На солнце нет темных пятен/ The light is no mystery

Я пробился к свету, цепляясь когтями

«Я пробился к свету, цепляясь когтями, но свет был также страшен. Я бы лучше ушел. Я бы лучше был несчастен. Это слишком большой труд. (…) Я ненавижу своих друзей. Ненавидя своих друзей, я потерял себя, не сумел поделиться своим состраданием. Я освещаю их светом, который создал сам: гнилым, уродливым, неправильным желтым. Я имею в виду, может быть лучше, если мои противники выиграют». — Автопортрет на фоне красных обоев. Ричард Сикен.

***

Неделя прошла в таком оцепенелом состоянии, что Гермиона начала чувствовать тревогу. Она откладывала подготовку к собраниям, зная, но отказываясь признавать, что уже потерпела неудачу. После того, как она вернула Малфою книги, у Гермионы больше не было доступа к новым данным, и она точно не стала бы просить Гарри снова помочь ей — с каждый днем он отдалялся. Гарри все еще тепло относился к ней. Но в последнее время он казался отстраненным, чем-то обеспокоенным: приходил домой все позже и позже, и пусть физически присутствовал здесь, Гермионе было ясно — его мысли где-то далеко. Она поняла, что он скучает по Джинни или расстроен из-за того, что Робардс больше не ставил их с Роном на совместные задания — он жаловался ей на это так много раз, что Гермионе пришлось игнорировать его из страха, что может нагрубить высказать все о болезненности их взаимозависимости. Так продолжалось до утра четверга, когда бурый горный филин принес в их квартиру свежий выпуск Ежедневного Пророка, из которого Гермиона узнала, почему Гарри вел себя так странно.

Мальчик-Который-Выжил возглавил Департамент Магического Правопорядка!

Автор: Падма Патил. Мерлинова борода! Победы над темнейшим волшебником всех времен для Мальчика-Который-Выжил оказалось недостаточно. Ко всеобщему удивлению, Министерство Магии сегодня утром подтвердило, что Гарри Поттер был назначен Главой Департамента Магического Правопорядка. В двадцать два года он стал самым молодым волшебником, получившим эту должность. «Я добровольно ухожу в отставку, чтобы заняться другими делами в Министерстве. Жизненный путь Поттера сделал его очевидным кандидатом для этой должности, и я абсолютно уверен в том, что он готов к этой работе», — Гевин Робардс рассказал нашему репортеру, отказываясь предоставлять какую-либо дополнительную информацию о вышеупомянутых событиях, как бы мы ни настаивали. «Вы все узнаете в свое время», — повторил он. Вступление в должность Поттера может многое сказать о будущем направлении развития Магического Мира, но нам также любопытно, чем занята остальная часть Золотого Трио. Рональд Уизли, Аврор среднего звена, работает так же усердно, как и всегда, и наслаждается подъемом по материальной лестнице. Гермиону Грейнджер, нашу магглорожденную героиню, можно встретить в коридорах Центра психической реабилитации, в качестве нового сотрудника успешной послевоенной программы Министерства. Хотя, по слухам, пара сейчас немного занята, мы задаемся вопросом, найдут ли они время, чтобы порадовать нас свадьбой века, которую мы так ждем! Гермиона опустила газету на обеденный стол. Она была так удивлена, что не смогла заставить себя злиться на Падму за колкость в сторону нее и Рона. «В этом нет смысла, — подумала она. — Главные Авроры, вроде Робардста, не увольняются без перспективной вакансии где-нибудь в другом месте. И почему он назначил Гарри на свое место? Он Аврор всего три года, и первый был тренировочным. Не может быть, чтобы это не разозлило людей, которые десятилетиями работали в отделе без повышения». Как только Гарри вошел в комнату, Гермиона быстро натянула на лицо улыбку. — О, уже вышла, — произнес Гарри, его взгляд переместился на собственную движущуюся фотографию на первой странице газеты. — Извини, я хотел рассказать, как только узнал. Но Робардс заставил меня пообещать не делать этого. Я рассказал только Джинни три дня назад. — Все нормально! — ответила Гермиона, стараясь звучать непринужденно. — Разумеется, я так рада за тебя, Гарри. — Ты не выглядишь такой уж уверенной в этом, — сказал Гарри, садясь на стул напротив. — Не глупи, — сказала Гермиона, — я просто очень удивлена. Это важный шаг для тебя. Джин, должно быть, на седьмом небе от счастья. — Так и есть, — ответил он радостно. — Она хотела взять портключ домой прошлой ночью, чтобы мы все вместе отметили, но я уговорил ее приехать на выходных. — Конечно, мы можем отметить, — сказала Гермиона, вновь опустив глаза на заголовок. — Тебе стоит написать Рону об этом, он будет в ярости, если узнает об этом из Ежедневного Пророка. — Конечно Рон уже знает! — ответил Гарри. Гермиона посмотрела на него, стараясь сохранить лицо безразличным. — Ты рассказал Рону? — Конечно, я рассказал Рону, — рассмеялся он. — Он работает в Департаменте. Он видел, как я постоянно хожу на встречи с Робардсом и Кингсли, и заинтересовался. Проще было рассказать ему. — Конечно, это же Рон, — сказала Гермиона, проглатывая разочарование и чувствуя, как оно поселяется где-то в горле. Если она не уйдет, то взорвется и разрушит Гарри момент. — Извини, мне нужно покормить Живоглота. Дай мне знать, когда мы будем отмечать, — сказала она, взмахнув палочкой, выходя из комнаты. — Я так рада за тебя! — крикнула она в коридоре. Она притворилась, что не услышала, как он произнес: «Гермиона?», когда закрывала дверь комнаты. «Перестань вести себя так по-детски, — подумала Гермиона. — И что, что он рассказал Джинни и Рону первыми? Она его девушка, а Рон, по сути, его близнец. Я веду себя так глупо». Гермиона ругала себя за то, что не смогла выразить искреннюю радость по поводу того, что сделало ее лучшего друга таким счастливым. Она отказывалась ревновать к чему-то столь незначительному, к чему-то, что ее не касалось. — Дело не во мне, — упрекнула она саму себя. «Но, видимо, во мне, — подумала она, — раз мне в голову пришла такая мысль».

