Пелена | The Veil

Когда позднее послеобеденное солнце растягивало длинные тени на просторах Малфой Мэнора, бывшие члены Сопротивления — Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом и Луна Лавгуд — в сопровождении вежливых, хотя и холодно сдержанных слуг, прошли через центральную часть в западное крыло замка. Он со своим зловещим сочетанием великолепия и угрюмости предложил им комнаты, шепчущие о роскоши и давно хранимых семейных секретах. Группа молча перемещалась по коридорам. Обширные пустые пространства вокруг них отзывались тонкими скрипами и тайной жизнью дома, слишком великого для его немногих жителей, напоминая о той изоляции, которую приносит власть и предвзятость. Всем было неуютно и тревожно — все чувствовали себя чужаками в Мэноре. Для Гермионы каждый шаг внутри особняка был тяжёлым. Здесь, в этих стенах, её с Гарри держали как пленников, и здесь же её мучила Беллатриса Лестрейндж. Теперь они шли по этому замку свободно, входя в логово дракона, отложив в сторону прошлые разногласия по причинам, вызывающим тревожное кружение в её животе. Мысль о том, что они пришли сюда, чтобы объединиться с теми, против кого боролись многие годы, закручивала в ней плохое предчувствие, как нож, оставляя её разум в вихре недоверия и смятения. Она мельком увидела комнату Гарри и более просторную спальню Невилла и Луны, и, попрощавшись со всеми, отправилась к себе в сопровождении дворецкого. Малфой дал им пару часов на то, чтобы разобрать вещи и передохнуть. С первого же дня их ждала плотная программа из тренировок и совещаний в его штабе. Комната, отведённая Гермионе, оказалась удивительно тёплой и привлекательной, что резко контрастировало с пробирающими душу тёмными воспоминаниями, которые она хранила об этом месте. Стены были облицованы богатыми тёмными деревянными панелями, и большой камин был готов согреть в прохладу весенних английских вечеров. Однако больше всего её внимание привлекли книжные полки. Они были наполнены разнообразием фолиантов, от древних томов в кожаных переплетах до более современных работ, которые казались не тронутыми. Эта небольшая библиотека была не случайным набором. Это была коллекция, собранная с заботой. Она сразу же остановила свой взгляд на своих любимых темах и авторах. Драко Малфой лично выбрал комнаты для каждого из них. Гермиона стояла посреди своей, задерживая взгляд на полках и чувствуя тепло признательности в груди. Жест с книгами — этот маленький, личный подарок убежища — намекал на внимание, которое она ощутила с волнением и почему-то тревогой. Это было напоминанием о сложности Драко, о слоях света и тени, которые она видела в нем, особенно в последнее время. Эта комната казалась оливковой ветвью, или, возможно, тихой просьбой о понимании и примирении. Или это было знаком внимания? Она почему-то тут же одёрнула себя от этой мысли и поспешила отогнать её прочь. Пробегая пальцами по корешкам книг, Гермиона не могла не размышлять о загадке, которой был Драко. Она знала историю, жестокость и презрение, которые когда-то его определяли, но были и моменты уязвимости, изменений. В самые тёмные дни войны и даже после неё она видела отблески другого — кого-то, кто сомневался, кто сожалел, кто боялся за своих близких людей. Гермиона опустилась в мягкое кресло у камина, её мысли мчались сквозь лабиринты чужой души. Как может человек содержать в себе такие противоречия? Как Драко, выросший в самом холодном мраке, мог проявлять моменты подлинного света? Это было ошеломляюще, дезориентирующе… И всё же, где-то глубоко внутри, это вызывало неохотное чувство эмпатии у неё. Возможно, как и все они, он был гораздо больше продуктом обстоятельств, чем кто-либо был готов признать. Пойманный в паутину, протянутую задолго до того, как они выросли. В этой комнате, наполненной книгами, всегда служившими мостом к её душе, Гермиона вдруг почувствовала, как дрожали стены, которые она построила вокруг своего сердца. Понимание Драко Малфоя казалось самой сложной задачей, которую когда-либо