Кости судьбы

      Часы на стене монотонно тикают. Авантюрин развалился в кресле, лениво подбрасывая фишку. На столе — недописанный отчёт. В бокале — виски.       Телефон мерцает, сообщение от Опала. Он даже не двигается. Время для себя – такое редкое удовольствие. Прелести уровня Р46. Можно нагло послать работу на несколько часиков. Впрочем, с наглостью у него и так никогда проблем не было...       Телефон вибрирует снова. Настойчиво. Авантюрин тяжело вздыхает и всё же тянется к нему. Опал просто так не отстанет. "Переговоры на Нексарии пошли не по плану. Агенты, сопровождающие миссию убиты. Яшма в плену. С нами только что связался предводитель нексарийской группировки. Алмаз ждёт у себя. Срочно." "Это дело поручено тебе." "Возражения не принимаются."       Он замирает. Глухой удар. Телефон выскальзывает из его рук и падает на пол.       Авантюрин сам не раз оказывался в подобном дерьме. Вспомнить хотя бы тот раз на Иманики, когда его посадили на электрический стул. Но Яшма?       Он пытается представить её, связанную, в какой-нибудь вонючей тюремной камере. Не выходит. Образ просто не складывается. Она всегда на высоте. Он спит с ней не один год. Живёт у неё в пентхаусе, когда ему нужно сбежать от своих собственных проблем. И за всё это время не видел от неё ни малейшего намёка на слабость. Никакой уязвимости. Разве что тени под глазами от бессонницы — и те скрыты под идеальным макияжем. Эта женщина — из грёбаной космической стали. Она не ломается. Никогда.       Авантюрин трёт виски. Яшма в плену? Чёрт, она вообще способна быть пленницей? Эти люди, кто бы они ни были, даже не понимают, с чем столкнулись. Наверняка сейчас где-то трещат их нервишки и ломаются схемы, потому что она — не та, кого можно контролировать.       И всё же, сосущее под рёбрами чувство не уходит. Он знает Алмаза достаточно хорошо. Если тот обеспокоен, это не просто игра. ....       Алмаз сидит за массивным столом, сложив руки перед собой. Его взгляд цепляется за Авантюрина, словно пытается просверлить дырку в черепе. И это тоже тревожит. Обычно глава Десяти Каменных Сердец сохраняет ледяное спокойствие, как будто его ставки настолько высоки, что любая проблема кажется мелочью. — Ты в курсе, что случилось? — Алмаз не тратит времени на приветствия. Голос глухой, напряжённый. Не к добру. — В общих чертах, — Авантюрин бросает взгляд на документы, разложенные перед ним. — Яшма в руках нексарийцев. Условия?       Алмаз сжимает пальцы. Его движения резкие, чуть нервные. — Они хотят за неё выкуп. Но есть проблема. Они требуют... кое-что большее. И мы не можем себе это позволить.       Авантюрин слегка прищуривается. Его пальцы машинально играют с фишкой в кармане. — Кое-что большее? Что именно? — Доступ к сетям КММ, — Алмаз резко поднимает голову. — И если мы не дадим его, они убьют её.       Лишь на долю секунды по губам Авантюрина пробегает улыбка. Сама мысль о том, что можно избавиться от Яшмы вот так просто, тешит его. Всё слишком легко. Но пальцы предательски дрожат, стискивая фишки. Стоит только представить её связанную, униженную, как привычный холод внутри сменяется чем-то другим. Неприятным. Словно кто-то надавил на старую рану. — И каков план? — вырывается у него.       Алмаз, со своей вечной непроницаемостью, смотрит прямо на него. — Ты летишь на Нексарию. Твоя задача — вернуть Яшму. — А что насчёт сделки? — Не волнуйся об этом. Я думаю, Яшма с удовольствием выставит нексарийцам счёт позже.       Авантюрин вертит в пальцах фишку, словно она может отвлечь его от мыслей. Чёртова Яшма. Почему это его беспокоит? В горле пересохло, а внутри всё сжалось. Глупо. Он должен радоваться её поражению. Но вместо этого внутри что-то грызёт, и это что-то не даёт расслабиться, не даёт спокойно насладиться моментом. Она его слабость. И он ненавидит себя за это. — Ты слишком много думаешь, — голос Алмаза возвращает в реальность. — Забавно, как ты переживаешь за неё, хотя старательно делаешь вид, что тебе плевать. — Я не переживаю, — бросает Авантюрин, хотя знает, что врёт. — Мне и в самом деле плевать.       Алмаз поднимает бровь, ухмыляясь. Его глаза искрятся ехидным пониманием. — Конечно. Вы с ней только деловые партнёры. Никакой привязанности, ничего личного. Просто чистая... работа, верно?       