Сквозь щель в платяном шкафу

      Митрин был старейшим городом на юге Империи и столицей обширных земель Дасе, включающих в себя все побережье, сам архипелаг Дасе и полуостров принца Эрикии, бывшего там наместником и известного своей страстью к местным виноградникам и омегам. Долгие годы на юге постоянно шли войны между мелкими феодалами, пока Империя не заинтересовалась богатыми плодородными землями. Быстро заняв обескровленные опустевшие города и сместив прежних правителей, Императорская Семья заново отстроила разрушенный Митрин, открыла торговые порты и засеяла пустые поля. Следующая пара сотен лет стала золотой эпохой расцвета Империи. Врагов на континенте почти не осталось, провинции покорились воле Императора, новые земли дарили ресурсы, а жители великого города Арсалана приумножали свои богатства.              Золотые времена закончились, когда последний Император Даахрам ступил на престол в седьмой день весенней луны, что уже считалось плохим знаком. Позже многие его современники писали о том, что Император был душевно нездоров с самого детства, отчего происходила вся его злоба и вспыльчивость. Погрузив страну в кровавые репрессии и страх и, по слухам, убив своего супруга, он получил смертный приговор от Совета Семи. Вместе с Императором были убиты его сыновья и их семьи, находившиеся во дворце в ту ночь. Книги и учебники говорили о том, что все они были на стороне Даахрама и хотели помочь ему бежать. Про последующую за той ночью охоту за остальными членами правящей Семьи в учебниках уже не писали и в приличном обществе не говорили.              Земли Дасе сразу после объявления о смерти Императорской Семьи не признали новую власть. В Митрине стали десятками появляться радикальные ячейки, привлекающие своими лозунгами местную молодежь. Некоторые боролись против власти Совета Семи, а некоторые против всей Империи, считая ее мировым злом. Когда Семья Кайял ввела в Митрин войска, вспыхнули мятежи, жестко подавленные армией.              Но это не помогло. За сотню лет мелкие радикальные ячейки объединились в большую подпольную сеть, распространив заразу терроризма по всей Империи. Они называли себя Истинной Армией, не признавали власть Семей и парламента, украденную у Императорской Семьи, и считали своим долгом избавить земли Дасе и другие провинции и республики от Империи. Истинная Армия на протяжении долгих лет хорошо скрывалась и становилась только сильнее. Ее сторонники подрывали железнодорожные пути и мосты, стреляли в членов парламента, охотились за благородными Семьями. Тридцать лет назад они взорвали два терминала аэропорта Сеина, убив сотни людей, а через две недели попытались сделать то же самое и в Арсалане.              Изменилось все тринадцать лет назад. Лето после убийства наследника Семьи Кайял по праву считалось темным пятном в новой истории Империи. Впервые боевики Истинной Армии сумели добраться до наследника могущественной Семьи, и больше Совет Семи не боялся сопутствующих жертв и не думал об общественном мнении. Армия Империи под командованием Семьи Кайял и с одобрения Совета и парламента вела зачистку по всей стране, больше не осторожничая и не проявляя снисхождения. Больше всего пострадал Митрин — город, в котором члены Истинной Армии чувствовали себя как дома, где жили их семьи и дети, где богатые промышленники и плантаторы финансировали их сеть, и где каждый второй житель вставал против имперских солдат. Все это привело к полугодовой осаде, к жестоким уличным боям и точечным бомбардировкам. Истинная Армия была почти уничтожена, ее лидеры убиты, сочувствующая элита Митрина, спонсирующая терроризм, схвачена и казнена.              Когда все закончилось, пыль улеглась, а прах погибших был развеян над морем, Митрин отстроили заново. Южанам к этому было не привыкать.              После того мрачного лета начались спокойные годы. В провинциях сменили наместников, усилили присутствие армии, в Тильке и Митрин ввели элитные гвардейские корпусы, расширили полномочия полиции и контроль над сомнительными лицами. Из центральных регионов Империи, а в особенности из Арсалана и Сеина, отослали почти всех беженцев и неблагонадежных лиц. Любой выходец из земель Дасе или северных республик не мог спокойно жить в столице без специальных документов. Были и противники подобных изменений среди либеральной общественности, но все Семьи поддерживали этот курс. В центральных регионах страны стало безопасно. Уже выросло новое поколение, не знавшее страха перед чужаками.              