предстояло выполнить её пытливому уму. Глядя в тёплый огонь камина, она заставила себя размышлять о возможности того, что каждый, даже Драко, заслуживает шанса на искупление. Могло ли быть так, что в этом новом неопределенном мире они все искали одно и то же — шанс переписать свои истории? Найти свет в тени? Но разве тот, кто ищет свет, может быть заворожён войной так, как Драко? Грейнджер усмехнулась моментально подброшенному умом сравнению: ведь они с Гарри тоже будто стремились к войне, хотя не говорили об этом вслух. Так ли уж они все отличались? Стук в дверь прервал её размышления. — Да? — Кхм. Это Малфой, — прозвучал хриплый голос. Гермиона встрепенулась и провела рукой по непослушным прядям. — Иду! Она открыла дверь и пригласила его внутрь. Медленным шагом он проследовал к окнам, поворачиваясь к ней спиной и не торопясь завести разговор. Гермиона же поспешила заполнить неловкую для неё паузу: — Эта комната чудесна. Спасибо тебе за выбор. — Не стоит благодарности. Выбором ваших спален занимался дворецкий, — холодно ответил он. Гермиона нахмурилась. Гарри говорил ей, как услышал шёпот прислуги: хозяин замка лично распорядился о выборе каждой комнаты для членов Сопротивления. — Чего ты ждёшь от будущего после всего этого? — внезапно спросил он. Присев в кресло, Гермиона сложила на колени напряжённые кулаки и подняла глаза, которые отражали мерцающие тени комнаты. Была пауза — секундный промежуток, когда её голос застрял в горле. — Я не знаю, Драко, — наконец призналась она с грустью, казавшейся слишком тяжёлой для неё. — Я не позволяю себе загадывать так далеко. Я не могу смотреть дальше сегодняшнего дня. Драко слегка нахмурился, присаживаясь напротив неё. — Ты всегда была той, у кого есть план, Грейнджер. Той, кто смотрит вперёд. Иное не в твоём стиле. В комнате зазвенел её смех — удивительно горький и лишенный тепла. — Планы? Я действительно когда-то их строила на все случаи жизни. Но теперь не могу. Я не вижу будущего за этим… хаосом, — её руки махнули в воздухе, охватывая не то комнату, не то войну, которую они с Малфоем пережили в разных оттенках. Драко наклонился вперёд, его выражение лица стало серьезным. — В этом хаосе тебе нужно собраться с силами. Я видел людей, надломившихся от прошлой войны и намного печальнее тебя. Но твоя магия… в этой войне тебе не обойтись без неё. Гермиона кивнула, опустив взгляд. — Да, я знаю. И пытаюсь понять, в чём дело. Её тон стал твёрже, более решительным, когда она погрузилась в анализ, характерный для её педантичной натуры. — Я рассмотрела несколько возможностей, — начала она, перечисляя. — Во-первых, магическое истощение. Я читала в «Книге заклинаний Миранды Гошоук», что продолжительное воздействие стресса может временно истощить магические запасы волшебника. Отдых и безопасная среда могут помочь восполнить их. — Это явно не наш вариант на ближайшее время, Грейнджер, — мрачно протянул Драко. — Знаю. Затем — эмоциональный блок. Одно из самых обширных пособий по колдомедицине предполагает, что значительная эмоциональная травма может помешать волшебнику эффективно использовать магию. Мне, возможно, нужно будет обратиться за консультацией или терапией. — Я знаю человека, который может помочь. Продолжай, — кивнул Малфой. — Физическое истощение может быть ещё одним фактором. Согласно «Помощнику целителя», физическое напряжение в теле может напрямую повлиять на магическую мощь. Для восстановления рекомендуются улучшенное питание и отдых. — Насчёт отдыха не знаю, но превосходную кухню и свежий воздух я могу обеспечить наверняка. Она остановилась, переводя дыхание, прежде чем продолжить. — Наконец, внешние воздействия. «Теория оборонительной магии» Вильберта Слинкхарда упоминает, что внешние тёмные силы или остающиеся проклятия способны подавлять магические способности человека. Может потребоваться выполнение ряда защитных заклинаний или детоксицирующих ритуалов. Пока Гермиона перечисляла каждую теорию, Драко внимательно слушал, кивая в знак понимания. Её тщательность во