Авантюрин резко встаёт, сдерживая раздражение. — У нас с ней взаимовыгодное соглашение. Давай вернёмся к делу.       Алмаз меняет тон, мгновенно становясь серьёзным. — Ты летишь один. — Один? — Авантюрин сжимает зубы. Он всегда работает один, но на этот раз ситуация другая. — Да. И у тебя не будет второго шанса.       Авантюрин коротко кивает и выходит из кабинета. Гадкое чувство под рёбрами теперь не отпускает, а только усиливается. Часть его радуется, что она в дерьме, но страх... он сильнее. И этот страх сводит его с ума. ...       Нексария встречает его холодом и мраком. Перед ним — огромная железная галера. Плоские, хмурые здания из ржавого металла, контейнеры, валяющиеся повсюду. Чистый космический мусор. Вонь разлагающихся отходов, оставленных без присмотра, смешивается с хриплым звуком работающих механизмов.       И всё же. Этот мусорный мир — один из важнейших серых рынков галактики. Место, где продаётся всё. И информация. И оружие. И жизни. Потому неудивительно, что Алмаз отправил сюда Яшму. После того как этот сукин сын Люцерна слил на нексарийцев компромат — у них не было выбора. Они были вынуждены пойти на сделку с КММ. Всё на кону. Они соглашаются на условия.       А потом, конечно, решаются на отчаянный шаг. Режут всю миссию, как стадо баранов, оставляя в живых только Яшму и выкатывают свои условия.       И вот он здесь...       План? Он настолько прост, что это просто фарс. Вломиться на эту ржавую галеру, где вся власть держится на пинках и страхе, напугать пару безмозглых уродов, которые ещё не знают, что скоро обделаются. Вытащить её. Целой? Вряд ли. Но хотя бы живой. Это не спасательная миссия — это цирк с одним клоуном. Один против целой грёбаной планеты. Тут не сила нужна — мозги.       Первый шаг — слухи. Они работают как яд. КММ не просто послали его. За ним якобы прётся целая армия, готовая снести Нексарию к чёртовой матери, если с Яшмой что-то случится. Пусть до конца не верят — этого дерьма всегда достаточно, чтобы заставить подобных уродов шевелиться.       Потом он находит местных крыс. Уж они-то знают, как дела решаются на этой помойке. Мелкие барыги, для которых слово "честь" звучит, как диагноз. Эти шакалы продадут мать за лишний кредит, а уж выдать место, где держат Яшму — это для них, как стакан воды. Платишь — и получаешь. Легко. Слишком легко.       Следующий шаг — отвлечение. Заказывает «инцидент». Бомба. Пара десятков килограммов взрывчатки, и охрана побежит тушить собственные жопы, а не следить за складом. Взрыв должен быть громким. Таким, чтоб их уши звенели.       Но дело не в силе. Оружие тут не поможет. Авантюрин зайдёт к ним не как герой. Как переговорщик. Войдёт, улыбнётся. Продаст им историю, будто КММ вообще плевать на Яшму. Мол, она слишком опасна, слишком важная фигура, чтобы её оставлять в живых. Полный блеф. Слишком резкая перемена позиций. Задача — запутать всех. Посеять хаос и выиграть время.       Вытащить её, пока они грызутся между собой, решая как быть.       Шансов выжить? Почти никаких. Но это и есть игра. ...       Это почти больно — видеть её такой.       Авантюрин морщится. Трёт глаза, пытаясь привыкнуть к темноте. Прошедшие двенадцать часов смешиваются в голове в сплошное месиво. Взрыв, переговоры... грёбаный замок из воздуха. У них мало времени прежде чем нексарийцы поймут как сильно их только что кинули...       А он стоит тут как идиот и пялится на алые разводы на белой коже и багровые пятна на платье. — Наслаждаешься моментом? — Яшма поднимает голову и усмехается.       Кровь из уголка разбитой губы медленно стекает к подбородку. И даже в таком состоянии она находит силы язвить. — Никогда не видел тебя такой. Ловлю момент.       Он пытается выдавить из себя что-то циничное, но выходит с трудом. Взгляд цепляется за порезы и гематомы на её руках. Что бы с ней ни делали ей точно пришлось не сладко. — Не забудь сделать селфи на память.       Привычная холодная улыбка трещит по швам. Яшма тяжело кашляет, сплёвывая на пол кровь. И всё же пытается выглядеть невозмутимо. Сохранить своё грёбаное королевское достоинство. И стоит отдать ей должное — даже в таком состоянии ей это отчасти удаётся.       