Пелена | The Veil

Атмосфера внутри поместья Малфоев была пропитана ужасом и последствиями недавнего насилия. Нападение Арно Клемана оставило шрам на древнем имении. Следы сражения были повсюду: стены покрывались обгорелыми отметинами от заклинаний, а запах гари всё ещё витал в воздухе. Гермиона стояла в большом зале, пытаясь успокоить свои дрожащие руки. Её левая кисть была отмечена свежей раной от битвы, глубоким порезом, который пульсировал с каждым ударом сердца. Несмотря на боль, её мысли были сосредоточены на другом. Она осматривала комнату, ища Гарри. Когда их взгляды встретились, она почувствовала прилив облегчения. Гарри кивнул, его выражение лица отражало её собственное чувство благодарности судьбе, что они оба живы. В такие моменты она смотрела на него как в зеркало. Большой зал Мэнора, символ богатства и власти Малфоев, удивительно невредимо пережил нападение. Было почти нереально, как эта комната с её роскошными люстрами и изысканными гобеленами резко контрастировала с хаосом и разрушением снаружи. Члены Сопротивления, военные, колдомедики и слуги толпились вокруг длинного стола. Их лица выражали страх. Они ждали Драко около получаса, и ожидание только усиливало их всеобщую тревогу. Гермиона вздрогнула, когда за её спиной раздались звуки, которые она слышала здесь раньше — душераздирающие крики заключённых, подвергавшихся пыткам в подземельях замка. Эти крики проникали сквозь каменные стены, напоминая о тёмной стороне поместья Малфоев. Они преследовали её, усиливая смятение. Когда-то она была на месте этих людей. Лязг открывающихся дверей вырвал её из болезненных воспоминаний — в зал вошёл Малфой. Его присутствие сразу привлекло внимание всех. Она поймала себя на мысли, что он выглядел настоящим Тёмным Лордом: лицо выражало холодную ярость, чёрная мантия резко контрастировала с бледностью кожи, а его взгляд был настолько тяжёлым, что все отводили глаза. Он будто прибивал людей к земле. Гермиона всматривалась в его лицо. Любые другие эмоции, кроме гнева, были тщательно скрыты, но в его поведении было что-то, что её пугало. Что-то незнакомое, новое. Несмотря на их общую историю и сложные слои их странных отношений, она чувствовала страх перед ним, которого не ощущала раньше. То, что случилось, очевидно оставило на нём сильнейший отпечаток. — Никто из вас не покинет это место до окончания расследования, — произнёс Драко сквозь сжатые зубы, его голос был низким и тихим. Эти слова прорезали комнату, как лезвие, и воцарилась смертельная тишина. — Можете отправить письма своим семьям через Авишая, вы задержитесь здесь минимум на три-четыре дня, — продолжил он. Гермиона почувствовала, как по её спине пробежал холод. Авторитет в голосе Драко был абсолютным, и она почувствовала, как любой намёк на того мальчика, которого она когда-то знала, исчез. Даже тепло улыбки того, кто нехотя протянул ей мизинец в знак примирения в этом же зале, теперь казалось ей сном. Перед лицом опасности и мести он полностью принял свою роль, и власть, которой он теперь обладал, была пугающей. Она огляделась и увидела ужас и тревогу в глазах окружающих. Пэнси Паркинсон стояла в углу, её обычная стервозность сменилась выражением беспокойства. Невилл и Полумна были рядом, опасливо концентрируясь на Драко. Даже Нотт-старший и его сын Тео, обычно сдержанные, казались встревоженными из-за заявления Драко. Взгляд Малфоя скользнул по комнате. — На нас напали в нашем собственном доме. Это не просто нападение на поместье; это нападение на нашу силу и единство. Пока мы не найдём виновных и не накажем их, это имение будет находиться в режиме магической блокировки. Вы сможете пользоваться только лечебными заклинаниями. Мысли бешено завертелись в голове Гермионы. Она понимала необходимость ограничений, но методы Драко казались деспотичными. Она снова посмотрела на Гарри, ища его реакцию. Лицо Поттера было напряжённым, но он едва заметно кивнул