На солнце нет темных пятен/ The light is no mystery

Кто из вас, ублюдков, сможет добраться до меня первым?

«Вы не можете встать на чьем-либо пути к Богу. Вы можете попробовать, но это ни к чему хорошему не приведет. Это знает каждый шпион. Некоторые говорят, что Бог — это то, куда мы помещаем нашу печаль. Бог говорит: «Кто из вас, ублюдков, сможет добраться до меня первым?» — Война лис. Ричард Сикен.

***

Люстра была белой, с полупрозрачными матовыми кристаллами на подвесках. Гермионе, лежащей на темном ковре, было холодно от кончиков пальцев до кончиков волос. Гул баритонов и сопрано, раздававшийся в комнате, смешался, пока не превратился в приглушенный белый шум. В той неразберихе ничто не имело смысла. Я ничего не брала, пожалуйста. Я не брала. Не брала. Любая ложь будет звучать как правда, если достаточно сильно в нее поверить. Пусть вокруг был смертельный холод, пульсирующая точка в ее руке ощущалась огненной лавой, обжигающей, словно колония муравьев взбиралась по ее коже. Если бы в комнате было достаточно тихо, Гермиона могла бы услышать ветер, раскачивающий люстру, норовя уронить ее прямо ей на голову. Она не думала, что это было бы больно. Это было неважно, ведь в комнате не было тихо, и гудели голоса, кричащие отовсюду вокруг. Она не могла различить ни единого слова из повторяющегося: Я ничего не брала. Я не брала. Не брала. Я не знаю. Я клянусь. Я обещаю. Клянусь своей жизнь. Клянусь. Затем она стояла, ее тело переместилось в пространстве, но она не могла его контролировать. Но оно все еще чувствовалось своим. Если бы она посмотрела вниз, то увидела бы свои собственные ладони, свою темную, пепельную кожу. Свои грязные ногти, свои грязные руки, свою грязную кровь. Нет. Она не грязная. Возможно, она могла бы отрезать себе палец, чтобы посмотреть. Просто чтобы проверить. Возможно, она не была бы густо-коричневой, как грязь, как звук: Я ничего не знаю. Я ничего не брала. У нее не было времени. Гул был повсюду. А затем наступила ошеломляющая тишина. Она ничего не слышала. Так много людей вокруг, все ей знакомы, но вместе с тем и нет. Но она не могла смотреть. Не было времени. Она не могла смотреть на них, потому что напротив стоял парень, которого она любила как брата. Как брата, как если бы у них была одна и та же грязная коричневая кровь. Словно она могла оторвать от себя кусочек и отдать ему, а он бы взял его и вернул ей кусочек себя. Но в этом не было смысла. Что он делал там? Что они все делали там? Все это было неправильно. События были знакомыми, но все остальное казалось чужим. В этом месте творился кровавый хаос, а мальчик, которого она любила как брата, был скрючен, безволен, как марионетка. Ей хотелось кричать, ей хотелось рычать, ей хотелось перекроить вселенную на те грани, которые она смогла бы контролировать, пока все они не поверят ее лжи: Я ничего не брала. Я не брала, клянусь. Она могла заставить себя поверить в это. Но все молчали. Она молчала. Гермиона Грейнджер молчала. Затем кристаллы взорвались осколками разбитого стекла, и все вокруг нее побелело.

