Честность – вот мой путь

– Мастерица! – позвал знакомый мужской голос, и девочка усилием воли заставила себя поднять голову и взглянуть на лавку Купца, возле которой стоял сам хозяин и приветливо ей улыбался. – Чего поникшая такая? А маменька твоя где? И цветочки? Аль продала уже всё? Растерянный взгляд ребенка скользнул по грязно-красному кафтану невольного собеседника, поднимаясь к его тощему лицу и озорным карим глазкам. Обычно девочка сравнивала его с прозорливой птицей, то и дело выискивающей среди гостей и жителей Бремена хорошего покупателя, не обделенного и приличным на вес кошельком, однако в этот раз у нее не было сил на подобные глупости. Поиски брата не увенчались успехом, а рынок уже закрывался – давно уже вечерело. – Матушка утонула, – тихо отозвалась Мастерица, медленно выдыхая, стараясь собрать мысли воедино. – Я здесь с братом... не могу его найти. Пропал на площади – ни следа, ни гитары. – Батюшки! – Купец удивился печальному известию, сочувствующе покачав головой. – Бедная, бедная доченька. Будь осторожнее – беспризорников здесь не жалуют в последнее время. Больно много случаев краж стало с их появлением. Как бы вас с братом не схватили почем зря. – Мужчина обошел лавку, зашуршал позади мешками, доставая из закромов уверенным движением пару яблок и пряник расписной размером с ладонь, протягивая угощение девице перед собой. Заметив, что девочка не решается принять дар, он настойчиво закивал. – Бери-бери! И как найдешь брата – обязательно приводи познакомиться. Как он выглядит-то хоть? Может, я его видел? Мастерица смутилась, сморгнула усталость, скопившуюся за день, проведенный на ногах, и спрятала угощения в карманах бежевого сарафана, которые на платьишко по просьбе девочки добавила ее матушка. – Он похож на одуванчик, – взволнованно пробормотала она, поднимая зеленые глаза на мужчину. – Золотистые кудри, добрая улыбка... Ему десять! В рубашке такой, серой, и гитара еще... Гитара! – с надеждой перечисляла девочка, совсем не замечая пристального взгляда, изучающего ее близ стен дворца. – Прости, – и вновь сочувствие в голосе, – такого бы мальчишку я точно заприметил! Наши все серые, как мыши – почти не видно. Но если увижу твоего – сообщу. Тебе есть где переночевать? – Угу, – разочарованно отозвалась собеседница, прокручивая под пальцами железный ключик. – Спасибо, дяденька Купец. Попрощавшись с добродушным продавцом, девочка поспешила скорее к цветочному ларьку, в глубине души всё еще надеясь, что братец смог отыскать дорогу назад и прямо сейчас ждет ее там, в окружении тоскливых безликих цветов. Однако, это – только ее мечты. Мальчика на месте не оказалось, и Мастерице пришлось забираться в узкое удушливое пространство ларька в одиночестве, закрывая дверь на замок за собой – ей совсем не хотелось встречаться с кем-либо ночью, особенно учитывая рассказы о ворье, промышляющем в городке. Ночной Бремен оказался непривычно тихим – только где-то вдалеке завывала одиноко собака, а из окна рядом доносилась приглушенная брань супругов. И с окончанием спора наступила угнетающая тишина, будто весь город погрузился в молчание разом, пряча за безмолвием все свои проблемы. Мастерица знала – их было много. Окруженная почти полной темнотой, девочка старалась не вглядываться в темные пятна вокруг, сосредоточив свое внимание на едва различимом ключике в руках – последнее, что осталось от брата и вместе с тем – от их матери. Единственным источником в деревянной будочке служили тонкие витьеватые прорези в дверях, но разобрать сквозь них хоть что-то было попросту невозможно, да и света они не давали как такового – разве что воздух, тяжелый и холодный. Мастерица свернулась калачиком, насколько позволяло пространство, обхватила колени руками и склонила голову на бок, прикрывая уставшие глаза. Тишина ночи утомляла ее, привыкшую к громкому голоску Трубадура, постепенно погружая в тяжелый и чуткий к посторонним звукам сон.

