Кости судьбы

      Если бы его спросили, где он был последние две недели, Авантюрин бы только пожал плечами. Даже под пытками не вспомнил бы.       Кажется, вначале была какая-то миссия. Потом — Искорка, Сампо. Они ввалились в "Край света". После... игральный стол. Какое-то казино. Какая планета? Как их туда занесло? Без понятия. А потом только хруст кулака о чужую скулу и асфальт, приближающийся слишком быстро.       Он опирается о стенку лифта, нащупывает кнопку. Подносит ключ. Попутно пытается вспомнить — когда и как он вообще вернулся на Пир-Пойнт.       Авантюрин скользит взглядом по своему отражению — и ржёт. Пьяно, глухо, почти беззвучно. Перед ним стоит идиот. С разбитым лицом, в расстёгнутой рубашке и с пустыми карманами. Идиот, который спустил полмиллиона, может больше, в каком-то грёбаном казино, о котором даже не помнит. Отличная сделка, не правда ли?       Он снова щурится. Поднимает руку, стирает кровь с губы — толку никакого, всё только размазывается. Вот оно. Лицо победителя. Сраного стратегического гения. Рука утыкается в грудь. Галстука нет. Ну и хрен с ним. Он проиграл всё, включая чувство собственного достоинства. — Полмиллиона, — цедит он сквозь зубы.       Зеркало дрожит вместе с лифтом, а он опирается лбом о холодное стекло. Всё вращается. Половина его хочет рухнуть прямо здесь, закрыть глаза и просто провалиться в пустоту. Но не сегодня. Сегодня он должен ползти дальше. Вопрос только — куда?       Лифт звенит, двери открываются. Он делает шаг, ещё один. И тут накатывает. Он узнаёт коридор. Не свой. Точно. — Чёрт, — выдыхает. — Приехали...       Он стоит — в холле пентхауса Яшмы. Пару шагов вперёд, и он спотыкается о край ковра, который всегда слишком неровно лежал. На ноги встать не получается. Тело против. Как будто само решило, что хватит, больше не надо. Он валится на колени и чуть не ржёт. Снова.       Ползёт вперёд и утыкается взглядом в туфли. Он несколько раз моргает и задирает голову выше. Яшма стоит скрестив руки и смотрит на него сверху-вниз, с этим своим привычно-нечитаемым выражением лица. — А вот и я... — выдаёт Авантюрин, пытаясь уцепиться руками за воздух, чтобы встать на ноги. — Опять проигрался? — она склоняет голову набок. В голосе ни единого намёка на упрёк. — Что значит "опять"? Я вообще-то любимчик госпожи фортуны, — возмущается Авантюрин, а затем звучно икает в подтверждение собственных слов.       "Госпожа фортуна" в лице Госпожи Яшмы устало качает головой и подаёт ему руку. — Сколько ты проиграл? — спрашивает она, поднимая его на ноги с лёгким раздражением, словно вытаскивает ребёнка из песочницы. — Больше, чем у меня есть, — Авантюрин пьяно покачивается, роняет свою бедовую голову ей на плечо и добавляет почти интимным шёпотом. — Но намного меньше, чем есть у тебя...       Большинство женщин сейчас отвесили бы ему увесистую пощёчину, и в целом, наверное, были бы правы. Даже вся его красота, смазливость и обаяние вместе взятые не в состоянии перекрыть запах недельного загула и крови. И астрономические долги на счету.       Но у Госпожи Яшмы и большинства женщин нет ровным счётом нихрена общего. Потому она лишь коротко усмехается и проводит кончиком длинного ногтя вдоль глубокой ссадины на скуле. Еще не больно, но нервы будоражит. — Кто тебя избил? — Яшма разворачивает его к себе за подбородок, внимательно изучая повреждения. — Эй! Бьют сопливых девчонок! А я вообще-то дрался... — договорить он не успевает.       В следующий миг её пальцы крепко хватают его правую руку, заламывают за спину. Резкий рывок, и перед глазами вспыхивают искры. Он морщится, обиженно надувая губы, как маленький мальчишка. — Я не помню... Но я ему тоже вмазал или им...       Авантюрин шипит, силясь вывернуться, но рука Яшмы держит крепко. Лицо её по-прежнему спокойно, даже, пожалуй, слишком спокойно для человека, который без видимого усилия способен за пару секунд скрутить его в узел. — Знаешь, ты могла бы меня просто выгнать. Нахрен, — бормочет он, когда его сгружают на ближайший диван. — Ты только что оттуда, — коротко усмехается Яшма, открывая тумбочку в поисках аптечки.       Он откидывается назад, закрывает глаза. Комната кружится, стены всплывают и исчезают в мутном полумраке. Прямо сейчас ему хочется одного — чтобы всё остановилось. Перестало вращаться, как проклятая рулетка. — А больно будет? — спрашивает он капризно, когда она садится рядом.       