Сквозь щель в платяном шкафу

      День летнего солнцестояния в Сеине отмечался со времен основания первого поселения в этой долине. Объявлялся выходной, улицы украшали флажками и цветами, проводили местные ярмарки и одну большую в районе старого рынка Сеина. К вечеру начинали жечь кострища, устраивать веселые гуляния. А после захода солнца пускали фейерверки, пытаясь как можно дольше противостоять ночной тьме.              Раньше Ханде обожал бродить по рядам ярмарки в компании Луиссиана и парочки солдат и перебирать необычные для центра Империи ткани или украшения. Торговцы приезжали из столицы, с далеких южных островов архипелага Дасе или из предгорья. То и дело на ярмарке находились необычные украшения с морскими жемчужинами или странные фрукты и разные национальные блюда, которые Ханде с удовольствием пробовал. Было лет пять назад такое, что он с отвагой сожрал какого-то засахаренного таракана. Угощение было протянуто ему полуголым загорелым омегой с выбритой головой.              Неподалеку от рынка в старом белом городе — историческое наследие Империи — находился небольшой особняк, принадлежащий семье Кайял. Одноэтажный дом с крытой верандой прятался посреди небольшого сада. От узких старых улочек его ограждал невысокий забор с фонариками и изгородь из кустов белых роз. На заднем дворе под плакучей ивой отстроили небольшой фонтанчик, омывающий скульптуры Создателя и первого омеги — Императора.              Рудольфус Атеш прилетел из столицы без супруга, а из Семьи Кайял на вечерний ужин должен был явиться Дилан в качестве наследника Дома и Матте. Ханде, получив официальное приглашение на гербовой бумаге с запахом благовоний, очень удивился. Альфы хотели обсудить какие-то свои важные дела, касающиеся Совета и оборонного контракта. Ханде ожидался там в роли украшения и подтверждения этого выгодного союза. А вот зачем Матте собрался идти? Даже главный омега Дома не имел никакой реальной власти. Он должен был заботиться о доме и саде, управлять прислугой и другими омегами, да обеспечивать комфортную жизнь для альф.              Но приглашение в городской дом подписал именно Матте и заверил своей печатью с небольшим старым иероглифом, обозначающим расцветший бутон лилии.              Ханде отложил письмо на столик, посмотрел на застывшую неподалеку от него фигуру Феликса, а потом перевел взгляд на красивый букет ирисов, срезанных сегодня утром.              — Я видел в гардеробной белый кафтан с золотой вышивкой. — Сказал Ханде, поправляя рукава домашнего халата. — Он подойдет. Нужно его приготовить к вечеру. И мне нужен омега, который поможет сделать прическу. Как плести я ему расскажу. И еще золотую краску для глаз.              — Хорошо. — Отозвался бета за спиной.              — И еще, — Ханде повернулся, чуть не сбив со столика чайник с настойкой из мяты и листьев черной южной смородины, — где пропадает мой супруг?              — Был в своих комнатах.              — А это где?              — Правое крыло второго этажа. Ваше левое.              — Хорошо.              После полудня Ханде аккуратно промыл волосы шампунем без отдушек, а потом втер в корни пару капель орехового масла, а кончики прополоскал в травяном отваре, сваренном на водяной бане одним из служек-бет. Кожу Ханде тоже старательно натер настойкой и разведенным маслом из косточек винограда. Глаза аккуратно подвел золотой краской, обозначающей радость, богатство и плодородие. На руки навесил браслеты, оставшиеся со свадьбы, и аккуратно вычесал высохшие волосы. Потом пришел омега, умеющий плести косы, и под руководством Ханде соорудил у него на голове сложную прическу с вплетенной в нее золотой лентой. Перед самым выходом Ханде надел обычную белую приталенную рубаху и штаны, а сверху накинул красивый и легкий летний кафтан, полы которого доходили Ханде до середины икры. Кажется, супруг не любил длинную и закрытую традиционную одежду, поэтому Ханде постарался соблюсти этикет.              Сборы заняли несколько часов, и Ханде был уверен, что его дорогой муж непременно это как-то прокомментирует. Но альфа только молча встретил его у лифта и так же молча сопроводил к черному автомобилю. Такому же, на каком Ханде в начале этого месяца привезли сюда.              — Ты вылил на себя все отдушки, какие только смог найти? — спросил альфа, устроившись удобно по левую руку от Ханде. — Я не люблю посторонние запахи. От тебя должно пахнуть как от омеги, а не как от лавки с духами.              Ханде не ответил, и мужу тоже пришлось долго молчать. Они уже миновали огромную площадь тысячелетия Империи, с высоким памятником-шпилем, блестящим под закатным солнцем, когда он снова заговорил:              — Твой брат сказал, что он может говорить с нами на правах наследника Семьи. Отец малость оскорблен и может вспылить, а мне нужно сегодня закрыть сделку. Твоя задача: улыбаться и вежливо разговаривать, как там тебя учили. А еще лучше, побольше молчи. Думаю, твой Оми увязался следом, чтобы проследить за этим.              — Матте мне не Оми! — Ханде посмотрел на мужа. — Трудно запомнить что ли?              Альфа махнул рукой:              — Не порть мне настроение, муж. — Сказал он. — Не сегодня.              Автомобиль медленно пробрался по узким круглым улочкам к особняку. Иногда из окна Ханде видел веселые компании людей, вышедших на вечерние гуляния, и немного грустил. Ярмарка тоже была неподалеку. Если идти по пешеходным дорожкам, это бы не заняло и получаса. В воздухе все яснее чувствовался запах дыма — это зажигали костры. Филипп рядом только напыщенно морщил нос, отчего Ханде сделал вывод, что его супруг не любил не только традиционную одежду, но и праздники.              Они приехали последними. Когда Ханде ступил на теплые камни в пороге дома, угодил в объятия Матте. Этот омега приблизился быстро, обдал запахом травок и поцеловал Ханде в центр лба. Но нежность тут же сменилась острым взглядом, стоило ему увидеть прическу Ханде. Матте очень тихо, так, что альфы ничего не услышали, шепнул ругательства и ступил в сторону, уступая место.              Следом за Матте к Ханде подошел пожилой альфа с элегантным хвостом длинных поседевших волос и тоненькой бородкой. Черноволосый крупный Филипп совсем не походил на отца. Хотя бы тем, что старший альфа умел вести себя прилично и умел обращаться с благородным омегой.              — Рад встрече с вами. — Альфа поцеловал руку Ханде. — Я — Рудольфус Атеш.              — Ханде.              — Атеш. — Поправил альфа. — Теперь ваше имя Ханде Атеш.              — Он пока не очень этим доволен. — Вмешался муж. — Отец.              Филипп вышел вперед и поклонился старшему альфе, а потом поцеловал запястье Матте. Ханде, увидев это, громко фыркнул. Уж с ним-то муж себя так еще ни разу не вел.              — Пройдемте, — позвал Матте, взмахнув широким рукавом, — сын уже ждет вас.              Дом состоял из длинных полутемных коридоров, устланных старыми коврами, и уютных комнат, оформленных в старомодном стиле коренных народов сеинских равнин: дерево, драпировки и теплые тона. Встреча праздника солнцестояния проходила в гостиной, а не в столовой. Круглый дубовый стол накрыли расписанными тарелками с фруктами, кусочками мяса и закусками. Между ними стоял пузатый кувшин с вином. Ханде, зайдя в помещение последним, почтительно склонил голову перед Диланом, который сегодня был не его старшим братом, а представителем Главы Семьи Кайял, и удобно устроился на низеньком диванчике рядом со столом.              Альфы, между тем, расшумелись. Они громко приветствовали друг друга, обнимались и хлопали по спинам. Ханде стянул со стола горсть его любимого винограда и с интересом наблюдал. Почти бесшумно Матте опустился на соседнюю подушечку. Его запах подсохших цитрусов слегка ущипнул за нос.              — Твоя наглость не знает границ. — Тихим голосом заговорил Матте. — Тебе повезло, что твой муж ничего не смыслит в традициях.              — Он буквально изнасиловал меня в первый день. А ты опоил, чтобы ему было легче.              Ханде положил в рот очередную виноградинку. Альфы закончили смеяться и кричать и теперь рассаживались за столом.              — Чтобы было легче тебе.              