На солнце нет темных пятен/ The light is no mystery

Необходимость против необходимости, противостоящие друг другу

«Представьте, что мир соткан из любви. Теперь представьте, что это не так. Представьте историю, в которой все идет не так, в которой все вынуждены делать то, на что они бы никогда не пошли при других обстоятельствах, в которой все страдают и поступают эгоистично, потому что если они этого не сделают — то умрут. Представьте историю не о добре против зла, а о необходимости что-либо предпринять против необходимости ответить, в которой все противостоят друг другу и все виноваты.» — Окончательная версия. Ричард Сикен.

***

Когда Гермиона была маленькой — до того, как она узнала что магия существует за пределами сказок, что она способна ее творить, что она даже хороша в этом — она знала о войне из историй, рассказанных ее отцом перед сном. Ее мама отчитывала его за рассказы о войне, уверенная, что она еще слишком мала, чтобы слушать о полях сражений и невзгодах, но Гермиона любила те времена — рано или поздно, войны приходили к неизбежному концу — были победители и проигравшие, были слава и провалы, и были злодеи и, конечно, что важнее, были герои. В любом случае, это было то, что отец рассказывал ей. Это было до того, как Гермиона стала старше, живя в мире, которому она была не нужна, но частью которого она так стремилась стать — так сильно, что она рыла землю ногтями, кровь окрашивала ее зубы, боролась с истощением каждой частичкой своего тела — тогда она поняла, что отец обманывал ее. В войне не существовало победителей. И, что важнее, была причина, почему герои имели значение только во время сражений. Они были без понятия, как жить после.

***

Ночь, Боги, непобедимый, бесстрашный, капитан… — Мисс Грейнджер? Гермиона подняла взгляд, ее глаза остановились на лице высокого, лысеющего мужчины, который обращался к ней. Она не могла вспомнить его имя. «Как грубо» — подумала она. Она говорила с ним, как минимум, дважды. — Мисс Грейнджер? — повторил он со спокойной улыбкой на лице. «Он всегда был так чертовски терпелив?» Гермиона помнила это о нем. Она просто не помнила, как его зовут. — Да. Здравствуйте, — она наконец ответила, схватив сумочку с соседнего сидения, и встала. Ее ноги немного тряслись, но она не обращала на это внимание. — Прошу прощения, я отвлеклась. Так много вещей, о которых нужно подумать, я была очень занята, — она продолжила. Ночь, Боги, непобедимый, бесстрашный, капитан. Она наложила невербальное согревающее заклинание на себя, надеясь, что сможет перестать дрожать. — Вы уверены, что хотите начать сегодня? — он улыбнулся ей почти снисходительно. Он жестикулировал, когда говорил, будто в его теле было слишком много нерастраченной энергии. — Министерство с удовольствием отложит начало. Мы знаем, что такие люди, как вы, всегда заняты. Гермиона чуть не рассмеялась. Честно говоря, она мало чем занималась в последнее время. Восстановление Хогвартса было завершено несколько месяцев назад. С тех пор, она потеряла это как оправдание и отвлечение, она бездумно совершала свою ежедневную рутину — проснуться, приготовить завтрак, выглядеть презентабельно — в поисках чего-то стоящего, чтобы занять себя. Затем находила это, ведь у нее не было недостатка в выборе — все хотели заполучить мозги Золотого Трио. А после, сразу же сдавалась, потому что не могла заставить себя это сделать. Она не могла заставить себя сделать хоть что-нибудь. Это была ее последняя попытка. — О, нет, — сказала она, стараясь звучать воодушевленно. Гермиона Грейнджер всегда воодушевлена, не так ли? Она была решительной, стабильной и последовательной. — Я очень рада этой возможности. Гарри рассказывал мне о его визите в день открытия Центра. Я очень впечатлена огромной работой, которую вы проделали, — на самом деле, Гермиона не лгала. Гарри действительно рассказал ей о Центре Психической Реабилитации после посещения. Министерство Магии основало ЦПР для оказания помощи тем, кто пострадал от войны, тем, кто не мог полностью вернуться к нормальной жизни, кто не мог просто притвориться, что никакой трагедии не было. Чего она не сказала мужчине, так это того, что Гарри часами твердил о том, что Центр был политическим