Сквозь щель в платяном шкафу

      Возвращались в столицу жарким днем.       Роуз крутился по салону, лез ногами на сиденье и выглядывал во все окна по очереди. Кемаль следил за братом из детского кресла и спокойно сосал печенье, врученное ему нянькой. Они вдвоем уже успели поплакать и покапризничать в самолете, но теперь от прошлых истерик не осталось и следа.       — Роуз, — позвал Ханде, — не вывались в окно, пожалуйста.       — Башня! — сын ткнул пальцем в стекло. — Оми, там башня!       За все свои три года жизни Роуз видел только просторное поместье Атешей, окруженное садами и лугами, извилистый берег заросшего пруда и низкие каменные домики ближайшего городка, где раз в год устраивали пышную осеннюю ярмарку, а все остальное время жизнь как будто замирала. Роуз видел самолеты и большие дома только на картинках, и теперь от избытка впечатлений не мог сидеть на месте. Его нервозность снова передавалась Кемалю, и тот уже нервно дергал ногой и тянул шею, тоже выглядывая в окно.       — Мы будем жить в башне?       Ханде посмотрел на высокие небоскребы из стекла, виднеющиеся по другую сторону шоссе. Под ярким полуденным солнцем они мерцали как огромные драгоценные столбы. Роуз восхищенно вжимался в стекло и смотрел на них, открыв рот. Воротничок его рубашки смялся, а с головы исчезли все заколки, отчего волосы снова неаккуратно топорщились.       — Атэ купил одну башню, но не думаю, что мы там будем жить. — Пробормотал Ханде. — Латти, приведи его в порядок и причеши нормально. Не дай Создатель, Филипп притащит в дом своего папеньку, я же ему язык лучше вырву, чтобы это нытье не слушать.       Латти — привыкший уже ко всему молодой омега — молча кивнул и протянул руки к Роуз, отрывая того от разглядывания проплывающего за окном города. Из маленькой сумочки он достал гребень и начал шустро чесать густые растрепанные волосы, закрепляя их невидимыми тугими заколками.       — Башня! — крикнул звонко Кемаль, отбрасывая в сторону печенье.       — Башня, да. — Ханде погладил по голове младшего сына. — Это Императорский дворец. В нем жила Императорская Семья и его слуги.       Роуз вырвался из рук Латти, с криком снова вскочил на ноги и уже с ненормальным попискиванием смотрел на появившийся на горизонте дворец, возвышающийся над спокойной морской гладью. Ханде молча терпел поведение старшего сына, потому что сам помнил тот детский восторг, который в нем вызывало бескрайнее море и старинные величественные стены. Когда же машина свернула на извилистую прибрежную дорогу, а дворец скрылся за кронами деревьев, Латти быстро сумел поймать Роуз и привести его в порядок: сделал красивую аккуратный прическу и поправил воротничок. После достал белоснежный платочек и вытер лица обоих детей, уговорив Кемаля еще и высморкаться.       — Надену панамку. — Сказал серьезно Роуз.       Ханде разблокировал планшет и снова открыл вкладку с последними новостями. Пока он с детьми сидел в глухом поместье близ Сеина и по субботам в местной библиотеке обсуждал архаичные образы героев сказок и легенд, Филипп месяцами пропадал либо в столице, где первый год не утихали подпольные чистки и аресты, либо на своих заводах под Сеином. Он получил крупный контракт на производство военных машин и на новые разработки, а в прошедшие парламентские выборы умудрился занять там место, которое еще три года назад пророчили его покойному отцу.       Про Филиппа писали все чаще. «Еженедельник» и другие крупные и влиятельные издания в Империи брали у него интервью и неделями обсуждали крупную покупку — башню Аурум в центре Арсалана с шикарными личными апартаментами на верхних этажах. Накануне вечером вышла новая заметка, уже с утра скопированная почти всеми новостными лентами — испытания новой ракеты на полигоне близ города Тильке. Филипп улетел туда еще почти месяц назад, объяснившись работой. Ханде знал, что и его братья посещали Тильке в это же время и догадывался, что дело в оружии. Но вот уже по всем новостным каналам крутили снимки столба из огня, пепла и дыма, снятые издалека. Столб походил на огромное уродливое дерево, напоминающее Ханде иллюстрации к легенде о дне, когда Создатель в гневе уронит на землю свои перья и сожжет все.       — Когда приедет Атэ? — спросил Роуз, вырвав Ханде из странного оцепенения. Оно случалось каждый раз, когда он погружался в свои мысли. — Скоро будет наш дом? А у нас будет большой дом?       — Скоро. — Растерянно ответил Ханде, блокируя экран.       Они уже ехали пустым улицам района Мантуй, приближаясь к береговой линии, дворцу и большим особнякам, прятавшимся среди цветущей зелени на каждом участке.       Роуз надел на голову кремового цвета панамку, которую сам же еще утром с плачем отшвыривал прочь. На голову Кемаля Ханде повязал косынку, прикрывая его от солнца, и поправил свою шляпку, скрывающую грязные от пота волосы. Под колесами уже чувствовался гравий подъездной дорожки. Ханде выглянул в окно, осматривая дом, который оставил несколько лет назад. Роуз забрался на сидение рядом с ним и уткнулся носом в стекло. Края его панамки укололи Ханде щеку.       — Атэ! — воскликнул сын радостно.       — Атэ! — повторил за ним Кемаль.       Роуз всегда скучал, когда Филипп долго не появлялся дома, да и Кемаль стал замечать отсутствие отца и теперь хныкал вместе со старшим братом. Обычно Филипп уезжал на несколько недель или на месяц, после чего возвращался. Но этой весной Ханде не видел супруга с самого начала сезона дождей. Сначала он налаживал дела в столице и участвовал в парламентских выборах, потом готовил испытания ракет под Тильке. В случае успеха он обещал возращение всего семейства в столицу. Кемалю на днях исполнился год, и его вместе с Роуз уже давно стоило представить обществу.       Ханде отстегнул ремни и взял Кемаля на руки. За спиной у супруга он заметил тонкую фигурку Ассиля и досадливо зашипел. Хотя они и виделись в последний раз еще прошлой осенью, когда омега приезжал посмотреть на Кемаля, Ханде все сильнее не мог терпеть его присутствие рядом с собой.       Филипп сам открыл дверцу и предложил Ханде руку, приятно улыбаясь. Ханде же только мельком взглянул на заросшее короткой щетиной лицо супруга, на его выступающий кадык, блестящую от пота шею и грудь в вороте свободной рубашки. В нос ударил сильный запах альфы, перемешанный с солоноватым запахом его тела, но Ханде лишь вручил Филиппу в руки довольного Кемаля и выбрался из машины сам, аккуратно ступая по камушкам. Он не поклонился Ассилю и молча кивнул на его приветствие. В случае претензий он планировал списать свое плохое настроение на долгую дорогу.       — Узнаю свое золотце! — Филипп удобней перехватил в руках сына и успел уколоть Ханде бородой в щеку. — Как долетели? Надеюсь, ты не выкинул Рози в окно?       — Филипп…. — шепнул возмущенно Ассиль.       — Атэ! — крикнул Роуз из машины. — Я сам! Слезу сам! Меня тоже на руки!       Роуз неаккуратно вывалился из машины, споткнувшись еще на первой ступеньке, и упал на четвереньки, прямо голыми коленями на камушки. Панамка слетела у него с головы и упала Ханде под ноги, а волосы снова выбились из прически. Не успел Роуз заплакать, а Ассиль испуганно вскрикнуть, как Латти засуетился рядом.       — Простите, — залепетал он, — простите, я не успел удержать. Я отпустил, только хотел поправить воротничок, а он уже….       Ассиль кинулся к Роуз и вместе с Латти поднял ребенка, что-то залепетал, стал осматривать его, поправлять одежды и вытирать набежавшие слезы.       — Атэ! — всхлипнул Роуз.       Кемаль тоже захныкал, услышав плачь брата.       Ханде с интересом поддел носком тапочка круглый камень, осмотрел его и пнул в сторону кустов, гадая, долетит ли он до той прямой ветки или нет.

