На солнце нет темных пятен/ The light is no mystery

Страх и ещё больший страх

«Они не были животными, но выглядели как животные, это сбивало с толку, это что-то значило, но смысл ускользал: его вроде как не было, но он все еще оставался, выглядел как нечто материальное, но не предмет — было и что-то еще, второй набор правил — слишком поздно: их власть над ним больше не была абсолютной. Что-то живо, а что-то нет, но что нам с этим делать? Теории: о природе вещей. И души. Потому что люди умирают. Страх: ничто не живет вечно. Больший страх: что-то — да». — Язык птиц. Ричард Сикен.

***

Гермиона отправилась домой сразу же после разговора с Картвелл, легкая пульсация во лбу обещала скорую мигрень. Она вздохнула, положив сумочку на комод, прежде чем взять Обезболивающее Зелье из шкафчика в ванной. Поморщившись от горького вкуса, она быстро проглотила его перед тем как лечь на кровать, не разуваясь. Наедине с собой она могла признать, что была заинтригована словами Картвелл. «Она права, — подумала Гермиона, положив ноги на подушку. — Как бы мне ни хотелось, чтобы это было неправдой, на Волан-де-Морте все не закончилось». Это было то, что Гарри пытался ей сказать месяцами. Гермиона уставилась в потолок. Ей все еще снились кошмары, где она видела лицо Гарри в тот день — бледное, до ужаса мертвое — и ощущала леденящее душу осознание того, что она была в мире, где его не было в живых, как бы долго это не продлилось. Она прижала подушку к груди. Иногда казалось, что легче притвориться, что они сражались в битве Гарри, что они выиграли войну Гарри — что все случившееся было результатом личной вендетты между вошебником, который не смог признать поражения, и ребенком, у которого не было выбора, кроме как противостоять ему. Перевернувшись на бок, Гермиона отругала себя за то, что была такой глупой. В глубине души она знала, что внутри нее существовала частица счастья, что, если бы она передумала, то могла бы дать жизнь Гермионе, которая умерла, когда впервые шагнула на земли Хогвартса, поняв, что не важно, как сильно она старается быть лучше, умнее, остроумнее, ей все равно придется пробежать двойную дистанцию, чтобы доказать, что она принадлежит этому миру. «Боже», — размышления об этом сводили на нет эффект любого зелья. Она вздохнула и села. Размышлений было более чем достаточно для одного дня. Она устала спорить сама с собой: все же она приняла решение в той комнате с Картвелл. «Гарри понравится это, — подумала она. — Сомневаюсь, что встречи с Пожирателями Смерти было именно тем, что он хотел от меня, отправляя в Центр. Наверное, будет лучше, если я оставлю это при себе». Гермиона заставила себя встать и принять теплую ванну, полагая, что это избавит ее от головной боли и достаточно расслабит, чтобы заснуть. Наверное, ей следовало бы что-нибудь съесть, но мысли о готовке заставили ее плечи поникнуть. Для этого всегда было завтра. Гермиона стояла у входа в ванную, сжимая веки и прислушиваясь к успокаивающему звуку льющейся воды. Когда она открыла глаза, ее внимание привлек корешок одной из ее любимых книг. На книжном шкафу напротив нее стоял «Вопрос культурной идентичности» Стюарта Холла. Напевая себе под нос, Гермиона подошла к книжной полке и взяла книгу. Она пробежала глазами по другим маггловским книгам, которые читала снова и снова, и идея медленно формировалась, постепенно озаряя ее сознание.