прикрытием, способом Министерства скрыть свою некомпетентность, притвориться, что количество самоубийств не возросло после падения Волан-де-Морта — «Чтобы спрятать все под красивой оберткой» — сказал Гарри. «Смотрите, мы заботимся о вас, видите? Мы заботимся о ваших разбитых сердцах. Магия может исправить и это.» — Это прекрасно! Я рад, что вы так думаете. Пожалуйста, следуйте за мной, — сказал он, развернувшись, и двинулся вперед по длинному коридору. То, как подскакивало его тело при ходьбе, напомнило Гермионе Артура Уизли. — Наши сотрудники хорошо справляются, находя способы облегчить переживания нашего магического общества. Как вы знаете, большая часть наших гостей — люди, которые потеряли семью и друзей в войне и нуждающиеся в небольшой помощи, чтобы встать на ноги. — Гостей? — спросила Гермиона. — Пациентов, — он улыбнулся немного снисходительно, как показалось Гермионе. — Мы также работаем с теми, кто потерял свой бизнес или источники дохода, — продолжил он. — Министерство знает, что эти более практичные проблемы могут вызвать большой стресс, — он повернул за угол и повел Гермиону к лестнице. — Я слышала, что вы также работаете с людьми на испытательном сроке? — спросила она, заметив, что все стены в Центре были выкрашены в яркий, безупречный белый цвет. «Если они не хотят, чтобы люди чувствовали себя пациентами, им следует приложить больше усилий, чтобы это место было меньше похоже на психиатрическую клинику», — подумала она. — Военные преступники? Мужчина развернулся, чтобы взглянуть на нее с верхней площадки ступеней. — Да, это так, — сказал он серьезно, и улыбка впервые сползла с его лица. — И вы удачно упомянули это, мисс Грейнджер. Мы много спорили о том, какая работа в Центре подойдет вам больше всего. Конечно, мы хотим, чтобы вы чувствовали себя комфортно во время работы здесь, но кто-то вроде вас идеально подошел бы на более сложную должность! Вы окажете Министерству огромную услугу, присоединившись к программе реабилитации, — быстро выпалил он. Гермиона запиналась, изо всех сил стараясь не отставать от мужчины. — Я думала, что возьму на себя более административную роль, сэр. У меня нет подготовки Аврора или Целителя Разума. — Это была первоначальная идея, но, честно говоря, мисс Грейнджер… — он колебался, — большинство волонтеров не хотят работать с этой группой. Я уверен, вы понимаете почему. Они не совершали самых тяжких преступлений — те были отправлены в Азкабан. Но они не всегда дружелюбны, и им не нравится находиться здесь. Из того, что мы знаем о вашей службе на войне, кто-то с вашим характером был бы более чем способен справиться с этими людьми, — закончил он, заставляя улыбку вернуться на его губы. «Да, конечно», — подумала Гермиона. Конечно, он мог так подумать. Из них трех, она была известна, как самая уравновешенная. Единственная, способная справиться с импульсивными поступками Гарри и та, кто успокаивал истерики Рона. — Дело не в том, что я не ценю вашего доверия, но я не уверена… — начала Гермиона, но ее прервали. — Мы не сомневаемся, что это было бы идеальным направлением для вас, мисс Грейнджер. Мы знаем, что вы усиленно занимались восстановлением Хогвартса последние пару лет, и мы благодарны вам за это. Считайте это следующей ступенью в тех замечательных отношениях, которые вы строите с Министерством, — настаивал он. Гермиона остановилась, чтобы обдумать слова мужчины. Ей вспомнились разговоры с Гарри, его настойчивые утверждения, что Министерству всегда будет мало того, что они ему дают. — Вы не думаете, что то, что я магглорожденная, противоречит цели программы? Не знаю, почему бы они стали меня слушать. — Именно поэтому вы идеальный кандидат, мисс Грейнджер — вы не просто какая-то магглорожденная волшебница. Вы героиня войны. Кроме того, цель состоит в том, чтобы увидеть, находятся ли эти люди на том этапе, когда они уже готовы для освобождения от испытательного срока, поэтому нам нужен кто-то, кто не сдастся под давлением и расскажет им, что к чему. У меня нет иллюзий по поводу изменения их убеждений. Про себя, Гермиона закатила глаза. Гарри был прав — было очевидно, что единственное, что заботило Министерство — это чтобы люди не устроили хаос, убивая