ей, не отрываясь от Малфоя, посылая безмолвную солидарность и понимание. Колдомедики перемещались среди группы, обрабатывая раны и предлагая зелья от боли и для исцеления. Гермиона позволила одному из них перевязать ей руку. Её мысли всё ещё были сосредоточены на словах Драко и на последствиях их ситуации. Заточение будет испытывать их терпение и решимость, но более того, оно проверит на прочность их способность работать вместе с Армией Теней под панцирем лидерства Малфоя. Пока лекари работали, Гермиона не могла отделаться от чувства, что за ней наблюдали. Присутствие Драко было повсюду, его контроль над ситуацией проникал под кожу. Она снова вернулась к навязчивой мысли, что он действительно стал Тёмным Лордом. Его трансформация была завершена в тот момент, когда французы разрушили стены его дома. Каждое его слово кричало у неё в голове одним подстрочником: «И это только начало». Глаза Малфоя скользнули по Гермионе, и на мгновение их взгляды встретились. Она увидела что-то мелькнувшее в этих серых стальных щитах — возможно, вопрос, а может быть, даже намёк на старого Драко — но это исчезло так же быстро, как и появилось. Он отвернулся, обращаясь к Авишаю приглушённым тоном, его внимание вновь сосредоточилось на срочных делах. Зал оставался напряжённым, тишину прерывали только редкие шёпоты и шорохи движений. Гермиона чувствовала, как ситуация давила на неё. Они находились в сердце вражеской территории, окружённой неопределённостью и опасностью. Союз, который они с другими Сопротивленцами сформировали с Малфоем, был хрупким, а железный кулак Драко казался ей всё более безжалостным. Все, кого она знала, и даже незнакомые ей волшебники, находились в оцепенении и тревоге. Больше всего выделялся Тео Нотт, который раскачивался на месте, сидя на холодном полу. Это выглядело очень болезненно, и сердце Гермионы дрогнуло сочувствием — он и в школе отличался ото всех, а сейчас казался ещё более хрупким и не принадлежащим такой тёмной атмосфере. Его явно что-то сильно гложило — но она не могла понять, что. По мере того как вечер переходил в ночь, группа постепенно привыкала к новой реальности. Домашние эльфы принесли еду и организовали временные спальные места. Гермиона нашла себе тихий уголок, чтобы собраться с мыслями. События дня снова и снова проигрывались в её голове, каждый раз добавляя по камешку к озеру её беспокойства. Она не могла игнорировать крики пленных французов из подземелий — звуки страданий, которые усиливали реальность войны. Тьма поместья Малфоев была не только в его хозяине, но и в самих стенах, что их окружали. Гермиона содрогнулась и обняла себя руками, пытаясь прогнать холод, который, казалось, леденил кровь в её венах. Гарри присоединился к ней, сев рядом с тяжёлым вздохом. — Мы справимся с этим, Гермиона, — тихо сказал он. — Мы пережили и худшее. Грейнджер кивнула, находя утешение в его присутствии. — Я знаю, Гарри. Просто… всё теперь кажется таким другим. И Драко… он изменился. Лицо Гарри омрачилось. — Да, он изменился, и его можно понять. Но мы должны оставаться сосредоточенными. Нам нужно выяснить, кто нас предал и почему. Я хотел связаться с Макгонагалл и Грюмом, но теперь… Его прервал голос Малфоя, прорезавший зал авторитарной жёсткостью. — Все соберитесь. Нам нужно обсудить наши следующие шаги. Люди повставали со своих мест и быстро скучились в центре зала, толпясь и образовывая кольцо вокруг Малфоя. Его взгляд обежал группу, оценивая каждого. — Мы остаёмся на блокировке до дальнейшего уведомления. Никто не покидает территорию поместья. С этого часа любое общение с внешним миром будет отслеживаться и наказываться. Мы не можем позволить себе ещё больше утечек в нашей безопасности. Он сделал паузу, позволяя своим словам осесть в умах людей. Как только он собрался продолжить, в комнату быстрым шагом вернулся Авишай, сразу же заходя за спину Малфою. Он что-то напряжённо прошептал ему на ухо. Гермиона