Двигаться не хочется, а вот побесить Госпожу Яшму — очень даже. Правда с тем же успехом можно пинать скалу. — Будет, — она усмехается как всегда одними губами, в то время как взгляд не выражает абсолютно ничего.       Говорят, что глаза — зеркало души. Если верить этой теории, то у Яшмы её попросту нет. Авантюрин ненавидит это признавать, но с самого первого дня их встречи, ещё когда он смотрел на неё из-за прутьев тюремной решётки, он почти одержим идеей увидеть в них хоть что-то. Это не влюблённость, нет. Скорее азарт. — А утешительный приз полагается? — продолжает наглеть, хлопая ресницами, словно невинное дитя. Хочется ухмыльнуться, но слишком болит челюсть. — То есть пол миллиона кредитов на выплату твоих долгов тебе недостаточно?       Яшма разворачивает его к себе за подбородок и прижимает салфетку с антисептиком к ссадине над бровью. Он инстинктивно шипит и дёргается от боли, но по губам пробегает шальная улыбка. — Я же... ай... ещё не знаю, что ты собираешься со мной делать... — Но ты уже согласился. — А у меня был выбор? — Нет, — губы Яшмы касаются его кожи чуть выше пульсирующей болью ссадины. — Сегодня у тебя не было выбора.       "Можно подумать когда-то был" — ворчит он мысленно, но не отстраняется, потому что от прикосновения её губ рану перестаёт так мерзко саднить. — Кстати, откуда ты знаешь сколько именно я проиграл? Я не называл сумму. — Следить за подчинёнными моя непосредственная обязанность. Впрочем, на этот раз тебя заложила твоя милая подружка из Недотёп в Масках. Сказала, что у тебя проблемы и за тобой стоит присмотреть... — Я не ребёнок чтобы за мной присматривать! — обиженно вскидывается Авантюрин. — И между прочим, я с ней сплю. — Мне это известно, — Яшма вздыхает, доставая свежую салфетку из пачки. — Не верти головой. Будешь так дёргаться — будет больнее.       Авантюрин закатывает глаза и откидывает голову на спинку дивана. Глаза щиплет. И он старательно пытается уверять самого себя, что дело в проклятом антисептике и глубокой ссадине на скуле. — Знаешь, — говорит он, не выдержав и десяти секунд молчания. — Ты могла бы хотя бы раз притвориться, что тебе не всё равно. — И чего же ты хочешь? — Яшма тихо смеется. — Чтобы я начала носить траур? Заперлась у себя в кабинете, обливаясь слезами? Чтобы все говорили: "Ах, посмотрите, бедная Госпожа Яшма, она стала тенью самой себя!" — Может быть! — он выворачивается из под её руки. Чертыхается от боли. Сверлит взглядом ни в чём не повинный диван. — Ты даже не понимаешь, как сильно льстишь мне.       Яшма кладёт руку ему на плечо и тянет обратно, так, что теперь он вынужден облокачиваться на неё спиной. — Это ещё почему? — он дёргается, но его мягко удерживают. — Потому что ты пытаешься меня уязвить, — Яшма склоняется ближе, её дыхание касается его уха. — Как будто это имеет для тебя значение...       Авантюрин фыркает, но в голосе больше обиды, чем злости. — Тебя вообще хоть что-то трогает?       Она проводит пальцем по линии его плеча. — Ты не хочешь знать ответ. — Ну и ладно, — Авантюрин закрывает глаза и шипит сквозь зубы, когда антисептик обжигает очередную ссадину. — Но знаешь, я ведь могу сам разбираться со своими проблемами. Я не ребёнок, которого нужно подбирать с улицы. — Я и не говорила, что ты ребёнок, — Яшма запрокидывает его голову сильнее, чтобы добраться до разбитой губы. — Ты намного хуже. — О, спасибо за комплимент, — он невесело усмехается. — Ты сам напросился.       Авантюрин отодвигается, губы сжаты, словно это могло защитить его от её заботливых прикосновений. — Я просил о чем-то другом, — шепчет он, когда голова снова безвольно падает ей на плечо. — Хотел увидеть, что у тебя есть сердце. — Сердце? — Яшма обнимает его за плечи, невесомо целуя в шею. — Может и нет... зато у меня есть пол миллиона на твои долги... — И часы, — он поднимает правую руку, демонстрируя пустоту на запястье. — Я их проиграл. Купи новые.       Губа болит, да и сам он устал сопротивляться. От её прикосновений становится легче, хоть этот факт и бесит до одури. — Что-то ещё, господин картёжник?       