Авантюрин подходит ближе. Медленно. Позволяет себе насладиться моментом, как последний затяжкой сигареты. В голове всплывает воспоминание, как сам стоял перед ней на коленях, закованный в цепи. Тогда она смотрела на него свысока. Играла, как кошка с мышью. А теперь? Картина изменилась, но ощущение всё те же. — Ты же понимаешь, что я могу развернуться и уйти. Сказать Алмазу, что провалил миссию, — голос его звучит почти лениво.       Яшма поднимает на него взгляд. Её губы изгибаются в мягкой подкрашенной кровью улыбке. — Это было бы самым разумным решением с твоей стороны. — И тебе совсем нет до этого дела?       Она выдыхает медленно. Пытается выпрямиться, и на мгновение Авантюрин видит тот самый знакомый блеск в её глазах. — Жаждущий выигрыша должен уметь проигрывать с достоинством.       Он стоит рядом, кажется, целую вечность. Всего одно решение. Пара шагов — и он свободен. Навсегда. Мог бы занять её место в корпорации. Со временем. Или примкнуть к Недотёпам в Масках. Вся вселенная у его ног. А она? Лежит здесь, цепями прикованная, со своими язвительными шутками. И умрёт так же, с гордо поднятой головой. — Поднимайся, — наконец произносит он, протягивая руку. — У нас мало времени.       Яшма коротко улыбается. Еле заметно, уголками губ. Цепи звонко отзываются на её лёгкое покачивание головой. Смеётся над ним. Даже сейчас. — Кажется, ты собирался уйти. — Обойдёшься. Так просто ты от меня не избавишься.       Он тянет её за руку, без церемоний. Поднимает резко, почти рывком, потому что жалости она не выносит.       Госпожа Яшма не стонет. Не шипит от боли. Только чуть закусывает губу, покачиваясь, будто ищет точку опоры. — Идти сможешь? — сдавленно спрашивает он. — А у меня есть варианты? Или хочешь на руках нести?       Сарказм в её голосе как лезвие. И этот хриплый оттенок боли. Бесит. И в то же время... чертовски заводит. Авантюрин едва не рычит от злости. — Если будет нужно, понесу. — Избавь меня от своей жалости. Справлюсь.       Он сдерживает вздох. Взялся возиться с её кандалами. Запястья изранены, кровь запеклась, ссадины опухли. Вид мерзкий. — Что, выгляжу как дерьмо? — Яшма пытается усмехнуться, но выходит плохо. — Я этого не говорил. Просто... ты не из тех, кто лезет в грязь.       Она прищуривает глаз, тот, что всё еще способен открываться. И Авантюрин не выдерживает — поднимает её за подбородок, чтобы лучше рассмотреть побитое, измученное, но всё ещё упрямое лицо. — Очень больно? — Бывало и хуже.       Он и не сомневается, что бывало хуже. Но думать об этом — невыносимо. Триумф, который он ещё недавно ощущал, стал горьким, как полынь на губах. Слёзы подступают к глазам, против его воли. Чертова слабость.       Авантюрин резко отворачивается, надеясь, что Яшма не заметит. Но она всегда замечает.       Её пальцы, холодные, как металл, касаются его щеки, стирая солёную каплю. — Дурак... — голос тихий, почти ласковый. Без издёвки. Без злобы. — Нашёл о ком плакать.       Он знает, она права. О таких, как Яшма, не плачут. Их боятся. Их проклинают. От них сбегают к чёрту на рога, на край галактики. Но не плачут.       И всё же... — Пойдём, — он тяжело вздыхает. — Пора выбираться из этого дерьма. ...       Сказать проще, чем сделать.       Авантюрин тянет её за локоть, почти тащит. Яшма, в своём обычном репертуаре, делает вид, что всё прекрасно, но ноги у неё подкашиваются. Темнота сгущается, воздух пропитан ржавчиной и гарью. Глаза Авантюрина бегают по сторонам — сраные мигающие лампы почти не дают света, но с этим он уже смирился. А вот с тем, что она вот-вот грохнется — нет. — Ты не дойдёшь, — он выдыхает, почти шипит. Не выдерживает. — Дойду, — её голос тихий, но упрямый. — Далеко ещё? — Серьёзно? Ты уверена, что хочешь услышать правду? — Нет, но я всё равно спрашиваю.       Чёртова ведьма. Её шаги становятся короче, она уже почти висит на его руке. Брови сведены, зубы сжаты. Только кровь не останавливается. Он чувствует, как её дыхание становится всё более рваным, как будто кто-то невидимый медленно душит её.       