***

Гермиона проснулась. Она открыла глаза и тут же закрыла их после того, как солнечный свет, проникавший в комнату сквозь щели в занавесках, почти ослепил ее. Она надавила на веки, пока они не покраснели, и снова медленно подняла их. «Черт, давно не виделись», — подумала она, поднося руку к лицу. После кошмара она ощущала себя не в своей тарелке еще несколько минут после пробуждения, словно застряв в собственной голове до тех пор, пока ее не вытянет в реальную жизнь. Она вспомнила, что где-то читала, что во сне силуэты людей всегда необычной формы, — она пересчитала пальцы, просто чтобы убедиться. Ее отвлекло голодное мяуканье Живоглота. Гермиона выдохнула, с кряхтением поднимаясь с кровати, руки и ноги болели и не слушались. Она приоткрыла дверь своей спальни, чтобы дать коту выйти, затем закрыла ее и, пошатываясь, направилась в ванную. Все еще сонная, она провела щеткой по волосам и небрежно ткнула зубной щеткой в зубы. Когда она посмотрела вниз, чтобы сплюнуть, то увидела в зеркале свои опухшие, красные глаза. Перебирая ящик за ящиком в своем комоде, Гермиона скучала по удобству хогвартской формы. Она подобрала наряд с плотной бежевой мантией, которая, как она рассчитывала, будет согревать в течение всего дня, повторяя про себя: Ночь, Боги, непобедимый, бесстрашный, капитан. Как мантру. Гермиона подхватила свои вещи и вышла из комнаты, спазм в желудке заставил ее отказаться от завтрака. Когда она дошла до камина, то зачерпнула горсть летучего пороха и громко произнесла: — Центр психической реабилитации. По прибытии Гермиона не стала задерживаться возле каминной сети, а направилась в отведенную под программу комнату. Она решила, что еще есть время до прихода группы, и она сможет использовать его, чтобы перечитать свои записи. Повернув за угол и увидев очертания знакомой фигуры, она удивилась. Гарри, одетый в форму Авроров, стоял, прислонившись к стене рядом с мужским туалетом. Он выглядел настолько живым, что у нее закружилась голова. — Гарри? — спросила она, нахмурившись. Гарри повернулся в ее сторону, улыбнувшись приближающейся девушке. — Привет, Гермиона. Как ты? — Ты сегодня здесь работаешь? — спросила она. — Ты никогда не бываешь в этом здании. — Робардс послал нас с Невиллом за кое-какими отчетами, которые Хьюман ему задолжал, — сказал Гарри, отходя от стены, чтобы быть ближе к Гермионе. — Забавно, не правда ли? Некоторые из идущих мимо сотрудников министерства, притормозили, чтобы поглазеть на Гарри. Гермиона крепко сжала ремешок сумочки на плече. — Ты только приступаешь к работе? — спросил Гарри, по-видимому, не замечая всеобщего внимания. — Не заговаривай мне зубы, — сказала Гермиона раздраженно. Гарри рассмеялся. — Почему Робардс послал двух Авроров за какими-то бумажками? Звучит как бессмысленная трата ресурсов. Гарри пожал плечами: — Я не знаю, Гермиона. Я не спрашиваю обо всех распоряжениях. — Это не похоже на тебя, — усмехнулась Гермиона, ритмично постукивая пальцами по ремешку, за который она держалась. — И где Невилл? — Наваливает кучу, наверное, он уже целую вечность в туалете, — громко сказал Гарри. — Гарри! — она стукнула его по плечу и смущенно рассмеялась. — Рада видеть тебя при свете дня. Гарри с усмешкой закатил глаза, поднимая руку, чтобы слегка дотронуться до ее плеча. — И я тебя, соседка, — выпрямившись, Гарри спросил, посмотрев ей в глаза уже серьезно. — Я видел Паркинсон и Булстроуд, ошивающихся неподалеку. Они же не доставляют тебе проблем? — Они на испытательном сроке, Гарри, они не будут усложнять мне жизнь и рисковать продлением срока, — сказала Гермиона, стараясь звучать как можно беззаботнее. — Если таких, как они, волнует подобное, — парировал он. — Просто будь осторожна, хорошо? Дай мне знать, если они сделают что-то, я могу попросить Робардса дать тебе пару Авроров, чтобы они охраняли тебя здесь… — Гарри, остановись, — запротестовала она. — Тебе не нужно просить своего босса об услугах. И мне не нужна защита, — пригрозила она. — Я даже не общаюсь с ними. — Робардс очень отзывчивый, Гермиона, — сказал Гарри, скрывая улыбку. Гермиона метнула в него взгляд. — Брось, я беспокоюсь о тебе. В последнее время тебе стало намного лучше, я не хочу, чтобы эти ублюдки все тебе испортили. Подойдя ближе к Гарри, Гермиона осмотрела коридор, кровь в смущении прилила к щекам. — Гарри, — сказала она тихо, — это очень мило, но я в порядке, — она крепче сжала пальцами ремешок сумочки. — Мне нужно идти. Давай поговорим дома, ладно? Гарри приподнял брови: — Разве ты не хочешь увидеть Невилла? — сказал он. — Прошли месяцы… — Как-нибудь в другой раз, — сказала она, слабо улыбнувшись ему, прежде чем быстро уйти. «Безусловно, было хорошей идеей оставить подробности о моей работе при себе», — подумала она.

