Кости судьбы

             Огромный бетонный ангар гудит, как уставший улей. Вязкий запах машинного масла въедается в ноздри, оставляя горький привкус. Ряды тяжёлых мехов, ленивое, тягучее эхо солдатских голосов. Блестящие доспехи новобранцев, ещё не видевшие крови. Механики, доводящие до блеска своих железных чудовищ. Сержанты, уставшие до зубовного скрежета, но всё равно лающие.       Особое боевое подразделение отдела Стратегических Инвестиций. В шутку, Алмаз зовёт их бригадой по выбиванию долгов. Сегодня — строевой смотр перед большим делом.       Алмаз, естественно, где-то пропадает.       Яшма вздыхает. Тяжёлая форма давит на плечи, напоминает о себе на каждом шагу. Звание Р47, статус представителя главы отдела. Вроде полковника, если переводить на язык солдат.       Сержант перед строем автоматонов тянет длинную речь, бубнит про состояние мехов. Слова отдаются в висках тупой болью, глухим стуком. Голова раскалывается.       Телефон оживает коротким сигналом. Сообщение от Авантюрина. Один прикреплённый файл. Просмотреть сейчас?       Яшма раздражённо вздыхает, но всё равно нажимает на уведомление. На экране — ванная в его квартире. Узнаёт её по дурацкой бутылке геля для душа в форме свинки-копилки. Подарок Топаз на какой-то очередной корпоративный шабаш. В кадре — кафель, проклятая свинка, и рукав мокрой рубашки, закатанный выше локтя. Галстук болтается в розоватой воде. Тонкие алые полосы на бледной коже. К тому моменту, как сержант вежливо спрашивает, всё ли в порядке, Яшма успевает насчитать девять. — Мне нужно отлучиться по важному делу, — от улыбки сводит скулы. — Эрвин! Продолжи смотр. Жду отчёт не позднее завтрашнего утра.       Эрвин, всё это время тенью маячивший за спиной обречённо кивает.       Она открывает дверь своим ключом. Шаг в полумрак, и чуть не спотыкается о кучу дизайнерской обуви. В этой квартире Авантюрин почти не живёт — двухкомнатная корпоративная каморка ему ни к чему, когда есть её пентхаус. Больше всего это место напоминает тайник вора. Дорогие вещи разбросаны как попало, костюмы, шёлковые рубашки, а между коробками из-под пиццы сверкает золотом очередной браслет.       Из-под двери ванной сочится тусклая полоска света, слышен плеск воды. Яшма, не спеша, идёт в ту сторону, осторожно переступая через валяющийся на полу хлам. Всё это — не впервой. Авантюрин — ходячий хаос, чистая энергия беспорядка. И почему-то только она умеет этот хаос укрощать. Хотя бы на время. Просто... так повелось.       Наверное, женщине на её месте полагается заплакать или хотя бы вздохнуть с облегчением, что живой. Но Госпожа Яшма такими чувствами не располагает. Она просто открывает дверь, заходит и садится на край ванны. На полу в луже, подкрашенной кармином, медленно кружится лезвие. В десяти сантиметрах от него — раскисшее от воды полотенце, на котором покоятся золотые часы и телефон. — Что ты здесь делаешь? — лениво спрашивает Авантюрин, всем своим видом старательно изображая безразличие. — Могу задать тебе тот же вопрос.       Яшма достаёт из пачки сигарету и неторопливо прикуривает. Фиолетово-голубые глаза пытливо следят за каждым её движением. Смотрят с вызовом. Ну и что? Что ты мне сделаешь?       Авантюрин — ошибка выжившего. Вечный ребёнок, застрявший в возрасте бесконечных «почему». Почему ты здесь? Почему я всё ещё жив, а они нет? Почему тебе наплевать? Почему? — Как видишь, я тут прекрасно проводил время, пока ты не пришла, — его рука соскальзывает с колена, плюхается в воду. Вода мгновенно окрашивается в тёмный оттенок красного.       Мокрые светлые пряди прилипают ко лбу и к шее. Он ухмыляется, словно в насмешку над самим собой. Красив в своей беззащитной ярости, в этом бесконечном, никуда не ведущем желании проверять всё вокруг на прочность. — Поэтому ты и отправил мне то сообщение? — терпеливо спрашивает Яшма. — Минутная слабость. Уже жалею, если тебе интересно.       