Яшма, конечно, не сдаётся. И не попросит помощи, даже если ей хреново настолько, что глаза заволакиваются туманом. Авантюрин резко останавливается, оглядывается — чуть в стороне полуразрушенное здание. — Ладно, — говорит он, закидывая её руку себе на плечо, — ты же понимаешь, что не дойдёшь. Придётся искать укрытие. — Думаешь, упаду? — Яшма смотрит на него с тем самым взглядом, полным насмешки, хотя явно не в состоянии стоять. — Я думаю, что ты развалишься на куски, если мы не найдём место, где ты хотя бы можешь сдохнуть с комфортом, — огрызается он, подтягивая её ближе. — Мне не хочется таскать твой труп по всей этой галактической свалке. — Как мило.       Очередной заброшенный склад. Тесный, душный. Вся эта планета — один гигантский ящик без выхода. И они внутри. Вдвоём. Как в гробу.       Он усаживает её на пол. Холодный металл. Она почти падает, но в последний момент удерживается, тяжело опираясь на раненую руку. — Собрался меня спасать? — Яшма хрипло смеётся. — Как герой дешёвого романа? — Заткнись, — огрызается Авантюрин. — Мне не до твоего остроумия.       Он разглядывает её руки — израненные, дрожащие. Если не остановить кровь, то долго она не протянет. — Ну что, дальше, герой? — Яшма усмехается. — Спасёшь меня и... что?       Он не отвечает. Её смех эхом отдается от стен склада. — Ты ведь знаешь, что я не дотяну, — она шепчет, и в её голосе на миг проскальзывает что-то новое. Усталость. — Мы в этой игре слишком долго. Кому-то пора уйти.       Авантюрин отворачивается. Это, чёрт побери, неправильно. Не так должно было быть. Она не может просто… — Я вытащу тебя отсюда, хочешь ты этого или нет. — И куда потащишь полумёртвую женщину? На край галактики? Жить долго и счастливо? — Нет, — он смотрит ей прямо в глаза, — туда, где тебе самое место. В твоё королевство. В твой грёбаный офис на Пир-Пойнте. — А ты упрямый, — Яшма глухо усмехается. — Это всегда тебе нравилось. — К несчастью для тебя — да.       Он открывает аптечку, судорожно роясь в шприцах и ампулах. Время — его главный враг.       Медик из него паршивый. Приходилось штопать самого себя в полевых условиях, не более. Но другого выхода нет. — Решил поиграть в доктора? Не самое лучшее место.       Конечно, его ещё и провоцируют. Кто бы сомневался? — Не говори под руку.       Он сжимает зубы, заполняя шприц. Руки дрожат. Он колет лекарство ей в плечо, стараясь не смотреть на кровь. — О, а ты грубый сегодня... — ядовито, сквозь зубы. — Прекрати, Яшма. Ты теряешь кровь. Я пытаюсь... — он замолкает, делая еще один укол. Затем обезболивающее. Она дёргается от боли, отворачивается. — Это твой способ сказать, что тебе не всё равно? — Ты умираешь, а всё, что можешь, — это язвить? — Плакать — привилегия моих подчинённых, — Яшма сжимает руку в кулак.       Авантюрин хмурится, накладывая повязку на самую глубокую рану на плече. От запаха крови мутит. — Я не брошу тебя, — упрямо шипит он сквозь зубы. — Я этого не просила. — Не считай это подарком. — Я не принимаю подарков и одолжений, ты же знаешь... — Проклятая ты женщина.       Он замолкает. На какое-то время звук её дыхания — единственное, что заполняет это замкнутое, давящее пространство. — Забавно, что Алмаз поручил это задание именно тебе, — Яшма нарушает тишину первой. — Риск и ирония... Хотя, пожалуй, на его месте я бы поступила точно так же. — Я бы мог тебя бросить, — Авантюрин врёт, даже не моргнув. Это уже почти привычка. — Но кто тогда будет оплачивать мои карточные долги? — В самом деле, — Яшма усмехается.       Ему бы обнять её. Прижать к себе, погладить по волосам, почувствовать её дыхание у себя на груди. Но она сочтёт это за оскорбление. Потому что Яшма — это не женщина, это целая вселенная тщеславия.        Вместо этого он молча достаёт сигарету, прикуривает и вкладывает её в тонкие, дрожащие пальцы. — Что они с тобой делали?       Он не уверен, что хочет знать. — Пытались добыть информацию, — отвечает она спокойно, поднося сигарету к губам. — Ничего нового. Ничего, чем можно было бы меня удивить. — Но хватило, чтобы почти отправить тебя на тот свет.       Тишина. И запах сигаретного дыма. — Расскажи, — почти просит Авантюрин, сжимая кулаки так, что побелели костяшки.       