себя или мстя за смерть Волан-де-Морта. Побочные эффекты войны и разрушения были просто неприятностью, с которой нужно было разобраться. Вполне логично, что Министерство не испытывало особой озабоченности по поводу итогов этих встреч. Очевидно, у них не было иллюзий по поводу внезапного превращения сторонников превосходства чистокровных в глупцов, любящих магглов. В конце концов, это была политика. «Это будет непростой задачей», — подумала она. В ней до сих пор было так много злобы. Но она была достаточно сильной, чтобы посмотреть в лица людей, сражавшихся на стороне, желавшей убить ее. Стороне, что пыталась. Стороне, которой удалось убить нескольких ее друзей. Людей, которые не сожалели, но у которых не было выбора, кроме как притвориться, что они сожалеют. «Я чуткая, но рациональная, — подумала Гермиона. — Если кто и сможет отделить разум от эмоций, так это я». К тому же, она обещала Гарри, что попробует. Сейчас он стал смотреть на нее так, будто единственная мысль, которая крутилась у него в голове была «Что с тобой произошло? Ты была сильнее этого. Ты должна была держать нас вместе». Она сглотнула: — Ну, я уверена, что смогу справиться с этим. — Это великолепно, — мужчина просиял, казалось, готовый продолжить разговор. — Что дальше? — спросила она его, ведущего ее в свой кабинет. Гермиона бросила взгляд на имя, выгравированное на двери. Барт Хьюман. Так его звали. — Позвольте мне захватить документы группы, которую вы будете вести сегодня, и я кратко вам расскажу, — сказал Хьюман, открывая дверь. Она не последовала за ним, смотря, как тот взял папку, находившуюся поверх других документов. — Вы уже бывали здесь раньше? — Только один раз. Когда пришла сюда устроиться. — Это плохо! У нас нет времени, чтобы устроить вам экскурсию прямо сейчас — пока мы разговариваем, встреча идет. Но я уверен, что вы быстро освоитесь, — он закрыл дверь позади и попросил ее следовать за ним. — Сейчас мы ведем группу из пяти волшебников на испытательном сроке за их действия во время войны. Как я говорил вам, никто из них не был обвинен в серьезных преступлениях, но все они так или иначе были связаны с темной стороной, — он протянул ей папку. — Я не хочу держать их долго в программе, вы понимаете, эти ресурсы могут быть направлены на помощь людям, действительно нуждающимся в лечении. Но, в частности, в этой группе есть участники, представляющие собой более сложный случай. — Как вы оцениваете, кто готов к освобождению? — Мы регулярно наблюдаем за ними вместе с аврорами, чтобы убедиться, что они не замешаны ни в чем незаконном, и у каждого из них есть особые требования к их испытательному сроку, которые они должны выполнить. Наша роль состоит в том, чтобы заставить их говорить, способствовать обсуждению волшебного мира и того, как они вписываются в общество. Мы пытаемся включить вопросы, которые помогают нам оценить, о чем они думают, например, как они взаимодействуют с людьми, которые боролись против них, или как они реагируют на прогрессивную политику Министерства против превосходства крови. Она чуть не рассмеялась. Министерство хотело иметь записи о том, что они пытались реабилитировать этих людей, даже таким неэффективным способом, только для того, чтобы они могли сказать, что сделали что-то, на случай, если все снова пойдет насмарку. — То есть вы хотите, чтобы они поклялись, что внезапно полюбили магглорожденных и больше не верят в превосходство крови? — пошутила она. — Более или менее, — он пожал плечами. Гермиона открыла папку в руках. Ее глаза остановились на именах: Миллисента Булстроуд, Драко Малфой, Ангус Руквуд, Теодор Нотт, Пэнси Паркинсон. «Интересно», — подумала она. Она не знала, что это было одним из требований испытательного срока Малфоя. Из Ежедневного Пророка на протяжении многих лет она знала, что вся семья Малфоев была осуждена. Люциус Малфой был одним из первых Пожирателей Смерти отправленных в Азкабан, но это ее мало интересовало, чтобы знать детали. — Я ходила в школу с некоторыми из них, — сказала она тихо. Игнорируя ее, Барт открыл дверь перед ними. — Ну, мисс Грейнджер, мы пришли. Встреча курируется Целителем Разума Эдиной Картвелл. Далее вы будете работать с ней. Я уверен, что она