***

Драко использовал палочку, чтобы зажечь сигарету, сделал длинную затяжку, прежде чем стряхнуть пепел в мраморную пепельницу. Сигарета мало способствовала подавлению его ярости. Это был хороший способ успокоиться, но он не помог ему настолько, чтобы пропало желание наброситься на мужчину перед ним. Сначала он пытался контролировать себя, позже — не усугублять и без того дерьмовую ситуацию, но раз за разом терпел неудачу. Как только юрист закончил рассказывать ему о всех способах, которыми фигурально выебали Малфоя, Драко глубоко вздохнул. Как будто ему нужно было напоминание. — Слушай, Стюарт, — сказал он натянуто, голос огрубел от табака. — Хотя я уверен, что все жаждут повода бросить меня рядом с моим отцом в Азкабане, меня уже судили. Поэтому мне нужно, чтобы ты сделал шаг вперед, выполнял свою работу и не позволял Министерству контролировать меня. Мужчина притворно всплеснул руками. — Я всего лишь посыльный, мистер Малфой, — сказал Кадмус Стюарт, адвокат по магическому праву. — Вы хорошо осведомлены об условиях вашего испытательного срока. Вы знаете, что Министерство в своем праве конфисковать артефакты из вашего имущества, если захочет. На лбу Драко запульсировала вена. То, что Малфой платит ему жалование, должно быть достаточным аргументом для адвоката, чтобы выказывать ему уважение, но он выучил много лет назад, что не все люди в Магической Британии были склонны вести себя прилично по отношению к Малфоям. Вот почему он предпочитал сам договариваться с адвокатами вместо того, чтобы позволять делать это матери. — К тому же, в любом случае, что для вас значат эти книги? — продолжил Стюарт, рассеяно потирая свои дорогие часы. Драко наблюдал, как он поднес запястье к свету, поворачивая его, чтобы драгоценные камни заискрились. Адвокаты. — Министерство позволило вашей семье оставить более эксклюзивные издания, чем те, которые они заберут сейчас. — Это дело принципа, — сказал Драко, заставляя себя сохранять спокойный тон. — Эти книги были в моей семье десятилетиями. Какого черта они могли им понадобиться? — Этого я не знаю. Что я точно знаю, так это то, что у вас нет выбора, кроме как отдать их, и пока все так, вам следует радоваться, что они не просят больше денег, — сказал адвокат. Драко фыркнул и сделал еще одну затяжку. — Пожалуйста, — растягивал он слова. — Они захватили столько наших хранилищ, сколько им было разрешено по закону. Они бы обескровили нас досуха, если бы мы не сражались с ними. Адвокат пожал плечами, собирая обрывки пергамента. — Драко, — поморщился он, словно от зубной боли, — уже почти все. Вы сделаете все, что от вас требуется. Пройдете эту глупую реабилитационную программу, будете держаться подальше от неприятностей и вы будете свободны. И тогда я смогу сосредоточиться на клиентах, которые доставляют мне меньше головной боли. Хорошо? Не усложняйте жизнь своей матери. Драко отсалютовал двумя пальцев. Высокооплачиваемый адвокат покачал головой, плохо скрывая свое отвращение. Драко наблюдал, как он подошел к камину, бросил туда горсть летучего пороха и исчез из поместья так же быстро, как и появился. Драко не был особо расстроен тем, что Министерство забирало книги. Это были старые тексты, некоторые из них были неофициальными рекомендациями по приемлемому поведению чистокровных: достаточно общими, чтобы не смущать самих Малфоев, но достаточно расистскими, чтобы привести в ярость среднестатистического волшебника. Но это было делом принципа. Его раздражало, что Визенгамот считал себя вправе распоряжаться его частной собственностью так, как считал нужным, никогда не довольствуясь тем, что он уже получил — от галеонов до земли. «Мне бы выпить, — подумал он, страстно желая глотнуть огневиски. — Если бы я не злился на себя за это позже». Самоконтроль. И пусть он выкуривал по две пачки сигарет в день. Драко отвлекся на изумрудно-зеленого пламени и долговязого тела своего лучшего друга, выходящего из камина. — Чему я обязан такому удовольствию, Нотт? — обратился к нему Драко, не заботясь о том, чтобы скрыть свою злость. — Не заставляй меня снова