Он сжимает кулак под водой, и тёмные струйки быстро расходятся, заполняя её густым красным. Злая усмешка расползается по его губам — вызов всему миру и ей, конечно, в первую очередь. Иногда он говорит, что хотел бы однажды задушить её, пока она спит, и Яшма этому охотно верит. В этом вся прелесть игры с огнём.       Она неторопливо затягивается, сбрасывая пепел прямо в розоватую от крови воду. Устало прикрывает глаза, выдыхает. Ждёт. Как перед бомбой с часовым механизмом, которая вот-вот рванёт. Но именно это ей и нужно.       Они оба носят эту броню: гордости, цинизма, пафоса, сарказма, дорогих понтов и ослепительных улыбок. Вот только у Авантюрина под ней всё ещё бьётся сердце, а у неё... — Ты выдернул меня со строевого смотра только сказать о том, что ты жалеешь? — Я вообще не рассчитывал, что ты придёшь. — Что-то ещё, господин картёжник?       Авантюрин поджимает губы, отводит взгляд. Едва заметный проблеск уязвимости, который тут же гаснет под привычной маской. — Да, — бросает он с ухмылкой, словно на спор. — Ещё кое что, Госпожа Яшма: может, тебе лучше пойти нахрен?       Он делает резкий жест, почти срываясь. Глаза ярко сверкают, полны чего-то невыразимого — боли, злости, мольбы. Но ни одно из этих чувств не находит выхода. Огрызается. Швыряет в неё осколки своей истерики. Провоцирует. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — без тени обиды уточняет Яшма. — Именно. — И что будешь делать ты? — Не знаю. Развлекаться. Я ещё не придумал. — Потому что ты блефуешь. — Я не блефую. — Ты пытаешься меня разозлить. — Это бессмысленное занятие. — Как с разрушением мира? Если допустить его вероятность, то рискнуть всё же стоит? — Может быть. — Ты проигрываешь. — Не имеет значения. Ты всегда поддаёшься.       Их взгляды скрещены, как лезвия мечей. Авантюрин сидит, удобно откинувшись на бортик ванной. Пальцы раненой руки лениво болтаются в воде. Розоватые круги расходятся, касаются краёв, оставляя на полу влажные следы.       Яшма усмехается уголком губ и тушит сигарету в воде. Время буквально замирает, отсчитывая секунды до взрыва.       Внезапно её рука уходит под воду, пальцы безжалостно смыкаются на его запястье, словно капкан. На кончиках длинных ногтей вспыхивает фиолетовая искра. Совсем немного, но по мокрой изувеченной коже — больно.       Авантюрин резко дёргает руку, шипит, вода плещется через край, оставляя лужи на полу.       Да, он прав. Она всегда поддаётся. — Достаточно, — голос Яшмы звучит резко, точно удар по щеке. — Цирк окончен. — Пусти, — он пытается вывернуться, но без толку. — И не подумаю.       Она вытаскивает его руку из воды, обнажая рану. Кровь струится быстрее, алыми линиями расползаясь по мокрой коже. — Отпусти! Ты делаешь мне больно. — Я? Ты справляешься с этим и без меня.       Она толкает носком туфли бритву, лежащую на полу. — Любишь убегать от своих проблем? — Заткнись! — Потому что проще проиграть, не так ли? Проще выставить себя банкротом. — Замолчи!       Он дёргается сильнее, вода плещет через край, смешиваясь с кровью. — Хватит! — его голос срывается на крик, больше от бессилия, чем от злобы.       Авантюрин опускает голову. Сутулится. Плечи вздрагивают мелкой судорогой. Привычная броня трещит по швам. Он получил то, чего так хотел. — Ты не понимаешь... Ты ничего не понимаешь...       Яшма понимает. Конечно, понимает. Просто ей лучше об этом молчать. Пусть лучше верит, будто она и в самом деле злится. — Почему именно я? — голос дрожит, ломается. — Почему я выжил? Я меньше всех... Это ведь я их убил. Если бы не дождь... Если бы не...       Он захлёбывается словами, путается. Яшма молча расстёгивает пиджак, бросает его на пол. Следом туфли. Переступает через бортик ванной. Вода тёплая, подкрашенная кровью, переливается через край, стекая на и без того залитый пол. Ткань платья тут же липнет к телу.       