видела всё, что произошло дальше, как в замедленной съёмке. Лицо Драко, и без того всегда бледное, сейчас стало белым как мел. Его глаза широко распахнулись, а затем сузились до щелей. Челюсть сжалась так сильно, что казалось, будто у него могли разлететься зубы. Он сорвался с места с такой резкостью, что несколько человек едва не упали, отпрянув. Толпа попятилась назад. Гарри, Гермиона и все остальные с ужасом смотрели по сторонам, когда всё вокруг них начало дрожать: посуда, стулья, канделябры на стенах, люстры. Комната вибрировала от потусторонней энергии, исходящей от Малфоя. Могло ли его состояние как-то влиять на замок и быть связано с ним родовой магией, или это была какая-то его собственная, жуткая, неконтролируемая сила? Грейнджер не понимала и боялась узнать ответ. — Драконье яйцо… украдено Клеманом, — прошипел он, его голос был низким и смертельно озлобленным. — Из моего дома под вашей защитой. В комнате снова воцарилась мёртвая тишина. Никто не осмеливался говорить и, казалось, даже дышать. Напряжение было удушающим, и Гермиона чувствовала, как от Драко исходила дикая, неконтролируемая ярость, от которой у неё по коже бежали мурашки. Его кулаки сжимались и разжимались, дыхание становилось прерывистым. Комната потемнела, холод пополз по стенам, будто притягиваемый его безумием. Магия, ужасная и мощная, трещала в воздухе вокруг него, заставляя волосы у всех присутствующих встать дыбом. Гнев Драко нарастал, его голос становился всё тише и вкрадчивее с каждым словом. — Если у кого-то есть информация, которая может привести к возвращению яйца, сейчас самое время говорить, — прошептал он. — Неспособность сделать это будет расценена как измена. Боковым зрением Гермиона различила движение в правой части зала. Это был Тео Нотт. Он поднял руку, выходя вперёд. — Я… Я видел… — всё тело Тео дрожало. Потрясённый, он не мог выдержать взгляда друга, которого больше не узнавал. — Ты, — ядовито выплюнул Драко. — Ты был один с яйцом… Как удобно, что его украли прямо у тебя под носом. Глаза Тео расширились, он побледнел. — Драко, ты не можешь всерьёз думать, что я… — Молчать! — рявкнул Малфой. Это было подобно грому, который отозвался эхом по залу. Сила его крика послала ударную волну по комнате, заставляя люстры качаться, а стены дрожать. — Не смей говорить мне, что я могу и не могу думать. Мы спорили из-за дракона, Тео. Ты хотел защитить её, уберечь от войны. А теперь её нет. Она украдена нашими врагами. Что-то здесь не так. Голос Тео дрожал, когда он попытался объяснить: — Драко, пожалуйста, ты знаешь меня. Я никогда бы… — Никогда что, Тео? — перебил его Драко. — Никогда не предал бы меня? Никогда не встал бы на сторону врага? Как я могу в это верить, если ты единственный, кто был сегодня вечером рядом с яйцом? Тьма внутри Драко разрасталась, его гнев превращался в нечто осязаемое. Подозрение, предчувствие, интуиция насчёт Тео — всё это не покидало его. Обычно острые черты исказились до змеиных, и весь зал гнулся и трещал под тяжестью его эмоций. Людей охватила паника, предметы в зале продолжали расшатываться и греметь. — Драко, ты должен мне доверять, — умолял Тео. — Я пытался защитить её, как мы и говорили. Я могу отдать свои воспоминания, ты всё увидишь… Хохот Драко был ледяным и жестоким, ужасая всех свидетелей этой сцены. — Доверять тебе? Как любопытно… Может, они обещали тебе, что позаботятся о малышке-драконице? — он снова приблизился. — Скажи мне, Тео, ты отдал её добровольно или им пришлось заставить тебя? Напряжение в комнате было невыносимым, страх скручивал внутренности присутствующих. Гермиона увидела, как Луна шагнула вперёд, готовая высказаться, но поднятая рука Драко остановила её. — Никто не вмешивается, — холодно отчеканил Драко. — Это между мной и Тео. Сердце Гермионы сжималось за Нотта. Она была уверена, что он невиновен, и что это легко можно было проверить, но ярость Драко ослепляла его. Она