ставить защиту. Растрепанный волшебник не стал утруждать себя ответом, плюхнувшись в то же самое мягкое кресло, которое только что освободил адвокат, со знакомой ухмылкой на бледном лице. — Что успело тебя так разозлить? Я же только пришел. — Может, потому что ты думаешь, что можешь врываться сюда в любое время без разрешения? Тео усмехнулся: — О, я бы обиделся, если бы не знал, что без меня тебе пришлось бы весь день провести в задумчивости в этом доме, — он распростер свои длинные руки на спинке кресла. — Стоит ли мне снова спрашивать, когда ты переедешь? Драко облизнул губы: — Я не знаю, возможно, когда мать больше не будет во мне нуждаться, — ответил он. Мерлин знает, когда это случится. — И ты думаешь, что Нарцисса внезапно даст тебе благословение жить самостоятельно? — усмехнулся Тео. Драко не понял, что это звук означал, презрение или жалость. Может, и то и то. — Не называй мою мать Нарциссой, — сказал Драко. — Все, что я хотел сказать, что если ты будешь продолжать ждать, пока она скажет, что ты ей больше не нужен, то ты проведешь всю свою жизнь с матерью, заглядывающей тебе через плечо. Сложно не заметить, что это место угнетает тебя, — добавил он. Драко закатил глаза. — Не драматизируй, все не так плохо. И это не означает, что я живу у нее под юбкой. Здесь много места, так что я вижу ее только тогда, когда хочу. Я тысячу раз говорил тебе оставить эту тему. — Если ты настаиваешь, — сказал Тео, зная, что лучше не давить. — В любом случае, я пришел не за этим. Я уже несколько дней пытаюсь поговорить с тобой о Грейнджер. — А что насчет нее? — спросил Драко скучающим голосом. Он покинул назначенную встречу на прошлой неделе, как только ему разрешили. — Мне бы не хотелось, чтобы у меня вошло в привычку обсуждать прошедшие собрания. Вредно для моей головы. — Разве тебе хоть немного не интересно, с чего это она внезапно начала работать с Картвелл? — спросил Тео, протянув руку, чтобы ткнуть Малфоя. — Отвали, — выругался Драко, отмахиваясь от его руки. — По правде, я думаю, что это весьма печально. Можно было предположить, что, будучи такой заносчивой всезнайкой, она могла бы заниматься чем-то более стоящим, — он достал сигарету из пачки. Тео хмыкнул в знак согласия, протягивая руку за сигаретой, которую Драко дал ему перед тем, как взять себе. — Я думал об этом, — сказал Тео задумчиво, незажжённая сигарета свисала с его нижней губы. — Но вот уже несколько месяцев ходят слухи, что она немного тронулась умом после Битвы. Ну, знаешь, депрессия и все такое. Драко приподнял бровь: — Да? Это не то, что пишут газеты. — Учитывая, как Ежедневный Пророк лижет задницы Золотому Трио? Я тебя умоляю, — хихикнул Тео. — Если бы Грейнджер умирала от драконьей оспы, мы бы узнали об этом не раньше, чем она оказалась бы в шести футах под землей*. Не знаешь, почему она не с Поттером и Уизли в ДМП**? Или на работе, которую ей предложило Министерство? Буквально любая работа была бы лучше, чем эта, — Драко рассмеялся. — Люди почти не видели ее последние несколько месяцев, — продолжил Тео, вынимая сигарету изо рта, чтобы покрутить ее в руках как палочку. — Если бы я не знал ситуацию так хорошо, то подумал бы, что она вернулась к своей маггловской семье. Драко криво усмехнулся ему: — Как будто она доставила бы кому-то такое удовольствие, — сказал он. — Я всегда чувствовал, что у нее комплекс героя, — сказал Тео, соглашаясь. — Немного грустно, если задуматься. — В любом случае, я считал, что она в Хогвартсе, — сказал Драко, вспоминая заголовок газеты, который он читал. — Если бы кто и записался на дополнительные занятия, это была бы она. — О, ты думал присоединиться к ней? — спросил Тео, играя бровями. — Не раньше, чем ты обнаружишь мой хладный труп, — он содрогнулся при этой мысли. — Об этом я тоже слышал, — продолжил Тео. — Ходят слухи, что она оставалась там довольно долго после того, как замок был восстановлен. Я имею в виду, это ожидаемо от такой зубрилы, как она. Но сейчас она работает в этой долбанной реабилитационной программе? Некоторые могут посчитать это понижением планки. — Я