Сквозь щель в платяном шкафу

      Ночь почти наступила. Луна, висевшая на краю неба, уже была видна, хотя и закат не до конца догорел. Ханде даже видел звезды. Не все, а только самые яркие. Город остался на другой части залива, но все еще напоминал о себе далекими огнями. Море медленно било волнами по песчаному пляжу. Императорский дворец высился на фоне темнеющего неба. Обычно на вершине смотровой башни горел яркий фонарь, видный даже сквозь темноту и туман, приходивший с моря. Этим вечером его не было.              Море лизнуло голые ноги холодной водой, и Ханде отступил на шаг. Обернулся через плечо и посмотрел на альфу. Эмре постелил на песок куртку и расселся на ней, лениво покуривая сигарету с крепким горьким табаком.              — Ты уверен? — уже в который раз переспросил Ханде.              Осторожно ступая, он вернулся к альфе и присел рядом с ним. Вечер был теплым, ночь обещала быть такой же. Огромное темное небо, висевшее над ними, блестело точками звезд. Ханде залюбовался.              — Здесь нас никто не….              — Про отца твоего?              Они посмотрели друг на друга. Эмре медленно поднес сигарету ко рту и затянулся.              — Да. — Ответил он. — Атэ не связан со всей Истинной Армией юга, но две ячейки точно работали на него или с ним. Может, и больше, — Эмре пожал плечами, — я не знаю.              Ханде резко вдохнул соленый морской воздух.              — Он запихнул меня в армию, когда я убил Мило Графа четыре года назад, а тот оказался его цепным псом. Там же ты только выполняешь чужие приказы, пока не дослужишься хотя бы до офицерского звания. Я два года провел в третьем отделении, прежде чем смог сам принимать решения. Пришлось договариваться с Кайял. Отец просчитался. Армия подчиняется не только Совету, но и твоим братьям.              — Как тогда он может заставить тебя ехать на север? Если Дилан поддерживает тебя?              — Если в Динии объявят военное положение, контроль перейдет к Совету.              — В Совете не только твой отец!              — Только он. — Уверенно ответил Эмре.              Ханде понял его. Совет состоял из сотни членов благородных Семей, и почти половина из них принадлежали Лорано. Эмре тоже входил в Совет. В Семьях было принято идти за главой и не перечить ему.              — А парламент? Я разбираюсь! — Ханде повернулся к альфе и вцепился пальцами в его руку, сжав запястье. — Парламент обязан утверждать решения Совета!              Эмре нахмурился.              — Нет. — Сказал он.              — Что значит «нет»?              — Совет выше парламента. У него все еще полномочия регентства.              Над морем низко летали чайки и некрасиво кричали, вторя далеким глухим гудкам кораблей. Песок нагрелся за день и еще не остыл. Он лип к оголенным ногам и забирался под джинсы и майку. Даже когда Ханде потянулся к губам Эмре и как-то неловко его поцеловал, песок заскрипел на зубах.              Эмре погладил его по руке кончиками пальцев, но дальше не пошел. Отвернулся в сторону заката. Солнце уже скрылось за горизонтом.              — Что еще? — очень тихо спросил Ханде.              — Еще «что»?              — Что сделал твой отец?              Он думал о том, что снилось ему ночами или что приходило наяву во время приступов. Ханде не сразу, но вспомнил шкаф, выстрелы и темные руки человека со шрамом. Лежа ночами в постели, он медленно вспоминал лицо Оми, его руки и волосы, за которые Ханде цеплялся. Он поверил в то, что это было правдой, а Матте и Дилан врали. Ханде не знал, зачем.              — Отец? — Эмре сощурился в сторону темнеющего моря. — Отец власть любит, и у него есть мечты о единой и сильной Империи на всем материке. И с ним во главе, конечно же.              — Граф….              — Я не знал тогда. — Ханде видел, как Эмре поморщился. — Это очень умно. Очень.              Ханде прижался к Эмре, к его большому горячему боку, покрытому ровным загаром, ткнулся ему носом в соленую от пота шею, да так и замер.              — Умно? — переспросил он.              Эмре расслышал этот тихий шепот за шумом волн и криком чаек.              — Кто наши враги? — спросил он в ответ.              