хотела заговорить, защитить, но тьма в глазах Малфоя заставила её замолчать. Тео бросил растерянный взгляд на отца, но Кантанкерус Нотт стоял неподвижно, не выражая ни единой эмоции. Драко сделал шаг вплотную к Нотту-младшему, нависая над ним с высоты своего роста, его голос снизился до угрожающего шёпота, потемневшие глаза забегали по лицу Тео. — Если я выясню, что ты имел к этому какое-то отношение, ты пожалеешь. Ты меня понял? Тео кивнул, избегая его взгляда. — Д-да, Драко. Грохот посуды и стен зала не давал расслышать их разговор тем, кто стоял в задних рядах, но Гермиона была близко и смогла всё разобрать. Малфой отвернулся, переведя дыхание и обращаясь к остальным. Постепенно звон зала начинал стихать, вторя его настроению. — Наш приоритет — найти драконье яйцо и тех, кто ответственен за его кражу. Мы будем использовать все доступные способы, чтобы достичь этого. — Он обернулся к Авишаю. — Нотта-младшего и Лавгуд на допрос. Каждого по отдельности. Бернстайн сделал резкий вышколенный кивок и взглядом указал своим подчинённым на них обоих, после чего их проводили из зала. — Мы продолжим внутреннее расследование. Никто не останется вне подозрений. Запомните это, — медленно проговорил Малфой. С этими словами он вышел из зала, оставляя за собой шлейф ужаса и тревоги. Стоило ему покинуть комнату, как все предметы в ней стихли, придя в статичное положение. Когда толпа начала расходиться к своим спальным местам, тихо перешёптываясь о случившемся, Гермиона снова подумала о тьме, охватившей Драко. Она понимала, что они с Гарри, Невиллом и Луной должны оставаться бдительными, работать вместе, чтобы раскрыть правду о нападении и вообще об этой войне. Но теперь она не могла избавиться от чувства, что пока Драко держит в руках бразды правления, все они находятся в опасности. Что-то внутри неё боролось с этим выводом. Почему-то он резал её ножом, сковывая грудную клетку. Она не понимала ответа на вопрос, почему эта мысль приносила ей такую сильную боль. Каким Драко был на самом деле? Неужели это и есть его истинное лицо? Видела ли она свет и тепло в этих серых глазах, или это был самообман, которым она себя тешила? Почему всё это было так горько? Снова вопросы без ответов вокруг этого человека, снова метания сердца и ожоги непрошенных выводов. Гермиона глубоко вздохнула, готовясь к предстоящим испытаниям. Они найдут драконье яйцо и привлекут виновных к ответственности. Но им также придётся лавировать в коварных водах ярости Драко. — Я умираю каждый день, — вдруг проговорил ей на ухо самый родной голос. — Я умираю каждый день, — эхом отозвалась она, закрыв глаза. Рядом с Гарри, ощущая силу их дружбы, Гермиона знала, что они смогут противостоять всему, что их ждёт. Битва была далека от завершения, и истинное испытание их решимости только начиналось.

***

Комната, где Малфой проводил закрытые совещания штаба, была суровой и полной скупых чётких линий минималистичной мебели, отражая жёсткость решений, принимаемых в её стенах. В центре возвышался массивный стол, окружённый высокими креслами. Мерцающее сияние свечей на потолке играло на лицах троих волшебников, находящихся в огромном стрессе. Драко Малфой сидел во главе стола, всё ещё эмоционально не отошедший от кражи и покушения на его дом. Место справа от него занимал Кантакерус Нотт, а слева — Авишай Бернстайн. Воздух был густым от тяжести их обсуждения. Авишай подводил итоги их ситуации. — Магические границы защищены, и новые оборонительные системы замка функционируют. Пострадавших мало. Основной резерв армии не был привлечен к сегодняшнему сражению и проходит ежедневные тренировки. Мы готовы к любым немедленным наступательным действиям. — Хорошо, — ответил Малфой. — Приступайте. Нотт-старший поджал губы и наклонился вперёд. — Мой Лорд, я уже начал переговоры с союзными странами и французским Министром магии. Все стороны просят заключить пакт о ненападении, пока мы не