***

      Ужинали уже поздно вечером на открытой веранде. Земля все еще не остыла, но прохладный ветерок уже хорошо освежал. Ханде с удовольствием распустил еще влажные после купания волосы и надел легкие просторные домашние одежды. Он сидел за круглым столом вместе с Филиппом и Ассилем, пил свежее цветочное вино и почти не участвовал в беседе.       — Мне кажется, он не справляется с детьми, — сказал Ассиль после небольшой паузы. Он только что закончил обсуждать супруга и детей главы совета по культуре и искал новые темы, — не уследил сегодня за Рози! Бедный ребенок ушиб коленку!       Ханде поймал понимающий взгляд Филиппа и опять приложился к бокалу с вином.       — Папенька, Латти справляется с Рози лучше всех прошлых нянек.       — Рози ведет себя слишком активно для омеги. Вы показывали его специалистам?       — Он ведет себя как трехлетний ребенок. — Вмешался Ханде.       — Филипп был совсем другим и даже уже в таком возрасте….       — Папенька!       — Вот Кемаль — очень спокойный и воспитанный малыш.       — Рози до года тоже почти не безобразничал. — Филипп тяжело вздохнул, вспомнив те спокойные времена. — Потом он научился бегать и болтать.       — У Роуз кризис трех лет. — Тихо сказал Ханде. — Я читал в книгах.       Ассиль промолчал и вернулся к десерту. Филипп довольно откинулся в кресле и снова поймал взгляд Ханде, подмигнул ему. Ханде хотел пнуть ноги альфы под столом, но было далеко тянуться. Он был обижен на Филиппа за то, что тот не предупредил о визите своего папеньки. А ведь альфа знал о чувствах Ханде! Он знал, что Ханде с радостью бы запихал в глотку Ассиля расшитую цветочками сервировочную салфетку и выставил его вон из своего дома. Все что угодно, лишь бы не вести весь вечер с ним светские беседы.       В саду подул ветерок, принося приятные цветочные запахи. Тихо пели ночные птички и рядом с верандой мелькали золотые крылышки императорских златок. За годы в саду прижилась целая стайка, и Эскаль убедил Ханде, что каждый год для них строился просторный домик, а на праздник Сошествия покупались освященные зернышки на алтарь. Златки сладко пели, и пение их пьянило так же, как и цветочное вино.       — Вообще-то, я хотел поприветствовать вас через несколько дней. — Ассиль отложил в сторону столовые приборы. — Хотелось бы, конечно, провести больше времени с внуками и рассказать Ханде про местное общество. — Ассиль взглянул на него. — Ох, Ханде, здесь много поменялось за эти годы. Почти все, кого ты знал….       — Так в чем же дело? — перебил Ханде. — Мы всегда рады вам.       Филипп пнул его под столом, и Ханде скривился: у дорогого супруга ноги были длиннее и он мог себе это позволить.       — Папенька, что-то хотите нам сказать? — ласково поинтересовался Филипп, не отрывая пристального взгляда от Ханде.       Ассиль вздохнул. Ханде редко общался с этим омегой в последние годы, но, кажется, еще никогда не видел, чтобы тот волновался и так неосторожно сжимал в пальцах край салфетки.       — Меня пригласили провести месяц на побережье, вдали от городской суеты. Отправиться стоит завтра вечером. Думаю согласиться.       На веранду залетела птичка, пропела короткую трель и устроившаяся на деревянной балке под потолком. Вдали, в море, протяжно ударил колокол, отмечая полночь.       — А как же сезон? — осторожно спросил Филипп. — На следующей неделе у нас с Ханде важный прием во дворце, в залах парламента.       Атмосфера за столом неуловимо изменилась. Ханде это сразу заметил, но его не беспокоили отношения Филиппа с его папенькой, поэтому он просто наблюдал со сторону, допивая ароматное вино. Приятное головокружение уже давно овладело Ханде, а теперь наступило и долгожданное умиротворение.       — Я уже слишком стар для приемов.       — Да ну, папенька…. — Протянул Филипп. — Он вас позвал, да?       Ассиль не сказал ничего вслух, а Ханде и не смотрел на него, чтобы понять, кивнул ли он хотя бы в ответ на вопрос сына. То, что он уже давно завел себе любовника — какого-то отставного генерала — было известно давно. Ханде видел, как Филипп все еще бесился от этой новости, совсем как маленький, честное слово. Ханде видел и не поднимал эту тему, потому что был умным омегой и не растрачивал лимит хорошего настроения любимого супруга на такие мелочи.       Над столом повисла тишина, прерываемая только тихими трелями и стрекотом цикад в ближайших кустах. Ночные мотыльки мелькали вокруг приглушенных ламп, создавая блики своими крылышками, отчего Ханде казалось, что они сидят при свечах. Он на несколько секунд опускал потяжелевшие веки, нежился в наступавшей темноте и снова возвращался к оборвавшемуся разговору.       Филипп поднялся из-за стола и одернул рубашку, из кармана достал портсигар и зажигалку.       — Я перекурю в саду. — Сказал он и быстро ушел, оставив после себя только сильный запах.       — Обиделся. — Равнодушно подтвердил Ханде и снова прикрыл глаза. Его не заботили чувства Ассиля, как и их семейные трагедии.       Прошло несколько минут в молчании. Ханде все собирался приказать убирать со стола, но эта мысль постоянно ускользала от него. Почему-то она представлялась Ханде ящерицей с длинным хвостом, которую он не мог поймать за.....       — Тоже осуждаешь меня? — раздался тихий вопрос.       Ханде распахнул глаза, моргая вдруг от резкого света. Посмотрел на пустой кувшин с вином и белоснежные блюда, после чего посмотрел Ассилю в грустные глаза, обрамленные морщинами и темными кругами.       — Нет. — Искренне ответил он и даже покачал тяжелой головой. — Я осудил вас просто потому, что это обсуждает общество, а о своем мнении я даже не подумал.       Ханде зевнул, прикрывая рот ладонью.       — Но ты все-таки….       — Но однажды я поставил себя на ваше и место и вдруг понял, что вы правы. — Ханде увидел во взгляде Ассиля некое одобрение. — Вот если бы вдруг мой дорогой супруг внезапно погиб, я бы тоже не стал долго грустить. Я вас прекрасно понимаю.