Ханде закрыл глаза, а потом и вовсе зажмурился. Мягкий теплый песок лип к мокрой коже, пахло морем, солью и альфой. Пахло не так, как в городе и не так как в загородных домах Кайял или Атешей. Пахло прогулками с Оми по набережной или их поездками на океан, пахло его детством со сбитыми коленками, с грязными пятками и локтями, с ожогами на руках от пойманных медуз.              Эмре терпеливо ждал ответ, не спеша говорить дальше. Ханде дышал ему в шею, мелко подрагивал от нахлынувших воспоминаний.              Кто враги?              Человек со шрамом. Он пришел в их дом, и Ханде остался один. Матте, скармливающий ему свои таблетки из горьких трав, и Семья Кайял, придумавшая другую историю. Ханде жил и не помнил волос Оми в своем кулаке, его бледного лица, его слов и короткого поцелуя в лоб. Роуз ночами жался к Ханде во сне, а он лежал неподвижно и даже не мог заплакать как когда-то в детстве.              Истинная Армия с юга и все террористы были врагами за то, что разрушали и убивали. За то, что украли у Ханде друга, который, возможно, никогда им и не был.              Натиль Лорано, который — как любил говорить Филипп — был именно тем, кем обязан был являться.              Совет, который просто был над всем этим.              — С кем мы не смогли договориться, те и враги. — Сказал Эмре, так и не дождавшись от Ханде ответа. — Группа Графа делала Истинную Армию и юг врагом для всей Империи. У нас была угроза, против которой можно воевать. А пока мы сражаемся, все средства хороши, не так ли?              Ханде сжал в кулаке грубую ткань куртки Эмре.              — Я сам зарезал его. — Сказал Эмре. — Графа.              — С чего….              — Я знаю его преступления. Видел трупы. Детские. И твои родители тоже….              Они говорили, что Мило Граф пришел сам, чтобы застрелить отца, а потом рассказать всем о своей победе. Итог был известен. Но Ханде видел фотографии Графа. Они были в сети, были иногда на экранах телевизоров. И он видел совсем не Графа в ту ночь. Шрам, перчатки и голос. Тот человек торопился, искал Ханде и злился.              А потом Матте приходил к нему во время кошмаров и кормил таблетками.              Ханде затрясся, но не от очередного приступа и не от надвигающейся ночной прохлады. Большая теплая рука альфы легка ему на спину, погладила сквозь тонкую ткань майки. Ханде тихо проскулил, сжал сильнее кулак с курткой.              — Оми умер рано. — Глухо сказал Эмре. — Меня растили с идеей верности Империи и народу, и я, правда, несколько наивный человек, что бы вокруг не говорили. Верил в общее благо. В то, что я обязан защищать своих.              Ханде вспомнил низкие старые дома в районе Орзо и сохнущее белье на веревке. Где-то там жили люди. И у них, действительно, была мирная жизнь с совсем другими проблемами. Они могли быть бедными, могли быть уставшими от пробок или разочарованными новой работой, но у них все было не так.              — Я прострелил одному ноги, а он рассказал, как Граф встречался с отцом еще накануне взрывов в сеинском аэропорту. И все, что было потом…. Атэ часто ездил в Митрин, даже когда там была война. Все их истории слишком хорошо сходятся. И то, как он не хотел, чтобы я этим занимался. И его желание отправить меня в армию.              Особо сильная волна с шумом ударила о берег, а вода почти достигла куртки, на которой они с Эмре сидели. Ханде все еще продолжал жаться к альфе и слушать его обманчиво спокойный голос. Но сильный удушливый запах соли, моря и древесины не врал.              — Все их слова…. — Ханде приподнял голову, чтобы взглянуть на темное небо над ними, а потом и на альфу. — Всегда лгали только, а справедливости…. Сирилл тоже говорил.              Эмре повернулся к Ханде. Он не изменился никак, но такое выражение на его лице Ханде видел впервые. Альфы так не выглядели, только омеги. Обиженные, обманутые и преданные омеги. Они были слабыми и не могли держать лицо перед миром. Да от них этого никогда и не требовали.              Ханде разжал кулак и отпустил куртку. Протянул руку и медленно погладил Эмре по щеке, поправил его растрепанные теплым ветерком волосы.              — Сирилл, — медленно заговорил альфа, — он пропал еще с весны.              — Когда мы познакомились?              — Он крутился рядом с тобой, я думал, что, может….              