***

Зайдя в комнату, выделенную для программы, Гермиона внезапно ощутила панику от замкнутости пространства. Серые стены и устойчивая влажность — сегодня это было слишком для нее. Ей не хотелось здесь быть. Ей вспомнилась экскурсия, которую проводила Картвелл в ее первую неделю в Центре. На втором этаже находилась застекленная терраса, и ее практически не использовали. «Может, мы могли бы перейти туда, — подумала девушка. — Там не будет так душно, как в этой комнате. И я ни разу никого там не видела». «Так и сделаю. Я все улажу, если вдруг Картвелл узнает об этом». Решение было принято, Гермиона попятилась обратно из комнаты, остановившись перед дверью, чтобы наколдовать объявление, сообщающее группе, где будет проходить собрание. — Фульго Литтера, — прошептала она, выводя палочкой буквы. Переливающиеся сиреневые слова останутся до тех пор, пока все члены группы не прочитают их, но будут невидимы для всех остальных. Довольная, Гермиона направилась к террасе, надеясь, что Гарри уже покинул здание. На террасе Гермиона легко открыла дверь и зашла в освещенное помещение. Она сразу же возвела защиту, чтобы посторонние не могли попасть сюда. Два простых заклинания — и дело сделано. Когда будет уходить, то обязательно поставит более надежные. «Они даже не пытаются защитить это место от проникновения», — подумала Гермиона. Окна террасы были достаточно чистыми, и солнечный свет заливал комнату, делая ее самым оживленным местом во всем здании. Но она явно знавала лучшие дни: темные коричневые пятна покрывали пол, словно кто-то прошелся в грязных ботинках. Паутина и пыль скопились в углах. У дальней стены расположилась коллекция забытых керамических горшков, с луковицами порея и подснежниками, а также несколько скамеек из кедра. «Выглядят достаточно крепкими», — отметила девушка про себя, собираясь переставить скамейки на середину комнаты. Ее занятие было прервано появлением Руквуда. Он вошел в комнату и тотчас презрительно усмехнулся, плохо скрывая это. Каждый раз, когда она смотрела на него, создавалось ощущение, что он едва держал себя в руках от ярости. Гермионе была не по душе идея находиться с ним наедине. — Что мы здесь делаем? — спросил Руквуд, сжав челюсти. — Здесь мы сегодня проведем наше собрание, — сказала Гермиона. — Та комната слишком душная, — она начала передвигать скамейки одну за другой. Руквуд не двинулся с места, чтобы помочь. — Садись, где угодно, — оказалась не в состоянии до конца убрать покровительственный тон. — Не указывай, что мне делать! — выплюнул он, подбираясь к стене. Гермиона еле удержалась, чтобы не поднять руки в защитном жесте. — Стой, если хочешь. Мне все равно. — Что мы здесь забыли? — Гермиона услышала голос Малфоя прежде, чем увидела его. В следующий момент он вошел в комнату вместе с Ноттом. Они представляли собой впечатляющую картину — оба высокие, но Нотт был немного выше и худощавее Малфоя. — Я бы назвал это место милым, но… — сказал Нотт в качестве приветствия. Гермиона поборола желание закатить глаза. Его каштановые волосы и одежда выглядели так, будто он только встал с кровати, в то время как Малфой был одет с иголочки, как и всегда. Его светлые волосы немного отросли, несколько прядей спадали на лоб. Он держался с присущим ему самодовольством, в то время как у Нотта это выглядело немного неуместно. Вместе они производили впечатление лорда и придворного шута. — Почему ты там стоишь, Руквуд? — обратился Малфой, направляясь к тому. — Грейнджер поставила тебя в угол? — Заткнись, Малфой, — огрызнулся он. — Надо же, какие мы нежные, — сказал Нотт с ухмылкой. Он повернулся, подмигнув Гермионе. — Ты стоишь, словно кто-то запихнул палочку тебе в жопу — сказал Малфой