знаю, ты воображаешь себя главным сплетником, но почему это тебя так заинтересовало, Нотт? — Драко фыркнул. — Хочешь я приглашу ее на свидание для тебя? — Это удар ниже пояса, — рассмеялся Тео, — Просто потому что я лучше разбираюсь в девушках, чем ты. — Честно говоря, кого, блядь, волнует, что делает Грейнджер? — продолжил Драко. — Последнее, о чем я хочу беспокоиться, так это о нынешних делах этих чертовых гриффиндорцев. Я не обязан жить рядом с ними. — Не будь дураком, Малфой, — просто сказал Тео. — Я интересуюсь, потому что это касается меня. И тебя, если уж на то пошло. Или ты забыл, что ты гордый участник маленького клуба, которым она руководит? Драко нахмурился и затянулся сигаретой, выдыхая дым из уголка губ. — Судя по твоему лицу, ты этого не понял, — заметил Тео, нахмурив брови. — Если ты думал, что нам было плохо с этой невыносимой Картвелл, как думаешь, каково будет с этой чертовой Грейнджер, пришедшей с миссией и планом и реальной возможностью вмешаться в наши жизни? — сказал он более раздраженным тоном, чем раньше. — Если ты думаешь, что это не коснется тебя, то подумай еще раз, друг мой. Драко откинул голову назад. — Вот блядь.

***

В последующие недели Гермиона установила стабильный распорядок, который напоминал ей тот, что был у нее в Хогвартсе, казалось, целую вечность назад. Она просыпалась в семь часов каждое утро и тратила всего пару минут на то, чтобы дать своему мозгу и телу сбросить напряжение от любого сна, который она видела ночью. Ходить в Центр, когда не было собраний не являлось необходимостью, но стало обязанностью, которую она сама себе назначила. — Тебе нравится проводить время здесь? — спросила Картвелл, когда они столкнулись по пути на собрание. «Бывало и хуже», — подумала она и затем произнесла: — Это определенно занимательно. Собрания всегда оставляли у нее неприятное чувство. Гермиона не могла вспомнить, когда она чувствовала себя в своей тарелки, даже когда это была только она и ее мальчики. Но нахождение рядом со слизеринцами так часто возвращало ей чувство неполноценности, а их мнение о ней ясно читалось на лицах. Она отвлекалась от этого, наблюдая. Это также стало большой частью ее рутины: наблюдать, как бывшие Пожиратели Смерти врали, пытаясь достичь хоть какого-то реального прогресса, и Картвелл позволяла им это. — Вы чувствуете себя подвергнутыми цензуре? — спросила Картвелл группу. — С тех пор, как Министерство объявило об ограничениях, количество опубликованных книг о культуре Чистокровных сократилось, — ее взгляд скользнул по комнате. — Это должно вас беспокоить. — Если Министерство говорит, что это к лучшему, как я могу думать иначе? — ответил Нотт, закидывая ногу на ногу. — Что говорит Министерство — правильно. — Ваши семьи не славятся тем, что позволяют Министерству действовать без особого вмешательства с их стороны, — отметила Картвелл. — Мы живем в новой эре, разве это не то, что вы нам говорите? — сказал Малфой, ссылаясь на последний заголовок еженедельника «Ведьма». Картвелл дала каждому из них копию на предыдущей встрече, наблюдая, как они пытаются выглядеть равнодушными к фотографии Шеклболта и Гарри, идущих по коридорам Департамента Магического Правопорядка. — Похоже, вам вовсе не сложно принять эти изменения, — произнесла Картвелл, обращаясь ко всем в комнате. — Мы Слизеринцы, миссис Картвелл. Мы знаем, что лучше не настаивать на бессмысленном, — высокомерие Малфоя сквозило в каждом слове. — Я помню, что просила называть меня мисс Картвелл, мистер Малфой, — сказала она с нежной улыбкой на губах. — Должно быть вылетело из головы, — ответил Малфой, махнув рукой. Когда Гермиона не закипала от безразличия слизеринцев, она проводила исследования. Она прочитала Ницше, Фуко и Баумана, затем стряхнула пыль со старых учебников биологии своего отца со времен стоматологической школы. Она перелистывала журналы о Второй мировой войне, проводя параллели, от которых у нее кружилась голова. Большую часть ночей она не спала, когда Гарри поздно приходил домой: он не спрашивал, чем она была занята, но снова начал ей улыбаться.