будет очень признательна вам за помощь. — Рада быть полезной, — сказала она немного настороженно. Гермиона была готова пожалеть о своем решении. Ей следовало поступить на программу Авроров вместе с Гарри и Роном или согласиться на одну из должностей, которые ей предлагало Министерство. У нее было столько возможностей заняться чем-то другим. И все же она была здесь. Она знала, что годы, которые она потратила, помогая в восстановлении Хогвартса, были лишь, чтобы занять время. Но она не понимала, почему каждый раз, когда она думала о своем будущем, у нее щемило в груди, словно она не могла дышать, словно она начала убегать от всего этого и больше не могла остановиться. Гермиона не понимала, почему она чувствовала себя такой жалкой, в то время как все вокруг продолжали жить, как будто ничего не произошло. Начали новую главу жизни, не омраченную кровью и тьмой. Она не понимала, почему она не могла просто отпустить ситацию и почему легче было отложить решение этой проблемы. Как глупо, что ее бездействие привело к этому… Тратить свое время на участие в этом фарсе, выслушивая проблемы людей, которых она ненавидела, только чтобы доказать Гарри и Рону, что война не забрала у нее те единственные части, которые делали ее хоть немного значимой.

***

Малфой не замечал ее присутствия в комнате. Это не было очевидным. Но он был единственным, кто не посмотрел на нее, когда она вошла в комнату. Было смешно, когда Картвелл представила Гермиону пяти людям, которые уже знали, кто она такая. После начала встречи глазами Гермиона постоянно возвращалась к Малфою. Он выглядел так же, как всегда — аристократичный и высокомерный, держащий свой острый нос высоко поднятым, такая же бледная кожа и платиновые волосы. Она вроде как ненавидела в нем все, начиная с формальных темных костюмов, которые контрастировали с его кожей, и заканчивая волосами, такими яркими, что на них было больно смотреть при свете флуоресцентных ламп в комнате. Не было причин раздражаться на него больше, чем на кого-либо другого, но она не могла контролировать всплеск раздражения, который охватывал ее всякий раз, когда ее глаза встречались с его глазами. Она заставила себя обратить внимание на остальную часть группы. Гермиона посмотрела на Эдину Картвелл, которая задавала вопросы пяти бывшим Пожирателям Смерти о требованиях их испытательного срока: о назначенной им работе, о волонтерских проектах, которые они ведут. Каждый участник ответил более-менее аналогичным образом — У меня все хорошо; Я присоединился к социальной группе, состоящей из людей разного статуса крови; Я не знаю, как я вообще мог думать, что они низшие существа; Я полностью сожалею о том, что я сделал. — Недавно было утверждено, что к следующему семестру изучение магглов станет обязательным уроком в Хогвартсе для каждого года обучения. У вас есть какие-то мысли по этому поводу? — попробовала Картвелл. — Я не видела ничего об этом, — сказала Пэнси Паркинсон. — Нет? Это было на первой полосе во вчерашнем выпуске Ежедневного Пророка. Сложно такое пропустить. — Я больше не школьница, поэтому у меня нет причин думать о том, что происходит с программой обучения, — нейтрально ответила девушка. — Если бы у вас был ребенок, помешала бы эта информация отправить его в Хогвартс, когда придет время? — продолжила целительница. Паркинсон скривила губы в плоской улыбке: — Каждый Паркинсон учился в Хогвартсе со времен его основания, — просто ответила она. Картвелл окинула девушку оценивающим взглядом. Гермиона решила, что она будет продолжать допытываться, что она попытается добиться правды из ее молчания. Когда целительница сменила тему, задав группе еще один вопрос, Гермиона резко выдохнула от раздражения. Эдина Картвелл была достаточно проницательна, чтобы заметить, когда ее обманывают, это было очевидно для Гермионы, но она не была уверена, была ли это наивность женщины, которая помешала ей быть более агрессивной, или она была более терпеливой, чем Гермиона когда-либо могла надеяться стать. Она не могла не думать, что вся эта программа была менее эффективна, чем предполагала Целительница — было что-то особенное, отупляющее в попытке заставить бывших Пожирателей Смерти говорить о своих чувствах.