Яшма смотрит на него. Долгим, пустым взглядом. Потом, будто нехотя, выдыхает дым. — Они пытались сломать меня, — произносит она лениво, как будто говорит о чем-то банальном. — Плети. Электрошок. О, и конечно, ножи. Ножи у них в особой чести.       Она поднимает руку, давая ему рассмотреть покрытые засохшей кровью порезы, что тянутся вдоль запястья, теряясь под рукавом. Раны, будто карта боли, нарисованная на её коже. — Их любимое развлечение — резать так, чтобы не убить. Но сделать больно. Раз за разом. Хотели, чтобы я "заговорила". Нексарийцы любят наблюдать, как ты истекаешь кровью. Они делают это мастерски. Но, знаешь, если порезы не глубокие — ты не умрёшь. Просто будешь страдать. Долго. Больно. И они будут смотреть. Каждый раз, они думали, что я начну умолять о пощаде. Но я не доставила им этого удовольствия.       Она поднимает рукав чуть выше, обнажая раны на предплечье — тонкие, но их так много, что они превращаются в одну кровавую паутину.       Каждое слово, как раскалённый гвоздь. Хочется заорать, ударить кулаком стену. Но ещё больше хочется ударить Яшму, за то холодное садистское равнодушие, с которым она описывает весь этот кошмар. Стерва. — Пытки, — она усмехается, наклоняясь вперёд. — Это искусство, Авантюрин. И эти ребята думали, что были мастерами. Но они просто дети, играющие с лезвиями... — Твою мать... — Всё, что он видит — это раны, порезы, оставленные гнилыми руками нексарийцев. — Ты не железная. Не делай вид, что ничего не чувствуешь.       Она молчит. Смотрит так, будто перед ней ребёнок, который бьётся о стеклянную стену. Усмешка на лице, равнодушие в глазах. Она подносит сигарету к губам и делает глубокую затяжку. — Не говори об этом так, — он выдыхает это, как приказ. Нет, как мольбу.       Ничего. Она просто выпускает дым, не торопясь, как будто наслаждается паузой. — Ты не бессмертная, чёрт побери. Тебе больно! Просто признай это.       Она не отвечает сразу. Снова затягивается, размышляет, как будто это шутка, и она не знает, стоит ли смеяться. — Больно? — наконец выдыхает она, медленно, холодно. — Да, Авантюрин, мне больно.       Гасит сигарету об пол. Смотрит на него с мягкой улыбкой. — Только это моя боль.       Тишина становится давящей. Он не может ответить, потому что всё, что хотел услышать, уже прозвучало. — Понимаешь? — она наклоняется к нему, их взгляды встречаются. — Я её переживу. Потому что я привыкла. А ты — нет.       Авантюрин качает головой, всеми силами стараясь не вспоминать. О матери, о сестре. Они тоже уверяли его, что всё будет хорошо. Думали, что он не справится. Беги. Не оборачивайся. Не смотри. Как будто это поможет. Как будто в итоге, он не останется один на один с пустотой и болью. Как будто в итоге они обе не умерли...       Эмоции накрывают его с головой. Ему так паршиво, что хочется выть. — Именно об этом я и говорила, — вздыхает Яшма. — Много ты понимаешь!       Он резко наклоняется и целует её. Грубо. Почти со злостью. Слишком сильно для её нынешнего состояния, и она чуть вздрагивает от боли. На языке — солоноватый привкус её крови. — Ненавижу тебя, — выдыхает он, отрываясь от её губ, и это звучит как признание в любви.       Яшма морщится от боли, но не отворачивается. Авантюрин тяжело дышит, сжимая зубы. Она знает, что ему сейчас хуже, чем ей. Её рана — физическая. А у него в душе всё разорвано в клочья. — Тебе не под силу изменить всё... — Заткнись! — Он вскакивает, проходится по складу туда-сюда. Мозги кипят. — Если бы не я, ты бы уже сдохла! — И что? — она пытается усмехнуться, но выходит криво. — Тебе легче от того, что я выжила? От того, что я тут валяюсь?       Авантюрин замирает. Лёгкие сжимаются, как будто ему не хватает воздуха. Эта поганая пустота снова давит, заполняя каждую клетку. Он смотрит на неё, на склад, на кровь, что стекает по её руке, и понимает, что правды в её словах больше, чем он готов признать. — Не смей так говорить, — шипит он, подбираясь к ней ближе. — Ты не понимаешь. Если бы они…       Мать. Сестра. Их лица — как ожившие кошмары перед глазами. Их крики, их боль. И его бессилие. Холодный, парализующий ужас, который до сих пор не отпускает. — Я знаю, Авантюрин. — Яшма тяжело дышит, зрачки расширены от боли, но взгляд не отводит. — Я знаю. Но ты не можешь изменить прошлое. То что случилось уже случилось. И с ними. И со мной. Не о чем плакать.       