***

Легкая трель перебираемых струн разносилась по площади, привлекая к себе всё больше внимания. И вот, когда, казалось, все вокруг обратили свои взоры к мальчишке в центре, толпу собравшихся зевак оглушил его звонкий и чистый голос, рвущийся из глубин омраченного потерей родных сердца. Песня, обволакивающая чудесным маревом окружающий мир, проникала в мысли людей, побуждала к проявлению эмоций и взывала к чувствам. Поговаривали, что она исцеляла сердца – заполняла их своими нотами, с осторожностью робко скрепляя. Внимающие голосу юноши жители и гости Бремена не замечали ничего вокруг, поглощенные искренним желанием мальчика. Никто не замечал расталкивающую людей девочку, что отчаянно рвалась к центру, до тех самых пор, пока голос не смолк, а мелодия струн не исказилась резким и неестественным звуком – Мастерица бросилась обнимать брата, припадая к нему в отчаянном жесте, и пальцы его разомкнулись, выронив инструмент на землю. А ведь на миг она действительно поверила, что осталась одна в целом свете. – Прости, – зашептал взволнованно Трубадур, путаясь пальцами в золотистых волнах девичьих волос, – п-прости, что так внезапно... Луиза обещала тебя найти! Но время шло... И я подумал, что ты услышишь меня – и придешь!.. Получилось ведь, да? – Улыбка его стала шире, увереннее. Мальчик, кажется, не ведал о слухах Бремена, и тем, как казалось старшей, лучше. – Нам надо уходить. Здесь небезопасно оставаться одним, – оглянувшись через плечо на десятки глаз, обращенных к ним, девочка ловко подняла гитару и ухватила брата за руку, собираясь поскорее улизнуть с оживленной площади, где они были как на ладони. – Нет! – воскликнул громко Трубадур, и ей пришлось остановиться. Мастерица сморгнула удивленно и от неожиданности ослабила хватку, позволяя тем самым брату забрать гитару и отойти на шаг назад. – Здесь хорошо – ты была права. Мне нравится Бремен. Здесь отзывчивые люди! Луиза обещала позаботиться обо мне. О нас! Пойдем, я вас познакомлю. Она тебе понравится, – хихикнул под нос смущенно мальчонка. Чуяло сердце Мастерицы, что нельзя идти у него на поводу, но отказать брату она не могла, безвольно соглашаясь с просьбой встретиться с незнакомой доселе женщиной. Трубадур радостно напевал под нос песню, вприпрыжку добираясь до границы Бремена – мощеной стены, в углублении которой находился небольшой лаз в одну из сторожевых башен. Одно это уже не внушало доверия, а чего стоило «незаметное прикрытие» – старая ткань, скрывающая этот ход от чужих глаз, и недостроенные ларьки, служащие ей подспорьем. Тут были и доски, и хлипкие косые бочки, и даже железные брусья. – Свалка, – скривила губы недовольно Мастерица, делая шаг назад в желании уйти, однако Трубадур пропустил мимо ушей замечание сестрицы, продолжая тянуть ее вперед, к тканевой «двери». – Ты уверен, что это здесь? – Ха, вернулся! – звонкий противный свист оглушил проулок, заставляя Мастерицу грубым рывком одернуть брата, пряча того позади себя. – И девку какую привел! Луиза! – грязный мальчишка со спутанными каштановыми волосами – хотя сейчас они казались илисто-черными – глупо улыбался, обнажая ряд желтых зубов. Он резко прибилизился к ребятам, проходясь скрученными пальцами по шелковистым локонам девчонки. – Волосы как злато! Да за такие можно и золотую монету получить! Глупо смеясь, он скрылся за тканью, откуда вскоре вышли другие мальчишки и короткостриженные девчонки – все они смотрели на гостей, изучая хищными и завистливыми глазами. Мастерица вскинула руку, стараясь скрыть присутствие брата, совершенно не чувствуя себя в этом месте безопасно. Когда из-за «двери» показалась статная женская фигура, девочка заволновалась сильнее, расправляя плечи и выгибая грудь колесом – будто подобный вид мог отпугнуть