***

И, на этом, встреча закончилась. Когда все участники вышли из комнаты, Картвелл глубоко вздохнула так, будто она задерживала дыхание на несколько часов. Она встала, поворачиваясь к Гермионе, когда пошла к двери, чтобы закрыть ее. — Ну, что ты думаешь? — спросила она. Гермиона сделала паузу, решая, будет ли разумно высказать женщине свое честное мнение, но также понимая, что ей было достаточно все равно, что о ней подумают, чтобы не делать этого. Если Картвелл решит, что Гермиона не подходит для этой работы, то она сможет вернуться и сказать Гарри, что она пыталась, но это не сработало по причинам, не зависящим от нее. — Ну, — начала Гермиона нерешительно, — я не хочу показаться неуважительной, но я не понимаю, чего здесь пытается добиться Министерство. Они — кучка Пожирателей Смерти, которые врут сквозь зубы… Картвелл пожала плечами, возвращаясь на свое прежнее место рядом с Гермионой. Без группы эта комната казалась еще больше и светлее, освещенная лучше, чем любой класс в Хогвартсе, но скудно украшенная: главной особенностью комнаты был полукруг неудобных деревянных стульев, без ковров или плакатов, чтобы добавить немного уюта. — Я не считаю это неуважительным, — сказала Картвелл. — Честно говоря, иногда я сама не уверена. А я здесь с самого начала программы. Гермиона приподняла бровь: — Если ты не веришь в цель этой программы, почему бы тебе не заняться чему-то другим? — пробормотала Гермиона, надеясь, что не обидела ее. Картвелл хмыкнула. — Я здесь, потому что действительно верю в это. Конечно, я всего лишь обычный Целитель Разума. Я закончила свое обучение в Святом Мунго всего за несколько месяцев до того, как разгорелась война, и эта работа совсем не то, о чем мечтает каждый Целитель Разума, — она посмотрела на Гермиону словно раздумывая, стоит ли с ней говорить откровенно. — Я хорошо справлялась в Святом Мунго. Я могла заняться чем-то другим, чтобы начать свою карьеру, и, когда директор Хьюман предложил мне эту работу, я знала, что в этом не будет корыстных мотивов. Три года прошло с Битвы при Хогвартсе, но люди до сих пор боятся, Гермиона. Любой здравомыслящий человек знает, что избавление от Сама-Знаешь-Кого не было концом. Есть много людей, которые верят в его идеи и готовые сражаться за них. Они не исчезли только потому, что он мертв. — Ты думаешь, что Пожиратели Смерти планируют что-то? — спросила Гермиона, не уверенная в том, что действительно хочет знать ответ. Она, конечно, с самого конца войны боялась возрождения, эта мысль была стойким семенем страха, которое иногда вызывало у нее настоящую панику. Она не знала, сколько ночей провела на полу спальни. Дрожь, которая никогда не покидала ее полностью, она избегала думать об этом. Картвелл, казалось, восприняла ее вопрос всерьез. — Департамент Магического Правопорядка так не считает, исходя из информации, которую мне удалось собрать, — сказала она задумчиво, — и сама я так не думаю, по крайней мере, сейчас. Они слабы. Большая часть их предводителей все еще в Азкабане, и большая часть их денег была конфискована Министерством. Но что насчет после? Когда к людям начнет возвращаться чувство нормальности? Я надеюсь, что Министерство делает все возможное, чтобы не допустить этого. Гермиона моргнула. — Это и есть то, чем эта программа должна быть? Я просто не понимаю, как заставляя Пожирателей Смерти притворяться, что они любят