***

Пятничным утром Гермиона оказалась на террасе в Центре, ее ноги были сложены в позу лотоса на стуле, который она взяла из основного кабинета программы. — О чем будем спорить сегодня? — ухмыльнувшись спросил Малфой. Она заметила торчащую у него из-за уха сигарету. Она надеялась, что он не собирался здесь курить. — Не знаю, — ответила Гермиона, обводя взглядом комнату. Булстроуд и Паркинсон смотрели друг на друга с одинаковым выражением замешательства на лице. — Не знаешь? — спросил Малфой недоверчиво. — Ты головой ударилась? — Спасибо за беспокойство, но нет, — сказала Гермиона, скрестив руки. — Никому из вас, кажется, не нравятся темы, которые я предлагаю, так что я решила, что вы можете выбрать сегодняшнюю тему сами. — Если это шутка… — оскалился Руквуд. — Может, ты расслабишься? — раздраженно спросила Гермиона. — Я здесь не для того, чтобы подшучивать над вами, — сказала она, жестом обводя помещение. — О чем бы вы хотели поговорить? — Как насчет «ни о чем»? — предложила Паркинсон, изучая свои идеальные ногти. Гермиона щелкнула языком. — Боюсь, такого варианта нет. Комната погрузилась в тишину на целую минуту. Слизеринцы обменивались все более раздраженными взглядами. Гермиона пыталась направить в нужное русло кажущееся бесконечным терпение Картвелл. «Во мне нет ни капли терпения», — подумала она, уже испытывая желание что-нибудь сказать. Прежде чем она смогла это сделать, Малфой перевел взгляд на ее лицо. — Давай поговорим о тебе, Грейнджер, — сказал он. — Обо мне? — спросила Гермиона, отвечая на его пристальный взгляд. — Зачем? — Тебе так нравится говорить о нас, тогда почему бы нам немного не поменяться местами? — сказал Малфой. Он достал сигарету из-за уха и зажал между пальцами. — Почему именно ты решила работать в этой дурацкой программе? — Мне тоже интересно, — сказал Нотт, облизывая губы в предвкушении. — Выкладывай. — Эта программа — это предусмотренные законом послевоенные меры, которые следует воспринимать всерьез, — Гермиона приостановилась. — Я счастлива работать в ЦПР. — Я никогда не принимал тебя за Министерского попугая, Грейнджер, — сказал Малфой. Он покрутил сигарету в воздухе и направил ее на Гермиону. — Я не представляю Министерство, — спокойной ответила Гермиона. — Есть много причин, по которым такая программа, как эта, может быть интересна мне. — Ах, — Малфой задрал подбородок, — ты действительно занимаешь себя бесполезными делами? Что ты там основала в Хогвартсе? Говно? Гермиона закатила глаза. — Это было Г.А.В.Н.Э., и я не знала, что ты уделял мне столько внимания в школьные годы, Малфой. — Твои неудачи стали первоклассным развлечением, не дай этому запудрить тебе голову, — сказала Паркинсон, прежде чем Малфой успел, — в этот раз все это просто грустно, ведь ты действительно думаешь, что занимаешься чем-то важным. — Ты ведь понимаешь, что мы, по сути, в одной лодке, не так ли? — сказала Гермиона. — Если я потерплю неудачу, то и ты тоже. И не я столкнусь с последствиями. — Напрашивается вопрос, с чего ты согласилась на такое? — спросила Паркинсон. — И насколько жалкой должна быть твоя жизнь, что даже Уизли занял место получше, чем ты? — Может, у меня мазохистские наклонности и мне нравится мучить себя общением со слизеринцами? — небрежно произнесла Гермиона, игнорируя упоминание Рона. Нотт громко рассмеялся от ее слов, чем заставил Паркинсон посмотреть в его сторону. Она повернулась к Гермионе и подняла бровь. — Ты все еще не ответила на вопрос, похоже, ты не в состоянии играть по собственным правилам. — Я не имею ничего против вопроса, — соврала Гермиона. — Тогда ответь, — давила Паркинсон. Если бы они спросили ее неделю назад, Гермиона ответила бы, что согласилась на эту работу по причинно-следственному закону. Если бы она внесла свой вклад сейчас, магический мир пожал бы его плоды позже, с надеждой на более равноправное общество. Теперь, спустя недели, разочарованная и вынужденная столкнуться с собственным смущением из-за неудачи, когда она была уверена, что справится со всем, Гермиона не знала, были ли ее мотивы когда-нибудь такими уж альтруистичными. Наконец, она пробормотала что-то, похожее на правду. — Может, я просто пытаюсь понять. Паркинсон выглядела неудовлетворенной, Нотт же наклонился с озорным блеском в глазах. — Ну, если дело в этом, — сказал он, — тогда давай начнем с того, что расскажем тебе о традициях, которые у тебя хватило наглости сравнить с маггловскими ритуалами.