Поэтому никто не должен был знать, что произошло на долгожданном аукционе в самом центре Арсалана. Ханде не сомневался, что Эмре Лорано сказал правду. Этот альфа, как и вся его Семья, был хитрым изворотливым лисом, но он знал, что такое честь благородного. Шило, которым по традиции казнили врагов Императора, оформленное как южная традиционная заколка, ясно указывали на Истинную Армию, часть которой все-таки пережила тринадцатилетнюю чистку.              Несколько дней Ханде мучился неизвестностью, сидя в доме или гуляя по промерзшему голому саду и наблюдая за мелькающими над головой золотыми птичками. Златки прилетали со стороны дворца и селились в домике для птиц рядом с ритуальной чашей и статуей Создателя. Слуги из дома постоянно бегали смотреть на птичек и подкармливали их, покупая заговоренные семечки на личные средства. В окружении гомонящих златок Ханде сжег на алтаре ритуальную свечу из горьких горных трав и решился преподнести Создателю прядь своих волос и каплю крови, рискуя оскорбить божество, но прося принять эту жертву и сохранить мир на их землях.              Филипп вернулся на вторую ночь под утро и разбудил Ханде, пока, устало шатаясь, ходил по комнате и пытался снять рубашку. Ханде, чуть приподнявшись на кровати и слеповато щурясь, следил за ним. Рассвет только занимался, за окном темнел океан под окрашенным в холодные тона небом. Филипп раздраженно отбросил в сторону рубашку и приблизился к кровати. Ханде втянул в грудь воздух, немного успокоился: от альфы пахло потом, табаком и его природным запахом. Он не был пьян.              Филипп упал на свою половину кровати и тяжело вздохнул. Слабого света из окна хватило, чтобы Ханде разглядел его усталое бледное лицо с тонкими поджатыми губами.              — Спас своего ненаглядного? — первым делом спросил Ханде спустя несколько минут тишины. Не удержался.              — Ревнуешь, милый?              Ханде громко хмыкнул, показывая, что он совсем ни капельки не ревнует.              — Зачем тебе тогда нужен был законный муж, раз ты завел любовника? — спросил он.              — Это я тебя завел, золотце, а Камми давно знаю. — Филипп отвернулся от Ханде, показав ему свою голую широкую спину и плечо с меткой. — Отстань!              Ханде обиженно поджал губы и тоже отвернулся. Ему не нужна была любовь и забота Филиппа и он не ревновал этого альфу, но в последние дни он много боялся и нервничал. Ханде остался в одиночестве, вдали от своей семьи, и постоянно думал про родителей, про свою судьбу и будущего ребенка. Он, опять же, списывал всю эту сентиментальность на гормоны и испуг.              — Так нас, правда, хотели взорвать? — осторожно спросил он, когда губа перестала предательски дрожать.              Филипп ему ничего не ответил, а через несколько минут начал тихо посапывать. Ханде расстроенно шикнул, обидевшись на своего супруга, который так устал, спасая своих любовников, что упал спать даже не смыв с себя грязь и пот.              Ханде долго ворочался, прислушивался к неприятному запаху, а также долго смотрел на оголенное плечо со следом своих зубов. Метка не исчезала точно так же, как и его собственная, и Ханде начинал задумываться, не сделал ли он что-то неправильное. Нигде Ханде не слышал, чтобы омеги кусали альф. Это было странно и противоестественно, потому что именно альфа должен был помечать свое. Но, наверное, связь работала в обе стороны. Ханде протянул руку к метке, но так и не прикоснулся. Лишь пальцами ощутил тепло от тела альфы. Филипп никогда не говорил про свою метку, но она должна была бить по его самолюбию. Как это он, большой и сильный альфа, был помечен как чья-то собственность? Наверное, это было для него унизительно.              Ханде довольно улыбнулся и убрал руку, спрятав ее под покрывалом. Как только в голове всплывали мысли о душевных муках супруга, в груди разливалось приятное тепло. Ханде позволял себе наслаждаться этой мыслью и успокаивался. Так что он неуклюже повернулся на другой бок, прикрыл глаза и попытался удержать в мыслях образ страдающего Филиппа, чтобы не вернуться снова в водоворот тревоги.              