Руквуду. — Я только пришел, а твоя уродливая рожа уже портит мне настроение. Грейнджер и без тебя прекрасно с этим справляется, так что остынь нахрен. — Вы можете все помолчать? — спросила Гермиона, которую уже тошнило от их препирательств. — Как я уже сообщила Руквуду, сегодня встреча пройдет здесь. Прошу, присаживайтесь. Малфой осмотрел комнату, скорчив гримасу, когда увидел скамейки. — Лукотрусы уже, наверное, заждались, чтобы укусить нас за задницы. — Любой лукотрус задохнулся бы под твоей толстой задницей, так что все с тобой будет в порядке, — раздраженно ответила Гермиона. — Садитесь. Нотт подавил смешок и устроился на одной из скамеек, за ним последовал Руквуд. Малфой решил встать у колонны рядом со скамейками, скрестив руки. «Они как дети», — подумала она. Как только парни заняли свои места, вошли Паркинсон и Булстроуд, едва удостоив Гермиону взглядом, прежде чем сесть на оставшуюся скамейку. — Теперь, когда все в сборе, мы можем начинать, — сказала Гермиона, поставив свою сумочку у окна. — Кто-нибудь хочет начать? — Начать что? — спросила Булстроуд. — Я дала вам задание на прошлой встрече, — напомнила она. — Есть ли в магглах что-то, что смущает вас или вызывает отвращение? — отсутствующие взгляды. — Все в порядке, я могу начать. — В магглах есть что-то, что вызывает у тебя отвращение? — спросил Нотт. Малфой кашлянул, чтобы скрыть смешок. — Не совсем, — беззаботно сказала Гермиона. — Но я прожила в магическом мире почти столько же, сколько в мире магглов. Спустя время стало непривычно возвращаться в родительский дом и заново учиться делать некоторые вещи по-маггловски, например, убирать комнату. Или, например, меня невероятно раздражает часами стоять в пробках, чтобы навестить бабушку с дедушкой, когда при помощи магии можно просто воспользоваться камином. — Пробки? — спросил Нотт. — Если это твоя попытка наладить с нами отношения, то она провалилась, — сказал Малфой у колонны. — Но приятно видеть, что ты признаешь превосходство магического мира. — Я такого не говорила. Магия упрощает многое, но также и усложняет некоторые вещи — иначе бы нас здесь не было. И это, конечно, не дает магам превосходства или не делает их более продвинутыми. — И, когда ты делилась этими байками, твой план состоял в том, чтобы... что, изменить наше мнение о магглах, дав нам почувствовать вкус твоей унылой никчемной жизни? — спросила Паркинсон, ковыряя кутикулу. — Уверяю тебя, Грейнджер, нам все равно. — Я просто пытаюсь начать разговор, — сказала Гермиона нейтрально. — Имейте в виду, что успешное завершение вашего испытательного срока зависит от того, убедите ли вы меня в том, что изменили свои взгляды о магглах. Но вы и так это знаете. — У меня кое-что есть! — воскликнул Нотт. Паркинсон повернулась, чтобы взглянуть на него, прищурившись. — Что за взгляд? — обиженным тоном спросил Нотт. — У меня своя голова на плечах. — Давай, Нотт, — произнесла Гермиона, прежде чем Паркнсон могла бы ответить. — Религия магглов, — торжественно ответил он. — Я читал о ней в книжечке, которую нам дала Картуэлл. У них существуют варварские ритуалы, где они топят детей, или отрезают крайнюю плоть ребенка, или приносят в жертву животных. Ни один маг в здравом уме не сделал бы такого, — закончил он. — Более варварское или здравое, чем вырезать змею на руке подростка? — спросила Гермиона. Она сделал вид, что не заметила испепеляющих взглядов, которые на нее кидали Малфой и Руквуд. — К тому же, не все магглы верующие. Делает ли это их более похожими на магов, чем остальных? — Нет. Они все неразумные. — Почему же? — настаивала Гермиона. — Британские маги позволяют Распределяющей Шляпе диктовать условия формирования будущей полноценной