исследуем возможности для мирного разрешения конфликта. Драко рассмеялся, холодно и ядовито. Он покачал головой, его глаза блестели хищным светом. — Мирное разрешение? Я хочу мести, Кантакерус. Я хочу крови. Нотт-старший, как и всегда, сохранял самообладание. — Мой Господин, мы должны ждать. Это политика. Если мы действуем преждевременно, мы рискуем быть увиденными как агрессоры на мировой политической арене. В таком случае мы потеряем наших союзников, все страны Оси. Саботаж недопустим. Переговоры могут занять время, но они необходимы. — Мы? Как агрессоры? После того, что сделали эти выродки? — Да, даже после этого. Сейчас их Министр просит о времени для деэскалации конфликта и возмещения ущерба. — Возмещения ущерба? — Драко прикрыл глаза, всё казалось ему каким-то фарсом. — Пусть начнут с возврата того, что они украли. — Сэр, яйцо было нашей тайной и оно не зарегистрировано легально, если мы заговорим о нём, это будет использовано против нас. Как попытка усилить средства для атаки Франции. — Просто идиотизм, — фыркнул Малфой. Он запустил пальцы в волосы, тяжело вздохнув. — Ладно, Кантанкерус. Пусть будет по-твоему. Я устал от этого представления, хотя оно едва началось. Веди переговоры, сколько потребуется. Но нам нужно продолжать тренировать и усиливать армию. Нотт-старший с облегчением вздохнул и поправил свои очки, переводя взгляд на Бернстайна. Авишай сидел неподвижно, его взгляд был устремлён прямо перед собой, лицо оставалось непроницаемым. Но Драко достаточно хорошо знал его, чтобы распознать тонкие признаки беспокойства. Он резко обернулся к генералу. — Ты что-то знаешь, Авишай. Что-то, что мне не понравится, — он прищурился, всматриваясь в его лицо. — Говори. Авишай медленно кивнул, встречая взгляд Драко. — Мой Лорд, во время обыска мы нашли маггловский отслеживающий прибор в одной из комнат поместья. Кими сказал, что это и привело французов к замку. Драко замер. Значит, кто-то всё же предал их, и этот кто-то находился внутри Мэнора прямо сейчас. Его глаза внимательно сканировали лицо Авишая. — И?.. В какой комнате? Бернстайн сглотнул. — Это была единственная спальня с библиотекой. Самая светлая в замке. Предмет был найден в женской сумке, — сказал Авишай, не глядя Драко в глаза и не называя имени. На мгновение время остановилось. Мысли Драко закружились, соединяя все точки с ужасающей ясностью. Единственная спальня с библиотекой… самая светлая… женская сумка… Грейнджер. Волна шока и боли накрыла его, выбив дыхание из груди. Сердце бешено заколотилось, лицо побледнело. На мгновение маска Тёмного Лорда соскользнула, обнажая глубину его страданий. Костяшки Драко побелели, когда он со всей силы схватился за край стола, словно боялся упасть. Он чувствовал, как земля уходила у него из-под ног. — Гермиона… — прошептал он. Это имя прозвучало как проклятие на его губах. Комната сжалась вокруг него, тени сгустились, ему стало нечем дышать. Предательство резануло его слишком глубоко. Гермиона, та, ради которой он делал столько исключений, которой он показывал уязвимую часть себя, которая сама пришла в его дом — имела при себе маггловский отслеживающий прибор. Это осознание было кинжалом в сердце, прокручивающимся с неумолимой безжалостностью. Его шок внезапно сменился злостью. Комната задрожала от силы его магии, ещё сильнее, чем в большом зале, все предметы задребезжали. Люстра опасно раскачивалась, и сами стены, казалось, пульсировали от его гнева. Глаза Драко, всего несколько минут назад полные холодного расчёта, теперь горели ужасной злобой. — Ты, — прошипел Драко Авишаю. — Как давно ты знал? Бернстайн встретил его взгляд уверенно. — Мы обнаружили это во время обыска, мой Лорд. Я доложил, как только смог. Малфой встал из-за стола и отвернулся, пытаясь сдержать бушующий в нём водоворот эмоций: гнев и глубокая, душераздирающая боль. Он доверял Гермионе, позволил ей войти в свой самый близкий круг, а она принесла