***

Картвелл оказалась более восприимчивой к ее идеям, чем та ожидала. Гермиона знала, что убедит ее: либо та поймет, что Гермиона права, либо потому что девушка ее утомит — зависит от того, что наступит раньше. Она предпочитала с самого начала получить одобрение. Это бы все упростило. Мерлин знал, сколько ей придется отстаивать свои идеи перед всеми остальными. — И почему ты не можешь применить свои… методы в моем присутствии? — спросила Картвелл. — Я доверяю твоим решениям, даже несмотря на то, что мы не так близко знакомы. После всего, что ты сделала для магического сообщества, как я могу не доверять? Ты героиня! — сказала она, всплеснув руками. — Но я уже некоторое время с этой группой, и у нас хороший темп. Гермиона едва не закатила глаза, пытаясь обуздать свое отсутствие такта. Она просидела на достаточном количестве встреч, чтобы знать, что никто не воспринимал их всерьез. Возможно, нежная забота целительницы работала с травмированными людьми, которым действительно нужно была помощь, но пятеро бывших слизеринцев могли водить ее за нос днями напролет. Никаких сдвигов не было. Гермиона знала, что они не были искренними в том, что они говорили, но Картвелл, казалось, не замечала их коварного поведения или верила, что со временем она совершит чудесный прорыв. Если Гермиона собиралась взять эту ответственную задачу на себя, она хотела убедиться, что, по крайней мере, заставит их задуматься. — Они не будут воспринимать меня серьезно, если они не увидят, что я контролирую ситуацию, — ответила Гермиона. — Я не Целитель Разума, Эдина. Я не притворяюсь, вот почему не мне надо работать здесь с реальными пациентами, а тебе. Но эти люди? — она облизнула губы, прежде чем продолжить. — Они не пациенты и они не жертвы. Они преступники и, честно говоря, они расисты в той или иной степени. Всю свою жизнь я пыталась ладить с такими, как они. Эти ничем не отличаются. Картвелл вздохнула, отпивая чай. — Как я сказала, это не значит, что я тебе не доверяю. Если быть откровенной, я просто переживаю, что ты подумаешь, что это война, и нападешь на них с таким воодушевлением, что сделаешь их еще более непрошибаемыми. Гермиона выдохнула через нос, заставляя замолчать саркастичный голос в голове, который хотел ответить: «Непохоже, что твой метод работает». Контролируя свой тон, она продолжила. — Очевидно, я здесь, чтобы помочь тебе. Ты можешь попросить меня сделать что угодно или запретить делать что-то, и я сделаю это с улыбкой на лице и ежедневным отчетом в руках. Ты можешь уволить меня из программы, когда захочешь. Но если я буду здесь, я была бы признательна, если бы у меня был шанс попробовать свой метод. Картвелл уставилась на нее, изучая ее лицо, будто пытаясь прочитать мысли. В ответ Гермиона расправила плечи. Она надеялась, что ее лицо выглядит достаточно серьезным и уверенным. — Ну, я хочу больше времени для работы с травмированными пациентами, — сказала Картвелл через некоторое время. — Начиная со следующей недели я позволю тебе проводить собрания так, как ты считаешь нужным. Но если я пойму, что это ведет к чему-то, с чем я не согласна, я немедленно все прекращу, ясно? Гермиона подавила победную ухмылку, угрожающую овладеть ее лицом. Кивнула. — Конечно. Тогда я ухожу, если тебе больше ничего не нужно от меня, — Картвелл покачала головой. — Предполагаю, я могу начать в эту встречу в пятницу? — Я буду там, чтобы объявить об изменении планов, но да, ты можешь начать на ней. — Прекрасно. Увидимся там, — Гермиона встала со стула, забирая сумку и направляясь к двери. — Гермиона, — позвала ее Картуэлл. Гермиона остановилась и обернулась в ее