взрослого. Однако, он только рассмешил Луизу, и она прикрыла свой глаз, улыбаясь самодовольно. – А твоя сестричка ничего такая, – раздался ее хриплый томный голос, и женщина ровным шагом подошла к ним, ногтем поддевая девичий подбородок, приподнимая его. В свете луны личико сестры Трубадура казалось неестественно бледным, почти фарфоровым, кукольным. Золотые волны волос, рассыпавшиеся по плечам, напоминали ей лучи солнца – такие же, как у Трубадура, только не вьются. – Не знай я, что она твоих кровей, подумала бы, что Принцесса сиз дворца сбежала, – хмыкнула Атаманша, отворачивая личико молодой красавицы в сторону, – тоже поешь? Играешь? – Н-нет, она... – Трубадур взволнованно замотал головой, однако его заставили замолчать мальчишки, напрыгнувшие со спины. Они злорадно усмехались и шептались позади, окружив новоприбывших кольцом живых тел. – Я не умею петь, – смело ответила Мастерица, глядя в глаз женщины, – и не уверена, что хочу здесь оставаться. Нам есть куда пойти. Трубадур оттолкнул руку блондина с повязкой на носу, и сдвинул брови к переносице. – Снова в ту глушь? Там холодно. Страшно. Одиноко. А здесь нас готовы принять как родных! Словно в подтверждение этого, пара ребятишек приобняла новичка за плечи, взлохмачивая золотые кудри. – Я дам вам кров, еду, семью и возможность показать себя твоему брату, разве этого не достаточно? – Атаманша окинула гостью внимательным взглядом, прикидывая в уме, куда же ее можно пристроить – уж больно выделяется. На обычную работенку не сгодится – заметят. – Я пел сегодня благодаря ей, – улыбнулся Трабадур шире, обнимая сестру со спины. – Пожалуйста, давай останемся здесь. Я не хочу возвращаться в тот дом... Мастерица шумно вздохнула, поглаживая мальчика по голове. Ей было тошно от одной мысли, что придется жить здесь, но раз Трубадур остается – ей придется согласиться. Покинуть его она не могла – это разбило бы сердце им обоим. У них больше никого нет. Только брат. Только сестра. – Вот и хорошо, – благодушно шлепнув девицу по щеке, женщина направилась к своему убежищу, – будешь прибираться тут и помогать с готовкой. А пока идите ужинать. Голодные поди.

***

– Спасибо тебе, внученька, – пробормотала трепетно бабуля-хозяйка хлебной лавки, вручая девочке медную монету и горячий пирог с картошкой, пахший каменной печью, жаром и печеным овощем с пряностями. Мастерица закончила с починкой тележки, на которой бабушка развозила свой товар по площади, завлекая народ, – колесо отвалилось не так давно. Отряхнув руки и убрав в карман самодельную отвертку, девочка с улыбкой забрала монету и подаренную вкусность, поблагодарив на прощание старушку. За пару недель, проведенных под крылом Луизы, Мастерица поняла, что им с Трубадуром нужно будет однажды уйти, а для этого хорошо бы подзаработать хоть сколько. Мальчику нравилось общество Атаманши и глуповатых ребятишек вокруг нее, однако зависимость детей от одного взрослого пугала его старшую сестру. Ситуацию не улучшало и отношение детей к девчонке – несколько раз мальчишки среди ночи подкрадывались к ней с кухонными ножницами, собираясь совершить какую-то шалость. Благо, чуткий сон позволял Мастерице, едва заслышав чужие голоса или шаги, просыпаться, чудом избегая глупых шуток. Конечно, об этом Трубадур ничего не знал – огорчать его сейчас совсем не хотелось. Казалось, он прикипел к этой «семье». – Доброе утро, – поздаровался Купец, завидев девочку среди своих покупателей, – твой малец опять напевает с утра пораньше, – шустливо осадил тот, поглядывая на площадь, полную народу. – Брали бы хоть что с народа – бед бы не знали! – Так не хочет, – хихикнула сестричка, расплатившись с ним за пару новых крепких винтов, заказанных из-за границы, – я уже предлагала. – Настойчивее