личности у детей еще в одиннадцатилетнем возрасте. Это неразумный ритуал, даже если он не религиозный. Маги хранят амулеты на удачу. Существует множество волшебных суеверий, например, странствующий старец — к неудаче в делах. И чистокровные семьи верят, что они могут усилить свою магию, совершая кровавые жертвоприношения земле во время солнцестояния. Я бы назвала это неразумным и варварским. — Это совершенно другое, — прервал Малфой. — Магия крови и стихийная магия — проверенные сферы магии. Вера магглов нереальна. — Это утверждение ни о чем, — сказала Гермиона, наблюдая, как Малфой хмурится. — Конечно, некоторые волшебные ритуалы основаны на фактах, как и некоторые маггловские. Изначальная цель обрезания состояла в предотвращении болезней. А многие религии и ритуалы связаны с захоронениями. Никто не знает, что происходит после смерти, даже маги, так что ты не можешь утверждать, что приготовление к смерти нерационально. — Ты такая самонадеянная, — сказал Руквуд. — Ты думаешь, что сможешь нас переубедить. Нам не нужна грязь, чтобы верить в то, что мы говорим. — Вам придется убедить меня в чем-то, иначе мы останемся здесь на неопределенное время, — произнесла она, игнорируя сердитые лица напротив. — Вот как работает испытательный срок. Гермионе показалось, что она услышала, как Нотт пробормотал что-то подозрительно похожее на: «Я чертовски скучаю по Картвелл». — Вам не надоело? — спросила Гермиона, разворачиваясь так, чтобы расхаживать перед ними в комнате. — Вы потратили так много времени и денег, ненавидя людей, отличающихся от вас. И вот вы здесь, на испытательном сроке, слушаете магглорожденную. Я бы не назвала это успехом, а вы? — Некоторые вещи гораздо серьезнее, чем ты думаешь, Грейнджер, — сказала Паркинсон. — Дело не только в нас. Речь идет о наших семьях и наших традициях. — Ладно, это понятно, — уступила Гермиона. — Но вы знаете, Статут о секретности никуда не денется. У вас никогда не будет необходимости общаться с настоящим магглом. Так в чем же проблема? — Проблема в том, что магглорожденные и полукровки свысока смотрят на культуру чистокровных, — огрызнулась Булстроуд. — Они думают, что мы собираемся смириться, пока они делают магический мир все больше и больше похожим на их собственный. — Их собственный? — спросила Гермиона ласковым голосом. — Ты имеешь в виду магический мир? Я уже говорила, что прожила здесь столько же, сколько и в мире магглов — Магический мир никогда не будет твоим миром, — холодно ответил Руквуд, тем самым заставив Гермиону содрогнуться. Она уговорила себя не обращать на это внимания. — Возможно, вам стоит больше контактировать с магглорожденными и полукровками, — обратилась Гермиона к группе. — Многие просто живут своей жизнью, пытаясь избежать ненависти, на которую они не могут повлиять, — Булстроуд усмехнулась на ее слова. — Ты думаешь, что мы не знаем, как мирно сосуществовать? — поинтересовалась Гермиона. — Не думаю, что это очень заманчивая идея, — заметил Малфой саркастично, — но, кажется, время на сегодня вышло. Мы здесь уже час. Гермиона посмотрела на часы, висящие над дверью. — О да, ты прав, — ответила она, снова поворачиваясь к ним. — Вы можете идти. Увидимся в следующий раз. — Никакого домашнего задания? — спросил Нотт. — А я так ждал. — Если мы продолжим пользоваться этой убогой адской дырой, я бы предложил обзавестись настоящими стульями, Грейнджер, — произнес Малфой. Все направились к выходу из комнаты, не оглядываясь. — Эй, Малфой, подожди секунду. Мне нужно отдать тебе кое-что, — сказала Гермиона. Малфой посмотрел с подозрением. — Я так не думаю, — произнес он. — Тебе выделены два часа моего времени в неделю. Не больше, — но он все же