Авантюрин замирает. Поднимает взгляд, и в его взгляде — всё. Удивление, страх, жалость к самому себе. И это трогает больше, чем она готова признать. — Что ты... — его голос тонет в собственном сомнении. — Ты знаешь, — отвечает она тихо, почти нежно. Протягивает руку. Ладонь упирается в его ладонь. — Пусть... — он сглатывает, силится продолжить. — Пусть... Богиня Гаятра... трижды закроет глаза... — Пусть она поможет сердцу твоему вечно биться, — Яшма не отрывает взгляд от его лица. — Пусть... твой путь всегда будет мирным и спокойным... а планы твои вечной тайной...       Он ломается окончательно. Тянется вперёд, утыкается лбом ей в плечо. Тихо, почти незаметно всхлипывает. Её пальцы мягко касаются его затылка, чуть сжимая пряди влажных волос. Гладит его, как ребёнка. — Прости... — цедит он сквозь зубы. — Я не хотел... — Знаю, — она прикрывает глаза. — Я не злюсь.       Он замирает, как будто её слова застали его врасплох. Медленно поднимает голову. — Почему ты всегда... всегда так спокойно всё воспринимаешь?       Она лишь слегка пожимает плечами, не убирая ладони. — Потому что у меня нет сердца. Забыл? — Я всё ещё не против тебя придушить, — бормочет он, отводя взгляд. — И занять твоё место заместителя Алмаза. — Разумеется, — усмехается Яшма. — Но сначала тебе придётся выбраться из этой ванной. А потом ещё и найти в себе силы.       Она подаётся чуть вперёд, почти шепчет ему на ухо: — Я жду.       Авантюрин нехотя поворачивает голову, поднимает руку к лицу. Морщится. — Больно? — спрашивает Яшма. — Нет, — он конечно же врёт. — Не больно. — Целых шестнадцать раз? — она мягко усмехается. — Ты посчитала? Серьёзно?       Авантюрин замолкает. В этом молчании есть что-то трогательное. Словно перед ним всё ещё висит нерешённая задача, а он боится сделать неправильный шаг. — Ладно, — наконец выдыхает он. — Я выберусь. Но не ради тебя. — Ради свинки-копилки? — её тон звучит настолько невозмутимо, что он не сразу понимает, что она снова его дразнит. — Именно.       Авантюрин вылезает из воды, неуклюже задевая локтем полку. Одна из бутылочек с глухим стуком падает на кафель. Он не замечает. Слишком сосредоточен, чтобы не дать дрожащим ногам подкоситься.       Яшма выбирается следом, кое-как отжимая шлейф платья. С них обоих льётся вода. — Кажется, придётся вызывать клининг, — со вздохом отмечает Авантюрин, прислоняясь спиной к кафельной стене.       Он не соскальзывает по ней вниз, только потому, что Яшма поддерживает его под руку. Она ведёт его в комнату и сгружает на кровать. Одеяло и простыни моментально намокают. — Аптечка где? — устало спрашивает Яшма. — На кухне.       Он откидывается на подушки и провожает её пристальным взглядом. Улыбается эоны весть чему.       Она возвращается спустя минуту, с аптечкой в одной руке и сигаретой в другой. Дым стелется следом, как шлейф. — Ты улыбаешься как идиот, — говорит она, ставя аптечку на прикроватный столик. — Потому что я и есть идиот, — он отвечает не задумываясь, в этой фразе столько горькой иронии, что она невольно усмехается в ответ.       Разворачивает бинт, цепляя длинным ногтем край упаковки. Легко, быстро. Не в первый раз. Слишком часто она делает это. Вошло в привычку. Автомеханики чинят своих железных чудовищ после каждого боя. У неё и автомехаников есть что-то общее. — Сядь ровно, — он не двигается, заставляя её повторить. — Авантюрин.       Она обхватывает его запястье пальцами. Подносит к свету. Порезы неглубокие, но яркие, болезненные, со слишком красной кромкой. — Будет больно. — Всё, что ты делаешь — больно. Ничего нового, — усмехается он, но смех сбивается, едва антисептик попадает рану.       Шипит. Не только жидкость, он тоже. Дёргается, рука рвётся из её пальцев. — Сиди смирно, — Яшма перехватывает его запястье. — Ведёшь себя, как ребёнок. — Можно подумать в детстве кто-то бы стал так возиться. Мы жили в пустыне, Яшма. И главных целей было всего две: найти пожрать и не сдохнуть.       Она знает этот взгляд. Видела его тысячу раз — у тех, кто приходит в её ломбард, умоляя, чтобы она решила их проблемы. У тех, кто жадно тянется к тому, чего у них никогда не было.       