всех вопросах всегда вызывала его уважение, хотя и раздражала в школьные годы. Малфою было приятно видеть, что прежняя Грейнджер всё ещё жила в ней — дотошная и стойкая, с неутолимой жаждой знаний. — Но есть и другие, менее распространенные теории, которые я нашла в ходе своих исследований, — добавила Гермиона, её голос окрасился возбуждением академического поиска, несмотря на личные страдания. — Одна из них — нарушение магического согласования из «Таинственных недугов» Батильды Бэгшот. — Не понял, — нахмурился Драко. — Это же элементарно, — улыбнулась Гермиона. — Нарушение магического согласования означает, что магия волшебника может быть нарушена, если она не синхронизирована с его истинной природой или судьбой. То есть если я живу так, как мне не свойственно, моя магия тоже слабеет. — А ты так живёшь? — Пожалуй, — пробормотала она. — Следующая гипотеза — загрязнение зелий. Я читала в «Справочнике по зельеварению» Нобби Лича, что продолжительное воздействие неправильно сваренных зелий или загрязненных магических ингредиентов может привести к снижению магических способностей. — Будет трудно это исследовать, но у меня есть контакты хороших зельеваров, которые могли бы тебя опросить на предмет всего, что ты принимала, и сделать хотя бы первичную диагностику. — Спасибо… — тихо пробормотала она. — Вся эта помощь… — Ты нужна мне в войне, Грейнджер. Я сделал бы это для любого из вас, — перебил её Драко. Она тут же продолжила: — Дисбаланс эфира — ещё одна интригующая теория из «Магических потоков» Коперника Клемпа. Она предполагает, что нарушения в естественных магических полях могут непреднамеренно повлиять на способности пользователя магии. Драко впитывал информацию, обнадежив себя её способностью продолжать двигаться вперёд, даже сейчас. Какое-то время ему казалось, что депрессия, охватившая её, надломила всю её волю. Малфой был рад ошибиться. Он сидел в кресле напротив, раскинув руки по кожаной обивке, его поза была расслабленной. Каждая теория, которую излагала Грейнджер о своих угасающих магических силах, добавляла ему слой беспокойства. Но он ощущал что-то ещё. Мягкость, тепло — редкие гости в душе Малфоя. Слушая Гермиону, Драко ощутил неожиданно окутавшее его умиротворение. Её голос, ясный и резонансный, даже передавая её уязвимость, пронизывал Малфоя, словно успокаивающая мелодия. Это был голос, который он слышал в спорах, ссорах и защитных речах в школьные годы, всегда страстный, всегда яростный. Теперь он нёс в себе тяжесть усталости, но сохранял корень стойкости, которым Драко всегда тайно восхищался. Наблюдая за ней, Драко ощущал её душевную чистоту, почему-то не тронутую тёмными оттенками мира, что так глубоко запятнал его самого. Её лицо, отмеченное испытаниями, которые они все пережили, всё ещё сохраняло тёплое сияние. Волосы, когда-то кудрявые и непослушные, теперь падали мягкими волнами, изящно обрамляя её лоб и скулы. Ярко-каштановые глаза были сосредоточенными и возбуждёнными, когда она говорила. Драко не мог не замечать то, как она двигалась, как простая одежда облегала красивую женственную фигуру. Её жесты подчеркивали её внешность с очарованием, которого он раньше не замечал. Осознание того, что он начинал чувствовать к ней что-то большее — что-то сверх старого соперничества или неохотного уважения, возникшего к концу войны — смутило его, взбаламутило непроглядную тину на дне сердца, где никогда и никому не было места. Драко боялся показать эти зарождающиеся чувства, осознавая сложную сеть их прошлых стычек и нестабильность нынешнего положения. И всё же, пока он слушал Гермиону, в нём начало пробуждаться нежное желание защитить её, закрыть от ужасов этой страшной войны. Он беспокоился о её ослабевшей магии. Не только из-за тактического недостатка, который это представляло, но потому что это делало её очень уязвимой. И это желание её защитить ещё сильнее закрутилось в груди. «На войне нет места чувствам», — резко сказал он себе. Но даже само присутствие Грейнджер здесь, в его доме, сбивало