Ханде улыбнулся и даже тихо засмеялся. Он знал это уже давно. С самой весны. С того самого первого посещения сада и с их первой встречи около пруда. Эмре Лорано тоже был тем, кем должен был быть. Эмре Лорано цепляли те омеги, которые имели достаточно духа, чтобы его пристрелить.              Ханде снова потянулся к альфе и поцеловал его в соленые губы. Все, что он мог сейчас сказать, было совсем не то. Его любовь к альфе казалась неправильно и наивной, его желание доверять Эмре, его откровениям и тихим словам на берегу океана, выглядело очень-очень глупо и ненормально.              Но в жизни не осталось ничего нормального.              — Может, он не с отцом. — Закончил говорить Эмре.              Ханде заглянул ему в глаза. В темные и грустные глаза, в которых было что-то от того самого взгляда Роуз. Сын смотрел так же, когда Ханде отнимал у него сладкое. Жизненные убеждения рушились в этот момент, а близкий человек становился предателем. Этим стоило переболеть еще в детстве. Не в тридцать лет. Ханде теперь понимал слова Камми: сильные альфы вдруг превращались в маленьких обиженных мальчишек. Потому что им никто не объяснял, что были и альфы сильнее их, и омеги хитрее, а проиграть можно было всегда.              — Почему ты так думаешь? Разве Сирилл не ушел с группой Графа тогда?              — С теми, кто были против его руководства, ты же знаешь. — Чайки громко прокричали, проносясь мимо. Заглушили слова Эмре. — У них все очень сложно в структуре. Омега ушел вместе с Ларсом, а тот был в конфликте с Графом и намеренно привел его людей тогда на Мантуй. Ларс знал про ходы, по которым можно уйти, а Джуллиан Самит и остальные — нет. Отец был в бешенстве. Это я сейчас понимаю.              Ханде заправил темную непослушную прядку Эмре за ухо. Пальцами он нащупал небольшой шрам у него прямо на линии волос. Он был далеко не единственным на теле Эмре. Ханде уж точно знал.              — Что же Сириллу нужно? — спросил Ханде. — Зачем я ему?              Эмре осторожно вывернулся из его рук, отстранился от Ханде, оставив в его пальцах лишь пустоту. И горячая рука исчезла со спины вместе с объятиями. Ханде вздрогнул от навалившегося на него холода. Дикий пляж быстро остывал под сгущающейся вокруг темнотой. Чайки улетели, повисла тишина. Вдалеке на другой стороне залива мерцал великий город Арсалан — древняя столица тысячелетний Империи. Из-за его яркого света тьма и тишина заброшенного пляжа, на котором была только маленькая развалившаяся хижина, казались еще более пугающими, но и, одновременно, уютными. Как будто здесь можно было укрыться и спрятаться.              Ханде опустился на песок.              — Я не знаю. — Ответил Эмре. — Уже ничего не знаю.              Императорский дворец затерялся в темном бескрайнем море и почерневшем небе. Даже луна, казалось, не освещала его. Только лишь мелькали тени — это тысячи маленьких златок проснулись и теперь летали над морем, двигаясь в сторону берега. Фонарь на башне только начал разгораться и пока казался не ярче немногочисленных звезд.              — Зачем я им всем? — повторил Ханде свой вопрос.              

***

             Они встречались с Эмре на небольшом заброшенном пляже несколько вечеров подряд. Ханде снимал с себя все украшения и надевал самую неприметную одежду, которая у него была. Эмре заезжал за ним на дешевой серой машине со слабым двигателем и большим багажником — бюджетный вариант для больших семей. Ханде садился на переднее сидение, а недовольная охрана ехала следом. Ханде не смог договориться с Джаром, чтобы полностью избавиться от сопровождения. Несмотря на то, что Эмре носил знак доверия главы Семьи, Кайял оставались осторожными.              — Может, все-таки попробуешь вспомнить что-нибудь? Что Ларсу и Сириллу нужно от тебя?              Ханде смотрел на город через большое ветровое стекло, переживая внутри новые неизвестные ему впечатления. Омегам запрещалось ездить на переднем сидении, и Ханде никогда раньше не видел Арсалан таким: весь перед ним, не спрятанный за темным бронированным стеклом. Они стояли в самом настоящем заторе посреди таких же серых машин, а Ханде держал на коленях бумажный пакетик с какой-то уличной едой. Эмре сказал, что это вкусно и там нет мяса.              — Что? — переспросил Ханде, повернувшись к альфе.              — Сирилл. — Напомнил он.              — Не знаю. — Ханде пожал плечами. — Ничего не говорил.              