сторону. — Давай оставим твои еженедельные отчеты между нами, хорошо? Нет необходимости беспокоить директора Хьюмана по поводу, который его не сильно заботит. В противном случае ему пришлось бы официально уведомить Министерство, и, конечно, нет смысла создавать такого рода проблемы, ты согласна? Гермиона выдавила из себя улыбку. — Конечно, я понимаю, — сказала она и помахала на прощание перед тем, как выйти. Возвращаясь через лабиринт офисов и людей, Гермиона не могла не почувствовать, как ее энтузиазм угасает при мысли о том, что она получила только частичное разрешение. Она поняла, что Картвелл не поверит в ее методы, пока они не начнут работать. До этого времени будет лучше держать свои идеи в секрете. Но когда она на полсекунды проигнорировала свой обожающий все контролировать разум, она ощутила редкое, но узнаваемое покалывание чувства удовлетворения, наполнявшего ее грудь. Оно казалось таким чужим, как отражение, которое почти каждый день смотрело на нее из зеркала словно на незнакомку. Гермиона почувствовала себя обновленной. Она была счастлива, что у нее появилась новая обязанность, помогавшая считать себя нужной, способная заставить ее подняться с кровати, когда тело девушки казалось тяжелым, как мешок камней. Осознание того, что у нее есть работа, предназначенная для нее, обнадеживала в самом простом смысле, какой только может быть. «Пятница» — думала она, поймав свое отражение в зеркале в коридоре. В этот раз она не отвела взгляд. Гермиона вошла в гостиную в зоне персонала Центра и устроилась в углу, который она заняла для себя ранее в тот же день. Со своего места у нее открывался прекрасный вид на огромный постер в рамке на двери. «ЦПР поддерживается Золотым Трио!» говорилось в верхней части постера. Под слоганом были изображены Гермиона, Гарри и Рон, стоящие перед зданием, каждый из которых двигался, показывая палец вверх. Она готова была поспорить, что когда-нибудь их заставят сделать фотографию, чтобы заменить рисунок. «И все же Золотая Девочка не настолько важна, чтобы получить кабинет», — язвительно подумала она. Комната была людной, подозрительно пахнущей и всегда холодной. Гермиона наложила согревающее заклинание на себя, растирая руки, чтобы унять дрожь. После того, как она перестала трястись, Гермиона достала папку из сумки. Она изучала записи достаточно долго, чтобы запомнить их содержание. Любопытно, что ключевые подробности об испытательном сроке и этапах программы в документах нигде не фигурировали. Это свидетельствовало об отсутствии контроля, что удивило ее. Тео Нотту было выдвинуто обвинение в материальной поддержке Пожирателей Смерти и в хранении незаконных магических артефактов. Гермиона была уверена, что любая сумма, какую бы он ни заплатил в качестве штрафа, заставила бы ее вздрогнуть. Но причина, по которой его зачислили в программу, ей была непонятна. По факту, причины не были ясны в отношении любого из них. Паркинсон обвинили в использовании Непростительных во время Битвы за Хогвартс, но ей не вменяли предшествующего битве участия в войне. В рамках приговора она должна была отдать свою палочку для проверки в офис Авроров. Миллисента Булстроуд не была ни в чем обвинена. У Гермионы создалось впечатление, что Булстроуд всего лишь передавала Волан-де-Морту информацию о школе через свою семью. Чем дольше Гермиона читала досье, тем больше в ней росло чувство неправильности происходящего, но она не могла точно определить причину, почему. Она была незнакома с Ангусом Руквудом, учитывая, что он был старше на несколько лет. Основываясь на тонкой папке перед ней, Гермиона могла только догадываться, что он