Дилан заговорил громким голосом, перебивая тихие речи своего Оми:              — Ханде стал настоящим омегой! — воскликнул он. — Мой самый любимый младший братишка. С малых лет постоянно ходил с битыми коленками и весь растрепанный. А сейчас такой красавец! Замужество всегда красило омегу!              Ханде заметил оценивающий взгляд Филиппа на себе. Как будто он решал, красивый ли Ханде сейчас и сколько в нем от настоящего омеги. Это длилось несколько секунд, а потом Филипп перевел все свое внимание на выпивку.              — Вы считаете Ханде братом? — спросил он — Я слышал, он приемный в Семье Кайял.              Муж мог думать, что уязвил его гордость этим замечанием. Но Ханде никогда не стеснялся своего Оми или его плебейского происхождения. Благородство заключалось не только в густоте крови, но и в пройденном жизненном пути.              — У нас с ним одна кровь. — Отрезал Дилан. — Я знаю Ханде уже тринадцать лет. Он мне брат.              — А ваши другие братья? — уточнил Рудольфус.              — Они все еще в армии и не женились. Симон недавно стал капитаном и перевелся в Арсалан, а Хефес все еще на севере. Сейчас он в Тильке в госпитале.              — Что случилось?              — Получил ранение в руку. На севере опять неспокойно.              — Снова Динийская республика? Еще пара лет, и они начнут требовать суверенитета.              — До этого никогда не дойдет. — Качнул головой Дилан.              — Если только партия Возрождения не займет места в парламенте через год. — Снова заметил муж.              — Они — сборище кретинов. Они никогда не получат преимущества.              — Настроение народа меняется. Особенно в столице и в регионах вокруг Тильке.              — Народ верит всему, что красиво блестит. А когда Империя вместе с Динийской республикой лишится почти всех титановых залежей и порта Роус, тогда они поймут, что натворили.              — Я считаю так же, — закивал Филипп, — поэтому нам и нужна реформа армии.              — Вы знаете, семья Кайял всегда беспокоилась о способности нашей страны защитить себя. Если мы не сохраним север, его заберут другие, и мы окажемся в уязвимом положении. Из Тильке уже можно атаковать Арсалан.              — Даже наши снаряды не могут….              — То, что мы создаем здесь — может!              — Должно быть еще одобрение парламента…              Матте махнул рукой, и незаметный слуга разлил вино по хрустальным стаканам и посыпал его сверху молотой корицей. Альфам подали что-то покрепче в больших мутных бокалах.              Матте хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание.              — Мы собрались здесь, чтобы почтить торжество жизни и отметить создание новой семьи, а не рассуждать о способах массового убийства. Сегодня Создатель этого не почтит.              После этой дерзкой речи Матте еще раз похлопал, и на этот раз к столу вынесли большой блюдо с запеченным мясом, сочащимся внутренними соками и жиром. Ханде подавил очередной приступ тошноты, но глаза у разгорячённых альф точно загорелись первобытным огнем. Матте всегда знал, как правильно на них действовать.              Ханде спрятал лицо за бокалом, чтобы отвлечься от кровавых образов смерти, навеянных этим разговором.              — Ханде не любит мясо, — поясни кому-то Матте, — разве что иногда может съесть кусочек. Он — очень добрый ребенок, и ему жалко бедных животных.              — Самой природой так задумано, — заговорил Филипп, — одни поедают других.              Остальные альфы согласно проурчали, занятые выпивкой и едой. Расшитые вышивкой рукава Матте снова мелькнули перед глазами, но он ничего не ответил. Ханде же залпом допил вино, что было почти непозволительно для приличного омеги, и отставил стакан в сторону.              — Но мы — не дикие животные. — Громко ответил он, смотря супругу в глаза. — У нас нет необходимости нападать на слабых. Разве что, потешить собственное….              — Ты не альфа. Тебе не понять. — Отрезал Дилан.              — Чего?              — Мы люди, дорогой, — ответил ему муж, — и мы намного хуже любых животных в своих….амбициях.              — Но мы должны быть лучше!              — Глупости….              — Ханде — омега. — Мягким, но громким голосом проговорил Матте. Он не ел мясо или закуски, а лишь пил мелкими глотками подогретое вино. — Вам тоже, альфам, не понять, как великодушно и огромно может быть сердце молодого омеги. Позвольте сказать, — он медленно пригубил вино, выдерживая паузу, — Создатель наделил омегу добротой и состраданием, чтобы мир окончательно не погряз во тьме и войнах. Своих сыновей я учил с уважением относиться к мужьям, и, вам, Филипп, советую то же самое.              Муж спокойно выдержал речь Матте и его тяжелый взгляд. Атмосфера за столом, казалось, накалилась. Но все быстро сошло на нет, когда Рудольфус и Дилан одобрительно кивнули.              — Я был с вашим сыном только в брачную ночь, — ответил супруг, — и мы договаривались о метке. У него имеется достаточно времени, чтобы привыкнуть к новой жизни. Хотя, в самый первый день он спрятался от меня в платяном шкафу. — Муж смешливо фыркнул. — Не спорю, что Ханде — очень необычный омега.              — Шкафу? — переспроси Матте.              — Убежал в гардеробную и забился в самый дальний угол в кучу тряпок.              Рудольфус Атеш довольно засмеялся, позабавившись поведением Ханде, потом откусил жирный кусок мяса и запил все выпивкой. На этом разговор закончился, а Ханде снова остался со своими мыслями и еще более тяжелым сердцем. Матте несколько раз бросил на него косые взгляды, но промолчал.              Через полчаса альфы снова завели разговор про Совет, выборы в парламент и оборонный комплекс на окраине Сеина. За годы жизни в Семье Кайял Ханде привык к таким разговорам и учился их пропускать мимо ушей. В благородных Семьях даже омег учили тщательно хранить секреты, а Ханде предпочитал их и не знать.              Когда разговор зашел о проекте семьи Атеш и его финансировании, Матте плавно поднялся со своего места и тронул пальцами плечо Ханде. Кивком позвал его за собой. И, придерживая за рукав кафтана, быстро вывел Ханде из комнаты обратно в полутемный коридор.              — В мою спальню. — Приказал Матте, уводя его вглубь дома.              Покои Матте выходили на задний дворик и фонтан. Они тоже все утопали в драпировках и тканях, а на низком столике дымилась длинная палочка благовоний. Над кроватью в золотой раме висел портрет вот уже почти тринадцать лет убранный черной тканью — там был свадебный портрет молодого отца и Матте.              — Когда альфы начинаю обсуждать свои дела, омегам стоит удалиться. — Поучительно проговорил Матте, зажигая по очереди светильники на стенах и распахивая тяжелые шторы на окнах, впуская свежий сумеречный воздух в комнату. — Каждый занимается своим делом, тебе понятно?              Он подошел близко к Ханде, обдал запахом апельсинов и благовоний. Рукой Матте провел по его волосам, трогая пряди, уложенные в прическу. Гладкая ткань его рукава прошлась по шее и лицу Ханде, пощекотав щеку. Снова захотелось чихнуть.              — Поминальные косы. — Шепнул Матте. — Омеги плетут их в память о погибшем супруге. Если бы Атеши лучше изучили наши традиции….              — Лучше бы изучили! — выплюнул Ханде. — А то получается, что я старался зря!              — Не зря.              Матте резко схватил его за волосы и с огромной силой, какую не мог иметь такой хрупкий и худой омега, швырнул Ханде на пол. Не то чтобы это произошло впервые, но все равно было неожиданно. В своем воспитании Матте часто прибегал к рукоприкладству, но чем старше становился Ханде, тем реже происходили такие сцены.              Но вот он снова оказался на полу, лицом в пушистом красном ковре. А затылок ломило болью от встречи с кроватной спинкой. Ханде приподнялся на локте и откашлялся, сплюнув вязкую слюну на пол. Из носа что-то потекло: сопли или кровь.              Матте подошел ближе. Ханде увидел его ноги в легких летних сандаликах.              — Ты — сумасбродный мальчишка! — прошипел он. — Омега, потеряв супруга и весь смысл своей жизни, скорбит и заплетает волосы в траурный узор, показывая любовь к нему. Можешь сколько угодно выводить своего мужа из себя, но никогда не смей вот так оскорблять меня!              