***

             За завтраком в малой столовой у Филиппа уже не получилось бы избежать разговора, невежливо заснув. И убежать из дома он не мог, так как к обеду ожидал в гости альф из столичной гвардии, посвященных в происходящие события, и мэра с его заместителем. К столу Ханде приказал подать тартар с лепешками и теперь с брезгливостью наблюдал, как муж довольно пожирал сырое мясо.              После того как все слуги удалились и плотно закрыли за собой двери, Филипп вытер салфеткой жирный рот и начал говорить:              — Кровь на шиле принадлежит одному из главарей Истинной Армии. Мило Граф. Знаешь такого?              Ханде коротко кивнул.              — Он выжил во время чисток и затаился. Многие считали, что он уже мертв.              — Теперь-то точно мертв.              Ханде поднял взгляд на мужа. Филипп невозмутимо продолжал завтракать, заедая мясо лепешками и запивая все крепким кофе. Отсутствием аппетита супруг никогда не страдал. Как и брезгливостью, и, возможно, воображением. Ханде кривился, отворачивал нос, но продолжал разговор, сгорая от любопытства и тревоги.              — Мертв. — Подтвердил Филипп. — Тело нашли вчера в полях за Императорскими садами.              Ханде сглотнул набежавшую слюну и положил руки на живот. Жест был каким-то глупым и наивным, но избавиться от него не удавалось. Их ребенок уже скоро должен был появиться на свет, а опасностей вокруг меньше не становилось. И как такой маленький беззащитный человечек мог спокойно жить даже в самом центре Империи и не бояться выходить на улицу?              — Откуда ты знаешь про Графа? — спросил Филипп, вытирая небритую щеку. — Омеги таким не интересуются.              — Так думаешь?              — Вы обычно болтаете о всякой ерунде и обсуждаете соседей.              — Как это мерзко звучит.              — Почему это?              — Ты — гребанный сексист.              — Я — человек, который живет в нашем обществе. — Филипп снова бескультурно бросил грязную салфетку на стол. — Я — сильный и успешный альфа, потому что я должен быть таким. А ты должен быть милым и заботливым омегой, которой растит моих детей и ухаживает за моим домом. Тебе не нужно много думать, и меня это устраивает. Так откуда знаешь про Графа? Феликс сболтнул или раньше слышал?              Ханде недовольно скривил рот, смотря на возбужденного альфу. Он не собирался отвечать на вопросы мужа, если они задались без капли уважения. Примерно то же самое Филипп уже говорил ему, когда речь зашла про Императорский университет и курсы в институте истории. Он совсем не задумывался о том, что его убеждения про омег могут быть неправдой.              — Ты, — Филипп устал ждать и откинулся на спинку стула, скопировал позу Ханде, — знаешь только роскошную жизнь в центре. Даже в Арсалане омеги должны искать подработки, потому что их альфы больше не могут кормить семью, а где-то в провинциях им приходится работать каждый день с утра и до вечера. Центр Империи живет в безопасности, а на границах люди до сих пор могут попасть под обстрел. Ты не задумываешься, что твоя прежняя Семья командует всей армией, а твой нынешний муж производит оружие, и тебе без разницы, на чем заработаны деньги, которые ты тратишь. Ты не жрешь мясо, но носишь красивые шубки. И ты, милый, говоря про сексизм, даже не вспомнил про бет, которых сам уже давно воспринимаешь за молчаливых слуг, а не за равных себе. Так что, золото мое, научись уже вовремя закрывать свой красивый ротик и отвечать на те вопросы, которые тебе задают!              В столовой повисла тишина. Супруг остался доволен собой и ухмылялся, потешаясь над растерянностью Ханде. А Ханде не знал, что сказать, потому что, он, конечно, знал про огромное количество несправедливости и дискриминации в мире вокруг. И, он, наверное, не хотел об этом думать, чтобы не портить свою жизнь. Но он жил с Филиппом и хранил на него огромный груз обид.              