Эмре расстроился. Он вывернул руль, перестроился на другую полосу и быстро проскочил перекресток, чем немного напугал Ханде. Охрана, однако, не отстала, и все еще ехала следом. Джар был не очень доволен этими поездками, постоянно рассказывал Ханде про элементарную безопасность и докладывал все Дилану.              — Ты умеешь это все?              — Что?              Они снова проскочили перекресток и оказались сразу в середине большого проспекта. Ханде знал, что теперь оставалось ехать прямо до самого выезда из города, а потом свернуть с трассы на небольшую дорогу, идущую вдоль океана к старым рыбацким поселкам и загородным домам.              — Гонять по городу. — Сказал Ханде. — Как в фильмах.              — Ну да, наверное.              Ханде кивнул и развернул пакет с едой. Лепешка была желтой, и пахло свежим хлебом. Внутри были какие-то овощи с соусом, а наружу торчал только чуть пожухлый листик салата. Ханде очень осторожно откусил кусочек. Он не совсем доверял уличной еде и, если честно, всем словам Эмре.              Не обязательно было ехать так далеко, к пляжу, волнам и развалившейся хижине. В сети обсуждали их отношения, но уже не так активно. Новых слухов Ханде не боялся. В последнее время казалось, что прежней жизни больше не будет. После покушения на Филиппа что-то изменилось, что-то неминуемо приближалось, а Ханде терялся среди хаоса, не понимая, где же ему искать спасения. Теперь уже было все равно на свой моральный облик и на мнение общества.              Ханде неторопливо доел лепешку с овощами и запил ее водой. Соус был немного жирным, а салат вялым, но жаловаться не хотелось. Эмре оставил машину за разросшимися кустами, скрывающими ее от дороги, и они спустились вниз, к океану. Ханде тут же снял разношенные тапочки и пошел босиком по мокрому песку.              — Мы можем его выманить? — спросил Ханде, смотря на далекий дворец. Он знал, что Эмре у него за спиной все слышит. — Сирилла? Может, нам стоит с ним поговорить?              — Опасно. — Сказал Эмре.              — Я знаю.              Ханде обернулся.              Альфа был слегка небрит и снова без формы. Эмре в последнее время не появлялся перед ним в форме и больше не носил черных перчаток. Благородного альфу в нем теперь выдавал только вычурный перстень с лунным камнем на руке. Как и Ханде. Для этой встречи он стянул обручальное кольцо, но оставил печатку. Он уже давно с ней не расставался.              — Когда уезжаешь?              Эмре неловко улыбнулся.              — В траурные дни. — Ответил он. — После ночи Сошествия.              Ханде кивнул.              — Сирилла снова заметили здесь, да?              Он припомнил недавний разговор с Эмре. Казалось, что если взять альфу за яйца в прямом и переносном смысле, он мог выболтать много чего. Эмре пытался прикрыться приказами или верностью своей Семье, но Ханде не верил. Если бы альфа не чувствовал то же, что и Ханде, они бы сейчас не стояли на этом пляже.              Волны снова с шумом разбились о берег. Этот вечер не обещал быть тихим и спокойным. Златки уже летали темными тучками на фоне красного заката. Вода стремительно поднималась.              — Мы должны с ним встретиться. — Сказал Ханде. — Вместе.              

***

             Старый разрушенный домик не мог сохранить тепло, и продувался холодным ночным ветром. Разгоревшийся камин не помогал. Ханде задыхался от запаха дыма и от пыли, лежавшей здесь. Но он продолжал целовать голую грудь альфы, пока не спустился совсем низко и не коснулся языком головки налитого возбужденного члена. Ханде на пробу лизнул ее. Альфа вздрогнул, рыкнул и вцепился рукой в растрепанные волосы Ханде. Впрочем, сразу же отпустил.              — Прости. — Выдохнул он.              Ханде еще раз лизнул, чуть несмело и неловко. Ласки, поцелуи и даже укусы длились долго, но Ханде все не позволял альфе перевернуть его на спину и уже, наконец-то, проникнуть внутрь. Эмре краснел и рычал под ним, но пока терпел. Ханде облизнул губы, вдохнул совсем как перед прыжком в воду и снова опустился к члену Эмре, облизывая его и чуть посасывая головку губами. Эмре вздрогнул.              Ханде бы довольно улыбнулся, не будь он занят сейчас другим. Вспомнив все просмотренные ролики в сети и все прочитанные статьи, он снова взял в рот, предварительно спрятав зубы.              