***

      Императорские сады на протяжении столетий создавали самые выдающиеся мастера своего дела. Сады занимали большой холм на окраине Арсалана, в подножии которого был построен второй в городе дворец, считавшейся резиденцией наследного принца. В садах круглый год цвели цветы и деревья, в них выращивались редкие растения со всех концов света, некоторые из которых больше нигде нельзя было встретить. В саду росли деревья с драгоценной золотистой листвой, росли яблони, привезенные из-за моря, плоды которых на вкус были как самый душистый мед, росли диковинные цветы с огромными мерцающими лепестками, напоминающими частичку ночного неба.       Ханде с детства мечтал увидеть все это, но даже статус благородного не позволял разгуливать по садам без позволения смотрителя и в любое удобное время. Как и по многим роскошным залам дворца. Парламент занимал зал заседаний и роскошный бальный зал, своды которого устремлялись вверх и сводились в форме яркой золотой звезды, а мраморные стены и пол мерцали в свете тысяч мелких светильников, спрятанных за шелковыми драпировками. В зале дышалось легко и свободно даже в окружении сотен людей, собравшихся здесь. Один из широких арочных проходов вел в открытую колоннаду, через него внутрь проникал пьянящий ночной воздух, наполненный запахами теплого лета и цветущих растений.       — Вот это Эрхан Джея, — Филипп кивнул в сторону пожилого альфы, — он в Арсалане недавно, а уже избран председателем на этот созыв. Есть некоторые интересные мысли на его счет.       — Какие же?       — Он — человек старых взглядов и консерватор. Ходят слухи, что его выдвинули в противовес партии Возрождения. Нам важно, не поссориться ни с первыми, ни со вторыми.       — Возрождение? — шепнул Ханде.       Филипп взял его под локоть и повел вдоль огромного алого ковра в другую сторону зала.       — Арахия Бах, — Филипп показал на моложавого высокого альфу, держащего под локоть юного беременного омегу, — глава партии Возрождения. Его новый супруг является сыном северных лордов из Динии.       Ханде с интересом оглядел омегу. Его современный костюм не выделялся традиционными вышивками или оберегами, и он почти не носил украшений. Только в длинную толстую косу была вплетена одна зеленая лента, выбранная в соответствии с какими-то северными традициями. Ханде успел вовремя отвернуться и не выдать своего интереса.       — Разве этот брак не ангажирует их проект по миграции?       — Не думаю. — Филипп качнул головой. — Нет, наверное. Северяне сейчас не имеют никакого влияния.       Ханде медленно оглядел зал, полный незнакомых ему людей. Как и в первый его столичный сезон, почти все посматривали в их сторону, но подходили осторожно, пока предпочитая наблюдать. В прошлый раз такой ажиотаж вызвал сам Ханде, теперь же общественность вот уже несколько недель обсуждала Филиппа, его успешное избрание в парламент и слитые результаты испытаний на северных полигонах.       С наступлением темноты в самом центре зала вспыхнула поистине огромная хрустальная люстра. Несколько десятков ярких ламп на ее кольцах освещали центр зала, а длинный нити из хрусталя и драгоценных камней спускались вниз, пуская по белоснежным мраморным стенам еще больше бликов. Игра света выгодно подчеркивала вырезанный в камне над главным входом герб Императорской Семьи: золотая птица с хищными когтями и широкими крыльями, больше похожая на дракона, чем на образ Создателя, держала в клюве собственное золотое перо.       Зал засиял и наполнился восторженными возгласами. На широком балконе, обрамленном балюстрадой, распахнулись резные створки двойных дверей, и легкая оркестровая музыка тут же стихла. На несколько секунд зал погрузился в тишину. Все смотрели вверх, ожидая появления глав сразу нескольких влиятельных Семей. Все братья Ханде сегодня прибыли во дворец, Главы Семей Маре и Андре, так же как и все сыновья Семьи Лорано. По приезду Ханде видел Эмре Лорано, облаченного в черную военную форму в компании своего старшего брата — наследника Дома.       