его с толку, обезоруживало. Это было так странно и в то же время приятно. Она ведь сама пришла к нему. И не просто так, а оказав огромную помощь в войне. Благодарность смешивалась в его душе, с чем-то, с чем он уже начинал бороться. И всё же Малфой Мэнор был местом, нагруженным тёмными воспоминаниями для обоих, поэтому Драко хотел смягчить это для Гермионы, выбрав для неё самую светлую спальню в западном крыле, и добавив туда интересные книги. Вид её, такой живой в интеллектуальном пылу, такой красивой в своей серьёзности в его собственном доме, был для него одновременно ободряющим и глубоко смущающим. Когда Гермиона сделала паузу, оглядывая комнату, возможно, впервые с момента начала своей речи, Драко остро ощутил пространство между ними. Пространство, наполненное годами конфликтов, но также и растущим ощущением чего-то нового. Чего-то хрупкого, но неотвратимого. — Ты о чём-то задумался? — Да. Об армии. У меня ещё много дел сегодня. — Я тебя утомила, наверное. Говорю без умолку, — виновато улыбнулась она. — Нет, совсем не утомила. Мне было интересно. Но мне пора, — Малфой кивнул ей, поднимаясь с совершенно непроницаемым выражением лица. — Тренировки через час? — Да. Если совсем не будет получаться, говори. Мы адаптируем часть упражнений. — Я хочу тренироваться наравне со всеми, — упрямо произнесла Гермиона. — Хорошо. — А ты тоже будешь там? — Так я тренер, — улыбнулся Малфой. — О… — Кроме завтрашнего утра. Вместо меня будет Бернстайн. — Кошмар, — выпалила Гермиона. — Зато он очень эффективный учитель. Занятия с ним приносят гарантированный результат. — Думаю, в войне это главное… — тихо согласилась она. — А почему тебя не будет? Драко помедлил, не зная, готов ли отвечать откровенно. — Блейз. У него этой ночью первое превращение, я буду с ним до завтра. Не до тренировок. — Малфой, если нужна какая-нибудь помощь… — Спасибо. Пока не нужна, — быстро ответил он, не желая развивать тему. — В общем, располагайся, чувствуй себя как дома. Ты можешь выбрать себе эльфа на кухне, я прикреплю его к тебе. — Нет ничего такого, что я не могла бы выполнять по дому сама. Я не буду выбирать эльфа как какую-то мантию! — сверкнула глазами Гермиона. Драко усмехнулся, покачав головой, и вышел, не прощаясь.

***

Сразу после разговора с Гермионой Драко встретился с Ноттом-старшим. В его кабинете царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня, который бросал тёплый мерцающий свет на древние гобелены и полированное дерево. Малфой, выглядевший заинтересованным и слегка нетерпеливым, представил Кантанкерусу свою дилемму. — Я получил яйцо дракона, подарок от восточных ведьм, Салимы и Джамили. Честно говоря, я не знаю, как с ним быть, у меня нет никакого опыта с драконами, — признался Драко, в его голосе звучала нотка редкой для него неуверенности. Нотт-старший понимающе кивнул. — Ах, яйцо дракона, говорите? Действительно редкий и ценный подарок, мой Господин. Знаете ли вы, от какой это может быть породы? — Да, это яйцо — скрещение двух пород. Норвежского Горбатого и Венгерской Хвостороги. И это девочка. Больше мне ничего не известно, — тихо проговорил Малфой. — Что ж, мой Лорд, это уникальный дар. Обе породы известны своей выносливостью и… скажем так, агрессивным нравом. А женские особи всегда более жестоки, чем мужские. Интерес возрос, и Драко наклонился вперёд. — Продолжай. Нотт поправил очки, задумчиво нахмурившись. — Например, Норвежский Горбатый известен своей устойчивостью к холодному климату и способностью охотиться на крупную дичь, такую как олени и даже более крупные животные. Тем временем Венгерская Хвосторога, возможно, одна из самых опасных пород драконов. Чрезвычайно агрессивная, её огонь может превратить всё в пепел за секунды, и она вооружена смертоносными шипами на хвосте, за что и получила своё имя. Драко внимательно слушал, впитывая каждую деталь, но вскоре его выражение лица стало выражать нетерпение. — Как бы это ни было увлекательно, Кантанкерус, до тех пор, пока этот дракон не станет практически