надо быть! – покачал головой мужчина в такт мелодичной песне вдалеке. – Ох, хорошо же поет. – Хорошего дня! – попрощалась девочка, проскальзывая мимо заслушавшихся гостей к другому ларьку. И хотелось бы ей как всегда купить мелкую сладость для брата, да не получилось – столкнувшись с кем-то, Мастерица не сразу распознала в улепетывающем силуэте парнишку с повязкой на носу из ребятишек Атаманши. Мальчик зашуганно вертел головой из стороны в сторону, то и дело шарахаясь в сторону от каждого движения прохожих, скрывая меж тем что-то увесистое под своей серой рубашкой. Проследив за ним взглядом, девочка в оцепении приоткрыла рот: мальчик всучил награбленное – а в этом она не сомневалась! – Луизе. Целый мешок звенящих монет – да у них такого никогда не было! Кто-то позади громко бранился, а девочка мчалась к женщине. – Хей, это же не твои деньги! – крикнула она мальчишке, тут же вжавшему голову в плечи. Атаманша подтолкнула его в плечо, безмолвно прося уходить, собираясь ретироваться следом. Однако, кто-то или что-то остановило ее за поворотом. Мелодия смолкла. Голос затих. Все обернулись к развернувшейся на площади сцене. А Мастерица задыхалась от ярости, глядя на бандитку, застигнутую врасплох немногим раньше. Мужчина, некогда следивший за девочкой на площади, теперь держал занесенную для удара кисть Луизы, в которой был зажат небольшой нож. Его темные глаза обратились к юной гостье, а черный плащ взметнулся вслед резкому движению – Атаманшу прижали лицом к стене, удерживая вторую руку за спиной на уровне поясницы. – Спасибо за помощь, конечно, но не стоило так шуметь, девочка, – произнес с улыбкой на губах незнакомец. Звон струн. Громкий хлопок. Мужчина упал на землю от удара гитарой по голове, а Луиза, вырвавшись из хватки сильных рук, бежала прочь, едва обернувшись к своему «спасителю» в лице Трубадура. Девочка уставилась на него в непонимании, невольно делая шаг назад. Мальчишка сам на себя не был похож – измазанный в саже, растрепанный, напуганный. Он тяжело дышал, словно не до конца понимал, что сейчас произошло, и всё равно не выражал ни капли сочувствия к человеку, которого огрел инструментом со всей своей, пусть и небольшой, силы. – Б-бежим, – прошептал в страхе мальчик, развернувшись в желании последовать за Луизой, однако сомкнувшаяся на запястье ладонь родной сестры не позволила ему сдвинуться с места. – Ты чего? Нужно убедиться, что она в порядке! Она была так напугана! – Ты... совсем дурак? – непроизвольно сорвалась злоба с дрожащих губ, пальцы Мастерицы сжались сильнее, заставляя мальчика зажмуриться, кривя губы от боли. – Мы ей ни в край не уперлись! Мы ей не нужны! Она просто использовала тебя, пока другие обкрадывали людей! Ты не замечал, что у нее с каждым днем всё больше украшений, хотя жизнь в том «доме» слаще не становилась?! Не замечал бродяжек, мечущихся среди гостей, под перезвон твоих песен?! Не замечал эти пешептывания людей за спиной?! – Я... – И зачем я только послушала тебя?! Надо было сразу уйти! – выкрикнула девочка, и площадь погрузилась в безмолновное молчание. Только металлический треск доспехов приближающейся по их души стражи нарушал эту тишину, ознаменуя конец. Она знала, что сорвалась понапрасну. Знала, что ее не так поймут. И всё равно не смогла совладать с собой. Не этому их учили родители. Наивный мальчик, всего лишь желающий вернуть былую безмятежную жизнь, смотрел широко распахнутыми глазами на плачущую сестру, не проронив ни слезинки в ответ. Старшая дочь закрывала ладонью лицо, тщетно смазывая горькие слезы, жалея лишь об одном – что в тот роковой день матушка прыгнула под лед за ней, потонувшей вслед за тележкой, а не осталась на берегу со своим сыном. Так и расстались брат с сестрой, уводимые стражей.