На балкон по очереди вышли главы четырех собравшихся Семей, и Ханде даже на пару секунд сумел перехватить взгляд Дилана. Брат устало моргнул и незаметно кивнул ему, ободряя.       Вперед выступил глава Семьи Лорано. Высокий альфа с сединой в черных волосах, с острыми и волевыми чертами лица, ничем не был похож на Луиссиана — своего младшего брата. Натиль Лорано как должное принимал свое лидерство даже среди равных себе, подтверждая столетнее превосходство Семьи Лорано над остальными. Формально у их страны не было лидера, а роль регента при отсутствующем Императоре выполнял Совет Семи, но на самом деле все знали имя человека, возглавляющего Совет и всю Империю.       Натиль Лорано медленно оглядел собравшуюся внизу толпу, иногда задерживаясь на избранных людях. Он на несколько долгих мгновений поймал взгляд Ханде, перевел его на Филиппа и, наконец-то, посмотрел вверх, на свет. Ханде вспотевшей ладонью взял супруга за руку, сдерживая нервное напряжение.       — Мои дороги друзья! — громким голосом начал говорить Натиль, и в зале стало еще тише, чем было до этого. Все слушали внимательно и ловили каждое слово. — Сегодня мы с вами празднуем торжество жизни! Торжество силы и света, побеждающих страх! За плечами нашими стоят тысячи лет непростой и сложной истории, полной войн, голода, раздоров, но так же славных побед и подвигов. Наши предки вручили нам страну и ждут, что мы в лучшем виде передадим ее нашим детям. Мы должны постоянно совершенствоваться, изгонять мысли о расколе из нашего общества, выжигать мечом предателей, посягающих на нашу свободу! Мы должны защитить свой дом и свои семьи от опасностей, идущих к нам с окраин, от врагов, пробравшихся в наши ряды и целящихся нам в спины, мы должны накрыть себя мощным непробиваемым куполом из силы и упорства, если хотим выжить!       Ханде перевел взгляд на равнодушное и спокойное лицо брата, стоявшего за спиной Натиля, украдкой оглядел публику, взглянув на нее новыми глазами. Альфы и омеги молча слушали речь, лишь у некоторых из них губы чуть шевелились, как будто они повторяли слова Натиля про себя.       — Многие из нас помнят события прошлых десятилетей, когда волны террора захлестнули наши земли. И три года назад нам напомнили, как губительна может быть беспечность. Мы забыли уроки, расслабились и получили предательский удар ножом в спину, чудовищный акт насилия в святом месте прямо под взором Создателя. Мы отомстили. Мы уничтожили террористов, мы выявили сотни боевиков в Митрине, Рьяре, Динии и даже здесь, в нашем городе. Мы выжгли эту язву, уничтожили, и теперь их остатки не могут показать носа на свет, чтобы не получить по нему.       Филипп нервно сжал ладонь Ханде. Обычно супруг умел держать лицо и сохранять хладнокровие, когда это считал нужным, но сейчас Ханде понимал, что Натиль бил по больному. Они убили отца Филиппа, отца, которого он любил. И где-то на краю сознания Ханде понимал, что они же убили и его родителей.       — Сегодня у Империи есть сила богов, сегодня мы можем показать всему миру наше превосходство! Мы не должны больше ограничиваться полумерами и терпеть очередной беспорядок на наших границах. Мы — великая Империя, и все наши земли принадлежат Императору и его народу. Перед лицом наших лучших граждан, перед лицом нового парламента от имени Совета Семи я хочу объявить, что мы не признаем независимости севера и юга. Мы не признаем ни одну так называемую республику. Земли Империи должны быть неделимы и равны — в этом заключается наше будущее и наша сила. Мы — единая страна и только вместе сможем добиться величия!       Натиль вскинул голову и поднял вверх искрящийся в ярком свете бокал шампанского.       — Да здравствует вечная Империя! — крикнул он.       В ответ к нему взметнулись сотни рук, салютующих полными бокалами:       — Да здравствует вечная Империя!       — Да здравствует наша слава!       — Да здравствует наше процветание! — воскликнула толпа.