полезным, пройдут годы. Ему нужно вырасти, а это занимает слишком много времени. Война не ждёт. Советник с пониманием кивнул, затем сказал: — Вы правы, однако же, мой Господин, вас может заинтересовать, что существуют способы ускорить их рост. Малфой поднял брови в немом вопросе. — В магическом мире используются определённые заклинания и зелья для ускорения развития драконов, обеспечивая их более быстрое созревание. Это делается для спасения редких пород и увеличения рождаемости. — Звучит интригующе… — протянул Малфой. — А это не опасно для детёнышей драконов? — Нет, сэр, если всё выполняется в точности как должно. Такие практики требуют руки опытного драконолога. Глаза Драко сузились. — И кого мы знаем, кто достаточно искусен для такой задачи и кому можно доверить такой секрет? Нотт замялся, затем ответил неуверенно: — Первым на ум приходит Чарли Уизли, но… На упоминание Уизли Драко закатил глаза и вздохнул с раздражением. — Меня заебали Уизли ещё очень и очень давно. Достаточно того, что их родители скоро будут мельтешить у меня перед глазами в Мэноре. И я не доверяю Чарли и его братьям. Кантанкерус тяжело вздохнул. Он явно ожидал такой реакции. — Ну неужели в нашем ближайшем окружении нет больше… — начал Малфой и тут же осёкся. Они обменялись взглядами, между ними пронеслось невысказанное понимание. — Никого другого? — спросил Драко, его голос звучал разочарованно. — Боюсь, никого другого из доверенных лиц в нашей досягаемости нет, — подтвердил Нотт. Драко откинулся назад, потирая виски. — Вы знаете, я обещал вам не вовлекать его. Я никогда не нарушаю своих обещаний. Выражение Нотта смягчилось, его голос звучал искренне. — Но я освобождаю вас от вашего обещания, мой Господин. Это исключительный случай. Мы не можем игнорировать такое оружие. У нас нет роскоши не использовать столь смертоносного дракона. Драко встал и подошёл к окну, чтобы посмотреть на темнеющее поместье, его разум уже оценивал возможности и риски того, что они собирались предпринять. Нотт наблюдал за ним, осознавая величину ставок. Он был уверен в способности своего господина управлять опасными водами, в которые они собирались вступить. Отвернувшись от окна, Драко обратился к советнику, который терпеливо ожидал вердикта своего господина. Вес решения ясно читался на его нахмуренном лбу. — Ты знаешь, что я намеренно держал его и Блейза в стороне от огня. Их дружба означает, что они должны быть избавлены от опасностей службы у меня, а не втянуты в неё. Нотт-старший кивнул. — Да, мой Господин, я прекрасно осведомлён о вашей политике в этом вопросе. Но, учитывая уникальный характер этой ситуации с драконом, возможно, стоит сделать исключение. Тео не только высоко компетентен, но и предан. Он поймёт риски так же хорошо, как и важность задачи. Драко вздохнул, проведя рукой по волосам, что было редким признаком его внутреннего беспокойства. — Я знаю способности Тео. В конце концов, мы учились вместе в школе. Слизерин не выпускал дураков, — в его голосе звучала нотка старой товарищеской близости, которая определяла их юные годы. — Но именно потому, что я ценю его безопасность и нашу дружбу, я и держал его в стороне от себя с того момента, как получил власть над страной. — Мой Лорд, — начал Нотт, сделав шаг вперёд, его тон был серьёзным, — как его отец, я даю вам своё согласие и, что важнее, своё благословение вовлечь Тео. Я бы не предложил его, если бы сомневался в его готовности или если бы считал, что риск превышает необходимость. Драко встретился взглядом с Ноттом, искал в его глазах какие-либо признаки колебаний. Не найдя их, он медленно кивнул. — Хорошо. Если Тео согласен с моим предложением, мы вовлечём его. Но я хочу сначала встретиться с ним. Мне нужно лично объяснить риски и убедиться, что он действительно понимает, во что ввязывается. — Конечно, мой Лорд. Для нашей семьи честь служить вам, — гордо ответил Нотт, слегка поклонившись. — И, Нотт, — добавил Драко, его тон был твёрдым, на его плечи снова легла тяжесть лидерства, — убедись, что Тео понимает: это не обычное задание. Это критически важно и опасно. Он не просто будет обращаться с драконом; ему предстоит держать в руках самое смертоносное создание в мире и наше важнейшее оружие в войне. Нотт кивнул, его выражение лица было торжественным. Когда Нотт ушёл, Драко вернулся к окну, его взгляд терялся в сумерках сада. Ставки были высоки, и игра, в которой они хотели победить, могла изменить сами основы их мира. Глубоко вздохнув, он настраивал себя на предстоящий путь, обнадеженный верой в способности старого друга и одобрением советника.