не причинил достаточно вреда, чтобы предстать перед судом или быть брошенным в Азкабан вместе со своим братом Августом. Но было очевидно, что он глубоко увяз в делах Пожирателей Смерти до и во время войны. Наконец она взяла досье Драко Малфоя. Гермиона всегда считала, что влияние, которое его семья все еще имела в Визенгамоте, помогло ему избежать заключения. Тем не менее, было интересно узнать, что Малфой получил самый строгий приговор из всех в группе. Министерство конфисковало большую часть имущества его семьи, в качестве военный репараций, а также многие из их магических артефактов. Не говоря уже о том, что за деятельностью Малфоя тщательно следил Аврорат. Она щелкнула языком, проверяя каждый документ: вдруг она могла что-нибудь упустить. Ее взгляд снова остановился на досье Малфоя — не то, чтобы она жалела его, невозможно, чтобы тяжелые времена, наступившие для него в последние годы, стали достаточной расплатой за его поступки, но то, как его приговор возвращал к мыслям о деньгах, заставляло Гермиону чувствовать себя неловко. Время, которое она провела за просмотром файлов, заставило ее задуматься о том, как она провела большую часть своей жизни в планах о том, каких высот она могла бы достичь в Министерстве. Но чем больше она узнавала, тем больше вся система начинала казаться шахматной партией, где фигуры перемещались не по правилам игры. Это заставило Гермиону еще больше задуматься о собственной роли во всем этом: ее понимание ситуации было похоже на кусочки паззла, которые больше не подходят друг другу, а она сама продолжает безуспешные попытки собрать полную картину. Она вздохнула и положила папку обратно в сумку. Порылась в сумке, пока не нашла книгу, которую положила туда примерно неделю назад. Гарри принес ее после того, как Гермиона упомянула о своей заинтересованности узнать больше о Священных Двадцати Восьми и чистокровных традициях. Он сказал, что знает кое-кого из Аврората, кто имеет доступ к таким книгам, и она больше не задавала вопросов. Она подавила зевок, перевернув страницу. Согласно четвертой главе, чистокровные верят, что сношение с магглами или магглорожденными воспроизведет поколения волшебников и ведьм со значительно ослабленной магией. Со временем их магия станет настолько слабой, что совсем исчезнет. Признание магглорожденных и полукровок, как верят чистокровные, ведет к риску вымирания волшебного мира. Гермиона усмехнулась вслух. Размуеется, в книге не было упомянуто о несостоятельности научных исследований, которые поддерживали бы эти идеи, или об отсутствии физиологических различий между магглами и волшебниками. Примерно через час Гермиона отметила страницу и встала, сжав книгу рукой и перекинув сумку через другое плечо. Все еще думая о прочитанном, Гермиона шла в направлении каминной сети ПРЦ, решая, какие отрывки она хотела бы включить в свои записи на пятницу. Она так погрузилась в свои мысли, что не замечала ничего перед собой, пока ощутимо не врезалась прямо в высокую фигуру у камина. Гермиона внезапно потеряла равновесие, падая назад, в то время как книга в ее руке с глухим стуком упала на пол. Она почти последовала за ней, но чья-то рука протянулась и схватила ее за запястье, удерживая в вертикальном положении. — Смотри куда идешь, Грейнджер, — огрызнулась фигура. Она подняла взгляд на заостренное лицо Драко Малфоя. Прекрасно. Малфой выглядел злым, но Гермиона была почти уверена, что уловила слабый намек на веселье в его глазах. — Может, ты привыкла, что люди отходят с твоего священного пути, но я уверен, что даже в хлеву, где ты выросла, учили, что невежливо врезаться в людей. Гермиона