***

      

      Ханде привез детей в госпиталь, чтобы они тоже увидели своего Атэ. Ехали на тяжелом бронированном автомобиле и в сопровождении охраны. Они нервничали, оставшись без Латти, а Роуз все посматривал в сторону больших альф и льнул к Ханде, прижавшись к его боку. Кемаль прижимался к другому.              — Атэ болеет? — спросил Роуз, его голос был похож на тихий писк.              — Да, — не стал врать Ханде, — Атэ был неосторожен.              — Упал в воду?              У Роуз имелся большой печальный опыт. Он был неловким и энергичным мальчишкой, с которым постоянно что-то случалось. Ханде терпеливо смазывал его ссадины мазью или отмывал грязные коленки. И сильно не ругался. Он немного завидовал сыну.              В госпитале дети так же жались к нему и настороженно смотрели по сторонам, на посторонних людей и на новых альф из охраны, выставленных у входа в корпус с выкупленными палатами. Кемаль просился на руки, а Роуз пятился назад и тянул за подол накидки Ханде, пока он разговаривал с Джаром.              — Что ты? — спросил у него Ханде. — Боишься?              Сын поднял на него испуганный взгляд. Ханде огляделся и заметил, что вооруженные альфы уже обступили их со всех сторон. На форме у них красовались нашивки гвардии Кайял. Ханде давно привык к этому, а вот его дети — нет.              Он погладил Роуз и взял плачущего Кемаля за руку.              — Сейчас пойдем к Атэ. — Пообещал Ханде.              Палата Филиппа походила на номер в отеле. Именно такими их показывали в фильмах или описывали в романах, которые Ханде иногда читал. Раздражающий белый цвет сменился спокойным бежевым, а больничный запах почти успешно прогонял работающий увлажнитель и свежие цветы, стоящие в вазе на маленьком угловом столике.              — Атэ! Атэ! — сразу же закричали дети и побежали к больничной койке, мигом забыв про Ханде.              Ханде же остался стоять около прикрытой двери. Он нервничал и осматривал все вокруг, избегая лишь своего супруга. Он мял в руках ремешок маленькой сумочки и прикусывал обветренные после прогулок по пляжу губы.              — Ты болеешь? — быстро говорил Роуз. — Оми сказал, что ты болеешь! Атэ, у тебя это болит?              Ханде медленно прошел вперед и остановился около столика с цветами. Филипп все еще проводил дни на больничной койке, и была заметна капельница с отходящими от нее трубками. Дети уже забрались на кровать, и из-за них Ханде пока не мог разглядеть супруга. Только чувствовал его слабый запах сквозь цветочные ароматы и сквозь сладкие феромоны чужого омеги. И слышал его тихий нежный шепот, предназначенный сыновьям.              На столике с цветами он заметил потрепанный любовный роман и грязную пепельницу. Немного пахло табаком и шоколадом. Ханде присел в кресло, стоявшее рядом. Роуз рассказывал про златку.              — Птичка болела, но Оми ее вылечил. Мы отнесли ее в сад!              Птичка сдохла. Златок вывел человек, и они были слабыми созданиями. Красивыми, но очень уж хрупкими. Эскаль предложил поймать в саду еще одну и не расстраивать детей. Ханде пришлось быть приманкой — птицы все так же летели в руки только к нему.              — Атэ, когда ты вернешься домой?              — Атэ! — вскрикнул Кемаль и забрался Филиппу на грудь, потеснив Роуз.              Ханде увидел лицо супруга, покрытое красными пятнами ожогов. Филиппу было больно, а дети продолжали лезть к нему и беспокоить зажившие раны. Он пережил сложную операцию и был еще очень слаб. Но уже работал. Ноутбук и планшет лежали на придвижном столике. Кроме страшных красных ожогов на шее и лице, Филипп был бледным.              — Роуз! — строго позвал Ханде, прерывая восторженные детские рассказы. — Атэ больно, не дави ему на живот!              — Что же ты…. — Тихо проговорил Филипп.              Он прижал довольных и счастливых детей к себе, и, наконец-то, посмотрел на Ханде. Роуз и Кемаль успокоились, вместе уткнулись носами ему в шею и замерли. Они соскучились по Атэ, соскучились по его запаху, который знали с самого своего рождения.              — Наконец-то пришел, — снова заговорил Филипп, — дорогой мой супруг.              