оружие французской разведки в его дом. — Мой Лорд, это военное преступление, — со свойственной ему невозмутимостью и неспособностью оценивать эмоциональное состояние окружающих, на одной ноте проговорил Бернстайн. — Мы должны… — Я сам допрошу её, — отрезал Драко. Кантанкерус смотрел ему в спину, морщась от боли в сердце за Малфоя. Он прикусил губу и понурил голову, не смея переходить черту. — Уходите, — приказал Драко неживым голосом. Нотт и Бернстайн обменялись взглядами, прежде чем тихо покинуть комнату, оставляя Малфоя наедине с его смятением. Когда дверь за ними закрылась, Драко рухнул в кресло, уткнув лицо в ладони. Её предательство было раной, которая резала глубже, чем любая физическая боль. Он всё это время боялся самому себе признаться, как сильно он хотел верить во что-то большее, чем власть и война. И что это большее светилось её улыбкой. Она никогда не должна была узнать. Что за все эти годы ни к кому другому он не испытывал чувств. Он разрешил себе мгновение уязвимости и теперь платил за это. Как и за всё остальное. Снова он расплачивался за каплю света, которую посмел себе позволить. Драко поднял голову, его глаза были холодными и жестокими. Он не даст этому ослабить его. Он встретится с Грейнджер, потребует ответы и, если понадобится, она понесёт такое же наказание, как и любой другой на её месте. Тёмный Лорд внутри него жалил ядом всё живое. Но под всей этой яростью и решимостью часть Драко оплакивала утрату доверия, которое он так робко берёг в своей душе. Он ощущал, как оно умирает, он чувствовал это так, будто с него сдирают кожу. Гермиона Грейнджер разрушила его, и вместе с ней разрушились все шансы на искупление, которое он мог бы искать. Драко встал. Решение было принято. Он встретится с ней, и она ответит за своё предательство. Путь впереди был ясен, и он пойдёт по нему с той же неуступчивой решимостью, что помогла ему прийти к власти. Когда Малфой покидал комнату, тени, казалось, следовали за ним, свидетельствуя о мраке, который теперь правил его сердцем.

***

Гермиона лежала в Большом зале рядом с Полумной, которая уже вернулась после допроса. Сон не приходил к ней, несмотря на усталость и ломоту в теле. Мысли о событиях последних дней не давали ей покоя, а тело было напряжено от волнения. Она не могла сомкнуть глаз, когда её грубо схватили за плечо. — Мисс Грейнджер, вас вызывают на допрос. Мы вас проводим, — сказал строгий волшебник в военной форме. Она медленно встала на онемевших ногах и последовала за солдатами, которые проводили её за двери зала. Вопреки её ожиданиям, они не отвели её в подземелье Авишая, туда, где обычно проходили допросы, а проследовали к её спальне. Смятение смешалось со страхом, когда она вошла в знакомое помещение. Драко Малфой сидел в кресле возле библиотеки, спиной к ней. Он гладил корешок старой книги, не поворачивая головы, когда его болезненный, грустный голос прорезал тишину комнаты. — Скажи мне, Грейнджер, почему из всех людей, из всех возможных людей, я получаю удар в спину от тебя? Сердце Гермионы сжалось от обвинения. — Драко, я не понимаю… — В твоей сумке был найден маггловский прибор, отлеживающий твое местоположение. Я знаю, что это ты привела этих тварей прямиком в мой дом. Грейнджер тяжело дышала, в ужасе сжав виски. — Сюда, где спал Блейз, где беззащитна у себя в спальне моя мама. Где умирали наши слуги, не в силах выбраться из своих комнат. — Драко, я… Я хотела тебе сказать, — срываясь на хрип, отвечала она. — Сказать что? Что ты работаешь на Клемана? — Он наконец обернулся и посмотрел на неё. — Я не работаю на него! — настаивала она, её голос дрожал. — Не смей лгать мне в лицо! — взревел Малфой, поднимаясь с кресла с такой яростью, что стены, казалось, задрожали. - Откуда тогда это у тебя? Гермиона попятилась назад, испуганная силой его гнева. Он никогда не был таким с ней. — Я не лгу, — сказала она твёрдо. — Я не работаю на него. Но он