магглорожденных… — Это не окончательное решение проблемы, но разве это не первый шаг? — прервала Картвелл. — Это важно для меня. Я была единственной, кто взялся за эту работу. Министерство позволило это мне, несмотря на то, что у меня нет опыта работы с людьми из системы уголовного правосудия. Похоже, они не рассматривают это как серьезную попытку, добиться положительных перемен. Она остановилась, тяжело смотря на Гермиону. Впервые, Гермиона заметила, что она молода, возможно, всего на несколько лет старше нее. У Картвелл было качество, которое Гермиона никогда не могла представить в самой себе, как будто она была уже мотивированна и довольна тем, кем была. Это заставило Гермиону позавидовать ей, даже несмотря на то, что она выглядела уставшей и подавленной. — Именно поэтому они заперли всех, кого могли, в Азкабан, — продолжила Картвелл, — и они могут создать больше камер, чтобы посадить людей в них. Но что насчет того, чтобы убедиться, что они не смогут сбежать? Кроме того, Азкабан просто не является практичным решением в долгосрочной перспективе. Болваны в Министерстве, должно быть, поняли это, иначе зачем бы они сажали всех, кто не считается непосредственной опасностью для общества, под домашний арест или в эту программу? — рассмеялась она. — Эта программа даже не существовала бы, если бы Хьюман, хотя и неохотно, но не согласился курировать проект. Никто другой не стал бы. У меня есть теория, что он сделал это как политическую услугу кому-то из Министерства, но я рада этому. Мы должны, хотя бы, попытаться внести долгосрочные изменения в умы сторонников превосходства крови, таких как очаровательные люди, которых ты видела сегодня. Если мы этого не сделаем, я не вижу особой надежды на будущее магического общества. — И я предполагаю, что ты не придерживаешься того же мнения, что и твои начальники? Хьюман сказал мне, что ты должна освободить их как можно скорее, — сказала Гермиона. — Ты права, — она усмехнулась, — Министерство не заинтересовано в том, чтобы тратить слишком много оплачиваемых часов на это. Центр работает, по большей части, благодаря волонтерам, и никто из них не хочет работать над такого рода проектами. Я делаю все, что могу. Что-то поменялось в Гермионе. Картвелл заставила Гермиону вспомнить, кем она была до войны. Гермиона из того времени была так полна надежд, так хотела верить, что она не сможет жить в мире без борьбы за равенство и добро. Гермиона упрямо отказывалась верить в то, что зло лежит в основе человечества. Она боролась со всем, что не соответствовало ее морали и этическому кодексу, потому что должна была, потому что поступить иначе означало бы предать саму себя. Это было то, что делало ее гриффиндоркой. Это было то, что удерживало ее от безумия, пока ее прижимали к ковру в самом холодном месте на земле, когда она кричала и дрожала, в то время как она была отмечена, как свинья на убой. Это чувство, это воспоминание о силе, вероятно, заставило ее поверить в Картвелл, даже теперь, когда Гермиона чувствовала себя такой разбитой и усталой, что не могла понять, как ей найти силы, чтобы изменить этот мир к лучшему. Начать все сначала. Ее напугала мысль, что она даже захотела работать здесь. Она все еще была Гермионой Грейнджер. И она до сих пор не научилась оставаться в стороне. — Итак, что я могу сделать, чтобы помочь? Ночь, Боги, непобедимый, бесстрашный, капитан.