Ханде промолчал. От него пахло морем, песком и Эмре. Он весь пропах другим альфой, с которым проводил почти каждый вечер. Близилась ночь Сошествия, после которой принц Эмре мог исчезнуть из его жизни, близилось что-то важное и опасное, что — Ханде понимал это ясно — могло отнять его жизнь.              Его больше не заботило все это остальное. Ему было страшно и легко. Жить, более не имея тумана в голове и заблуждений, было на удивление просто и понятно. Хотя и рушились самые последние воздушные замки.              — Я ждал тебя раньше. — Снова заговорил Филипп.              Ханде не мог долго смотреть на его изуродованное лицо. Феликс говорил, что такие шрамы можно свести, почти вернув Филиппу его идеальную и надменную красоту. Ханде не дорожил ей, но смотреть на последствия того ужасного взрыва спокойно не мог. Роуз поднял голову, что-то зашептал, отвлек супруга.              — Кажется, — сказал Ханде, подбирая слова, — у тебя здесь уже есть компания. Не так ли?              Филипп положил руку Роуз на спину, и сын снова затих.              — Ты дал ему пропуск?              — Да. — Ханде кивнул. — Я ходил в башню Аурум.              — Зачем?              — Пустые омежьи разговоры, — пожал он плечами, — и глупые к тому же. Тебе будет неинтересно, я же знаю. Ты выгнал его? Когда узнал, что мы приехали?              Теперь плечами пожал Филипп. И даже это движение вызвало у него легкую гримасу боли. Роуз обнял его руками за шею и довольно уркнул, что было слышно в наступившей тишине.              Ханде и Филипп пялились друг на друга, больше ничего не говоря. Четыре года брака и вынужденной жизни под одной крышей способствовали некоторому сближению. Ханде казалось, что он понимал супруга и так, без всяких слов. Тем более, Филипп всегда что-то не договаривал.              — Я нашел прослушку в башне Империи. — Сказал Ханде. — Здесь?              — Нет.              — Может, мы уедем с детьми в Сеин на время.              — К Кайял?              — Да.              Ханде вернул книжку на столик и потрогал нежные лепестки розовых тюльпанов. Цветы были еще свежими и живыми. Должно быть, их срезали этим утром и принесли сюда. Ханде не знал, кто это сделал: клинер или Камми, который так долго сидел в этом кресле, что оно все пропахло его запахом.              — Послушай, солнце, — сказал ему Филипп, — я не думаю, что это террористы….              — Да, я знаю. — Перебил Ханде.              

***

             День близился к вечеру.              На прощание Филипп поймал руку Ханде и крепко сжал ее холодными пальцами. Ханде посмотрел на изуродованное лицо супруга, но ничего не сказал. Филипп тоже молчал, и это точно было лучше всех его язвительных слов.              Дети плакали и хотели остаться с отцом, а Кемаль отказывался идти сам, так что Ханде пришлось взять его на руки. Сын стал тяжелым, и нести его было неудобно. Ханде быстрым шагом добрался до лифта и спустился на первый этаж, прямо к выходу на парковку. У машины его встретил Джар с еще одним солдатом, а чуть в стороне под тенью от козырька крыши стоял Камми. Он мял в руках маленькую бутылочку с водой и смотрел прямо.              Альфы не позволили Камми подойти ближе, но Ханде сам его позвал. И пока омега с опаской и осторожностью приближался к машине, Ханде быстро спрятал в салоне детей, и прикрыл дверь, встав спиной к ней и лицом к Камми.              — Зачем пугаешься? — спросил Камми тихим и нежным голосом.              Ханде ему не ответил, и Камми покрутил головой, оглядываясь. Его длинные и тяжелые серьги заблестели в ярких солнечных лучах.              — Знаешь, кто мой отец? — снова спросил Камми.              — Знаю. — Кивнул Ханде. — Иди к Филиппу. И нам не стоит разговаривать об этом.              — Отец дружил с Мило Графом, — торопливо заговорил Камми, — и у него был тренировочный лагерь под Митрином. Отца казнили в девяносто восьмом, когда всех….              Да, когда родителей Ханде убили, и Семья Кайял и Совет одобрили зачистку южных земель и Митрина. За два года до тысячелетия Империи. Тогда многие погибли, и многих казнили. В центральных регионах, в Арсалане и Сеине люди ликовали и праздновали.              — Хватит. — Тихо сказал Ханде.              