***

Когда солнце начало свой спуск за украшенный волшебством горизонт Лондона, улицы самого престижного района магической части города засветились золотым оттенком. Брусчатка переливалась под светом парящих в небе фонарей, отбрасывая танцующие тени. Магазины с дорогими зельями и редкими магическими артефактами блестели начищенными стёклами витрин, величественные статуи в мраморном фонтане на перекрёстке почтенно склонялись перед прохожими. По этим тихим роскошным улочкам шагал Авишай Бернстайн, генерал Малфоя, чьё присутствие, казалось, прорезало спокойствие местных волшебников, как острый клинок. Его шаги были мерными и точными, каждое движение — выверенным, не выдавая ни мыслей, ни намерений. Одетый в безупречный тёмный пошитый по фигуре костюм, который ничуть не смягчал его внушительный силуэт, Авишай заимствовал грацию хищника. Его глаза, острые и ясные, механически обводили окружающее пространство, ничего не упуская, но и не выдавая ни одной эмоции. Сплошная концентрация. Волшебники, случайно встречавшие его взгляд, быстро отводили глаза, чувствуя опасность, которая словно вторая кожа облачала Авишая. Его репутация блестящего, но жестокого исполнителя Тёмного Лорда была хорошо известна, и его появление в этой богатой части города намекало на тёмные дела и опасность. Бернстайн свернул в узкий переулок. Его взгляд впился в единственный дом в тупике — элегантное здание с фасадом из светлого камня и вьющимся плющом. Он подошел к задней двери и молниеносно обнажил свою волшебную палочку, как и всегда вставленную в манжету правого рукава. Он прошептал серию длинных сложных заклинаний, чтобы скрыть свое вторжение. Замок тихо щёлкнул, поддаваясь его магии. Внутри дом был памятником изысканной роскоши, украшенный богатыми тканями и ценными артефактами. Авишай бесшумно передвигался сквозь тени. Его шаги не были слышны на пушистом ковре, когда он вошел в гостиную. Это было большое, искусно обставленное пространство с тяжелыми занавесями, задернутыми на больших окнах, и тихо потрескивающим огнём в изысканном камине. Осторожным прикосновением Авишай закрыл за собой дверь и осмотрел комнату. Его взгляд задерживался на каждой детали — семейных фотографиях на каминной полке, аккуратно сложенных бумагах на великолепном столе из красного дерева, личных вещах, придающих пространству ощущение домашнего уюта. Было ясно, что он находится в доме человека, обладающего большой властью, но ценящего тихую, семейную жизнь вдали от глаз общественности. Наконец, он выбрал один из мягких диванов, расположившись так, чтобы хорошо видеть входы в комнату. Рука Авишая ловко махнула волшебной палочкой, вызвав маленький, резкий хлопок — звук, рассчитанный на то, чтобы испугать и привлечь внимание. Это было привычное действие, часть игры в запугивание и контроль, которой он так искусно владел. Через мгновение послышались спешные шаги. Министр Кингсли Бруствер появился в дверях. Его обычное спокойствие сменилось мгновением удивления и страха, когда он увидел незваного гостя. Глаза расширились, рука инстинктивно потянулась к собственной волшебной палочке. — Что случилось, Министр? Разве вы не рады меня видеть? — голос Авишая был пугающе безэмоциональным. — Присаживайтесь, — он указал на кресло напротив, его тон не допускал возражений. Кингсли напрягся всем телом, его подготовка взяла верх, когда он оценивал ситуацию, его мысли искали объяснения и стратегии. Но Авишай не спускал глаз с его