***

Когда слизеринцы вышли, Гермиона начала перестановку в комнате. «Мне нужно сказать Картвелл, что я провожу встречи здесь», — подумала она, убирая лавочки на их изначальные места и уменьшая стулья, чтобы отнести их вниз. — Грейнджер, — позвал Малфой. Гермиона повернулась к нему с настороженным выражением на лице. — Тебе что-нибудь нужно? Малфой не ответил ей. Вместо этого он достал руку из кармана, явив толстую черную книгу из кожи — на ней не было названия, но она была закрыта на золотую защелку. Гермиона уставилась на книгу. Через несколько ударов сердца она подняла глаза на Малфоя. Он задрал нос кверху. — Малфои никогда не славились тем, чтобы оставаться перед кем-то в долгу, — холодно сказал он. — Ты ничего мне не должен, — ответила Гермиона. Малфой вздохнул. — Возьми книгу, Грейнджер. Даже, учитывая, что Малфой смотрел на нее сверху вниз, он выглядел очень смущенным. «Он как ребенок», — подумала она. Гермиона протянула руку за книгой. Он отдал ее, следя, чтобы их пальцы не соприкоснулись. На вес книга оказалась тяжелой. Она провела рукой по обложке, потом попыталась открыть замок, но тот не поддался. — На ней специальное заклинание, — сказал он. — Секретум ангуис. Гермиона пробормотала открывающее заклинание. Она услышала слабый щелчок, и замок открылся. Книга распахнулась на первой странице, на которой был вырисован серебристо-зеленый герб Малфоев. — Ты отдаешь ее мне? — Я одалживаю ее тебе, — сказал Малфой, поджав губы. — Это единственная копия, так что тебе лучше быть аккуратной. — Я всегда аккуратна с книгами, — ответила Гермиона. — Но я не понимаю… — Ты все твердишь и твердишь о вещах, которых не понимаешь, — сказал Малфой. — Мне от этого скучно. А я не люблю, когда мне скучно. Возьми книгу. — Это вроде развлечения для тебя? — Я одалживаю ее тебе, — повторил он. — Ты можешь делать все, что хочешь с этой информацией. — Это странно мило для тебя, — сказала она. Малфой открыл рот, чтобы ответить. Он выглядел так, будто собирался сказать что-то неприятное, поэтому Гермиона его опередила. — Спасибо, Малфой. Малфой колебался, его глаза метались между Гермионой и книгой. Она подумала, что он уже пожалел о том, что дал ей книгу. — Похрену, — наконец сказал он. Затем он оставил ее одну в помещении. Гермиона еще раз взглянула на книгу и закрыла замок. Она аккуратно положила ее в сумку. Перед уходом она взяла в руки уменьшенные стулья. Спускаясь на первый этаж Центра, Гермиона сознательно игнорировала незнакомое чувство, трепещущее внизу живота.