Он оглянулся на Джара и приоткрыл дверцу автомобиля, желая спрятаться вместе с детьми за его тонированными стеклами. Камми носил другую фамилию, но армия, полиция и миграционное управление, конечно же, знали о его связях. Если Камми был все еще жив и жил в Арсалане, значит, он пока не был опасен.              Он шпионил для Эмре, а позже и для Дилана, находил себе покровителей, которые бы могли ручаться за него. Ханде почти восхищался умом этого омеги: он был сыном казненного преступника и владел домом в районе Мантуй, по соседству с высшими чиновниками Империи.              — Я знаком с некоторыми связными. — Снова сказа Камми.              Его детский голос и миловидная внешность раздражали Ханде. Ему все еще виделась маска дорогой шлюхи с накрашенными глазами и губами, с черными вьющимися волосами, скрепленными дорогой южной заколкой. Этот рот, говорящий про связных, соблазнял Филиппа и Эмре. Ханде пил с этим омегой, да, но не желал иметь с ним дел.              — У меня есть записка.              Ханде вздрогнул.              — Какая? — спросил он.              — Я бы не стал браться за что-то…. Но лишь клочок бумаги. Тем более, это попадет к Лорано, да? Это сможет увидеть Эмре Лорано?              В длинных пальцах с золотыми кольцами появился белый лист, вырванный из ежедневника. В уголке листа стояла красная дата последнего дня лета — день накануне ночи Сошествия, ночи костров и молитв. Всего два слова были выведены под датой ровными красивыми буквами. Ханде узнал каллиграфический стиль, которому обучали омег в знатных домах.              Он забрал записку у Камми и быстро спрятал ее в потайной кармашек нарядной накидки.              — Лорано узнает. — Пообещал Ханде.              Камми кивнул.              — Я не говорил Филиппу.              — Хорошо. — Отозвался Ханде.              

***

             В доме он отвел детей на второй этаж и отдал их Латти, приказав хорошо умыть и уложить в кровати до ужина, чтобы они смогли наверстать пропущенный полуденный сон. Латти хотел чем-то возразить, но лишь кивнул. Эскалю Ханде приказал подать в малую столовую крепкий чай с засахаренными фруктами и чашечку черного кофе без молока. Сам быстро переоделся в домашнюю сорочку, распустил волосы и накинул на плечи халат. Когда Ханде спустился вниз, чай и кофе уже были на месте, а за столом в полумраке сидел Эмре Лорано и жевал яблочные дольки.              Ханде подошел ближе, взглянул на зашторенные высокие окна, сквозь которые почти не пробивался вечерний свет, и зажег дополнительный светильник над столом. Эмре поморщился.              — Что случилось? — спросил он хриплым голосом.              — Опять пробрался в мой дом. — Тихо заговорил Ханде, наблюдая за альфой и его попытками съесть все яблоки из миски. Кофе пока оставался нетронутым.              — Ты пригласил.              Ханде кивнул и даже не стал говорить, что приличные гости ждут приглашения за дверью. В конце концов, он сам настаивал на скорой встрече и даже намекнул, что не против такого нарушения правил. Эмре уже пробирался в его дом, и Ханде простил его за этот проступок.              — Сирилл передал мне записку. — Сказал Ханде все так же тихо.              Он отпустил всех слуг, а Эскалю приказал никого не пускать в правое крыло дома, где была малая столовая, но все равно опасался слишком любопытных ушей.              — Каким образом? — уточнил Эмре.              — Камми.              — Маленький хитрый южанин. — Раздраженно пробормотал Эмре. — Не понимаю, почему он еще жив. Что там?              Ханде достал из кармана халата записку, развернул ее и положил на столик перед Эмре. Чуть отодвинул в сторону миску с яблоками и чашечку черного кофе. Эмре подался вперед и прищурился, читая в слабом свете написанные слова.              «На пляже»              — В ночь Сошествия. — Сказал Ханде, указывая пальцем на число.              Эмре долго молчал, растягивая тишину. Лишь большие напольные часы отсчитывали секунды, и это жутко пугало Ханде. Он отодвинул тяжелый стул, присел на него и осторожно взял яблочные дольки из миски. Эмре отпил кофе и поморщился.              — Я узнаю, что ему нужно. — Сказал он твердо. — И ты немедленно уедешь в Сеин.              Ханде покачал головой.              — Дети уедут. — Поправил он.