приостановился, за что получил удивленный взгляд от Нотта, выходившего из комнаты. — Это ненадолго, — сказала Гермиона, вынимая из сумочки нужные ей вещи. — Что это? — спросил Малфой, когда Гермиона протянула ему книги. Он внимательным взглядом изучал девушку, не смотря на книги в ее руке. Гермиона намеренно сохраняла безразличное выражение лица. — Это книги, ты можешь забрать их. — Повтори? — Ты слепой? — воскликнула Гермиона в нетерпении, когда он не взял их. — Просто забери свои чертовы книги, Малфой. — И ты отдаешь мне их из доброты душевной? — спросил он. — Я не буду должен тебе поцелуй или что-то еще? — Веришь или нет, но не будешь, — ответила она, надеясь, что он не заметил, как у нее трясутся руки. — Я их, конечно, дочитала. В них нет никакой действительно нужной мне информации. И если они так редки, как ты говорил, то, думаю, ты бы хотел их вернуть. — Конечно ты рассчитываешь, что я захочу их вернуть, — медленно произнес Малфой. — Итак… ты мне их просто отдашь? — спросил он голосом на тон выше, чем обычно. — Как я уже говорила, в них нет ничего, что могло бы мне пригодиться. И они, в любом случае, твои, — сказала Гермиона, опуская руку. — Хотя я не знала, что они принадлежат твоей семье. Тебе следовало сказать об этом, когда мы столкнулись. — И с чего бы мне было это делать? — спросил Малфой, с каждой секундой раздражаясь все больше. — Непохоже, что тогда мы просто мило поболтали. Мы едва выносим друг друга. — Это так, — пожала она плечами. — Но это твои книги, так что ты можешь забрать их. — Не знаю, в чем заключается твой план, но мне не нужна жалость от кого-то вроде тебя. Ноздри Гермионы раздулись. — Тебе нравится быть таким упрямым? Просто забери эти чертовы книги! — сказала она, толкнув их ему в грудь. Малфой от неожиданности отшатнулся. — Ты самый невыносимый человек, которого я встречала. — А ты просто гребаная сумасшедшая, — выплюнул он, прижимая книги к груди. — Тебе стоит пересмотреть свои взгляды на жизнь, если чье-то доброе отношение доводит тебя до белого каления, — кипела она, указывая на него пальцем. — Не показывай на меня пальцем! — сказал Малфой. — Мне не нужна… — Моя жалость, да, я и в первый раз услышала, — прервала его Гермиона. — Я не жалею тебя, Малфой. Оставь книги здесь, если они тебе не нужны. Мне все равно! — она направилась вон из комнаты, оставив Малфоя наедине с книгами. Гермиона выругалась себе под нос. «Вот, что ты получила за благие намерения, — подумала она, игнорируя заинтересованные взгляды прохожих в коридоре. — Малфой неблагодарный, долбаный придурок. Надо было бросить в огонь эти чертовы книги». Ее разговор с Малфоем доказал, что Гермиона ни на шаг не продвинулась с группой. Ее методы были столь же неэффективны, как и сюсюканье Картвелл с ними. «Даже если они и осознали отсутствие логики в их позиции, они никогда не изменят свое мышление», — подумала она. Гермиона чувствовала свое поражение. Она все делала не так. Даже если бы она отступила и пересмотрела свои взгляды, столкнувшись с неоспоримыми фактами, она бы не поладила с людьми, четко в этом убежденными. Превосходство чистокровных не было нумерологической задачкой с однозначным ответом. Это была целая система убеждений столь же укоренившаяся в них, как и ее собственная глубокая убежденность в том, что они ошибаются. Она понятия не имела, как сопереживать им, даже если бы захотела. Она размышляла о том, чтобы отправить Хьюману заявление об увольнении, но как только эта мысль закралась в ее в голову, перед ней предстал образ Малфоя. Как его тонкие губы растягиваются в улыбке. Он будет очень счастлив, если она сдастся. Этого оказалось достаточно, чтобы снова разжечь огонь заинтересованности в груди.