Её руки проскальзывают под рубашку, ощупывают синяки на рёбрах. — Эй, потише! Больно же, — шипит он, отодвигаясь. — Будешь капризничать, не куплю часы. — Шантажистка... — он обречённо вздыхает. Часы ему всё же хочется. — Альберта! — Яшма щёлкает пальцами. — Набери ванну. — Запрос принят, Госпожа Яшма. Активирую систему автоматического набора ванной, — отзывается механический женский голос откуда-то с потолка. — Снимай рубашку, — Яшма возвращает своё внимание к Авантюрину. — Это ещё зачем? И вообще, может я стесняюсь! — откровенно кривляется тот в ответ, даже и не думая пошевелиться. — Затем, что я не тащу в свою кровать то, что недавно валялось на помойке. — Делов то... выкинь обратно...       Яшма приподнимает бровь, чуть склонив голову и даже не пытается скрыть усмешку. — Ты не нагулялся? — она поднимается с места, не отводя взгляда от Авантюрина.       Он пытается стащить с себя рубашку. Матерится, путается в рукавах. Тело отзывается болью на каждое движение. Когда ему наконец-то удаётся выбраться из проклятой тряпки, он поворачивает голову. И застывает, сталкиваясь взглядом с Яшмой, которая стоит перед диваном опустившись на одно колено.       Зрелище одновременно потрясающее и пугающее до глубины души. Он несколько раз тупо моргает, глядя как она стаскивает с него туфли. — Я... могу сам... — Боишься, что корону уроню? — Твоя корона снимается только вместе с головой, — пытается язвить Авантюрин, хотя больше всего на свете ему хочется закрыть лицо руками.       Он чувствует себя уязвлённым и уязвимым одновременно. Яшма заботится о нём так, словно это данность. Ни любовь, ни нежность, ни участие, а просто то, что-то неотъемлемое. Как будто бы так и должно быть.       Она снимает с него туфли, следом штаны. Авантюрин подтягивает колени к груди и обнимает их, пытаясь свернуться клубком.       Яшма не спешит отвечать. Вместо этого просто молча рассматривает его, словно оценивает, действительно ли стоит возиться с этим бесконечно упрямым, потрёпанным, но всё ещё наглым юношей на её диване. — Вставай, — наконец бросает она, резко прерывая тишину. — Ванная готова.       Авантюрин раздражённо выдыхает, разомкнув объятия, которыми только что обхватил себя. Он всё ещё не сдвинулся ни на миллиметр. — Идёшь сам или за ручку отвести? — Иду, я иду! — он обречённо закатывает глаза.       Плетётся через весь пентхаус в одних трусах. На фоне увешанных картинами и зеркалами в золочёных рамах стен чувствует себя особенно нелепым и неуместным. Тянет язвить и огрызаться. — Несносный Авантюрин, головная боль корпорации, — он театрально вздыхает, чуть ли не поскальзываясь на ровном месте. — Опять будут болтать, что ты меня покрываешь. Особенно этот... как его, Эрвин. Вечно языком мелет, мерзавец. — А ты не перестаёшь давать ему поводы, — усмехается Яшма, крепче удерживая его за локоть. — Ну а что мне? Всё равно трепаться будет, так с чего бы я должен себе в чём-то отказывать? — Действительно, с чего бы, — она устало вздыхает.       Авантюрин задевает синяк на ребре и морщится, но не собирается останавливаться. — И ты не особо расстраиваешься, если честно, — поддевает он, скосив на неё взгляд. — Скажи, тебе всё равно?       Яшма чуть склоняет голову, словно разглядывает капризного ребёнка: — Мне нет никакого дела до твоих гулянок и женщин. — А до моих проблем? — Я их решаю, если это можно считать беспокойством. — Вот так бы сразу, — бурчит он, но потом улыбается. — Знаешь, мне больно вообще-то. Может, я заслужил что-нибудь за это? Галстук новый... Или что-нибудь побольше?       Она удерживает его, и в её взгляде мелькает едва заметная тень нежности: — Пол миллиона, новые часы и теперь галстук? — Рубашка тоже не помешает... — Авантюрин.       Он ухмыляется, состроив жалобную гримасу. Проверяет границы. Чувствует её взгляд, тяжёлый и спокойный, будто ждёт, когда он наконец-то устанет выпендриваться. Авантюрин не выдерживает первым, неловко передёргивает плечами, но идти вперёд не торопится. — Ты всегда такая, — ворчит он, отводя взгляд. — Холодная, будто тебе наплевать. Я ведь и вправду чуть не подох. — И в который раз? — Яшма подхватывает его под локоть, открывая дверь в ванную. — Знаешь, я начинаю считать. — Значит, не совсем наплевать, — пьяно ухмыляется он, почти повисая на её руке. — Может, даже волнуешься? Хочешь меня спасти, а? — От тебя самого? — спрашивает она поправляя прядь волос, упавшую ему на лоб.       