты состоишь? Они все еще есть, — улыбнулся он. — Ты заново собираешь себя. И ты никогда не переставала быть чертовски потрясающей. — Ты думаешь? — Конечно, Гермиона, — произнес он нараспев. — Возможно, ты заблудилась по пути, но ничего страшного. Мы все так делали. Ее глаза засияли, и он отступил на шаг, чтобы дать ей минутную передышку. Драко подошел к шкафу, натянул брюки и схватил первый попавшийся джемпер, прежде чем вернуться в комнату. — Позволь мне помочь тебе, — сказал он, усаживая ее. — Я не ребенок, — слабо запротестовала она, потянувшись за джемпером. Он хихикнул и натянул ткань через ее голову. Грейнджер сморщила нос, но ее щеки порозовели от удовольствия. Он запечатлел легкий поцелуй на ее губах. — Ты хочешь спать? — Не думаю, что смогу уснуть прямо сейчас, — пробормотала она. — Моя голова все еще разрывается от мыслей. Мне всегда снятся кошмары, когда я в таком состоянии. — Я знаю, что мы можем сделать, — она прищурилась. — Ради Мерлина, Грейнджер. Я не чертов дикарь. Это не то, о чем ты подумала. Она всплеснула руками. — Ты можешь винить меня за поспешные выводы? Учитывая твой характер? — Это справедливо, но прямо сейчас у меня на уме кое-что другое, — сказал Драко. Он схватил палочку и пробормотал Акцио. Книга прилетела в его вытянутую руку. Грейнджер бросила на него растерянный взгляд, но он проигнорировал ее и сел, прислонившись спиной к изголовью кровати. Она быстро устроилась у него между ног, и он протянул ей книгу. — «Колесо обозрения» Кестера Раттенбери? Это то, что ты купил в книжном магазине? — он утвердительно промычал. — Так тебе понравился Лондонский глаз? Ты никогда не говорил. — Конечно, он мне понравился, — сказал он легкомысленно. — Прошло некоторое время с тех пор, как мы обменивались книгами. Я подумал, что мы могли бы прочитать эту вместе. Грейнджер прижалась губами к его предплечью, прислонившись к нему поудобнее и открыв первую страницу. Некоторое время они читали молча. Грейнджер ждала сигнала - легкого похлопывания по бедру - прежде чем перевернуть страницу. Когда она находила что-то особенно интересное, она проводила кончиком пальца под строчкой, и он медленно повторял это ей на ухо. Она, наконец, расслабилась в его объятиях, напряжение медленно покидало ее тело. Драко боролся со сном, пытавшимся затянуть его, желая продлить этот момент, но когда они дошли до конца третьей главы, Грейнджер отложила книгу. — Мне очень жаль, Драко. Он нахмурился. — Ты о чем? — Мы с Гарри согласились, что нам следует пожить порознь, и я просто... — она запнулась. — Он предложил пойти в Нору, но я не хотела оставаться в квартире, поэтому пришла сюда. Насколько это эгоистично? Я даже не спросила тебя. — Мне все равно, Гермиона. Она проигнорировала его. — Я даже Живоглота сюда привела. Я знаю, ты не любишь кошек! Я могу снять номер в Трех метлах или что-то в этом роде. Мне действительно жаль, что я... — Гермиона, — попытался он снова. — Я собираюсь подыскать себе жилье после работы. Тебе не нужно беспокоиться об этом. И Живоглот не побеспокоит нас сегодня вечером, он хороший мальчик, — он усмехнулся. Грейнджер обернулась, чтобы одарить его оскорбленным взглядом. — Что? Он такой. Он независимое животное. Он не будет тебя беспокоить. Чертов кот был последним, о чем он думал. — Ты можешь остаться, Гермиона. На неопределенный срок. Ты все равно все время здесь. — Но я не должна, — твердо сказала она. Драко поднял руку, чтобы погладить ее по щеке. Ресницы Грейнджер затрепетали, и она прислонилась к его ладони. — Я должен кое в чем признаться, — сказал он. — Если ты хочешь это услышать. — Конечно, хочу. — Я был сыт по горло Поместьем после того, как меня выпустили из-под домашнего ареста, — обезоруживающий взгляд Грейнджер не исчез, и это помогло ему говорить, несмотря на комок в горле. — Я перестал чувствовать себя там как дома, поэтому купил это место. Это было первое место, которое я посмотрел. Мне действительно было наплевать, как оно выглядит. — Это прекрасная квартира, Драко. Он пожал плечами. — Это не имело значения. Я увидел это место, и все было в порядке с документами, поэтому я купил его. Но потом… — он сделал паузу. — Я даже никогда больше не приезжал сюда. Я говорил себе, что моя мать нуждалась во мне в Поместье, но, если быть до конца честным, это место тоже не было похоже на дом. И я подумал, что лучше тот дьявол, которого ты знаешь, верно? — он усмехнулся. — Было слишком много чертовой работы, чтобы что-то из этого сделать. — Что изменилось? Он бросил на нее проницательный взгляд. — А ты что думаешь, Грейнджер? — ее взгляд прожег его, и Драко ничего не мог с собой поделать. Он поцеловал ее, и она глубоко вздохнула. Когда они оторвались друг от друга, он сказал, — Тебе не обязательно оставаться здесь. Я помогу тебе найти место, где тебя примут с твоим дьявольским животным. Я даже помогу тебе перевезти вещи. Но это место даже больше твое, чем мое, — закончил он. — Подумай об этом, хорошо? Но никакого давления. Она прижалась лбом к его лбу. — Я подумаю об этом, — наконец тихо прошептала она.