***

      — Уверен, он снова в положении. — Сказал Атиль. — У него заметен животик.       — Разве он не родил зимой?       — Совсем не дает себе отдохнуть….       — Муж тоже захотел еще одного ребенка, но моя позиция тверда: пауза минимум в год!       Ханде поймал с подноса прохладный бокал с шампанским и залпом осушил его. Он понятия не имел, кого обсуждают эти омеги. Да и из всей компании он запомнил только рыженького омегу лет тридцати. Атиль был супругом важного для дела Филиппа человека, и его стоило держать в приятелях.       — Три года у них не было детей, все уже думали, что он бесплодный. Может….       Ханде подавил зевок и оглядел зал. До рассвета оставалось несколько часов, и танцы уже закончились. Альфы удалились в курительные комнаты пить коньяк и обсуждать свои важные дела, а омеги сбились в стайки и стали быстро уничтожать шампанское, закуски и веру Ханде в их адекватность. Напиваясь шампанским, он лишь мечтал выйти из этого зала в ночную тьму и раскурить расслабляющую скрутку из листьев дерева кха.       Все эти омеги сразу же замолчали и напряглись, когда к ним быстрой походкой приблизился Хефес, третий брат Ханде. Альфа, как и все военные, был в парадной военной форме с нашивками северной армии и гарнизона Тильке и уже с офицерскими погонами. Альфа низко поклонился омегам, выражая этим глубокое уважение к ним, так как благородный не обязан был склонять голову перед глупыми сплетниками.       — Извините меня, но я хотел бы пригласить своего младшего брата на прогулку.       Хефес был красив, молод и холост, поэтому его появление часто производило подобный эффект. Омеги повелись на его улыбку и сильный довлеющий над всем запах перца. Ханде быстро запихал в рот остатки закуски в виде фруктовой корзиночки, набил щеки и поспешил принять локоть брата, чтобы быстрее сбежать из этого зала.       — Давно не виделись с тобой, братец. — Хмыкнул Хефес, быстро ведя Ханде через зал в сторону арочного выхода. — Дилан говорил, ты мечтал прогуляться по саду. Печатка у тебя с собой?       Ханде проглотил фруктовые кусочки, почти их не пережевывая, подавил совсем не благородную отрыжку и попытался сосредоточиться на запахе Хефеса, чтобы не чувствовать головокружение от прочих ароматов.       — Дилан тебя послал? — спросил он, посматривая на брата снизу вверх. Хефес был самым высоким из братьев, а с его прямой осанкой он возвышался над Ханде где-то на полторы головы. — Я думал, ты тоже должен быть с ними и обсуждать эти ваши очень важные государственные дела.       — Я военный, а не политик.       — Там и военные.       — Солдат. — Поправился себя Хефес. — Просто солдат.       — Кайял не могут быть простыми солдатами.       Ночь была ясной и спокойной. Земля отдавала тепло, которым напиталась за день, дул совсем слабый ветерок, а около желтых фонариков кружились мотыльки. Колоннада опоясывала небольшой парк, одна из извилистых дорожек которого вела к каменным воротам Императорского сада. Когда они отошли достаточно далеко, а веселые голоса и музыка стихли, Ханде еще раз взглянул на Хефеса. В голове крутились мрачные и тяжелые мысли, но, снова взглянув на офицерский китель, Ханде не решился открыть рот.       Хефес заметил его интерес.       — Как твои дети? — спросил он. — Здоровы?       — А? — Ханде повернулся, кивнул. — Да, здоровы. Роуз только много капризничает, но я читал, что это нормально. Хотя вчера он кидался в брата сливами, и я….       Хефес громко засмеялся. Птички и сверчки замолкли, напуганные вторжением шумных чужаков.       — Ну, ты постоянно пытался побить меня палкой, так что ничего удивительного.       Ханде смутился:       — Я не помню такого.       — Когда я поступил в кадетский корпус. Тебе тогда сколько было? Лет семь?       — Где-то так. — Согласился Ханде. — Ты не собираешься возвращаться в центр? В Тильке успешную карьеру не построить, а Матте, я слышал, уже хочет тебя женить.       Хефес хохотнул, но ничего не ответил. По узкой каменной дорожке они подошли к высокой стене и старинным каменным воротам, которые все были расписаны грубой резьбой из непонятных слов. Ханде не знал этот язык и не мог в ночной темноте разобрать символы. Подул сильный порыв ветра, принесший тяжелый аромат цветущих роз. Хефес стянул с руки белоснежную перчатку и подошел вплотную к каменной кладке. Глазами он нашел нужный камень, чуть светлее всех остальных, и приложил к нему ладонь. На указательном пальце у брата не хватало фаланги — последствия взрыва самодельной бомбы во время беспорядков на севере Динии.       — У меня есть омега в Тильке. — Сказал брат. — Он из обычной семьи и учится на медбрата.       — Он северянин? — осторожно спросил Ханде.       