В этом мире есть тысячи женщин, которые умеют быть заботливыми, но он почему-то выбрал именно её. Её, которая не знает, что такое жалость, забота, любовь и прочая сентиментальная чепуха. Потому что она оказалась первой, кто был к нему добр. Какая ирония. — Нет, меня любили, конечно... больше чем других. Просто всем было тяжело. А потом... — он замолкает. — Я знаю, что было потом. Не все раны заживают, Авантюрин. — Ты что, через это тоже... — Не твоё дело, — резко обрывает она, начиная бинтовать его запястье. — Ты никогда не рассказываешь. — Тебе своих проблем мало? — Яшма всё же притягивает его к себе и целует в висок. — Может быть расскажу, когда-нибудь. Но поверь, там не о чем жалеть и плакать тоже не о чем.       Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но замолкает. Мрачно наблюдает, как она бинтует его руку. — Перестань дуться, — Яшма завязывает бинт и целует его в раскрытую ладонь. — Ты ужасно некрасивый, когда так делаешь. — Не правда! — Авантюрин вскидывается, но выражение лица тот час же меняет. — Я неотразим. — Поверю, когда ты переоденешься.       Ей бы и самой переодеться не помешало. Спать в его комнате она не собирается, да и он, судя по тому, что всё же натягивает чистые штаны и новую рубашку — тоже. — От тебя одни убытки, — устало бросает Яшма, стаскивая мокрое платье через голову.       Авантюрин — её самый дорогой актив. Самый рискованный вклад. За годы работы через её ломбард прошло всё: жемчужина, что хранила в себе силу целой планеты; браслет из нефрита, стоивший десятки чужих судеб. Но даже самые ценные из них меркли перед этим блеском фиолетово-голубых глаз. Глаз, которые смотрели на неё сейчас с ленивой насмешкой.       На полу валяется его рубашка. Она поднимает её. Накидывает на себя, чтобы не мёрзнуть, ткань упрямо пахнет его духами и сигаретами. Поверх рубашки идёт форменный пиджак, ещё влажный, но, по крайней мере, прикрывает плечи. — Тебе идёт, — ухмыляется он, вытягиваясь на кровати. Глаза горят одобрением, в голосе играют старые добрые подначки.       Он любит эти моменты. Притворные сцены, где всё как у обычных людей. Будто они — сентиментальная парочка. Яшма знает это и подыгрывает. Так будто развлекает ребёнка.       Она застёгивает пуговицу на рубашке, бросая на него короткий взгляд. — Не обольщайся. Из-за теперь ещё и форму в химчистку сдавать...       Яшма складывает мокрое платье в пакет, выуженный из-под очередной дизайнерской ерунды, которую сама же ему купила. — Что, так и пойдёшь? В моей рубашке? — тянет он лениво, с усмешкой, откинувшись на подушках. — Тогда надела бы лучше красную. — Тебе нравится красный, потому что ты ставишь на него в казино, — парирует она, не глядя. — И ещё потому что это цвет победителей, — ухмыляется он, но тут же морщится от боли, когда пытается сменить позу.       Яшма медленно выпрямляется, оборачивается к нему. Подходит ближе, ловит его руку, пальцы прохладные, едва ощутимо дрожат. Её губы касаются его суставов — осторожно, сдержанно. — Что ты делаешь? — Покупаюсь на твои дешёвые уловки. — Не такие уж они и дешёвые, — он коротко ухмыляется. — Хватит болтать. Пойдём.       Она поддерживает его под локоть, вторая рука сжимает пакет. Авантюрин старается держаться ровно, но голова у него явно кружится от потери крови. — Если потеряешь сознание, я оставлю тебя тут, — бросает она коротко. — Так ты меня любишь? — он усмехается, но голос слабее, чем ему хотелось бы. — Ага, — Яшма усмехается. — Примерно как бухгалтер любит внештатные расходы.       Авантюрин откидывается на стену, прикрывая глаза, пока кабина поднимается. Яшма смотрит на своё отражение в зеркале: мокрые волосы, чужая рубашка, туфли, которые уже не спасти. — Один сплошной бардак, — она тихо вздыхает. — Это ограниченная рациональность, — ухмыляется Авантюрин, не открывая глаз. — Звучит как оправдание, — парирует она, но её голос лишён злости. — Или как план. Мы ведь любим делать вид, что управляем хаосом. — Ты им не управляешь, ты его создаёшь.       