***

— Драко? Драко уставился в окно на запущенный сад с нарциссами - его мать настояла на том, чтобы посадить его. Он не мог понять, был ли он зол или смущен, его эмоции превратились в серое облако неразличимых чувств. — Драко? Весь последний час своей жизни он провел, погрузившись в мысли и пытаясь сложить все воедино. Он швырнул книги на рабочий стол сразу же, как пришел домой, злясь на себя за то, что в принципе взял их. Глубокий вдох, и... — Драко? Это было просто смехотворным то, как Грейнджер себя вела, словно оказывала ему огромную услугу, швыряя в лицо тот факт, что он не может контролировать даже собственное имущество. Она использовала свою притворную доброту, чтобы надавить на все его больные точки, а потом вела себя так, будто он необоснованно защищался. Он бездумно постучал по полу ботинком. Более того, Грейнджер позволила себе наглость заставить его говорить с самим собой. — Клянусь Мерлином… «Блядь, — подумал он, — это жалкое подобие ведьмы всегда сбегает от меня». — Драко Малфой! — Что такое, женщина? — огрызнулся Драко, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Пэнси. Она выглядела так, словно была готова кинуть свою чашку прямо ему в лицо. — Ты пригласил меня сюда только для того, чтобы игнорировать? — спросила она, пальцы ее были сжаты вокруг кружки. — Ты сама себя пригласила, — ответил он, наблюдая, как фарфор в ее руке начинает трескаться. — Что с тобой не так? — спросила Пэнси, палочкой приводя кружку в порядок. — Посмотри, что я из-за тебя сделала. Твоя мама любит этот набор. — Моя мать не отличит его от сотни других сервизов, которые у нее есть, — ответил Драко, стараясь убрать язвительность из голоса. Ему нужно было обозначить свои личные границы для Тео и Пэнси: он не мог смириться с тем, что они заявлялись к нему каждый раз, когда им становилось скучно. Они стали нуждаться друг в друге сильнее с момента, когда чертова реабилитационная программа стала частью их жизни, что добавило Драко еще один пункт в бесконечный список причин ненавидеть ее. — Я видела, Грейнджер задержала тебя после встречи. Она что-то сказала тебе? Что она хотела от тебя? — Кого волнует, что она сказала? — произнес Драко. — Я не смог быстро свалить оттуда. Пэнси налила в свою чашку чай. — Ты говоришь так, будто тебя это волнует. И ты не ответил на мой вопрос. — Она просто хотела передать сообщение от Картвелл, ничего важного, — соврал он. — Как это типично для нее: тем самым доставлять мне еще больше проблем. — Я скорее проглочу рогатого слизняка, чем признаюсь в этом кому-нибудь другому, но я, возможно, скучаю по ней, — сказала Пэнси, отхлебывая из кружки. — Я размышляла о том, что сказала Дафна в тот день, почему ее не выбрали для участия в программе, а нас — да. Это ведь не имеет большого значения, не так ли? — Гринграссы всегда были самыми хитрыми змеями в клубке. Я не удивлен, — ответил он, даже не пытаясь проявить интерес к разговору. — Они первыми начали критиковать возвращение Дамблдора, — задумчиво сказала Пэнси, — но потом Дафна и Астория сказали, что не могут попасть в Отряд Дамблдора. Моя мама сказала, что даже у их секретов есть секреты. — А у какой чистокровной семьи их нет? — спросил Драко. — Дафна твоя подруга, почему бы тебе просто не спросить ее об этом? — Драко снова оглянулся на сад. Он внезапно захотел взять свою метлу. Может, полет продолжительностью в час или около того очистит его разум. Теперь он редко так делал. — Не будь идиотом. Ты не можешь просто спросить кого-то о таком, неважно, насколько вы близки. Так не принято. — Тогда спроси Тео, он всегда все о всех знает, — сказал Драко. — Я предполагаю, что старые летучие мыши в Визенгамоте хотели использовать нас в качестве примера. Мы — козлы отпущения среди чистокровных. — Тогда почему они выбрали Миллисенту? Никому нет дела до Булстроудов. — Булстроуды десятилетиями смешивались друг с другом в одном роду. Может, Визенгамот просто не любит их, — сказал Драко. — Лично мне они точно не нравятся. — Это может быть правдой, — сказала Пэнси, по-видимому, не обеспокоенная тем, что Драко оскорбил ее подругу. — Но у них было место в Визенгамоте, как и у Гринграссов. На данный момент у них положение лучше, чем у нас. — Мы должны выпить за это? — спросил Драко, ухмыляясь. — С тем, как Министерство и весь магический мир надеятся на то, что Золотое Трио спасет это поколение, я не хочу иметь ничего общего с политикой Визенгамота, и тебе не следует. — Значит, ты не согласился бы, если бы Визенгамот дал твоей семье шанс вылезти из всего этого дерьма? — поинтересовалась Пэнси, мешая пальцем холодную воду, оставшуюся в кружке. — А ты бы согласилась? — спросил Драко, лениво наблюдая, как она поднесла палец ко рту и сомкнула губы вокруг него. Они оба знали, что она больше не привлекает его. Точно так же они оба знали, что не будут отвечать на вопросы друг друга. Как сказала Пэнси, так не принято.