Он падает на колени рядом с ней, и ненависть ко всему вокруг смешивается с отчаянием. Смотрит на неё — раненую, упрямую — и хочет проклясть этот мир, но слова застревают в горле. — Грёбанная Нексария, — шепчет он глухо.       Опускается рядом, руки дрожат. Она позволяет ему обнять себя. Его пальцы стискивают её плечи. Он дышит тяжело, пытаясь удержаться в реальности. — Успокойся. Может нам и на этот раз повезёт? — А если нет? — Значит, такова судьба...       Она склоняет голову ему на плечо, дыхание становится всё более ровным, почти бесшумным. Он замирает, чувствуя, как её тело тяжелеет в его руках. — Яшма? — Авантюрин шепчет её имя, но ответа нет.       Он слегка толкает её. Паника поднимается с новой силой. Внутри всё переворачивается. Что если она умирает? — Чёрт! Яшма, не смей!       Он трясёт её сильнее. Никакой реакции. Дыхание едва слышно. В груди нарастает леденящий ужас. Сковывает по рукам и ногам. Даже двинуться — страшно. Кажется, что проходит целая вечность, прежде чем она вздыхает, медленно и глубоко.       Живая. Ни то спит, ни то в полу-обмороке, но живая.       Он выдыхает резко, почти срывается на хрип. Снова осторожно прижимает её к себе. Его пальцы дрожат, но теперь от облегчения. — Проклятая женщина, — шепчет он в её волосы. ...       Он ненавидит это признавать, но Яшма — последнее, что у него осталось. Он держится за неё, как утопающий за ржавый кусок металла, который вот-вот утонет вместе с ним. Сестра верила в КММ, думала, что они помогут. Чушь собачья. Всё это обернулось резнёй и геноцидом. А теперь? Теперь она в земле, а он остался с этим недоразумением в виде жизни.       Яшма не верит ни во что, кроме себя и звона монет. Плевать ей на всё. Она смотрит на мир, как на ларёк с дешевым товаром — бери, что хочешь. Но эоны её побери, они слишком похожи. Обе готовы схлестнуться со смертью и ухмыльнуться ей в лицо, даже когда всё летит в пропасть.       Авантюрин сидит рядом с её постелью. Корабль КММ медленно плывёт в сторону Пир-Пойнта.       Стоит закрыть глаза и перед ним вновь всплывают улицы Нексарии, засада у звездолёта, грёбаная перестрелка... Всё смешалось в кровавую кашу.       Он едва выбрался оттуда живым. И ради чего? Чтобы сидеть теперь здесь, у постели женщины, которая не верит ни во что, кроме собственной выгоды. Он злится. На неё. На себя. На эту жизнь. Хочет встать и разбить что-то к чертям, но всё, что он делает — это просто сидит. — Надо было бросить тебя там...       Авантюрин осторожно сжимает её холодные пальцы. Ему даже нравится говорить ей это. Привычно. За последние часы, что она лежит тут под капельницами, он успел высказать ей всё. Свои жалобы, свои проклятия. Словно это поможет. Словно она услышит. Привык, что она не отвечает. — Что ж не бросил? — её голос — тихий, хриплый. Он даже не сразу осознаёт, что она это говорит. От неожиданности едва не подскакивает, как дурак. — Может потому что я идиот? — наконец, выдыхает Авантюрин, проводя рукой по лицу, пытаясь взять себя в руки.       Яшма улыбается, но это больше похоже на гримасу боли. Она медленно открывает глаза, встречаясь с его взглядом. — Бросил бы. И был бы прав, — её голос ещё слабый, но уже с тем знакомым, ядовитым оттенком. — Но ты не такой. Любишь всё то, что вредно... — Я устал терять. Ты — последнее, что осталось, — это самое искреннее, что он говорил ей за последние часы. — И знаешь, что самое паршивое? Ты — лучшее, что у меня было. — Лучшее? А я то думала, что ты любимчик фортуны... Не на то ставишь, мой мальчик.       Она сдавленно смеётся. Пытается присесть, но едва ли может приподнять голову. — Тебе нужно отдыхать... — он знает, что такие слова её только злят, но всё равно произносит их вслух.       Яшма резко поворачивается, пытается дёрнуться. Тянется к капельнице. Хочет избавиться от неё, будто это её единственная проблема. — Замолчи! — рычит она, но в голосе отчаяние, которого она не может скрыть. — Не надо, — Авантюрин перехватывает её руку. — Не трогай. — Уйди!       