В гостиной часы громко пробили девять часов, а в столовой все еще висело молчание. Филипп явно победил в этом поединке, отчего не стал меньшим подонком, но и сам Ханде почувствовал себя не самым хорошим и честным человеком.              — Я не ношу шубки. — Тихо сказал он, опуская голову. — Не из настоящего меха.              — Ты еще молодой и глупый, сколько бы умных слов не выучил. Граф был лидером одной из ячеек Истинной Армии, и его обвинили в убийстве твоих родителей, верно? Он не высовывался тринадцать лет. В тебе дело?              — Зачем я ему? — Ханде погладил живот. — Отец был наследником Семьи Кайял, а я всего лишь его четвертый сын.              — Что насчет твоего Оми? Семья Кайял не спешит делиться….              — Оми был обычным омегой с ферм Дасе. Но он играл в частном театре и незаконно мигрировал с юга. Ты же должен понимать, почему о таких связях не говорят.              Ханде долго смотрел в черные и пугающие глаза Филиппа, пока не заметил слабый кивок. Об этом не говорилось, потому что столичное общество порицало раскрепощенные нравы актеров, порицало измены, порицало южных мигрантов, потому что в каждом из них видело угрозу своей спокойной жизни. Филипп же производил оружие для армии и спал с распутным южанином. Он в первую очередь знал, про что следовало говорить, а что следовало старательно скрывать.              В маленькой столовой становилось душно. С наступлением холодов окна плотно закрыли, как и широкие двери, ведущие через коридор в гостиную. Разговор был довольно тяжелым и изматывающим для Ханде, поэтому ему снова хотелось сбежать в сад и глотнуть свежего холодного воздуха, предвещающего скорое наступление снежного покрова.              Филипп первым отодвинул стул и поднялся, оставив на столе остатки лепешки с мясом и пустую кружку из-под кофе. По застеленному узорным ковром полу и по деревянным панелям стен ползли холодные лучи восходящего над морем солнца. Ужасно пахло свежим мясом и смесью перцев. Филипп тоже распалился, раскраснелся и распустил вокруг себя сильный солоноватый аромат, немного даже напоминающий Ханде запах Семьи Лорано.              Альфа обошел столик и оказался рядом с Ханде. Провел пальцами по его плечу, прикрытому тонким шелковым халатом и потрогал простую косу, перетянутую лентой. Ханде был настолько в своих мыслях и переживаниях, что не сразу заметил приставания супруга.              — Золотце мое, — тихо сказал Филипп, играясь с ленточкой, — мы не знаем, планировался теракт в тот вечер или нет, но у нас точно есть труп одного из лидеров Армии и действующая прямо под нашим носом ячейка. Не стоит оповещать об этом общественность.              Ханде снова поправил халат, прикрывая метку.              — К чему ты ведешь? — спросил он.              — Не болтай. — Попросил Филипп.              — Не беспокойся, омегам не до этого, они же обсуждают всякую ерунду.              Филипп коротко и резко посмеялся у Ханде за спиной и предупреждающе дернул его за косу. Ханде терпел и ждал, когда муж уйдет. Он всегда после завтрака или отправлялся в поездку, или уходил курить в кабинет. Ханде же хотел остаться в одиночестве, чтобы выпустить на волю мрачное удовлетворение от осознания того, что человек, убивший его родителей теперь точно мертв. Он смотрел на остатки мясного тартара на столе перед ним и не мог перестать думать про Мило Графа — самого мерзкого человека во всей Империи. Со своих шести лет Ханде выучил это имя и никогда не забывал.              — Тебе нужно появиться на людях. — Проговорил Филипп. — Ходят слухи после нашего поспешного отъезда.              — Скажем, что у меня болел живот. — Равнодушно пожал плечами Ханде. — Безопасно ли сейчас выезжать в город? Может, тебе плевать на меня, но твой ребенок….              — Мне не плевать на тебя! — Филипп отпустил его плечо и оставил в покое косу. — Усилим охрану. На нашей стороне гвардия, полиция, вся армия! Даже Семья Лорано….              — Хорошо. — Кивнул Ханде, перебивая.              — Хорошо. — Повторил Филипп.              