***

Она должна была найти выход из этого положения. Если бы Гермиона не чувствовала себя виноватой за то, как отреагировала на новости о Гарри, она бы нашла выход из этого положения. Дожидаясь Гарри и Джинни, чтобы отбыть, она размышляла, не было ли слишком поздно для того, чтобы найти выход из положения. Но она этого не сделала, и вот они втроем вскоре прибыли в Нору. Раньше в Норе было шумно, вне зависимости от времени суток. В ее первый визит сюда у Гермионы сложилось впечатление, что Уизли жили в ритме, который имел смысл только для них, тела суетились вокруг каждого угла тесного дома, каким-то образом обходя друг друга и заставляя жилище казаться больше, чем оно было на самом деле. В последние годы дом опустел. Голосов стало меньше и звучали они грустнее, как песня, в которой кто-то забыл спеть припев. Но некоторые вещи не изменились. — Дети мои! — воскликнула Молли, вовлекая Джинни и Гарри в свои объятия. Она крепко прижала пару к груди, прежде чем отпустить, затем проделала то же самое с Гермионой. — Дорогая, ты похудела? — сказала, проводя руками по телу Гермионы. — Садитесь, обед почти готов, но я принесу тебе кусочек сливового пирога, который я приготовила вчера. Тебе нужно отъедаться. — Все в порядке, миссис Уизли. Я завтракала перед выходом, — Гермиона попыталась возразить, зная, что ее проигнорируют. — Ерунда. Всегда найдется место для пирога, — ответила миссис Уизли, направляясь к холодильнику. — Мам! Ты не предлагала мне пирог, — возмутился Рон, появившись в кухне. — Потому что ты бы съел весь! — Кощунство! — сказал он, подойдя к Гермионе и обняв ее сбоку, задержавшись дольше нужного. — Привет, я скучал по тебе, — прошептал он, касаясь губами ее волос. — Я тоже скучала, — сказала она с милой улыбкой, отходя и скидывая его руку. — Может быть, нам сесть? — спросила она у Рона, который уже находился позади, когда она подошла к столу и села на стул. — Даже не поздороваешься с сестрой? — спросила Джинни, толкнув Рона в бок. Он попытался стукнуть ее, но она увернулась. Джинни подошла к стулу рядом с Гермионой. Гарри и Рон сели напротив них. — Я не здороваюсь с тобой после того, как ты кинула меня вчера, чтобы пососаться с этим, — указал он на Гарри. — Наши празднования продлились дольше, чем мы ожидали, если ты понимаешь, о чем я, — сказала Джинни, изогнув бровь. Рон притворился, что его сейчас стошнит. А лицо Гарри залило краской. — Джиневра! Дамы себя так не ведут, — отругала миссис Уизли, дернув ее за ухо, когда проходила мимо, чтобы поставить тарелку и вилку перед Гермионой. — Держи, дорогая, — сказала она, игнорируя возмущенный визг Джинни. — Спасибо. — Где мистер Уизли? — спросил Гарри. — О, он получил сову о какой-то маггловской безделушке, которая была зачарована, чтобы вспыхивать пламенем и появляться в случайных магазинах Годриковой Впадины. Глупая безобидная шутка, но это займет у него остаток дня, — ответила она, держа руки на бедрах. — Он передает свои поздравления, Гарри! Мы так гордимся тобой. — Спасибо, миссис Уизли, — сказал Гарри. — Но сегодня воскресенье! — проворчала Джинни. — Ты знаешь, Министерство не волнуют такие вещи, — сказала миссис Уизли, повернувшись, чтобы проверить что-то на плите. — Тебе стоит начать привыкать к этому, Гарри! Тебе будет даже хуже. — И так плохо, — сказал Рон. — Даже обычных Авроров постоянно вызывают на задания. — У главы Департамента больше обязанностей, — ворковала миссис Уизли. — Самый молодой в истории Министерства! — Это не имеет большого значения, — сказал Гарри, все еще краснея. Гермиона отложила вилку, чтобы посмотреть на Гарри. — Это имеет огромное значение, Гарри. Ты должен гордиться собой, — Гарри ответил ей натянутой улыбкой. Рон переводил взгляд с одного на другого, хмурясь. — Как там твоя работа в ЦПР, Гермиона? — спросил он. — Все хорошо. Не дает мне скучать, — сказала она, откусывая пирог, чтобы не поднимать взгляда. — Чем конкретно ты занимаешься? — спросила Джинни. Гермиона