закатила глаза и сбросила его костлявые пальцы со своего запястья. — Как скажешь, Малфой. Я отвлеклась. Последнее, чего я хочу, это приближаться к тебе. — Что насчет извинений? — фыркнул он. — Я спас тебя от позора и мог пострадать сам, упади я на пол. — Я больше опозорена тем, что меня увидели рядом с тобой, — она наклонилась, поднимая книгу. — Если бы я хотела причинить тебе боль, подножка не стала бы моим оружием. Ты хочешь благодарственную грамоту за проявление мало-мальской порядочности? Тебе лучше найти место, чтобы присесть, так как ждать придется долго. — Не переживай. В следующий раз я дам тебе упасть на пол. Там, явно, твое место, — сказал он грубо. У Гермионы не было на это времени. Поправив сумку на плече, она усмехнулась и прошла мимо него к каминам. Его костлявая рука метнулась вперед и схватила ее за плечо. — Где ты взяла эту книгу? Гермиона повернулась, собираясь отчитать его, но остановилась, увидев напряжение в его глазах. — Не твое дело, — сказала она, пытаясь высвободить руку. — Отвали, — он сделал шаг ближе, его более мощное тело преградило ей путь. — Прошу прощения? — Я задал тебе вопрос, — огрызнулся он. То, как он это произнес, заставило Гермиону ощетиниться. — А я сказала, что это не твое дело, — в ее голосе сквозила злоба. — Не знаю, с чего ты взял, что я обязана тебе отвечать, но тебе лучше убраться с моих глаз, чтобы я не заколдовала тебя прямо здесь. Он невесело усмехнулся. — Я не боюсь тебя или твоих угроз, Грейнджер. Возможно, ты не знаешь, учитывая как мало тебе известно, но в мире есть всего лишь около двадцати восьми копий этой книги. Я просто нахожу интересным то, что у магглорожденной, есть такая. Она глубоко вздохнула. — О, черт, — с сарказмом сказала она. — Ты действительно боишься, что кто-то, вроде меня, завладеет твоей маленькой чистокровной Библией? Драко издал смешок, подойдя ближе к ней. Гермиона автоматически выпрямилась. Она не думала, что Малфой настолько глуп, чтобы сделать что-то в правительственном здании, но, с другой стороны, она доверяла ему ровно настолько, насколько сама могла его провести. — Я знаю, что прямо сейчас ты получаешь кайф от превосходства, тратя два дня в неделю и смотря на нас свысока, но могу тебя заверить, ты впечатляешь не больше, чем тогда, в Хогвартсе, — он глумился над ней. — Поумерь свой наглый тон, когда говоришь со мной. — Ты единственный, кто так думает, мерзавец. Я буду разговаривать так, как сочту нужным, и для этого мне не нужно быть выше тебя. Гермиона крепче прижала книгу к груди, расправив плечи. Она приподняла подбородок ровно настолько, чтобы он прищурился — она могла бы дерзить ему, если бы захотела. Малфой открыл рот, чтобы ответить, но Гермиона не дала ему и шанса, шагнув влево, чтобы он не смог снова заблокировать ей проход. Она держала подбородок поднятым, пока энергично вышагивала по коридору. Она чувствовала, как его глаза прожигают дыру у нее в затылке, но не поддалась желанию обернуться. Он больше не пытался остановить ее. Гермиона повернула в сторону каминной сети. Она злилась на себя за то, что позволила Малфою разозлить ее. Она не удивилась, что он остался таким же неприятным, каким был всегда. Он знал, как именно нужно нажимать на ее болевые точки, чтобы вывести ее из себя. Она понимала, что все делалось нарочно, и это каким-то образом делало их общение еще более унизительным, словно каждая вспышка ее злости оставляла за ним победу в раунде. Если он так отреагировал, когда они едва столкнулись друг с другом, Гермиона могла только представить, какой припадок у него случится, когда он поймет, что она взяла на себя руководство программой.