рук. Если бы он потянулся за палочкой, генерал бы мгновенно выстрелил заклинанием. Бруствер сел. Напряжение в комнате было ощутимым настолько, будто в воздух залили свинца. Сердце Кингсли колотилось о ребра, чувствуя расчетливый взгляд Авишая как физическую силу, давившую на него. Когда Бернстайн заговорил, его голос звучал до жути спокойно. — Вы действительно думали, Министр, что ваше предательство Тёмного Лорда останется безнаказанным? Он расслабленно сидел на диване, волшебная палочка лежала у него на коленях. Бернстайн намеренно задал такой пространный вопрос. Но о том, что Кингсли наживается на войне, ему было запрещено говорить. Он собирался озвучить лишь то, что они и так узнали бы от членов Сопротивления, примкнувших к ним. Ни одна мышца на его лице не выдавала его знания. Мысли Кингсли метались. Страх охватил его, но он старался сохранить самообладание. — Вы все поняли неправильно, Авишай, — запинаясь, произнёс он, его голос выдавал страх. — Я могу объяснить, ведь всё не так просто. Вы должны мне доверять… Но Авишай больше не слушал. Он поднялся с дивана, сокращая расстояние между ними одним широким шагом. Воздух сгущался по мере его приближения, его присутствие было подавляющим. Кингсли охватил ледяной ужас. Комната, казалось, сжималась вокруг него, стены шептали о надвигающейся гибели. Авишай встал перед Кингсли, возвышаясь над ним, его волшебная палочка теперь была направлена прямо на грудь Министра. — Я всё очень хорошо понял: вы пожертвовали мирным волшебником, лучшим другом Тёмного Лорда, подбросив его на растерзание французам и оборотню, — прошипел Авишай. Его палочка совершила быстрое, точное движение, описывая сложную дугу в воздухе, когда он произнес «Инкарцеро». Попытки Кингсли дотянуться до своей палочки были сорваны веревками, обвивающими его руки и прижимающими их к подлокотникам кресла. Тугие узлы впились в его плоть, делая его совершенно беспомощным. Страх в глазах Кингсли был ощутим, когда он понял, что оказался во власти генерала Бернстайна. — Авишай, пожалуйста… Выражение лица Бернстайна было непроницаемым, а глаза — лишены всякого выражения, когда он продолжил: — Похоже, вы вмешивались в дела, слишком опасные для вас, вмешивались в переговоры, организовывали похищения, — его голос был полон безразличия. — Вы совершили ошибку, Министр. С жестокой улыбкой Авишай резко опустил свою палочку вниз, и Кингсли почувствовал мучительную боль, когда его левая кисть отделилась от запястья. Комната наполнилась тошнотворным звуком разрывающейся плоти и костей. Крик Кингсли отразился от стен, его тело судорожно сжималось от шока и нестерпимой боли. Кровь брызгала из раны и быстро пропитывала богатую обивку кресла. Зрение Кингсли мутнело от боли и шока, его дыхание становилось коротким и рваным. Верёвки перетянули его раненое запястье как жгут, не давая ему потерять слишком много крови. — Вам не нужна эта рука для управления Министерством, верно? — голос Авишая был шепотом, но звучал в ушах Кингсли громко, как гонг. Бруствер мог только задыхаться: боль была невыносима. Глаза, широко раскрытые от ужаса и страха, были прикованы к Авишаю, который отошел назад, все ещё направляя на него свою палочку, с холодным и отстраненным выражением лица. Момент тянулся, наполненный тяжелым дыханием Кингсли и едва уловимым потрескиванием огня в камине. Авишай наблюдал за его мучениями с отстраненным любопытством, как за результатами интересного эксперимента. Разум Кингсли был вихрем боли и ужаса, его мысли были разрозненны и несвязны. Он знал, что бессилен, его защита была разрушена не только магией, но и психологическим воздействием присутствия генерала. — Берегите себя, Министр, — бросил напоследок бесцветный голос. В жестоком, мерцающем свете огня Кингсли Бруствер, когда-то могущественная фигура в мире волшебников, был сведен к роли жертвы, пойманной в сети собственной тёмной и безжалостной игры. Вечерний воздух, когда-то наполненный тонкими мелодиями магического Лондона, теперь нёс только эхо его отчаяния.