Кабина дрожит, пока лифт поднимается выше. За несколько минут она успевает заказать клининг в его квартиру, вызвав специалистов, которые устранят следы их "маленького инцидента". Следом идёт заказ для курьера из химчистки — форма всё равно испорчена, нужно с этим что-то делать.       Всплывают десяток сообщений от Эрвина: отчёты, вопросы, очередные мелкие просьбы. Яшма отвечает на них, даже не задумываясь. Пара язвительных комментариев от Алмаза тоже не остаётся без внимания — он явно догадывается о причинах её "срочных дел". — А что делаешь ты? — Пытаюсь управлять хаосом, как ты изволил выразится.       Лифт тихо звонит, останавливаясь на последнем этаже. Яшма выпрямляется, не дав ему времени на ответ, и жестом указывает на дверь. — Идём уже, гений философии.       Минут через пять Авантюрин растягивается на помпезном бархатном диване в её гостиной. В одной руке бокал вина, которое он уже успел достать из минибара. Другая, та что с повязкой, опущена к полу в драматичном киношном жесте. — Устраивайся, как дома, — Яшма снимает туфли, бросает мокрый пиджак на спинку кресла и машинально проходит к столу, где уже ждёт ноутбук. — А я так и делаю, — Авантюрин ухмыляется, медленно проворачивая бокал в пальцах. Глубокий рубиновый цвет вина отражается в его глазах, оттеняя их блеск. — Рука болит? — Драма требует жертв, — отвечает он, поднимая руку и лениво осматривая повязку. — Мог бы в той ванной и остаться, — Яшма бросает на него хмурый взгляд через плечо. — Ты об этом думал, когда начал свои игры с ножом? — Думал, — он качает головой, и в его голосе сквозит сарказм. — Честно. Просто решил, что риск оправдан. — Как и всегда, — вздыхает она, опускаясь в кресло и включая ноутбук. — Всё с тобой ясно. — Правда? — Авантюрин отставляет бокал на стол и смотрит на неё с едва заметной усмешкой. — Тогда почему ты всё ещё возишься со мной?       Яшма медлит с ответом, пальцы на мгновение замирают над клавишами. — Ограниченная рациональность, — наконец отвечает она, не поднимая взгляда. — Ты как дурная привычка. От тебя так просто не избавишься.       Он усмехается шире, но ничего не говорит, только устраивается ещё удобнее, явно наслаждаясь её словами, будто они — комплимент.       Яшма краем глаза замечает его самодовольное выражение и, едва сдержав раздражение, возвращает взгляд к экрану. — Ты слишком радуешься, — бросает она холодно, строча ответ Эрвину. — Конечно, радуюсь, — Авантюрин расплывается в ухмылке. — Ты только что признала, что я незаменим. — Это не комплимент. Это печальный факт. — Даже печальные факты иногда греют душу.       Она поднимает голову, сверлит его взглядом. В этом взгляде — всё: и усталость, и раздражение, и что-то почти похожее на снисходительность. — Тебе бы душу поменьше греть, а мозги побольше включать. — Я включил, — он жестом обводит комнату. — Проверим. — В следующий раз позвоню тебе прежде чем сводить счёты с жизнью, — Авантюрин делает паузу, потом добавляет, чуть тише: — Может быть...       Её пальцы вновь застывают над клавиатурой, на этот раз ненадолго. — Я на это рассчитываю, — коротко отвечает она, возвращаясь к работе.       Авантюрин смотрит на неё с каким-то странным выражением, как будто хочет сказать ещё что-то, но вместо этого просто откидывается назад.       Этот бардак — его характер, его жизнь, его вечные авантюры — уже давно стали частью её рутины. Неприятным, раздражающим элементом, от которого невозможно избавиться, потому что стоит закрыть глаза, и ты вдруг понимаешь: чего-то не хватает.       Стук бокала о столик возвращает её к реальности. — Ты чего ухмыляешься? — спрашивает Авантюрин, лукаво прищурившись. — Просто думаю, — отвечает Яшма и снова возвращается к клавиатуре. — Обо мне? — Об отчёте, который я пишу по твоей милости. И если ты не прекратишь меня отвлекать, то дописывать его будешь сам. — Надо будет — допишу, — фыркает он в ответ, но всё же достаёт телефон и сосредоточенно утыкается в экран. "Дурная привычка", — думает она, машинально проверяя очередное сообщение от Эрвина. Знать бы ещё, кто из них двоих кого дурнее...