Её лицо искажено гневом. Она ненавидит это состояние. Ненавидит быть слабой. Уязвимой. Ненавидит, что он видит её такой. — Госпожа Яшма, — он наклоняется ближе, не отпуская её руку. — Хотя бы раз в жизни... — Нет! Хватит, Авантюрин. Я не буду играть в эти игры. — Ты всегда всё контролируешь. Но сейчас? Ты на нуле. На дне. И если ты думаешь, что я тебя отпущу, то, извини, начальница, ты ошиблась.       Она резко дёргает руку, но он не отпускает. Улыбается, ещё шире. — У тебя всего два выбора, — добавляет он, ещё мягче, но с ядом. — Либо ты сдаёшься добровольно, либо я тебя заставлю. — С каких это пор ты ставишь мне условия? — Алмаз поручил мне тебя спасти... Ничего личного, босс. — Не обольщяйся! — Ты слишком долго играла в непобедимую, — продолжает Авантюрин, проводя рукой по её запястью. — И вот результат. Забыла, что даже такая как ты может ошибиться... — Прекрати, — она снова пытается вырвать руку, но это слабое движение только вызывает у него ещё одну усмешку. — А что если нет? — он наклоняется ближе, почти касаясь её лица. — Ты об этом пожалеешь... — Я жалею обо всём с того самого дня, как появился на свет. — Считай, что ты уволен!       Авантюрин ухмыляется, осторожно целуя её в уголок губ. Почти насмешливо. — Выдаёшь себя с головой, босс. — Ты слишком привык к тому, что я тебя терплю, — произносит она, глядя в сторону. — Но всему есть предел. — Я терплю тебя не меньше. Так что считай, что мы квиты.       Она хочет что-то ответить, но он целует её вновь — медленно, словно проверяя границы. — Ты меня не уволишь. Я слишком полезен корпорации, помнишь? Особенно, когда я в твоей постели... — Наглец...       Яшма прикрывает глаза. Старается совладать с собой. Это почти приятно — видеть её такой. Его персональная маленькая месть. — Я предлагаю тебе сделку, — ухмыляется Авантюрин. — Сделку?       Он наклоняется ближе. — Я дам тебе составить отчёт так, чтобы все лавры достались тебе. Если ты позволишь мне позаботиться о тебе.       Яшма дёргает рукой, пытаясь вырвать запястье из его хватки, но он не отпускает. — Не выгодно. Я и так проверяю твои отчёты и впишу туда всё, что мне нужно. — Не в этот раз, — он насмешливо сжимает её руку сильнее. — Ты отстранена от дела.       Её лицо на мгновение каменеет. Авантюрин видит, как внутренние механизмы закручиваются быстрее. Паника? Нет. Скорее, раздражение. — Блеф, — говорит она, но уже не так уверенно. — Алмаз никогда так не поступит. — Вероятно... — он медленно тянет. — Но что, если я не блефую? Ты же не хочешь, чтобы вся корпорация узнала, что ты... завалила дело.       Он улыбается. Смотрит невинным взглядом. Но они оба знают, что он давно не просто раб с Сигонии. Что он способен перейти ей дорогу, если захочет... — Ладно, — наконец выдыхает Яшма, напрягая плечи. — Чего ты хочешь? — Ничего особенного... Всего-то расслабься и позволь мне позаботится о тебе.       Она не отвечает. Просто отворачивается молча, поджимая губы в знак немого согласия. Авантюрин буквально кожей чувствует, как её корёжит от его слов.       Не собираясь тянуть, он снимает пиджак и забирается в кровать. Осторожно устраивается рядом. — Что ты делаешь? — спрашивает Яшма с обречённым раздражением. — Ложусь рядом, только и всего.       Он слегка притягивает её к себе, так что теперь она полулежит в его объятиях. Пальцы осторожно поглаживают израненное предплечье. — Издеваешься? — ворчит Госпожа Яшма. — Если тебе больше нравится такое определение, то да...       Он поправляет иглу капельницы, которую она едва не вырвала из руки. Вокруг неё уже успел образоваться внушительных размеров синяк. Чувствует дрожь, что пробегает по её телу. — Тебе нужно отпустить это, — тихо шепчет Авантюрин, пальцами осторожно поглаживая её спину. — Я не просила тебя давать мне советы, — отвечает она, её голос звучит ровно, но слишком напряжённо. — Не прошу тебя их слушать, — он усмехается, не ослабляя хватки. — Но ты же понимаешь, что нельзя всё тянуть на себе. Ты не эон, не бессмертная. — Прекрати, — холодно отрезает Яшма, но её пальцы всё ещё цепляются за его рубашку. — Не могу. Это часть сделки... — Я ненавижу тебя, — бросает Яшма сквозь зубы, прижимаясь к его груди ещё крепче. — Ненавидь, — покорно соглашается Авантюрин. — Я всегда был хорош в том, чтобы быть ненавидимым. Особенно тобой, босс.       