не отвечала в течении нескольких секунд, покручивая вилку. Она глянула на Гарри, но он не смотрел на нее. Сейчас не время. — Я работаю с Эдиной Картвелл. Она Целитель Разума. Я ассистирую ей и выполняю некоторые исследования, — сказала она. Половина правды — все еще правда. — Это классно, что ты работаешь там, Гермиона, — тихо произнес Рон. — Если бы после войны у нас был ЦПР, тогда, может быть, Джордж… — Рон! — перебила его Джинни. Она бросила выразительный взгляд на свою мать. — Замолчи. — Я просто говорю, — Рон виновато облизал губы. — Это благородное дело. — Я тоже так думаю, — кивнул Гарри. Гермиона нахмурилась. — Это не то, что ты мне говорил, когда он открылся, — обратилась она к Гарри. — Помнишь? Ты настаивал на том, что это политическое прикрытие. — Я поменял мнение, — пожал он плечами. — Теперь я знаю больше о том, что происходит за кулисами. — То есть, теперь ты будешь поддерживать все, что бы Министерство ни сказало? — спросила Гермиона. — Я не один из тех, кто работает в ЦПР, — огрызнулся Гарри. — Дело не в ЦПР, Гарри. — Именно о нем мы говорим, Гермиона — Я просто думаю, что тебе следует быть осторожнее, — продолжила Гермиона. — Тебе не кажется странным то, что Робардс ушел в отставку, не объявив, что он будет делать дальше? — Я думаю, что знаю больше тебя, Гермиона, — жестко ответил Гарри. — Я один из тех, кто работает с ним, и только из-за того, что мы никому не рассказываем о наших следующих шагах… — Мы? — спросила Гермиона, становясь все более раздраженной. — Кто мы? Ты и Робардс? Или ты и Министерство? — Эй! — прошипела Джинни. — Отстань от него, Гермиона. Мы собирались праздновать. Гермиона вздрогнула. Она подняла глаза. Ее взгляд блуждал по лицам друзей. Все трое смотрели на нее в ответ: Рон казался смущенным, Гарри подавленным, а Джинни готовой накричать на Гермиону за это. «Что со мной не так?», — подумала она. — Простите, — она выдохнула. — Я не хотела допрашивать тебя, Гарри. Не знаю, что на меня нашло, — она оттолкнулась от стола. — Я иду в туалет, — сказала она, встав и быстро выйдя из кухни. В туалете Гермиона закрыла за собой дверь и наклонилась над раковиной, полностью открыв кран. Она ополоснула лицо и шею холодной водой, капли стекали на деревянный пол. Она взглянула на свое отражение в зеркале — ее заплетенные в косу волосы были собраны на затылке, завитки обрамляли ее лицо. Глаза были влажными — она даже не почувствовала этого. Сколько времени прошло с тех пор, когда она в последний раз как следует смотрела на себя? Кто-то постучал в дверь, Гермиона выключила кран, бормоча заклинание, чтобы убрать грязь, которую она развела. — Гермиона? — позвал Рон. — Я сейчас выйду, — сказала она, успокаивая свой голос. Она моргнула пару раз, пытаясь избавиться от слез, которые угрожали вырваться наружу. Она ненавидела плакать. У нее не было причин плакать. Гермиона открыла дверь, посмотрев на Рона. «Я все еще люблю его, — напомнила она себе. — Я всегда буду любить его». — Ты в порядке? — осторожно спросил он. — Мне жаль, что Джинни набросилась на тебя. Ты же знаешь, какая она защитница. Гарри взрослый мужчина, он может сам за себя постоять. — Я перешла границы, Рон, все нормально, — сказала она. — Мы должны поздравлять Гарри, а вместо этого я загнала его в угол. — Я думаю, он был просто удивлен, — сказал Рон, отходя назад, чтобы дать Гермионе пройти. — Не волнуйся. Он уже смеется над рассказами Джинни о тренировочном лагере. — Я рада, что не испортила этот день полностью, — ответила она, выходя из ванной. Они стояли близко. Слишком близко. Ближе, чем они стояли на протяжении месяцев. Это делало дистанцию, которую она выставила между ними, еще более очевидной. Гермиона опустила голову, чтобы скрыть свои пылающие щеки. — Такое чувство, будто я не видел тебя целую вечность, — тихо сказал он. — Мы должны больше общаться, — он посмотрел на нее. Его взгляд казался пустым. — Да, должны. Гермиона даже не могла сказать, лжет ли она.