Он молчит, будто бы от её слов вдруг пробежал холодок. Потом делает глубокий вдох и вскидывает голову. — Знаешь, чего я хочу? Чтобы ты хотя бы раз признала — ты бы грустила, если бы я не вернулся. — Я куплю тебе рубашку и галстук. И хватит торговаться.       Горячая вода жалит кожу, и Авантюрин дёргается, прикрывая глаза. Пальцы Яшмы едва касаются его волос — холодные, даже под обжигающей водой. Он морщится, но не отстраняется.       Ни одна из его девиц не осталась бы в такой момент. Даже Искорка, с её нескончаемым терпением, давно бы его вышвырнула. Подумать только, какой убогий он сейчас: пьяный, сбитый с ног и с ощущением, будто всё внутри переломано.       Но Яшме это почему-то никогда не мешает.       Он открывает один глаз, вглядываясь в её лицо. Словно бы издеваясь, снова ухмыляется, будто уверен, что её это разозлит. — Алмаз будет в бешенстве, если я не приду на завтрашнее собрание, — он вскидывает бровь и тихо хмыкает.       Яшма убирает мокрую прядь волос с его лба. — Скажу, что дала тебе особое поручение, — её голос звучит мягко, почти устало.       Авантюрин молчит, резко дёргает плечом, словно хочет вырваться. Смотрит в сторону, на отблеск светильника на влажной плитке. — Покрываешь меня? — тихо ворчит себе под нос.       Она легко сжимает его плечо, как бы отвечая ему без слов. Ему хочется ухмыльнуться, но он не находит сил. В груди стучит знакомое ощущение пустоты, и он не знает, что с ним делать. — Как и всегда, — её пальцы скользят по его плечу. — Честно, иногда кажется, что тебе просто нечем заняться, — он бросает это с ленцой, но она даже не моргает. Только снова чуть тянет его за плечо, выпрямляя спину. — С твоими выходками занятий у меня всегда предостаточно.       Он фыркает, прикрывая глаза, как будто её слова не задевают, но молчание между ними тяжелеет. Она проводит губкой по его спине, по плечам, где всё ещё тянет от синяков, и останавливается, чуть дольше, чем нужно. — Вот только не надо говорить со мной так, будто мне пять лет, — Авантюрин чуть слышно смеётся, коротко и хрипло.       Она не отвечает. Обхватывает его плечо чуть крепче, словно у неё вошло в привычку подбирать его, где бы он ни упал. Он чувствует, как что-то внутри закручивается, почти рвётся на части, но вслух этого не признает. Вместо этого снова ухмыляется, холодно и высокомерно.       Яшма осторожно вытирает полотенцем его волосы. В её движениях нет ни тепла, ни холода — лишь усталое, терпеливое присутствие, и он не может сказать, нравится ему это или нет. На миг кажется, что Яшма не видит в нём ничего, кроме проблемы, которую нужно решить. Взгляд её скользит, едва ли задерживаясь на нём, будто она здесь и в то же время где-то далеко.       Авантюрин ловит её руку, стискивая крепче, чем требуется, но она не вырывается. Смотрит на него спокойно, без тени удивления, лишь слегка приподнимает бровь.       Она мягко освобождает руку, осторожно — почти заботливо, но сдержанно, как с упрямым ребёнком, который пытается проверить её терпение. — Доволен? — В этот раз — да, — он выдавливает с привычной надменностью, хотя в горле вдруг становится сухо. — Ложись спать. У меня в отличии от тебя две встречи и совещание с утра, — спокойно бросает она и выходит за дверь.       Он остаётся один, в этом тепле, где внезапно становится пусто. Глядит в воду. В ней отражается его собственное измученное лицо. Вокруг — пар и тишина, и кажется, что никакого разговора и не было, как будто всё это — ещё один сон, слишком близкий и слишком далекий, чтобы быть реальностью.       Авантюрин набрасывает на плечи полотенце. Выходит из ванной, ощущая, как кожа всё ещё горит от горячей воды. В пентхаусе тихо, и он крадётся, словно чужак, босиком ступая по холодному полу. За окном мерцают огни города, но он не замечает их — все мысли крутятся вокруг Яшмы.       Почти машинально устраивается на её постели, зарываясь в прохладные простыни, где ещё ощущается слабый запах её духов. В её постели так спокойно, как нигде больше. Он думает об очередной колкости, которую скажет, когда она ляжет рядом, но усталость берёт своё. Авантюрин засыпает почти мгновенно, так ничего и не придумав...