Он делает ей поблажку, переходя на любимое ею обращение. Чувствует, как её дыхание становится глубже, а её тело тяжелеет в его объятиях. Авантюрин слегка наклоняется, его губы едва касаются её виска. — Ты ведь всегда была сильной. Никогда не просила ни о чём, не позволяла никому видеть, что тебе нужно. Но даже самым железным нужен отдых. Так что не строй из себя безупречного робота. Просто отдохни. — Не смей меня жалеть, — её голос глухой, но в нём нет былой уверенности. Она будто сопротивляется, но с каждой секундой отступает дальше. — Жалеть? Да ты что, — Авантюрин улыбается, хотя она этого и не видит. — Таких как ты не жалеют. Я просто действую тебе на нервы.       Он чуть мягче прижимает её к себе, накрывая её руку своей ладонью.       Яшма поднимает на него взгляд, её глаза, обычно холодные и строгие, теперь полны какой-то глубокой усталости. — Ты так уверен в себе, Авантюрин. Думаешь, что можешь меня спасти? — Спасти? — он смеётся, чуть грубо, но беззлобно. — Нет, босс. Спасение — не моя фишка. Но я могу остаться рядом. И это, возможно, лучшее, что я могу предложить.       Она молчит, но на этот раз её рука чуть расслабляется, её хватка становится менее отчаянной. — Слабость тебе к лицу, босс, — тихо говорит он, стараясь немного разрядить обстановку. — Я даже вспомнил, что ты женщина, а не просто мегера из корпорации, которая оплачивает мои счета.       Яшма чуть сдвигает брови, но не смотрит на него. — Скажешь ещё что-то — вышвырну за борт, — бурчит она, но её угроза звучит слишком устало. — Ой, страшно, — фыркает Авантюрин. — Но я готов рискнуть. Ты же знаешь...       Он закусывает губу, любуясь картиной, которую видит в первый и с большой вероятностью в последний раз. Авантюрину ясно, что этот аттракцион невиданной щедрости дорого ему обойдётся. И всё же, это того стоит.       Его пальцы перебирают длинные волосы Яшмы, спутанные, местами слипшиеся от крови. Он невольно представляет её привязанной к пыточному столу на нексарийской базе и скрежещет зубами. Он не должен хотеть её защищать. Только не её. И всё же, Авантюрин ничего не может с собой поделать. — Что будет с Нексарией? — спрашивает он, продолжая меланхолично поглаживать её руку. — Я отправлю туда карательный отряд от КММ... — Я хочу его возглавить. — Ты? С каких это пор тебя интересуют боевые задачи? — Хочу наказать этих подонков лично.       Яшма усмехается. Конечно, понимает. Чёрт бы её побрал, она всегда всё понимает. Качает головой, будто это просто смешной каприз ребёнка. — Ты и в самом деле дурак. — Может быть, — в голосе звучит лёгкая обида. — Но я не люблю ублюдков, которые поступают так с моей... начальницей.       Он почти сказал «женщиной». Почти. Едва не ляпнул. Но вовремя остановился. Потому что если бы это прозвучало — она бы убила его. Прямо сейчас. У неё на это всегда хватит сил.       Она смотрит на него, глаза чуть прикрыты, но выражение знакомое. Сдаётся. Только раз. Ради него. Ради их ненормального, грёбаного союза. — Первый и последний раз, малыш. — Везёт мне сегодня, — бурчит он, усмехаясь. — Один раз — тоже результат. — Не обольщайся, — Яшма пытается приподняться, но её тело сдаёт позиции, и она снова опускает голову ему на плечо.       Он должен был бросить её. Там, на Нексарии. Пусть бы эти подонки доделали своё грязное дело. Пусть бы ей прострелили башку. Это было бы логично. Это было бы правильно. Но, чёрт подери, он не смог. Потому что внутри, под всем этим дерьмом, он дорожит ей. Может быть даже любит. Наверное любит.       Как только она встанет на ноги — снова станет той самой Яшмой. Холодной, чёрствой сукой. Без жалости. Без эмоций. Без права на слабость. А он? Он будет смотреть на это и снова лгать себе. Что плевать. Что она ему не нужна.       Он затягивается сигаретой, наблюдая, как она закрывает глаза, устроившись на его плече. Он знает, что это временно. Пару дней, неделя, может две — и она снова в строю. Снова затянет петлю на его шее.       Но в этом вся суть, не так ли? Она его якорь. Он её проклятие.       Где-то там, впереди, уже маячит новый раунд. И всё повторится. Снова.