***

             Несмотря на поздний час, ярмарка продолжала работать и площадь не пустела. Одни костры уже догорали, а другие только разжигали. Они должны были освещать город до самого рассвета, прогоняя ночную тьму. То и дело на небе вспыхивали очередные всполохи фейерверков, и Ханде поднимал голову. Матте вел его сквозь торговые ряды к одной лавке. За спиной бесшумно следовали солдаты Семьи Кайял. Они, как и дорогое одеяние Матте, привлекали внимание. Горожане пялились, а некоторые почтительно склоняли голову, узнав их.              — Ссорясь с ним, ты делаешь себе только хуже. — Учил Матте. — Хочешь ты или нет, тебе придется жить с этим альфой всю жизнь. Очень глупо с твоей стороны начинать свой брак именно вот так.              Ханде потер ноющую после ударов щеку и нагнал старшего омегу, обогнув очередную компанию подвыпивших в честь праздника людей. Рядом горел высокий костер, играла музыка. В свете костра танцевала пара веселых омег, а остальные смотрели. Матте шел в другую сторону.              — Мне нужно было стерпеть? То, что он набросился на меня тогда как животное? Он должен был….              — Нужно терпеть. — Перебил Матте. — Все проходят через это. Умный омега может подстроиться.              — Почему? А можно, вообще, не выходить замуж? Зачем?              Матте остановился, чтобы взглянуть на Ханде. Они шли пешком от самого дома и уже миновали почти всю ярмарку, но у Матте даже дыхание не сбилось. В этом году он должен был отметить пятидесятилетие, а выглядел минимум на десяток лет моложе. Этим славились многие омеги Семьи Маре, из которой Матте был выходцем.              — Нам нужен этот союз с Атешами. Ты сам принял такую судьбу, когда согласился остаться в Семье, а не жить в сиротском приюте.              — Мне было шесть!              — В этом возрасте меня уже обещали твоему Атэ. Посмотри на людей вокруг! — Матте взмахнул рукой. В отблесках костра блеснули его браслеты. — Некоторые смотрят на нас как на божеств. Мы не принадлежим сами себе. Никогда не принадлежали.              Они добрались до лавки на самой окраине ярмарки. Временный шатер выглядел так же, как и прочие. Только вот около входа горел странный зеленоватый костер, а внутри обстановка поражала своим богатством. Ханде показалось, что он зашел в какой-то благородный дом. Их никто не встретил, и Матте требовательно зазвонил в колокольчик около входа.              — В шестнадцать лет меня отдали за твоего Атэ. И я был в такой же ситуации, что и ты сейчас. За исключение того, что рядом не было никого, кто бы мог мне помочь. Моему собственному Оми не было никакого дела до своих детей. Кажется, я был у него уже восьмым сыном.              Шатер был заставлен стеллажами с баночками и коробами. Вокруг стоял сильный пряный запах, перебивающий другие ароматы. Все стены завесили красной бархатной тканью, сливающейся с темнотой. Единственным источником света была пара светильников, выполненных в виде старинных свеч.              Матте еще раз позвонил в колокольчик, и из-за одной из драпировок появился седой омега, возраст которого Ханде даже не мог определить. Он, как и Матте, издалека мог сойти и за подростка, но вблизи были видны все возрастные морщины и пигментные пятна на худом лице.              — О, Змей, пришел! — омега громко засмеялся и обнял Матте. Они поцеловали друг друга в щеку, а потом заговорили на старом наречии южных регионов Империи. Ханде понимал их через слово.              — А это твой маленький змееныш? — седой омега подошел и к Ханде, внимательно осмотрел его лицо и одежды, немного испачканные в дорожной пыли и золе. — Так и не смог разродиться омегой, что Создателю пришлось послать тебе ребенка таким образом.              — Омеги были не в цене.              — А эти бестолковые альфы? — старик прохрамал к одному из кресел и устало упал в него. — И что от них толка? Посмотри вокруг, они ведут ваш мир в пропасть. За кого ты отдал мальчишку?              — За Атеша.              — Ба! Даже не благородный!              Матте лишь согласно кивнул и достал из рукава тонкий футляр с сигаретами. Их он крутил сам, смешивая с табаком разные травки. Матте быстро прикурил, причем Ханде показалось, что огонь появился прямо из его пальцев. Он на несколько секунд зажмурился, чтобы прогнать морок.              — Чего хотели? — спросил седой омега. — Яда для молодого супруга?              — Прекрати, Хворь! — прикрикнул Матте. — Всего лишь кое-какие масла и травы.              — Ты мои цены знаешь. Выбирай, что хочешь.              Ханде обошел шатер, казавшийся изнутри в разы больше, чем он был снаружи. Но Ханде ничуть не удивлялся. Все, что касалось Матте, всегда казалось необычным и нереальным. Они жили в современном мире, а магии никогда не существовало, на иногда Ханде был уверен, что его приемный Оми самый настоящий колдун.              На одной из полок стояла миска, на дне которой была насыпана сухая трава, измельченная почти в крошку. Сладкий манящий запах привлек Ханде, и он с интересом принюхался.              Матте подошел со спины, окутал Ханде табачным дымом.              — Филипп получит поддержку нашей Семьи, и скоро вы покинете Сеин. В ближайшую течку ты, скорее всего, забеременеешь.              Ханде опустил голову, прислушиваясь к движениям за спиной.              — Если заваривать эту траву и пить неделю перед сном, течка наступит, но ты не сможешь зачать. Только постоянно будет тошнить.              Ханде обернулся, посмотрев на Матте с надеждой.              — Тебе все равно придется родить, мальчик, — подал голос седой Хворь, — рано или поздно. Так требует…              — Я хочу ее! — Ханде схватил Матте за рукав.              — Мы купим эту травку, но пить ее не рекомендую. Посмотри лучше на то, что ниже.              Ханде присмотрелся: очередные баночки с сушеными травами, флаконы с темными маслами и палочки для окуривания. Все с корявыми и нечитаемыми пометками на этикетках.              — Уже стоит начать проводить ночи вместе с альфой. — Сказал Матте. — Этим маслом можешь смазывать себя раз в день, и альфа никогда не сможет тебе ничего повредить. Во время течки попросишь готовить отвар из горных трав, это поможет снять неприятные симптомы. И можешь добавлять их альфе в еду, он будет у тебя спокойней. Палочки для разного настроения. Эти способны даже усыпить за пять минут. И, конечно, смерть–трава. На ранних сроках твой ребенок выйдет из тебя кровью.              Рука Ханде потянулась к последней баночке со страшной травой. Темных сухих листочков было совсем немного. На этикетке был нацарапан рецепт.              — А это законно? — спросил он тихо.              — Не все из этого. — Гоготнул Хворь.              Ханде кивнул, а Матте развернул его к себе. Баночка с травой для аборта так и осталась в руке у Ханде.              — Я научу тебя кое-каким трюкам, — быстро заговорил Матте, — но Филипп — это теперь твоя судьба. Роди ему быстрее сына, а лучше двоих. Стань для него настоящим мужем и желанным омегой. У него точно будут любовники, ты должен быть не хуже. Пока ты не искушен — это тоже твое преимущество. Потом нужно будет стараться. И пытайся не спорить с ним. Лучше смотри на него и запоминай как можно больше. Филипп тщеславен и импульсивен, а такими альфами легко манипулировать. Твоя кровь придаст ему должный статус в столице, и он понимает это. По необходимости используй палочки и травки. Но не смерть-траву. Родить надо, Ханде. Когда появится ребенок, все станет намного легче. Но запомни еще: твой муж должен перестать быть твоим врагом. Тебе надо постараться подружиться с ним. Или полюбить. Я же когда-то все-таки полюбил твоего Атэ.