***

             Район Мантуй стремительно пустел. Его богатые жители покидали Арсалан на зимний период, и оставленные дома теперь стояли темными пятнами в наступающем с моря тумане. Ханде сгорал от желания спуститься на набережную и полюбоваться спокойными темными водами, спрятанными под пенкой густого тумана, но он мог лишь смотреть на мелькающий вдали силуэт Императорского дворца из окна своей спальни. Мерцающие вдали огоньки на башнях дворца, словно потерянные светлячки, создавали тревожное настроение, от которого потом Ханде не мог уснуть и мучился неясными кошмарами. Ему снилась удушающая тьма, из которой в его сторону тянулись черные руки с длинными страшными пальцами.              Напротив безжизненного района Мантуй, весь остальной город продолжал бурлить и кипеть: вечерние улицы стояли в пробках, люди бежали по тротуарам, перепрыгивая лужи, заполняли кафе и магазины, спускались в метро. Сквозь тонированное стекло нового автомобиля Ханде следил за горожанами и с детским любопытством удивлялся этой простой, но полной забот жизни, которой он никогда не знал.              Наверное, Филипп был в чем-то прав. Ханде было удобно оставаться в том мире, который он знал с детства. Даже рядом с таким мужем, как Филипп. Он не мог просто так уйти. И — Ханде очень надеялся на это — дело было даже не в богатстве, деньгах или положении, а в том месте, которое он занимал. Он был благородным омегой, Семья Кайял приютила его и назвала своим родным сыном, Матте сжалился и не вышвырнул из главного дома, его обучили без оглядки на происхождение. Ханде стал маленьким кирпичиком их общества, вот только проблема была в том, что этот кирпичик располагался где-то в фундаменте. В первую очередь в Доме Кайял его научили думать о благополучии народа и Империи, а уже потом о себе.              В небольшом частном ателье в районе Старого города принимали только званых гостей. Ханде постучал в зеленую старую дверь, назвал свое имя и прошел внутрь, оставив усиленную охрану снаружи. Бета молча провел Ханде по темному коридору до широких позолоченных дверей и с поклоном распахнул их. Хорошо освещенная круглая комната была устлана дорогими коврами, завешена драпировками и зеркалами. В середине стоял небольшой подиум для примерки, рядом с которым полукругом расставили низкие мягкие диванчики с подушками. На возвышении уже стоял Сирилл, облачённый в заготовку свадебного костюма. Его длинные черные волосы убрали в высокую прическу, обнажив тонкую шею. Нижняя красная рубаха, расшитая золотой вышивкой с широким вырезом открывала острые ключицы. На ближайшем диванчике в компании крепкого красного вина сидели Хусса и Ассиль. Ханде знал, что эти омеги тоже будут здесь, но все равно немного расстроился. Они, конечно, тут же подняли шум, по очереди обняли Ханде и расцеловали в щеки, обдав приторным запахом виноградного вина.              Сирилл заметил Ханде и лишь скромно кивнул. А когда старшие омеги отвлеклись на перешептывания, состроил скучающую рожицу, чуть высунув язык. Это он еще пару дней назад отправил официальное приглашение на примерку, в строчках письма моля о моральной поддержке. Ханде принес это письмо Филиппу, и муж разрешил выйти из дома.              — Мы так давно с вами не виделись, Ханде, — сказал Хусса, наклоняясь ближе, — наверное, с самого праздника Сошествия.              — Мне много нездоровилось в это время. — Улыбнулся Ханде.              — Да-да, я понимаю. — Кивнул Хусса, посматривая на живот, который был отлично заметен под обыкновенной хлопковой рубахой. — Ребенок — это такая радость! Я уже поздравил Асси со скорым появлением внука. Ах, вот бы мне уже через годик….              — Папенька! — громко прервал его Сирилл. — У вас уже двое внуков!              — Ах, это от альф, а вот от сына омеги — это совсем другое!              — Чем же?              — Ах, Сирилл, душа моя, — Хусса отмахнулся от сына, — ты еще совсем ничего не понимаешь в жизни!              Сирилл возмущенно фыркнул и отвернулся от папеньки. Старшие омеги позвали слуг и потребовали принести тарелку с закусками. Они удобно устроились на подушечках перед низким каменным столиком и снова стали осыпать Ханде комплиментами, ставя его в пример Сириллу как примерного, воспитанного и послушного омегу.              — На днях поспорил с отцом, — пожаловался Хусса, — это так ужасно. Я сам виноват, баловал много.              — Хорошо, что Филипп был не таким. — Кивнул Ассиль, улыбаясь Ханде. Наверное, ожидал какую-то благодарность за такого замечательно мужа. — Мы растили из него достойного наследника нашего рода. Знаете, Ханде, до сих пор помню, как он маленьким сильно упал, но даже не заплакал, хотя глаза были на мокром месте. Я так им гордился в тот момент!              — Сколько ему было?              — Года три. — Отмахнулся Ассиль. — Хусса, друг, не знаю, баловал ли я омегу, но вот альф надо уметь правильно воспитать.              Портной в это время закончил с рукавами рубахи и принес теплую тунику, скрывающую длинные ноги Сирилла. Традиционный свадебный костюм омеги должен был покрывать все тело и обязательно доходить до пят. Длинные туники и накидки делали из красного шелка и тяжелого бархата, покрытого золотыми вышивками: птицами, виноградными побегами, оберегами общин долины Ландини. Голову тоже покрывали красной тканью, которую потом должен был снять альфа. Так омега перерождался для мира в роли верного супруга.              Сирилл встал под яркой лампой, освещающей полностью его роскошный наряд. Убранные волосы подмастерье украсили золотыми цепочками, а на хрупкую шею навесили тяжелое ожерелье с красными крупными рубинами. Сириллу все это необыкновенно шло, и даже еще в неоконченном костюме он выглядел как благородный омега из самого богатого Дома Империи.              Хусса от радости захлопал в ладоши, с гордостью смотря на нарядного сына. Слова о правильном воспитании детей он пропустил мимо своего внимания.              — Успокойтесь, папенька. — Попросил Сирилл и покрутился перед большим зеркалом. — Чувствую себя довольно глупо.              — Не придумывай! — Шикнул Хусса. — Ты — очень красивый жених. Скажите же, Ханде.              — Да, красиво. — Кивнул Ханде. — Будет традиционная свадьба?              — Наша семья играет только традиционные свадьбы!              — Чтобы точно никто не смог избежать этой участи. — Снова хмыкнул Сирилл, сверкнув темными глазами в сторону папеньки.              Хусса всем своим грузным телом откинулся на подушечки и стал обмахиваться рукой. Лицо его раскраснелось то ли от выпивки, то ли от слов сына. Ассиль рядом сочувственно гладил приятеля по плечу и прятал довольную усмешку. Сирилл не впервые ругался с Оми на публике, позоря его, а Ассиля это только забавляло. Он был высокого мнения о себе и о своей семье и любил находить этому неоспоримые подтверждения. Уж его-то собственный сын никогда не предавал семейных убеждений.              Сирилл не обратил внимания на происходящее у его ног и повернулся в сторону зеркала. Подергал ожерелье на шее и потряс головой, отчего цепочки чуть спутались.              Традиционный вариант свадьбы включал в себя разные ритуалы подготовки будущих супругов: омовение омеги и альфы в водах храма, молитву Создателю, строгую традиционную красную одежду омеги, покрывающую его с головы до ног, и строгий черный костюм альфы, ритуал передачи омеги от отца мужу, ритуал смешения крови и создания новой семьи.              Все это было дорого и неудобно, поэтому такие ритуалы использовали только аристократы и члены Семей. Обычные жители Империи обходились посещением мэрии и скромным светским праздником в кругу родственников и друзей. И главное, что прельщало Ханде — в мэрии спрашивали согласие у самого омеги, а не у его Атэ и Оми. Традиционные же ритуалы обязывали омегу молчать всю церемонию, показывая покорность старшим и мужу.              Ханде не мог представить, как пройдет такая свадьба Сирилла. Как, вообще, пройдет его жизнь. Ханде незаметно поглаживал округлившийся живот и представлял, что через двадцать лет он сам будет толкать своего маленького омегу в руки неизвестного альфы. Что он добровольно и с радостью отдаст собственного ребенка мужу-тирану на растерзание и будет настолько же слеп, насколько были Ассиль и Хусса, которые снова начали обсуждать размах предстоящей свадьбы и длинный список гостей, не замечая мрачного и собранного Сирилла перед собой.              После окончания примерки Хусса и Ассиль оставили их в зале, выйдя вместе с портным в мастерскую. Их громкие голоса, не замолкающие ни на секунду, наконец-то умолкли. Сирилл же в это время снял свадебные наряды, отбросил их в руки прислуживающего ему беты и стащил с шеи тяжелые украшения. Ханде так и остался лежать на диванчике в окружении мягких подушечек. Тарелка с сыром уже значительно опустела, и Ханде только жалел, что ему не подали никаких фруктов или ягод.              — Свадьбу назначили на первую весеннюю луну. — Сказал Сирилл. — Луис сам прислал Атешам приглашение. Ты будешь?              Ханде пожал плечами. Впереди еще была пара месяцев долгого зимнего сезона.              — Я постараюсь, — честно ответил он, — если сын не решит появиться на свет чуть раньше срока.              Сирилл быстро облачился в узкие черные штаны и в такого же цвета рубаху. Верхнюю лампу приглушили, сделав комнату более уютной, и теперь Сирилл сливался с собравшейся по углам тьмой. Он распустил прическу, и тяжелые густые волосы упали на плечи.              Ханде доел последний шарик сыра и отставил в сторону пустую тарелку. Теперь ему в который раз за день хотелось в туалет.              — Так ты, правда, выйдешь за Луиса?              Сирилл долго и внимательно смотрел Ханде в глаза, все еще не сходя с пьедестала.              — А ты как думаешь? — спросил он весело.              — Ты громко кричишь, — сказал Ханде довольно спокойно для тех чувств, которые бушевали у него внутри, — но одни только крики ничего не значат. Я много спорил с моим названным Оми и даже пытался бежать из поместья, но все это оказалось несерьезным и детским притворством перед самим собой.              — Куда бы ты пошел, если бы бежал?              — Не знаю. Вернулся бы обратно.              — Потому что кажется, что бежать некуда.              Ханде кивнул.              — Или у тебя есть запасной план и на свадьбе ты собираешься сказать «нет». — Закончил он свою мысль.              Сирилл сошел вниз и тихо подкрался к диванчику, чтобы опуститься рядом с Ханде. Его чистый девственный запах заполнил пространство между ними, и Ханде даже ощутил сквозь свой собственный аромат этот легкий флер весенних медовых цветов.              — Разве можно отказаться? — спросил Сирилл тихим хрипловатым голосом. — Отказаться, когда тебя даже не спрашивают и не слушают?              — Не смешивать кровь, — Ханде подался ближе, — страшное оскорбление для альфы, если его жених откажется от ритуала.              Тишина в темной комнате поглощала их тихие голоса. Не было слышно, что происходит в коридоре и в мастерской. Не было слышно других клиентов, если они тут, вообще, были. В академии и в домах Семьи о таком разговаривать воспрещалось, поэтому Ханде непроизвольно понижал голос и шептал. Сирилл подражал ему.              — Было когда-то такое? — уточнил он с интересом.              — Нет. — Ханде мотнул головой.              С минуту они молчали и посматривали друг на друга. Много красивых и трагичных легенд и историй накопила Империя за сотни лет своего существования. И, конечно же, Сирилл оказался не первым омегой, кому не мил был будущий муж.              — Говори же! — потребовал он, прерывая молчание. — Вижу же, что знаешь!              — Нет. — Снова мотнул головой Ханде.              — О чем тогда задумался?              — В эпоху золотого века наследник Императора захотел взять в мужья пятого сына Семьи Кайял — омегу по имени Лисси. Лисси был невероятно красив и умен. И он любил своего брата как альфу. Знаешь его историю?              Сирилл с интересом слушал и не сразу ответил. Ханде ждал с десяток секунду, пока друг не покачал головой.              — Лисси умер? — предположил он. — Во всех ваших легендах кто-то умирает.              — На церемонии во дворце Лисси проткнул себе горло вместо ладони. — Закончил Ханде. — Но не это главное в этой истории.              — И что же?              — Лисси не хотел предавать свою любовь, но все равно ушел во тьму супругом наследного принца. Кровь у алтаря была смешана.              Сирилл улыбнулся, показав белые зубы, и отпрянул от Ханде. Они сидели уже слишком близко, ведя свой странный разговор. Воздух между ними был горяч и наполнен тяжелыми запахами. Почему-то казалось, что вся эта болтовня и старые легенды были не просто так. В последнее время Ханде научился замечать эти моменты.              — Даже в смерть ты не сбежишь, да? — нервно посмеялся Сирилл. — Но мне бы не хотелось умирать. Моя жизнь дорога, чтобы ее вот так разменивать.              — Тогда что ты сделаешь? — спросил Ханде.              Хитро, по-лисьи, друг улыбнулся.              — Заставлю их услышать меня.