нашёл меня в парке пять дней назад и предложил сотрудничество. Я ему отказала! Он подбросил это! — Нашёл тебя в парке? — Драко холодно рассмеялся. — Это какая-то шутка? — Нет. Я дважды пыталась тебе рассказать, но у тебя не было времени, каждый раз что-то мешало нам… — Прошло пять дней, — пробормотал он, его голос был смертельно тихим. — Пять дней, Грейнджер. — Я знаю. Я говорю правду, ты можешь дать мне Веритасерум или взять мои воспоминания… — О, эту песню я уже слышал, — он горько усмехнулся. — И повёл себя как идиот. На этот раз тебя точно допросят под зельем и проанализируют твои воспоминания, — сказал Малфой, теперь и его голос дрожал, и он отвернулся к окну. — Драко, я действительно хотела тебе сказать, клянусь тебе! Клянусь своей магией, клянусь своими родителями, — прошептала она, вдруг почувствовав его боль как свою собственную. Он лишь покачал головой. — Даже если так, Грейнджер. Почему так поздно? Почему? — прошептал он в ответ, всё ещё стоя к ней спиной. — Я бы сказал тебе в тот же день, сразу, в тот же час… — Потому что вокруг этой войны слишком много вопросов! Я хотела узнать правду… О том, как всё это началось. О том, что произошло на самом деле! — Правда не имеет значения, Грейнджер. — Нет, правда очень важна! — воскликнула она с отчаянием. — Ты ошибаешься. И у каждого своя правда. — Может быть только одна правда, — Гермиона качнулась на месте, её голос сломался. — Нет, не только одна, — тихо произнёс он. — И я выбираю правду тех, кому я предан, а не правду своих врагов. — Драко… — Знаешь, — перебил он её, повышая голос, — если бы ты убила всех французов, сожгла их живьём сегодня, всех женщин и детей, — он прервался на мгновенье, борясь с комом в горле, — я бы всё равно был рядом с тобой. Это было как пушечный выстрел. Ведь Драко никогда не говорил ей. Но сейчас, в этот самый момент, когда он навсегда хоронил Гермиону в своём сердце, он хотел, чтобы она поняла. И она поняла. Слёзы градом потекли по её щекам, и она закрыла лицо руками. — Я выбираю преданность вместо правды. Для меня правда не важна, и справедливость не важна, — тихо продолжил он. — Но для меня важна, — ответила она, всхлипывая. — Я не могу иначе. Не могу, понимаешь? — Да, Грейнджер, я понимаю, — печально ответил он. — И в этом мы с тобой очень разные… Эти слова, сказанные Малфоем так мягко и так тоскливо, будто закрывали в нём какую-то дверь навсегда. — Да, это правда, но… Но мы можем найти компромисс, мы можем всё исправить! — прошептала она отчаянно. — Я не приемлю компромиссов. — Драко, я не хотела причинить тебе боль, ты знаешь это… — Я больше ничего не знаю, Грейнджер, — с горечью пробормотал он. — Драко, я… — она запиналась, прерывисто дыша и глядя ему в спину. — То, что у нас было последнее время, очень дорого мне, — выпалила Гермиона, решившись. И в комнате на несколько секунд, показавшихся ей вечностью, повисла оглушающая тишина. — А что у нас было? — он медленно обернулся к ней, его лицо исказила гримаса жестокости. Она пыталась вдохнуть, чтобы ответить, но все слова вместе со слезами утонули в её горле под тяжестью самого холодного и равнодушного взгляда, который она когда-либо видела. — У нас не было ничего, Грейнджер, — тихо проговорил он. — Это просто смешно. В ушах звенело, и Гермиона медленно моргала, глядя в окно, где Драко стоял мгновение назад. Откуда-то издалека, словно из толщи воды, она услышала: — Поттер. Что бы он ни сделал, ты бы была на его стороне. Ты бы сделала всё, чтобы спасти его от опасности, — глухо сказал он напоследок. — Жаль, что я не он. Вот такие вот у тебя принципы. Дверь за её спиной закрылась, холодный воздух обдал её плечи, когда она услышала шелест его удаляющейся мантии. Гермиона рухнула на пол, скорчившись от боли в груди. Ответ на вопрос в ее голове, который она задала себе в большом зале — почему это было так мучительно — теперь ярко горел внутри её сердца. Но было уже слишком поздно.