Внебрачные связи и измены благородным альфам прощались, а вот роман с северянином или южанином мог и порицаться. После известного происшествия Матте и Дилан никогда бы не позволили замарать Семью такой грязной кровью.       — Нет. — Качнул головой Хефес. — Он из Тильке. Бывал раньше в садах?       — Не был.       — Приложи руку к этому камню.       Ханде осторожно подошел к большой холодной стене и медленно положил ладонь на нужный камень. Что-то укололо его ладонь, и тут же раздался щелчок — замок на воротах открылся. Ханде потрясенно замер на месте. Все это больше походило на магию, хотя, наверное, и существовало какое-то рациональное объяснение. Стены никак не могли узнать благородного по прикосновению. Может, там были сканеры?       Одна створка ворот медленно открылась перед ними как раз на то расстояние, чтобы можно было протиснуться внутрь. Из темноты к ним выбрался низкий худой омега в сером комбинезоне и с длинной косой, в которую были вплетены блестящие даже ночью серебряные нити. Казалось, это был всего лишь подросток. Даже запах у него еще не окреп и ростом он пока был ниже Ханде на целую голову.       Хефес молча показал омеге массивный перстень на своем пальце, и Ханде сделал так же.       Омега так же молча кивнул, низко поклонился и отступил, пропуская их внутрь.       — Спасибо. — Тихо шепнул ему Ханде, проходя мимо.       Мальчик ничего не ответил, молча закрыл ворота и убежал, скрывшись за широким стволом цветущей яблони. Ханде проводил его взглядом и огляделся вокруг, поражаясь красоте этого волшебного сада. Книги и картинки не врали: это было прекрасное сказочное место.       — Чтобы обойти все и дня не хватит. — Заметил Хефес. — Когда-то отец водил нас с братьями сюда, а я в отличие от Дилана и Симона был совсем ребенком и запомнил все слишком ярко. Хотя и не любитель.       — Это прекрасно. — Шепнул Ханде.       — Наверное.       Среди невысокой сочной травы были протоптаны дорожки, освещенными маленькими цветными фонариками. По обе стороны от входа розовым цветом цвели яблони, которые часто можно было встретить на улицах Арсалана, но далее простирался ковер блестевших под яркой луной белых полевых цветов. От поляны исходил приятный свет, разгоняющий темноту. Над головой у Ханде пролетела пара бабочек.       — Я читал, что смотрители позволяют саду расти самому. — Тихо сказал Ханде брату. — Здесь есть много диких растений. Разве это не замечательно?       Они медленно пошли по тропинке. Цветы под ногами слабо шевелились на ветру, и Ханде казалось, что он слышит их тихий шепот.       — Замечательно?       — Мне нравились полевые цветы. Они маленькие и сильные.       — Разве розы или пионы не красивей?       — Красивей. — Согласился Ханде и остановился перед невзрачным кустиком. — Это — цветущая медуница. Знаешь легенду про воина Асхара? Он был из Семьи Кайял, но из побочной ветви. Асхар стал воином, чтобы отомстить врагам, которые напали на его дом и убили его омегу. Но когда он выследил их и убил, сам был смертельно ранен. Тогда к Асхару пришел дух его любимого и принес букетик из медуниц. Асхар съел один цветочек и его рана тут же затянулась. Он посадил медуницу рядом со своим новым домом, и эти цветы никогда не вяли, цвели и в темные ночи, и в холодные зимы. В южных провинциях есть другая версия, где говориться, что эти цветы выросли на могиле омеги.       За небольшой поляной снова росли невысокие деревья: розовые яблони и шелестящие листвой сливовые деревья, листья которых так же странно сверкали в темноте. В их ветвях сновала целая стайка птичек, и Ханде узнал в них императорских златок. Должно быть, смотрители тоже занимались их разведением.       Ханде осторожно протянул руку и потрогал гладкий лист. Деревце и травы в ответ громко зашуршали, а на ближайшую веточку села крупная птичка. Ее черные глазки с любопытством посмотрели на Ханде и на его блестящие красивые кольца.       Тропинка вела вверх по холму, и одни растения сменяли другие. Ханде нашел кусты крупных розовых пионов, источающих сильный пьянящий ароматом, высокие заросли разноцветных роз и даже поляну неизвестных цветов, лепестки которых, и правда, напоминали маленькую частичку ночного неба. Постепенно заросли становились все плотнее, пока над головой Ханде и Хефеса не сомкнулись кроны деревьев. Но брат продолжал уверенно идти вперед, пока тропинка не оборвалась, и они не оказались на берегу небольшого круглого пруда. Спокойная водная гладь отражала темное небо и полную луну, а вокруг были разбиты аккуратные клумбы различных цветов. Клумб было семь, как и Семь Семей. И прямо перед ними росли роскошные черные лилии.       Ханде провел пальцем по нежным лепесткам цветов и пошел дальше, вокруг озера. Черные лилии сменились алыми розами, а затем и кустом пунцового олеандра, цветущего с весны до самой осени. Этот красивый цветок часто приписывали дому Лорано и именно их знак был начерчен на каменном бордюре в этой части пруда.       — Прекрасной ночи вам. — Раздался за спиной новый голос.       Ханде тихо вскрикнул и обернулся, прикладывая ладонь к испуганному сердцу. В нескольких шагах от Ханде в своей черной форме на низкой скамейке сидел Эмре Лорано. Он даже не потрудился сменить довольно вызывающую позу — одна нога закинута на другую, а в руке тлеет сигарета       — Красивый цветок, но ядовитый. — Снова заговорил Эмре из темноты. — Поэтому его и приписали к нам, наверное. Здравствуй, Хефес. Как служба?       — Что ты здесь делаешь?       Брат отреагировал спокойней, чем Ханде и подошел к Эмре, чтобы пожать его руку. Эмре с охотой стянул с руки перчатку, сверкнув камнем в своей печатке.       — Отдыхаю от общества, как и вы. — Протянул он, затягиваясь довольно крепким табаком. — Речь моего отца произвела довольно….бурную реакцию. Мне уже надоело слушать пустой треп и популистские речи. Я лучше приберегу свои силы для Совета.       — Ты снова в Совете?       — Меня… пригласили. — Эмре поморщился и несколько секунд помолчал. — Довольно наглая провокация, кажется мне.       — Это точно.       Ханде почти ничего не понимал из их разговора. Он многое знал о политике и был в курсе дел своего супруга. Знал, что прошедшие испытания новых ракет что-то изменили, что теперь риторика Империи стала намного смелее, а фотографии взрыва, скорее всего, были слиты прессе намеренно. Чтобы свои гордились, а чужие боялись. Ханде так же много слышал про Эмре, про его службу в военной полиции и про его заслуги в борьбе с терроризмом. Он не был тем карающим мечом, про который вещал с трибун его отец, но точно походил на неприметный острый кинжал, какой было принято вонзать из темноты в неприкрытую спину. Самодовольно Ханде считал себя умнее многих местных омег, но, просидев три года в провинциальном городке, он мало знал о столичных интригах.       Эмре докурил, заботливо завернул окурок в платочек и спрятал его в карман, а потом поднялся на ноги и, наконец-то, отвесил Ханде положенный по этикету поклон, подойдя чуть ближе.       — Приятно вас видеть, — сказал он и — Ханде показалось — подмигнул, — знаете, недавно у меня было страстное свидание с вашим другом.       — Не надо, Эмре. — Проговорил за спиной Хефес, а рука его легка на плечо альфы, обтянутое черной формы.       — Другом? Я вернулся в Арсалан на прошлой неделе и еще не успел завести….       Эмре стянул перчатку со второй руки, а потом закатал рукав, обнажая бледную кожу предплечья. Она сверкала в лунном свете таким же ярким пятном, как и водная гладь за спиной Ханде, как и волшебные лепестки местных растений. Чуть ниже локтя рука Эмре была перетянута повязкой с небольшим пятнышком проступившей крови. Рана была совсем свежая.       — Как насчет младшего сына нашего прошлого мэра? Бедный старик долго страдал и в прошлом году умер от сердечной болезни. А вы?       — Сирилл? — спросил Ханде.       В груди снова что-то неприятно сжалось. Он переживал до сих пор, хотя и пытался забыть про Сирилла. Он был не прав в своих убеждениях и зашел слишком далеко, чтобы Ханде мог найти ему оправдания. Предательство друга сильно обидело его когда-то, но Ханде решил смириться с произошедшим и вынести из этой истории ценный жизненный опыт.       — Сирилл. — Подтвердил Эмре, расправляя рукав обратно. — Всегда считал, что омегам нельзя давать в руки оружие, особенно пистолеты. Хорошо, что я сумел увернуться.       — Хватит, Эмре. — Повторил Хефес. — Прошли годы, Ханде уже не имеет к нему отношения.       — Да, конечно.       — В ту ночь на Мантуй, — шепнул Ханде, — я думал, он погиб.       — Он жив и здоров и стал большой проблемой для всех нас. Хуже омеги с пистолетом может быть только умный омега с личной террористической ячейкой, вам так не кажется? Я всегда хотел обсудить его с вами, но в последние годы вы стали недосягаемой звездой для всех.       Эмре долго смотрел на Ханде своими темными глазами. Сильный запах Лорано достигал его носа, и будь Ханде простолюдином, уже давно бы поддался ему. Но так лишь он перемешивался с запахами лилий, перца и растущих рядом цветов. Ханде сам первым отвернулся и посмотрел на водную гладь. Альфы за спиной замолчали, а сад вокруг продолжил нашептывать свои слова, нежный ветер гонял ароматы, и златки перекрикивались между собой. Над ними в ночном небе все еще нависали высокие башни дворца, а с другой стороны уже светлело небо. Занимался ранний рассвет.       — Я не жду ответа. — За спиной сказал Эмре.       Когда Ханде обернулся, альфа уже уходил прочь от пруда. Его темная фигура быстро скрылась за деревьями.       — Он не умеет проигрывать. — Сказал Хефес. — Особенно омегам.