***

В глубинах лабиринтов, под великолепием старейшего здания Министерства Парижа, развернулась мрачная сцена. В центре комнаты, погруженной в непроницаемые тени, стоял Жан Лафонтен, глава французского Министерства Магии — человек, привыкший к коридорам мирской власти, но не к её сверхъестественным шёпотам. Его окружали Старейшины — эти существа, одетые в мантии темнее космического вакуума, излучали ауру опасности и тайны, их присутствие будто само по себе вытесняло тепло из воздуха. Комната, наполненная ароматом древнего ладана, оживала с шепчущей злобой от приближения Лафонтена к центру круга, куда он был приглашён одним из прислужников Старейшин. Даже их тени казались подвижными, как будто сама тьма затаила дыхание и наблюдала за новой жертвой. Их глаза слабо светились из-под капюшонов, как угли в давящем мраке, и неподвижно смотрели на Министра, приковывая его к месту силой своего взгляда. Молчание первой нарушила одна из Старейшин-женщин, звук её голоса был невыносимо громким и будто содержащим одновременно десять разных тональностей. Она явно владела тёмной магией. — Беда, которая ждёт всю Европу в будущем, родилась на крыльях самого смертоносного дракона, когда-либо созданного жаром земных недр. Теперь это чудовище подчинится воле Драко Малфоя, — своим холодным заявлением полным негодования она вызвала в Министре морозную дрожь. Другой Старейшина продолжил её мрачное заявление. — Малфой таит в себе силу и намерение катастрофических масштабов, способную разрушить континуум нашего существования. И вы допустили такое. Лафонтену казалось, что почти осязаемая тьма сдавливала пространство. Атмосфера насыщалась древней магией, каждый вдох Старейшин был средоточием невысказанных угроз. Жан чувствовал, как невидимые цепи сжимались вокруг него, являясь воплощением угроз магов. Третий Старейшина, чьи черты лица скрывались глубоким капюшоном мантии, сделал шаг вперед. Его глаза, яркие точки света в темноте, пронзали Министра, когда он заговорил голосом, отражающимся от стен. — Времени на раздумья нет. Малфоя нужно остановить и немедленно. И отнять яйцо. Не стоило недооценивать хаос, который он может вызвать. За его словами последовала мертвая тишина. Чувствуя полную силу их ожиданий, Министр боролся с давящим давлением магии в комнате. Его ответ был напряженным шепотом, едва слышимым на фоне гула угрожающей силы. — Я понимаю серьёзность ситуации. Министерство примет решительные меры. Из стен, казалось, просачивался тихий, зловещий смех в ответ на его попытку заверить их. Старейшины выражали своё презрение без слов. — Действуйте, Министр, — вновь приказала первая Старейшина. — Провалитесь — придется заплатить своей жизнью вместе с гибелью всех невинных. Вихрь зелёного дыма закружился перед его глазами, скрывая аппарирующих Старейшин. Лафонтен упал на колени, разразившись кашлем. Что-то попало в его глотку, и стало невозможно свободно дышать. Хрип вырвался из лёгких вместе с чем-то ещё. Министр сплюнул в ладонь и увидел три своих зуба, испачканных кровью.